Шанс. 5, 6

Начало см.http://www.proza.ru/2010/07/09/1043
            http://www.proza.ru/2010/07/10/872
            http://www.proza.ru/2010/07/11/462

5
- Ой… ой-ё-ёй! Погоди… ух ты, – она неловко повернулась, вытягиваясь на кровати плашмя.
- Что ты?
- Это в народе называется  «в спину вступило», – коротко хихикнула она. – Наверное, эти чёртовы щиты сказались.
- Да зачем же ты!.. кто просил?.. надо было меня позвать. Зачем хваталась за такую тяжесть?
Экий он заботливый… задним обычно числом, подумалось ей с усмешкой.
- Так ты спал, – напомнила она не без ехидства.
- Надо было разбудить! – с досадой фыркнул он. – Или сразу мне сказать… откуда мне знать? Сильно болит?
- Если не двигаться… найти положение… то совсем не болит. Но если тронуться… ой!
- Ну вот, довела себя до инвалидного состояния. – Он решительно сел на кровати, подобрав под себя ноги. – Так, попробуй перевернись как-нибудь на живот. Будем делать массаж.
- Кто, ты? Ты разве умеешь?
- Это не так сложно. Меня тут научили… – начал он было с энтузиазмом, но быстро скомкал фразу и умолк.
- Массаж, знаешь ли, дело ответственное, – протянула она раздумчиво. – Надо хорошо представлять себе анатомию, а ты в ней, извини, как свинья в апельсинах. Достаточно нажать куда-нибудь не на то место, что-нибудь повредить, и тогда уж точно в инвалиды попадёшь. Как я могу доверить тебе свой хребет?
- Глупости, – заявил он уверенно. – Совершенно нечего опасаться. Кости же вправлять я тебе не стану. Только разомну подкожный слой, разогрею, разотру… для прилива крови. Ты увидишь, тебе сразу станет легче. Всё равно больше ничем сейчас не поможешь. Снимай всё и переворачивайся.
- Ты говоришь, как заядлый массажист… откуда это ты поднабрался?
- Маме прописан массаж. Массажистка из поликлиники приходит. – Он говорил отрывисто и отчего-то сердито. – Она объясняла, показывала. Теперь я сам ей часто делаю. У неё остеохондроз, шейный и поясничный, и радикулит.
- Радикулит? Ты – делаешь матери… массаж?
Она представила себе сухопарое тело свекрови, её тощие, «куриные», омерзительно белые, как рыбье брюхо, ноги, и резко передёрнулась от гадливости. Он делает ей массаж! Копчик растирает, возя пальцами по сморщенной старой заднице… Может, она его к себе и в кровать кладёт, под бочок? Даёт грудь «маленькому», суёт ему в рот эти свои вялые тряпки? Бесстыжая старуха. Ну что ж, тогда пусть и ей сделает, массаж этот. Пусть сравнит.
Она решительно потащила вверх рубашку и намотала её на голову, медленно перевернулась на живот.
- Ну давай, действуй.
Она почувствовала, как на её бедра опустилась мягкая тяжесть его тела; по оголённой спине легко заскользили его тёплые ладони, пальцы осторожно прощупали позвонки.
- Где болит? Здесь?
- Нет…
- Здесь?
- Ой!!!
- Ага, есть… А теперь потерпи, Сашик…
Его палец вонзился в найденную точку и затрепетал, ввинчиваясь вглубь.
- А-а-а!!! Ты что?!!! больна-а-а!! что ж ты делаешь-то?! – завопила она, вскинувшись.
- Стой… терпи!!! – перекрикивал он её. – Это точечный массаж! Так надо!
- Не могу я! Отпусти! – она колотила ногами по кровати за его спиной. – А-аа!! Изверг ты! Не надо!!!
- Потерпи, Сашик, потерпи, – уговаривал он страдальческим голосом, не отпуская бьющуюся жертву; задыхался от жалости, торопясь довести до конца жестокую работу, – Тебе сразу легче станет… ей-богу!
- Да не могу! пжалста… ы-ы-ы… – сжав зубы, выла она, мотая головой.
Внезапно истязание кончилось и, враз обмякнув, она ощутила неслыханное блаженство избавления.
- Ну что, полегчало?
