белые таблетки

Может быть и сажался этот сад с запущенными теперь  тропинками между клумбами и яблонями, скорее декоративными, на добрый урожай «белого налива»  и «мельбы»,  но вот прошел срок и зазмеились по низким махровым  садовым гвоздикам прыткие вьюнки, худые для того, чтобы пожалели их, и, не принимая всерьёз, не вдаваясь в сущность движения их по вертикали, но успевшие подобраться к слегка погрызенным зимними зайцами  яблочным стволам, взобраться по ним, окутать собою тот первый уровень бессилия задавленной  заботами о доме хозяйки, когда руки, занятые жаркою блинов на двух разнополых керосинках, приготовлению кваса из ржаных пригорелых намеренно корок хлеба и запахивания-растворения тюлевой занавеси входной двери (от жара керосинок и мух, с другой стороны),  тому извечному летнему бессилию времени проживания на загородной даче – мечте всей этой утлости, после ужасной зимней комнаты первого этажа, сырой, однооконной  духоте тошными ночами и тяжестью вторым сыном, когда плакалось бесшумно и надсадно до боли, надеясь не потревожить чуткий сон свекрови, больной туберкулёзом, подкашливавшей в некрепком сне со своими мечтами о будущем сына и внуков – этих невозможных в своей красоте созданий, ангелов её больной груди, ранней старости, спёртого воздуха нищеты и одиночества, памяти той, прежней жизни, где была любима и обласкана родными родителями и внезапно, потеряв всё и слушая голос жизни, оказавшись в этом  чужом городе с чужими почти людьми, не спящим рядом, в то же время не желая стать обузой им, рвала эти нити держащие её среди них, не понимающих слов той жизни, на которых говорила и думала она, соглашаясь на всё лишь бы дать жизнь внукам,  а теперь молчала, захлёбываясь и давясь беззвучным кашлем в мокрый от крови платок, собирая волю в кулак, чтобы не попросить помощи и дать возможность дожарить эти блины скорее, уйти этому запаху жаркого  постного масла, разрывающему её дыхание, отвлекаясь на вид из окна последнего своего прибежища – этой веранды дачной с видом на сад, молодые яблони и свет утреннего солнца и безумно живые вьюнки, еще не узнавшие, что там, наверху, куда так торопятся они – ледяное безмолвие космоса.