2. Сценические фрагменты заговора. В, Блеклов

                Сценические фрагменты заговора

                1. Вступление
              В связи с тем, что мы начали исподволь, еще с первой  нашей книги, не только рассказывать о многих сценических фрагментах, но и, через выдержки из разных источников, заставлять всматриваться в предлагаемые, вам, фрагменты и эпизоды николаевского заговора, в заключение предлагаемой главы мы уже не будем составлять, из фрагментов, единый ряд.
              Их, фрагментов, в николаевском заговоре, - как вы уже убедились, наверное, и сами! - довольно-таки много. Поэтому одно перечисление название, их, займет, в главе, довольно-таки большое место. Теперь, коротко, о самих фрагментах.
              А они  сценичны - именно из-за этого своего свойства. Всматриваясь в тот, или другой, эпизод, или во фрагмент, словесно отображенный: то в дневнике поэта, то в воспоминаниях и в переписке современников Пушкина, начинаешь действительно видеть некую сцену или «картину».
              Сцену, исток которой идет у царя, - тайно «поставившую» её, тем или иным образом! -  именно из тайного содержания пушкинской «Пиковой дамы» или из других обстоятельств. К  примеру, тайного соперничества царя, с поэтом, на счет внучки Кутузова.
              А  сам смысл «сцены» дает, - как, например, в театральной сцене или на рисунке! – не только само смысловое содержание, этой «сцены», но и даёт, не редко, дальнейшие намерения царя в заговоре против Пушкина. 
              Кроме того, мы продолжим разговор, о сценических фрагментах, и в следующей  книге, в книге «О надругательствах над Пушкиным и Лермонтовым». Которая и будет заключать, собственно,   исследовательский цикл именно по николаевскому заговору против Пушкина и Лермонтова.
              Поэтому, в заключение предлагаемой вам, сейчас, главы, мы выделим смысловой содержание хотя бы еще нескольких николаевских сценических фрагментов, что и приведет, в конечном итоге, к обобщенному показу, вам, и этой уникальной особенности николаевского заговора против нашего Великого поэта.
              Начнем, их раскрытие, с указа на то, что уже целый ряд, их, довольно-таки неплохо изложен,  мною, в книге «Самодержец и Поэты». И не только изложен, но и проиллюстрирован, там, через вполне определенные рисунки, сделанные, мною, через художника. Так что вы сможете, при желании, познакомится с содержанием, николаевских сценических фрагментов, и по только что названной вам, выше, книги.
              Здесь же, продолжая разговор о них, исподволь начатый, нами, еще с указанной вам, выше, нашей первой книги, выделим, к примеру, саму  необычность появления  Дантеса. Разумеется, в Петербурге.
              Фрагмент «Приезд Дантеса, с Геккерном, не пароходе «Николай I».
              Здесь уже постарался, на наш взгляд, сам граф К.В. Нессельроде, нашедший Дантеса, как вы уже знаете, по своим многочисленным родственным связям именно в Европе, видимо решившийся  подольстись, царю-деспоту, и по самому появлению Дантеса, в Петербурге.
              Главный смысл этого эпизода заключен - примерно в следующем. Пароходы были тогда, в России, еще большой редкостью. Поэтому граф, учитывая именно это обстоятельство, привез, Дантеса, именно на пароходе, носящем, к тому же, и  имя - «Николай I». И получился, естественно, подарок царю. Получилось, что именно Николай I привез,  в Россию, будущего убийцу нашего Гения.
              Я условно назвал этот фрагмент (Смотрите рис. № 1.): «Приезд Дантеса, с Геккерном, на пароходе «Николай I» (Еще раз выделим вам, что Дантес, в николаевском заговоре,  ведущий по отношению к барону Геккерну, а не наоборот, как считалось, по пушкиниане прошлого. Это прекрасно видно, кстати, тоже еще раз выделим, из его полной переписки с бароном, уже не раз выделенной нами, вам, выше.). И он, только что названный фрагмент, неосознанно отражен, как вы уже знаете, самим П. Щеголевым.
              Вот как он полностью выглядит в его книге «Дуэль и смерть Пушкина» (Повторную запись даем, чтобы не нарушить саму логику выделяемого, здесь, повествования.): «В хронике «Санкт-Петербургских ведомостей» за 11-ое октября 1833 года мы читаем: «Пароход «Николай I», совершив свое путешествие за 78 часов,  8-го сего октября прибыл в Кронштадт с 42-мя пассажирами, в том числе нидерландский посланник барон Геккерн. А с ним вместе «Николай I» привез и Дантеса». Думаю, что царь Николай I, читая, поутру, например, названную газету, принесенную, ему, самим Нессельроде, был весьма доволен его инициативой.
