Дьявольский зной

       Кирилл всегда был бабником и ловеласом. Но в отличие от многих ему подобных мужчин, Кирилл не умел оставлять девушку одну красиво. Он уходил внезапно, никому ничего не объясняя. Просто раз – и исчез из жизни очередной соблазненной красавицы. Да, именно красавицы, он обладал тонким вкусом и чутьем изысканного хищника, обольщая исключительно женщин самоуверенных, манящих, роскошных, к которым боялись приближаться менее смелые мужчины. Давно, еще лет в 12 Кирилл понял странную закономерность: если женщина очень красива – она, чаще всего, несчастна. Ему встречались редкие исключения из этого правила, но со временем он научился безошибочно определять душевное состояние очередной цели.
       Он их коллекционировал. Что ж, у всех людей есть свои хобби, увлечением Кирилла были женщины, покоренные и брошенные затем. У него были романы и продолжительного характера, когда он чувствовал, что одной ночи с избранницей ему мало, что он еще не до конца изучил её, не препарировал её внутренний мир, не вывернул наизнанку хрупкую душу. Вот за это его и ненавидели те из них, кто, однажды излив душу, просыпался в постели в одиночестве, и больше уже никогда не встречался с мерзавцем. Кирилл получал утонченно-извращенное удовольствие от того, как женщина полагалась на него, капля за каплей, рассказывала о себе, впускала в свою жизнь, доверяла тайны и обиды, а потом, когда он доставал до самой глубины её личности – его уход становился сильнейшей трагедией в её жизни. Он не оправдывал себя ничем, и на редкие робкие позывы совести отвечал, что ему просто становится скучно рядом с девушкой, которую он уже изучил, так почему он должен продолжать тратить на неё свое драгоценное время.
       Разбитые сердца его уже не волновали. Кириллу требовалась новая жертва, новая прекрасная женщина, которую он должен узнать, познать, буквально выпить её до дна, и отбросить потом как ненужную обертку, из которой извлекли содержимое. Он никогда не жалел бывших пассий. Звонками, письмами, визитами, угрозами они лишь назойливо раздражали Кирилла, и принуждали менять номер телефона и адрес съемной квартиры. Общаясь с новой девушкой, он старался выдать ей минимум информации о себе, но умело вытягивал из жертвы своей пагубной страсти все новые подробности, упиваясь её откровенностью и доверчивостью. Ему доставались отнюдь не робкие дамы. Некоторых он осаждал месяцами, целенаправленно и упорно убеждая предмет своего вожделения в искренности и пылкости чувств. Кирилл не скупился на цветы и подарки, выбирал хорошие рестораны и ездил на не самой дешевой машине. Ему не сложно было пустить пыль в глаза и делать это стабильно. И когда очередной оплот женской гордости, высокомерия и тщеславия сдавался под натиском и падал к его ногам – сердце Кирилла ликовало, а душа упивалась очередной победой и близким уже вкусом нового приключения.
       У него не было друзей. Масса приятелей, которая видела его каждый раз с очередной красавицей, напоказ восхищалась им, но за спиной яро обсуждала. Но Кирилла это не трогало. Он жил в своем мире, тщательно выстроенном, по своим правилам, идеально вымеренным и проверенным, преследуя свою цель – постоянное получение удовольствия. Кирилл не считал себя плохим человеком. Он думал о себе, как об эстете, обладающем редким умением брать от жизни всё, что пожелает душа. Глупое нерусское слово «пикап» применительно к стилю своей жизни он считал оскорбительным и неуместным. Кирилл мнил себя художником, которому нужны были постоянно новые музы, и не обращал внимания на то, что он ничего не создавал, лишь разрушал десятки женских судеб. Его ненавидели и презирали те, с кем он обошелся обыкновенным для себя образом, но изменить что-либо не могла ни одна из них.
       Избавившись от очередной дамы сердца, Кирилл вышел на охоту прохладным майским вечером. Излюбленным маршрутом – в бар или ресторан – идти не хотелось. Он побрел, куда глаза глядят, чувствуя умиротворение и гармонию с окружающим миром. В конце концов, жизнью правит естественный отбор, и не его вина, что он родился быть хищником, а не жертвой. Москва шумела и бурлила вокруг него, но Кирилл был спокоен и невозмутим, как камень. Он шел, наслаждаясь началом лета, вечерним городом, иллюминацией витрин, редким ветерком, ерошившим его коротко стриженые волосы, щурил зеленоватые глаза и улыбался самому себе и своему городу.
