Дырокол

    Жил-был дырокол. Был он большой, грубый и честный. Он добросовестно делал свое дело. «Раз!» — и готово. Бумаги так и вылетали из него с двумя аккуратными дырками и тут же прыгали в скоросшиватель. «Щелк!» — и на веки вместе. Но однажды дырокол опозорился. В него сунули слишком толстую пачку бумаг одного доцента-склочника, и дырокол не смог пробить ее с первого раза. Бумаге было больно — и она во всю ругала бедного, честного дырокола.
    С этого события жизнь дырокола стала невыносимой. Он потерял уверенность в себе, плохо спал и даже начал ржаветь. Он был простым отечественным дыроколом, его сделали на мебельной фабрике, куда марсианские школьники по ошибке сдали собранный ими металлолом (а точнее говоря, разобранный ими трактор). Наш дырокол и его 857 тысяч братьев не получили достаточного воспитания. Их только покрасили голубой краской, какой красили кухонные столы. И они вышли в большую жизнь с открытыми от удивления ртами. Собственно говоря, дырокол и был одним большим открытым ртом, и его то и дело ударяли по верхней челюсти. «Раз!», «Раз!» — и в его брюхо, а скорее пеликаний мешок так и сыпались аккуратно выстриженные маленькие круглые бумажки — дыроколья зарплата. Когда «денег» оказывалось слишком много, то дырокол вскрывали и «деньги» высыпали в корзину для бумаг, на сохранение, как думал бедный наивный дырокол.
    Так он и жил, пока с ним не случилась эта неприятность.
    И вот дырокол решил бежать. Когда та старая ведьма, которая целый день стукала его по верхней челюсти, отлучилась, дырокол спрыгнул на пол и поскакал к корзине. Старая ведьма в этот день работала мало — и у дырокола в брюхе было не так уж много «денег». И он захотел забрать все свои «сбережения». Но корзина для бумаг оказалась пустой. «Обокрали!» — подумал дырокол и заплакал. Слезы не украшали его. Он стал ржаветь прямо на глазах скоросшивателей, которые смотрели на него изо всех углов конторы. Они были все пронумерованы и набиты важными и скучными деловыми бумагами, а не пустыми, никому не нужными кружочками, которые дырокол принимал за деньги, а потому дружно его презирали.
    На полу около корзинки для бумаг дырокол увидел скрепку. Она упала еще вчера, уборщица, подметая контору, ее не заметила, хотя скрепка была блестящей и считала себя француженкой. Действительно, эту партию скрепок сделали из разбившегося французского космического аппарата, и все они, а их было 2036790892, гордились своим происхождением. Однако долгое лежание на холодном полу в течение всей ночи в одиночестве, а не в тесном кругу своих сестер в картонной коробке, напугало скрепку — и она готова была посочувствовать дыроколу. «Ты кто? — спросила его скрепка. «Я дырокол, — ответил тот. «Фи» — сказала скрепка. — Какое грубое у тебя имя. А я скрепка. Это почти то же, что скрипка. И ты должен относиться ко мне с уважением. Мы ведем свой род из Франции. И нас так много, что никто не смеет нас обижать. Не вздумай дотрагиваться до меня!» Бедный дырокол! У него и в мыслях ничего подобного не было. Он только заплакал сильнее.
    Но вот хлопнула входная дверь. В контору из магазина вернулась старая дева, которая только что хорошо отоварилась десятью банками свиной тушенки (напомним, что это было на Марсе), получив в качестве прицепа двадцать экземпляров романа земляцкого писателя Э. Бредиадковского «Марсианка бродит по Арбату». В этот счастливый для нее момент старая ведьма не думала, как обычно, о том, что, если бы Прохор ее в свое время не бросил, то ее жизнь могла бы сложиться по-другому. И она не сидела бы на Марсе в этой конторе. Старая дева думала об этом важнейшем эпизоде своей жизни почти всегда. При этом ее левая рука (старая дева была левшой) непроизвольно подпрыгивала и ударяла по столу. Поэтому ее и посадили подшивать бумаги. Ни на что другое она не была способна. Но в этот момент она была почти счастлива. Тушенка (напомним, что это было на Марсе и давно) под Новый Год была очень кстати, а что касается романа, то он годился на растопку. И как всякий счастливый человек наша дева на какое-то время утратила бдительность, а потому, подходя к столу, чтобы опорожнить свою большую хозяйственную сумку, не заметила на полу тихо плачущего дырокола, наступила на него, споткнулась и выронила сумку. Банки вывалились на пол и почти все разбились. Уцелела лишь банка с баклажанной икрой — ее ей подсунули вместо тушенки.
