Ящик

Маруся, придя из школы, услышала ещё в прихожей: у них в гостях Света! Из кухни доносились переливы её звонкого голоса, стучали чашки, слегка тянуло ароматным сигаретным дымом. Маруся поправила на носу сползшие очки и с удовольствием подумала, что дурацкое домашнее задание по русскому на завтра и трудные примеры по математике можно отложить хоть ненадолго, и о них не думать. Маруся обожала визиты своей молодой тётки, младшей маминой сестры: в доме сразу становилось шумно, весело, задорно, пахло лихими приключениями и бесшабашной лёгкостью. Свете всё нипочём, она всё может, и всегда с ней интересно, просто о-бал-деть: рассказывает так, что рот откроешь, заслушаешься. Нахихикаешься. И сама Света – ух, какая! Марусе, плотненькой и очкастой пай-девочке, никогда такой не стать. Фигурка у Светы то-о-оненькая, стрижка как у той актрисы в фильме, такими волнами блестящими… а туфли!!! Нога так выгибается, что Света на одни носочки ступает, как балерина… заглядение! Даже не верится, что Света и мама – родные сёстры. Мама наверняка никогда в жизни такие туфли не надевала. Мама всегда вся такая кругленькая, уютная, мягкая. Глупость какая – мама и такие туфли…
А вот я вырасту, думала Маруся, и у меня тоже такие туфли будут. Во что бы то ни стало! А пальцы Светины – тоненькие, гибкие, ноготочки овальные, длиннющие, сверкающие то розовым, то алым, то фиолетовым… Локти на стол поставит и так вот руками и поигрывает – можно сто лет любоваться, не надоест… Маруся с неудовольствием посмотрела на свои пухлые пальчики с обломанными и обкусанными широкими ногтями. Ничего… вот вырасту…
- Что, говорит, вы такого понаписали тут? – доносилось из кухни. – Что это за отчёт? И аж пыхтит весь, огрызок корявый. Куда, говорит, у вас график заваливается? Откуда, желает он знать, такой резкий спад? И тут, и тут – пальцем тычет. Извольте, говорит, всё это немедленно переделать! Я глазами хлопаю, головкой киваю, тихо так говорю: фиг –  вам… Он аж позеленел сразу, очки на лоб сами взлетели: что?! А я плечом пожимаю: вигвам, говорю, жилище индейское – не знаете разве? Вот, видите, какой график вышел – типичный вигвам! Нежно так беру эти графики из его лап ревматических и пальчиком так вожу, вожу… пусть мои новые ногти оценит – это ж произведение искусства!
Светин смех так и брызнул из кухни, так и рассыпались звонкие ха-ха.
- Светка, ну как так можно, – укоряла мама. – Что за детские шутки! Баловство. Он, в конце концов, завлаб… пожилой человек. Что ты себе позволяешь? Не понимаешь, где работаешь… Это же серьёзные, солидные люди! Надо соответствовать…
- Да и ради бога – пусть солидные, пусть серьёзные и состоявшиеся. Я не возражаю! Каждый что может... Только ты думаешь, им одни графики нужны? Очень даже этот «солидный» не прочь свою солидность украсить чем-нибудь… или кем-нибудь. Посопел, между прочим, на мой «вигвам», а сам глазки уронил мне на коленки, да и призаткнулся…
Света только что закончила институт. Ах, этот институт! Маруся взросла под постоянные Светины рассказы про рискованные побеги с лекций, хитрые уловки для «закоса» от практики, про шпоры на коленках и удачные списывания. Вся Светина студенческая жизнь представлялась Марусе одним героическим свершением, остросюжетным приключением, захватывающим детективом, полным благополучно преодолённых опасностей. Этакий бесконечный поединок плутоватого, гораздого на выдумки студенчества с тупыми, недогадливыми и настырно-занудливыми преподавателями, которых Свете неизменно удавалось обвести вокруг пальца. Маруся всегда слушала Свету, заворожено открыв рот и взвизгивая от восторга.
Но теперь героическая эпопея Светиного студенчества кончилась, и Света стала работать «в ящике», как недавно мельком обронила мама в разговоре с папой.