       Кирилл родился не в Москве, но с детства ощущал потребность жить именно здесь. И едва его родители развелись, принялся уламывать мать переехать в столицу. Сломленная горем женщина восприняла пылкие речи ребенка как шанс сохранить остатки психики, и скоро Кирилл перебрался в город своей мечты. Москва, в конце концов, сломала его немолодую матушку. Измученная женщина жила теперь на зарплату продавца где-то на окраине города, ютясь в тесной хрущевке. А вот Кирилл, с юности ощущавший в себе инстинкт зверя, справился со своенравным городом и стал полноправным москвичом. Квартира на Новой Риге, снятая за большие деньги, была для него самым настоящим домом. Хотя переехать он мог с легкостью куда угодно, в любой из районов, лишь бы продолжать чувствовать себя частью столицы.
       Вдруг он поймал себя на том, что его улыбке отвечает чья-то чужая, открытая и искренняя. Сфокусировав взгляд, он улыбнулся еще шире: на него смотрела роскошная чернокожая красавица, с тонкими ясными чертами лица, чувственными полными губами и копной густых прекрасных волос. Сердце его запнулось на миг и застучало сильнее. Он нашел новый объект для изучения.
       Её звали Эстер, и вся она словно была описана в какой-то книге, настолько необычной и волшебной казалась эта девушка. Дочь нигерийского промышленника и племянницы русского дипломата приехала в Москву учиться в институте, и один из лучших медицинских ВУЗов покорился ей легко, потому что незаурядный ум и способности чудно дополняли её природную яркую красоту. Кирилл раньше не встречался с чернокожими красавицами, и экзотичная негритянка Эстер интересовала его невероятно. 23 лет от роду, Эста, как её ласково называли близкие, была великолепна и обольстительна.
       Кирилл начал долгие ухаживания. Эстер сразу же предупредила его, что семья следит за ней и что никаких отношений с чужими мужчинами её отец и братья не потерпят. Но Кирилл был деликатно настойчив. Девушка здесь, в России, была отчаянно одинока, это он почувствовал сразу же. Друзей из института у неё почти не было, потому что студенты-медики предпочитали пить водку и прогуливать лекции, в то время как Эстер не пропускала ни одного занятия и слыла гордостью курса. Кирилл не торопил события, однако двигался к цели с завидным упорством. Заваливал её цветами и подарками, возил на машине везде, где их могли увидеть, выбирал рестораны, которые могли произвести на неё впечатление, водил в кино, театры и музеи, просто гулял с ней по Москве, рассказывая о городе так, словно здесь жил здесь с самого рождения. Эстер много смеялась, шутила, улыбалась, сверкала черными глазами, рассказывала о своем народе и своей культуре, потихоньку начала кокетничать, и Кирилл возликовал в душе – сердце африканской принцессы не устояло перед его чарами.
       Все едва не испортил старший брат Эстер. Он приехал в гости к сестренке, и с первых же часов заподозрил неладное. Эста пропадала где-то, приезжала домой возбужденная, на расспросы отвечала уклончиво и невпопад. В итоге разгневанный брат в буквальном смысле прижал её к стенке, и потребовал объяснений, от чего восприимчивая девушка расплакалась и созналась в том, что влюблена. Брат рвал и метал, в ярости грозясь силой увезти её и никогда больше не выпускать из родительского дома, но испуганная Эстер поклялась, что никогда больше не встретится с этим человеком. Брат уехал. Эста не брала трубку, не открывала дверь, возвращала цветы и подарки. Кирилл был удивлен таким поворотом событий и принялся разрабатывать новый план наступления. Миновал июнь, подходил к концу июль. Кирилл решил давить на жалость. Он оставлял на её автоответчике длинные послания со словами о том, как ему плохо без неё. Он написал на асфальте под её окнами «Я тебя люблю, Эстер!». Он заказал несколько рекламных щитов на пути обычного следования Эсты с её фотографиями и надписями о его любви и верности. Он готов был даже просить её руки, но однажды вечером она подняла трубку. Кирилл победил. В скором времени он выяснил одну вещь, слегка удивившую его циничную душу – Эстер была девушкой до встречи с ним. И свою невинность она вручила ему как залог своей любви, со всем пламенем и страстностью, на которые было способной её юное прекрасное тело цвета чуть разбавленного молоком кофе. Кирилл исчерпал её. Она лежала у его ног, счастливая и сонная, а он, молча курил в темноте и думал о том, что он, пожалуй, в этот раз слишком много потратил сил, и, наверное, стоит отдохнуть, съездить куда-нибудь развеяться. На Ибицу. Точно. На Ибице он никогда не был, и пусть это стоит колоссальных денег, зато он чудно отдохнет. И не будет больше слышать этих кошмарных слов о любви, семье, детях и так далее.
