Шахсей-вахсей

    Год 1974 только начался. Я усиленно готовился к экзаменам в институте, но так хотелось немного отдохнуть. И вдруг звонок. Меня вызывал к себе сам ректор педагогического института Карапет Овсепян, человек мудрый и тонкий, немного странный, как и все замечательные люди на этом свете. Знал он меня с детства, когда я и его рано умерший сын Артём были в одной и той же русской группе детского сада, но умудрились за три года не научиться ни одному русскому слову. После контрольной проверки наших знаний  он удостоверился в том, что мы никак не продвинулись в освоении языка великого Пушкина, и тогда он поставил жёсткие условия руководству детского сада. И когда за нас серьёзно взялись, я подговорил Артёма на побег, и мы убежали, но моего друга тут же поймали у железных ворот садика и отвели обратно, а я, шестилетний ребёнок, убежал в какие-то дебри самого огромного района Ленинакана - Турецкого квартала и потерялся. Только вечером меня случайно нашла двоюродная бабушка, но с тех пор никто не решался насильно учить нас русскому языку и поэтому только в восемь лет меня, ещё довольно тупого недоросля, взяли в самую привилегированную русскую школу №2 и то потому, что отец работал  помощником первого секретаря горкома.
   Вот и сейчас, усадив меня напротив, Овсепян внимательно разглядывает то ли меня, то ли мою одежду:
    - Араик, хочешь поехать на студенческую конференцию в Кировабад? Только с условием, что не посрамишь нас и привезёшь диплом.
    Я согласился с шефом, однако предупредил его, что в Кировабаде у меня нет знакомых и нужно подумать о гостинице.
     - Броню мы тебе обеспечим, все экзамены здесь ты сегодня же получишь, и, кстати, на конференции будет участвовать и твоя однокурсница Нора Анастасова. На тебя надеюсь, ибо ты - единственный студент, который у меня по философии получил реальную пятёрку.
   Уж об этой пятерке Овсепян растрезвонил по всему городу: так как после ухода из Политехникума, тамошние мои враги, которым я навредил изрядно, распространили обо мне всякие гадости, а доверчивый Овсепян им поверил и намеревался мне по философии поставить худенькую тройку, как сыну друга и коллеги,но когда я начал цитировать умные высказывания из Гегеля и Канта, он пришёл в ужас и поставил мне пятёрку с плюсом и рассказал об этом экзамене  всему городу. Так ректор поднял меня - ещё плюгавого студента, за что я ему был благодарен.
    Буквально в течение двух часов я проставил все оценки в зачетнике, а, приехав домой, начал срочно готовиться к отъезду. Забрал с собой, конечно, три коньяка,какой же армянин пускается в путешествие без такого добра?
    Приехал я в Кировабад в воскресенье, за день до конференции, нашёл гостиницу "Гянджа", прямо в центре городской площади. И когда сообщил администратору, что я студент из Ленинакана и для меня забронировали место в их гостинице, этот человек огромного роста и со страшными пронзительными глазами, которые с презрением смотрели на меня, плотно придвинулся ко мне и прошипел:
   - Слюшай, пока жив, идди, идди отсюда, какая ещё броня? - так, проплюнув мне в лицо эти скверные слова с явным каннибальским акцентом, он поставил меня на место и испортил всё моё настроение.
    Я был усталый, шёл по площади и проклинал себя за то, что родился на этот свет. И вдруг вижу здание горсовета,входная дверь полуоткрыта и я чуть ли не бегом протискиваюсь в эту последнюю щель надежды, а сторож меня направляет прямо в кабинет помощника председателя горсовета. Я без предупреждения рывком открываю дверь, захожу и вижу сидящего за огромным столом человека по виду умного и справедливого. Без остановки,даже не поздоровавшись, я начинаю говорить рассерженным тоном:
    - Извините, вы даже не умеете принимать гостей и помещать их на отдых в гостинице.
Я приехал из Ленинаканского педагогического института на конференцию, но  в вашей  гостинице "Гянджа" не дали забронированное место, а администратор чуть ли не прибил меня.
