Плацебо

Обход главного врача психиатрической клиники начинался с отделения «тихих», а потом продолжался по мере роста активности больных и заканчивался в «буйном».  Габриель Лазаревич, так звали главного врача, в окружении начмеда, Нелли Самойловны, тучной женщины в возрасте, со следами Базедовой болезни и главной медсестры,  Галины Ульяновны, моложавой дамы, с нервным тиком на лице, проходил  по заведенному режиму : они  задавали  примерно одни и теже вопросы заведующим:
- Сколько больных, какие проблемы, есть ли чем лечить, и нужна ли помощь?
Но, на этот раз, Габриель Лазаревич, придя в отделение «тихих», почувствовал себя  не совсем комфортно. Чей-то магнетический взгляд явно действовал на него, от чего он несколько раз оговорился с диагнозом и  перепутал фамилии давнишних пациентов, что случалось с ним крайне редко. Нелли Самойловна не обратила на этот факт никакого внимания, зато главная медсестра тут же сделала стойку, как охотничья собака. Да, она и была такой,  верный пес своего шефа. Нервным взглядом она обвела большую на пятнадцать коек палату и тут же вычислила человека, сбившего с толку главного врача, и сама себе удивилась:- Вот бы никогда и не подумала,что бы этот тихоня, который и рта-то не раскрывал за все десять лет нахождения в их клинике, вдруг навел порчу...
Галина Ульяновна, наклонившись к уху шефа, тихо прошептала:
- Это Курилов безобразничает, аминазин?
Габриель Лазаревич покачал головой:
- Не надо. Пусть ко мне приведут в кабинет для беседы.
Главная медсестра кивнула головой и что-то записала в своем журнале-обходов.
Осмотрев больных с заведующим отделением, тихим, таким же, как и его больные, опытным врачом, Львом Игнатьевичем, с очень врачебной фамилией Туранский, главный врач вышел из палаты.
- Что у вас происходит с Куриловым, Лев Игнатьевич? – главный врач спросил заведующего отделением, оставшись с ним  в мрачноватом коридоре, с решетками на окнах и дверях.
- В каком смысле, Габриель Лазаревич? – не понял тот.
- Ну, в общем, в любом – не стал уточнять главный врач.
Лев Игнатьевич помялся, не зная, что ответить.
- Да, нет, особых изменений не наблюдается, стойкая, параноидальная  реакция на свое прошлое... Никаких изменений я не наблюдаю...
В общем, ничего нового! Все, как  всегда. Регулярно принимает реланиум, тозепам, спит много, ест мало. Никаких интересов  ни к чему не проявляет. Санитарку молодую взяли, Симой зовут, так в очередь к ней «тихие» выстроились, а  Курилов даже на нее не взглянул.
- Понятно! – коротко резюмировал разговор главный врач. Пришлите его ко мне после обеда, я хочу с ним пообщаться.
- Хорошо, будет сделано, Габриель Лазаревич – с недоумением ответил заведующий.
Весь дальнейший обход главный врач был под впечатлением магического  взгляда больного Курилова.
-Что он им хотел сказать? Какой хотел подать знак? И почему именно сейчас, сегодня? И не находил ответа.  В «буйном» отделении для мужчин, где большая часть пациентов агровировала, уклоняясь от житейских невзгод: кто косил от армии, кто от тюрьмы или просто  пытался  спрятаться в надежде не быть убитыми своими же партнерами по бизнесу, как всегда доставляло головную боль  главному доктору. Во время  обхода многие начинали проявлять себя наиболее активно, чтобы поддержать видимость "буйного".  Вот и сейчас, один из них, молодой, веселый парень, с завязанными рукавами на длинной  рубашке, кричал в исступлении:
- Товарищ, Троцкий, вы не видели Владимира   Ильича? – и, не спуская взгляда с Габриеля Лазаревича, ждал ответа. Он мне позарез нужен – и «буйный» крутил глазами, как огненными шарами.
- Где у вас Ленин находится? – спросил он начмеда.
- Да, у нас их целых три – ответила она, зевая.
- Неужели три?  - переспросил Габриель Лазаревич.
- Точно, целых три  - подтвердил заведующий отделением «буйных».
- Видите ли, голубчик, Ильич сейчас  занят, он пишет апрельские тезисы, что передать?
У больного, как показалось Габриелю Лазаревичу, промелькнула вполне разумная усмешка.
