Глава 7. Для школьных лет есть в сердце уголок

  Фото: моя школа в г. Хвалынске   
 
 Лето 1938 года  подходило к концу, и мы уже начали скучать по школе.  Вскоре нас собрали и объявили, что началось распределение учащихся детдомовцев по классам.
Меня и Янка зачислили в один класс – 4 «А» . Люся и Филя напросились к нам, а Василёк должен идти был в 6 класс .
Накануне 1 сентября,- начале учебного года,-.к нам в гости пожаловали наш Паганель с директором детского дома Мстиславом Григорьевичем Ефимовым, и, как бы невзначай, поинтересовались всё ли готово к первому школьному дню. Они остались вполне довольны: у каждого были новенькие школьные ранцы со всем необходимым от тетрадей, карандашей и ручек до дневников с вложенными в них расписаниями уроков на сентябрь.
Кроме того, к новому учебному году все получили новую одежду: белые рубашки, серые брюки и чёрные ботинки.
-Желаем вам отличных успехов в учёбе!- перед уходом пожелал нам Мстислав Григорьевич, открывая дверь в коридор.
- Давай крикнем: - Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство, - шепнул мне на ухо Янка. Но дверь за гостями уже закрылась и я вслух ответил ему:
- В следующий раз не опоздай !-

       Мало найдется людей, которым не дороги школьные годы. Переступая дверь школы, человек  начинает свой путь по ступеням к высотам познания мира и не только.
Здесь у каждого начинается отсчёт цены его духовной, интеллектуальной и физической значимости и  внутреннего содержания в целом..
Ещё нельзя сказать:- Кем ты станешь,- но определенно можно утверждать: -Кто ты есть сейчас.- Нигде, как в школе начинает формироваться твоё «Я» по отношению к  окружающим тебя людям: либо ты лидер и большинство идут за тобой, либо ты ведомый и идешь со всеми за кем-то.
Школьные годы! Это старт побед и поражений, радости и грусти,   любви и разочарований, познание чувства обиды и желчи ненависти..
Школьные годы ! Это испытание твоего творческого таланта,  призвания и дела, которые подарит тебе судьба. Круг друзей и врагов – тоже зарождается в школьные годы..


Форточки в классах и коридорах школы были открыты настежь, но запах свежей масляной краски  после летнего традиционного ремонта ещё не успел выветриться, и подчёркивал праздничный колорит начала учебного года.
Детдомовцы во дворе и коридорах школы группировались в кучки и о чём-то громко беседовали.
За общим шумом и гамом я не сразу услышал, как зазвонил звонок, приглашающий к первому уроку, но тут увидел мальчугана, который бежал по коридору первого этажа, держа над головой медный колокольчик, и со всей силой тряс его. Школьники, расступаясь в стороны, пропускали его. Он вы
бежал во двор, чтобы его услышали и там.
             Из учительской комнаты стали выходить празднично одетые педагоги.
-Смотри! – дернул я за рукав Янка.
-Наш Паганель здесь .Вон .видишь, с училкой идёт.-
Михаил Николаевич, осторожно взяв под руку одну из учительниц, наклонился к её уху и, кажется, пытался в этом шуме что-то ей досказать.
Они прошли мимо и направились в наш класс. Мы с Янком, опередив их , проскользнули в него перед ними и сели на заранее облюбованное место – на заднюю парту у окна с видом на Волгу. 
В классе возник небольшой шум, когда все стали рассаживаться по своим местам, затем воцарилась тишина и взоры школьников остановились на вошедших.
Спутница Паганеля, женщина лет сорока, со стройной прямой фигурой и доброй улыбкой, оглядев профессионально класс,  мягким, но чётким голосом обратилась к нам:
- Здравствуйте, дети !- Кажется, вы уже забыли за лето, что при входе   в класс  учителя, ученики должны встать.-
Все встали кроме меня и Янка.
-Если вы уважаете меня и Михаила Николаевича, я обращаюсь к вам двоим на задней парте, то, пожалуйста, тоже встаньте.-
- Придется…- пробурчал Янка и мы нехотя встали..
- Я  буду преподавать вам русский язык и литературу.
Меня звать Мария Ивановна. Теперь садитесь,  Познакомимся с новенькими.-
Мария Ивановна села, открыла классный журнал и повернув голову в сторону Паганеля, кивнула ему, что он может уходить
. Погрозив Янку и мне указательным пальцем, Михаил Николаевич вышел из класса. 
-Носов Марат,- прочитала в журнале Мария Ивановна
- Это я ! – чуть привстав отозвался я.
- Прекрасное имя – Марат,- улыбнулась она:
- Можешь сесть. Пусть встанет твой сосед. По всей вероятности он должен быть Робеспьером?-
- Нет, меня зовут Генрих Янковский,- вставая, ответил Янка
- Тоже восхитительно! – парировала учительница и, как бы вскользь, добавила:
- Французский революционер Жан Поль Марат и великий немецкий поэт Генрих Гейне.. Вы носите их имена. Будьте же достойны этому.-
- Чему этому ?- буркнул Янка и, не дожидаясь разрешения, сел.
Мария Ивановна Прохорова оказалась впоследствии прекрасным педагогом и человеком большой души. Мы её полюбили всем классом и беспрекословно слушались.
Она умела на уроках русской литературы увлечь нас своими рассказами, в которых многие отрывки из произведений классиков  знала наизусть, чем ещё больше утверждала нашу любовь к себе.
Однажды, когда Мария Ивановна наизусть рассказала,  чуть ли не всю поэму «Евгений Онегин», Янка шепнул мне, что может тоже выучить её от корки до корки. Мы заключили пари и вместе стали регулярно,  по несколько страниц в день, учить отрывки из этой поэмы. 
Где-то через полгода и я, и Янка, хвастаясь, читали своим сверстникам в классе длинные отрывки из неё.
Не помню, кто меня подтолкнул на это, но однажды после перемены, перед уроком русской литературы, я залез на классную доску, которая не висела на стене, а стояла на полу, уселся поудобней, и как только Мария Ивановна вошла в класс, начал громко читать наизусть:
- Мой дядя самых честных правил,
  Когда в не шутку занемог,
  Он уважать себя заставил
  И лучше выдумать не мог….-

