В темноте яркими точками выделялись светодиоды у выключателей. Интересная задумка, чья-то минутная шутка вылилась в весьма удобное техническое решение, ибо в темноте можно нащупать клавишу, дарующую свет, лишь тому, кто в доме живет давно, и знает наперечет все углы и неровности. Тот, кто с закрытыми глазами, в кромешной тьме, отыщет все, что только взбредет в голову, лишь бы оно было в доме. Но гости дома, оставшиеся на ночевку, не могут помнить все и вся в доме, куда приглашение, или необходимость позвали их и приютили на ночь. Безусловно, удобно, хотя красный свет в темноте, кроме указующей функции, создает атмосферу страха. Тьма, красные огоньки, они словно следят за тобой. Они следят за тобой всегда, но только во мраке ночи ты видишь их глаза живыми. Сверни за угол, выгляни из-за него, и ты узреешь их, косящихся в твою сторону. Хозяин ты или гость, им нет никакой разницы. Они как сторожа, но безголосые, и бесполезные, кроме одной пользы – увидев их, ты знаешь, где можно включить свет и развеять мрак вокруг твоей персоны.
Темнота никогда не отступает без боя, и свету дня, лучам светила, никогда не удается с легкостью побороть ночь, снять полог черноты. Сражения за новый день идут до последней секунды, пускай этого никто и не знает. Невидимые создания, каждую ночь возводящие стену из мрака, каждое утро терпят поражение в схватке, но затем они снова побеждают, и снова проигрывают. И каждый раз они верят, что сегодня пришло их время, что эта ночь – последняя ночь на земле, и создания ночи готовы сразить любой источник света, от искры зажигалки до звезды в далеком и неприступном небе. Но это была не та ночь, и свет разрывал мрак, вселяя в людей фальшивое спокойствие, ложное, но так похожее на настоящее. Настолько, что в эту умиротворенность хотелось верить, и многие верили, обманывая самих себя. Обманывая, что в темноте всегда есть место свету.
Этой ночью красные огни не были единственными источниками света. В ночь с сегодня на завтра им составляло компанию свечение широкого экрана телевизора. Он что-то показывал им, глазам в огне, и говорил им что-то, пускай и тихо, но огни на стенах не обращали на своего большого товарища внимания. Все их внимание было обращено на одного человека. Он тоже не внимал телевизору, он всего лишь составлял ему компанию, покуда было еще время. Точки на экране сливались в полосы, рисуя картины мира и портреты людей, сменяя картины часто, озаряя помещение то ярче, то тише. Динамики едва слышно шептали, пытаясь сравниться по силе с яркостью, но человеку было угодно заглушить речи плоского устройства, умерив его самомнение, важность и гордыню, что у него тысячи лиц и что он говорит миллионами голосов. Что в нем одном – весь мир, от его начала до его конца. Что он – истинный хозяин, а думающие иначе ошибаются, ибо их жизнь ничто без него, скука и серость. Картины с экрана своим светом пытались приковать к себе внимание человека на широком диване, увлечь его, загипнотизировать и сделать своим рабом, но не они первые и не они последние пытались с ним так поступить. И раз за разом терпели поражение, но снова и снова, подобно созданиям ночи, предпринимали свои тщетные попытки.
Легкие полупрозрачные шторы гостиной пропускали минимум света с улицы, оставляя человека наедине с большим прямоугольным окном в мир и маленькими красными глазками, завидовавшими большому товарищу, ибо он был разноцветен и красноречив, и попросту во много раз больше. Отблески играли на стенах, искажая их истинный цвет, нежно и осторожно гладя полки шкафов, ворсинки ковра, подушки, люстру – все, до чего он только мог дотянуться. Тихие голоса едва достигали ушей человека, но он не слушал их. Картины на экране сменяли друг друга, предлагая человеку все, что только могло заинтересовать, но он не смотрел на них. Он смотрел сквозь телевизор, даже сквозь стены, вдаль, во мрак и молчание улицы, в темноту и тишину этой ночи. На стене бесшумные часы услужливо показывали, что час поздний, очень поздний, и что человеку стоило бы отправиться спать, но и часы не получали капли внимания.
Пребывая внутри своего мира, человек задумчиво щелкал по каналам, не останавливаясь дольше пяти-семи секунд. Размытыми пятнами проплывали образы, лица, события, буквы и цифры, ничего для него не значащие. Его состояние, близкое к овощу, поглотило его. Во всем мире, казалось, нет ничего, что могло бы его отвлечь от созерцания самого себя, от его погружения в глубины своего разума, в поисках чего-то утраченного, потерянного или забытого. Большой палец механически нажимал кнопку, картинки сменялись бесконечной чередой, но человек не замечал этого. Его не было здесь, он был где-то там, куда мы отправляемся, чтобы найти что-то, чего нет в нас.
Но несмотря на такое погружения в себя, он ощутил дуновение ветра, которого не было, и увидел краем глаза появившуюся на стене справа тень, которой там раньше не было. Из дверного проема кто-то вышел, нарушив медитативную обстановку, вторгся в пространство, окружавшее сидевшего на диване человека. Это вторжение не вызвало волны гнева, разочарования, обиды, сие проникновение даже, в некотором смысле, не было неожиданным. И пускай человек не ожидал этого появления, дабы обнаружить искомое или чтобы получить сигнал о поре прекращения своей медитации. Увенчавшейся успехом или провалом – не суть, поскольку появление сей тени пронзило окунувшийся в раздумья разум, и сознание целиком и полностью обратилось к владельцу тени. Это не происходило никогда намеренно, что не раз подмечал человек, это всегда происходило даже против его воли. Это происходило всегда, сколько он себя помнил, и сколько помнил эту тень, которую он давно научился отличать от всех других. Звук шелеста коей он выделит в любом шуме, отблеск чьих глаз он увидит везде, даже на поверхности светила.
Внутри человека на диване словно взорвалось что-то. Грудь его расширилась, как если в ней четыре секунды лежала граната без чеки. Огонь разлился по его жилам и тут же был усмирен, дабы не спалить тело. Этому он тоже научился давно. Управлять собой, что бы ни случилось, что бы ни происходило, и что бы ни собиралось произойти. Держа себя на замке в клетке с дюймовыми адамантовыми прутьями в пять слоев, он оставался невозмутим, но лишь внешне, внутри же него, в этой клети, расцвел яркий огненный цветок пламени, желанного, и такого нежного и мягкого.
В дверном проеме стояла фигура, высокая, для кого-то даже очень, но это не имело значения, и не имело такового уже не один год. Нежный и гибкий стан, из коего в комнате было лишь часть туловища, одна рука и три четверти головы. Остальное тело было сокрыто в дверном проеме и, укрытое одеялом темноты, оставалось в спальне. На черной кружевной ночной сорочке играли отблески света, разных цветом, но на черном цвете все они смешивались в непостижимые оттенки, временами замирая, ибо телевизор словно тоже замер. Предплечье лежало на вертикальной поверхности стены, словно готовое слиться с нею. Длинные пальцы, казалось, слегка парили над стеной, едва касались ее. Мягко прижимаясь плечом к косяку, она положила на него голову. Ее длинные пышные волосы нескончаемым водопадом света омывали ее руки и спину, чуть колыхаясь на том самом тихом, несуществующем ветре, который возвестил о ее появлении. Глаза, блестящие в темноте, смотрели на человека на диване, неотрывно и так пристально, но в то же время мягко, что этот взгляд как облако окутал его, погружая в себя и растворяя в этих глазах.
– Мммм, – неопределенно, но, судя по звуку, улыбаясь, произнесла она.
Человек на диване смотрел на нее неотрывно, ожидая продолжения, и его губы поневоле расплывались в крошечной улыбке. Она же молчала, просто смотря на него, но не ожидая, что он заговорит следом, она просто на него смотрела. Не отрываясь, стараясь не пропустить ни мгновения.
– Не спишь? – наконец ответил он. В его голосе было столько нежности, что хватило бы остановить все войны на планете на протяжении пятидесяти лет. Когда в радиусе трех-пяти метров, либо в прямой видимости возникала она, он забывал обо всем, и его тянуло к ней так, как не тянет никого и ни к кому. Неодушевленные предметы такой силой притяжения попросту не обладают.
– Мммм, – так же, как и ранее, произнесла она, но на уровне ощущений он понял, что ответ отрицательный. Хотя как может быть иначе, если она стоит рядом, и говорит с ним. Она прижалась щекой к плечу, водопад волос пришел в движение, но вскорости замер снова, не тревожа более свою хозяйку и глаза человека на диване. Она улыбнулась, одними лишь губами, прикрыв глаза. Ее грудь вздымалась при вдохах, сильнее прижимаясь к дверному косяку. Прилив, отлив, они сменяли друг друга, даруя ей жизнь, наполняя ее тело воздухом, даруя ей жизнь и еще нескончаемыми горстями мгновения рядом с ним. – Идешь спать? – вопросила она, тихим шепотом, сладким как мед и теплым, обволакивающим, как летний дождь. Он медленно моргнул.
– Да, – прошептал он тихо, едва слышно, словно одними губами. – Скоро, еще несколько минут.
Она улыбнулась снова, снова одними губами.
– Я жду, иди, – прошептала она ласково, и скрылась. Медленно, как умела только она. По грации и мягкости движений ни одна кошка не могла бы сравниться с ней. Удаляясь обратно в спальню, она провела ладонью по стене, прижав ладонь, но, в то же время, почти не касаясь стены. Подушечками пальцев проводя по стене, ощущая ими текстуру стены, все неровности и гладкие места, поглощая кожей ощущения от поверхности стены, сливаясь с нею и оставаясь самой собой, в одно и то же время.
Он следил за ней, не сводя улыбки со своего лица. Это его движение, он с двадцати лет так делал, проходя мимо чего угодно неодушевленного, к каковым причислял и деревья, хотя сам был уверен в обратном. Это его движение, каковым он старался слиться с тем, к чему прикасался, почувствовать материал и душу неодушевленного, нимало не задумываясь над этим противоречием. Это его движение, которым он погружался в мир вещей, далекий от мира людей, в котором был заперт с рождения, или даже зачатия.