- Передайте товарищу Ленину, что Коба ведет двойную игру. Он вчера на Петросовете…
- Хорошо, хорошо, голубчик, непременно передам – ответил Габриель Лазаревич. И пошел дальше. Кого тут только не было: два Горбачевых, один Гитлер, очень похожий на неврастеника Чарльз Дарвин и еще с десятка два знаменитостей от Чубайса и Майкла Джексона до Собчака…
 Настоящих больных в отделении было не больше половины, остальные, из шестидесятипяти, в той или иной степени притворялись, но доказать и выписать было очень трудно:  талантливые актеры  пропадали. Переговорив с заведующим, уточнив, кое какие детали о некоторых больных, которыми поинтересовалось  начальство, Габриель Лазаревич, вместе со свитой  стал спускаться вниз, на первый этаж, вошел  к себе в приемную, отпустив начмеда и главную медсестру.
- Лариса, обедать буду здесь, устал, домой не хочу ехать. Шофера отпусти на часик, пусть пообедает, в два у меня на приеме должен быть больной Курилов, с первого отделения. Историю принеси заранее. Беседовать буду с ним один, охранника не вызывай,  да и санитары не нужны.
- Поняла, Габриель Лазаревич. Вы будете один обедать или… - секретарша сделала паузу. Она знала, что часто  на обед, шеф приглашал главную медсестру, Галину Ульяновну.
- Я же сказал – один.
- Хорошо. А что заказать на обед? – и секретарша взяла авторучку и листок бумаги, как будто обед шефа составлял не менее пяти-семи блюд.
- Салат из свежих овощей, но только без сметаны.
- А с чем? С растительным маслом  или оливковым?
- Нет, с обычным, подсолнечным. На первое борщ, тоже без сметаны, на второе – что-нибудь рыбное, лучше с  отварной картошкой, с подливой из грибков. Чай с лимоном и что-то сладенькое.
- А булочка свежевыпеченная подойдет?
-  Можно и булочку – согласился шеф, заходя к себе в кабинет.
После обеда Габриель Лазаревич  посмотрел последние новости по телевизору, но его все время не покидало ощущение взгляда больного Курилова. Что-то с ним случилось, но что?  Глаза не только зеркало души,  глаза это дверца в его сущность, любил повторять главный врач афоризм профессора Чистовича,  услышанный им еще в студенческие годы, когда тот читал им курс по психоанализу.
Но откуда  у больного, сидевшего на лекарствах десять лет, может быть осмысленный взгляд? А может мне это показалось? Сомнения, сомнения одолевали Габриеля Лазаревича, он встал, походил по просторному кабинету и снова стал размышлять.
Звякнул  звонок внутренней связи, Габриель Лазаревич нажал кнопку селектора:
-   Габриель Лазаревич! – звонкий голос секретарши прервал его мысли.  К вам на прием привели Курилова из первого отделения, охранник и санитар. Что делать?
- Пусть входит!
- С охраной?
- Нет, один. Охранника и санитара отпусти, они мне не нужны. Я же уже давал указания.
- Хорошо.
Дверь, обитая толстым слоем звукоизолирующего материала, бесшумно открылась, и на пороге появился больной Курилов, бледный, худощавый мужчина, лет сорока, с длинными волосами почти до плеч. В отделении для «тихих» не стригли наголо, и больные сами выбирали себе прическу.
- Проходите, проходите, Альберт Германович. Вот садитесь на кресло, там вам будет удобнее – показал на одно из широких кожаных кресел, стоящих напротив стола главного врача.
В психиатрической клинике не принято держать посторонние предметы. Поэтому,  ни на широком  столе главного врача, ни на столе для заседаний, не было ни графина с водой, ни стаканчиков, ни каких-либо других вещей, могущих спровоцировать пациентов.
- Альберт Германович, извините, но мне сегодня при обходе показалось, что вы как-то себя иначе чувствуете, чем раньше. Вас что-то беспокоит?
Больной опустил голову.
- Да или нет?
- Да – тихо с хрипом, как давно  из не открываемого клапана, выдавил из себя пациент.
- Вы мне расскажите о ваших переживаниях. Мы вместе их обсудим и попытаемся найти решение…
- Я не знаю, что со мной происходит, но вот уже неделю я перестал спокойно спать, появились видения и снова, как тогда… - тут пациент замолчал, его взгляд вполне осмысленно стал осматривать окружающие предметы в кабинете и остановился на лице Габриеля Лазаревича.
