Два письма из одного дома

Дорогой друг!

Вот уже три недели прошло с тех пор, как, как ты меня сюда направил, а я еще до конца не обвыкся.
Люди здесь все милые. Мне кажется, что их лица я уже знаю давно-давно. Они похожи на всех тех, кого я знал.

А знал ли? Да что я вообще знал о жизни? События я принимал за жизнь, оболочки считал непроницаемыми, а от вкуса отказывался... И от запахов и дуновений… Всё мысли и расчеты, всё думы: что верно, а что нет… Ладно, это я отвлекся.

Тут есть, например, очень эксцентричная особа. С короткой стрижкой, развязными манерами и низким голосом, совершенно как та, из рекламного агентства, где я работал.
Есть еще Физкультурник (ну, это я его прозвал физкультурником), он все время молчит. Я с ним даже не познакомился,  так вот – совершенно как наш сосед…
Еще одна девушка – она живет в домике напротив, и каждое утро поливает цветы на окне, - это моя мечта. Я ее вижу лучше всех. Она – прекрасна. Я её знаю из прошлых жизней. Всегда знал…

А напиши мне, кстати, как там жена. Хотел написать – «моя» - но потом вдруг понял, что это неправильно. Она скоро будет чьей-нибудь еще (дай Бог ей хорошего мужа, не такого, как я), да и была когда-либо моей, уже сомневаюсь… Так вот, мой вопрос о Лие. Перестала ли она плакать и пришли ли документы на развод?
Еще один пациент – он такой милый, тут все люди милые, - он каждый день вывешивает на свое крыльцо меню на день. Такие, знаешь, как в ресторанах. Всё вкусности да разносолы (омары в соусе женераль, куропачья котлета, фаршированная кашей, бараний рог припущенный и прочие какао -десерты), мы все проходим мимо и пускаем слюни.
Только вот готовить он не умеет – это все вокруг знают, и продуктов таких  здесь не бывает… И, что смешно, мы всё равно все приходим, это читаем и обсуждаем, кто бы что заказал и как бы мы это поедали…
А кормят нас хорошей простой пищей, два раза в день. Никаких тебе, конечно, мозгов телячьих припущенных и прочих фантазий. Зато все свежее и калорийное.

А доктор наш, он такой чудесный, мнит себя режиссером театра. Помнишь, мы ходили на спектакль? Скучная такая пьеса, там еще Сережа Виноградов играл. Я бы хотел тебе сообщить название, да забыл. Но ты наверняка сам вспомнишь: там еще была телефонная будка на сцене и рыжая девушка, у которой по ходу действия всё волосы выпадали…
Так вот, доктор наш –вылитый Виноградов в той роли.  И скулы  те же, и говорит так же серьезно.
Всё ссылается на какие-то археологические раскопки и чокнутого профессора, который придумал эту методику. Его фамилия – не доктора, а профессора этого доисторического – витиеватая какая-то, не то Гюссе, не то Гессен, а то и вовсе я подумал, что он - русский.

Про погоду я тебе писать не стану. Во-первых, это глупо, как будто кисейные барышни жеманничают, а, во-вторых, я о ней ничего не знаю. Слышал только, что в Тюрьме плюс одиннадцать,  но не разобрал, по какой температурной шкале.
Лучше расскажу тебе, как недавно у меня встал на повариху. Мощно так. И это было странно, потому что она страшна, как Банья-Танья из детства, и к тому же совсем не в моем вкусе. Так она мне приснилась, и утром был вот такой стояк. И простоял почти целый день.
Уж не знаю, как это, и решил это проработать на Архи-попах.

Это новая методика нашего профессора, основанная то ли на том самом Гюссене, то ли на ком-то другом, но тоже по имени Карл.
В нашем пансионе есть такая зала, отдельная, с пластмассовыми кабинками. Даже не то, чтобы кабинками, а такими белыми пластиковыми креслами и поднимающимся сетчатым колпаком, в пол-яйца по форме.  Так вот, ты туда приходишь, в эту залу, садишься на попу на этот пластик, а доктор тебя сеткой накрывает и бормочет себе что-то под нос, не разобрать.
А громче нельзя, и переспрашивать нельзя, хотя и очень интересно.

И после этого бормотания тебя уносит в путешествие. Если я тебе скажу, что это машина времени, то ты мне не поверишь, и решишь, что я – сумасшедший. А сред и психов это слово запрещено, тут все говорят « пациент», но и это считается неучтиво. Лучше говорить – сдвинутый, либо просветленный.
Так вот, я только один раз архипопом этим был. И то только потому, что еще не прошел всё очищение. У нас бывают уборки территории, а бывает  - чистка мыслей, хотя я не понимаю, чем они отличаются. Потому, что это в принципе, одно и то же.

Заболтал я тебя, кажется, друг мой. Давай-ка покамест  прощаться.
А теперь мне придется переписать это письмо, потому как, если я его тебе отправлю, так что же останется для моих мемуаров?
К тому же мне придется переписать его 33 раза, так как я собираюсь издать мемуары в 33х одинаковых томах, и обещал уже их все своим новым друзьям здесь в клинике.
Так что ты теперь видишь, как много у меня работы.
А потому откланиваюсь,
Твой N.


******


Дорогой друг!

Я тебе писал совсем недавно, каких-то 17 дней назад, а тут уже столько всего произошло.
Во-первых, погиб наш рестораторщик. То есть, Кулинар. Помнишь, я писал тебе? Тот, что готовить не умел, а всё только выдумывал.
На него упало бревно. Как в дурном кино про плохой субботник. Мир его праху. А душа его уже переплавилась.