              И не только доволен, но и – восхищен. Ибо уже через два месяца, 14-го декабря 1833 года, он, через того же графа Нессельроде, - невероятного, еще раз выделим, казнокрада и взяточника, что не раз выделял, нам, и А.С. Пушкин! – найдет и статью, -  опять же через того же Нессельроде! – по оплате, им, будущих «услуг» Дантеса. Найдет статью, по которой сразу же и изымет из казны – четыреста тысяч рублей. Прикрытых им, как вы уже тоже знаете из выше изложенного, вам, материала, именно «бедствием народным», то есть именно неурожаем (Эта сумма будет храниться у Нессельроде, еще раз выделим, до момента выезда Дантеса, 19-го марта 1837 года, в санях императорского двора, - да еще и под охраной двух жандармов! - во Францию.).
              Кстати, этот элемент чрезвычайно ярко проявляется и в современной, нам, европейской политике. Примеры: не выдача России, Европейским Союзом,  Гусинского и Березовского именно как громаднейших казнокрадов, укравших, у России, миллиарды долларов. Невыдача, разумеется, по политическим, - как они трактуют! - а не по криминальным аспектам их деятельности в России. Деятельности, прямо приведшей к ограблению, ими, именно российского государства и, следовательно, каждого русского человека. Что – прямо и непосредственно. И что - и доказывать-то! - не надо.

                Фрагмент «Николаевский медный всадник»
              Пушкин же, - уже в то время являющийся гордостью России (Уже особо подчеркнем это.)! -  «получит» от Николая I, за два дня до этого, то есть 12-го декабря, в день рождения Александра I, своего «Медного всадника». Всадника, за которым будут скрыт у царя, - как вы уже тоже знаете! - «Николаевский медный всадник».
              Всадник, уже торжественно прославляющий - полководческие способности именно Александра I как «победителя Бонапарта». В конце концов, «Николаевский медный всадник» выльется, у Николая I, в «александрийский столп» (пушкинское выражение!) на Дворцовой площади» Петербурга. А 27-го декабря  «получит» от него, как вы уже тоже знаете, и «камер-юнкера». Видите, как всё, здесь, политично.  И – взаимосвязано. И – абсолютно сходится.

                Фрагмент «Подготовка к похоронам Пушкина»
              Весьма примечателен и еще один сценический фрагмент, который я хочу, вам, показать. Николай I, обладающий, как вы уже знаете, перлюстрированным вторым черновиком «Пиковой дамы», думая о развитии «екатерининского мотива» в заговоре, еще в начале 1834 года («Пиковая дама» еще не опубликована поэтом.) подметит роль черного цвета в «екатерининском  мотиве». Подметит роль черного цвета, идущую, у него, именно из «похорон» Пушкиным, в пятой главе повести, - в придворной церкви! - Екатерины II.
              Вот как этот факт фиксирует, нам, сам А.С. Пушкин в «Пиковой даме»  и  в своем дневнике. В повести: «Кругом стояли ее домашние: слуги в черных кафтанах с гербовыми лентами на плече и со свечами в руках; родственники в глубоком трауре, дети, внуки и правнуки».
              В дневнике, через запись от 26-го января 1834 года (Заметим, что николаевскому заговору, против поэта, уже год.): «В четверг бал у князя Трубецкого, траур по каком-то князе (то есть принце), дамы в черном. Государь приехал неожиданно. Был на полчаса. Сказал жене: «Из-за башмаков или из-за пуговиц  ваш муж не явился в последний раз?». Подъедет, скорее всего, именно по чьей-то подсказке; - пояснение В.Б.
              Пояснение В.Б. – Здесь Николай I оценивал - именно черный цвет.  Убедившись в «сочности» черного цвета, - который он использует в ноябре 1836 года и в январе 1837 года! – сразу же вспомнит  и  о Пушкине. Я условно назвал, этот фрагмент: «Подготовка к похоронам Пушкина»!

                Фрагмент «Придворный траур»
              А вот как он использует, - только что всё выделенное, перед вами! - обстоятельство уже в «открытой», или в  активной, стадии заговора. Он, перед помолвкой Дантеса, с Екатериной Гончаровой, объявит, через придворный указ (Это – исторический факт.), именно о глубочайшем трауре в связи с годовщиной смерти французского короля Карла X. Это, еще раз выделим, именно  исторический факт, отмеченный и некоторыми пушкинистами прошлого.