Да, это взгляд, отражающий внутреннюю активность живого существа, подумал Габриель Лазаревич, понимая, что мозг больного проснулся, и он снова готовится к подсознательной  установке на решение проблемы, предназначенной только ему, его больному восприятию. 
- Видимо лекарства перестали на него действовать? – сделал предположение  опытный практик, каким был главный врач. Но почему? И здесь он не находил ответа. Курилова никто не навещает, нейростимуляторы не приносят. Тут другое, не понятное...   Вы, что- то хотите рассказать, Альберт  Германович? – вежливо, стараясь ничем не выдать свои догадки, спросил пациента доктор.
- Мне хочется? – переспросил тот, усмехнувшись, как бы размышляя, говорить или нет дальше.  Вы, доктор, помните тот судебный процесс, где я был ответчиком? – вдруг в лоб задал уже вопрос пациент.
Габриель Лазаревич вздрогнул. Он конечно хорошо помнил все подробности того громкого дела. Да и как забыть, если он был на нем главным экспертом-психиатром. Как сейчас, предстала перед ним картина последнего убийства, совершенного больным Куриловым.  Скромное деревенское кладбище. На деревьях, рассевшись почти над головой, каркают вороны, созывая братию на предстоящий пир. Пятеро, раздетых по пояс, молодых мужиков роют могилу. Тяжелый грунт из известняка удается преодолеть только ударами кирки.  Работают по очереди, двое бьют кирками, потом двое откидывают грунт, а пятый отвозит его на тележке в общую кучу, близ могилы. Все  потные, усталые и злые.
Заказчик могилы, молодой парень, лет тридцати, худущий, с длинными вьющимися волосами, и совершенно диким взглядом черных, как уголь, глазами, в длинном кожаном пальто дал по тысяче задатку, поставил ящик водки и сказал, чтобы к обеду могила была готова. Заплачу полностью,  еще по три штуки,  когда будет вырыта яма во всю глубину – сказал он, наблюдая за работой.  Опытных могильщиков удивила  глубина могилы, три с половиной метра. Зачем такая глубина в таком каменном грунте, они не знали, поэтому сердились, но заказчик был не уступчив.
- Ройте ровно три с половиной и ни сантиметра меньше...  Деньги плачу я, и музыку заказываю тоже я - ответил он одному  худенькому и очень назойливому мужичку, больше всех возмущавшемуся таким условием.
- Куда такая? Туда троих можно схоронить - начал, было наезжать могильщик на этого странного заказчика. 
Тот посмотрел на него своим суровым взглядом  и ответил, чтобы слышали все:
- Надо будет, троих и похороним – отвернулся, и пошел к машине.
К обеду измученные от непосильной работы, и пьяные от выпитой водки, могильщики закончили рыть яму.
- Деньги давай – кинув лопату в сторону, от усталости и злости, проговорил все тот же шумливый  могильщик. Зае…л ты нас, мужик, сегодня, в гробу я видел такую работу… Он что-то еще хотел сказать этому хмырю из города в длинном пальто и черном вязаном шарфе на шее,  как будто во дворе не бабье лето, а ноябрьская слякоть и непогода, но не успел.
Мужчина в пальто, резко выдернул руку из кармана, блеснул пистолет, и почти не целясь, трижды выстрелил в могильщика. Тот, сделав  округлые от удивления глаза, открыл, было, рот, но так  ничего и, не сказав, рухнул на край вырытой могилы, но, не удержавшись, тело полетело вниз  в яму.
- Это первый! – усмехнувшись, как бы сам себе, произнес мужчина. Кто хочет быть вторым? – и он поднял  пистолет…
Мужиков смело, как ветром. Оставшись один, мужчина сел на пенек и долго, долго глядел на яркий диск осеннего солнца.
Приехал катафалк, из него вышли четыре человека в униформе, работников ритуальной службы.
Мужчина в кожаном пальто показал им жестом, чтобы несли гроб сюда. Те, взялись за золоченые ручки по краям гроба  и поднесли его к яме...
- Опускайте – произнес мужчина в пальто. - И  как можно быстрее, у меня мало времени. Надеюсь вам за все хорошо заплачено?
Один из четырех, самый опытный и видимо старший, привыкший к тому, что новые русские не любят лишних слов, кивнул головой.
