Любовь без права передачи, отрывок1

Эта незабываемая хмельная неделя, пролетела как миг.
Мы, как сплелись в начале руками, так ни на минуту не отпускали, ни в магазине, ни в метро, ни в кафе, как чувствовали, что это наша последняя неделя счастья.

Взяла отгулы, Игорь лишь один раз сходил на завод, отметив командировку, и мы получили возможность бесконечно наслаждать друг друга.
День смешался с ночью.
Мы как с цепи сорвались!
Просыпались в любовь, часто забывая поесть.
Оголодавшие, набрасывались на еду, затем, друг на друга, выходили на улицу, целовались везде, где нас настигала потребность, неожиданно срывались, удивляя прохожих, на крыльях любви мчались домой…

Нам не было надобности говорить, да и слова нам не были нужны.
Часами могла смотреть в его глаза, растворяясь в них, могла без причины вдруг заплакать, или засмеяться.
Упивалась его ласками, теряя ощущение реальности, погружалась в мир непреходящего восторга, наслаждения, блаженства…

Удивительное состояние совместного полета – невесомую, меня приподнимало над землей. Удерживая руку моего милого, тянула его в синеву.
Взявшись за руки, мы подолгу парили над землей, миром, рассевая любовь…

Наслаждаясь близостью с любимым, пила жадно огромными глотками любовь и не могла, не в силах была утолить эту жажду – еще, еще, еще...

Увы, все в этом мире кончается.

В последнюю ночь мы не спали, я тихонько лежала, обняв его, и, как не силилась, не могла сдержать слез, но не желала, чтобы он их видел, твердила (про себя), пришедшие откуда-то строки:
– Чтоб оттолкнувшись ото сна,
– В твое плечо душа уткнулась,
– Чтобы небесная она
– Земному раю улыбнулась…

И вдруг почувствовала на плече горячую каплю.
Боже, он тоже плачет!
Меня прорвало, захлебнулась рыданиями:
– Я не хочу, не могу с тобой расставаться, желаю с тобой засыпать и просыпаться, я люблю тебя, как никто и никогда не полюбит.
Миленький, не покидай меня, не уезжай! –  как будто знала, что это наша последняя встреча.
Он молчал, до боли прижимая к себе...
 
Лишь к утру, мы забылись недолгим сном.
Утром я проснулась от ласк.
На улице шел дождь, что соответствовало нашему настроению.
Еще было немного время.
Он наслаждал мое тело.
И, хоть проснулось желание, не хотелось тратить на это наши последние минуты.
Мы пытались запомнить навсегда, запечатлеть в памяти друг друга: глаза, улыбку, контуры и изгибы тела, мягкое тепло кожи, сладость губ, нежность рук…
 
…Все, пора!
Мой любимый старался не смотреть на меня, отводил глаза, а когда мне все же удалось заглянуть, в них стояла боль, мука и такое отчаяние!
Вновь сплелись в объятиях!..




IV
…Перрон.
Смотрела на уплывающее лицо любимого сквозь пелену слез, пошла, затем, побежала, не в силах расстаться с моим единственным, желанным, любимым.
Конец платформы остановил меня.
Все, я уже не могла, дошла до конца платформы, до черты страданий!
Надо что-то решать!

Пошла на вокзал к кассам, взяла билет на следующий поезд, и полетела вслед за ним… к нему… моему суженому…
 
– Вам плохо? – женский голос вернул меня в действительность, в электричку…
– Все хорошо, – буркнула я, недовольная, и тут почувствовала, что держу в руках мокрый от слез платок…

Вспомнила (как же это больно еще и сейчас!) ту последнюю нашу встречу, впрочем, это не была встреча.
 
Приехала к нему, спустя несколько часов после его возвращения домой из командировки, из нашего недавнего счастья.
Дальше так продолжаться не могло!
Я должна была что-то понять для себя, решить, сделать, посмотреть на его жену, на ребенка, а может быть, даже поговорить ней?
Адрес я знала.
Пристроилась для наблюдения на скамейке недалеко от подъезда, спрятавшись за газетой и темными очками…
Весна – солнечно, тепло.
Даже здесь (на севере) деревья уже укрылись зеленью.
Запели соловьи, провозглашая весну, призывая своих подруг.
Замечательная пора, располагающая к любви, предвкушение счастья!..
 
Шло время, наконец, увидела, как из подъезда выбежала  маленькая девочка в цветастом платьице, лет пяти-шести, подбежала к детской площадке, побежала обратно, позвала:
– Мама, папа, скорей!

