Мишка

               
       На пути с аэродрома в городок  большой зелёный луг,  густо усыпанный жёлтыми одуванчиками, белыми ромашками и другими цветами. Тепло, солнечно. Настроение чудесное: задание на командировку оказалось не трудным,  все полёты выполнил  успешно;  сейчас пообедаю и поеду домой, в свой гарнизон. Насвистывая что-то весёлое, иду по узенькой тропинке в столовую. Смотрю, в стороне от тропинки молодой парень с интересом рассматривает что-то в руках.
       -- Что у тебя?
       -- Да вот подобрал птенчика, вывалился, наверное, из гнезда. Да уж очень молоденький.
       Подхожу, точно: молоденький воронёнок, хоть уже и оперился – чёрный,  но клюв ещё жёлтый.
       -- Что будешь с ним делать?
       -- Да   ничего. Если у Вас есть дети, возьмите, может, выкормите.
      Поблагодарил парня, взял птенчика. А он, как почувствовал, что попал в добрые руки, особенно и не вырывался. Да и куда ему, такому беспомощному, слабому, неприспособленному.
      Тут же в столовой раздобыл картонную коробку, наделал в ней отверстий для воздуха и посадил в неё воронёнка. 200 км автобусом по извилистой дороге, проложенной по болоту, ехать часа четыре.    Едем.
      -- Что у Вас в коробке?
      -- Птенчик. Везу сыновьям.
      -- Не довезёте: птицы тряску не переносят.
      Жаль, думаю, но посмотрим…
      Перед  тем, как войти в подъезд своего дома, прислушался: ворочается, скребётся воронёнок.
      Появление в нашей квартире нового жильца было встречено с восторгом. Закрыли окна, чтоб Мишка ( единодушно назвали его Мишкой ) не вылетел, да он в первые дни и не пытался.  Хотели его покормить, а он  клевать не мог. Тогда бабушка размочила в молоке белый хлеб и стала «вмазывать» эту кашицу ему в клюв. Глотает! Ура! Мишка спасён!  В первые дни так его бабушка и кормила, затем стала «вмазывать» ему в клюв каши и, постепенно, всякое другое. Инстинкт есть инстинкт, и Мишка довольно быстро стал сам клевать и ( вороны  всеядны) есть всё подряд. На глазах быстро рос, креп и из молоденького  глупого птенчика – несмышлёныша, превращался в крупную красивую птицу, очень весёлую, бойкую и даже с задиристым характером.
      Лето, окна у нас раскрыты, и Мишка свободно улетал из квартиры и возвращался в неё. До чего же он был забавным!
      Читаю дома газеты. Слышу с ближайшего дерева громкое и требовательное «Карр!» Зову: «Мишка! Мишка!» Через две секунды на подоконник опускается чёрный блестящий любимец и громко объявляет «Карр!»
      Прибегает соседка и торопит бабушку: «Забери своего Мишку, а то он часы и кольцо утащит!» Бабушка  бегом  в квартиру соседей, а у них (окно открыто) Мишка сидит на радиоприёмнике, где лежат её часики, кольца, серьги. А вороны, как и сороки,  почему-то  любят  таскать  всякие  блестящие  предметы.  Спасли соседей!
      С Мишкой связано много разных историй!
      Выходит из подъезда карапуз и жуёт большой бутерброд. «Карр!» -- слетает с дерева Мишка и садится малышу на плечо. Бутерброд брошен, малыш бежит с рёвом: «Мама, Мишка бутерброд отнял!» А наш красавец, победно оглядываясь, «терзает добычу».
      Умиляющая всех картина, когда Мишка вместе с детьми играет в песочнице, стала привычной и никого не удивляла. И он людей не боялся, и дети его присутствие принимали,  как должное.
      Так и жил он, красивый, сильный,  с лоснящимся чёрным оперением,  ворон  с нами рядом.  Все знали  Мишку, на зов он откликался своим неизменным «Карр!», а к нам, если звали, прилетал на окно и, отодвинув  клювом  гардины, заскакивал в комнату.
      Всё было бы нормально, если б не излишняя доверчивость Мишки. Играл он как-то с детьми в песочнице и не заметил, как к нему ( к  нашему  и  всеобщему любимцу ) подкрался извечный птичий враг  кот. Налетели люди, отняли Мишку у кота. Тело Мишки не пострадало, а ногу ему кот поранил:  прокусил. Присыпала бабушка рану стрептоцидом, забинтовала. Но птица не поняла, что на ноге у неё спасительная повязка. Стал Мишка срывать бинт. Бабушка снова наложила повязку. Мишка вырвался, сел на дерево ( хорошо, что невысоко ) и опять  срывать  бинт.  Смотрю:  бинт одним концом запутался за ветку, а на другом  конце   висит Мишка. Скинул я тужурку и – на дерево. Схватил раненого красавца, распутал узлы и – домой.  Снова бабушка  присыпала и забинтовала ранку, но Мишка не мог терпеть повязки и, улетев в окно, опять начал её срывать.
      Зажила всё-таки птичья лапка, но в  Мишке  появилась недоверчивость  и подозрительность к людям. Жил где-то  недалеко, к нам прилетал всё  реже,  но на зов по-прежнему отвечал неизменным «Карр!»
      К осени  стал  появляться ещё реже  и в тот период, когда большие стаи птиц потянулись на юг, наш Мишка исчез.  Нет,  в южные страны он улететь, конечно,  не мог: вороны не перелётные птицы. Видимо, осенью он избрал жильём  более удобное место.

      Весной мы заметили, что возле  дома нередко стал появляться ворон. Он часто садился на дерево напротив нашего окна и подолгу смотрел и  на  окна, и на детскую песочницу. А когда, заинтересовавшись чем-то в траве, спрыгнул на землю, мы увидели, что он  прихрамывает  на правую лапку. Неужели наш Мишка?  Стали его звать,  птица   заволновалась, и, к нашей  радости,   ответила    громогласным   знакомым  «Карр!»
      Хоть и отвык он за зиму от  людей, хоть и стал совсем «вольным вороном», диким, но помнил, видимо,  и нашу заботу о нём, и кота, повредившего ему лапку.
      Так захотелось  погладить  нашего  Мишку,  «поговорить»  с  ним  ласково, заглянуть в его понимающие, с лукавинкой,  глаза.  Но он был недоступен. Да это и хорошо: «зверь»  должен жить на воле, «в природе», а не среди людей.