- Один момент.
Они ловко опустили гроб вниз на белых канатах.
- Зарывайте – бросил сухо мужчина в пальто и посмотрел на часы.  Даю пятнадцать минут на все про все.
- Но, невозможно так быстро, шеф – попробовал возразить старший из похоронной команды.
Тогда мужчина  в пальто, повернулся к говорящему, стоящему на краю   могилы, неторопливо вытащил из кармана пистолет и выстрелил в него. Тот, ойкнув, рухнул в могилу, тяжело ударившись о крышку гроба. 
- Закапывайте! Он поднял пистолет на трех оставшихся, из похоронной команды.
Те схватили брошенные могильщиками лопаты, с обезумевшими от страха лицами, закопали могилу. Сделав аккуратный бугорок, они, наконец, остановились, тяжело дыша. Человек в пальто докурил сигарету, бросил окурок на могилу.
- Уложились! Потом постоял, о чем-то соображая. Крест есть? – спросил он, не поворачивая головы.
Все трое закивали головами.
- Есть – едва пролепетал один из них. Принести?
Мужчина в пальто усмехнулся.
- Не надо!  Сходи, выруби осиновый кол и принеси сюда – он ткнул пальцем в крепкого мужика, показав  на топор,    который оставили копальщики могилы.
Тот трясущимися руками взял топор, отошел в сторону и, срубив тонкую осинку, заострил один конец и принес  мужчине в пальто.
- Забивай!  - приказал мужчина, указывая на холмик могилы.
Мужчина с размаху воткнул кол, затем несколькими ударами топора, вонзил его в свежую могилу, больше чем наполовину.
- Вот и хорошо! Мужчина в пальто  отошел к своей стоящей рядом машине и вернулся с табличкой. На серебристом фоне золотистыми буквами была выведена фраза: Здесь лежит тело человека, обманувшего меня. И подпись - Черный Аист, 13 сентября 1999 года. Привяжите – распорядился мужчина в пальто, подавая табличку мужику, который все еще держал топор в руке. Топор  положи – приказал он и опустил руку в карман пальто.
- Нет, нет, я все сделаю, как скажите – заорал мужик из похоронной команды, кинув топор. Он схватил табличку и привязал ее к осиновой палке, торчащей из могилы.
- Ну, вот и все! Пора расходиться. Я вас больше не держу – ответил, улыбнувшись человек в пальто. Но уговор, рот на замке! – и он приложил палец поперек губ.
Маньяка задержали  совершенно случайно. Женщина, убиравшаяся на соседней могиле,  видела, как все случилось, спрятавшись от страха  в густые кусты сирени, и сидела, не выходя из них, до темноты.
Ночью, разбудив кладбищного сторожа, оно ему все рассказала. Тот пошел к могиле и услышал, что кто-то из нее   не то воет, не то плачет. Стал раскапывать и  откопал, едва дышащего четвертого из похоронной команды человека. Прокуратура завела дело, и вскоре был арестован по подозрению в совершении двух убийств, некто Курилов Альберт Германович, молодой, респектабельного вида человек, владелец ночного бара для молодых литераторов и поэтов «Аристотель».  Заведение было  известно в  узком кругу, так называемой новой элиты, считавшей себя постмодернистами, проклинавших  в своих стихах и прозе, убогость совкового  периода. Альберт, прозванный среди своих почитателей за художественный вкус и отличную карту вин, «Черным Аистом», был душой среди веселой компании литераторов.
Правда была  одна странность у хозяина бара: он  периодически куда-то  пропадал.  Иногда на несколько дней, а иногда на целый месяц.  Своим работникам он ничего не объяснял, не считал нужным. Друзьям говорил, что едет на отдых к другу или подружке.
В ходе следствия удалось установить, что Курилов -тяжело психически   больной  и причастен к убийству сорока человек, спланированных им заранее. Говорит, что убил сорок одного человека, все шло хорошо, по  его плану,   должен был убить девяносто семь, по количеству обидчиков по жизни. Но вот на сорок первом, он споткнулся. Так и говорил-: Сороковой-роковой, на сорок первом попался...  Сорок первый  оказался случайный,  не повезло копальщику могил, а вот сорок второй,из похоронной команды, остался жив. Он то и был главным свидетелем, все остальные участнки убийства отказались от дачи показаний.
