Скальпель. Часть 1

         Несколько грачей отделяются от стаи и садятся на золочёный крест высокой четырёхъярусной колокольни, другие птицы вбирают место ниже – в основании креста и растяжках. На куполах и карнизах других храмах монастыря тает снег.
        Закомары и своды самого большого храма расписаны ликами святых: здесь образ Божьей матери, Николая Чудотворца, Сергия Радонежского. Архитектурный ансамбль русского средневековья поражает своей красотой и великолепием.
       Великанами кажутся гранитные кресты, стоящие у надгробий.
       На площадке колокольни появляется звонарь. Верёвок, соединяющие языки колоколов, нет. Человек в чёрной одежде делает несколько взмахов обеими руками, раздаётся гулкий, раскатистый звук колокола-великана, эхо от которого долго висит в воздухе. Второй удар, словно пущенный вдогонку первому, соединяет, накладывает новый звук на старый и соединяет их воедино. Третий..Замирает время, пространство, какая-то невидимая сила из глубины веков заставляет оценить мощь и бессмертие построенной обители. Вокруг нет ни одной живой души.

       Этот сон Виктор Семёнов, хирург из Барнаула, видел сотни раз в своей жизни, начиная с раннего детства. Он не знал, что это, где, что может означать этот один и тот же сон. Виктор никогда никому не рассказывал об этом. Причём виды монастыря менялись, одну и ту же картину он видел в разных ракурсах, словно профессиональный фотограф, готовящий работу для выставки по русскому зодчеству эпохи средневековья. Нет, доктор не боялся этих сновидений, за три десятка лет жизни он привык к этому, сжился. Даже наоборот, когда в его сознании появлялись мощные высокие стены монастыря, он переносился в другое измерение, он по-другому думал, видел реальность совершенно с другой стороны, его сознание всё воспринимало по-новому, словно собиралось внести свои коррективы в его понимание окружающего мира. Всякий раз, засыпая, Виктор подсознательно хотел очутиться в этой безлюдной и безмолвной божьей обители, найти там ответы на интересующие его вопросы. Здесь, казалось, разговаривали стены, словно рассказывая невидимому посетителю о давно прошедших днях, словно какая-то невидимая сила возвышала его, ставила на самое высокое место, с которого обозревался весь монастырь, с которого в полной мере можно было насладиться его величием и красотой.

       Печь-буржуйка, посредством которой отапливалось небольшое помещение автостанции, не спасала от острого, колющего мороза, который надолго пришёл на Алтай, оккупировал его великие горы, степи и равнины.
       Поезд из Барнаула прибыл вовремя, и теперь Виктор благодарил бога за то,  что успел на этот единственный утренний рейс в далёкое родительское село, в котором не был уже два года. Подняв воротник дублёнки, и спрятав руки в карманы, хирург посмотрел на своих будущих попутчиков. Два деда-казаха, не обращая ни на кого внимания,  очень громко  и убедительно что-то  доказывали друг другу, а на скамейке напротив, сидели две монахини в чёрных платках, повязанных поверх шапок и длинных, такого же цвета юбках. Даже секундного взгляда было достаточно, чтобы разглядеть в этих людях соратников по вере и убеждениям. Какое-то напряжение читалось на их лицах – то ли действительно маниакальная вера в бога или житейские проблемы. Почему эти люди, достаточно молодые, пришли к богу, почему они поменяли мирские радости на служение господу? Виктор искоса посмотрел на монахинь, делая вид,  что смотрит на давно остановившиеся старые часы, висящие на  обшарпанной стене за их стеной. Хирург наполовину понимал казахский и даже что-то мог сказать мужчинам, но, зная обычая этого народа, он решил не встревать в разговор старших. Хотя ботинки городского врача были на меху, но без движения, даже сквозь тёплые полушерстяные носки мороз начал прихватывать пальцы ног. Когда стрелка его наручных часов перевалила за шесть утра, снаружи донёсся звук приближающегося «ПАЗика».
