Двойная радуга над Краем Мира

Это было осеннее утро. Я не ждал его, вернее, знал, что придет, но не думал, что именно так. Осень была самой обыкновенной. Дождливой, ветреной и с болезненным солнцем. В ту пору я жил с братом. Наша съемная квартира располагалась на самом краю Васьки у Финского залива. Финский мы часто называли Краем Мира. Чтобы добраться до дома от метро, надо было перейти через мост над Смоленкой. Мост этот был ничем не привлекателен. Он скорее походил на дорогу, чем на мост. Было трудно отличить, где асфальт вздымался над водой, а где плавно касался земли. Лишь много позже я узнал, что это была намывная часть Васьки. Между тем, когда идешь через мост, то перед тобой всегда возникала удивительная картина. С одной стороны живой уголок дикой природы: вязкие берега, покрытые кустарником, виляли то влево то вправо, пока не скрывались в тени Смоленского кладбища. С другой – ровные смоленские набережные, созданные по монотонной руке человека. Эта часть была всегда спокойной и плавной. Здесь люди отдыхали, гуляли, сидели на берегу, а в солнечное время и нежились на болезненном солнце.
Проснулся я около 7 утра. Мне надо было на работу. Кажется, это была суббота. Да, тогда я работал 6 дней в неделю. Вспоминать противно.
Само пробуждение меня поразило. Я проснулся и делал все как обычно. Но что-то говорило мне: это не простое утро. Бил яркий свет. Откуда он в конце октября? Переход на зимнее время будет лишь завтра. Меня это устраивало. Светло так светло. Даже оранжевая слепота пробивавшаяся сквозь темно красные занавески меня не волновала. Умылся, собрался, вышел на улицу.
Утро, дождь, октябрь. Три неотделимых слова для нашего города.
Пропищал звонок домофона и, распахнув по привычке больше чем нужно дверь, я шагнул на улицу. Дождь был моросящим. Воздух же оранжевым. Свет лил мне в лицо, а назойливые капли колошматили мои патлы. Слепой дождь. Меня это всегда забавляло и крайне радовало: обозначение дождя при солнце как слепого. И это определение мне казалось как никогда верным. Ну, какой дождь будет лить, когда солнце тут же все высушит?
Но он моросил и был настойчив. А солнце пристально всматривалось в меня. Опустив глаза, глядя на лужи и маневрирующие мимо них ступни, я побрел к метро. Вскоре, правда, я оторвал взгляд от земли. Навстречу стали попадаться прохожие. И чего им не спалось в субботу?
Один из них, выпучив глаза, таращился в мою сторону. Когда я проходил мимо него, то заметил, что смотрит он вовсе не на меня, а вверх над домами. Он прошел, а вопрос – Что же он видел? – все не покидал меня. Что же? Пройдя еще несколько шагов, я не вытерпел и обернулся. Над моим домом в оранжевом небе возвышалась радуга. Как она там уместилась? То есть, как я вижу радугу в оранжевом небе? Несколько мгновений спустя я обернулся и пошел старой дорогой к метро.
Дождь моросил и понуждал мой взор к асфальту. Я не сопротивлялся. Спать хотелось. Само наличие субботы в моем сознании делало меня аморфным и вялым. Ноги сами шли привычной дорогой. Не хотелось думать ни о чем: ни о смене маршрута, ни о своих бездумных ногах, ни о рабочем дне. Абсолютно ни о чем. Главное пять минут потерпеть, и ты в приюте теплого и душного метро. Там можно обсушиться и перевести дух, а оттуда и до работы не далеко.
Прошел мимо дома без балконов, мимо школьного поля, свернул к домам у моста и подошел к реке. Здесь людей было больше, как и у всякой станции метро. Я не люблю это место. Здесь много людей и мне кажется, что даже прохожие видят на моем лице, о чем я думаю. А до моста я иду в одиночестве и могу строить рожицы всему человечеству, при этом абсолютно безнаказанно.
Я вступил на мост. Шел я по асфальтной стороне. Мне надоело поочередно глядеть то на свои кроссовки, то на прохожих, и я бросил взгляд в сторону Финского.
Только теперь я понял удивленные лица прохожих. Они все шли и смотрели поверх меня. Ну да, радуга, да оранжевое утро. Но откуда во всех людях вдруг проснулся языческий культ Солнца (или Дождя?). Чего все пялятся на небо? Что там, кроме оранжевости? Там не видно ни солнца, ни неба, только оранжевость, да ее отражение! Что там?
Мост ответил мне. Когда идешь сквозь него, то не можешь смотреть на него. Словно некое заклятие всех мостов: смотришь вокруг себя, а не на мост. Не выдержав проклятья моста, я оглянулся на запад. Набережная упиралась в никуда. Над ней только небо. Внизу только вода. Спокойная, тихая гладь, которой уже долго никто не касался. Но впереди опять та же оранжевость. Не было в ней радости, только болезненность. И на этом фоне радуги. Первая, раскинувшаяся от края до края, вторая же начиналась там, где я не видел, и завершалась за пределами моего взора. Словно дразнила. Но обе висели надо мной.
Я замер на середине моста. Время ждало. Улыбнулся. Редко такое увидишь. Хорошо, что остановился.
Что-то заставило меня вспомнить о другой стороне моста: дикой, не асфальтированной, с кривым руслом реки. Я обернулся к ней, на восток. Был восход. Солнце вздымалось над кронами деревьев Смоленского кладбища. Обернувшись, радуг не увидел.
«Восход над кладбищем уничтожает красоту в небе» - подумал я.
Более ничего примечательного со мной в тот день не приключилось.

Май-июль 2010г.
СПб.