              И, в связи с этим, «белое платье Екатерины» Гончаровой, готовящейся  к  помолвке, наиярчайшее засверкав на фоне черного цвета траура, так и врежется в память современников поэта, отразившись: и в их письмах, и в их воспоминаниях. И - не один раз. Что и выделит, нам, сразу два николаевских сценических фрагмента: у Д.Ф. Фикельмон, в Салтыковском особняке; и у богатого дворянина пушкинской эпохи - С.В. Салтыкове.

                Фрагмент «Дантес и «Екатерина»,
                Пушкин и Д.Ф. Фикельмон –
                в Салтыковском  особняке»
              Кстати, через эпизод появления Е. Гончаровой, в белом платье невесты, на рауте у графини Д.Ф. Фикельмон, царь продолжит, в заговоре, и «любовную линию» своей личной мести Пушкину за победу, его, над сердцем красавицы-посольши.  И, разумеется, за свое поражение. Завершит же её, «любовную линию» мести, как вы скоро увидите и сами, в мастерской знаменитого художника К.П. Брюллова.
              Вот как только что обозначенный, перед вами, первый сценический фрагмент, с «белым платьем Екатерины II» на «похоронах» её, Пушкиным, в «Пиковой даме», выглядит у самого П. Щеголева через внесение им, в книгу, воспоминания графа В.А. Соллогуба:
              «Вечером 16-го ноября граф Соллогуб поехал на большой раут к графу Фикельмон, австрийскому посланнику. … «На рауте, - вспоминает граф Соллогуб, - все дамы были в трауре, по случаю смерти Карла X. Одна Катерина Николаевна Гончарова, сестра Н.Н. Пушкиной (которой на бале не было), отличалась от прочих белым платьем. С ней любезничал Дантес» (Запись дается - в сокращении.).
              Как видите уже и сами, январский, 26-го января 1834 года, фрагмент, - траур, дамы в черном одеянии! - преобразился у царя, в активной стадии заговора, в самый настоящий сценический фрагмент. Обстоятельство, подмеченное, кстати, по чьей-то подсказке и доложенное – царю.
              Здесь может быть, кстати, и другой вариант: приказ царя, Пушкину, явиться на бал к князю Трубецкому, который не был исполнен поэтом. Преобразился в сценический фрагмент, который я условно назвал: «Дантес и «Екатерина, в белом платье»; Пушкин и Д.Ф. Фикельмон - в салтыковском особняке».  Пушкин тоже присутствовал, кстати, на этом рауте: запретил, Екатерине Гончаровой, разговаривать с Дантесом; - пояснение В.Б.

                Фрагмент «Дантес и «Екатерина»
                на балу у С.В. Салтыкова»
              А вот как выглядит у П. Щеголева, даже и не подозревающего, что он, через свое повествование, выделяет именно сценический фрагмент николаевского заговора, и сама помолвка Дантеса, с Е. Гончаровой. Специально организованная, царем, именно у богатого дворянина пушкинской эпохи, С.В. Салтыкова. Абсолютного, кстати,  тезки камергера елизаветинской эпохи, С.В, Салтыкова.
              Которого Екатерина II, осуществляя свой замысел (и план) по не допуску, Павла I, к престолу (Это – основное предназначение её «Записок».), взяла в своих мемуарах, - или в своих «Записках»! - в отцы для Павла I.
              Выглядит, именно по тексту книги П. Щеголева, так: «Вечером (17-го ноября; - пояснение В.Б.), на балу у С.В. Салтыкова, свадьба была объявлена, но Пушкин Дантесу не кланялся». Кстати, глубочайший траур, - по Карлу X, - еще не отменен царем.  Поэтому и на балу, у  С.В. Салтыкова, «белое платье Екатерины», Гончаровой, так и сверкало – именно на фоне черного цвета траура.
              Есть у П.Щеголева свидетельства о помолвки Дантеса, с Е. Гончаровой, и от многих других современников поэта, но мы, их, уже не можем привести вам. Названные же, выше, фрагменты «поставлены» царем:
           - первый – за счет введения всеобщего траура и использование, царем, раута и салтыковского особняка;
           - второй – тоже за счет использования всеобщего траура и использования бала, - и дворянина пушкинской эпохи! - С.В. Салтыкова.
             Вопрос постановки, царем, своих сценических фрагментов, в заговоре, нами в книге, разумеется, не рассматривается. Однако и он  должен быть -  рассмотрен, в будущем, профессиональными пушкинистами.

                Фрагмент «Я только хотела
                узнать у вас»
             Выделим только, пожалуй,  выдержку из письма графини С.А. Бобринской, да обращение самой императрицы Александры Федоровны к Екатерине Тизенгаузен за разъяснением «неожиданно случившейся» (На самом деле она планировалась, царем, именно для маскировки заговора против Пушкина.) помолвки Дантеса с Е. Гончаровой.
