двести 51

Дама, сидевшая в вагоне метрополитена напротив меня, хоть загодя и прикрыла глаза траурными стёклами солнцезащитных очков, но горе своё, или, скорее всего, нечто менее тягостное, но гораздо более слезоточивое, печаль, остановить полупрозрачной чёрной маской, естественно, не могла, а потому ежеминутно (а иногда и чаще) касалась цветастым платочком раскрасневшейся части лица – той, что взбиралась под вздрагивающие очки.
Не в моих правилах было навязывать себя и своё сострадание  - в какой бы форме и при каких обстоятельствах это не происходило – но, взглянув на вздрагивающее, понурое, ссутулившееся горе очаровательной дамы, я изменил своей обычной манере поведения – сел рядом с удручённой незнакомкой и представился, после же, прорываясь сквозь шум поезда, спросил о том, что её так расстроило.
- Мне... Может, Вам не стоит? Анна. Меня так зовут, - сбивчивые, сталкивающиеся друг с другом слова дамы поначалу настроили меня на снисходительный лад – барышня, мол, в беспричинной истерии – но, спустя несколько секунд, выслушав последующие фразы, я был вынужден несколько изменить своё мнение. – Мне страшно. Очень страшно. В метро как-то полегче. Но, как только выхожу, то...
В течение последующей минуты мне стало понятно, что я имею дело с запущенной формой невроза, приступами депрессии и яркой выраженной фобией. Анна поведала мне, что вот уже более полугода её терзают... звуки:
- Кажущиеся... Призраки звуков…
То она слышит шум ветра в комнате, где все окна затворены, то голоса людей ей причудятся рядом с собой, идущей по тропинке через вспаханное поле, то невнятный шёпот старика прошелестит в ванной комнате, то раздастся лязг железа в кровати – сон уже должен был придти на подмогу, но его надолго спугнул ломающийся металл...
И лишь в метро, где так шумно, где рождение таинственных звуков почти невозможно, Анна чувствовала себя в относительной безопасности, но ведь рано или поздно гремящее, стучащее, успокаивающее убежище надо было покидать, и мысли об этом ввергали мою новую знакомую в уныние, в отчаяние, в слёзы.
- Дорогая Вы моя! – я с улыбкой (скорее всего, с улыбкой) посмотрел на Анну. – Людям так много всего кажется... Ну и что?.. С этим приходится жить... Ощущение счастья, когда оно проходит, неужели не оставляет подозрения, что оно лишь казалось? А любовь? Вот она была рядом, внутри нас совсем недавно, и что же? Нет её, словно и не было никогда вовсе, словно она лишь привиделась. Вы знаете, Анна, - прикосновением руки, касающейся кончиков пальцев моей собеседницы, я удерживал её от встречных реплик. – Мне тоже... Что-то чудится. Не часто, но бывает всё же... Иногда случается так, что я боковым зрением вижу кого-то в комнате, которая совершенно пуста, или же... В парке, помнится, я увидел сидящую на скамеечке девушку. Лица мне её видно не было, я разглядел лишь, что она читала...
- Вы говорите: «любовь, чудится, на скамейке»... - Анна, видно, устав молча выслушивать мой монолог, решила перебить меня. – Я помню, как тоже в парке сидела на скамейке и читала. Кажется, Бруно Шульца. Я так явственно это помню… Голос послышался сзади. Такой, как казалось, знакомый, нежный и... Даже родной голос.
Мне не понравилось, что Анна не выслушала меня, и хоть она ещё продолжала, я стал вновь говорить:
- Подойдя к девушке совсем близко, я...
- Вежливые, наивные, милые слова о... - Анна упрямо не желала останавливаться, фразы её и не думали прерываться.
- Я успел даже сказать о том, что утро – это самое тихое, прохладное и загадочное время суток...
- Он говорил, что...
- И я тоже люблю читать. Попытался угадать, что за книжка у неё в руках. Сказал, что это, наверное, Уайльд. И тогда девушка обернулась.
- Когда я решила взглянуть на него, никого рядом не было! Никого! Мне так... Понравился этот голос! Я была уверена, что он может принадлежать лишь человеку, который... Мне сам обязательно понравится. Я оглянулась, но... Так ужасно! Так непереносимо!
- И что же Вы думаете? Она исчезла! Будто и не было! Я всего лишь моргнул... Вот только здесь, на скамеечке, сидела, читала книжку, и... Как это?! Почему?! Вы знаете... Послушайте!.. Подождите... Эх, да Вы меня совсем не слышите!..
Хоть Анна ещё что-то говорила,  мне только и оставалось – скрывая своё возмущение, встать и пойти к открывающейся двери вагона. Я так и сделал, бросив напоследок:
- Прощайте.