       «Ты смотри-ка, вовремя», - подумал доктор, встал и вышел  на улицу, в утреннюю темноту, к остановке.
Водитель зашёл к кассиру автовокзала, а пятеро пассажиров в это время молниеносно загрузили свои замёрзшие тела в довольно тёплый салон старого автобуса. Женщины уселись напротив Виктора. Тусклые лампы тускло освещали салон, скрашивая скорбные, довольно серьёзные выражения их лиц. Хирург мысленно представил женщин без всей этой религиозной атрибутики, в хороших шубах, сапогах. Девушка следила за собой – это было видно по её искусно выщипанным бровям, полумесяцами висящими над красивыми, тёмного цвета глазами и румяным, слегка подпудренным щёкам. Она что-то сказала своей старшей попутчице, и та кивнула ей головой в ответ.
       «Какой красивый ангельский голос у неё, наверное, поёт в церковном хоре» - подумал доктор.
Виктору только недавно исполнилось тридцать. Если бы он встретил этих божьих людей лет десять назад, он непременно вступил с ними в полемику о смысле жизни, о миссии человека в этом мире. Сейчас, имея небольшой опыт в отношениях с людьми, он знал, что каждый человек волен идти своей  дорогой, своей избранной стезёй, имеет полное право выбрать то, что считает нужным и наиболее полезным для себя.
       Раздумья хирурга прервал хруст снега под ногами водителя. Молодой мужчина занял своё место, двигатель завёлся, рычаг скоростей недовольно прорычал, и железное корыто, исполняя свои служебные обязанности, лениво тронулось с места. Свет в салоне погас, а  фары дальнего света осветили слегка заснеженный асфальт. Мотор ещё пару раз чихнул, набрал обороты и понёс автобус в глубину утренних сумерек навстречу новому дню.
       Виктор согрелся и вскоре крепкий сон одолел его. Ему приснилась мать. Стадо коров вечером возвращается с пастбища в деревню, а он, пятилетний мальчик, сидит верхом на корове с большими белыми пятнами, а мать, увидев сынишку, качает головой и машет ему руками. Тем летом мама умерла от рака. Тогда же маленький деревенский паренёк узнал, что эту болезнь человечество ещё не научилось исцелять. У гроба матери Витя поклялся себе, что станет врачом, когда вырастет и будет лечить онкологических больных. Отец не спорил с сыном, он просто кивнул своей седой головой в знак согласия. Что же он мог предложить сыну в маленькой казахской деревне?
       Напористый и целеустремлённый юноша поступил в мединститут и закончил его по специальности врач-онколог.

       Виктор проснулся от резкой остановки. Рассвело. Могучие, величественные горы с белыми шапками снега гордо возвышались по обе стороны слегка припорошенного снегом и уходящего зигзагами вдаль шоссе. Серые свинцовые облака грозно нависли над всей горной цепью, грозящие вот-вот обрушить на путников густую снежную лавину.
       -  Закипел, - недовольно буркнул про себя водитель, - сходите кому куда надо, а я пока разберусь с мотором.
От прежнего тепла не осталось и следа. Сейчас, когда двигатель заглох, окружающая природа погрузилась в полный, наполненный лютым морозом, вакуум. Мёртвая тишина завораживала, манила в свои невидимые объятия, горы приглашали, зазывали в своё безмолвное царство.  Дверь открылась, и люди, один за другим, покинули салон автобуса. Виктор спустился вниз и по скрипучему снегу прошёл сотню метров. Примерно такое же расстояние отделяло его от подножья первой пологой скалы, несколькими большими ступенями убегающей в небо. Кристально чистый воздух пьянил, наполнял все клетки организма, расплывался по жилам. Доктор оглянулся назад – аксакалы и монахини уже топтались возле автобуса.

       Никого, кроме них, на дороге не было. Страна отмечала новогодние праздники, а сегодня было только их начало – второе января. Вдоволь надышавшись, окончательно проснувшись и быстро преодолев обратный путь, Виктор нарушил странную тишину, которая вдруг воцарилась между людьми, плотной стеной, топчущихся у двери автобуса.