    Помощник председателя успокоил меня, угостил чаем, а потом, узнав о поведении администратора гостиницы, позвонил прямо ему:
    - Слушай, Алиханов, если ты через десять минут не дашь студенту из Ленинакана самое лучшее место в своей гостинице, считай, что твой дух уже обитает на небе. Ты понял, подлец?
    Разговор был чётким и весомым, и я смотрел на хозяина кабинета, как на своего спасителя. Потом достал из сумки армянский коньяк и положил ему на стол, но он сказал:
     - Дорогой, я не сделал ничего невозможного,сейчас пойдёшь устроишься в гостинице, а когда отдохнёшь, я приеду в гостиницу и приглашу тебя в гости. Вот тогда твой коньяк и пригодится.
    Буквально через пять минут я был у дверей гостиницы. Уже у порога меня встречал администратор, подобострастный и милый, и мягко сказал:
    - Слюшай, кто тебя выгнал, кто тебе плохое слово сказал? Ты не так понял, дорогой! Какой номер хочешь: люкс №2 или люкс № 1?
    - Люкс №1, - прорычал я, с презрением смотря на своего обидчика, превратившегося в милого барана. И тут же был помещён в самом лучшем номере лучшей гостиницы Кировабада.
   Через два часа приехали и моя однокурсница  Нора с матерью, Октябриной Акоповной, которая преподавала мне историю ещё в школе и была женой друга отца, преподавателя языкознания Николая Анастасова. Администратор отказал и им, но я заревел на него и приказал устроить в люксе номер 2, отчего моя бывшая учительница пришла в восторг и сказала мне:
     - Араик, ты смотри, как он дрожит и слушается тебя.
    На что я ничего не ответил, но ближе к четырём часам, когда с подарками и цветами, приехал  помощник председателя горсовета с женой и пригласил меня домой, бедная Октябрина была в недоумении. Помощник председателя горсовета оказался очень доброжелательным и гостеприимным человеком, а жена его,преподававшая русский язык в институте, загорелась от моих стихов, которые я читал уже будучи в довольно романтическом настроении от выпитого шампанского и коньяка.Была у них и дочка, красивая семнадцатилетняя барышня, которой я тут же экспромтом написал два-три стихотворения в альбоме и оставил у них довольно хорошее впечатление.
    На следующее утро уже в институте я познакомился и с молодым парторгом института имени Зардаби Исмаиловым, и мы с ним распили мой второй коньяк прямо в его кабинете, предварительно закрывшись ключом. И вдруг он мне говорит:
    -  А ты знаешь, что сегодня в мечети Имам-заде отмечается Шахсей-вахсей, и он рассказал историю жизни и смерти четвёртого халифа Шаха Хусейна.К тому же посоветовал мне посетить эту мечеть и воочию увидеть, как правоверные мусульмане истязают себя плетями и ножами. Я решился рискнуть пойти на это мероприятие, хотя парторг Исмаилов предупредил, что ни в коем случае нельзя раскрывать свою национальность, могут просто убить.
    Конференция должна была начаться в 2 часа дня,и я рассчитал, что успею посетить мечеть Имам-заде, находившуюся в шестидесяти километрах от Кировабада.Остановил такси где-то в десять часов, а на вопросы пожилого шофёра-азербайджанца ответил, что меня послал дедушка, правоверный мусульманин из Тбилиси, ибо у него отнялись ноги. А когда где-то через час протянул ему деньги, шофёр мне с достоинством ответил:
    - В этот день правоверные мусульмане не берут деньги,- и пожал мне руку.