             А обращение царицы интересно ещё и тем, что императрица его выспрашивает - именно у сестры Д.Ф. Фикельмон. И, - как вы уже знаете по нашим предыдущим брошюрам, как у первой  кандидатуры в «Екатерины».
             Вот как она выглядит у пушкиниста Я. Левковича: «Сомнения Смирнова о мотивах брака Дантеса разделила даже императрица.  Свою фрейлину Е. Тизенгаузен (Сестру Д.Ф. Фикельмон; - пояснение В.Б.) она спрашивает: «Я так хотела бы узнать у вас подробности невероятной женитьбы Дантеса. Неужели причиной явилось анонимное письмо? Что это – великодушие или жертва!».
              Заметим, еще раз, что – ни то и не другое. Это, первое, продолжение организации и реализации, царем, именно екатерининского мотива. Второе. Это – маскировка царем, через женитьбу Дантеса на Е. Гончаровой, своего заговора против Пушкина именно:
           - в «одежду» плохих «семейственных отношений Пушкиных-Гончаровых»;
           - создание, в «открытой» стадии заговора, фальшивого ноябрьского дуэльного инцидента. После которого последует, к определенной дате, настоящий дуэльный инцидент с совершением именно дуэли;
           - создание царем, именно через женитьбу Дантеса на старшей Гончаровой, мертвой связки, обоих Геккернов, именно с Пушкиным Другими словами, перед вами, здесь, самая настоящая дворцовая интрига против Пушкина со всеми её хитросплетениями.

                Фрагмент «Перед нами
                разворачивается драма»
              А вот как выглядит помолвка Дантеса, с Е. Гончаровой, в письме графини С.А. Бобринской к своему мужу. Муж её, кстати, прямой потомок второго, после Павла I, внебрачного сына Екатерины II,  названного графом Бобринским. Рожденного, Екатериной II, от Григория Орлова. Историю же третьего её внебрачного сына, тоже от Г. Орлова, отданного, ею, в семейство  князя Бельского, - с которым мать Екатерины, по приезде в Петербург в 1744 году, сразу же завела любовный роман, нужный, ей, для придворных интриг в пользу прусского короля! - нам, пока, неизвестна.
              Вот оно, письмо, перед вами: 
              «Под сенью мансарды Зимнего дворца тетушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно лишь одно белое платье, и это непорочное одеяние невесты кажется обманом (Как она здесь близка к истине; – комментарий В.Б. – Это и есть – обман.)! Во всяком случае, её вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами развертывается драма, и это так грустно, что заставляет замолкнуть сплетни».
              Вот такова главная суть еще двух сценических фрагментов николаевского заговора против Пушкина.

                2. Пушкин – на коленях
              Завершим же мы, - весьма долгое повествование наше, об уникальном николаевском заговоре против Пушкина, в котором, как видите уже и сами, много драматических и трагических событий! -  показом, вам, еще одного сценического фрагмента, который я условно назвал – «Пушкина - на коленях!».
              И фрагментом, который вновь связан, у царя, с мотивом камергера «С.В. Салтыков». И он,   следовательно, связан - и с «екатерининским мотивом». Ибо рисунок Брюллову заказала, как вы скоро увидите и сами, Елизавета Павловна Салтыкова, урожденная Строганова.
              И который, собственно, завершает у него, по его замыслу, «любовную линию» его личной мести поэту за одержанную над ним, - царем! – победу поэта, над сердцем красавицы Д.Ф. Фикельмон, внучки Кутузова.
              Пушкинист Светлана Абрамович датирует этот эпизод не позднее 17-го января 1837 года (Ранее он датировался, пушкинистами, тоже - «за четыре дня до смерти поэта».). Мы здесь, в датировке, с ней - вполне согласны. 
              Но это, все же, не эпизод из жизни Пушкина, а именно николаевский сценический фрагмент заговора, против поэта. Фрагмент, в котором царь «изобразил», через специальный заказ княгиней Е.П. Салтыковой, художнику К.П. Брюллову, рисунка, именно «Съезда  на бал».
              Вот как он, «Съезд на бал», выглядит, кстати, у Пушкина в его «Пиковой даме» (Чтобы не нарушать логику повествования, мы вынуждены давать, вам, некоторые записи повторно.):
              «Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта и дипломатический башмак. Шубы и плащи мелькали мимо величавого швейцара» (Смотрите - вторую главу «Пиковой дамы».).