       - Тебя, как зовут? – спросил Виктор водителя.
       - Закан.
       - Что, Закан, что-то серьёзное? Давай, я помогу.
       - Радиатор потёк..
       - И что теперь делать?
       - Воды там почти уже нет, надо сливать всю оставшуюся, чтобы мотор не разорвало.
Закан открыл краник, вода дымящейся струёй хлынула на дорогу, тоненьким ручейком разливаясь по асфальту и мгновенно превращаясь в лёд.
       - Сколько километров мы отъехали от станции? – спросил Закана один из аксакалов.
       - Около ста.
       - Значит, до нашего райцентра осталось сто пятьдесят.
       - И что теперь делать? – предвидя недоброе, поинтересовался доктор.
       - Будем ждать попутный транспорт.
       - Попутный? В какую сторону?
       - В любую, - коротко отрезал Закан.
Лица женщин начали синеть от холода. Они зашли в автобус и сели на свои места.
       - А если не будет никого? – продолжал Виктор.
Никто ничего не ответил. Все прекрасно понимали и осознавали происходящее. Мороз, между тем, начал сковывать ноги и тело. Люди, думая, что в автобусе теплее, зашли внутрь него. Закан знал, что делать в таких случаях, - он вытащил на дорогу запасное колесо и поставил рядом канистру с бензином.
       «Молодец, не запаниковал. Наверное, не раз попадал в такие переделки».
Старшая женщина достала маленький томик Библии и принялась тихо вслух читать молитвы. При каждом «аминь» монахини крестились.
       К обеду тучи рассеялись, и мороз только усилился. Когда салон автобуса превратился в ледяной склеп, а люди превратились в мумии, аксакал что-то сказал Закану по-казахски, тот сразу же вышел на улицу, облил колесо бензином и поджёг его. Густой чёрный дым повалил в чистое горное небо. Люди, подобно пингвинам, подошли к огню. Они протягивали к желанному теплу свои закоченелые руки. По мере того, как резина разгоралась, люди, чтобы не обжечься, отступали назад, но лица их уже не были такими каменными и страшными.
       Тепло, очаг, кров. Эти необходимые для жизни человека вещи на протяжении многих тысяч лет сопровождали его, люди воевали за это, они убивали друг друга, чтобы выжить. Сейчас, в ледяном безмолвном плену тепло огня сплотило шестерых путников, дало им время подумать, найти выход из сложившейся ситуации. Каждый из них знал, что когда полностью сгорит первое колесо и когда холод начнёт ломать кости, в ход пойдёт другое, а потом третье…А что будет потом? Каждый знал, что их ждёт, и никто не хотел оказаться жертвой такой жуткой трагедии, жертвой такого стечения обстоятельств.
       Женщины достали пищу из своих котомок. Аксакалы, увидев это, присоединились к ним, а Закан поставил на огонь чайник с водой.
       Виктор обычно, когда ездил к отцу, брал с собой три литра спирта. Там, в глухой казахской деревушке, этот товар являлся самой лучшей разменной монетой. За водку старику привозили дрова, мясо, выполняли мелкий ремонт в доме.
       - Чтобы хорошо согреться и не заболеть, надо выпить водки, - сказал доктор.
Конечно, все были согласны с ним, кроме монахинь. Виктор выпил свою порцию водки. Скоро горячее тепло разлилось по жилам, глубоко проникло в кровь хирурга, уже и горы казались не такими страшными и могучими.
        Вскоре люди жались к останкам догорающего колеса. Поднялся небольшой ветер, пошёл мелкий снег и  мороз, казалось, немного отступил. Закан, пока горело колесо, с надеждой всматривался в обе стороны шоссе, а потом, нехотя, демонтировал с автобуса все четыре колеса и поставил их стопкой, друг на друга,  рядом с догорающим. Казахи, выпив ещё немного, зашли в автобус немного вздремнуть. Виктор знал, что на морозе этого делать нельзя, поэтому, когда Закан зажёг второе колесо, разбудил всех и отправил греться к огню.