       Кирилл улетел на следующий день горящим туром на Ибицу. На работе взял отпуск за свой счет, отключил все телефоны и на 13 дней 12 ночей погрузился в атмосферу вечной молодости и вечного праздника. Вернувшись в Москву, он обнаружил в электронной почте несколько десятков писем от Эстер, включенный телефон обрушил на него шквал смс и голосовых сообщений, а в почтовом ящике на лестничной площадке оказалась утыканная иглами тряпичная кукла.
       Глубоко вздохнув, Кирилл выкинул очередную одноразовую SIM-карту, благо свой постоянный номер телефона он не оставлял ни одной из девушек. Истерзанная кукла слегка испугала его, ведь месть женщины могла быть действительно страшной, но, поддавшись своему обычному фатализму, Кирилл не стал дергаться. Он жил в хорошем доме с частной охраной, и напуганные его возмущением по поводу сюрприза в почтовом ящике в охраняемом подъезде стражи порядка пообещали усилить бдительность.
Кирилл вернулся к работе. Лето заканчивалось, пора было искать новую девушку. Охота на Эстер немного вымотала его, так что Кирилл сейчас присматривался к разным девушкам, просто чтоб не потерять навык.
       Гроза разразилась 24 августа. Кирилл сидел в любимом баре «Самбука» и потягивал коктейль, мирно беседуя с миловидной блондинкой с глубоким декольте. Вдруг странный звук и дикий взгляд бармена поверх его головы заставили Кирилла оглянуться. Отточенные рефлексы бросили его на пол, иначе бы тяжелая бутылка текилы точно попала ему в голову. Вид Эстер был ужасен. Всегда подчеркнуто элегантная, одетая с европейским вкусом, сейчас Эста была похожа на беженку. Она словно посерела, глаза ввалились и только сверкали яростью и безумием из глубин черепа. Покрытая бисеринками пота кожа обтянула кости, а волосы были растрепаны и давно не видели расчески. Охранник, проморгавший девушку, уже бежал к ней от входа, но из Эсты уже словно вышел весь воздух, плечи поникли, а руки безвольно опустились. Кирилл едва услышал её шепот: «Ты? Как же ты…» Кирилл осторожно поднялся с пола, собравшись, словно пружина, чтоб снова отпрыгнуть в сторону в случае опасности, и примиряющее заговорил, зная, что его тембр голоса действует на людей успокаивающе:
       - Эстер, девочка, тише, не шуми, давай поговорим…
       Охранник скрутил хрупкую фигуру, и вдруг девушка вскинулась, словно дикая кошка, с нечленораздельным ревом вырвавшись из рук мужчины и подскочив к Кириллу, замахнулась со словами: «Будь ты проклят!» Он уклонился, и острые ногти, готовые впиться в лицо, скользнули по руке, оставляя глубокие царапины. Эста вдруг закричала что-то на незнакомом ему языке, что-то, что вполне могло сойти за слова проклятия, и, вскрикнув на высокой ноте, упала на пол. Охранник навалился на неё, глухо матерясь, и выволок бездыханное тело наружу. Кирилла трясло. Он был бледен и зажимал ладонью царапины на тыльной стороне правой кисти. Крупные капли пота стекали по его лицу, а сердце словно сошло с ума, выбивая ритм, способный вызвать судорогу. Блондинка подошла к нему и влила в рот сквозь стиснутые зубы стопку водки. Огненная влага рекой прокатилась по горлу, на глазах выступили слезы, но шок прошел. Кирилл обессилено упал на барный стул и заказал еще водки.
