Быть в контакте

       Меня бросил молодой человек. Не то, чтобы любимый, но уже очень дорогой и родной по духу. Безо всякого объяснения произошедшего. У нас были проблемы и раньше, но мне всегда казалось, что если мы расстанемся – то после какого-нибудь громкого скандала, а не так, незаметно для окружающих. И поэтому случившееся отдалось во мне еще большей болью.
       И что же я сделала первым делом? Не позвонила маме или подруге. Не напилась с горя. Не расплакалась. Первым делом я поменяла статус на свой страничке в социальной сети «ВКонтакте». Мне было так плохо, что самым необходимым в ту минуту показалось сообщить об этом всем, кто мог прочесть. Я долго подбирала слова. Из сердца рвались фразы о боли, предательстве, унижении, о том, как я страдаю без него, о том, что молю вернуться. Но попранная женская гордость убеждала, что такого ни в коем случае нельзя писать, что он будет только счастлив, зная, насколько болезненно я переживаю его уход. Поэтому я написала: «Любить нельзя…» и закрыла ноутбук.
       Я знаю, какой будет реакция окружающих. Меня начнут успокаивать. И говорить, какой он козел и сволочь. И что он был недостоин меня. И что он будет кусать локти и ломать ногти в попытках меня вернуть, но я то, конечно же, к тому времени буду замужем за мультимиллионером. Хотя это все даже близко не походит на истину, именно этих слов я жду, глядя на список из 194 «друзей». В кавычках я пишу это слово потому, что из 194 штук настоящими друзьями является крошечная горстка человек в 10, а то и меньше. А остальные – просто люди, когда-либо где-либо при каких-либо обстоятельствах обратившие на себя внимание. Но сейчас мне безразлично, кто именно расскажет мне о том, какая я хорошая, и от какого ужасного человека меня избавила судьба. Мне нужно только одно – чтоб меня пожалели.
       Сколько бы нам, людям, не было лет, почти все мы остаемся детьми в душе. Большими и маленькими детьми. А детям нужно чувствовать себя любимыми. В принципе это все, что нужно детям, не считая игрушек и различного вида допинга, от шоколадок до алкоголя, если говорить о детях взрослых. Тем более что в детстве мы рыдаем и воем от малейшей царапины не потому что нам так уж больно, а потому что нам нравится, когда нас жалеют. Это такая взаимосвязь – если меня хоть кто-то любит, меня обязательно утешат.
       С возрастом наша потребность в том, чтоб нас любили и жалели, отнюдь не проходит, а наоборот, увеличивается. И теперь нам недостаточно только мамы. Когда человеку плохо, ему нужно как можно больше теплых слов от как можно большего количества народа. Жажда общения, пусть сублимированного, не живого, вышедшего в он-лайн пространство, заставляет нас социализироваться, обрастать межличностными связями, целым клубком странных виртуальных связей, основанных на цифрах идентификаторов страниц в сетях типа «ВКонтакте».
       Зачем мне выносить свою боль в люди? Зачем выворачивать кровоточащую душу на изнанку, давая желающим полюбоваться её пульсирующими внутренностями, отравленными ядом предательства? Для того чтоб не наслаждаться этим кошмаром в одиночестве. Из почти двух сотен незнакомцев, которых господин Дуров величает моими «друзьями», половина не обратит внимания на сочащиеся страданием статусы и заметки. Из оставшейся половины четверть подумает: «Ну и дура». Еще четверть решит: «Так ей и надо, меньше выпендриваться будет». Остальные две четверти разделятся во мнении: наиболее близкие люди обязательно проникнутся проблемой и начнут предлагать свои пути решения, преобладающая же часть, не столь родственная духом, либо скинет на стенку веселенькую картинку, либо забавную песенку, либо два-три слова о том, что все будет хорошо.