    Все это было так непривычно смешно, что плачущий дырокол неожиданно для себя рассмеялся. «Ах ты мразь!» — закричала несчастная женщина, схватила заляпанный свиным жиром дырокол и только прицелилась, чтобы выбросить его в форточку, как вдруг «цзынь, цзынь, цзынь» — посыпались стекла, и в комнату влетел небольшой, размером с чайник, сверкающий аппарат, который совершил мягкую посадку прямо на стол старой девы. «Привет с Земли!» — дружелюбно вымолвил он. Старая дева противно вскрикнула. Брошенный с неожиданной ловкостью дырокол с удивившей его самого классовой ненавистью вцепился в космического щеголя. «Прииииивеееет!» — неуверенно повторил он и рухнул на пол на скрепку, которая мазала губы свиным жиром. Аппарат дернулся и затих…
    Это был новый вид летательных аппаратов, о которых в это же время на Земле делал доклад видный, но почти никем не виданный, ученый, академик Иван Натанович Марсан. Его слушали академики Марсохапов и Марсохапян, членкоры Марсоберидзе и Марсозаберидзе, профессора Марсоедов и Марсоглотов, доцент Марсанышев, аспирантка Марсальникова, лаборантки Марсамбекова и Кмарсубегова, спецкорр Марситуткин и представитель общественности первоклассник Вася Марсяткин. «Это большая победа нашей науки!» — сказал в заключение своего доклада Иван Натанович. Все дружно зааплодировали.
    А в это время старая дева пришла в себя и ужаснулась содеянному. Она уже кое-что слышала о новых межпланетных аппаратах, а потому сообразила, что совершила сомнительный поступок. «Береженного Бог бережет!» — повторила она любимую поговорку Прохора, которой он обычно отвечал ей на ее робкие намеки на существование ЗАГСа. Схватив сумку, старая дева побросала туда то, что только что было гордостью земляцкой науки вместе с намертво вцепившемся в эту гордость дыроколом, а сверху присыпала битым стеклом. Все это она высыпала на свалке соседнего РЭУ. Вернувшись в контору, она тщательно собрала с пола куски тушенки с прилипшими к ней кусками баночного стекла. «Ничего, — подумала дева. — Когда я жила у Прохора на Дегтярном, то мне еще не то приходилось есть». «Ах, Прохор, Прохор!» — сказала старая дева и заплакала…
    Прошел месяц. Было прекрасное марсианское утро. Большой космический аппарат готовился совершить мягкую посадку на свалку соседнего РЭУ, куда только что пришли для сбора металлолома восьмиклассники соседней школы. Спасти их от поражения в соревновании с первоклассниками могло только чудо. Эта жажда чуда была у восьмиклассников столь велика, что они даже не удивились, увидев, что прямо на них опускается что-то большое и металлическое. В последний момент аппарат взял в сторону и скрылся за большой кучей щебня, оставшейся от последней ядерной войны. Когда-то это было трехсотэтажным домом. «Вот он!» — воскликнула Аэлита, первая взобравшись на вершину этой кучи. «Металлоломь его!» — приказал старший вожатый Марсебский и, схватив с земли, то есть с марса первый попавшийся ему под руку тяжелый предмет, бросился к аппарату, из которого выползал марсоход. Марсебский ударил его по куполу схваченным им предметом. «Караул! Убивают!» — закричала земляничка, выскакивая из марсохода и кидаясь в ближайший марсианский канал, заполненный ликером. Подоспевшие восьмиклассники быстро разломали и марсоход, и сам аппарат и с торжеством потащили обломки на территорию школы.
    Свалка вскоре опустела. Задержались лишь Марсебский и Аэлита. Первый держал вторую в объятиях. В его поэтизированном сознании складывалось: «Повезло дураку-рыбаку. Он белугу поймал на бегу…» Марсебский не знал, что за ним наблюдают сразу две женщины. Первой была земляничка, которая по команде с Земли выбралась из канала и пошла обратно к уже несуществующему марсоходу. Второй — старая дева, которой, несмотря на все ее заявки, не выдали новый дырокол. Его-то она и увидела в правой руке Марсебского. Но она тут же забыла о дыроколе.
