Хлеб - всему голова

               
Чтобы читателю  лучше понять мою радость, сообщу, что у меня была страсть к хлебу. Да, к самому обычному хлебу.  К простому чёрному хлебу. Без «черняшки» я не представлял себе никакой еды. Ни большой, ни маленькой. Всё ел с хлебом. И первое, и второе, и даже  третье – десерт.  Это вызывало удивление у всех, видевших, как я кушал и кашу, и блины,  и  вареники, и творог со сметаной с чёрным хлебом. И только с ржаным.  Пшеничная  белая выпечка для меня не существовала.  Её я «не видел в упор», и не хотелось её мне никогда.  Чем объяснить такое  пристрастие к мучному,  не знал,  а  любопытным отвечал,  что  слишком натосковался по «черняшке»   в  войну и в три жутких  года после неё.  А в  командировке в Сахару,  в которую попал по воле авиационной судьбы на четырнадцать месяцев,  хлеба наша столовая не имела вовсе. Кормили чем-то, похожим на среднеазиатский лаваш, обычными пресными плоскими  лепёшками, даже отдалённо не напоминавшими «хлебо--булочные изделия».  Правда, ещё до нашего прибытия, арабов научили, и они  регулярно подавали к столу длинные тонкие  мучные «палки», но опять-таки из пшеничной муки и вряд ли они пеклись из подошедшего, созревшего, теста.  Короче говоря, читатель догадывается: по  хлебу я не соскучился (не то слово!), а изнылся, истосковался, иссох и он, «черняшка», мне даже стал часто сниться.  Как и другие плотские удовольствия,  которых так надолго был лишён.

В конце декабря на замену довольно-таки измотавшимся лётчикам прибыла  специально подготовленная группа. В их число попали   двое,  знавших меня  ранее,  по полку, базировавшемуся в Польше.  Отлично помню их молоденьких,  радужно воспринимающих окружающее, стремящихся,  как и все истребители, прибывающие из училищ, летать, летать и летать.  Зная, что  в Африке попадут в наш полк, они приготовили чисто мужской подарок:
        -- А мы Вам привезли бутылочку «Московской».
        -- Спасибо! А  хлеб  у вас есть?
        -- Какой хлеб?
        -- Да любой.  Лучше, если «черняшка» 
        -- У меня пол кирпичика.
        -- И у меня половина буханки.
        -- Спасибо, однополчане.  Обе  половинки я  «именем  революции» конфискую.  Это будет самым дорогим подарком от вас.  Спасибо!

  Теперь читателю понятна  необычная  радость, обуявшая меня перед встречей  1972  года.  На  новогодний  банкет приглашены: начальник Командного Пункта Анатолий Иванович Шустов, инженер по вооружению Иван Моисеевич Дежков,  переводчик – студент киевского ин`яза Николай Павлович Галка.  Хозяин,  принимающий почётных гостей  (они же и друзья – однополчане),  ваш покорный слуга.
Меню пиршества:  картофель отварной в мундире  (картошку стащили в кухне,  варили в чайнике).  Пол-литра «Московской особой».  Друзья  «с материка»  передали    селёдочку.  И настоящий русский чёрный хлеб.  Ей—ей!  Был на столе взаправдашный хлеб.   Всем  гостям его очень хотелось.  А мне?  Трудно передать, что  я испытывал,  с нетерпением глядя на горбушки.  «Как ждёт любовник молодой минуты страстного свиданья».  Нет,   не «как любовник молодой», а  гораздо сильнее -- как  русич,  год  тоскующий  по хлебу.   Но не мог же я позволить себе  ущипнуть кусочек.  Терпеливо ждал  вместе с   однобанкетниками  вожделенной  поры.
Наконец-то  тщательный анализ показал: «Картофель готов!»  К этому времени сельдь почищена,  луковицы порезаны.  Картошку  (очень горячую!)  нетерпеливо «расчехлили» --  сняли с клубней «мундиры».  Ёмкости, изображающие стопки,  налили по «дунькин поясок».  У  каждого на тарелке   лежат  ломтики ароматного, пахнущего родиной, хлеба.  Такие деликатесы на праздничном столе,  но взгляды всех прикованы только к хлебушку.  Наконец,  пора.   Поднялся хозяин пиршества:
        -- Дорогие друзья!
        А в мыслях:  сейчас, уже  скоро,  можно будет впиться зубами в мякоть. Губы нужно плотно сомкнуть, чтоб ни одна крошка не упала мимо рта.  С хрустом перекусить корочку. Жевать тщательно, испытывая наслаждение, и только после  этого…
Вдруг раздался стук в дверь. Этого ещё нехватало! Сейчас кого-нибудь вызовут или нагрузят каким-либо заданием.  Не откажешься же из-за того, что хлебушка  хочется.
        -- Войдите!
Неожиданно  входит Абдулла,   арабский солдат -- шофёр машины Командного Пункта. Путаясь в наших глаголах, родах и падежах (но понять  смысл речи всё-таки было можно), он произнёс тираду,  которой  разъяснил, что у нас какой-то праздник, на котором  должно быть что-то зелёное.  Он не знает,  что это зелёное, и где его взять,  поэтому, желая сделать нам приятное, он принёс и дарит  вместе с  пожеланием  нисхождения  на нас  доброты   Аллаха,  верхушку пальмы.

Вспыхнули  благодарность, смех  и  взаимные  пожелания…
        -- Братцы! До хлебушка мы сегодня доберёмся?  Садись, Абдулла!  Кушай на здоровье!   А это – наш  русский  ХЛЕБ,   всему голова.