       Виктор удивлялся стойкости и спокойствию монахинь, которые молча переносили выпавшие на их долю физические муки.
      - Как вас зовут? – спросил Виктор женщин.
       - Меня Анастасия, - сказала  женщина.
       - Александра, - красивым и спокойным голосом назвала себя девушка.
Такая уверенность в её голосе сильно удивила доктора.
       «Из какого теста вылеплены эти люди? Они ведут себя так, словно ничего не случилось, словно никому не угрожает ледяная смерть».
Виктор заглянул в глаза молодой монахини, а она, словно прочитав его мысли, чётким и уверенным голосом сказала:
       - На всё божья воля.
       - Александра, а зачем вы в такой лютый мороз согласились на такую поездку? – спросил доктор, надеясь больше узнать о гордой и смелой девушке.
       - Там наши сёстры. Они ждут нас. И ещё, люди обещали пожертвовать на реставрацию монастыря.

       Короткий зимний день близился к закату. Темнело. Языки пламени, охватившие резину, ярко осветили лица людей. Виктору показалось, что лицо Саши выражает радость и победу.
       К семи вечера усталость дала о себе знать, и доктор сказал:
       - Закан, мы поспим немного, а ты через час разбуди меня, будем спать по очереди, чтобы никто не замёрз.
Утром, когда рассвело, люди, совсем обессилев, передвигались с трудом. Закан поджёг последнее колесо. Казалось, после страшной бессонной ночи мороз ещё более усилился, стал жёстче и беспощаднее, выламывая суставы на конечностях и парализуя волю человека. Путники прыгали на месте, стараясь согреться, заходили в бесколёсый автобус, надеясь хоть чуть-чуть согреться внутри него.
       Тепло последнего колеса вновь собрало людей вокруг него.
       - Сегодня 3 – е января. Разве не поедет другой автобус по такому же рейсу?
       - Нет, Виктор, не пойдёт, я должен был вчера же возвратиться и сегодня опять выезжать. Мой напарник заболел, а подменить некому.
       - Хотел выезжать? На неисправном автобусе?
      - В нашем парке вся техника такая, а новую не дают.
       - Хватит ли нам сил пройти сто километров в обратном направлении?
       - Вряд ли, женщины и два старика..
Александра, услышав эту фразу, сразу высказала своё мнение по этому поводу:
       - Идите, вас никто не держит.
      - А, вы как? – удивился водитель.
       - Мы, как-нибудь, с божьей помощью.
Последние два слова девушка произнесла особенно значимо, как будто знала наперёд о своей дальнейшей судьбе, как будто не сильные мужчины были здесь хозяевами положения, она, красивая, хрупкая и набожная девушка.
       Кружка разведённого спирта опять пошла по кругу. Скоро колесо сгорело. Было два часа дня. Ноги совсем не держали людей.
       - Закан, - сказал доктор, - пойду немного вздремну, разбуди меня через полчаса.
Спирт успокоил нервы, притупил сознание, согрел окоченевшее тело, Виктор погрузился в свой короткий, тревожный сон.
       Он оказался хорошим, нужным для людей врачом. Многие жизни он спас, но многие не успел..
       Скальпель. Вот он, твёрдо и уверенно делает надрез. Наркоз, кровь, боль. Сделать больно ради жизни. Ко всему этому Виктор привык. Пациенты, видя врачей в белых халатах, облицованные белой плиткой стены операционной, яркие лампы над головой, теряли сознание, боялись наркоза, неизвестности, а для него операционная была не просто рабочим местом, здесь человек надеялся на него, верил в своё исцеление.
       Женщина у Виктора была. Это анастезиолог Милочка, хорошенькая брюнетка такого же возраста, как и он. Они встречались, чтобы просто переспать. Было ли у него к Милочке какое-то чувство? Наверное, было..Десять лет простых, ни к чему не обязывающих встреч. Она ждала предложения, а он ничего не предлагал.
