Голодное сердце 17

В конце зимы по долгу своей профессии госпоже Ойгле пришлось довольно часто посещать королевский замок и даже оставаться там по нескольку дней, принимая участие в отдельных событиях жизни его хозяев. Благодаря этому она довольно быстро вновь вошла в подробности всех конфликтов, которые продолжали тлеть под масками взаимной вежливости между королевой, её сыном и невесткой, а также придворными, каждый из которых принадлежал к партии сюзерена, которому служил. Предполагалось, что госпожа Ойгла состоит на службе сразу у всей венценосной семьи,  но общественное мнение прочно уверенно называло её человеком принца Шейкоба и его жены.
Все конфликты в замке вырастали из разных малозначительных фактов, но приносили реальные страдания многим людям. Событие, которое разделило жизнь госпожи Ойглы на две части, началось незаметно, с того, что окружающие стали отмечать странное поведение любимицы королевы – фрейлины Анны -Алессандры, довольно развязной и острой на язык молодой девушки, с которой не стоило ссориться из-за находящейся за её спиной  покровительницы. Сначала она обратила внимание придворных, скучавших среди зимнего безделья, тем, что после нелепой гибели королевского певца – итальянца Джованни Инганно ходила сама не своя, едва причёсанная и с опухшим лицом. Внезапно утешившись, она вдруг переключилась на одного из сотников принца Шейкоба – Марино Фальеро. Марино тоже был итальянцем, но он принадлежал к враждебной партии, а, кроме того, вскоре должен был жениться на дочери столичного городского головы.  Между тем, королева не делала ей никаких замечаний, хотя поведение девушки было открыто навязчивым. Анна-Алессандра постоянно попадалась Фальеро, куда бы он ни пошел, то и дело оказывалась рядом с ним за обеденным столом и интересовалась мнением сотника по каждому вопросу. Марино безуспешно пытался её избегать. Сначала обоюдные старания одной стороны добиться встреч и стремление другой уклониться от них, вызывали у окружающих недоумение, затем начались шутки и насмешки. Кроме неприятностей в замке,  Фальеро стал испытывать трудности и за его пределами. Стало известно, что в доме его невесты узнали о происходящем и помолвка, ещё не будучи расторгнутой, начала давать трещины.
Хотя никто ничего подобного не слышал ни из уст королевы, ни из уст самой родоначальницы конфликта – Анны-Алессандры, в атмосфере замка разлилась неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что Моуль желает брака между своей любимицей и сотником своего сына. Одни полагали вопрос решённым, другие считали его полным бредом, третьи недоумевали, откуда мог пойти такой слух.
Дальше дело приняло таинственный оборот. Марино внезапно заболел. Несколько посетивших его на дому товарищей нашли, что состояние Фальеро внушает опасения. Его невеста, дочь городского головы, отправилась в часовню святых Космы и Дамиана, чтобы поставить свечу за здравие своего жениха и сделать пожертвование в виде серебряной утвари. Молитва оказала своё действие. Марино выздоровел и, как только смог появиться в королевском замке, сразу был вызван к королеве Моуль. При  их встрече присутствовал принц Шейкоб. После разговора сотник вышел с каменным лицом. Окружающие почувствовали неладное, поэтому никто не посмел подойти к нему и узнать подробности.
На следующий день было объявлено, что Марино отправляется в Ловенну, чтобы усилить личным присутствием влияние коменданта цитадели, оставленного принцем. Вместе с ним столицу покинула и дочь городского головы.
Всем сразу стало ясно, что сотник сослан за оскорбление королевы, которое он нанёс, женившись без её окончательного официального разрешения как своего верховного сюзерена. Однако о намерении Фальеро вступить в брак было известно давно. Заключить помолвку он мог лишь с предварительного согласия Моуль. Почему же его действия, одобренные вначале, вызвали такие последствия сейчас? Придворные тихо поговаривали, что идут негласные розыски тех, кто мог присутствовать на тайном венчании, назвавшись в тот день больным и не явившись под разными предлогами на службу.
В самый разгар выявления сообщников, которые помогли Фальеро обойти высочайшую волю, чтобы рассеять царившее в замке настроение тягостного ожидания, королева назначила небольшое празднество. На нём должны были присутствовать принц Шейкоб, его жена и все их придворные. Была туда приглашена и госпожа Ойгла. Она пришла со спицами, чтобы не выглядеть скучающей, так как ей предстояло просидеть весь вечер у стены.
Сначала приглашённые вели себя скованно, боясь вызвать гнев неуместной весёлостью. Все разговаривали тихими голосами, со скорбными минами. Празднество более всего напоминало приготовление к поминкам.