Габриель Лазаревич  хорошо помнил из дела, что  в детстве Альберт был тихим, очень застенчивым мальчиком, часто болел, и его все обижали. Воспитательница в детском саде, часто обзывала его гадким утенком. Школьные учителя, от классного руководителя до учителя физкультуры ,шептались за спиной,«недоделанный». Но больше всего его доставали парни, что учились с ним, обзывали Аистом или "глистой" за длинный рост и худую фигуру. В старших классах  стали доставать девчонки, называя «импотентом», за то, что он не приставал к ним, и был равнодушен к их ухаживаниям. И в институте, он столкнулся с теми же проблемами… Ну, а потом, когда грянула перестройка и кто был никем, вдруг стал всем.  Такая метаморфоза  произошла и с Альбертом.  Он стремительно стал делать деньги,  сперва  перепродая  кое-какие  импортные шмотки,  которые привозила сестра из Польши.  Потом удачно пошла торговля ваучерами. И он вскоре стал совладельцем крупного завода, и тут-то в нем обнаружилась его болезненная страсть. Как-то встретив своего одноклассника, Генку Рубанова, который всегда  дразнил и называл его «чмошником», унижая перед девчонками. Тот был на мели и, увидев процветающего Альберта, решил  «подоить» бывшего лоха-одноклассника. 
Альберт сделал вид, что клюнул, назначив встречу в глухом парке, возле их школы, в девять вечера.  Дождался своего одноклассника и когда тот  стал пересчитывать  протянутую им пачку денег, выстрелил ему прямо в упор, в сердце…После этого он стал разыскивать своих одноклассников-обидчиков по всему свету:  одного убил в Швеции,  прямо в отеле номера, второго в Австралии,  на желтом песке океана, еще нескольких своих бывших обидчиков, воспитателя из детского сада и учителя физкультуры он зажарил живьем в их собственных квартирах. Но больше всего ему нравилось  убивать самому и внезапно, как бы шутя, так словно он с ними играл в детскую считалку: вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить… Но, Альберт доставал из кармана, вместо ножа,  пистолет и стрелял в свою очередную жертву почти в упор, пытаясь увидеть глаза  своего обидчика. В них чаще всего он видел изумление или недоумение.
Так  продолжались до сорокового убийства. Сороковой обидчик оказался человеком не только состоятельным, но  хитрым и злым. Обидел он Альберта еще в далеком детстве, когда они жили на одной улице и ходили в одну школу.
Как-то в канун Нового года, когда в школе гремели новогодние балы, Альберт познакомился    с девушкой из  другого класса.  Она пригласила его на белый танец, и они потом протанцевали весь вечер. Девушка была очень скромной, хорошо училась и тяготилась  компании своих сверстниц, давно начавших взрослую жизнь, поэтому ей приглянулся этот тихий и застенчивый парень, не хапающий руками за зад.
На третий день знакомства, когда Альберт шел на вечернюю дискотеку, к нему подвалил огромный парень из старшего класса, Никита Дубоносов, по кличке Дубак.
- Ты, это доходяга, брось ухаживать за Викой, иначе будет плохо. И так, из озорства, скорее, чем из-за ревности ударил Альберта, кулаком по лицу.  Удар был не сильный, скорее тычок,   но Альберт был не готов к такому развитию событий и упал в снег с окровавленным носом. Долго, очень долго, он потом искал Дубака, пока не увидел его по местному телевидению. Его показывали, как эффективного менеджера, вернувшегося в Россию из-за границы. Дубоносов обидел Курилова вдвойне: тогда в юности, пустив кровь из носа и теперь, отняв завод. Но мало того, он  публично с телеэкрана заявил, что сделает  с завода игрушку не то, что бывший владелец, тому, дескать, кроме «кушать подано», серьезные дела доверять нельзя.
Курилов долго за ним охотился. Конечно, найти киллера, и решить проблему с обидчиком, труда не составляло, но его больная душа требовала личной мести. И вот он долгожданный момент. Под видом сексапильной девушки, в которую переодевался Альберт, он заманил Дубака  к себе в номер гостиницы и там хладнокровно убил. Дубак, как всякий сильный самец, мог себя  защитить в любой драке, да и охране его мог позавидовать президент, какой-нибудь слабо развитой страны из Африки, но вот купился на необычную внешность девицы. Месяца полтора за ней ухаживал, а тут ночное рандеву, те-а-тет... Клюнул и погиб Дубак, как и жил смело и отчаянно.