       Он редко напивался. И в этот раз Кирилл чувствовал себя хорошо выпившим, но не пьяным. Он шел домой пешком, пытаясь в знакомой сутолоке улиц обрести свой обычный покой. Ему это почти удалось, и ближе к дому плечи расправились, а походка приобрела прежнюю уверенность. Вдруг он заметил то, от чего его сердце снова сжалось в тугой комок страха. Среди людей прямо на него шла старая цыганка, одетая в пестрые лохмотья, и смотрела ему в глаза. Кирилл затравленно оглянулся и двинулся к спасительной противоположной стороне улицы, но дорогу ему перекрыл двинувшийся на зеленый свет светофора поток транспорта. Нервно хватая носом воздух, Кирилл чертыхался себе под нос и мысленно подгонял автомобили, как вдруг его раненную кисть грубо схватили. Вскрикнув, Кирилл дернулся и встретился глазами со старой женщиной. Цыганка разглядывала его темными, как истертый графит, глазами в паутине морщин.
       - Ты проклят, мальчик мой. И это очень страшное проклятие. За него нужно заплатить своим разумом, и тот, кто это сделал, был очень зол на тебя!
       Внезапно цыганка отпустила его руку и двинулась дальше. Кирилл мгновение стоял столбом, не в силах шевельнуть ни единым мускулом, а затем вдруг сорвался с места и побежал через дорогу прямо сквозь несущийся поток. Машины с визгом тормозили, раздавались возмущенные крики и гудки, но Кирилл словно обезумел. Отдышался он только у ограды собственного дома. Царапины на кисти руки пульсировали болью. Кирилл утер пот со лба и медленно побрел к подъезду.
       Позже он успокоился и решил, что всему виной расшатавшиеся нервы. Никаких проклятий не существует, конечно же. Он достаточно много читал о культуре современных африканских народов, чтобы уяснить это себе. И все же где-то внизу живота ворочалось странное чувство, нечто вроде примитивного, ничем не обоснованного страха. Кирилл постарался отогнать от себя дурные мысли и отправился спать.
       Жизнь пошла обычным чередом. Через три дня Кирилл рискнул выбраться в кафе неподалеку от дома, и даже неплохо провел время, но безотчетно сторонился темноволосых кареглазых женщин. К концу недели страх почти выветрился из его души, он был достаточно сложно устроенной личностью, чтоб уметь подавлять ненужные эмоции. Единственное, что немного смущало Кирилла, так это незатягивающиеся царапины на правой кисти. Три диагональные полосы кровавого цвета были такими же свежими, как и неделю назад. Он боялся, не попала ли туда инфекция, и даже сходил к врачу, но та уверила его, что раны пустяковые и выписала заживляющую мазь.
       Вечер Кирилл проводил в уютном дорогом ресторанчике на Арбате. Он искал новую девушку, новый объект для своего исследования. Он изголодался по ощущениям, и чувствовал себя словно вампир, долгое время не пивший крови. Глядя по сторонам, он примеривался к щебечущим девушкам и время от времени мило улыбался им. Кирилл расставил сети и мирно ждал, когда в них попадется очередная пташка. Вдруг из-за его спины прозвучало низким голосом с хрипотцой:
       - Вы разрешите к вам присоединиться?
       Кирилл обернулся и даже приподнял брови в изумлении. Сзади стояла ослепительно красивая, чувственная девушка с большим бюстом, ярко очерченными губами и прекрасными длинными волосами цвета речного песка, собранными в высокий конский хвост. Кирилл расплылся в улыбке и царственным жестом пригласил даму за свой стол. Красавица села, продемонстрировав идеальные ноги, провела кончиками пальцев по отметинам на его правой руке, и устремила на Кирилла многозначительный взгляд.
       Она оказалась не из болтливых. Девушку звали Ириной, она была моделью и в Москву приезжала иногда. Идеальный вариант для него, развлечься на пару ночей, выпытать её сущность и насладиться прекрасным телом.