- Это что за цирковой номер?  - серьезно спросила учительница.
- Быстро слезай с доски и сядь на свою парту!- спокойно приказала она, присаживаясь за стол учителя.
Я почесал за ухом и под общее хихиканье продолжал:
- Его пример, другим наука,
  Но, Боже мой, какая скука…..,-
            …………………………….
          - Хорошо.- сказала Мария Ивановна,
          - Мы подождём пока закончиться этот спектакль, после чего начнем урок.-
           Мне так хотелось послушаться Марию Ивановну, слезть с доски, но кто-то изнутри подсказывал:
         - Не слезай!  Не слезай !
Внезапно из-за своей парты вышла Люся, которая сидела впереди нас и, подойдя к доске, тихо попросила меня:
          - Я прошу тебя, Марат, слезь с доски !-
Я прекратил декламировать и сверху вниз посмотрел на Люсю. Из её больших просящих глаз капали крупные слезинки, а нижняя губа изредка вздрагивала.
         - Я очень прошу тебя ! – теперь уже громко выкрикнула она и, зачем-то обхватив голову руками, выбежала из класса.
Мне стало очень жалко бедную Люсю и почему-то Марию Ивановну, и всех сидящих в классе, и в первую очередь себя.
          - Какой я идиот!-
          Быстро соскочив с доски, я выбежал из класса вслед за Люсей, но её  уже не было ни в коридоре, ни в раздевалке. Дождавшись, когда на перемене Мария Ивановна выйдет из класса, я забрал свой и Люсин ранцы и  ушёл домой, попросив Янка сказать, что заболел.
          