Все остальное, в том числе и необычные похороны, было делом техники и болезненного воображения Курилова. Ему так захотелось, чтобы тело его обидчика лежало на трупе и трупом закрывалось, как знак презрения к нему, даже в его загробной жизни.  Мол, жил подлецом,  умер, как подлец, и похоронен, как  сволочь, без креста и на трупах. Все это пронеслось в мозгу Габриеля Лазаревича так быстро, что он не смог даже воспротивится, нахлынувшей на него мерзости о прошлом пациента Курилова.
- Вы были на моем суде и признали меня больным. И вместо пожизненной отсидки,  я получил койку и лежу десять лет, как кукла. За это доктор, вам придется заплатить и тут Курилов вскочил, в одно мгновение поднял огромную керамическую кадушку с цветком, и ударил ей по голове,  не успевшего встать с кресла главного врача. Осколки керамики  вместе с землей разлетелись по полу, тело доктора сползло на спинку кресла, из ушей медленно потекла струйками кровь.  Ну, вот и поквитались Габриель Лазаревич -  произнес Курилов лихорадочно соображая, куда бежать. Решетки на окнах, путь  один – через двери, охрану отпустили, шанс есть, все это пронеслось в мозгу психически больного, и он решительно вышел за дверь. Ударив секретаршу ладонью по сонной артерии, он надел белый халат, висевший в приемной на вешалке, очки, упавшие с лица секретарши и уверенно шагнул за пределы приемной… Сбежавший с психбольницы тяжко больной Курилов, умудрился снять со счета большую сумму денег, принялся за свое прежнее  дело -  убивать.
Габриель Лазаревич выжил, и спасла его, как всегда, главная медсестра Галина Ульяновна. Почувствовав, что-то неладное она прибежала в приемную, а потом в кабинет и, сделав  неотложные мероприятия, спасла тем самым жизнь своему шефу. Находясь в реанимации и чуть придя в себя, Габриель Лазаревич неожиданно прохрипел:
- Плацебо.
- Что вы сказали? – переспросила удивленная   дежурная медсестра.
- Плацебо – еще раз повторил он.
- Ах, плацебо – поняла она, и пожала плечами. Она понимала значение  слова, но не придала этому никакого значения.
Лишь только, пришедшая навестить Габриеля Лазаревича, верная главная медсестра сразу же все сообразила и сопоставила.
- Плацебо? Он сказал, плацебо? Даа,  теперь понятно...
- Причем тут это…  Мы лечим настоящими импортными препаратами. Никаких «плацебо» мы не применяем  - возмутилась медсестра реанимации.
- Вас это не касается. Это он сказал для меня – произнесла Галина Ульяновна.
Так была раскрыта причина «выздоровления» психически больного Курилова. Вместо настоящих препаратов, он в последние недели получал «Плацебо», а в народе «туфту», а не лекарство, таблетки, сделанные из мела.  Фирма поставщик, выигравшая конкурс, проводимый большими начальниками  медицины, вместо импортного лекарства, поставляла дешевую  подделку.
Габриель Лазаревич  выписался из больницы через три  месяца, а в свою любимую клинику вернулся лишь через полгода. Он окончательно поседел и у него появился нервный тик на лице, как и у его верной помощницы, Галины Ульяновны. Курилова, больного шизофренией, с навязчивой идеей убивать своих обидчиков,   долго не могли поймать. За это время он успел отправить в «мир иной» еще девятерых человек, среди них судью, судившего  его следователя, вевшего дело, прокурора и нескольких студенческих знакомцев, имевших неосторожность унизить его перед женщинами. Кто ответить за смерть несчастных людей, убитых психическим больным, потому, что  вместо лекарства, он получал «плацебо»? Никто не знал.  Чиновники, как всегда, разводили руками. Мы думали, как лучше, хотели купить больше дешевого лекарства. А они сукины дети  нас обманули... И только старый, опытный  доктор Габриель Лазаревич уже давно никого ни в чем не обвинял. Он воспринимал ситуацию и жизнь такой, какой она была.
- Что  изменишь? - сокрушался доктор.
Только Галина Ульяновна, главная медсестра, не соглашалась и все  твердила:
- За «плацебо», за твое подорванное здоровье, нужно наказывать!
- Кого? -  удивлялся Габриель Лазаревич.
Она, молча  показавала глазами на портрет, висевший на стене...