              А вот как он выглядит по дневниковой записи А.Н. Мокрицкого. Записи, не раз приведенной - пушкинистами прошлого времени. Совсем, разумеется, в другом толковании и в освещении, её, пушкинистами:
              «Сегодня в нашей мастерской было много посетителей – это у нас не редкость, но, между прочим, были Пушкин и Жуковский. Сошлись они вместе, и Карл Павлович угощал их своей портфелью и альбомами. Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его дивными акварельными рисунками, но когда он показал им недавно законченный рисунок «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне», то восторг их выразился криком и смехом. Да и можно ли было глядеть без смеха на этот прелестный, забавный рисунок? Смирнский полицмейстер, спящий посередине улицы на ковре и подушке – такая комическая фигура, что на нее нельзя глядеть равнодушно. Позади него, за подушкой, в тени видны двое полицейских стражей: один сидит на корточках, другой лежит, упершись локтями в подбородок и болтая босыми ногами, обнаженными выше колен, как две кочерги, принадлежащие тощей фигуре стража, еще выдвигают полноту и округлость форм спящего полицмейстера, будучи изображенным в ракурсе, кажется оттого еще толще и шире.
              Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это сокровище, но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой, и Карл Павлович, уверяя его, что не может отдать, обещал нарисовать ему другой. Пушкин был безутешен: он с рисунком в руках встал перед Брюлловым на колени и начал умолять его: «Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня, отдай мне этот».
              Не отдал Брюллов рисунка, а обещал нарисовать другой. Я, глядя на эту сцену, не думал, что Брюллов откажет Пушкину. Такие люди, казалось мне, не становятся даром на колени перед  равными себе, Это было за четыре дня до смерти  Пушкина».
              Художник Мокрицкий был, безусловно, прав. Такие люди даром на колени не становятся. Вдоволь насмеявшись над бытовыми подробностями рисунка Брюллова, похожий на шарж или сатирический юмор, А.С. Пушкин вдруг осознал, что он держит в руках… отражение своей «Пиковой дамы». Нельзя даже представить себе, что он почувствовал - в это мгновение.
              Наверное, вспомнился: незабываемый вечер, 2-го декабря 1832 года с решающим объяснением между ним, и Д.Ф. Фикельмон; все его, и вечера 23-го декабря 1832 года, волнующие, его, мгновения…. 
              И, на фоне угнетающей обстановки последних двух с половиной месяцев, наступила разрядка: Великий поэт встал на колени перед Великим художником, все еще не веря, что ему не отдадут, поразивший его, в самое сердце, рисунок Брюллова с его… «Пиковой дамой»!
              Любил Николай I - душещипательные сцены. Но – придумать такое! Как видите, и здесь пушкинская жизнь буквально натыкается на царскую ненависть. И здесь мы выходим на грустные размышления о причинах трагической развязки жизни поэта, обусловленных его тайным соперничеством с негодующим, от этого соперничества, злопамятливым и подлым императором. Сколько же надо жестокости, цинизма и подлости, чтобы придумать – именно  такое.
              Остается только выделить, что описанную, выше, сцену, – Пушкин, с рисунком, на коленях перед Брюлловым!  – изобразил другой наш Великий художник. Изобразил Илья Репин, в дошедшем, до нас, великолепном рисунке. Найдите и посмотрите его.
              Это и есть сценический фрагмент николаевского заговора против Пушкина, неосознанно отраженный, нам, именно художником Ильей Афанасьевичем Репиным. Заодно найдите и рисунок Карла Павловича Брюллова, собственно и давший ход выделяемому, здесь, николаевскому сценическому фрагменту. На этой ноте мы, пока, и остановимся.

                3. Фрагменты из книги
              Закончим же наикратчайший разговор о сценических фрагментах николаевского заговора, против Пушкина, краткими пояснениями рисунков-иллюстраций к книге «Самодержец и Поэты», которые мы перенесли и в предлагаемую вам, сейчас, третью работу нашего книжного цикла.
              И которые тоже выделяют, в николаевском заговоре, вполне определенные его эпизоды и фрагменты. Через только что обозначенные пояснения мы не только расширим ваши знания, о николаевском заговоре, но и попытаемся как-то показать, вам, и сами  истоки названных фрагментов: откуда они появились именно в николаевском заговоре.
              Начнем, разумеется, с рисунка № 1 (Посмотрите на него, внимательно, в предлагаемой вам, сейчас, книге.). Перед вами,  здесь, не только само прибытие Дантеса, с Геккером, в Кронштадт  на  пароходе «Николай I» (Имя парохода видно на борту корабля.), но и подобострастное приветствие (С глубоким поклоном!) корреспондентом «Санкт-Петербургских ведомостей», - присланного в Кронштадт - именно графом Нессельроде (Смотрите, об этом, выше.)! -  будущих исполнителей убийства А.С. Пушкина.