          Люсю я нашёл в детдомовской комнате для выполнения заданных в школе уроков. Она сидела за столом и что-то записывала в тетрадь.
          - Чем отблагодаришь за доставку из школы твоих вещей? - подойдя к ней, поинтересовался я.
            Прикрыв ладонью написанное, Люся резко бросила:
            - Призрением и разочарованием!-
            - Очень жаль !- ответил я, положив рядом её ранец и  вышел вон из комнаты.
             Вечером у входа в спальню, Михаил Николаевич остановил меня и спросил:
            - Что за цирк ты устроил в школе?-
            - Ничего особенного. Просто залез на классную доску и  продекламировал отрывок из «Евгения Онегина».-
             - Это всё?-
             -Да, всё.
            - А почему Люся Пахомова ушла с уроков?
            - Не знаю,- покраснев, ответил я.
            -Хорошо, иди спать. Утро вечера мудренее: завтра разберемся, –            
           Лёжа в  постели, вдруг  вспомнилось, как недавно Люся рассказала мне о своей жизни. Родилась  и жила в Москве на
 4-ой Тверской. Её отец и мать, как и мои родители, были арестованы. Затем Даниловский детский приёмник и детский дом. Вот вся её короткая жизнь. Кажется, она хотела дружить со мной, но теперь, наверно, всё кончено.
             На следующий день перед началом уроков меня вызвали в учительскую.
            - Ну, что, герой, рассказывай, как было дело ? –спросил Михаил Николаевич, как только я переступил порог.
            В учительской, кроме Паганеля была и Мария Ивановна. 
             Зная, что его нельзя обмануть, я стал рассказывать всё по порядку.
- Ну, хватит ! – вдруг остановила меня Мария Ивановна. Она сидела у окна за столом напротив Паганеля, очаровывая его своей улыбкой, и крутила пальцами правой руки большой цветной карандаш.
- Думаю, Михаил Николаевич, Марат всё осознал и понял, что в тот момент он был крайне не популярен в глазах своих друзей, для которых и устроил этот спектакль, а потому я решила..-
Она сделала небольшую паузу, как бы собираясь с мыслями, и продолжила:
- По литературе и по физкультуре ставлю ему в классном журнале отметку «хорошо». С  физруком я уже договорилась. А по поведению «плохо с минусом», поскольку он чуть не сорвал мой урок.-
              Мария Ивановна встала, и я понял, что «экзекуция» окончена.
           - Иди быстренько в класс ! Сейчас начнется урок.- сказала она мне вслед своим мягким, как всегда, голосом.          

Люся старалась не замечать меня. Тем временем, школьная жизнь вошла в свою колею, отодвинув в забытье беззаботные летние каникулы. Всё менялось и Люсино отчуждение как-то само по себе сглаживалось с появлением  новых друзей.
              В школе я окончательно втянулся в курение табака, несмотря на то, что в детдоме оно жёстко пресекалось.
             На больших переменах заядлые курильщики поднимались по лестнице на чердак, который только для школьной администрации считался закрытым и там, сидя на толстых горизонтальных балках, поддерживающих стропила, так дымили, что, если посмотреть с улицы на крышу школы, можно было увидеть клубы дыма, выходившие из чердачного окна, и подумать, что начался пожар.
              Там на чердаке я и познакомился с Настей Коротковой, нашей детдомовской девушкой, которую раньше как-то не замечал. Она училась  в 8-ом классе и её хорошо знал Василенко.
            -Знакомься !-  сказал он мне, прикуривая у Насти свою самокрутку:
           -Золушка ! –
          - Не правда, Василёк, - без обиды сказала девушка.
          - Меня зовут Настя, фамилия Короткова. А, Золушка – это прозвище. Можешь называть меня и Золушкой, я не буду в обиде, - сказала Настя, обращаясь ко мне.
            Она сидела на чердачной балке и болтала ногами.
          - Садись рядом, покурим, а то скоро перемена закончится,- Настя подвинулась, уступая мне место .
          - Хороша Маша, да не ваша !- пропел Василёк и мигом подсел к ней вместо меня. Я промолчал и тоже прикурил у Насти.
           -Прикуривая у меня, ты читаешь мои мысли. И какие
они ?- спросила Золушка.
          - Во первых, ты не спросила, как меня зовут, значит знаешь моё имя. А мысли твои я не собирался читать: зачем они мне.-
          - Да, Марат, я знаю твоё имя. Мне Люся все уши прожужжала про тебя.-
          Настя хотела ещё что-то добавить, но тут зазвонил звонок,  оповещая, что большая перемена закончена и надо торопиться в классы.

             Несмотря на то, что в нашем детдоме дружба между
мальчиками и девочками не имела поддержки со стороны
воспитателей, а между воспитанниками считалась чуть ли не
позором, я подружился с Настей. Мы часто уединялись и
беседовали на разные темы. Она была старше меня на четыре года
и уже много повидала на этом свете. С уверенностью скажу, что не
чувствовал к Золушке юношеской любви, хотя она была первой, кто
 научил меня целоваться в губы.
           Забегая вперед и склоняя голову в честь памяти этой прекрасной
девушки, Анастасии Коротковой, я снова вынужден отметить, что судь-
ба в который раз принесла мне новое испытание.
,            С первых дней Великой Отечественной войны Настя с другими старшими детдомовцами добровольно ушла на фронт и служила в санбате..   
           Много раненных бойцов вынесла Золушка с поля боя, а зимой 1942 года в районе боев за Вязьму, спасая раненных из горящей землянки, Анастасия Короткова погибла смертью храбрых и посмертно была награждена «Орденом  Красной Звезды». Её портрет, нарисованный нашим детдомовским художником и моим товарищем Всеволодом, или просто Севкой, с описанием её подвига повесили на стене  залы нашего клуба.