Не сдаваться!

       Вот я и говорю: чудны дела твои, Господи! Чудны и удивительны! Сегодня 7 июля приходит мне напоминание по интернету,  что у моего друга день рождения именно сегодня. Привет! Ну, спасибо. Как мне забыть этот день. «Моему другу» исполнилось 43 года. Это маленькой Верушке, Верочке, Верунчику уже 43 года! Это её сыновья служат в армии! Упасть и не встать! Но я-то помню, что именно было в этот день 43 года тому назад. Так вышло, что мы подружились с мамой Верочки, когда учились в музыкальной школе. За страх перед публичными выступлениями я приклеила подруге имя Зайчик. Так она в Зайчиках и ходит у меня до сих пор. Как у неё дрожали её крупные большие кисти рук! Как она сама начинала заикаться и бледнеть...
       Но вот, вышли мы с ней примерно в одно и то же время замуж, готовились стать мамами. И вдруг звонок – Зайчик родила девочку. Как? Мы же договорились – вместе... Я уже явно вот-вот должна кого-то произвести на свет, но пока что пойду искать роддом, где у Зайчика родилась девочка. Купила я букет цветов, проехала немного в трамвае, вышла, пошла пешком и спрашиваю у прохожих: «Не подскажете, где тут первый роддом Печерского района (дело было в Киеве)» А на меня так странно смотрят. И тут до меня доходит. Женщина с огромным животом идёт в роддом, куда ей, конечно же, пора, купила себе цветы и спрашивает дорогу... Теперь я остановилась и стала смеяться. До слёз. Но дорогу мне подсказали. А там я стала кричать в окно на третьем этаже. «Куда ты торопилась, Зайчик? Мы же собирались вместе! И вообще – ну, зачем тебе девочка?»
         Пришло и моё время, ровно 24 июля в том же месяце я произвела на свет старшего сына. Ладно. Зайчик у себя, я у себя, кормим детей. Месяца через два пришла проведать малышку Верочку. Зайчик покормила её, а Верочка плачет. Непорядок. Сытый ребёнок не будет плакать! «Давай-ка её сюда!» Даю я Верочке своё угощение сразу же после маминого... А у меня лейка в несколько струй, Верочка, бедная, ловит молоко, захлёбывается, с жадностью глотает непривычно сладкое и жирное угощение. Еле оторвала, обидела... плакала Верочка горько. «Да чем ты её кормила! – набросилась я на Зайца, – да она же голодная у тебя! Понимаешь. Немедленно организуй ей прикорм. У тебя же не грудь, а пустая тряпочка!» – расходилась я.
       Вот как было дело в Киеве 43 года тому назад. А мне напоминают! Долго мы потом вспоминали  букет в моём состоянии, кормление... Господи! Да ведь и моему красавчику 24 числа исполнится 43 года! А он далеко от меня, как и от Киева. Тут, где я сейчас живу, немилосердная жара, но везде сейчас жарко.
        И всё-то тут странно, никак не привыкну. Вчера видела чёрного-пречёрного мужчину, он сидел на бетонном бордюре вблизи «супера» и «играл» на скрипке. Чёрная голова, чёрная борода, чёрные печальные глаза. А скрипка не у плеча, как положено, а стоит вертикально, левой рукой он держит её за «горло»-гриф, а правой рукой длинным смычком  водит туда-сюда. Инструмент издаёт жалобные звуки. Рядом стоит скрипичный футляр, а в нём лежат монетки... Такой «игры» я ещё не слышала.
          Идёшь, тащишься по жаре, когда необходимо, но теперь я жаловаться даже себе не стану... Дело в том, что буквально вчера видела я паренька, он сидел прямо на асфальте, а рядом стояло инвалидное кресло... Ноги у него отрезаны были значительно выше колен... Я рванулась помогать, а он красивый такой, молоденький, кудрявый. Он со мной сразу же по-русски заговорил. Поломалось тут в стенке коляски, пластик цепляет за колесо, мне бы клей. Оглядываюсь в панике. Кто ходит по улице с клеем в кармане! Подошла ещё одна женщина, израильтянка. Мы со своими советами, взять бы такси, а дома починить коляску... А он мне так хорошо улыбнулся: «Не волнуйтесь, бабушка, я разберусь. Я сам механик!» Я просто не удержалась и погладила его по голове, а кудри такие тугие, густые, закрученные... Он тоже улыбнулся, и я пошла. А на обратном пути всё высматривала на этом месте коляску. Нет, слава Богу, уехал как-то паренёк...
       Вот я и думаю. 43 года миновало, как одна минута, Верочка тоже не в Киеве, и у меня, и у моих детей всё поменялось кардинально. Вот только сдаваться нельзя. Не прошу милостыни, играя на скрипке как на виолончели, не сижу на асфальте без ног, отрезанных значительно выше колен. И в этом положении можно не озлобиться, оказывается, не потерять способности улыбаться...