- В каком ящике? – в недоумении разинула рот Маруся. Ей сразу представился зелёный дощатый дворницкий ящик в углу детсадовского сквера, через который Маруся ходила, «когда была маленькой», – как важно говорила «большая» теперь Маруся. Наклонная крышка сломана, на остатки древнего, слежавшегося, закаменевшего песка набросан мусор – обёртки, бутылки, бумажки. Маруся увидела, как Света сидит там, скорчившись, и выглядывает жалобно наружу…
- В почтовом, – отмахнулась мама, занятая разговором.
Маруся озадачилась ещё больше. Почтовый ящик? Такой железный синий, с клапаном внизу? Или деревянный, на все квартиры? Или на все квартиры, металлический, с узкой щелью? Как можно «в нём» работать?
- А какой ящик? – не отставала она.
- Закрытый, – вскользь пояснила мама.
Ещё непонятнее! Если он закрытый, как же Света туда пробирается? И выпускают ли оттуда?! Маруся поняла по маминым озабоченным интонациям: тут что-то неладно. Неужели Света попала в беду? Её заперли в какой-то железный ящик, мучают там, не выпускают наружу! Мама была расстроена, а папа сердился, называл Свету «дурой» и фыркал:
- Чего она туда полезла? Ей и в институт-то этот не надо было соваться! Шла бы в какой-нибудь библиотечный «ликбез», что ли…
- Ну ты же знаешь, – вздыхала досадливо мама, – она выбирала по единственному принципу: мужского пола чтобы побольше. А в ящике вон сколько кандидатов, докторов, академиков даже… и почти все – мужчины.
- Нет, ты мне даже не говори! – взбеленился папа. – Делать из ящика брачную контору! Государственные деньги тратятся вот на таких!.. паразитирование, возведённое в жизненный принцип!..
Маруся терпеливо дождалась, пока они наговорились и наспорились, снова ткнулась к маме: что это за ящик у Светы, в который она «полезла» и «сидит»?
- Ящик? – мама рассмеялась. – Действительно, нелепо – ящик… Это, Мусенька, такое научное учреждение… институт закрытый, то есть – секретный!
Мама комически сдвинула брови и поднесла к губам палец:
- Тсс! Никому не говори!
- Ага! – Маруся с азартом закивала. Тайна! Здорово! – А что они там делают?
- Так вот этого, Мусенька, я и не знаю. И никто не должен знать! Это важный государственный секрет. Поняла?
- Поняла… А он без окон, без дверей? – Марусе представилась приземистая, мрачная, с глухими серыми стенами, ржавая железная коробка.
- Нет, почему? Просто дом. Есть там и окна, и двери.
- Тогда почему «ящик»?
- Ах, это… – Мама опять рассмеялась. – Нет, дом не в виде ящика… Дом как дом. Понимаешь, когда в такой институт приходит почта, в адресе пишут не название института, а номер. Номер их почтового ящика. Поэтому эти институты так и называют – «ящики».
- Зачем? Чтоб никто не догадался?
- Ну да. Кому надо – тот поймёт.
- А их разве много? Сколько?
- Маруся, слишком много вопросов! Тебя это не касается, меня тоже… Я же тебе сказала – это всё тайна. Секрет. Разве ты не умеешь хранить секреты?
- Умею, – обиделась Маруся и ушла к себе.
Все эти сведения наполнили Марусю чувством своей значимости, чего-то необычного и беспокойством за любимую тётку. Но, похоже, таинственный «ящик» ничуть не умерил Светиного жизненного задора. Марусе понравилось, как она важного дядьку «подколола»: фиг вам! Будет ещё к ней приставать с этими своими… графиками! Так ему и надо.
- Маруся, это ты? – окликнула мама из кухни. – Что ты там затаилась? Нечего подслушивать! Иди здоровайся со Светой.
- Ух ты, моя Муська! – Света ухватила племянницу под мышки и звонко чмокнула. – Тугенькие щёчки – не ущипнёшь! Раскормила тебя мать.
- Ничего не раскормила, – возразила мама. – Для её возраста нормальная здоровая комплекция. Муся, переодевайся, мой руки и обедать…
Маруся поспешила побыстрее отделаться от предписанного и прибежала на кухню вовремя: Света как раз рассказывала захватывающую дух историю.
- … Я сначала расстроилась – куда, зачем? какие ещё курсы? Я со свежим дипломом в зубах! Потом сообразила, что буду свободна уже в три часа, причём в самом центре города… А там, на курсах этих, смотрю: батюшки, одни старпёры…
- Кто? – переспросила Маруся.
