Детство

Я родилась в Белграде, жили мы на улице Трнска 5.  Трнска была очень маленькая и коротенькая улица около Колончева пиаца (базара). Меня принесли туда из роддома. Костя, муж Милочки, моей тёти, был очень красивый, черноволосый, стройный. У него были усики. Когда он меня целовал, губы (или усы) мне казались шёлковыми. Он был серб и скорей всего плохо говорил по-русски. Когда я родилась, он прибежал домой и кричал:
- Дочерья! Дочерья! (ударение на «я»)

 Бабушка с дедушкой жили на первом этаже. Парадная дверь была очень  тяжелая и сама закрывалась. Стены лестницы отделаны розовым мрамором. Здесь всегда было прохладно и пахло как-то особенно. Справа, в углу стояла мраморная статуя обнажённой женщины сидевшей на постаменте. Она закинула за голову руки  и склонила голову вправо. Статуя изумительной красоты. Когда я приезжала к тёте уже перед свадьбой, статуя стояла в дворике, перед нашим окном. И тогда она была прекрасна.

Чтобы попасть в нашу квартиру, надо было подняться на несколько ступенек, потом на  площадке лестница раздваивалась: направо - наверх, налево – вниз. К нам надо было идти налево. Здесь было две квартиры. Наша имела две двери. Можно было войти через балкон. Он смотрел во внутренний хозяйственный дворик. А можно было зайти сразу в квартиру. Сама квартира была маленькая, однокомнатная с большой прихожей и кухней. Как входишь – квадратная комната. Её в разное время использовали и обставляли по-разному.

Помню, что там, справа, у окна, стояла какое-то время моя кроватка. Я тогда «свинкой» болела. Кто-то посоветовал делать компрессы из свежего сала, посыпанного красным перцем. Меня забинтовывали, а потом, когда снимали компресс, удивлялись и верили в лечебные свойства, потому что весь жир впитывался, и оставалась тоненькая шкурка. Болезнь прошла. Прошло и детство, как в тумане.

Только отдельные картины остались в памяти. Помню русских военных. Они были всегда весёлые.  То ли  в гости приходили, то ли жили у нас… Мне было мало лет … может около трёх, или нет, даже меньше, потому что мама сошлась с Сергеем, когда мне было три.

 Мама встретила меня на улице. Дети тогда играли на улице. По нашей Трнской почти не ездили машины, да и время было такое, только после войны, год эдак 1946. Мама сказала что-то вроде:
 - Познакомься, это Сережа.
 Сергей был очень длинный и тощий, в кожаном пальто. Я застеснялась и спряталась за маму.

Жила я у бабушки с дедушкой. Я их очень любила. И сейчас я вспоминаю в основном бабушку – это была необыкновенная женщина. Дедушка работал и поэтому мало со мной возился, а так всё бабушка.  В те времена не было ещё ни телевизоров, ни проигрывателей. Когда бабушка управлялась с домашними делами, то садилась с рукоделием, я приносила маленькую скамеечку и садилась у её ног. Она  часто пела русские  и украинские песни, романсы. Старинные и современные. Мне всегда было интересно, и я часто спрашивала:
 - Почему?  Или - он плохой?
 Потом, когда мы стали ходить в кино, мой вопрос звучал  так:
  - Он хороший или фашист?

Кроватка у меня была белая, железная. Она стояла в большой комнате справа. Надо мной висела картина  - копия  картины Шишкина «Рожь». Мама нарисовала. Она у меня есть до сих пор. Потом тумбочка, бабушкина кровать, дедушкина, в углу, около окна, стояло большое овальное зеркало с тумбочкой. Потом было большое окно. Оно смотрело в красивый маленький садик. Он был всегда пуст. Это крошечный кусочек земли с какими-то растениями.  В другом углу комнаты  был большой киот с иконами и неугасимой лампадой, швейная машинка. Машинка было ножная, я часто под ней сидела. И ещё я помню, что бабушка просила меня вытирать пыль с боковых завитушек. Их было бесчисленное множество. Затем стоял шкаф. В шкафу были интересные дверцы. Он был трехстворчатый и дверцы были сделаны волнами: большие  три волны. Я любила проезжаться спиной по этим дверцам. Потом была входная дверь. Она была всегда открыта. На внутренней части её что-то висело, а в углу стоял портняжный манекен. Перед киотом стояло кресло-качалка. Тесно, но маленькому человечку достаточно.

У меня была кукольная мебель, я часто играла на полу под образами. Ещё мне  Милочка сшила маленькую куколку из тряпочек. Она до сих пор хранится у мамы в заветной сумочке. Это была моя любимая куколка. Может самые простые вещи и нужны детям,  они будят их фантазию? Была у меня и роскошная фарфоровая кукла Люся, я что-то сделала с её лицом, покрасила что ли, а потом и разбила.

Кухня – любимое место нахождения. В кухне стояла плита. Напротив двери  из комнаты – диван, перед ним  большой  стол, в углу  дверь в кладовку и рядом дверь на балкон, о котором я упоминала. Иногда через него выходили на лестницу, иногда он был закрыт. Тогда пользовались другой дверью. Напротив дивана и стола был буфет. Он был темно красно-свекольного цвета. На углу буфета сидела наша кошка Кукуня. Это была ангорская кошка. Совершенно белая с разноцветными глазами. Кукуня регулярно приносила котят. Рассказывали, что она очень любила дедушку и только ему доверяла принимать роды.

В то время было печное отопление. Кафельная печь стояла в головах моей кровати. На кухне плита, на которой готовили. Вот там была жизнь... Когда бабушка приходила с базара, может, мы вместе ходили, наверное, да, потому что иначе с кем бы меня оставляли? Милочка  работала. Она была машинисткой. Последние годы она работала на радио, а тогда – не знаю. Так вот, придя с базара, бабушка брала доску, на которой режут овощи, резала помидор, лук, кусочек сала и всё это с хлебом мы с пребольшим удовольствием лопали.

Милочка с Костей жили этажом выше. У них был замечательный пёс. Собаку звали Туфи, Туфика. По-моему она попала под машину.  Он был небольшой,  лохматый, бело-серо-чёрного цвета. Очень веселый. Есть фотография, сделанная против света, так что лиц не разберёшь. Я в своей кроватке с огромной головой и такой же по величине, но лохматой - собака.

В то время я плохо ела по мнению взрослых, и меня постоянно заставляли. Все, кто прочтёт мои записки, умоляю, не заставляйте детей есть насильно! Это ужасно. Скольких скандалов можно было избежать! Скольких наказаний!
- Пока не поешь – не выйдешь из-за стола!
 
Тогда, на Трнской, не знаю почему, меня всё время чем-то  запугивали, рассказывали какие-то небылицы. Наверно я была непослушным, слишком живым ребенком. Меня пугали Бабаем. Дверь на балкон из кухни была стеклянная, и её  завешивали чем-то серым. На этом сером почему-то были пуговицы и мне говорили, что это стоит Бабай. Он  такой огромный, что были видны только пуговицы на его животе.  Это всё сказалось и может ещё скажется в  моей жизни.