12. Марфинские солнечные блики...

    Мягкий февраль. Он в Марфино. Много лет мечтал навестить это подмосковное имение фельдмаршала Салтыкова именно в феврале.
    Поднимается пологой горкой к скромному дому отдыха, что угнездился несколько левее барского дома в стиле тяжёлой готики и родовой Троицкой церкви со старинным погостом. Необъятные сугробы. Могильные кресты едва выглядывают из снежного плена. Вот и знакомые по рассказам Прелестницы котельная и невзрачный двухэтажный флигелёк. И последнее оконце на первом этаже, за которым почти четверть века тому назад Прелестница со своей подругой провели две недели отпуска, наполненные радостью бытия в окружении изысканного ландшафта старинного поместья, залитого, что всё реже случается в это время года, от зари до зари морозно-голубым солнечным светом.
    После ухода Прелестницы из земной жизни его неизменно влекло в места, запавшие в её душу. И вот теперь Он жаждал увидеть пруды, дворец, уникальный по архитектурной фантастике мост, на которых останавливался восхищённый взгляд его желанной, старые парковые липы, помнившие теплое и нежное прикосновение её изящных длинных пальцев, дорожки аллей, по которым ступали лёгкие ножки Прелестницы. Почудилось, будто видит знакомый силуэт в проёме напрудной ротонды...
     Он всё пытался понять мотивы восторженной неги, не покидавшей Прелестницы все две недели тех давних каникул.Она и раньше без него путеществовала- по Армении, Азербайджану, нежилась на пляжах Геленджика, ходила в туристические походы в окрестностях Можайского моря. Но эти странствия не запали ей в дущу. Почти никогда о них не вспоминала.
     Так отчего же Марфино словно лучик солнца согревало Прелестницу и всякий раз вызывало блаженную улыбку на её челе. Он с удовольствием внимал её образным монологам об в общем-то банальных эпизодах того праздного далека. И, кажется, догадался. В жизни самодостаточной женщины случаются периоды сложившееся и остававшееся приятно неизменным годами течение скромной и счастливой семейной жизни - источник её физического и духовного лада, вдруг частица за частицей, по независящим от неё, предначертанным судьбою замыслам, начинает исподволь меняться, создавая едва ощущаемый вначале, а затем нестерпимо тяжёлый душевный диссонанс. Тревоги, надежды, мельтешащие мысли захватывают сознание без ясного понимания очертаний грядущего... Такое случилось и с Прелестницей. ВСё стало не так. Стареющие родители, живущие с некоторых пор отдельно в сельской глуши. Физическая немощь беспощадно пожирает её отца. Единственный сын в армии. И муж уже третий год как в служебной командировке в далёком волжском городе.
     Была семья и вот её словно не стало. Прелестница одна-одинёшенька в некогда многолюдном, а теперь вымершем доме. Она одна с горькими мыслями о прерванной беременности, мыслями о не родившейся девочке, которую она оплакивала до конца дней своих. Совсем одна. Каждый день только бестолковая служба в унылом советском ведомстве.
     Но промыслом Божьим жизни Прелестницы суждено было перемениться. Благополучно вернулся из армии сын. И вскоре привёл в дом молодую жену, провинциально наивную и чуть смешную, но необычайно обаятельную, умненькую, грациозно миниатюрную, светлую мыслями, словно ангелок..Прелестница жила ощущением взволнованной ответственности и заботы о невестке, желанием быть её необходимой как мать, как старшая подруга, у которой есть что перенять, особенно в тайных премудростях женской прелести.
     Радость лепилась к радости. Она уже знала, что муж её заканчивает свою волжскую одиссею и возвращаетя аккурат в феврале с перспективой получения высокой должности, назначение на которую благословлялось исключительно в ЦК КПСС. А это сулило приятные перемены в материальном благополучии, достичь которого в те поры просто было невозможно, если ты не в круге избранных.
     На дворе начало февраля. И эти неожиданные путёвки в дом отдыха "Марфино". И все ладно с первых минут каникул.Как с сказке судьба посылает отпускницам галантного джентльмена и рыцаря по имени Гриша, обретавшимся на втором этаже аккурат над ними. Григорий обладал тонким свойством улавливать оттенки женского настроения. Быть желанным. когда они жаждали общения с ним и оставаться в тени в нужную минуту.
     Часто составлял им компанию в лыжных прогулках на несколько вёрст в сторону села Прозоровского- бывшего имения генералиссимуса А.В. Суворова. Когда же у Гриши не было желания бегать на лыжах, терпеливо поджидал их , уставших, разгорячённых, с румянцем на щеках как у расписных матрёшек, щёткой стряхивал с их одежд снег, снимал и чистил лыжи. А потом стоял под дверью душа, где они плескались, и шутливо канючил:-Ну откройте на минуту. Это же грех, скрывать от народа такую красоту. Я только взгляну и удалюсь. После каждой лыжной прогулки он посвящал им неумелые вирши, которые заканчивались намёком на то, что и завтра Гриша повторит свою робкую эротическую просьбу.
     Как и многие сыны Моисеева племени Гриша превосходно владел даром лицедейства, способностью из любой подходящей ситуации сотворить комическую сцену не хуже Романа Карцева.Он вызывал неподдельный смех не только у своих двух подружек. Чаще всего Гриша вдохновлялся в столовой, в результате чего иные слушатели не могли толком сообразить: отобедали они или всё ещё голодны. Но лучше всего им было втроём на вечерних посиделках у них в номере за бутылочкой армянского коньяка. Гриша был настолько уморителен, что подружка Прелестницы, искусная вязальщица, порой не могла сотворить и дюжины стёжек.
  Как-то словно случайно Гриша обнял замужнюю Прелестницу и тут же услышал нарочито назидательную реплику вязальщицы о высокой партийной должности предмета своего "вожделения". Скромный еврей артистически-испуганно отдернул руки и трагически возопил:- Чур меня, чур! Господи, прости за грешное неведение! Если узнают на работе, век мне не видать докторской степени.Останется одно-ухать на землю праотцов
   _ Гриша,не слушай эту ревнивицу. Ты непременно станешь доктором. О нашем грехе никто  никогда не узнает.
      Так вот с шутками-прибаутками, весёлыми вечеринками и лыжными прогулками незаметно текли их беззаботные февральские дни.
     Существовал в приятельской компании один милый условный знак. Когда подружки собирались на вечерний киносеанс, они кидали в гришино окно снежок. Если спустя минуту открывалась форточка и к ногам зовущих падала горсть роскошных конфет, сие означало, что компаньон намерен остаться в одиночестве. Если же "мана небесная" с горних высот не просыпалась,слышался шум быстро спускающегося вниз кавалера....

      ....В раздумьях неторопливо Он обошёл сонно-дремлющий парк. Вновь приблизился к заветному флигилёчку. Бросил в "гришино" окно снежок... Хотелось, чтобы ничто не потревожило форточку. Но оно медленно растворилось, и к ногам его полетели конфеты в голубых обёртках. Они почему-то медленно падали, кружась словно снежинки. Зачарованно следил Он за их затейливым танцем. Что это, наваждение? Закрыл на мгновение глаза. Нет, падаю и падают... Как печальный вестник того, что ни Гриша, ни Он, никто иной в этой земной жизни не испытают счастья сопроводить Прелестницу ни в кино,ни на вечернюю прогулку по тёмным аллеям.