Батюшка

Степан медленно вышел на улицу, уже покрытую полупрозрачной ночной мглой и осторожно закурил. Вот уже несколько лет он один. Детей не было, а жена ушла в лес да и не вернулась. Понятно дело, через пару дней после ее пропажи забили тревогу, схватились за головы и кинулись на поиски. Да только гиблое это дело было. Опоздали, не нашли. Так и жил он бирюком  больше, чем добрый десяток лет. Только надоело ему на самого себя драгоценную жизнь тратить. Для народа пожить захотелось, для широкой своей души. Подумал – подумал да и пошел к местному батюшке в ученики. Выучился быстро, словно божий дух его изнутри подзуживал и помогал.


Ну, сын, мой, - произнес батюшка, чьи волосы также были слегка тронуты сединой. – Выучил я тебя, только здесь тебе места нет. Ступай в соседнюю деревню Митяево.
С этими словами батюшка осенил его крестным знаменем и, медленно повернувшись, исчез за тяжелыми дверьми на тяжелых петлях.  Прозвучал деревянный гром и все стихло. Делать нечего. Хочешь людям служить и добро нести, иногда приходится уходить с насиженного места. Да и что его тут держит? Дочери или сына нет, ждать внуков не от кого, хозяйка дома тоже уже не переступит высокий деревянный порог. После ее пропажи жены все постепенно пришло в упадок, потихоньку захирело хозяйство  Конечно, сам он его пытался поддерживать и поддерживал, но не было той тонкой женской ласки, и все хозяйство словно это чувствовало. Степан побежал к дому. Быстро покидал нехитрые крестьянские пожитки, повязал в узел, и закинув палку на плечо, повесил на дверь тяжелый замок, для надежности. Впереди простиралась дорога. В замке, попросту, у них никогда не было необходимости. Но Степан все равно решил подстраховаться. Каких ужасов сейчас только не рассказывали местные сплетницы: убийства, грабежи, взлом домов, а их деревенька словно провалилась в какую – то вневременную дыру. Лет эдак на двести назад. Ни у кого даже в мыслях не было запирать дома, так палочку или бревнышко приставят, когда куда – то уходили и все. Потом через некоторое время в деревню, словно мухи на мед, стали слетаться дачники. Тут – то и вспомнили жители, что они слышали о злобных нравах города, начали шторы на ночь задергивать, а когда уходили куда – то надолго – замки тяжелые вешать. Не за себя боялись – то и не за утварь, а за иконы старинные, которые были практически у каждого в доме. Поговаривали, что многие городские  напрочь лишены души и совести и запросто могут не то что унести Божьи изображение, да еще и продать. А стоят – то они запредельных денег.


Степан нахмурился и неожиданно для себя ускорил шаг. Вечер начинал уже медленно сгущаться, день угасал, но солнце все равно по-прежнему нещадно палило. Пот тек градом, но он все  равно торопливо шел к темнеющей на горизонте небольшой деревеньке, не позволяя себе ни секунды отдыха.  Вскоре замелькали домики, он бросил узел на первое крыльцо и нерешительно постучал в дверь, аккуратно покрытую ярко зеленой краской. Прислушался, послышались чьи – то быстрые шаги, на пороге появилась молодая женщина. Ни страха, ни подозрения не читалось на ее лице, только легкое удивление наполовину смешанное с любопытством.
-Не пустишь ли переночевать, хозяюшка, я из соседней деревни, некуда больше податься, - он с надеждой заглянул в раскосые синие глаза.
Женщина улыбнулась.
-Отчего же не пустить – пущу. Вот только спать тебе придется на полу.
Степан приободрился.


- Ничего, ничего, мне и пол периной покажется после такой жаркой дороги, - пробормотал он и, нагнувшись, вступил в большую полутемную комнату. Четверо детей, несмотря на поздний час весело резвившихся у печи, молодой мужчина и старуха в легком коричневом платке. Через несколько минут все успокоились. Дети улеглись на лавки, муж с женой на кровати, старуха на печи, а Степан на полу. Сон быстрым и шагами подступал все ближе и ближе, и путешественник уже сквозь дрему едва услышал вопрос, адресованный ему.
- Милейший, ты проездом или решил поселиться у нас в деревеньке
- В церковь я к вам. – произнес он шепотом, чтобы не разбудить задремавших детей, - слышал батюшки у вас нет.
Муж с женой тревожно переглянулись и во все глаза уставились на гостя. Тот поежился. Неуютно стало от такого пристального внимания.
Батюшки – то у нас давненько нет, да и сама церковь закрытая стоит уже несколько лет, - ответила женщина на непроизнесенный вопрос.


