Встреча с детством

В 1966 году мне не только достался отпуск в  июне, но и семейная путёвка в дом отдыха в Ленинграде. Но тут же сработал «закон мерзавности»: жена попала  в избирательную комиссию и  не могла «отбрыкаться». Я завёз наших пацанов  тёще в Бабаи (пригород Харькова) и помчался в Ленинград, куда после выборов приедет  жена.
 
В первый же день приезда, устроившись в гостинице, сел в такси:
        -- Проспект Бенуа, пожалуйста.
        Таксист посмотрел на меня очень внимательно.
        -- Я город знаю. Такого проспекта нет.
        -- Как же, отлично помню адрес: проспект Бенуа, 1, корпус 107, кв.10.
        -- Когда это было?
        -- До войны.
        -- До войны? Не волнуйтесь, сейчас всё выясню.
        Подъехали к спецтелефону, он поговорил с диспетчером и объяснил мне:
        -- Когда французскую булочку переименовали в городскую, тогда же проспект Бенуа переименовали в Лесной.
Подъехали к зданию академии, где я не был 25 лет. Четверть века! Здание то же,  с вылепленным гербом СССР и знамёнами на фронтоне, только не такое величественное и  громадное, каким помнилось. А вот и жилые корпуса, в одном из них ( вон в том, корп. 107 ) мы жили. Вот тут были «щели» для укрытия при бомбёжке. А вон в том корпусе, вернее под ним, выстроенном перед самой войной, находилось настоящее бомбо-газоубежище. А вот в том направлении (теперь там жилые дома) мы лазили за «красными лампочками» (так мы, мальчишки, называли редиску). Всё вспомнилось, как из давнего сна.
25 лет прошло! И уехал-то мальчишкой! И помнил же!
Захожу в здание академии и – к дежурному.
        -- Пожалуйста, у Вас работал или работает Конюховский…
        Дежурный перебивает меня:
        -- Самуил Наумович?
        -- Да!
        Дежурный, молча рассмотрев меня – я не представился и в гражданском, набирает телефон, здоровается и говорит:
        -- К Вам приехали.
        Передаёт мне трубку «Говорите с его женой».
        -- Здравствуйте, Вера Ноевна! Это Игорь Теряев.
        -- Господи! Игорёк! Ты знаешь где мы живём?
        Я обрадовался: нашёл. Раз дежурный знает его имя и отчество, значит, Конюховский продолжает работать, видная фигура, его  знают, и адрес есть в журнале адресов руководящего состава.
        -- Скорее приходи. Сейчас и Самуил Наумович подойдёт, он ставит машину в гараж.
        -- Иду!
Подхожу к дому. Впереди меня  к подъезду шагает мужчина. Мне видна только его спина, но в глаза сразу бросилась  походка: сутулая, немножко правое плечо  вперёди и как-то «подтягивает»  правую ногу.
Я опешил:  со времени нашего отъезда из Ленинграда прошло 25 лет,  был я  тогда мальчишкой, никаких фотографий его у нас не было, об особенностях походки ни мама, ни я никогда не вспоминали. Неужели помнится? Я не поверил своей памяти, поэтому и не решился подойти ближе, заговорить. Иду за ним медленно, сохраняя приличную дистанцию. Он в подъезд,  я – за ним. Он по лестнице, я, не приближаясь,  дальше  за ним, а его походка всё более вспоминается и убеждает – он. Оглянулся мужчина и внимательно на меня посмотрел. Ещё раз оглянулся и посмотрел ещё более внимательно. В этот момент наверху показывается голова Веры Ноевны и спрашивает:
        -- Это Игорь Теряев?
        Самуил Наумович говорит:
        -- То-то я вижу что-то знакомое…

Долго я рассказывал о себе, жене,  о детях, маме,  о Людочке…
        -- Основное о нас я Вам доложил. А кто Вы и что Вы?
        -- Да что я? Начальник кафедры, генерал, доктор технических наук. Ничего особенного.
За разговором промелькнули полдня и вечер.
        -- Пора ложиться. Верочка, постели Игорьку.
        -- Нет, Самуил Наумович, поеду в гостиницу «Спутник», где я остановился.
        -- Так это же рядом! Я тебя провожу.
        -- Как рядом? Я же из «Спутника» добрался до центра, а оттуда – сюда.

Вышли мы на улицу. Июнь, белая ночь.
        -- Я Вам буду рассказывать, что помню, а Вы мне поможете. Тут была будка с кипятком, где мы брали горячую воду,  здесь наши мамы рыли «щели». Там была проходная…
        Я выдохся, а он продолжал:
        -- Тут было трамвайное кольцо, где Вы отправили отца на фронт. Вот твоя школа, а во-он баня, куда ты с отцом часто ходил.
Гостиница от дома Конюховских в двух кварталах. Четыре раза мы провожали друг друга и не могли наговориться. Затем мне удалось убедить Самуила Наумовича, что соотношение наших чинов заставляет меня проводить его окончательно.

Так многое всколыхнулось в памяти, что, несмотря на холодный душ и поздний час, я долго не мог заснуть. Да и оранжевые шторы на окнах пропускали внутрь номера слишком много «белой ночи»…