Это его движение.
Но она переняла его, и изменила его в себе. Изменила до такой степени, что он перестал его узнавать и понимать, что это его движение. Она, быть может, и не понимала, что она делает, совершая это поглаживающее движение механически, как шаги, дыхание, моргание, щелканье пальцами или сжатие ладони в ковшик, в кулачок, словно в нем покоились маленькие орешки. Это движение преобразилось в ней, незаметно для нее, но заметно для того, из кого она зачерпнула. Такое же автоматическое движение, она исполняла не задумываясь, но у нее удавалось то, чего не мог понять он. Она делала его иначе. Так же, до мельчайших подробностей, даже если измерить углы, под которыми сгибаются пальцы, но иначе. Негласный, единичный символ объединения себя с миром вещей его, превратился в иной, совершенно другой по смыслу символ ее. В этом движении, действии, жесте, пропала вся мощь и философская значимость, вся глубокомысленность и вся магия стали и огня, обернувшись колдовством кожи и воды. Мягкость, ласка – вот что родилось в нем, когда этот жест растекся по ее жилам, став с ней единым целым.
Она обернула жест в иную упаковку, в коей изменилась сама сущность. Он сам никак не мог понять этого, хотя, по правде говоря, даже и не пытался. Его твердый по сути и мягкий по исполнению прием превратился в обратную его сторону – мягкий по сути и текучий по исполнению. В нем появилась призывность, коей он едва мог противостоять, и не всегда, далеко не всегда его упорство побеждало. Она имела над ним великую власть, чего он не понимал, но что оба они знали. Он не понимал, не представлял, какую на самом деле она имела над ним власть. Одним лишь этим жестом она разрывала все его камни и железо, превращала их в пыль, и клеть задрожала, готовая рухнуть в одно мгновение. Еще бы миг, и он сорвался бы с места, увлекаемый ее зовом, словно вампирским, словно под гипнозом, чем, с какой-то стороны, и являлся этот его переработанный ее подсознанием отдельно от разума жест. Желая его, она желала над ним власти, пускай не знала этого наверняка. Он же не понимал, как и почему. Он просто повиновался ей.
Королева.
Императрица.
Богиня.
Но кончики ее ногтей исчезли во мраке спальни, и заклятие ослабило свою силу. Он не встряхнул головой, сбрасывая оковы, захватившие его разум, не дрогнул телом, сбрасывая путы сердца. Оно все еще было в клетке, а разум был чист и ясен. Появление ее не было непредсказуемым, оно лишь было неожиданным, ибо никогда нельзя предсказать, когда Ее Величество явит миру себя, приковывая к себе внимание, все, до последней капли. Сейчас она покинула гостиную, оставляя его одного, на съедение телевизору, который никак не мог достучаться до него, и вряд ли сможет.
Прекратив сменять каналы, он положил пульт на столик возле дивана. Не то чтобы он остался доволен выбором канала и программы, или фильма – он не разбирался. Он просто сидел, глядел на экран, но смотрел сквозь него, куда-то вдаль. В себя. Его пальцы на правой руке выстукивали что-то на мягкой обивке дивана, едва слышно. Глухие «тук-тук» не нарушали общей тишины, наоборот, они дополняли ее. Все равно телевизор не мог перекричать этот звук, человек на диване ему это запретил.
Мерное, ритмичное постукивание пальцами прекратилось вдруг, резко, отдавшись в комнате странным металлическим звуком. Человек на диване замер, не боясь, что разбудит ту, что ждала его. Звук изменился слишком резко, чтобы проигнорировать сей факт. Несмотря на сеанс самокопания, он проанализировал происшествие, и пришел к выводу, что такого эффекта можно было достичь исключительно заменой поверхности под пальцами. Ритм его постукиваний менялся, смотря что приходило в его голову, и чем отзывалось. Он мог постукивать просто так, без мелодии, без ритма, но для себя он знал, как он стучит, в каком порядке. Порядок не был нарушен, так что это не был просто совпавший звук. Что-то под его рукой появилось.
Медленно моргнув, он еще медленней скосил глаза на правую руку, покоившуюся на подлокотнике. Ее пальцы отбивали ритм, они стучали, и что-то им попалось иного материала, иной природы, не мягкой обивки дивана. Глаза замерли, в них не появилось никаких новых эмоций кроме задумчивости, замкнутой и запертой в самой себе. Закольцованной, словно Уроборос. Не дрогнул ни единый мускул на лице, все так же размеренно, подталкиваемые воздухом, исторгаемым и засасываемым легкими, колыхались ноздри. Все было так же, как минуту назад.
Только теперь правая рука сжимала пистолет.
Он моргнул, медленно, не боясь, что пистолет раствориться в его разуме так же, как и был им создан. Воображение было здесь ни при чем, оружие было настоящим, материальным. Ладонь начала ощущать металл, не спеша, по чуть-чуть. Спешить было некуда, время еще оставалось. До чего? Он не знал, он просто понимал, что время есть.
Глаза обратились к дверному проему, ведущему в спальню. Она там, она лежит, она засыпает, если еще не спит. Ее волосы на подушке подобны морю, в котором было бы честью и радостью, настоящим счастьем утонуть. Ее дыханье не слышно, но ритм ее сердца, и как оно билось в его груди… не раз замечал он, что они зачастую, если не всегда, совпадают. Возможно, в том был какой-то замысел бога, или богов, если он не один. Да и как он может быть один? Одному скучно. И приходят разные мысли. Потом приходит безумие.
Он посмотрел на пистолет. Не зря и он обнаружился. Он будто живой, подполз и вложил себя в руку своего Мастера, который знает каждый миллиметр своего меча новой эры. Режущая сталь ушла в прошлое, теперь мечи такие. Менее элегантные, более сложные, гораздо более капризные. Но сила их ощутима. Хотя вряд ли сравнима с полосой стали в метр длинной.
Он отел оказаться там, в руке, он звал, он просил. Он почти требовал, чтоб его пустили в ход. Быть может, скоро он станет частью тела, и одной из самых важных, удаление коей сулит не депрессию, а гибель. Глаза вновь обратились к дверному проему. Минуту назад там стояла та, без которой этого мира попросту не было, которая держала этот мир, подобно краеугольному камню всего сущего. Узел, связывавший все нити паруса в бурю. Гвоздь, скрепляющий доски корабля в шторм. Она исчезнет, и мир рухнет. Тьма поглотит все.
Он тяжело вздохнул.
Человек на диване сделал привычное движение левой рукой, и почувствовал, что пальцы сомкнулись на чем-то продолговатом, металлическом. Металл был гладкий, но сулил вред, зло, смерть.
Не отрывая глаз от дверного проема, он вставил магазин в рукоять пистолета и отвел руку в сторону. Не спеша никуда, он привычным движением отвел руку, его левая ладонь была раскрыта, пальцы сжаты друг с другом. Большой палец самовольно отделился, приподнимаясь. Ладонь стала принимать форму ковшика. Она подрагивала, предвкушая сладкий миг.
Он не сводил глаз с темноты спальни.
Ладонь резко хлопнула.
ЧАСТЬ 1
Утро.
Весна подходила к своему логическому завершению, готовая уступить хронологическое место лету, но территориально она ему давно уже проиграла. Последние три недели стояла жара, не ужасающая, но непривычная для мая. Такой жары в это время года никто не видел, она была, как ее именовали синоптики, аномальная. Но нет ничего аномального в смещении магнитных полюсов планеты, нет никаких аномалий в парниковом эффекте, чье существование и причастность к нему людских заводов и фабрик зачастую ставятся под сомнение. Это пытаются объяснить цикличностью сего явления, что так уже было давно, но никто не слушает. Ведь так легко, пока это не доказано, обращать все в свою пользу. «Зеленые» кричат на каждом углу о загрязнении окружающей среды. И что надо спасть планету от ядовитых испарений и выбросов атомных станций, что не надо вылавливать так много рыбы, изничтожать редких и уникальных животных. Они при этом не задумываются, что спасение рядом, но они не понимают этого. Как легко все потерять, кричат они, мы должны защищать природу, кричат они. При этом они не понимают, что спасать уже поздно, и можно только облегчить страдания погибающему миру. Это делается легко и просто, надо лишь поступить так, как часто говорил робот Бендер из мультсериала «Футурама»: «Убить всех человеков».
Но, если задуматься, в какой-то момент люди сами тогда станут исчезающим видом. Замкнутый круг!
И пока одни изнывают от жары, другие строят теории ее возникновения. Но зачем все это, вся эта суета, если ничего не изменить? Ни за чем. Для чего, в таком случае, шуметь и пугать скорыми концами света, прием неоднократно? Может, стоит просто жить?
Воздух вибрирует над городами, и Ростов-на-Дону не исключение из череды медленно раскаляющихся поселений людей. Жару добавляют автомобили, нагреваясь под лучами нашего светила, отдавая жар во внешний мир, отражая его, а порой и приумножая. Двигатели внутреннего сгорания взрыкивают по всему городу-миллионеру, наполняя атмосферу раскаленными газами, из-за которых дышать становится просто невозможно, но все дышат. Привыкшие к такому ритму жизни, к такой постановке вопроса, к такому положению вещей, жители города двигались по тротуарам и проезжим частям. Некоторые из них еще помнили, как они всего две недели назад рассекали по главной улице города на роликовых коньках, велосипедах и скейтбордах, поскольку ввиду подготовки ко дню победы и маршу, параду в честь этого дня, Большую Садовую каждый год перекрывают. Этих дней, дней репетиций, казалось, ждут все живущие рядом с Садовой, кто молод духом, не обязательно телом, и кто любит сей вид времяпрепровождения. На ледовые катки ходят зимой, а весной и летом предпочитают асфальтовые.