Мама со Светой переглянулись.
- Муська, уши заткни, – велела Света. – Ты лопай давай, наворачивай! Старики одни, поняла? И все такие сурьёзные, прямо с души воротит. Тетрадочка у каждого, каждое слово записывают, переспрашивают, тьфу! У доски долдонят чего-то, формулы какие-то чертят, тоска. Нич-чего не понимаю. Опять двадцать пять, как в студентах. И главное – дверь плотно так прикрывают, и на стульчике тётка страховидная сидит. Выходишь – спрашивает, куда? И смотрит, чтоб без вещей. Тюрьма! Пару дней я промаялась, потом нашла девицу из смежного ящика – мы с ней друг друга сразу поняли… Тактику такую разработали: сначала одна выходит – «в туалет». Без вещей. Там по лестнице – и на улицу! Вторая из дальнего угла, в перерыве, сумки через окно выкидывает. И тоже – «в туалет». Всё, свобода! Кр-р-расота!
Мама покачала головой:
- Света, когда ты повзрослеешь…
Света легкомысленно махнула рукой:
- Две недели такие были весёлые! Столько всего успели… – Света покосилась на Марусю. – А под конец вдруг оказывается, что надо конспекты показывать и какой-то долбаный зачёт сдавать… удостоверение получать. Ну всё, думаем, влипли! Однако и тут повезло! Приходит тётя-мотя: у кого, спрашивает, почерк хороший? Надо ведомости заполнять и удостоверения эти ср… дурацкие. У меня аж сердце подпрыгнуло: я!! Я, кричу! Руку вот так тяну вверх! Словно от этого жизнь моя зависит! Могу! У меня почерк хороший! Очень хороший! Замечательный почерк! И вот со мной ещё… двое нас! Уф. Ну просто везуха! Ни конспектов, ни зачётов не потребовали. И такие мы им бумажки нарисовали – загляденье, всю оставшуюся жизнь любоваться будут.
Света схватила со стола жёлтую обёртку с тонкими красными буковками «Печенье домашнее», выпучив глаза, изобразила, как «старпёры» умилённо разглядывают надпись, и радостно засмеялась вместе с Марусей. Мама сокрушённо вздохнула:
- Светка, ты же уже не студентка… ну просто детский сад. Как так можно? Нет чтобы опыта набирать, квалификации, на ноги вставать. Продвигаться! Придётся же когда-то и ответ держать…
- Ничего не придётся, – снисходительно возразила Света. – Женщине, сестрица ты моя серьёзненькая, следует совсем в другом продвигаться… На работе у меня уже всё схвачено. У нас там есть такие люди… В нашем секторе есть такой Вадим… довольно молодой ещё, и пер-спек-тивный… хо-хо… – Света увела глаза вверх, поиграла губками и почти облизнулась. – У нас с ним… Муська, ты напиталась? – спохватилась она. – Сколько можно жевать? Уроков много на завтра?
Недовольную Марусю спровадили, двери в кухню и в комнату прикрыли плотно, и как Маруся ни прислушивалась, как ни прикладывала ухо, разобрать ничего не удалось.
 
Следующее посещение задорной тётушки состоялось не скоро, и было совсем в непривычном для Маруси духе. Света как-то поблёкла, смеялась мало, была сердитой,  жаловалась и дулась на кого-то – небывалое дело. Маруся тоже притихла. На кухню её не пустили совсем, но кое-что она услышала.
- … Я-то думала – большие люди… элита! Академики разные, по симпозиумам… а они… очкарики небритые… в растянутых свитерах, как бомжи, – выхватывала  Маруся малопонятное, затаив дыхание. – Одни пни трухлявые… молодые не идут из-за секретности, ищут места за бугром… молодой там один, Митя такой… год в наушниках ходил, английский шлифовал… место в Швеции… через год приехал в отпуск, привёз дорогим коллегам… что бы ты думала? чемодан реактивов! фанатик долбаный… лаборатория, вишь, загибается без этих реактивов… нищета и убогость… ремонт не делается… лампочек нет, протечки… зарплаты…
Маруся соскучилась, пошла посмотрела мультик, а мама со Светой всё бубнили на кухне. Маруся вернулась на свой тайный пост, снова приложила ухо к двери.