              На рисунке № 2 изображен писатель-доносчик, Ф.Ф. Вигель, только что награжденный,  Николаем I, пиководамовской  «звездою» (Она видна, у него, на правой стороне его мундира.).  И  внимательно, - и с большим интересом! – слушающего, его, Пушкина. А рассказывает Вигель, разумеется, анекдот о смерти Екатерины II с тайно зашифрованным, в нем, «Императорским сообщением Пушкину», о которых вы знаете, из изложенного вам, выше, материала, уже довольно-таки многое.
              На рисунке № 3 художником запечатлен сценический фрагмент «Императрица в белом и белый человек» (Смотрите, о нём, выше.), в центре которого запечатлена, -  в белом! -  именно царская чета (Николай I в белесовом мундире полковника кавалергардского полка. И его жена, императрица Александра Федоровна, в белом платье.), где Николай I поглядывает на стоящего, с кем-то, Пушкина. Действие происходит, как вы уже знаете, в Аничковым дворце.
              Рисунки № 4 и № 5 – парные, то есть, сопряжены - именно друг с другом.  Рисунок № 5 – это исток, находящийся, у поэта, именно в его «Пиковой даме». А рисунок № 4 – это именно отражение,  Николаем I, пиководамовского эпизода, через сценический фрагмент, именно в заговоре. 
              На рисунке № 5 художник изобразил -  знаменитый диалог между Германном и знатной старухой (В потаенной «Пиковой даме» - между Пушкиным  и, как вы уже знаете, Екатериной II.). Из которого П.И. Чайковский создал потом, - в одноименной опере «Пиковая дама» (Создал, разумеется, по своему незнанию именно тайного Пушкина.)! – знаменитую, и сейчас, арию.
              Вот начало этого диалога в словесном изображении А.С. Пушкина (Дается - в сокращенном виде.): «В спальню вбежали три горничьи. … Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Старуха молча смотрела на него, и, казалось, его не слыхала» (Смотрите третью главу повести и рисунок № 5.)
              А вот, - эта же сцена! - в николаевском заговоре через воспоминание, этой сцены, внука Дантеса, Луи Метмана, собственно и выражающая - именно сценический фрагмент заговора:
              «Даже престарелая девяностолетняя Н.К. Загряжская, к которой Дантес явился перед свадьбой, спросила его: «Говорят, что вы очень красивы, дайте на себя поглядеть» и велела принести две свечи, чтобы получше его рассмотреть.  «Действительно, вы очень красивы», - сказала она, закончив осмотр» (Смотрите рисунок №  4.).
              Как видите уже и сами, и здесь сценические элементы заговора не только налицо, но и взяты, Николаем I,  именно из содержания пушкинской повести.
              Парны и рисунки: № 6 и № 7;  № 8 и № 9, раскрывающие: как «главную атаку», заговорщиков, на жену поэта (Смотрите, об этом, выше.), так и истоки, - аж целых двух николаевских сценических фрагментов заговора! - участники которых:
            - в первой паре рисунков (Смотрите рисунки № 6 и № 7.) – Идалия Полетика и Н.Н. Пушкина (Смотрите рисунок № 6.);
            - во второй паре (Смотрите рисунки № 8 и № 9.) – Дантес, Н.Н. Пушкина и дочь хозяйки квартиры, у которой жила, с мужем, Идалия Полетика (Смотрите рисунок № 8.).
              Вот что мы писали, об этом, в книге «Самодержец и Поэты: «Интересны сведения пушкинистов и о свидании Дантеса с Н.Н. Пушкиной на квартире Идалии Полетики 2-го ноября 1836 года.
              Сразу же выделим, что названное «свидание» спровоцировано, заговорщиками,  угрозой Дантеса покончить с собой, если Н.Н. Пушкина не явится на него, и максимально приближено, Николаем I, именно ко дню смерти Екатерины II – к 6-му ноября. Само же «свидание» распадается, при его анализе, на две николаевские «живые картины». 
              Первая из них, это тайная доставка, Идалией Полетикой, письма Дантеса, к жене поэта, с требованием, кавалергардом, свидания: «Он написал ей письмо. … Цель его была добиться свидания» (Смотрите воспоминание А.П. Араповой, о Пушкине, и рисунок № 6, на котором Идалия тайно передает,  Н.Н. Пушкиной, только что названное письмо Дантеса.).
              Но точно такая же сцена существует и в «Пиковой даме» А.С. Пушкина: «…быстроглазая мамзель принесла записку из модной лавки. Германн требовал свидания» (Смотрите рисунок № 7, парный с рисунком № 6 именно в этом отношении.).