Но то было две недели назад, сейчас все вернулось на круги своя, и люди двигались, преимущественно, по делам, на учебу. Немногие шли просто в свое удовольствие. В такую жару и выходить из домов мало кто хотел, ибо есть кондиционеры, ванны, вентиляторы и другие способы охлаждения себя. Для отпусков было еще рановато, их традиционно приберегали для лета, которое, судя по нынешней погоде, даст прикурить. И прикуривать можно будет прямо от лучей солнца.
Автобусы и троллейбусы были едва ли наполовину загруженные, потому как вариться заживо в этих плохо вентилируемых коробках на колесах желающих было немного. Некоторые даже теряли когда-то сознание при жаре в автобусах, и пускай автобусы были новые, а старые списаны, но любители рисковать не рвались на этот недорогой аттракцион. Экстрим экстриму рознь. Уж лучше тогда пройти весь город по солнечной стороне улицы, чтоб схлопотать солнечный удар. Оно и лучше для ног – зарядка, и для кармана – все-таки бесплатно. Хотя и дольше.
Каждый решает сам для себя.
В такую погоду крайне востребованными становятся продавцы прохладительных напитков, мороженого, и тень. А лучше взять первого, второго, и устроиться где-нибудь в тени. И желательно не в одиночку. При жаре многочисленные кафешки расцветают, деньги текут если не рекой, то постоянным ручейком. От этих кафешек по улицам, гудящим и ревущим машинами и их водителями, разливается музыка. Кто-то считает эту какофонию музыкой, частые посетители клубов узнают «ту мелодию, под которую они тогда тряслись», но по большей части люди просто сидят и расслабляются, ритм и бит им не важен. Хорошая музыка для каждого своя, и дома у каждого есть она, его любимая, подходящая под любой случай в жизни. Сейчас же хочется просто расслабится, не думать ни о чем. Жара не располагает к активной мыслительной деятельности. Разве что вы на работе, и кондиционер негромко гудит и охлаждает помещение.
Деревья и кусты дают мало тени, но кошки, собаки и птицы находят тот кусочек более темного пространства, где им комфортнее, и ложатся там, растягиваясь в полный рост, во всю длину. Птицы возбужденно чирикают, свистят, поют. Все букашки попрятались в щели, складки, норки – кто куда. Им вообще невдомек, зачем вылезать на это пекло.
Но люди всегда куда-то спешат, куда-то опаздывают. Ограниченные по продолжительности жизни заставляют их нестись вперед, ибо вперед – это везде. Надо все успеть, а что не успеваешь – успеть в первую очередь. Тут не может идти речи о каком-то самосовершенствовании, поиске смысла жизни, на это нет времени. Зачем искать в этой жизни смысл, если ты и без этих поисков не успеваешь жить. Если тебе не хватает времени на себя, что уж говорить о других. Семья, дети, друзья – для них в жизни так мало места, но времени для них несоизмеримо меньше. Зацикливаясь на том, что ничего не успеваешь, несешься куда-то, не глядя по сторонам, пропуская так много людей, так много событий.
Несясь вперед, стараясь успеть за этой жизнью, люди обгоняют жизнь, оставляют ее далеко позади. Но не оборачиваются, не возвращаются, ибо тогда им точно не успеть.
И эта жара не способствует замедлению образа жизни, наоборот. Словно взяв физику за аксиому, что разогретые частицы обладают большей энергией, и оттого движутся быстрее, люди несутся куда-то, по своим делам, распаляясь все сильнее, обливаясь потом. Они спешат вперед, и никакая природа им не помешает.
Город из стекла и бетона, с каплями кирпичей и дерева в этом море новостроек, благоволит таким людям. Он их выращивает, как в «Матрице». Рожденные здесь не видят иной жизни, свободной от суеты и спешки, пустой и бессмысленной по сути, но такой важной по мнению выросших в городе. Иди, беги, и пред тобой раскроются все двери. Будь быстрее, наглее, рвись вперед, по головам менее достойных, нежели ты. Это впитывается вместе с молоком матерей, которые тоже спешат быстрее покормить ребенка и заняться «по-настоящему важными делами». Хотя это если есть ребенок, ведь даже на то, чтобы завести детей, надо потратить время, а чтобы их вырастить – да на это уходит так много времени, невосполнимого ресурса, текущего в одном направлении, в направлении исчерпания самого себя. Его не остановить, не замедлить, значит, надо так построить график своей жизни, чтоб максимум времени было свободным, чтоб пустить его в дело. Только дети думают, что свободное время нужно ради игр и веселья. О нет, взрослые знают правду, истинное русло, куда стоит это свободное время влить, на что его надо употребить. На работу, на дела, на то, на что времени не хватит, даже если остановить вселенную.
Но город не терпит таких мыслей. Он подгоняет, словно втихаря воруя это время, незаметно отрывая, отщипывая кусочки минут, крохи секунд, которые складываются в часы и дни. Ведь от четверти до трети дня уходит на сон. А ведь за эти шесть-восемь часов столько можно всего переделать, во столько мест можно успеть – ни в каком восьми, даже десятичасовом сне не привидится. Статичный повелитель людей, город, он раскален от натуги, он старается вобрать в себя как можно больше чужого времени, чтобы люди отдавали все оставшееся, что у них есть, ему. Жара в этом согласна ему помочь. «Зеленые» видят заговоры, рассчитанные на убийство мира, не видя очевидного: его уже убили, и теперь мертвый мир убивает тех, кто его убил.
Это его месть.
Но он молчит, чтоб не раскрыть своего замысла, который лежит на поверхности. Как оброненный кем-то рубль, как кувшинка на болоте, как пыль везде. Не надо спешить, чтоб это увидеть, увидеть и понять, что спешка, что эта суета и есть тот самый вселенский заговор, которым бредят параноики. И этот заговор породили сами люди.
Все спешат, все бегут, бегут шагом. Он один не бежит.
Он стоял перед высоким зданием, которого, он мог бы поклясться, пару лет назад не было. Максимум была строительная площадка. Вот уж да, с умом вложенные деньги. И время.
Времени было едва за десять утра, минут шесть прошло с начала одиннадцатого. Народу на улице было не пересчитать никакому умному бычку, который научился считать до десяти миллиардов. Слишком люди похожи друг на друга. Этот человек тоже не очень выделялся на общем фоне. Город, общество в нем живущее, убивают индивидуальность, стирают границы различий, подводя всех к одному знаменателю. Можно ли считать двухгодичное отсутствие в не самом прекрасном месте на свете, в таком случае, благом, сохраняющим непохожесть одного человека на других?
Смотря во что превратился этот человек за минувшие два года.
Высокое, в пятнадцать-семнадцать этажей, здание из стекла и металла, каким оно представлялось снаружи и снизу, выделялось на общем фоне домов и строений своим весом, который ощущался на расстоянии. Это не тот вес, который в тоннах, этот вес чувствуется эмоционально, давит ли, или приподнимает человека, на это здание смотрящего. Человек перед этим зданием ощущал что-то среднее. Взяв за правило не судить ни о чем, не ознакомившись с предметом суждения, человек пока просто смотрел. Темно-синий цвет непрозрачных стекол, матовые, дабы не слепить, металлические полосы меж стеклами. Где-то там, наверху, была установлена металлическая фигура, дарующая зданию индивидуальность, дарующая ему имя. Дарующая ярко и заметно, не внизу у входа, не на уровне перекрытий меж первым и вторым этажами. Такое высокомерие город мог и не стерпеть, но ему щедро заплатили временем, и он, недовольно бурча голосами своих жителей, задобренных презренным металлом, заткнулся. Этот темно-синий стеклянный монолит смотрелся угрожающе, чужеродно, что было правдой, но все уже уплачено, и здание стоит. Стоит так, крепко, как стоят лишь церкви, пускай они перестали быть теми церквями, каковыми они были когда-то. Люди все меньше веруют, и священники тоже ищут выгоды. Их можно понять, ибо обещанием царствия небесного сейчас никого не увлечешь.
Этот прямоугольный вторженец стоял грозно, и никого в себя не звал, что было видно. Мимо здания шли многие, но практически никто не заходил в него. Люди даже едва заметно для самих себя ускоряли шаг, когда двигались мимо этого здания. Они не замечали, но человек, стоявший перед ним, это замечал. Он от природы был наблюдательным, что не раз помогало ему.
Его лицо, напоминающее по форме прямоугольник со скругленными углами, было загоревшим, часто раньше улыбалось тонкими губами, но в последние полгода улыбался он не так часто, как раньше. Юношеский задор и веселый нрав поутихли с возрастом и испытаниями, выпавшими на его долю. Хотя он не стал циничным и мрачным, каковыми обычно становятся люди, испытавшие и прошедшие через многое. Он старался не унывать даже когда все очень плохо. К чему сидеть и горевать, когда можно подумать и решить проблему.
Его живые карие глаза, не потускневшие за два с половиной десятка лет, изучали здание и людей, снующих туда-сюда по тротуару. Изредка в поле зрения глаз попадали автомобили, но они не отвлекали, наоборот – дополняли картину, которую лицезрел человек. Цепляясь то за одну, то за другую деталь, человек рисовал в себе объемную картину мира, ибо было на что посмотреть. Чуть прикрыв глаза, он осматривал здание сверху донизу и обратно, и в его душе росло непонимание вопроса «что же он здесь делает».
Город Ростов немаленький, хотя некоторые его зовут «большая деревня», потому что вероятность при прогулке по городу натолкнуться на знакомого, одноклассника или одногруппника, бывшую любовь крайне высок. То ли энергетические линии, по которым держат путь разные люди, чьи пути ранее пересекались и соприкасались, тянутся друг к другу, притягивая людей, то ли теория вероятности та еще обманка. Да, можно поверить, что два знакомых человека в один день купят одинаковые книги, что посмотрят один фильм, но в разных кинотеатрах, и что эти два человека встретятся где-то в городе, в месте, где ни один из них не живет. Но в Ростове это почему-то случалось сплошь и рядом, несмотря на большое количество жителей. Это не монетка с ее пятьдесят на пятьдесят. Почему-то забывают о пускай и мизерном проценте, но монетка ведь может стать на ребро.