       Несмотря на некую скрытность, Ирина очень быстро перешла на откровенные темы и сообщила, что она не прочь прокатиться куда-нибудь для более тесного знакомства. Кирилл был приятно возбужден и опьянен этой женщиной. Она источала какой-то аромат, а может быть энергетические волны, которые притягивали к ней как магнит. Она была совершенно раскована, но не вульгарна, сексуальность окутывала её облаком, а в глазах можно было утонуть. Кирилл вглядывался в них и никак не мог понять, какого они цвета.
       Он привел Ирину домой, даже не очень понимая, почему именно он так поступает. Обычно своих девушек он вез в отели либо на квартиру приятелей, временно пустующую. Но Ирину ему захотелось привезти в свою берлогу. Она очаровательно улыбнулась остолбеневшему охраннику при входе, и Кирилл не без удовольствия подумал о том, что завтра этот юнец будет смотреть на него полными зависти глазами. Поднявшись в квартиру, он приглушил свет, включил приятную музыку и достал из бара бутылку шампанского. Ирина стояла посередине комнаты, наблюдая за его передвижениями сквозь полуопущенные длинные ресницы. Он повернулся к ней, держа в руках бокалы с напитком, и вдруг она низко и волнующе проворковала:
       - Я для тебя потанцую. Садись.
       Он опустился в кресло и с растущим восхищением наблюдал затем, как она плавно и эротично сняла с себя все белье. Кирилл мог поклясться, что женщины красивее, чем она, он еще не встречал. Анджелина Джоли выглядела бы рядом с Ириной фригидной коровой.
       - Богиня… - прошептал он, когда обворожительная девушка приблизилась к нему, покачивая бедрами.
       Ирина изогнулась, оседлала его и впилась губами в его губы. Кирилла словно ударило током. Сердце выстукивало бешеный ритм, дыхание стало хриплым и прерывистым. Ирина освободила его от джинсов и стянула на пол. Усевшись сверху, девушка принялась раскачиваться, впиваясь острыми ногтями в его грудь и гортанно стонать. Кирилл облизнул губы и почувствовал кровь. Она укусила его до крови? Но думать об этом он уже не мог. Девушка ускоряла движения. Звук, издаваемый ею, превратился уже в хриплый рев. И что-то происходило с её лицом. Кирилл никак не мог сосредоточиться на нем. Ему было больно, но от чего – он не мог понять. Он попытался чуть сбавить темп движений, сжав пальцами бедра девушки. Ирина взвизгнула и, подавшись вперед, прижала обе его руки к полу. Кирилл застыл от ужаса. Она была невероятно сильна, как он не напрягал мышцы – не мог даже шевельнуть запястьями, на которых уже наливались кровью синяки. Девушка, запрокинув голову, двигалась все быстрее и быстрее. Кирилл уже тоже кричал, но скорее от боли. Его прижимала к полу невиданная сила, бедра были словно зажаты клещами, а от тела девушки исходил такой жар, что влага на его животе моментально высыхала. Вдруг она дико завыла, почти мужским голосом выкрикнула какое-то слово, и резко двинулась всем телом к его лицу. Кирилл посмотрел в её глаза и потерял сознание.
       Он очнулся утром от кошмарной головной боли. Его мутило. Кирилл со стоном поднялся с пола и едва не упал – ноги не держали его. Мышцы болели, словно он вчера провел часа три в спортзале. Еле добравшись до ванной, Кирилл взглянул в зеркало и остолбенел. Его как будто били. Губы распухли и саднили. Веки набухли мешками. Глаза – в мелкой красной сетке сосудов. Грудь украшена десятком царапин и синяков. На запястьях багровели обширные кровоподтеки. Два ногтя на правой руке сломаны. В голове словно работал паровой молот, отдаваясь в висках и затылке. Кирилл облизнул пересохшие губы и застонал – язык был прокушен.
       Из душа он вышел, мелко дрожа. Ему же не могло присниться это все. Ресторан, девушка Ирина. Сумасшедший секс. И… Боже… Кирилл закрыл руками лицо. За долю секунды до того, как он отключился, ему показалось… Нет, не нужно думать об этом.