    Перед ней стоял ее Прохор, который в это время подрабатывал вожатым на Марсе. Увидел и он старую деву — и хотя прошло уже несколько лет, тут же узнал в ней ту самую марсианку, которая некогда бродила по Арбату и которую он поразил, обратившись к ней, с вопросом: «Девушка, а вы не марсианка случайно?»… Некоторое время они жили в полуподвале на Дегтярном 15 без прописки. Вскоре случилась облава на БОМЖЕЙ. Прохору удалось бежать, ее же схватили и выслали на Марс. Ведь она значилась в милицейских доносах под кличкой «марсианка». На прощание навещавший ее в камере милицейский чин шепнул ей, что облава была якобы инспирирована самим Прохором, который давно уже встречался с некоей девицей из Томилино.
    Все это в мгновенье ока пронеслось в памяти покинутой женщины. Подбежав к Прохору и Аэлите, она выхватила у него дырокол и тут же подшила их обоих в новенький скоросшиватель. На обложке она старательно вывела: «Дело Прохора». Ни его нынешней марсианской фамилии, ни его литературного псевдонима она не знала.
    Нужно сказать, что весь этот трагико-комический эпизод был передан земляничкой на Землю — сотни миллионов землян могли видеть эту захватывающую сцену. Кое-кто узнал Марсебского, но не удивился. Все его знакомые привыкли к его странным командировкам то на Памир звездочетом, то в лагеря Дедом Морозом, то вообще в «дальние края».
    Между тем старая дева подала «Дело Прохора» в суд. Вещественные доказательства были налицо. Даже и в скоросшивателе Марсебский держал Аэлиту в объятиях. Не будем рассказывать о трехмесячном судебном процессе. О нем можно прочитать в любой марсианской газете. В конце концов Марсебский был приговорен к усечению своей марсианской фамилии, что грозило ему большими неприятностями, так как для него вторая часть его фамилии была существенней первой…
    Но все кончилось для него, как обычно, хорошо. Земляничка, которая влюбилась в Прохора уже в тот момент, когда спасалась от него бегством, передала на Землю, что видному земляцкому песеннику и романисту Э. Бредиадковскому (оказывается, Марсебский, Прохор и Э. Бредиадковский были одно и то же лицо!), находящемуся на Марсе по просьбе не читателей, угрожает опасность усечения, после которого этот авантюрист уже не представлял бы никакого интереса для женщин. Земля обратилась к Марсу с нотой… В конце концов Э. Бредиадковский был выслан на Землю. С ним отправилась и земляничка, которую Э. Бредиадковский тоже успел
полюбить, ибо после купания в канале она была уже не просто земляничкой, а земляничкой в ликере…
    Некоторое время, что-то около трех недель, они были по-своему счастливы. Земляничка была гибкой как шланг и стройной как кукуруза. Ее глаза жили отдельно от тела. Она пела — и упругая мелодия всегда лежала у ног Э. Бредиадковского серебристой ланью. Они пили темное вино через полые стебли, искусно просунутые в чужую бочку.
    Но случилось несчастье. Однажды Э. Бредиадковский, поддавшись влиянию мистика Бориса Шелапутина, где-то тайком отщипнул головку сыра и, взобравшись на высоченную стопку своего не распроданного романа, намеревался позавтракать в одиночестве. Глубоко внизу бежал Беня Молох. «Эдик! Дай кусочек сыра!» — попросил Беня. «Похвали мой роман, — отвечал Э. Бредиадковский. — Тогда дам». «Беее!» — завопил Молох и, разбежавшись, пнул головой стопку. Она обрушилась.       Так нелепо погибли эти великомученики земляцкой художественной литературы и литературной критики… Земляничка была неутешна. Две недели. А затем вышла замуж за академика Ивана Натановича Марсмана.
    А что касается дырокола, который оказался невольным орудием разрушения марсохода, то его оправдали, почистили от ржавчины и покрасили. И он снова стал большим, грубым и честным дыроколом, каким и был в начале нашего рождественского рассказа.

        (рождественский рассказ)
          031.12.1971–01.01.1972