Но так бывает, что человек, держа знакомый всю сознательную жизнь, это значит последние лет пять-десять, маршрут, вдруг оказывается в совершенно незнакомом месте, или не узнает знакомое. Это не ошибка в коде мозга, который вдруг сбоит подобно криво установленной и плохо настроенной операционной системе. Это та самая мизерная доля процента, которой почему-то пренебрегают, хотя вероятность, кою она в себе несет, не должна быть списана за незначительностью.
В жизни нет ничего незначительного.
Почесывая голову, украшенную прямыми, жидковатыми и не самыми послушными темно-каштановыми волосами, человек у здания, прищурившись, смотрел вверх, на знак, украшавший, как он сказал бы, здание. Не уродовал, это точно. Вот именно сейчас он стоял и думал, почему он здесь, и не является ли его здесь и сейчас расположение ошибкой, сбоем. Он никогда в жизни не стоял рядом с такими строениями. Даже здание «Гедон» с расположенным в нем дилерским центром «Mazeratti» не годилось в подметки, вернее, в фундамент, этому куску стекла с лучами из стали. Но какие-то странные волны исходили от этого строения. Быть может, даже негативные, увы, человек не был экстрасенсом. Ноздри его длинного острого носа колыхались от дыхания, нервного, немного дрожащего. Так бывает со всеми, когда они волнуются, но почему он волновался, хотя через многое прошел, ему было невдомек. Спонтанно возникший небольшой страх, или боязнь, его насторожили. Привыкший доверять своим ощущениям, он стоял и думал. Думал, зайти или нет.
Не заходить причин, в общем-то, не было. Исключая таинственную настороженность. Понятное дело, волнуется, в таких зданиях еще не бывал, и вообще, попадая в незнакомую обстановку, люди нервничают. Кто-то открыто, кому-то удается маскировать свои эмоции. Полезность и правильность таких действий не есть однозначно плохая или хорошая черта – все зависит от обстоятельств.
Заходить, в принципе, причин тоже не было. Кроме одной, которая отзывалась в затылке волной подозрительности и небольшой головной боли, возникающей при попытке проанализировать события, приведшие его сюда. Он любил читать, и много раз натыкался в произведениях на то, что их герой всегда, либо крайне часто, оказывался в нужных местах в нужное время. Это верно и для реального мира, ибо неудобное в одном случае есть удобное в другом. Возникают неожиданные ситуации, и пускай в книгах они не несли сюжетных событий и вообще смысла для истории, но придавали реализма происходящему. Все когда-то оказывались не там и не в то время, открывали не ту дверь, толкали не тех людей, обливали не тех своими напитками. Только в реальной жизни это обыденность, а в книгах это – сюжетные, судьбоносные для персонажей события. Незачем увлекать читателя ненужными приключениями, это делают просто для того, чтоб книга была толще и гонорар больше.
Человек усмехнулся, когда ему пришла в голову эта мысль.
Пускай не важный сюжетный поворот, но жизнь героя состоит из обыденных, повседневных вещей, описанием которых авторы, как правило, не утруждают себя. В молодости этот человек пытался что-то написать, получалось откровенно плохо, о чем ему говорили его друзья, за что он их любил еще сильней, потому что ценил людях честность и прямоту. Все же не так, как хорошее чувство юмора, но примерно на том же уровне.
В жару вклинился ветерок. Слабый, но, безусловно, приятный. Немного поиграв с бледно-синей в клетку шведкой человека, и убедившись, что туфли и джинсы не желают играться, ветер обижено полетел дальше, напоследок взъерошив волосы грубияна. Скорчив шутливую гримасу обиды, человек поправил волосы, как мог, ибо их характер он знал преотлично, он тяжело вздохнул. Решение, решение. Надо его принимать.
Варианты?
Первый: он заходит и делает то, что надо сделать. Надо ли? Если рассуждать глобально, то да, надо. Быть может, не здесь, но в конечном итоге надо. Последнее время ему не очень везло, и эта черная полоса рано или поздно должна была закончиться, но она быстрее подойдет к концу, когда человек что-то сделает для ее скорейшего просветления. Да, внутри может не повезти, но попытка не пытка, тем более что надо делать, а не пытаться. Целеустремленные, рассчитанные на преодоление проблем и преград с последующим достижением желаемого действия – вот путь к победе. Как он где-то читал, грамотное планирование есть ключ к победе. А, быть может, кто-то ему это сказал в устной беседе.
Второй: он не заходит. Этот вариант, казалось бы, проще, но тут же возникает ворох других вопросов. Таких, например, как: «куда дальше», «что делать» или «ну что, струсил». Среди этих вопросов последний вопрос самый противный. Трусом он никогда не был, предпочитая грамотно и вовремя отступить, перегруппироваться и продолжить схватку. Главное – не лезть на рожон, и не рваться в бой первым. Лезут на рожон только самоубийцы, и герои, которых можно приравнять к самоубийцам, которые притом погибают первыми. И что самое обидное, они уверены, что гибнут за правое дело, и что их жертва что-то изменит и кого-то воодушевит.
Чушь несусветная.
Итак, варианта два, как и сторон у монетки. Падение на ребро он исключил, как крайне маловероятное. Осознав небольшую широту выбора, он стал прикидывать: достать монетку и подбросить, или не стоит перекладывать ответственность за принятие решения на железный кругляшок сомнительной ценности. В этой задумчивости он стоял же минут двадцать, время уходило безвозвратно.
Столкнувшийся с ним прохожий чертыхнулся и, не извинившись, пошел дальше, по своим личным делам. В общем-то, с одной стороны, ему не надо было извиняться, он шел по делам, какие бы они ни были, а этот человек стоял столбом, и обойти его не было возможности ввиду плотности человеческого потока. С другой стороны, у него были глаза, и он мог заметить преграду, найти маршрут для обхода, или же, банально, попросить уступить дорогу. Но в больших городах, каковым себя считал Ростов-на-Дону, к сожалению, не принято уступать дорогу, и город это знание вложил в людей, его населяющих. В этого в том числе, как нетрудно догадаться.
Человек у здания не стал ругаться с прохожим, а принял это мелкое происшествие, столкновение с ним, как знак. Знак, что стоять на месте нет смысла, и надо уже принять решение. Доставать монетку не захотелось, хотелось вершить свою судьбу самому и нести за это ответственность тоже самому. Эта решительность, эта черта и определила выбор. Другой человек на его месте, с более слабой волей, понял бы, что это был сигнал влиться в массу, раствориться в ней. Этот же человек не любил быть как все, и, не выделяясь в серой однотонной безликой толпе, двигаться вместе с нею. Он двинулся вперед.
Внутрь здания. Пусть свершиться то, что должно свершиться.
У стеклянных дверей не было никаких швейцаров, как в американских фильмах, и вращающейся двери тоже не имело место быть. Обыкновенная, с первого взгляда, дверь из пластика с большой, изогнутой цилиндрической ручкой. Это на первый взгляд. На второй взгляд, на который хватило того времени, которое было затрачено на открывание двери перед девушкой, выходящей из здания, человек заметил, что дверь потяжелее, чем в каком-нибудь магазине. Она тоже несла в себе массивность, вес, даже хотелось сказать величие здания. Хотелось, но не сказалось, ибо это офисное здание, а не дворец.
Выходящая девушка посмотрела на человека, не оставшись машинально вежливой, улыбнулась, произнесла «спасибо» и удалилась в толпу, где не затерялась. Ее светло-синее платье, слабо походившее на какую-либо униформу, выделялось даже среди ярких, уже летних цветов одежд прохожих. Но ее цвет был особенно ярким и насыщенным, словно кто-то выкрутил ручку контрастности на ее платье. Она удалилась так стремительно, что кроме платья и рыжих волос, увиденных уже со спины, человек не запомнил ничего. А ведь она только что посмотрела ему в глаза. Человек улыбнулся. Надо же, он даже ее голос не запомнил, хотя она сказал «спасибо», и не безучастно, а искренне, это он почувствовал. Почувствовал, но не запомнил ни голос, ни лицо, ни запах духов, кои, по его мнению, обязаны были быть хорошими.
Он усмехнулся, прикрыв глаза. Кто знает, быть может, он только что упустил свою единственную, которую ему суждено искать всю жизнь, но, быть может, так и не найти. «Ничего, ты еще успеешь полюбить, да так, что все обзавидуются», приободрил он себя мысленно. Вынырнув из краткого погружения в сознание, он обнаружил себя у открытой двери, которую он так и держал открытой. Никто в так учтиво и приглашающе открытую дверь не хотел войти, и никто более не выходил. Пожав плечами, он быстро вошел, чтоб уж точно не передумать.
Внутреннее убранство его поразило.
Оно не понравилось, но и не разочаровало. Он ничего не ожидал увидеть сверхъестественного, и, в общем-то, не было обманут. Во всяком случае. Никаких привидений внутри не летало.
Большой, просто огромный по размерам холл тянулся куда-то вдаль и ввысь, заканчиваясь на высоте третьего этажа, не ниже. Как велико здание по площади, человек не помнил, на этом он не заострял внимание. Но увиденное внушало уважение, быть может, даже благоговение. Холл был огромен, с потолка свисала громадная люстра, которая, правда, не светилась. Света хватало и того, который проникал внутрь оттуда, из внешнего мира. Проходя сквозь темно-синие стекла, он не слепил, но освещал все. Там, условно вдали, располагались две стойки, по одной с каждой стороны холла, за которыми висели доски, видимо, объявлений. Рядом с одной стойкой располагались телефоны-автоматы, рядом с другой висела большая доска с массой строчек. Присмотревшись, человек понял, что там были записаны отделы, или организации (здание было большое, быть может, в нем располагалась не одна организация) и кабинеты, где они и находились. Доска была внушительных размеров, и строк было видимо-невидимо. Под этой доской висело несколько широкоэкранных панелей. Возле них толпились люди, но толпились не хаотично, как везде, а организованно, не шумели, не кричали, вели себя прилично. Человеку сразу стало неуютно. К такой степени слаженности и организованности он не привык.