Вышел Игорь, за ним – молодая невысокая светловолосая женщина.
Лицо милое, доброе, но тело-то ведь вовсе не худенькое, как описывал ее Игорь.
Талия заметно округлилась.
Ну, конечно же, она беременна и это вполне заметно.
Игорь об этом не говорил.
То-то в последние наши встречи он не заикался о разводе.
Вот и объяснение.
Света, так звали его жену, все решила за всех нас легко и просто, предполагая, что от беременной-то жены он никак не уйдет, по крайней мере, в обозримом будущем…
 
Девочка, взяв папу и маму за руки, потащила к детской площадке:
– Папа покатай, мама садись!

Мама и дочка сели на качели, Игорь начал их раскачивать.
 
Изображение подернулось пеленой, помутнело, слезы полились сами собой.
Решение пришло!
Но как же больно, как невыносимо больно!
 
Качаясь на скамейке, я убаюкивала боль, и все твердила про себя:
– Такая боль, что впору петь,
– Что впору думать что угодно,
– Что впору вырваться посметь
– Из тела прочь и плыть свободно!..

Но боль не уходила, заполняя меня, и уже готова была сорвать с моих уст вопль отчаяния. Попыталась подняться, но не смогла (не вырваться из тела!), непомерная тяжесть давила к земле.
Как старуха, опираясь руками, сползла со скамьи, встала и чуть не рухнула, но удержалась, и с трудом переставляя прямые негнущиеся ноги, потащилась восвояси.
Оглянулась в последний раз:
– Прощай, любимый!..

Мне даже показалось, что Игорь заметил мой уход…
Помню только обрывки происходящего…
Зазвонила мобилка, кажется, это был он. Автоматически ответила:
– Да, слушаю?..
– Это была ты? Ты где? – надрывался голос. Спазм сдавил горло, я захрипела:
– Нет, я умерла.

Он что-то говорил, я открывала рот немая, как рыба, а слова не получались.
Завыла громко и отчаянно!
Потом рухнула в траву и забилась в истерике.
Люди проходили мимо, кто-то меня поднимал, опять валилась на землю, вставала, шатаясь, шла, опять падала...

– Вызовите скорую помощь, – сказал мужской голос.
– Не надо!..

Встала, покачиваясь, пошла…

– Она же пьяная, разве не видите, с утра накачалась, – послышалось за спиной…
Дальше – сплошные провалы в памяти…
Метро… провал… поезд, верхняя полка, мокрая от слез подушка… провал… чей-то голос:
 – Вам плохо?..

Длительный провал в памяти…
Огромные, испуганные глаза матери… опять провал…
Вот мама кладет холодный компресс на лоб… провал… она что-то спрашивает, наконец, услышала:
– Что сказать Игорю? Он звонит, – я ничего не понимала!
– Скажи, меня нет, я вчера умерла!..
 
Провал…
 
Даже сейчас в вагоне электрички по прошествии стольких месяцев, я не сдержалась, тихонько заскулила, вызвав удивленный взгляд своего юного попутчика…
 
Игорь потом и звонил, и приезжал, но я никогда его больше не видела, не говорила с ним. Никогда!
Я бы не выдержала этой пытки!
Слушала его голос или просто отключала мобилку, даже, когда сама звонила, чтобы услышать любимый голос.
Впрочем, нет, был один случай.
А может это, было, видение?..

Мы с Сережей стояли в метро на перроне. Оживленно беседовали.
Подходил поезд.
Вдруг я почувствовала, что мою спину жжет чей-то взгляд.
 
Забеспокоилась, завертела головой, и вдруг увидела его!
Игорь, это был наверняка он, находясь метрах в пятнадцати от меня, буравил меня своим взглядом.
Двери поезда раздвинулись, пропуская пассажиров.
Игорь, продолжая смотреть на нас, пятясь спиной, протолкнулся внутрь вагона…
Меня всю трясло, ноги ватные, не могу пошевелиться, крик застрял в глотке!
Сергей недоуменно таращился на меня…

И тут, не помня себя, взвилась и птицей полетела к нему!
К этим единственным в мире любимым глазам, ударилась телом и крыльями о закрывшуюся дверь и медленно “стекла” на перрон, в последний раз слившись с ним, с чернотой его глазищ!
В них замер крик любви, смертельной муки и страха за меня!..

Когда я очнулась, надо мной склонились встревоженные лица Сергея и еще какой-то дамы в форме.
Приподнялась, успокаивая их и еще нескольких человек, стоящих вокруг.
Подходил следующий поезд.
 