-А куда же он делся? – обескуражено спросил Степан и недоуменно почесал в затылке.
В доме воцарилась звенящая тишина. Ему не ответили, только старуха на печи едва слышно забормотала, словно не отвечала, а вспоминала прошлое:
-Пропал давно наш батюшка. Только поговаривали, что он в последнее время словно обезумел. Вел себя странно, опасался его деревенский люд. Видно нечистый его с толку сбивал. А однажды просто не пришел на службу да и все. Как в воду канул. Церквушка до сих пор закрытая так и стоит.
-Не обращайте внимания, - перебил мужчина и бросил старухе предостерегающий взгляд, - уехал прежний батюшка и слова никому не сказал, отсюда и россказни. Спите спокойно.
Степан тяжело вздохнул в знак согласия и снова попытался улечься на тонком одеяле. Несмотря на то, что за окном сгустилась темная ночь, спать уже не хотелось. В памяти продолжал вертеться странный разговор. Путешественник сердито завозился и неожиданно для себя резко уснул. Осторожно забрезжил теплый золотистый рассвет, Степан мгновенно вскочил на ног и в последний раз посмотрев на мирно спящих хозяев, тихонько вышел из дому. Утро еще не успело полностью заполнить собой извилистые улочки, окна домов были подернуты легкой сонной дымкой. Мужчина решительно зашагал по дороге к небольшому здания с деревянными куполами и крестами. Церквушка, окруженная зарослями осоки и лопухов, производила впечатление давно забытого и брошенного места. Он осторожно перебрался через заросли  травы и подергал дверь Не обманули, на самом деле заперта. А да, вот же замок. Он потихоньку рванул на себя железную окову и она осталась у него в руках, дверь распахнулась. Вот что время разрушительное делает. Степан медленно вошел в зал, покрытый многолетней пылью и сеткой полупрозрачной паутины. Н окинул взглядом пространство и , не удержавшись, восхищенно присвистнул. Красота благолепная. Но делать нечего. Он засучи рукава и рьяно принялся за работу. Покосил всю траву, очистил дворик, наносил воды и несколько раз протер все сырой тряпкой. Деревенские жители с удивлением и опаской наблюдали за преображением церквушки. Она будто приподнялась, приосанилась, словно гордо подняла голову. Закончив все приготовления, Степан робко постучал к сельскому старосте и преклонив голову, запоздало произнес:
-Я из соседней деревни, хочу у вас службу вести, народ к Богу приобщать.
-Заметили уж мы твою работу, -усмехнулся староста – Служителя у нас давно нет, народ совсем диким стал, так что принимайся.
Степан согласно кивнул, душа – то так и рвалась в церковь, вот только…
-А жить ты будешь в доме прежнего батюшки, - словно послушав мысли путешественника, произнес староста. И, взглянув на внезапно ставшее белым лицо Степана, добавил: - если ты не против.


Тот замотал головой. Страшно ему вдруг стало, вспомнил он ночные россказни старухи, но тут же прогнал от себя все подозрения. Сказки это все.
-Ступай прямо по дороге, потом повернешь налево, - напутствовал староста, похлопав нового жителя по плечу, - сразу дом и увидишь, приметный он такой.
Степан хлопнул дверью и зашагал в указанном направлении. Вскоре перед его удивленным взором вырос статный дом – высокий, стройный, а бревнышки – то подобраны как близнецы, один в один, широкие окна, добротное крыльцо. И все таки он производил впечатление жуткое, нежилое.
=Оно и понятно, - пробормотал Степан себе под нос, - отвык видать дом без хозяина тосковать.
С этими словами он медленно отворил тяжелую дверь и осторожно вошел внутрь. Из глубины пахнуло сыростью, по полу торопливо кто – то побежал, быстро перебирая маленькими лапками. Степан судорожно по наитию закрылся руками , но тут же засмеялся собственным страхам – мышь. Высокие потолки, широкая печка, просторная комната – роскошь для деревенского жителя. Несмотря на то, что в доме уже никто давно не жил, было непохоже, что он на самом деле пустовал. Воздух тяжелый, спертый, но на полу практически и соринки, на печи нет слоя пыли, на окнах не сплел своей паутины проказник паук. Степан нахмурился, но все таки наносил колодезной воды и тщательно промыл каждый угол. Началась практически новая жизнь у деревни. Постоянно открытая церковь, служба по воскресным дням и праздникам. Сельчане поначалу со страхом обходили обновившуюся церквушку, но потом один пришел, второй, третий, да так и стала ходить на службу вся деревня. Быстро привыкли к новому батюшке, полюбили за простой, добродушный нрав. Та и пролетели несколько месяцев. Настали трескучие морозы. Деревенский люд уже успел полностью привыкнуть к новому служителю. И службу от звонка до звонка отстоит, и словом добрым не обидит, и помощь посильную окажет.