- …Мерзавец… – Кажется, Света даже всхлипнула. – Там вообще нормальных нет… глаза б мои на них не смотрели, ни на кого… вот, видишь?
- Что это? – чему-то ужаснулась мама. – Откуда такой синячище? Тебя ударили?! Да с этим в милицию надо!
- Придурки они там все, – шипела Света. – Шуток не понимают. Есть у нас там один такой начальник… Шурик. Очень, говорят, умный. С докторской, блин, степенью. Смотреть не на что – шпендик малорослый. А у мелких мужиков больное самолюбие… на этой почве… комплекс неполноценности. Зануда из зануд. И вот стал он гундосить: и то я не так сделала, и там ошиблась… весь аж узлами от злобы завязывается. Стоим мы с ним, он мне по плечо, в глаза не глядит, в бумаги свои тыркает… бубнит. Лысина его у меня перед носом так и сверкает. Блестявая такая, как зеркало. Ах ты, думаю, сморчок поганый… это ты бабулькам пенсионным в своём отделе такие разносы делай… с кем говоришь-то? Стою молча, рука в кармане халата… Я там такой себе халатик беленький завела, – оживилась Света, – закачаешься… вот такой вырез, и кармашки вот тут и тут… некоторые просто поглядеть боятся…
- Не отвлекайся, – озабоченно оборвала Свету мама.
- Да ладно тебе… – вздохнула и снова расстроилась Света. – В кармане у меня гайка завалялась, от какого-то дурацкого их агрегата… Он трындит, слюной брызжет на три метра, а я в пальцах гайку эту в кармане нервно верчу. Я ж не железная – такие издевательства над собой терпеть! И смотрела я, смотрела на эту его лысину… просто заворожила она меня, как удав кролика…и… сама не знаю как… вынимаю я из кармана эту гайку и ему на лысину кладу…
Маруся под дверью тихо прыснула и зажала рот рукой. Мама тоже не удержалась, фыркнула, но быстро взяла себя в руки.
- Света! – начала она строго, – Такое ребячество!.. ну как ты… что же…
- Что-что… тут он заткнулся, наконец. Схватил гайку, перекосился весь от злости, отскочил на три шага, да как швырнёт в меня гайку эту! По ноге и попал… Что тут было! Хулиганка, визжит… все сбежались, охают-ахают…
Дверь в кухню прикрыли плотнее, и Маруся теперь опять слышала только отдельные слова.
- … Отчёты эти… – долетали до неё Светины всхлипы. - … Приход-уход до секунды… турникет… за рубеж не поехать… вон Танька в Прагу намылилась, Ольга в Хельсинки… а тут командировки в Урюпински какие-то… а там облучиться можно… одна всё ребёнка хотела завести… послали… схватила там дозу, и со святыми упокой… а на вскрытии оказалось – беременна…
- … Вредность… ты же знала, – бормотала мама, – это не дело… это не для тебя… в другом месте найдёшь…
Света уходила от них на этот раз в мрачной задумчивости, а Маруся на следующий день, когда директор школы распекал их класс за буйный галдёж на перемене, всё смотрела исподлобья на его голый череп и мстительно прикидывала: как бы положить ему гайку на лысину? Свете-то хорошо, она высокая, а тут не дотянешься… разве что на парту залезть.
Ближе к весне Света явилась к ним в гости прежняя – бойкая и радостная. Просто сияющая.
- Ура! – объявила она с порога. – С ящиком покончено!
- Уррра! – подхватила с восторгом Маруся.
- Уволили или сама? – тревожно спросила мама.
- Уволили! – счастливо засмеялась Света. – Выгнали меня!
- Вот дурочка ты наша, – мама всплеснула руками и, не удержавшись, тоже рассмеялась. – За что хоть?
- За что? Да ни за что. Сущие пустяки, ей-богу. Они там все просто сумасшедшие. – Света со смаком плюхнула на кухонный диванчик свою ярко-красную сумку и, закинув ногу на ногу, с удовольствием расположилась у стола. – Рас-ска-зываю. Посылают меня в местную командировку. Аж на другой конец города. Ну, я торопиться не стала… сходила за покупками, пилку для ногтей купила, сейчас покажу…
Света покопалась в сумке, вытащила маленькую блестящую пилку с перламутровой ручкой и с торжеством показала. Маруся жадно разглядела дивный, таинственно-зазывно отливающий молочной глубиной предмет, с восхищением подумала: и я такую же заведу, обязательно!