       - Витя, когда ты сделаешь меня дедом? – интересовался отец, - у тебя же есть женщина, женись.
       - Она не женщина, папа, она – сотрудник, а это – служебный роман.
Отец вздыхал и прекращал разговор. Витя даже не мог представить Милу, качающую ребёнка на руках, он спокойно мог представить её с сигаретой во рту сидящей перед телевизором или заказывающей еду в ресторане у официанта. Но стирающей пелёнки…никогда!. Не была она создана матерью.
       Вот и три дня назад они отметили Новый год, а первого января, после новогодней ночи Виктор сел в поезд и уехал. Мила даже не проводила его на вокзал, она только сухо попрощалась с ним у двери и попросила позвонить по возвращении.
       Приснился отец. Он сказал:
       - Вить, у тебя срочная операция 6 –го числа, возвращайся домой. Я как-нибудь сам справлюсь. Я подожду, а рак не будет ждать..

       Снег тает на крышах, вода по водосточным трубам тоненькими струйками стекает на отмостку храма-великана. Звон колоколов извещает невидимую паству о службе. Виктор тщетно пытается найти хоть одну живую душу на территории монастыря. Он вглядывается во все углы, стены, но прихожан не видит. Виктор крестится и заходит в храм. На аналоях и у ликов святых горят свечи. Доносится едва уловимый шопот молитв. Кто-то вкладывает в его руку догорающую свечу, он крепко сжимает её, чтобы не уронить. Горячий воск жжёт кожу руки.

       Толчок в плечо разбудил его. Это был Закан.
       - Витя, вставай, замёрзнешь, четыре часа, начинает темнеть. Посмотри, что с монашками.
Действительно, женщины, накрывшись с головой какой-то тряпкой и прижавшись к друг другу, не издавали признаков жизни. Виктор растолкал их:
        - Вставайте, срочно вставайте, вы замёрзнете!
Александра открыла глаза, толкнула Анастасию и хрипло сказала:
       - Сестра, просыпайся, я не чувствую ног.
       - Вас срочно надо растереть спиртом, а иначе смерть, - громко и жёстко сказал доктор.
       - Как это, растереть? – спросила Анастасия.
       - Я – врач, я лечу и в сложившейся ситуации я должен спасти вас. Поймите, что человеческое тело для меня не объект наслаждения, а всего лишь работа. Сейчас не время обсуждать религиозные устои, мне надо спасать вас. Как бы ни было слишком поздно.
Анастасия выпучила глаза и зашипела:
       - Показать своё тело неизвестному человеку, да ещё и мужчине? Несказанная дерзость.
Доктор дал знак мужчинам удалиться из автобуса.
       - Александра, вас ещё можно спасти, раздевайтесь.
       - На всё божья воля, - процедила Анастасия.
В подтверждение серьёзности своих намерений Виктор достал из своего саквояжа фляжку со спиртом, открыл ей и наполнил небольшой пластмассовый стаканчик.
       - Я готов, - обратился он к женщинам, - теперь очередь за вами.
Монахини смотрели друг на друга, боясь принять какое-нибудь решение. Надо было срочно что-то предпринимать. Это был тот момент, когда грубая сила не имела никакого значения, нужен был ум, мудрость и трезвый, обоснованный расчёт. Доктор не имел права на ошибку.
       - Всё правильно, бог и прислал меня к вам на помощь, если я вас спасу, вы ещё лучше будете служить ему, спасать заблудшие души, помогать убогим, юродивым и сиротам.
Что-то изменилось во взгляде Анастасии. Казалось, тёмный луч света проник внутрь её сознания, озарил лицо. Оно уже не казалось таким суровым и строгим. Глаза соглашались с врачом, а язык не мог выговорить нужного слова.
       - Александра, пусть он разотрёт тебя, ты должна жить, наши сёстры ждут нас, ждут наших молитв.