Из невидимых колонок текла мягкая музыка, судя по звучащим в ней инструментам, что-то из классики. В классической музыке человек не был силен. Русский рок – пожалуйста, зарубежная альтернатива – ради бога, но во всяких Шопенах и Вагнерах он не разбирался.
Слева раздались звуки возни, и человек повернул голову. Звук исходил из комнаты, в которой он мгновенно опознал помещение для охраны. Внутри негромко, не перекрывая звуки музыки, говорил телевизор, отблески изображения и разноцветные пятна играли как на несгораемом шкафу, так и на сидящем в ней человеке. Он был в черной униформе охраны со знаком неизвестного охранного предприятия: красный щит с желтыми, закрученными спиралью тремя лучами, выходящими из его центра. Видимо, здесь внутренняя охрана, собственная. Внутри сидел сменщик, и из-за стойки вышел другой, габаритный мужчина, лет тридцати пяти-сорока, с небольшой лысиной, приятным лицом и добрыми глазами. Разумеется, в черной форме с тем же знаком. На груди висел бейдж с фотографией, надписью «Сергей Витальевич» и подписью жирно «охрана вестибюля». Да, неплохой такой вестибюль.
На поясе Сергея Витальевича висела дубинка, рация, сзади на поясе угадывался электрошокер, а справа… пистолет Макарова.
В голове человека моментально всплыли тактико-технические характеристики оружия, даже начался его мысленный разбор, как охранник заговорил низким добрым голосом.
– Здравствуйте. Я могу вам помочь?
– Э, – протянул человек, – ну…
Охранник в помещении отвлекся от экрана и обратил свое внимание на происходящее снаружи, сохраняя полное спокойствие и даже безразличие к происходящему. Охранник у стойки же наоборот, чуть напрягся, слегка выдвинул вперед левую ногу и едва заметно отвел правую руку назад. Для удара, или чтоб выхватить пистолет. Следя за этими движениями, человек стал лихорадочно соображать, как теперь поступить, и что сказать. Лезть в драку категорически не хотелось, тем более что победителем он явно не выйдет. Ситуация не экстремальная, но мозг заработал быстрее, и выход нашелся.
Человек полез в нагрудный карман, охранник немного расслабился. Из маленького кармана достать пистолет он не мог, а таких размеров бомба сулила в худшем случае оторванные пальцы горе-подрывнику. Но полностью он не расслабился. Работа есть работа, надо быть готовым ко всему. Из нагрудного кармана на свет появился маленький кусочек пластика, визитка. Увидев ее, даже не рассматривая что на ней изображено и написано, он успокоился. Узнал.
Человек протянул охраннику визитку.
– Я тут… в общем, вот, – сказал он, протягивая кусочек пластика Сергею Витальевичу. – Я так понял, что надо показать это вам…
– Да, правильно, мне, – согласился он, и сел на стул возле стойки. Повертев в руках визитку, он почесал голову и заговорил снова. – У вас есть при себе документ, удостоверяющий личность?
– Разумеется, – тут же нашелся человек. – Я же знаю, как это делается. Без паспорта не пустят. Вот, держите, – сказал он, протягивая документы.
– Посмотрим, – задумчиво, сам с собой, заговорил охранник. – Юрий Николаевич Скворцов…
Охранник стал записывать данные Юрия в журнал, попутно заполняя ему пропуск. Юра тихо выдохнул. Радуясь, что все пока хорошо идет. Что будет дальше, ему было неведомо, и он собирался это «неведомо» развеять в ближайшее время.
Как-то странно начинается попытка поступления на работу. Сразу видно, здесь работают серьезные ребята, но неизвестно, куда именно он идет наниматься, и на какую должность. И вообще, откуда у него эта визитка. Придя домой несколько дней назад, он стал снимать рубашку, и на пол из кармана выпал кусочек пластика, белый с голубым, черные буквы, непонятный и незнакомый знак. Он хотел было выбросить его, но на обратной стороне было написано «телефон для трудоустройства». Повинуясь минутному порыву, он позвонил. Девушка, ответившая на звонок, подтвердила, что есть вакансии, и что она может записать на собеседование, и можно прийти, скажем, через три дня. Юра согласился, она повесила трубку. Остаток дня он провел как обычно, с книгами и телевизором. Эта девушка явно не могла знать, откуда в кармане у него появилась визитка с непонятным и незнакомым названием фирмы «V-O International», о которой Юра не знал ровным счетом ничего.
С другой стороны, он когда-то не подозревал ни о каких орифлеймах или эйвон. Не знаешь – не означает, что этого нет.
Весь тот вечер он просидел перед телевизором, пытаясь вспомнить, откуда в его кармане взялась эта карточка. Она там появилась явно не сверхъестественным образом. Однако незаметно, но как? Это был нагрудный карман и что-то туда незаметно положить – такая возможность виделась абсурдной! При попытке восстановить события минувшего дня он постоянно натыкался на тот факт, что в толпе он не был, и никто так близко к нему не подходил, в смысле на расстояние даже вытянутой руки, чтоб незаметно что-то положить в карман. Теоретически, карточку могло принести ветром и аккуратно положить на место, где она покоилась вплоть до прихода его домой, притаясь. Но вероятность этого события, по мнению Юрия, исчислялась более чем пятизначными числами, причем после запятой.
Но жизнь такая вещь, в которой события происходят вне зависимости от любых вероятностей. Хорошие, плохие, нейтральные – все это субъективно, события просто есть, были или будут, а их качественный индекс – ярлык, навешенный человеком, а для разных людей ярлыки эти могут означать разное. Так и тогда, Юра не мог понять, хорошее с ним приключилось, или плохое. Это ведь всего лишь карточка, визитка. Кусочек пластика с чернилами, не несущий в себе ровным счетом ничего, кроме информации, но ее ничтожно мало, чтоб судить о ее качестве. Да, он позвонил по указанному телефону, да, ему ответили, и да, через несколько дней он пойдет на собеседование, каких было уже бесконечное множество. Работа, работа, работа. Она была нужна, но пока не складывалось. Быть может, этот случай – счастливый? Не зря же в кармане обнаружилось то, чего там быть не должно было!
А может так статься, что и зря, а то и хуже, но видеть так далеко нам не дано. Приходится все узнавать методом проб и ошибок. Чаще ошибок, чем проб. Так обычно происходит.
Через два дня ему позвонили с предложением посетить собеседование. По поводу вакансий его просили не беспокоиться, сказали, что они есть, что их много, и что-то подобрать можно. Это радовало. Не радовало то, что Юрий не знал, куда он намерен идти работать. Визитка без подписи кричала лишь о названии, том самом, кое он видел сегодняшним утром на здании из стекла, высоко вверху, сложенное несколькими блестящими полосами.
Охранник закончил составлять пропуск, вручил его, вложенным в паспорт и указал куда-то вглубь холла, где, за постоянно идущими куда-то по зданию людьми, угадывались очертания лифтов и лестниц. Юра кивнул, но указанное направление явно не давало понять, куда нужно идти. И девушка по телефону вчера не дала указаний о кабинете, или, хотя бы, этаже, куда надо будет обратиться за дальнейшими разъяснениями. Повертев в руках пропуск, Юра все-таки увидел, что на нем было написано «кабинет 227». Следуя логике и здравому смыслу, в которых Юра, чего уж тут скрывать, был силен, он понял, что нужно двигаться на второй этаж. Но перед этим было бы неплохо узнать, что именно в этом кабинете находится. Спрашивать у охранника он не стал, благо рядом висела доска информации. Толпа возле мониторов уже успела поредеть, и подойти на более близкое расстояние, чем от входа, стало возможным. При ближайшем рассмотрении оказалось, что экраны сенсорные, и люди с легкостью водили по ним пальцами, листая и просматривая какие-то страницы. При еще более близком рассмотрении на экранах нигде не обнаружилось эмблем надкусанного яблока.
Не зная, как себя повести, Юра стоял и ждал, пока толпа рассосется совсем. Ждать пришлось недолго, к мониторам люди походили по одному, а уходили группами. Их ряды редели, и, наконец, у экранов не осталось никого. Только тогда Юрий подошел к мониторам, пытаясь разобраться в интуитивно понятном управлении. Экран это сделал за него, выведя список из общих групп запросов. Парень понял, что здесь все сделано как в каком-нибудь терминале для оплаты услуг мобильных операторов, и это вселило некую уверенность, которая тут же улетучилась, стоило прочесть надписи. Перечисление массы отделов, и наверняка только их общие названия или направления работы, стандартные «Новости», «Срочные объявления» - все эти пункты были структурированы необычайно грамотно, это Юра смог оценить. Но эта грамотность составителя не давала возможности простому человеку, коим являлся в данный момент Юрий, понять, в какой папке искать «кабинет 227», учитывая факт, что пункт меню «Работа с персоналом и клиентами» содержал номера кабинетов, начиная с пятого и заканчивая седьмым этажами.
Юрий уже был готов впасть в отчаяние, когда он все же заметил остававшийся до последнего незамеченным пункт меню «Ручной ввод». Располагался он в самом низу, и, если это было то самое, что нужно, то логика составителя меню была не очень понятна. Даже в интернете графа «поиск» расположена вверху, в начале страницы, чтоб люди не искали то, что им надо, долго там, где не нужно искать, а нашли сразу. Правда, у составителя наверняка было заготовлено оправдание, звучащее подобно следующему: «Здесь все всё прекрасно знают, а посторонним обычно говорят, где находится конечный пункт их следования». На это Юрий мог возразить, ибо ему не сказали, где именно находится то, что ему нужно, а лишь дали номер двери, но стоило бы знать заранее, куда и к кому он идет, а не прочитать название и фамилию уже там, за секунду до входа. И хотя это мало что меняет, но такую последовательность он считал правильной. Зная, как зовут человека, к которому идешь, можно уже хотя бы фрагментарно составить в голове предполагаемый разговор. Или высмеяться, если фамилия или имя смешные. Бывает ведь и такое.