Почувствовал что – то неладное Степан в середине зимы, после Рождества Христова. Уставать он что – то больно быстро стал. Бывало как придет домой, сразу с ног валится и просыпается только на следующее утро. Как голова подушки коснется, так и провалится в дрему глубокую. Да и прихожане снова стали, как в первое время какими – то подозрительными, недоверчивыми, снова стали стороной обходить странный дом с недоброй славой. И сам Степан заприметил, отстоит он службу и домой со всех ног. Закроется и сидит в темноте в одиночестве. Только стало чудиться ему, что не один он в этом старом доме, словно кто – то еще по избе ходит да с ним разговаривает.  Стал Степан нелюдим, людей начал обходить за несколько метров. И вспомнил он тогда старухины россказни. Испугался да делать нечего. И на службу стало приходить все меньше. Раньше чуть ли не вся деревня приходила, а сейчас и двух человек не насчитаешься. Слухи страшные опять по деревеньке распространились. Поговаривали, что если пройти ночью под окнами дома батюшки, то можно увидеть, как вся нечисть там постоянно собирается и пирует с чертом во главе. . Где сам батюшка в это время находится – никто не знает, наверно, успел его уже лукавый попутать. Степан хоть и боялся теперь к людям приближаться, да эти разговоры услышал и живо перепугался. Сердце в груди так и запрыгало, словно загнанный в силки заяц.  Страшно ему стало по вечерам одному в этом доме находиться. То половица скрипнет, то сквозняком двери распахнет, то вдруг кто – то вздохнет протяжно и горестно, а то и вовсе засмеется тоненьким ехидным голоском. Да и сам Степан внезапно почувствовал недомогание. То ли простудился, то ил правда нечистый шутит.  Свалился с температурой. Перед глазами замелькали непонятные образы, поплыли бревенчатые стены и погрузился он в беспокойный тяжелый сон.  Со всех сторон наступала давящая темнота и вдруг из этой темноты выплыл голос, такой звонкий, словно серебряные колокольчики зазвенели: « Копать тебе нужно, тогда тайну и узнаешь».  Степан проснулся в холодном поту. Даже температура спала от ужаса. И понял он тогда, что ему нужно делать, чтобы от этой напасти избавиться. Едва утра дождался, выскочил на улицу и торопливо схватился за лопату. Снег уже почти сошел, остались небольшие белые островки, словно хрустальные льдинки посреди огромного моря, а дальше земля. Степан, не обращая внимания, на катящий по спине пот, начал судорожно откидывать комья земли в сторону.

 Через несколько минут лопата ударилась обо что – то деревянное и замерла. Сердце бешено забилось, он облизал пересохшие губы, но продолжил копать  - крест деревянный.  Семен охнул и отступил назад. Недобрую игру с ним кто – то затеял, прекращать. Но словно подзуживаемый неведомой силой он вновь схватился  за лопату. Еще один остаток креста. Через несколько минут еще один, потом еще. Степан в ужасе отшатнулся назад и закричал так, что кажется сорвал себе голос. Все разом стало на свои места. На этом месте раньше кладбище сельское было, дом – то на костях построен. Вот почему с ним происходила эта чертовщина последние месяцы. Мертвым нельзя мешать, им успокоение нужно. Степан ударил себя по лбу и бросился прочь от дома, да только не смог убежать, словно стена его невидимая держала. Видно, не хочет нечистый его из своего плена выпускать. Сел он на землю и, чувствую, что его изнутри сжигает, начал в ужасе сдирать с себя одежду, да случайно крестик сдернул. Он упал перед ним на колени и начал было оттирать грязь, но через секунду отбросил, словно он превратился в ядовитую змею. Рассмотрел он его хорошенько, понял, почему черт не отпускал. Иисус – то на нем был перевернутый, и петелька теперь располагалась не у головы его, а у ног. Упал Степан, пораженный внезапным открытием, но тут  же вскочил на ноги и бросился прочь от проклятого дома.