Глава9 Смерть тирана

Глава 9 Смерть тирана
Сулла умирал. Обессиленный, он лежал на солдатском плаще (так он сам решил) и стонал от боли. Ранее казалось невозможным, что Сулла хоть раз покажет, что судьба сильнее его и его счастья. Но это было раньше.
Ушли в безвозвратное прошлое и безграничная власть над Римской державой, и веселые попойки с собутыльниками, которое он так любил. Сейчас Сулла был поражен «вшивой болезнью». Эти отвратительные создания поселились в его теле и с каждым днем все множились, причиняя ужасные страдания.
Теперь Сулла никому не внушал страха и трепета, как было ранее. Теперь он вызывал лишь жалость и сострадание.
Но не у всех. Марк Красс, как это и следовало давнему знакомому и почти родственнику Счастливого, посещал его каждый день. Так  поступил бы любой привязанный к Сулле человек. Но, к сожалению, умирающий Сулла не мог читать мысли Красса. Скорбя и соболезнуя, тот на самом деле считал дни до кончины диктатора, уже давно выброшенного за борт корабля имя которому - Рим.
Но люди так и не научились читать мысли. И поэтому Сулла по-детски, по-мальчишески радовался, что он не забыт. Они разговаривали много, и Сулла понимая, что последний час близок, был, как никогда, откровенен.
-В юности, когда я только стал солдатом, рассказывал он Крассу, я не обращал внимания, какую страну мы собираемся подчинить римскому орлу. Я думал об ином: с орлом легиона в руках я поражаю мечом самого знатного врага и врываюсь впереди всех в завоеванный город. О как это было давно. Затем начальство оценило мои старания и стойкость, и постепенно под моим началом оказалось целое войско.
-И ты был счастлив? перебил его Красс.
-Был, но недолго. Вот что навсегда покончило с ликованием, которое я испытывал. Дело было во время битвы за Афины. Власть в этом городе философов и поэтов захватил какой-то пустоголовый шут по имени Аристион. Он уверял афинян, будто разгромит меня. Меня - Суллу! Очень скоро я показал афинянам истинную цену его заверений, и мои легионы ворвались в город. Битва была жесточайшей; жители Афин дрались до последнего воина. Но мы победили, победили как всегда. Кровь убитых широким потоком лилась по улицам города, заливая храмы. Я и несколько моих приближенных бродили по афинским улочками площадям. И каждый раз, видя, что трагедия, которую разыграл я, ужасней, чем все трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида вместе взятые, я испытывал такое чувство внутреннего  опустошения и страдания, что готов был заколоться и добавить свою кровь к той, что текла из тел убитых афинян.
После этого уже ни одна победа не приносила мне радости. Я и к оптиматам примкнул только по той причине, что мой смертельный враг Гай Марий был демократом.
Жизнь -  драма с одним и тем же концом. Это я понял со всей очевидностью. Меня упрекают в том, что я составил проскрипционные списки; мои враги называют меня тигром, людоедом. Пусть. Я добровольно сложил с себя полномочия диктатора, как только утихомирил Рим.
Но первой и самой главной моей ошибкой была уверенность, будто смертный человек может покорить весь мир и стать от этого счастливее. Нет, это не так. Ты видишь, в каком я состоянии. А ведь еще не так давно меня называли Счастливым. Вот мое счастье!- из последних сил проговорил Сулла и бессильно откинулся на подушку.
Красс хотел что-то сказать Сулле в утешение, но грек – доктор, заметив это, немедленно покачал головой, и Красс сразу же вышел из комнаты.
Там он столкнулся с Хрисогоном, но с каким Хрисогоном!
Куда девались тщеславие и самомнение  этого бывшего «второго человека в Риме». Сейчас в его глазах  сквозил страх; он стал как будто бы меньше и незаметнее.
Осторожно ступая, он приблизился к Крассу и сказал ему:
-Что же будет с нами, Марк Красс
-Не со мною, а с тобой, ответил Красс, заботься сам о своей шкуре. Я же не желаю покрывать тебя. Если  народ (а ты знаешь, что я люблю народ, а народ любит меня), так вот, если народ потребует твоей изгнания или казни, я не стану противиться.
-Бессмертные боги! Зачем вы превратили меня в раба! - произнеся эти слова, Хрисогон упал на колени пред изумленным Крассом, - зачем Сулла освободил меня! Ведь я же помню, что счастливо жил со своими родителями в Киликии. Я же точно помню, что в Киликии, а теперь…
И Хрисогон попытался поцеловать руку Красса.
Тот с пренебрежением  оттолкнул ее и, широко шагая, покинул имение Суллы.
«Так проходит мирская слава», - думал он, смотря из носилок на улицы Города - все такие же суетные, многолюдные и многоречивые, как и в первый раз, когда он оказался в нем.
Через три дня вольноотпущенник Суллы Хрисогон объявил, что бывший диктатор скончался.