После тычка в иконку «Ручной ввод» на тачскрине появилась клавиатура. Стандартная раскладка, даже с малой цифровой клавиатурой, бухгалтерской, как ее еще называют. В пустой строке он ввел три цифры и нажал «ввод». После секундного раздумья, ему вывели одну-единственную ссылку и, что гораздо полезнее, карту как добраться до искомого места. Ни имени, ни фамилии, правда, на экран не было выведено. Либо текучка кадров существенная, либо просто лень было этим заниматься составителям программы. Не стоит исключать и оба варианта разом.
Нажав на виртуальную кнопку «Меню» и возвращая изображение на экране в исходное состояние, Юра почесал нос. Как-то пока все не очень просто и легко складывается. Всем людям свойственно прокручивать в голове события и то, как они бы на них отреагировали, как бы поступили, что бы сказали. И не важно, что на самом деле такое не произойдет, и они так не поступят и так не скажут, но позаниматься самообманом приятно. В такие моменты ощущаешь себя всесильным, чуть ли не богом, и все вокруг расступаются пред тобой, как тонкий лед перед атомным ледоколом. Только он все равно атомный ледокол, а ты, в конце своей мечты, все равно остаешься простым человеком, и от придуманного героизма и воображенных рукоплесканий не остается и следа. На ледокол Юрий был похож лишь остротой носа и достаточной решимостью в достижении свих целей, благо они были умеренные, приземленные, и не требовали чего-то не от мира сего, каких-то невероятных нечеловеческих усилий. Но он не представлял, как перед ним расстилается дорога из живых цветов, ведущие в кресло генерального директора. Юрий был не очень честолюбивым. Тем более сейчас, когда он был безработный, выбирать особо не приходилось, однако даже в самые трудные моменты он не шел на компромисс со своей совестью ради заработка.
Карта отпечаталась в голове Юрия, и он стал прикидывать, вертя ее в памяти как было угодно, как же лучше всего добраться до места назначения. Лифты или лестницы? Клаустрофобией он не страдал, и не наслаждался ею, но и ленивым не был, чтоб не пробежать несколько лестничных пролетов. Заодно это, говорят врачи, полезно. Физкультурные упражнения помогают содержать тело в желаемом состоянии, тонусе, буде таковой желается быть достигнутым или поддерживаемым. Незаметно почесав живот, Юрий стоял в нерешительности, подобно тому, как он всего несколько минут стоял перед величественным, внушающим уважение и некоторый страх, зданием. Выбор, придется снова делать выбор, равно как и перед входом, но тогда он выбрал войти внутрь, несмотря ни на что. И раз уж он оказался внутри, не стоит останавливаться на полпути, на полушаге. Устремив свой взгляд внутрь холла, где сновали люди, работающие здесь, Юрий собрался с силами и сделал первый шаг, а за ним последовали другие, дававшиеся гораздо легче. Не из-за инерции, но подпитываемые все растущей решимостью и подгоняемые взглядами в спину собственного страха, страза перед неизвестным. Сколько этого неизвестного уже было, и сколько предстоит быть, сие лишь небу известно, но оно молчит. Оно всегда молчит, давая людям незамутненную никакими препятствиями возможность самим совершать ошибки.
Холл радовал глаз отсутствием дурацкого евроремонта и настоящими стенами из бетона, примерно до двух с половиной метров закрытые голубоватой плиткой, а выше – выкрашенные белоснежной краской. Местами попадались черные прыщи, не украшавшие стены, камер наблюдения. Полусферы давали отличный обзор и позволяли давать картинку всего, что их окружает. Нужно лишь привыкнуть к даваемой ими картинке. Под ногами чуть ли не сверкал начищенный до стерильного блеска пол, выложенный мозаичным способом. Хитрый рисунок был непонятен, и Юрий едва не сбил кого-то, пытаясь понять, что же начертано загадочным и незнакомым зодчим на полу. Никто, кроме него, полом не интересовался. Они либо знали, либо и не собирались узнавать, что под их ногами. Твердо, можно передвигаться по этой поверхности без опаски – отлично. К чему задумываться над тем, что никаких благ не принесет? К чему узнавать, если эти знания не принесут ничего полезного? Вероятно, зодчий так и подумал, и изобразил на полу нечто замысловатое, но не несущее в себе никакого смысла.
Ноги несли Юру к лифтам, но глаза смотрели в сторону стеклянной двери, распахнутой и заблокированной доводчиком, ведущей к лестницам. В поле зрения попадало несколько ступеней с резиновыми полосами у края, чтоб не скользила обувь. Постояв в нерешительности и снова делая выбор, Юрий наблюдал за муравьями в облике людей, бегающих неспешным шагом в разные стороны по своим делам во благо общего дела. Люди шли уверенно, зная куда и зачем они идут. Чуть прищурив глаза, Юрий заметил, что зачастую люди идут словно по нарисованным на полу линиям, или даже скользят по рельсам или желобам. Не хватало лишь светофоров. Представив себе эту картину, достойную классических американских короткометражных мультфильмов, в которых смысла было ни на грош, парень про себя посмеялся, стараясь при этом не выпустить смех на волю. Смех вещь хорошая, она, говорят, продлевает жизнь, но смеяться своим мыслям, когда все вокруг серьезны, это значило показать себя дураком в глазах всех окружающих. И даже если объяснить им причины веселья, это не поможет реабилитироваться, ибо некоторые могут попросту обидеться.
Итак, напомнил Юрий себе, второй этаж, кабинет двести двадцать семь. Перед глазами всплыло изображение с экрана, и мысленно куда-то вверх и в сторону потянулась невидимая ниточка, коей при близости к месту назначения, суждено было утолщаться, сигнализируя мозгу о скором прибытии к месту назначения. Пока Юра стоял, лифт заполнился и поехал без него. Таким нехитрым способом, в одно мгновение отсекающим один из выборов, Юрий последовал оставшемуся, под номером два: пешей прогулке по лестнице. Исполнив разворот «нале-во!», Юра отправился к лестнице. Навстречу ему бежала, именно бежала, а не шла, вниз по лестнице, женщина лет тридцати-тридцати пяти, так виртуозно летящая на высоких каблуках-шпильках, что Юрий невольно посторонился. Пронеслась она подобно ветру, прижимая к груди несколько пухлых папок. Может, бухгалтер, а может и нет. Пожав плечами, парень отправился на второй этаж. Второй этаж, как это было предсказуемо, начался через два полноценных пролета лестницы, ибо холл был высоким.
Второй этаж, или уже третий, а то и четвертый, если судить по высоте, оказался обычным, без ненужного размаха и гигантомании. Гипсокартонные стены, секционный потолок со светильниками через три плиты. Коридоры широкие, позволяющие пройти шеренге из трех-четырех людей. На удивление, в коридорах почти никого не было, так что единственными спутниками Юрия в его блужданиях по этажу стали скамейки, автоматы с чаем, кофе и мелкими сладостями, а также всевозможные растения и фонтанчики рядом с ними, увлажняющие воздух и придающие местности вокруг них некой медитативности, спокойствия, умиротворенности. Возле таких оазисов стояли стулья, по всей видимости, предназначенные для спокойного отдыха в обеденный перерыв. Немного поплутав по коридорам, Юрий наткнулся даже на оранжерею, где буйным лесом цвели всевозможные цветы и под мягким ветром кондиционеров шевелилась листва на деревьях. Это поразило парня. Такого он совершенно не ожидал. Неподалеку от места, где обычная стена заканчивалась и начиналась стеклянная стена «зеленого уголка», на уровне глаз Юрий подметил прикрепленную и подсвеченную сзади неоновыми нитями эмблему, ту же, что и на карточке: две английские буквы, соединенные примерно на трети высоты снизу чертой, изображающей дефис, или тире. Две длинные полосы обрамляют буквы сверху и снизу, справа они длиннее. «V-O», прочитал Юрий снова. Незнакомое название, с которым, если повезет, он свяжет карьеру. Карьеру кого – он не знал. Обнадеживающее «вакансия найдется» девушки по телефону не значила ничего конкретного. Может, начальником отдела, а может просто уборщиком.
«Какая разница», услышал Юра свой голос в голове, «лишь бы платили и не заставляли делать ничего мерзкого. Начальник, уборщик, мелкий клерк, или как сейчас говорят, менеджер среднего звена. Работа есть работа».
Тебе повезло, ты такой как все, ты работаешь в офисе.
Кивнув так уместно всплывшей в голове строчке песни Сергея Шнурова, Юра прошел мимо оранжереи. Нить вела дальше, не заканчивалась здесь.
Как оказалось через несколько минут, путь его изменил свою протяженность на неопределенную величину. Юра внезапно осознал тот факт, что ему попадаются только четные двери. Остановившись в недоумении, он еще раз посмотрел на номера на дверях. Так и есть, все четные. Задумка дизайнера не укладывалась в голове. Насколько хватало остроты зрения, везде были четные номера дверей. Удивившись, и запутавшись, Юра попытался вспомнить карту его пути, и не нашел противоречия. Повернул налево, все верно. Поразмышляв над парадоксом, Юра звонко хлопнул себя по лбу, удивив высунувшегося из-за ближайшей двери человека. Поворот налево, но от лифта, а лифты и лестница расположены друг напротив друга. Тут же, словно из ниоткуда, возникла логика дизайнера, и пускай она не была понятна и не принималась Юрием, но логика, логика была. Четные в одну сторону, нечетные – в другую.
Пообещав себе выяснить, кто занимался раздачей номеров дверям, чтоб назначить его своим врагом, Юрий отправился в сторону убывания номеров дверей. Пройдя снова мимо подсвеченного логотипа, Юрий еще раз на него взглянул. И что бы это изображение значило?