Во-вторых, я,  наконец, допущен к Архи-попам. Потому, что прошел очищение огнём. Сначала я думал, что это будет похоже на сожжение Джордано Бруно. А мы всего-навсего были в синематографе, а потом  жгли костёр и, бросая в него ветки, приговаривали те фразы, которые нам из кинофильмов запомнились.

В-третьих, Повариха наша начала худеть.
Я вообще в своей жизни до сих пор ни разу не видел, чтобы поварихи худели. Они только толстеют. А эта – вдруг стала худеть. Все говорят – влюбилась…
И только она начала худеть, к ней сразу приехала сестра из Провинции. Ну я её тут же чпокнул. А чего стесняться? Надо брать быка за рога. То есть, эта поговорка тут неприменима, запутался я уже, применил наоборот. Это она меня брала, сам знаешь, за какой рог, и в каком он месте.
Она пока что ничего не делает, иногда ходит по улицам. Может быть, будет работать в клинике, то есть – в пансионе. Но это доктору Виноградову решать. 

А если её сестра, то есть исходная наша Повариха ещё похудеет и лицом – того гляди – похорошеет, то они будут совсем как близняшки. Особенно со спины. Тогда можно будет их двоих чпокнуть.
Ещё одно слово о кухне - и всё, замолкаю. Вчера нам давали на десерт овсяное печенье.

А недавно доктор наш опробовал новую процедуру, которой мне тоже пришлось подвергнуться. Не избежал я такой участи.

Приготовили меня быстро, ну, пристегнули к кровати покрепче, и больше, в общем-то, ничего.  Входит Он. Злой такой, на Виноградова уже не похож. Я думал – сейчас достанет искусственный член да выебет хорошенько. Нет, просто руку подносит к моим каким-то местам на теле и держит так, долго. Даже не касается. И такое тут начинает со мной твориться! Я даже подумал сначала, что приборчик у него какой-то между пальцами зажат. Но вроде бы, ничего такого. Просто ладонь.

Справедливости ради надо сказать, что иногда и касался он меня, нажимал где-то, а не просто на расстоянии держал. И такие у меня от этого переживания были, и тряска, и головой обо что-то бился, ломался внутри…
Я сначала хотел было тебе в подробностях написать, но потом решил, что тебе скучно станет.
Думается мне, что это сплошь эмоции надуманные и неконструктивные, которые и для меня самого сейчас уже скучны и бесцветны. Да и места это, наверное, много займет – зачем бумагу-то зря марать…

Я хотел было с кем-нибудь из пациентов наших этот метод обсудить. Что они думают, какие у них переживания были.  Да всё не решаюсь. А, может, и не решусь, по тем же причинам, что тебе только что изложил.

Зато один наш товарищ засел теперь в лотос и говорит, что он в гармонии. Вот чудак! Если он питается только амброзией и умеет что-то там втягивать анальным сфинктером, то это не означает, по моему мнению, гармонии. Сытость-  это не гармония, и вечность – не покой.

Вот все думают, что  раз пациент – так сразу обязательно Наполеон или там Фауст какой-нибудь… А вот чтобы Гуру в лотосе – так не бывает. Еще как бывает! У нас тут всё бывает.
Наполеоны, кстати, тоже есть. И Достоевские, и Драйзер даже один нашелся.  Да кто сейчас вспоминает старика Драйзера? Вот пишу тебе и даже не уверен, что ты знаешь, что был такой на белом свете. Если бы это сосед наш был, или трактирщик, ну или, в крайнем случае, легионер Македонского в Реале – так ты тогда бы знал, кто это. А так… - может, и не знаешь.

Не расстраивайся, дружище! Всё в мире знать невозможно, и даже вредно. А если вдруг тебе захочется узнать, что есть Приключение, то для этого уже придуманы Архи-попы.
Ладно, что это я всё об одном и том же.

Представляешь, я познакомился ближе со своей Мечтой. Той, что в окошке цветы поливает. Она уже не так хороша, как мне казалось раньше. У нее кривые зубы и такая же морщина на лбу, как была у моей покойной тетушки. Я с ней пока мало разговаривал, но она как-то странно подхихикивает всё время.

Зато этажом выше появилась совершенно волшебная восточная принцесса! Движется так грациозно. На ней всё время что-то воздушное, тёмно-синее, и вот вся в этом синем по лестнице мимо моей двери фланирует, покачивая роскошными бёдрами. М-м-м…
Хотя, ты знаешь, я как-то спокойнее всё это стал воспринимать, после последних процедур, ну и после поварихиной сестры… Ну мечта и мечта.

Надо будет с доктором поговорить. Я, кажется, что-то упустил из того, что он объяснял насчет механизмов возникновения иллюзий.

Ну, пожалуй, хватит на сегодня.
Буду ещё раз переписывать.
Твой N.


PS.
Я уже в который раз переписываю свои письма тебе. Делаю это скрупулезно, стараясь не менять ни буквы. Потому что, если дать волю себе и начать что-то совершенствовать, то уж тут не остановишься! Я - не остановлюсь, ты ж меня знаешь.

И еще я вдруг подумал, что моими письмами у тебя когда-нибудь окажется полный комплект моих мемуаров, и ты вдруг захочешь своровать у меня права на них. А поскольку я очень беспокоюсь за свои авторские права, то решил изготовить ещё одну копию и отдать ее доктору на хранение в сейфе.

Поэтому работы у меня теперь, как видишь, прибавилось… Да и наблюдений тоже, потому что городок наш растёт. Привезли еще 15 девушек: все сплошь нимфы. Говорят, что для них будут строить отдельный домик.

Засим откланиваюсь, приезжай посмотреть на нимф.


PS от автора:
Все совпадения возможны только во внутреннем мире автора, во всём остальном мире ничего случайного нет.