       Кирилл позвонил на работу и взял отгул. В таком виде появляться на людях не стоит. Завернувшись в плед, он улегся на диван и уставился в одну точку. Как-то все в последнее время пошло кувырком. Он так чудно отдохнул на жарких пляжах Ибицы. И вдруг появление этой ведьмы Эстер, и проклятие какое-то, и эти жуткие царапины на руке, и вчерашняя Ирина. Кирилл вдруг вздрогнул всем телом, на мгновение снова ощутив обжигающее прикосновение её кожи. Он провалялся дома целый день, бездумно переключая телевизор с канала на канал, потом поел что-то, не ощущая вкуса еды, и ближе к вечеру забылся тяжелым сном. Во сне ему снова приснилась Ирина, и на этот раз он прекрасно разобрал то слово, с каким она достигла пика наслаждения, и слово это его дико напугало. Но, проснувшись рано утром, Кирилл снова забыл его.
       Следующую девушку он встретил прямо на работе. Шеф, долго отчитывавший Кирилла за частые отлучки, затем представил ему новую напарницу.
       - Инна, - низким грудным голосом сообщила свое имя брюнетка с несколько азиатскими чертами лица. Кирилл слегка удивился, но в течение дня, присматриваясь к девушке, заметил, что испытывает к ней определенный интерес. Взвесив шансы, Кирилл решил рискнуть, и за десять минут до конца рабочего дня подошел к коллеге.
       - Инна? Разреши пригласить тебя куда-нибудь поужинать, чтоб познакомиться поближе, ведь нам теперь работать вместе?
       Девушка изогнула тонкую бровь ироничным жестом и ответила:
       - Ты знаешь, у меня много дел на работе. Но если ты задержишься помочь мне, тогда после мы сможем поужинать!
       Кирилл почувствовал новую цель, и, обворожительно улыбнувшись, согласился остаться.
       Шеф, плотоядно ухмыляясь, пожелал им отлично провести вечер и ушел. Кирилл работал в своем кабинете и посматривал на освещенные окна кабинета Инны. Вдруг оттуда раздался шум, и Кирилл, вскочив, опрометью бросился к ней. Ворвавшись в кабинет, он гротескно застыл в дверях. Инна, в одном нижнем белье, чулках и туфлях, подбирала с пола упавшие папки. Взглянув на мужчину, она рассмеялась переливчатым смехом и сообщила:
       - Мне очень жарко что-то сегодня, вот и разделась чуть-чуть! А тебе что, не жарко?
       Кирилл почувствовал, как волна жара поднимается в нем от носков до самого подбородка, и, ослабив дрожащими пальцами узел галстука, пробормотал:
       - Правда, жарковато…
       Инна победно улыбнулась, распрямилась и подошла к нему. Понизив свой голос почти до шепота, она проворковала ему на ухо, расстегивая пуговки на его рубашке:
       - Так раздевайся тоже, если тебе жарко.
       Не помня себя от желания, Кирилл подхватил девушку за бедра и посадил на стол. В два движения расстегнув брюки, он уже намеревался приступить к делу, как вдруг сильный удар свалил его с ног. Инна стояла над ним, облизывая губы быстрыми движениями острого язычка, а на золотом кольце, украшавшем средний пальчик её правой руки, поблескивала капля крови из его рассеченной скулы. Резким движением сев на Кирилла, она наклонилась почти к самому его лицу и прохрипела:
       - Ты что, забыл, дорогой, что я люблю быть сверху.
       Позавчерашний акт повторился почти в точности, за исключением того, что перед тем, как потерять сознание от боли и ужаса, Кирилл четко расслышал гортанный вопль:
       - Иштарту!
       Кирилл пришел в себя утром. Солнце еще только поднималось, но смотреть на него у Кирилла не было никакого желания. Со стоном поднявшись, он обвел мутным взглядом кабинет. Кругом был ужасный беспорядок, бумаги валялись на полу, книги и папки были скинуты со шкафов и полок, осколки стекла еще вчера были призами за первые места, занимаемые их компанией во всевозможных конкурсах и рейтингах. Шатаясь, он нашарил на столе ключ от кабинета, свалив попутно папки с оперативной документацией, и вышел, тщательно заперев дверь. Ключ он выкинул в унитаз в мужском туалете, туда же отправились остатки еды, задержавшиеся в его желудке. Глянув на свое отражение, Кирилл отшатнулся. Он был похож на призрак. Бледный, с синяками под глазами и затравленным взглядом. Щетина не делала его лицо привлекательнее. Рассеченная скула опухла и ныла. Он глянул на правую руку – царапины от ногтей Эстер были свежими, словно появились тут вчера. Кирилл заплакал, первый раз за несколько десятилетий он расплакался, как ребенок, потому что не мог понять, что с ним происходит. Кто эти женщины, мучавшие его? Как они его находят? Он больше не верил в случайность этой цепочки событий. Он вспомнил старую цыганку, и её фразу о проклятии. Страх терзал его душу. Леденящий страх.