- Явилась я на место, – продолжала между тем Света. – Дело чепуховое: надо было бумаги забрать из… ой, нет, не скажу! Это тайна! Большой государственный секрет…
Света с нарочитым испугом зажала рот руками.
- Светка, не паясничай, – для порядка одёрнула мама. – Ну, бумаги. И что?
- Велели «ждать вручения». Ну, сижу, жду. Часы тикают, я всё сижу-маюсь без толку. Время от времени выходят, выкликают таких-то, люди забирают чего-то и уходят. А мой НИИ не называют. Час прошёл, два. Сколько ж можно? Так жизнь без всякого смысла и проходит!!! Мне надоело, плюнула я на всё это и пошла в парикмахерскую. В салон. У меня там свой мастер есть… так стрижёт – классно! Такую линию даёт, такой объём… из любой мымры королеву сделает! А тут он в отпуск собирался, а я отросла…
- Света, – укоризненно покачала головой «правильная», как всегда, мама.
- Под занавес являюсь на работу. Шеф в ярости: где бумаги?! А меня, говорю, не вызывали. Как не вызывали?! – Ну, называли там всё какие-то «вэ-чэ»… Он: а мы кто? Кто? –  спрашиваю с интересом. Он тихо так, грозно говорит: «А мы разве не вэ-чэ?»
- А что это – «вэ-чэ»? – вклинилась Маруся.
- Воинская… или военная, что ли? часть, – пояснила Света.
- Разве ты военная? – удивилась Маруся.
- Нет! нет! не-э-эт! Уже нет! – пропела Света. – А вот фиг вам! уже нет!
- «Вэ-чэ» с номером, Маруся, и есть «почтовый ящик», – внесла, наконец, ясность мама. – Это одно и то же… И что же ты, горемычная, отвечаешь шефу?
- А ничего не отвечаю. Глазами хлопаю. Чего, думаю, ему от меня надо? Он этак вкрадчиво спрашивает: «Называли они вэ-чэ 2662?» Кажется, говорю… да, называли. Точно, – радуюсь, – называли! Я ещё подумала – какой номер забавный, симметричный… Вот тут его и прорвало. Кулаки сжал, трясёт ими у меня перед носом и орёт благим матом: «Дура!!! Это мы и есть!!! Год почти проработала, а не знает! О чём ты вообще думаешь? Чем ты тут занимаешься? Что ты сегодня сделала?!» Прямо кондрашка его сейчас хватит. Было бы из-за чего! Откуда мне знать, что мы вэ-чэ?! Хамство такое по отношению к женщине! Я встала и холодно так ему говорю: вот, видите, стрижка какая? Высший класс! Волосок к волоску! Силуэт идеальный, жаль не навсегда…  Ну, тут он в кресло своё начальственное повалился, глаза закрыл и говорит слабым голосом: «Пошла вон, дура. Пиши заявление…» С удовольствием, говорю!
Повисла пауза. Светины глаза ликующе сияли. Маруся бегала взглядом со Светы на маму и обратно. Мама молча покачала головой и стала подбирать мягкие пряди над ушами, заправляя их в узел на затылке – так она всегда делала в замешательстве. Вздохнула, взяла чайник и принялась набирать в него воду.
- Ну что же, – грустно сказала она, наконец, под размеренное журчание струи. – К тому всё и шло. Пожалуй, это и лучше. Времена теперь такие – того и гляди все ящики пораспускают вообще… Это только в прочные советские времена престижно было. Но столько лет коту под хвост… училась-училась… что же теперь?
Тут Света встала, вышла на середину кухни со значительным видом, горделиво подняла подбородок и победно прищёлкнула длинными пальцами.
- Меня, мои дорогие, зовут… в салон красоты!!! Восемь месяцев обучение… Ага?! Там такие клиенты ездят, на таких тачках – видели бы вы! И зачем, знаете? Мужики-то? Думаете, только стричься-бриться? Ха. Пе-ди-кюр делать! И ещё.. и вообще… Это вам не ящик! – торжествующе объявила Света и с удовольствием погляделась в зеркало. – Муська, как ты думаешь, не перекраситься ли мне в брюнетку?


Рис. автора