Миновав лестницу и лифты, Юра убедился в верности своей догадки и в том, что он изначально ошибся с поворотом. Пошли сплошь нечетные номера, но и коридор перестал быть прямым, или хотя бы чуть скругленным. Путь следования изгибался под прямыми и не очень углами, как если бы противостоял человеку, пытаясь отвадить его идти сюда. Еще не хватало страшных картин, приглушенного, а лучше мигающего света, и чтоб светильники работали по одной лампе на тридцать метров. Еще можно было бы поставить «чучела рыцарей», как он в детстве называл доспехи. Чтоб мимо них хотелось пробежать, опасаясь, что они уронят на тебя алебарду или достанут тяжелый меч. Причем бежать обратно.
Помотав головой, Юра выкинул из головы эти неуместные фантазии. Его воображение, как оно часто делало, игралось как хотело. Это было явным признаком, что Юра испытывает стресс. Своеобразная защитная реакция психики. Но сейчас это было неуместно. Тем более, что искомая дверь становилась все ближе.
Прямо перед ней Юра остановился, не смея поднять руку, чтобы постучать.
Надписи о том, кто сидит внутри, не было, была лишь табличка «Работа с персоналом, кабинет приема». Вряд ли это была приемная какого-то начальника, просто для «приема на работу». Юра уже мысленно представил себе небольшой кабинет, поскольку рядом расположенные двери были очень рядом. Собравшись с духом, он все же поднял кулак и, зажмурившись, постучал три раза. Мягкий женский голос ответил ему, что можно войти. Голос был очень мягкий. Приподняв брови, Юра взялся за ручку, надавил на нее и открыл дверь.
Внутри кабинет действительно был небольшим, но имел двери в смежные, и был довольно просторен за счет пустоты большей части свободного пространства. Шкаф по правую руку, несколько стульев у левой стены, стол с монитором, принтером, телефоном и прочим офисным барахлом. Позади стола располагалось несколько шкафов для документов, из-за жалюзи в комнату лился мягкий солнечный свет, не слепящий и не испепеляющий. За столом сидела девушка. На вид она была чуть ли не моложе самого Юры, которому было двадцать четыре, почти двадцать пять. Явно пышные и волнистые волосы, были собраны в аккуратный хвост, который умело, хоть и не до конца маскировал их сущность. На очаровательном носике возлежали маленькие узкие очки. Девушка прикрытыми глазами наблюдала за монитором, на котором возникали все новые знаки, буквы, цифры. Быстрый стук по клавишам трудно с чем-то спутать.
– Присаживайтесь, я сейчас вами займусь, – тихим и нежным голосом даже не сказала, а скорее пропела девушка. Ее глаза не поднялись на Юру, но она убрала одну руку с клавиатуры и подтянула к себе, опять же не глядя, лист бумаги, расчерченный таблицей. В ее левой руке появилась шариковая ручка, и девушка задала вопрос. – Никифоров, Скворцов, Саленко?
– Э, – растерялся Юра, но потом понял, что он не единственный, кому назначено, и верно выбрал свою фамилию. – Скворцов, Юрий Николаевич.
– Вам было назначено на десять или на одиннадцать? – взмахивая, моргая, длинными ресницами, уточнила девушка. – В первом случае вы опоздали, и это не очень хорошо смотрится.
– Ну, мне, как бы, вроде не было назначено точное время, сказали лишь прийти в первой половине дня, – Юра слукавил. При вопросе в его голове тут же вспыхнула цифра десять, но он решил не показывать себя с нехорошей стороны, как непунктуального. С таким вряд ли захотят работать в такой компании, чем бы она ни занималась.
Секундному порыву спросить у девушки, чем же, собственно, компания занимается, Юра с успехом противостоял. В конце концов, он здесь не за этим, а за тем, чтоб его приняли на работу. Хоть кем.
Девушка скосила глаза на стоящие рядом часы, выполненные в виде зеленой то ли малахитовой, то ли нефритовой пирамиды, и ловко записала на листе бумаги, напротив фамилии Юры, время прибытия. Часы показывали без семи одиннадцать. Прежде чем лист исчез в ящике стола, Юра успел заметить, что напротив десятка фамилий не значилось время, в которое им надлежит прибыть. Быть может, парень только что проходил испытание на честность. Что ж, его он, скорее всего, провалил. Не беда, исправится, дали бы шанс.
Девушка вернула левую ладонь к своей сестре, и они застучали быстрее. Внимание девушки так и не обратилось на Юру, зато он смог ее наконец-то рассмотреть, временно прекратив волноваться, как будто в первый раз на собеседовании. Девушка была одета в белую рубашку, а может шведку, а может что-то еще – в женском гардеробе Юра совершенно не разбирался. Поверх белого расположился пиджак, темно-коричневый в редкую, тонкую, вертикальную полоску темно синего цвета. На левой руке, которую Юра успел рассмотреть, был узкий белый браслет, и пара золотых колец. Ее нежно-розовые губы шептали текст, который она набирала, кончик носа забавно шевелился вместе с беззвучными словами. Чуть поблескивали сережки-кольца.
Замечтавшись, Юра со второго раза понял, что к нему обращаются.
– Да-да, я слушаю, слушаю, – заверил девушку Юра, хотя он явно не расслышал, и девушка не преминула ткнуть в это его носом.
– Тогда повторите, что я только что сказала, – элегантно поправив очки, уколола она его в слабое место защиты. После нескольких секунд тишины и попыток Юры вспомнить, что же ему сказали, девушка улыбнулась, блеснув белоснежными зубами. Юра застыл еще раз. За такую улыбку он уже заочно был готов своротить гору. – Забудем. Итак, Юрий… – девушка достала листок из ящика стола и перечитала, чтоб синхронно с парнем продолжить, – Николаевич Скворцов.
– Да, именно, – улыбнулся парень. Девушка кивнула и прятала листок обратно. Захлопнув ящик, она положила руки на стол, сцепив пальцы.
– Юрий Николаевич, вы сейчас находитесь в здании филиала большой транснациональной корпорации «Ви-О Интернешнл», – Юре послышалось, что она сказала именно так, по-русски, без примеси английского произношения. Юра не понял, вопрос ли это, или еще один тест, на этот раз на глупость, и кивнул. На всякий случай, подтверждая кивком, что да, находится. – Эта компания занимается исследованиями и производством различных товаров потребления. Ее сфера интересов очень широка, и она охватывает практически все стороны жизни. Вы понимаете, что я говорю?
– Да, – одновременно пожимая плечами и кивая, ответил парень. – Мне это понятно, это же понять легко.
– Не сомневаюсь, – голосом строгой учительницы продолжила девушка. Юра уже порывался задать вопрос, но его взгляд наконец-то покинул девушку и уперся в табличку на столе, на коей было написано «Степанцева Ирина». Мысленно пожав ей руку, Юрий продолжил внимать. – Вы пришли на собеседование, в ходе которого я составлю о вас некоторое представление, и по результатам этого, а также проанализировав анкету, которую я вам дам, будет сделано заключение о вашей потенциальной профпригодности для работы в нашей компании в той или иной должности. Это я, полагаю, вам тоже понятно, просто кивните, это обычная формула, которой принято встречать всех прибывающих, – Юра кивнул. – Хорошо. Итак, вы хотите работать в нашей компании по какой причине? Иными словами, почему вы пришли именно к нам, а не куда-то еще?
– Ну, как вам сказать, – облизнув вдруг пересохшие губы, начал свой неловкий ответ молодой человек, – я, честно признаюсь, о Ви-О и не слышал до недавнего времени. Есть такой грешок, – Юра виновато сложил брови домиком. Ирина кивнула, улыбнувшись, мол, бывает, все бывает в первый раз. – Но я, вот лично я, узнал, и… в общем, вот, – Юра достал из кармана визитку и протянул ее девушке. – Я это нашел у себя в кармане, может на улице раздавали, как рекламу, или ветром занесло, – парень усмехнулся, – хотя это явно слишком фантастично, знаю. Но не объяснять же это сверхъестественными силами!
– Верно. Ничего фантастического, – уже заинтересованно проговорила девушка, беря карточку. Повертев ее в руках, он вернула ее. – Вот значит как получается, – она побарабанила своими прелестными пальчиками по оранжевой столешнице, раздумывая над чем-то. Раздумывая очень быстро, чуть ли не лихорадочно. Наконец она нашла нить продолжения разговора, ею оказался еще один ящик стола, из которого она извлекла уже разрекламированную анкету. – Вы взяли с собой фотографии?
– Разумеется, не первый раз на работу устраиваюсь, везде правила примерно одни и те же.
– Согласна, приблизительно такие же, – кивнула она, протягивая Юре лист бумаги. – Стало быть, вы знаете что делать. Если какие-то пункты будут непонятными, обращайтесь с вопросами. Только не надо спрашивать откуда и зачем взялся тот или иной вопрос, мне это неизвестно. Форма одна и та же во всех филиалах по всему миру. Различия чисто языковые. Вам ручку дать?
– Да, если можно.
Устроившись на стуле в положении нога на ногу, и положив на образование из коленей бумагу, Юра принялся вчитываться. Попросить уголок на столе он не додумался, привыкший писать в самых немыслимых положениях. Студенческие привычки искореняются с трудом, сравнимым с прекращением курения или пьянства. С той лишь разницей, что студенческие привычки редко оказываются вредными, и избавиться от них полностью в принципе невозможно.
Ирина кивнула парню и вернулась к своей работе, о ее присутствии теперь давали знать лишь постукивания клавиш и щелчки мышки. Потому что для Юры она вся исчезла за широким жидкокристаллическим монитором.