       Как только шеф появился на работе, Кирилл положил на его стол заявление об уходе по собственному желанию. Директор был не просто удивлен, Кирилл всегда считался лучшим в своем деле, хоть и водились за ним некоторые грехи. Но, видя состояние своего сотрудника, непрерывно твердившего, что он ужасно болен и ему больше никак нельзя тут работать, шеф неуверенно подписал заявление и позвонил в бухгалтерию, чтоб Кирилла рассчитали в этот же день.
       Дома Кирилл первым делом завалился в кровать и проспал без всяких снов почти двенадцать часов. Ночью, проснувшись, он почувствовал себя чуть лучше и даже сумел поесть. Затем Кирилл вылез в Интернет.
       Иштарту. Демон-любовник, принимающий любые обличья для соития с выбранной жертвой. Один из демонов бестиария небольшого африканского племени атала. Призывается сильнейшим шаманом племени, потому что способен сделать безумцем человека, зовущего его. Считается демоном-мстителем, поскольку никогда не оставляет жертву в живых. Изображений демона не обнаружено, но из устных источников удалось установить, что дух принимает наиболее привлекательный для избранника образ, поскольку его собственная сущность ужасна. Изгнать демона может только наложивший заклятие, либо он уходит сам, уничтожив жертву.
       Кирилл, не мигая, смотрел в монитор. Бред. Эстер была родом из племени атала? Господи, Африка находится на другом краю Земли, так далеко от огромной цивилизованной Москвы. И представить себе демона-мстителя, одержимого похотью, здесь, в столице России, Кирилл не мог. Но как тогда объяснить происходящее с ним?! Кирилл не смыкал глаз всю ночь, а рано утром побежал в церковь.
       Батюшка выслушал его долгую исповедь с каменным выражением лица. Потом ответил:
       - Как много невинных душ ты загубил, раб Божий Кирилл. Сколько женщин не смогло оправиться от твоего предательства, и сколько из них совершили смертный грех – самоубийство. И только происки дьявола тебя заставили прекратить свои страсти и придти в церковь на исповедь. Демон, как его не назови, всегда будет мучить и пытать человека, но многие справляются с этим своими силами. Ты же, грешник, должен раскаяться и искренне испрашивать у Господа прощения. Пойди, надень крестик и помолись Божьей Матери.
       Кирилл провел в храме довольно много времени. Он не молился. Просто здесь он чувствовал себя более защищенным. Надев дорогой золотой крестик, Кирилл даже немного повеселел. Голод заставил его покинуть убежище и пойти на поиски места, где бы можно было покушать и отдохнуть. Выбрав милое уютное кафе, он забрался в отдельную кабинку и втягивал носом вкусные запахи с кухни. Вошла официантка, плотно затворив за собой дверь. На груди её красовался бейджик с именем Илона. Воздух в кабинке, несмотря на конец сентября, был сильно прогретым, и Кириллу даже было немного душно. Изучая меню, Кирилл краем сознания отметил, что девушка очень красива. Очень. Он вздрогнул и поднял глаза от меню. Девушка улыбалась презрительно-победно, а глаза её меняли цвет – от серого к синему, от синего к зеленому, от зеленого к карему. Пока не стали золотисто-желтыми, как у животного. И за секунду до того, как из горла Кирилла вырвался дикий крик, покрытая черной чешуей лапа с блестящими антрацитовыми когтями зажала ему рот, вдавив язык в гортань.
       Кирилл живет в психиатрической клинике уже очень долго. Его держат в одиночном карцере с обитыми мягким материалом стенами. Ему постоянно жарко, очень жарко. И весь персонал знает – к нему должен подходить только мужчина. Потому что женщин пациент не любит. Он их боится. До смерти боится.