Вдруг, не владея собой, в неудержимом порыве с радостным криком избавления я бросилась туда!

Дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл!

Но рука Сережи мертво держала меня, не давая мне этой последней утехи.
Тщетно вырывалась, наконец, поняв безнадежность затеи, затряслась в рыданиях, уткнувшись в Сережу.
Он бережно обнял меня, гладил по голове, успокаивая.
Подняла голову.
В его глазах стояли слезы такой невыносимой муки и боли!
Какие же страдания я несу этому доброму большому мальчику с его ненужной мне любовью.

 Направились к выходу…

Провалы в памяти…

Как мы добрались до дома, не помню, мамы еще не было, я пообещала, что со мной ничего не случится, пусть не беспокоится и оставит меня.
Сережа не уходил, и лишь дождавшись мамы, сказал что-то ей и ушел.

Я лежала в своей комнате без желаний и мыслей…
Мама, видя, что я успокоилась и уснула, вышла из комнаты…

Повинуясь неведомому порыву, встала и спокойно направилась к окну.
Открыла окно, стала на подоконник и в последний раз глянула на этот бессмысленный мир.
Не было ничего, что могло удержать меня здесь, где нет, и не может быть моего любимого со мной!..
 
Почти шагнула, но огромные глаза, в которых застрял крик ужаса, остановили меня.
Мама не кричала, а сипела:
– Не надо, не надо, не надо!…
 
 И, нелепо перебирая ногами, меленькими шажками приближалась ко мне.
Замерла, видя, что я двинулась к проему окна, вновь засеменила.
Я застыла, не решаясь нанести ей этот последний удар.

Она же, наконец, добравшись до меня, схватила за руку и сорвала с подоконника на пол. Упала на меня всем телом, судорожно оплетя руками, и все шептала, не в силах даже заплакать:
– Не надо, не надо!..

Не пытаясь вырваться, я лежала давно уже не живая, но и не мертвая еще.
Не знаю, сколько прошло времени…

И тут, нелепо лежа рядом со мной на полу, срываясь в плач, судорожно всхлипывая, она заговорила:
– Однажды почти двадцать лет назад, такая сцена уже была, только наши роли поменялись, вместо тебя на подоконнике стояла я, а вместо меня в комнате ты – пятилетняя тогда девочка.
– Я этого не помню.
 
– Тогда я сказала тебе, что вытираю окно, поэтому ты это не очень то и помнишь.
В те времена, мы вполне счастливо жили в этой же квартире втроем с твоим отцом.
Но пришла беда – я полюбила другого мужчину, также обремененного семьей.
Он был старше меня, и у него были уже взрослые дети.
 
Мы настолько сильно любили друг друга, что готовы были на все.
Раскрылась перед твоим отцом.
Он, хоть и очень уязвленный, благородно ушел в чем был, оставив все, квартиру, мебель, ведь он очень меня любил, да и тебя…
 
Потом он женился и у него, как ты знаешь, сейчас другая семья.
Так, что не он оставил нас, как он тебе всегда рассказывал, а все случилось из-за меня.
А тот человек все же так и не смог связать со мной свою жизнь.
Его жена, понимая, что мужа уже ничем не удержишь, решилась на то последнее, что может сделать женщина в ее положении – на третьего позднего ребенка.
И когда мой любимый уже жил с нами, сообщила, что ждет ребенка.
 
Мой избранник был непреклонен, и тогда я настояла на том, чтобы он вернулся в семью, а сама попыталась проделать то же, что и ты сейчас, чтобы одним махом разрубить узел неразрешимых проблем.
 
Ты кричала:
– Мама, не надо!
– И если бы не ты, меня бы уже не было.
 
И вот нынче все повторилось.
Никогда более я никого так не любила, а мой любимый вскоре умер от сердца, от недостаточности, от невозможности жить без меня, только, я точно знаю, что если бы он остался со мной, то и сегодня бы был жив и жил вместе с нами…

 Дальше свою жизнь я уже донашивала.
Ты знаешь, у меня потом были мужчины, но любимым был он один.
Я очень не хочу, чтобы ты повторила мою участь.
И вдруг горько заплакала, вспоминая себя молодой, любящей, любимой, то невозможно короткое свое счастье.

– Пообещай мне, что это не повторится!

Я уже не сдерживалась, и вместе с криком из меня вырвался комок тугой боли.
Спазмы плача сотрясли меня.
Так мы долго лежали на полу, и, устав, омытая слезами, я заснула прямо на полу.
После того случая я никогда более не повторяла попытку разойтись с жизнью, но уже и не жила...