              Кстати, Дантес, здесь, просто интриган, -  как и пушкинский Германн в «Пиковой даме».  Вспомните, мы писали, именно об этом, выше.  Следовательно, и здесь не может быть и речи о какой-то взаимной влюбленности кавалергарда и жены поэта, развенчанной нами, выше, еще и по полной переписке Дантеса, с Геккерном. И, тоже, кстати, интриганство Дантеса, против жены поэта,  наиболее ярко и проявляется именно через только что выделенную вам, выше, переписку.
              Вторая картина, то есть само «свидание» Дантеса, с женой поэта, - с угрозой его застрелиться, если Н.Н. Пушкина не отдаст, ему, себя. Так мы называем сейчас, кстати, сценический фрагмент заговора:
              «Пушкина рассказывала княгине Вяземской и мужу,  что когда она осталась с глазу на глаз с Геккерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя» (Смотрите рассказ княгини В.Вяземской, записанный П.И. Бартеневым, в книги самого П. Щеголева.) и, далее: «Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. По счастью, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в комнату, и гостья бросилась к ней» (Смотрите, там же, и рисунок № 8.), тоже взято, Николаем I, именно из содержания пушкинской повести.
              Вот как, эта сцена, выглядит в пушкинской «Пиковой даме»: «Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости» (Смотрите первую главу повести и рисунок № 9, на котором названный, Пушкиным, Ришелье и домогается, графини Анны Федотовны, почти точно таким же способом, как и Дантес, то есть с пистолетом у своего виска.).
              На рисунке № 10 изображен, как вы уже знаете из вышеизложенного, сценический фрагмент объявления, заговорщиками, помолвки Дантеса, с Е. Гончаровой, на балу, 17-го ноября 1836 года, у богатого дворянина пушкинской эпохи, Сергея Васильевича Салтыкова. Салтыкова, абсолютного тезки, - по имени, отчеству и, даже, фамилии! - камергера елизаветинской эпохи. Тоже - С.В. Салтыков. «Утвержденного» Екатериной II, в её «Записках», именно на «должность» отца для императора Павла первого.
              Взят Николаем I, названный фрагмент, как вы уже тоже знаете по изложенному вам, выше, материалу, из «Записок» Екатерины II. И, разумеется, из пушкинского предложения пятой главы повести об «англичанине», «худощавом камергере» и Екатерины II. И, разумеется, её «побочном сыне», Павле!   Предложения, которое мы, вам, уже не раз приводили выше.
              На бале у Салтыкова царит, как вы уже знаете, траур, объявленный, Николаем I,  в годовщину смерти Карла X. Все – в черном одеянии. Только одна Екатерина Гончарова, на бале и рисунке, в «белом платье», то есть в платье невесты (Смотрите рисунок № 10, где всё, это, и запечатлено художником.).
              Рисунки № 11, 12 и 13 - тоже взаимосвязаны между собой. Так как во многом сценичны следующие фрагменты и эпизоды николаевского заговора:
            1. Как дантесо-пушкинская дуэль, 1837 года, - которую царь Николай I «скопировал» именно со знаменитой дуэли хладнокровного Евгения Онегина с поэтом Владимиром Ленским, взятой, им, из пушкинского романа «Евгений Онегин» (Смотрите рисунок № 11, где художником изображена - именно эта дуэль, и рисунок № 12, где изображена дуэль Дантеса, с Пушкиным.). 
              Кстати, здесь нелишне выделить, в дополнении к книге «Самодержец и Поэты», и следующие два обстоятельства. Первое, из них,  можно выразить примерно так. Дуэль происходит между мужчинами, - один из которых – поэт (Поэт Владимир Ленский!)! - «друживших» именно  с сестрами.
              В начале заговора, как вы уже знаете по изложенному вам, выше, материалу, Николай I  брал, во внимание, внучек Кутузов, Е. Тизенгаузен, и именно её сестру, графиню  Д.Ф. Фикельмон! По роману «Евгений Онегин»: с Ольгой и с Татьяной Лариными, являющимися – родными сестрами. Дуэль происходит, из-за неуважительного отношения Онегина, к Ольге, что практически совершает и Дантес по отношению к жене поэта, к Н.Н. Пушкиной.
              Близко к первому и второе обстоятельство. По приезде сестер Гончаровых, в середине октября 1834 года, в Петербург, Николай I взял во внимание, для совершения дуэли Дантеса, с Пушкиным, тоже сестер. На этот раз - именно сестер Гончаровых. Где на неуважительном отношении Дантеса, - к жене поэта! - и была построена именно последняя атака заговорщиков на А.С. Пушкина, начатая, ими, с бала, у Воронцовых-Дашковых, 23-го января 1837 года. 