   Я обрадовался такому исходу и прошёл на территорию мечети.Прямо у входа в мечеть стояли цыгане с раскрытыми мешками, в которые проходящие верующие кидали или финики или кусковой сахар.А в центре мечети обозначались круги-хороводы, посередине которых стояли муллы с белыми чалмами на голове, они рьяно молились Аллаху и заканчивали свои молитвы громким причитанием:" Шах-Хусейн, вах-Хусейн", после чего все стоящие в кругу люди сильно били себе по голове и произносили те же слова.Как я понял, мусульмане-шииты раз в году отмечают день смерти шаха Хусейна, как христиане - Пасху.А название шахсей-вахсей и есть сокращённое горестное восклицание "Шах-Хусейн, вах - Хусейн!"
   У входа в мечеть толпилось множество людей, которые стремились внутрь. Любопытство захватило и меня, и я, наконец, с большим трудом дотянулся до символического гроба Шаха-Хусейна, куда люди бросали деньги. В карманах у меня набралось много мелочи, и я с таким же рвением, как правоверные, кинул в отверстие деньги. Время прижимало, и я вышел во двор, где люди стучали по отвесной стене мечети маленькими короткими свечками, пока они сами не прикреплялись к ней. У меня это действие не получилось, я решил схитрить и спичкой пригрел кончик свечи и весьма удачно пригвоздил свечку к стене, но тут же получил удар по пальцам. На меня гневно смотрел истинный почитатель Аллаха и кричал что-то, но я, который не знал ни одного азербайджанского слова, страшно выпучил глаза,промычал, как зарезанный,и показал на язык, одновременно сделав невразумительные движения пальцами.Меня приняли за юродивого и дружелюбно  похлопали по спине.Но пора было знать и честь. Я купил у ворот храма медальон с изображением шаха Хусейна всего за рубль, положил эту реликвию в карман и вышел на улицу. Опять поймал такси, опять рассказал ту же легенду о больном деде из Тифлиса, пославшем меня сюда вместо себя и также бесплатно доехал до самого института.
    Посмотрел на часы. Уже был час дня. Через час начиналась конференция,и я поспешил к своему другу парторгу института Исмаилову, но он, узнав откуда я приехал, раскрыл рот, а потом мне и говорит:
    - Ни один из местных армян здесь не совершал такого геройства. Давай выпьем за это. И он очень скоро накрыл на стол, не забыв закрыть дверь.Но я решил притащить и свой последний коньяк из гостиницы, так что, когда Исмаилов и я отправились в зал конференции, я уже был изрядно хорош после выпитого коньяка и шампанского на двоих. Но Исмаилов обещал мне первым дать речь, пока меня не развезло, что и было сделано после его подхода к организатору конференции. Зал был полон,ибо конференция была межреспубликанская, здесь были гости из Краснодара, Еревана, Кутаиси,Ленинакана, Сочи, и я удивился, когда после небольшого вступительного слова ректора первым дали слово мне.Моя подруга Нора и её мать сидели прямо за мной, ибо я всячески старался скрыть своё полувесёлое состояние. Я резво двинулся к кафедре и начал своё выступление словами:
   -Так как моя тема атеистическая, я хочу сказать, что только что вернулся из мечети Имам-заде, где сегодня отмечался день памяти Шаха Хусейна- шахсей-вахсей.
    После моих слов весь зал взорвался от аплодисментовКаждое моё предложение прерывалось весьма внушительными хлопками, но я к тому же почувствовал, что перед моими глазами смешиваются строчки, и я даже не знал, что читаю. Важнее было то, что никто и не проверял вразумительность моей речи, главное было сказано в первом предложении моего выступления. Читаю одно предложение - хлопки, следующее - хлопки. Но я подспудно начал думать о другом, как уйти, чтоб не почувствовали степени моего опьянения. Но и здесь мне повезло. Сразу поле выступления зал разразился страшными аплодисментами, ко мне подбежал хитрый Исмаилов с ректором института, а сзади них стояли помощник председателя горсовета с женой... Потом, как помню, ректор дал слово Гарамову, помощнику председателя горсовета, он произнёс какие-то вдохновенные слова на азербайджанском,потом слово взяла его жена и начала читать мои стихи, которые я написал в альбоме её дочери, и они дружной группой, обняв меня, проводили меня до моей скамейки, где я уже пришёл в себя.Ко мне подошёл ректор института и спросил:" Ты на самом деле был в Имам-заде?