- Хм… Полегчало! – она с удивлением прислушалась к себе. – То есть вообще… ничего не болит… Какой странный способ…
- Вот так-то, – он наклонился и пощекотал губами её ухо. – Мужественный ты мой сандрик… а теперь потрём и потискаем…
Неужели он и мать так… лечит? – подумала она вяло. А, надо выбросить это из головы… сейчас он с ней, он принадлежит ей, а она – ему: отдалась в его руки, и эти руки нежно и сильно гладят её плоть… ласкают? Ну да, ласкают… Её тело успело забыть его прикосновения, её тела уже давно, так давно! никто не касался, оно стало ничьё… никому не нужное и не интересное… только он может касаться, и владеть им, и дарить ему радость. Волнами разливалось благодатное тепло, окутывало её, убаюкивало, уносило прочь из стылого, холодного мира, пространство замыкалось вокруг них двоих и хотелось, чтобы это длилось и длилось…
А он и впрямь сравнивал, но не с материнским жёстким и увядшим телом, а с другим, до недавних пор казавшимся ему удручающе недоступным, – упругим, притягательно гладким, полным молодых, пугающе буйных сил, обильным, трепещущим в его руках, обвивающим его, скользящим по нему, словно сама вечно юная жизнь его обволакивала…
- Какая ты… стала… – вдруг смутно и жалостно вырвалось у него.
Она приподняла голову, открыла глаза и, помолчав, мрачно спросила:
- Дряблая?
- Нет… – с запинкой, мягко успокаивая, выговорил он, – тонкая… истончилась, как мартовский снег… все косточки… проступили.
Она уронила голову в подушки, пряча горячие слёзы; всё тело предательски налилось горечью, готовое взорваться отчаянием.
- Ну-ну, что ты… – она почувствовала, как он опустился рядом, его разгорячённое работой тело вытянулось вдоль и прильнуло, охватив её всю. Она повернула голову и ткнулась лицом ему в шею, сдаваясь и ища утешения. – Сандрик мой, сандрик глупенький, – бормотал он жарко, – иди ко мне, детанька…
Горестно всхлипнув обиженным ребёнком, она безвольно приникла к нему, благодарно принимая его жажду, на которую откликалась каждой своей малой жилкой, и как защитную ласку чуя сильные, но бережные толчки его плоти, сулящие безраздельное слияние и полёт.

6
Валерия Ивановна напряжённо размышляла – что могло произойти? Кажется, Шурик не виделся с этой своей «Сашей» с марта. Валерии Ивановне уже стало казаться, что рубикон перейдён, Александра позади, сама собой (слава богу, без скандалов!) отплыла прочь, оставила, наконец, Шурика в покое. Всё поняла. Но оказывается, что Валерия Ивановна рано успокоилась: Александра, выходит, ведёт военные действия, плетёт интриги, строит козни! Возможно, она даже встречалась с Шуриком тайно, а она, Валерия, просто ничего не знает! Да нет, не может такого быть, она бы заметила: Шурик не мог бы скрыть от матери: ей ли не чувствовать любой оттенок его настроения? Он ещё только подумает, а мать уже знает, чувствует чутким материнским сердцем…
А не пронюхала ли Александра про Ирочку? Вряд ли! – с другого конца города. Если только она не устроила за ним слежку. Или какие-нибудь общие знакомые… Но кто и что мог подумать? – Валерия Ивановна в воображаемом диалоге со сплетниками пожала недоумённо плечами и сделала круглые удивлённые глаза. Кому угодно скажем: Ирочка ходит делать мне массаж и уколы.
Да, да, да, Ирочка – просто клад, какое счастье, что удалось на неё попасть! Чудная девочка, молоденькая, скромная, вежливая, аккуратная, дельная. Просто прелесть! Чистоплотная, белый халатик на ней так и хрустит. Не то, что ЭТА, всегда в драных джинсах. Ах, только бы у них с Шуриком сладилось! Валерия Ивановна опять мелко закрестила грудь, шепча страстно: «Дай бог, дай бог…»
Ирочка из пригорода, из Сивцов – вот где ещё чисты нравы… Место хорошее: железнодорожная станция рядом, с десяток блочных домов и деревянные дома. И по слухам, очень сейчас котируется как дачное место. Природа, озеро… было бы неплохо проводить там лето – не то что шесть соток у Александры, в этом кошмарном садоводстве, разбитом на жалкие клочки земли – хламная коммуналка из скворечников. А у Ирочки большой участок, с домом – Шурик видел, когда посылала его провожать Ирочку. Матери нет уж лет пять, что ли… отец вот внушает опасения: запил, овдовев, и сошёлся с какой-то местной… Валерия Ивановна не вникала. Ничего: надо будет – приструним, не дадим девочку в обиду. Ирочка, умница, медучилище кончила и, видно, тянется к лучшему, к культуре: Шурика так внимательно всегда слушает, просто глаз от Шурика не отрывает. Бедная девочка, без матери! Примем в семью, – мечтала Валерия Ивановна, обласкаем… Шутка ли: из Сивцов этих, с козами, курами и грядками – попасть в город, да в центр, в просторную четырёхкомнатную квартиру, старого фонда… Ирочка будет ценить, она послушная, почтительная – понимает, век будет благодарна. Только и слышно от неё: «как скажете, Валерия Ивановна», «дайте я сделаю, Валерия Ивановна», «не беспокойтесь, Валерия Ивановна»… И такая быстрая, проворная, всё в руках горит, массаж Ирочкин просто возрождает, уколы так легко делает – золотые руки у девушки!