       Из всех заметивших только один никогда ничего по этому поводу не скажет – тот, кто собственно является виновником ситуации. Он будет наблюдать по смене напыщенно-оптимистичных статусов, по кричаще-радостным фотографиям, по идиотски-веселым комментариям за тем, как отчаянно я пытаюсь выползти из трясины тоски, что засасывает меня с головой, едва я остаюсь в одиночестве. Он тоже, может быть, будет что-то думать по этому поводу. Или что-то из вышеперечисленных вариантов, либо о чем-то своем. Но его мысли навсегда останутся для меня тайной. И он не станет удалять меня из «друзей». И я не стану. Я – чтоб испытывать мазохистские мучения, глядя на надпись «он-лайн» возле его аватары. Он – чтоб показать, что он то, взрослый и разумный человек, в отличие от меня, истерички, не делает из своего ухода вселенской трагедии и не отказывается со мной общаться. Это моё лицо сразу перекашивает, как будто я питаюсь исключительно свежими лимонами, от одного его счастливо-довольного вида, когда я прихожу в его компанию провести время среди людей, а не четырех стен. А он весело обнимает в знак приветствия, как малознакомую девчушку, как обнимает обычно десятки и сотни таких же девчушек, просто потому что он общительный и компанейский человек.
       Брошенная женщина, фигурально выражаясь, продолжает извиваться, дергаться, словно выброшенная на берег рыба, хватать воздух ртом, мельтешить, производить много движения и шума. И все это потому, что ей остро необходимо почувствовать, что она еще живая. Что из дикой пустоты в сердце мрак уныния не расползается по всему организму, стремясь сожрать еще и мозг и душу. Страдать может только живой человек. Писать глупые свежевыдуманные философские высказывания в статусе своей странички может только живой человек. Так отчаянно ждать теплых слов ободрения и понимания может только человек, стремящийся выжить, перебороть в себе страшную болезнь разрыва.
       В одиночестве страдать страшно. В одиночестве умирают только тяжелораненые звери. Люди же тянутся к себе подобным, даже когда им смертельно плохо. Как в детстве, когда прохладная мамина рука нежно ложится на раскаленный от температуры лоб, сейчас для нас важны чьи-то сочувствия и сопереживания.
       Может быть, я обобщаю зря. И слова «нас, мы» везде стоит заменить на «я, меня». Но я больше чем уверена, что даже самый суровый бука, забивающийся в темный угол, чтобы поплакать в одиночестве, на самом деле отчаянно желает, чтоб его обняли и погладили по голове. У каждого человека есть тот, чье понимание необходимо больше всего. И суррогат такого понимания дают социальные сети. Тот, самый близкий и нужный, не обязательно противоположного пола, он то может и не понять, он же все-таки тоже человек. Но из 194 разных личностей хоть одна да обратит внимание на то, что ты мучаешься там, перед монитором своего компьютера или экраном ноутбука.
       Один вопрос: «Что случалось, апельсинка?» Апельсинка – потому что я рыжая от природы.
       Один ответ: «Да так, депрессия у меня».
       Другой ответ: «Дура ты, депрессия – медицинский термин, это заболевание, от него в психушку кладут. А ты просто расстроена сильно. Давай, колись, что случилось?»
       Другой вопрос: «Эй, что за статусы похоронные? Как дела?»
       Третий: «Как это любить нельзя? Любить – это прекрасно!»
       Четвертый: «Кончай грузиться, чукча, давай к нам пиво пить!»
       Пятый: «Бросил? Да и хрен то с ним! Нового найдем тебе!»
       Шестой, седьмой, восьмой…Вопросы, ответы, ответы на ответы, вопросы к вопросам и вопросы на ответы на вопросы.
       Так много людей, для которых ты хоть что-то значишь в этой жизни. Десять, двадцать, тридцать человек. Не 194, конечно, но все равно достаточно, чтоб почувствовать – ты не одна на свете в своей боли и хаосе. Быть в контакте с этими людьми иногда просто жизненно необходимо.