            2. Так и первая дуэль поэта М.Ю. Лермонтова, с французом Эрнестом Барантом, 16-18 февраля 1840 года. Дуэль, которую царь, Николай I, уже «скопировал»  - именно с дуэли француза Дантеса, с поэтом Пушкиным. Причем, по многим «параметрам».
              К примеру: по месту дуэли – на Черной речке; по французам, дуэлирующих против поэтов; по  пистолетам. По пистолетам, которые уже приняли участие - именно в дантесовской дуэли (Дантес брал, их, именно у Эрнеста Баранта.). И по пистолетам, одним, из которых, и был смертельно ранен – Пушкин. И прочее. Смотрите рисунок № 13, на котором барьерами, между противниками, служат шпаги или сабли, с которых и была начата именно баранто-лермонтовская дуэль.
              Так что и здесь всё не только сценично, но и - сходится, как говорят, с точность математического расчета. Только М.Ю.Лермонтов на рисунке № 13 должен держать пистолет  - дулом вверх, а не в сторону Эрнеста Баранта. Здесь у художника, несмотря на мои пояснения ему, ошибка. Лермонтов потом, то есть после выстрела, по нему, Эрнеста Баранта, и выстрелит - именно вверх, а не - во француза  Баранта. Это прекрасно видно из его объяснения названной дуэли, данное, им, в письме к Михаилу Павловичу, брата царя.
              Вот небольшой отрывок из этого письма, выделяющий именно стрельбу, Лермонтова, не во француза  Баранта, а именно «на воздух»: «Ибо, сказав, что выстрелил на воздух, я сказал истину, готов подтвердить оную честным словом, и доказательством может служить то, что на месте дуэли, когда мой секундант, отставной поручик Столыпин, подал мне пистолет, я сказал ему именно, что стреляю в воздух, что и подтвердит он сам».
              Кстати, так же он будет держать пистолет и в своей последней дуэли, в дуэли с Н.С. Мартыновым, вновь организованной царем, через своих  высших сообщников и рядовых её  исполнителей, к 13-15 июля 1841 года, то есть именно ко дню казни, им, пятерых декабристов-руководителей в 1826 году.
              И заговорщики, точнее, исполнители николаевской дуэли (Отставной майор Н.С. Мартынов, А.А. Столыпин-Монго и князь Васильчиков-младший.), будут прекрасно знать, что Лермонтов не будет стрелять - по своему дуэльному оппоненту.
              И не только знать, но и воспользуются, именно этим обстоятельством. Воспользуются знанием, что М.Ю. Лермонтов будет стрелять, если останется после дуэли в живых, именно вверх, а не в Мартынова. Кстати, Лермонтов, в последней дуэли, и стоял именно  с дулом вверх. Намеренно показывая, при этом, Мартынову, что не будет стрелять в него. 
              И потому, собственно, Лермонтов и будет убит Мартыновым – наповал. Ибо Мартынов, не боясь выстрела поэта, долго и тщательно прицеливался в него. Вот, вам, еще один факт из второй (да и первой!) лермонтовских дуэлей, тоже практически не подчеркнутый -  лермонтоведами двух прошедших веков (Они как будто сговорились, с пушкинистами прошлого, в описании, ими, дуэльных историй наших Великих поэтов.).
              Последние два рисунка, заказанные мною художнику, рисунок № 14 и рисунок № 15, тоже парные. Смерть графини-императрицы (Смотрите рисунок № 15, на котором, Германн-Пушкин, с пистолетом.) произошла, как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала, без четверти три утра.
              Художник фиксирует нам, это мгновение, на своем рисунке № 15 через часы, на которых время – именно «без четверти три». Смотрите пятую главу «Пиковой дамы» с указанием в ней, поэтом,  именно этого времени. Вот это предложение: «Он взглянул на часы: было без четверти три». 
              Кончина же Пушкина произошла, как вы уже тоже знаете из изложенного вам, выше, материала, тоже - «без четверти три», но только, разумеется, пополудни. И, разумеется, 29-го января 1837 года. Кстати, знаете вы, об этом, и по пушкиниане.
              Художник указывает, нам, это мгновение, - на рисунке № 14, - тоже через часы, на которых время – тоже «без четверти три».
              Подсказку же П. Вяземского фиксирует через фигуру третьего (если идти слева направо) или второго (если идти справа налево) человека, то есть именно через П. Вяземского, стоящего, в мгновение кончины поэта, с сестрой милосердия.
              Вот таковы истоки еще нескольких сценических фрагментов николаевского заговора против Пушкина. Как видите уже и сами, смысловая суть, этих фрагментов, не только всегда зловеща, но и – омерзительна. Хотя она, через рисунки, почти и - документальна.