Фантазия-экспромт

Она позвонила мне в офис в разгар рабочего дня и просто таки оглушила рыданиями в трубку:
- Они… они ска-а-зала… они… ска-а-зали… ска-а-за…
- Что тебе сказали? – перебиваю строго.
В таких случаях, знаю, если не вмешаешься – или ничего вразумительного не услышишь. Или в конце концов бросит трубку, предварительно доведя и тебя и себя до истерики. Этого только не хватало. Я то переживу, а ей нельзя.
- Слышишь, успокойся… А то я ничего не пойму. Что они там тебе сказали? Что?
- …ска-а-за…
- Ну говори же, что тебе…
- … ска-а-зали… мальчик…будет…

Опаньки... Мальчик? И что мы будем с ним делать?..
- Мальчик? – повторяю машинально.
- Мальчик… - выдавливает с обреченностью в голосе.
- Ну и отлично! – бодрюсь я. – Какая разница? В следующий раз родишь девочку…
Язык мой… нет, он хуже, хуже врага! Она опять ревет.
- Я не хочу в следующий раз… я хочу сейчас… де-е-вочку…
- Мадре миа, ну не плачь, мы найдем что с ним делать…мальчики тоже хорошие бывают… А ты уверена, что они не ошиблись? – спрашиваю я с тайной надеждой.
- Ну да… там у нее в компьютере все видно… она мне этой штукой по животу водит и говорит: вот ручки, видишь, ножки, а вот … видишь, вот как славно болтается…
- Что болтается?
- Что! Я ей тоже говорю: что у нее там болтаться может! А она: у кого у нее? Мальчик у тебя, дурочка! У него и болтается все что положено.

Она замолкает.
- Н-да… Ну что, пусть будет мальчик. Мальчики тоже ничего…
Наверное, она слышит неуверенность в моем голосе. Теперь пора успокаивать меня.
- Ладно, - коротко бросает она. – Пока. Пошла спать.

Я кладу трубку и выхожу из кабинета. Слава богу, никто не слышал. Мне сейчас эти расспросы…
Спускаюсь по лестнице, на ходу натягивая куртку.
Под дождь! Хорошо, что куртка с капюшоном.
Ветер бьет по ногам.
Улица пустынна. По тротуару вскачь несутся листья , желто-коричневой конницей. Порыв – в атаку! Еще порыв – опять в атаку, вперед!! Гэ-эй!!
Листья прибивает дождем. Мокрые, набухшие, они не в состоянии оторваться от земли.
Вот так и люди. Порой прибивает тебя, будто шквалом, или неожиданный выпад судьбы, или одно даже слово…
Мальчик?
Я не выдерживаю. Слезы текут по моим щекам.
Ускоряю шаг.
Мальчик… кошмар… что же мы будем с ним делать?…

Небо, серое, в серых пятнах, как в старых заплатах… моченые яблоки на бабушкином платке… А под ногами – сбившаяся с ритма конница, поверженная… никто не знает что дальше…

А дальше было рождение Ильки.
Он родился в конце июня, после дня летнего солнцестояния, в пору белых ночей и разгар туристического сезона.
В то лето жара в Петербурге стояла несусветная. Солнце заливало улицы горячим светом с раннего утра, и к полудню воздух раскалялся так, что, казалось, плавится асфальт под ногами, и невозможно было дышать.
Дома, как губки, вбирали в себя зной, но тут же отражали его бесчисленными запыленными окнами, и зной этот медленно растекался по улицам, обесцвечивая их еще больше, смывая последние яркие краски с клумб и витрин.

Илькиного рождения ждали. Многочисленные подруги мамы, у которых почти еще ни у кого не было детей. Бабушкины коллеги, чьи дети давно выросли, и пора было разгружать коробки с детскими вещами на антресолях. В роддоме, где процесс шел под особым наблюдением, - слишком молода будущая мамаша, хоть бы все было в порядке… Больше всех ждала бабушка, добытчица, зав по быту и культмассовый сектор в одном лице. А для мамы Илька, похоже, существовал уже давно. Будто был всегда, от самого ее собственного рождения.

С пеленками не мучились. Толстый рыжий Влад, старинный друг семьи, закупил двенадцать метров такой же оранжевой, как он сам, байки и за две ночи настрочил дюжину пеленок. Остальные несли кто что. Кроватку притащил через месяц после рождения Ильки приятель бабушки. Увидел у знакомых, упросил, разобрал и приволок на себе, шагая с ней через весь город. Так Илька из-под рояля, где было любимое спальное место в доме, переехал в кроватку. Как говорила мама, поселился этажом выше.

Впрочем, под роялем тоже было неплохо. Ильку укладывали там еще из педагогических соображений. Иногда бабушка открывала крышку рояля, ставила на пюпитр ноты и играла. Исполнялось всегда одно и то же произведение – «Фантазия-экспромт» Шопена. Полагали, что эту вещь Илька должен знать наизусть и реагировать на нее особым образом. Еще задолго до его рождения эксперимент начали проделывать с мамой – она устраивалась с книжкой под роялем, бабушка играла, Илька в животе слушал. Поэтому, когда Илька родился и занял там место, опыт продолжили. Во избежание путаницы в его младенческой голове, других произведений бабушка не исполняла. Ждала, пока останется в комнате одна, и только тогда открывала и ставила на пюпитр другие ноты.

…Илька давно уже живет с мамой в другом городе. Учится в третьем классе. Занимается французским и решает задачки по учебнику четвертого класса. По воскресеньям ходит с мамой в кино на советские мультики, три раза в неделю – на тренировки в бассейн, плавать и прыгать в воду с вышки. Никакой музыки. Никаких «девчачьих занятий». Никаких поблажек и сюсюканий. Спартанское воспитание и мужская закалка.

Летом мы отправляем его на детскую дачу на Финском заливе, вместе с его бывшим детсадом. Там Илькины друзья, которые приезжают туда каждый год, несмотря на то, что давно уже выросли из детсадовского возраста. Там раздолье. Запрещенные дома сосиски на ужин, диснеевские мультики по телевизору, а вместо Шопена – дискотека по воскресеньям.

- Бабушка, - шепчет мне на ухо Илька, обнимая мою шею худющими своими, но уже крепкими руками. – Меня воспитательница вязать научила. Только не говори никому, ладно?.. Привезешь мне крючок? И ниточек разных. Привезешь, да?..

Боже мой, думаю я, возвращаясь на станцию по тропинке, вьющейся среди густой пахучей травы. Как же хорошо, что не девочка… Что спартанское воспитание и прыжки с трехметровой вышки в воду. Что никаких сюсюканий и капризов.
А вдруг следующей будет – девочка?
Боже мой… и что же мы будем с ней делать?..
-