Первые танцы, как и полагается, были медленными, когда кавалеры и дамы ходят шагом под музыку, составляя разные фигуры и не прикасаясь друг к другу. Всех удивил сотник Ирлинг Ирлингфорсон Хомфолк, который взял и пригласил на танец Ойглу Магненцию фийю, а она не отказалась.
-Однако, старая привязанность не ржавеет, - сказал благородный Даниил де Лил, бывший в последнем походе с принцем, командиру шестой сотни Йоринду Муру. – Он ещё в цитадели Ловенны начал посещать эту даму.
-Такова участь тех, кто долго избегает женского пола: они попадают в когти старых дев и старых вдов, - ответил Мур.
Йоринд после оправдания Рихимера де Вера Божьим судом недолюбливал Ирлинга Хомфолка, ведь сам он выступал в этом деле свидетелем проигравшей стороны.   
-Господин Хомфолк – шутник! – заявила одна из воспитанниц королевы – госпожа Эльянора. – Он пригласил эту старуху, чтобы немного развеселить нас! Ведь все только и думают, как бы не навлечь на себя подозрения в пособничестве Марино Фальеро.
-Господин Хомфолк – благородный человек, - строго сказала другая воспитанница, госпожа Изола, и слова её прозвучали внушительно с высоты её роста, увеличенного причёской и головным убором. – Он не может видеть страданий благородной дамы, хотя бы даже такой, как Ойгла Магненция фийя.
-Он ещё и хороший христианин, если оказывает знаки внимания  этой Марии Магдалине, словно она достойна этого, - язвительно заметила подруга вышеназванных девиц госпожа Марция. Этой воспитаннице не нужно было прилагать усилия к тому, чтобы увидеть интересующие её объекты, ибо  несколько косое устройство глаз госпожи Марции позволяло ей глядеть  вбок, не поворачивая головы.
-Нераскаявшейся Магдалины, - уточнила госпожа Эльянора.
И только одна девушка семнадцати лет, которая даже не подозревала, что в эту минуту, как только она поднимет глаза, судьба её навсегда сплетётся с судьбами госпожи Ойглы и господина Хомфолка, промолчала. Это была дочь покойного владетеля Релевера, который до самой своей гибели в прошлом году возглавлял все военные силы королевы и успешно помогал ей отбиваться от герцога Ленарвана. Звали её госпожа Эмилия Флавия фийя. Девушка была сильно похожа на своего отца, но все те черты, которые придавали величие и значительность его облику, в ней абсолютно выродились. Если бы овцу превратили в человека, то она выглядела бы в точности как Эмилия Флавия. Черты её лица в соединении с печальным выражением и мягкие кудряшки бесцветных волос настолько напоминали это животное, что глядевшему на неё делалось неудобно и смешно одновременно. Не начни её подруги перемывать кости сотнику Хомфолку, она, быть может, не обратила бы на него никакого внимания. Зная о своём безобразии, в глубине души  Эмилия Флавия мечтала о возвышенной и чистой любви. До сих пор эти мечты имели отвлечённый характер.  Теперь же, когда она увидела, как Ирлинг Ирлингфорсон, не последний из рыцарей принца, пригласил на танец некрасивую и, по её меркам, немолодую и незамужнюю даму двадцати семи лет от роду, которая, к тому же, сама содержит себя отнюдь не подходящим для женщины благородного рода ремеслом, грёзы девушки приобрели конкретный материальный облик.  Она пережила настоящее моральное потрясение. Девушка увидела, что сотник Хомфолк вовсе не собирался смеяться над госпожой Ойглой, а, напротив, был с ней крайне почтителен. Стало быть, он нашёл в этой даме нечто хорошее, не связанное с внешностью. Значит, есть на земле такие люди, которым важна не одна только физическая красота!
Странная выходка привлекла к сотнику внимание и ещё одного человека – Анны-Алессандры, которая весь вечер не сводила с него глаз, хотя когда начались быстрые танцы, он сел на лавку у стены и больше не принимал в них участия.
 К полуночи королева удалилась, почувствовав себя усталой, но довольной тем, что достаточно насолила невестке своим присутствием. К этому времени от дыхания множества людей в помещении стало душно. Духоту усиливал чад горящих свечей. Всё больше гостей стали в изнеможении усаживаться на лавки, обмахиваться, кто чем мог, охлаждаться разносимым вином и жаловаться на топот тех, кто ещё не устал плясать. Принцесса Шэерлот, увидев, что веселье расстраивается, предложила переменить род развлечений и сочинять по цепочке стихи, да не просто так, а чтобы каждый присутствующий в зале кавалер сочинил четверостишие какой-нибудь присутствующей даме, а дама – какому-нибудь кавалеру. Все же остальные должны были догадаться, кому посвящены стихи. Присутствующие как никогда остро почувствовали, насколько им не хватает захлебнувшегося в луже итальянского певца: уж он-то был мастер на такие вещи! Местный же цвет дворянства любовью к искусствам отнюдь не блистал, и не один из гостей празднества пожалел, что он так и не удосужился до сих пор открыть лежащие дома модные итальянские книжки, выписанные за большие деньги из-за границы. Впрочем, признаться в своём невежестве не пожелал никто.