   Тогда я достал из кармана медальон с символическим изображением шаха Хусейна и безмолвно вложил в его руки. Он воскликнул:
    - Сагол! Сейчас увидишь что будет.
Рядом со мной сидели Исмаилов, который нашёптывал мне на ухо, чтоб я держался и мало говорил,Гарамов с женой, а позади меня - Нора с матерью.Через двадцать минут моё опьянение прошло и я был свеж, как огурчик. А меж тем в зале развивались последующие события. Вторым дали слово представителю Кутаиси Бурджадзе Натели, которую уже никто не слушал. Было 7-8 выступлений, провалилась и моя однокурсница Нора. К четырём часам конференция была завершена. Слово взял ректор института:
   - За прекрасное выступление и уважение к азербайджанскому народу студенту 3 курса Ленинаканского педагогического  института Геворкяну Ара Геворковичу присудить диплом первой степени и поощрить денежной премией в размере 500 рублей, а всех остальных выступающих поощрить  почётной грамотой.В зале был гул аплодисментов. Я поднялся и поклонился ректору и сидящим в зале студентам и преподавателям. А когда сел на своё место услышал сзади злобное фырканье моей бывшей учительницы Октябрины Акоповны:
    - Молодец Араик, так напился, что, наверно, во время чтения не различал первую строчку от третьей, зато заработал все возможные призы. Истинный национальный герой Азербайджана!
   Я смолчал, в этом злобном фырканье была и изрядная доля правды, но с горечью вспомнил, что её муж Николай Анастасов, будучи близким другом отца, поставил мне по языкознанию четвёрку, чтобы лишить намечавшейся ленинской стипендии. Но я обрадовался, когда его дочь, моя однокурсница Нора пристыдила мать:
   - Мама, как тебе не стыдно,Араик устроил нас в самом лучшем номере гостиницы и каждые два часа посещает нас.
    Потом нас повезли на могилу Низами Ганджеви, где я написал в памятной книге четверостишие-рубаи, чем ещё больше обрадовал ректора, который всех пригласил на шашлыки у озера Гёл-гёл. А там выпил за меня и сказал мне в ухо:
   -Если бы ты был азербайджанцем, я бы сделал тебя своим зятем.Ох, как ты мне понравился. Пусть завтра все уезжают, а ты оставайся ещё на неделю, отдыхай,- и тайно сунул мне в карман три сотенные.
   Пригласил меня оставаться и мой друг, помощник председателя горсовета,и я решил немного погулять по древнему городу, в котором был впервые.Денег было море, экзамены были проставлены, отношение было чудесное, каждый вечер я на своём столе находил уйму фруктов и деликатесов, которые присылал со своим шофёром Гарамов.А с парторгом мы почти до ночи пировали в своём номере.
   Я радостный вернулся домой, но здесь и наступила развязка. Отец открыл мне дверь, зло посмотрел на меня и дал мне хорошую затрещину, при этом сказав:
   - Ну что, сынок, хорошо погулял по Кировабаду?
   Я всё понял,но сделал обиженное лицо, достал из дорожной сумки диплом первой степени, восемьсот оставшихся рублей, письмо-благодарность ректора Педагогического института имени Зардаби. Показал фотографии, сделанные в семье моего друга Гарамова, которого отец знал.Дал ему номер его телефона, чтоб позвонил и узнал правду.
    Но отец позвонил не ему,а обнялся со мной, извинился и тут же радостно позвонил  ректору института Овсепяну, который тут же вызвал меня к себе и подписал бумагу о предоставлении мне денежной премии в размере 300 рублей.( Не захотел отстать от своего кировабадского коллеги) . Плюс извинился передо мной, сказав, что ложную информацию получил от моей учительницы и передал по линии отцу. Я же ответил:
   - Товарищ Овсепян, я прощаю зависть этой бедной слабой женщины. На то она и женщина!
 И мы дружно засмеялись.