 Образование, конечно, не высшее, но зачем жене высшее? Что от него толку? Вон хоть на Александру эту посмотреть: нос до потолка, слишком умной себя воображает. Пусть и сидит себе со своим образованием. Нам Шурикова ума хватит: жена не должна быть умнее мужа. А специальность препочтенная, престижная всегда, всем и всегда нужная. О, какая нужная! Сейчас, когда впереди старость и болезни… можно быть спокойной за себя: Ирочка лекарства достанет, к врачам пристроит, не просто уход обеспечит, в случае чего (не дай бог, не дай бог!), а уход квалифицированный, профессиональный, по всем правилам: не надо тыркаться к кому попало в таком деле, неизвестно, на кого нарвёшься.
И здоровая, крепкая: грудь небольшая, но наливная, торчком стоит, руки сильные, ноги достаточно длинные, хоть икры и балясинками балконными… Конечно, немного грубовата фигурка: талия широковата, лодыжки толстые… Валерия Ивановна с удовольствием осмотрела свои лодыжки: вот классика! Тонкие, как у породистой лошадки. Это кровь! Куда там деревенской рабочей кобылке, где уж от неё изящества ждать. Но ничего, обтешется, приоденем пристойно, научу, как прилично выглядеть. Молодая ещё: немного за двадцать всего-то – совсем девчонка, лепи из неё, что хочешь. Следует, конечно, попристальней присмотреться вначале: пусть поживут здесь, у матери на глазах, безо всяких там штампов.  В маленькой комнатке для начала, а там поглядим. Пока видны одни плюсы, никакого изъяна не обнаружено. Потом уж можно будет и о штампе, и о внуках подумать, чтобы всё как у людей, и в дальнюю комнату, побольше, переселить. Ирочка должна быть хорошей матерью: сельская жизнь прививает трудолюбие и навыки всякой работы, такая на бабушку не понадеется, не подкинет нагло ребёнка свекрови, на старости-то лет.
Нет, в Ирочке явно одни достоинства. Как на редкость удачно всё складывается. И что Шурик тянет? Неужели до сих пор не решился? Он такой чистый, такой трепетный мальчик. Романтик. Уж сколько раз Валерия Ивановна тонко создавала им условия: то «вдруг вспомнит», что надо на приём куда-нибудь в собес или к юристу («Шурик, развлеки Ирочку, накорми, ты ведь, детка, после смены? Можешь пока и прилечь, отдохнуть, я приду через часик-полтора, ты подождёшь, милочка?»), то настоит, чтобы проводил… До самого дома её два раза провожал, на электричке – неужто там ничего у них не случилось? Шурик рассказал бы… Может, помешал кто-нибудь?
А! – вдруг осенило Валерию Ивановну. Так это, небось, Александра сбивает его с толку, мозги ему туманит, всё интригует! Заманивает! Кошка драная… Может быть, стоит обратиться к экстрасенсам, у Нины Павловны есть знакомый, – снять приворот? Или как это там пристойнее, современнее, не по-деревенски, называется – энергетическую зависимость?
Как это она смогла уломать его ехать на дачу? На мать бессовестно наплевал – а ведь велась с ним «разъяснительная работа»… Может быть, она пригрозила ему чем-то? Шантажирует?! Или собирается одурманить пошлым постельным развратом?
Валерия Ивановна вспомнила мелкие цветные картинки в программе телепередач: уж так мельчат – с лупой приходится разглядывать! Бесстыжие похотливые девки суют свои сиськи в нос, раздвигают ляжки-окорока, предлагая себя – тьфу! Мерзость! До чего докатились нынешние нравы! – возмущённо показывала она иногда эти картинки сыну, на пробу, проверить его реакцию, и он, конечно, с ней соглашался; однако чаще она припрятывала от Шурика эти программки – материнская цензура не помешает, надо уберечь его от грязи.
Что они там делают, на даче, ночью? В одну постель, небось, улеглись… Вот дрянь эта Александра! Ну ничего, мы на неё управу найдём. Вот пусть только Шурик вернётся – всё мне выложит, я не позволю водить себя за нос! Однако чем бы на неё надавить, припугнуть? Квартира у неё своя, дача тоже… Как бы её прищучить, чтоб кисло стало?  Ославить на весь мир… только чем? – бессильно мучилась несчастная Валерия Ивановна, полная святой решимости защитить своего доверчивого сына и в третий раз принимая успокоительные капли.

(Продолжение см. http://www.proza.ru/2010/07/14/29)