Начал сам принц Шейкоб. Смотря куда-то в пол и улыбаясь ироничной улыбкой над своими виршами, он прочёл:
Ты красивая такая,
Что цветы с тобою рядом
Низко голову склоняют,
Потому что и в сравненье
Им с тобою не пойти.
Слушатели одобрительно загудели и выразительно посмотрели в сторону супруги принца.
-Я, конечно, не великий поэт, - начал принц, нервно моргая и потирая переносицу, - но надеюсь…
-Это было прекрасно, не к чему вам оправдываться, - прервала его принцесса. – Продолжайте, господин Фарфалон.
Могучий темноволосый рыцарь с фигурой, приближающейся к квадрату, поднялся со скамьи, от чего она жалобно скрипнула и выпрямилась, подбросив остальных сидящих на ней, и трубным голосом прочёл:
Я хотел съесть свежий персик,
Но не съел – остановился.
Персик нежный и румяный,
Как щека моей любимой.
Все оценили начитанность господина Фарфалона: про персики все знали только из романов. Госпожа Марция после чтения стихотворения закрыла лицо руками и захихикала, чтобы показать, как ей стыдно. На самом деле она боялась, что остальные не догадаются о том, кто является прототипом девы с нежными, как персик, щеками.
Остальные гости сразу почувствовали вкус к игре и ждали новых разоблачений.
Следующее стихотворение прочла госпожа Изола:
Ты в бою – Святой Георгий,
Ты красив, как ангел мира.
Твоя слава гремит всюду  -
В Кларедоне и Гальмире.
Все почувствовали себя неловко: стихотворение явно не удалось. Как мог один человек сразу быть воином Георгием и ангелом мира? К тому же, указывалось, что слава неизвестного рыцаря «гремит всюду», а потом выяснялось, что всюду – это Кларедон в соседней провинции и Гальмира, которую видно в хорошую погоду с городской стены столицы. Никто не понял, кто же был этот  странный человек, а потому все пришли к выводу, что госпожа Изола выдумала свой тайный предмет страсти и преисполнились к ней снисходительной иронии. Между тем предмет этот сидел тут же: это был племянник ловеннского коменданта Лейшел Алисандер. Лично ему всё понравилось.
-Очень необычно, - сказала принцесса, чтобы поддержать госпожу Изолу.- Продолжайте, господин Шентон.
- Глаза твои зелёные, как пруд,
И озорные, как две бойких белки,
Они нырнуть меня в их глубь зовут,
Но преграждают путь
Ресниц красивых стрелки.
С Хэри Шентоном всё было ясно: он говорил о своей жене. Часть присутствующих нашла, что командир первой сотни слишком приукрасил свою жену, госпожу Беатрикс, а другая – что иметь дело с женатыми рыцарями очень скучно.
Следующей была Эмилия Флавия. Она произнесла дрожащим голосом, глядя в пол:
-Быть с тобой рядом, как с солнцем,
А мне – теплее вдвойне,
И ничего, что лицо твоё
Обращено не ко мне.
Гости вновь оживились: тут явно слышалось тайное признание. Кого могла выбрать эта овечка?
-Продолжайте, господин Хомфолк, -  сказала принцесса.
Ирлинг сощурил глаза и, отбивая такт костяшками пальцев, произнёс:
-Ты душой превыше многих,
Счастья большего достойна,
Почему же, не пойму я,
Жизнь твоя – одно страданье?
Общество всколыхнулось: не ответ ли это Эмилии Флавии? Впрочем, сама Эмилия указывала на неразделённое чувство, стало быть, за словами Ирлинга ещё одна дама? И что это она так расстрадалась? Неужели она замужняя и должна таить своё чувство?
-Вот тебе и святоша Ирлинг! – пихнул в бок Йоринда Мура Даниил де Лил, очень повеселевший от вина.
В самом разгаре игры одна из придворных девушек подошла к принцессе и что-то шепнула ей на ухо. Принцесса поднялась и ушла. Решено было подождать её возвращения. Время шло, но принцесса не возвращалась. Гости начали ощущать, что уже поздно и стали зевать. Принц отправился выяснить, в чём дело, и тоже не вернулся. Через некоторое время присутствующим было велено расходиться.
В холодном тёмном коридоре сотник Хомфолк почувствовал, как кто-то коснулся его рукава. Он обернулся и увидел Анну-Алессандру.
-А что, господин Хомфолк, правда ли существует на свете та дама, о которой вы говорили? – спросила она.
-Всё-то вам любопытно узнать, - ушёл от ответа сотник.
-А что вы скажете о моей душе? – спросила Анна-Алессандра. – Находите ли вы меня красивой?
-Я бы не стал отрицать это, - вежливо ответил Ирлинг Ирлингфорсон. – Прощайте, госпожа.
На улице в лицо сотнику пахнули холод и морозная свежесть. Небо было усеяно яркими звёздами. Его ждал Хэриворд Шентон с женой.
-Это твоё дело, Ирлинг, - сказал Хэриворд, - ноя бы на твоём месте не стал бы заводить шашни с Анной –Алессандрой. Не прошло ещё и месяца, как сослали Марино.
-А что я такого сделал? – удивился Хомфолк.
-Она может по всякому истолковать твои любезности.
-Нагрубить ей было бы ещё хуже.
-Верно, и всё-таки держись от неё подальше.
Должно быть, добрый совет Хэриворда не пошёл его другу впрок, потому что через некоторое время поползли слухи, что между Ирлингом Ирлингфорсоном  и Анной-Алессандрой что-то есть. Во всяком случае, так выходило по её словам. Под строжайшим секретом девица поведала своим подругам, что сотник  без свидетелей просто не даёт ей проходу, и она, бедняжка, не знает, как себя с ним вести, тем более, что на людях он ведёт себя холодно и пренебрежительно, словно бесчувственный столб. Под столь же строгим секретом подруги доверили тайну другим своим подругам, и вскоре она гуляла по всему замку. Раскрыть глаза Ирлингу решил господин Фарфалон, не особенно близко знавший сотника, но хорошо к нему относившийся. Он был наслышан обо всём от своей возлюбленной, госпожи Марции.
-Ирлинг Ирлингфорсон, - сказал он как-то, остановив сотника, - Анна-Алессандра болтает, что вы не даёте ей проходу.
-Пусть болтает, если ей от этого легче, - отмахнулся Ирлинг. – Мне эти разговоры порядком надоели.
-Так это неправда?
-Разве это не очевидно?
-Так, значит, это ложь? – уточнил господин Фарфалон.
-Что вы хотите услышать? – вспыхнул как сухой хворост Ирлинг. – Если вы мне не доверяете мне,  так отправляйтесь к этой болтунье и попросите рассказать вам подробности наших свиданий!
-Ирлинг, мне хотелось бы поговорить с вами серьёзно.
-Что вы все от меня хотите? Оставьте меня в покое! – взорвался сотник. – Мне надоело оправдываться перед каждым! Хочется вам верить ей, а не мне – верьте! Мне до этого нет дела!
Господин Фарфалон ушёл сокрушённый.
-Ирлинг совершенно потерял разум, - заявил он госпоже Марции в тот же вечер. – Он обезумел и не хочет слушать никаких советов. И кто бы мог подумать, что его сведет с ума подобная роза не первой свежести?  Сегодня в разговоре со мной он так разгорячился, что я понял: отговаривать его от поддержания отношений с этой девицей бесполезно.
Следующий шаг в деле спасения Хомфлока от сетей Анны –Алессандры сделал Хэриворд Шентон. Он начал разговор с другом дома, один на один.
-Ирлинг, все люди ошибаются, но та ошибка, что ты делаешь сейчас, может оказаться непоправимой, - начал Хэри издалека. – Послушай меня, твои отношения с…
-Хэри, - прервал его Ирлинг с плохо скрываемой яростью, - если ты мне друг, то ты сейчас замолчишь и никогда больше не заведёшь речи об этом деле.
Хэри замолчал, но не отступился, а обсудил дело с женой. Госпожа Беатрикс, в свою очередь, посвятила в подробности свою подругу, госпожу Ойглу, для которой она добилась права бывать приглашённой на свою половину.
-Ирлинг не знает, что творит, - заявила госпожа Беатрикс, угощая дочь лекаря печеньем и свежими сведениями из области вопроса, так волнующего общественное мнение королевского двора. – Ещё немного, и его заставят жениться на Анне-Алессандре, этой распущенной девке! Он будет раскаиваться, да поздно! Никто не понимает, чем она его взяла! Мы все просто в отчаянии!
Госпожа Ойгла, знавшая тайну Ирлинга, была поставлена в тупик его поведением. Зачем ему было так рисковать? Подвигли ли его на это шуточки окружающих по поводу того, что он излишне равнодушен к женскому полу, или  его действиями руководит ещё какая-то скрытая цель? Поскольку разоблачение сотника могло серьёзно ударить и по ней, госпожа Ойгла чувствовала настоятельную потребность поговорить с ним. Как на зло, когда она приходила навестить больного Рихимера де Вера, Ирлинга Ирлингфорсона никогда не было дома.