Анкета начиналась как стандартная: имя, фамилия, отчество, дата рождения, серия и номер паспорта, кем выдан, прописка, контактные телефоны. Образование школьное, техникум, университет, где учился, с какого года по какой, на кого. Юра почесал голову. Точное название он не помнил, лишь помнил, что учился на юридическом. Немного поплутав в катакомбах памяти, он выудил и внес в анкету аббревиатуру РИНХ. В графе «служба в армии» поставил галочку и уточнил тут же «три года, два срочных». Только написав это, он понял, что написал неграмотно, но чернила не сотрешь, замазки на столе видно не было. Немного погоревав, Юра махнул рукой на это и продолжил знакомство с пунктами. На пункте «посещал ли психиатра» Юра застыл, пытаясь понять, кого из него хотят сделать и кого отсекают на этой стадии приема на работу. В современном мире посещение психиатра не является признаком того, что человек не в ладах с головой, и потом, Юра не знал разницы между психологом и психиатром. Обзывая и тех и других «мозгоправами», Юра к ним не ходил. Отчего-то не было у него желания запускать в свое сознание посторонних людей, чтоб они ему рассказали о том, что он болен, и что его головушка не в порядке. Несмотря на неожиданность пункта, он твердо и уверенно поставил галочку в квадрате «нет».
Вопрос «были ли ранения, контузии» поразил еще сильнее. Остановившись, Юра решил сперва ознакомиться со всеми пунктами на предмет других загадочных вопросов. Его любопытство не было обмануто. «Умирали ли ваши друзья и родные» заставило открыть рот, а добавление «какой смертью» повергло в шок. Родные, вплоть до бабушек и дедушек по обеим линиям были живы, насчет друзей не было однозначного ответа, все же он побывал в свое время в Дагестане, где развернулось то, что позже стали именовать не иначе как «дагестанская бойня». Так что пришлось это указать, раз анкета требовала.
Вопросы подобного рода попадались время от времени, перемежаясь обычными, такими как «желаемая минимальная зарплата», «предпочтительная должность» или «наличие прав и личного автомобиля». Очень хотелось посмотреть в глаза тому, кто составлял это анкету. Вряд ли тут вкралась ошибка перевода или печати, уж больно складно звучали вопросы. Но обратиться с вопросом о смысле и происхождении того или иного пункта не было возможности, потому что Ирина Степанцева, как она сама призналась, не имеет понятия, откуда они взялись. Оставалось найти в себе силы найти, опять-таки, ответы. Здесь прямота и честность Юры не работали, пускай здесь не было вопросов категории «если бы». Прямо и честно отвечать на некоторые вопросы просто не хотелось, но было необходимо. Сжав челюсти, Юра старательно выводил ручкой ответы, расслабляясь на простых и обычных вопросах, и напрягаясь на непростых, понимание которых отсутствовало.
Видимо, кряхтение и скрип при работе мыслей, были очень громкие, потому что Ирина показалась из-за монитора и осведомилась, все ли в порядке. Юра молча, с глазами полными печали и недоумения, указал на лист бумаги, в ответ на что девушка грустно кивнула и вернулась к своему занятию. «Что ж, надеюсь, я такой не один, и это не шутка, а настоящая анкета», подумал Юра.
Но листок бумаги с чернилами еще не все свои сюрпризы излил на неподготовленного человека. В конце анкеты было указание, что текст анкеты является тайной за стенами корпорации, которую девушка называла компанией, по привычке или ошибочно, и разглашение содержащейся в ней информации, как ответов, так и вопросов, запрещено. В противном случае, как гласила бумага, это будет расцениваться как попытка промышленного шпионажа и караться соответственно. Юра имел представление о коммерческой тайне, о промышленном шпионаже – немного. И тем не менее, разглашать, какие вопросы задают, пускай и не вербально, при приеме на работу… зачем?
Хотя если бы он и попытался пойти в какую-нибудь газету, чтоб рассказать там о необыкновенных и тревожащих пунктах анкеты, Юра был уверен, его засмеют. Мелкие желтые газетенки, печатающие клевету и вымыслы разной степени глупости, которой отчего-то верят люди, конечно, с радостью ухватятся за эти сведения и раздуют из них репортаж на целую полосу. А потом придут люди в форме и скажут, что ты занимался промышленным шпионажем. Желтые газеты тут же раструбят, что человек, сообщивший им сведения, находится в заключении, что подтверждает всю ту чушь, что они насочиняют…
Воображение пора было заставить замолчать.
На заполнение самой анкеты ушло минут десять, самое большее двадцать, не более, и то это время большей частью уходило на выведение слов читаемым почерком, а не обыкновенным юриным, за который ему прочили чуть ли не главного врача страны, а после годового диктанта – так и всего мира. Однако, взглянув на часы на левой руке, Юра с удивлением понял, что сидел и ломал голову над листом бумаги, испачканном чернилами принтера в четко отведенных для этого местах, сорок пять минут. Судя по этому факту, вопросы действительно были непростые. Юра вытер лоб, на котором невесть откуда и непонятно отчего выступили бисеринки пота. Потрясающе, как анкета может вывести из равновесия, и сколько информации на ней может уместиться. Оглядев свое творчество, Юрий заметил, что на двух сторонах листа формата А4 разместилась чуть ли не вся его жизнь, ужатая до точечных вопросов, бьющих не в бровь а в глаз. Сразу видно, вопросы составлял и расставлял по местам психолог. Или психиатр. Как уже было упомянуто, разницы между одними и другими Юра не знал.
Достав из кармана шесть фотографий стандарта 3х4, Юра наконец обратился к девушке с просьбой дать ему ножницы и клей. Ирина оторвалась от работы и заверила парня, что она все сделает сама. Юра согласился и отдал ей анкету и фотографии. Фото легли на стол лицом вниз. Каждая была подписана красивым почерком девушки. Ее карие глаза пробежали по анкете с одной и другой стороны. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Наверное, ей многое пришлось перечитать за свою карьеру, сколько бы она ни длилась. Но раз она знает, что вопросы удивляют, настораживают и повергают в ступор, значит, такое неоднократно случалось. Хотя ей могла просто прийти директива свыше, чтобы она не распространялась касательно составления анкеты и вопросов в ней содержащихся. Что ж, одной проблемой меньше. Если бы ее место занимал Юра, он бы тоже не мог объяснить, чем вызвана такая потребность в таких данных. Причем даже не о работниках организации, а лишь о ее пока еще потенциальных работниках!
«Что за секретную фирму мне подкинул случай, неясно, счастливый или нет?» спросил себя Юра. Ответа, конечно, не последовало. Тем более что разговаривать с собой есть признак действительно проблем с психическим здоровьем и необходимостью поступать в институт. Имени Кащенко.
Девушка спрятала анкету и фотографии и внимательно посмотрела на непонимающего того, что только что происходило, Юру.
– Итак, дело свое вы сделали. И даже если думаете, что нет, – тут она подняла руку ладонью вперед, – я вас уверяю, это не так. Вы занесли о себе всю информацию, которая требуется при рассмотрении кандидатуры. Вы ведь указали предпочтительную вакансию?
– Да-да, разумеется. Я в армии был командиром взвода, и мой ротный нарадоваться не мог, как я ловко управляюсь со своими людьми. Буквально к каждому находил свой подход, – не замечая того, что начал заговариваться, разглагольствовал о своей военной карьере парень. Ирина слушала и кивала, всем своим видом показывая, что она слушает. – Так что я выбрал работу с клиентами, – он замолчал. – Лишь бы не были идиотами.
Девушка вновь одарила его теплой улыбкой.
– Хорошо. Значит, работа с клиентами, – она задумалась, что-то прикидывая, просчитывая, обращая свой взгляд то в одну, то в другую сторону. Юра молча сидел и ждал продолжения. Блаженны ждущие, ибо девушка все-таки продолжила. – Хорошо, допустим. Работа с клиентами…
– Простите?
– Нет, ничего, – как-то по-особому, как-то аристократически, взмахнула ладошкой Ирина. – Я отдам вашу анкету наверх, где ее рассмотрят, что называется, под микроскопом. Вы принесли ксерокопию паспорта, ИНН, пенсионного, трудовой, военного билета?
– Конечно да, все здесь, – тут же отозвался Юра, извлекая из кармана сложенные вчетверо листы. Он критически их оглядел и стал уверять, что бумаги в порядке. – Они получились помятые немного, но на них все видно. Но если надо, я пойду и…
– Нет, не стоит, – заверила его Ирина, рассматривая ксерокопии документов. – Состояние нормальное, и, как вы сами заметили, все видно, этого более чем достаточно. Я вложу это в папку с анкетой. Теперь, – продолжила она еще более серьезно, – я должна вам сказать, что прямо завтра вам, скорее всего, не сообщат о том, что вы приняты или что вы нам не подходите. Вам дадут об этом знать в течение недели. Если спустя семь рабочих дней вам ничего не сообщат, то позвоните сами по телефону, указанному на визитке, – ее прелестный пальчик указал на нагрудный карман. – Если вам откажут… ну, что ж, – она пожала плечами, прикрыв глаза, – это ведь не единственный шанс. Несмотря на кажущуюся безработицу, вакансии есть, и их много, нужно лишь уметь искать. Вы служили в армии, и вами, в таковом, негативном случае, могут заинтересоваться в предприятиях охраны или просто, в обычной охране.
– Пробовал, – скептически заметил Юра. – Без диплома об окончании школы охранников сейчас почти никуда и не берут.
– Не всегда же нам должно везти, – подмигнула Ирина. Откинувшись на спинку кресла, она продолжила, сложив руки на животе. – В случае если вашу кандидатуру примут, вам нужно будет пройти медосмотр, – предугадав вопрос, она тут же дала на него ответ. – Обычный медосмотр в поликлинике по месту жительства, без этих…
– Как в анкете?
– Именно. Обычный медосмотр: кровь, флюорография и иже с ними. В течение двух-трех дней делаете все анализы и несете сюда. В какой именно кабинет – вам скажут по телефону. Затем вам предстоит пройти испытательный срок в качестве ассистента. Это занимает два-три месяца, в зависимости от ваших успехов и заключения вашего временного начальника. В это время вас не будут загружать работой. Нам не нужно выжимать из вас все соки, – девушка наклонилась к Юре, – нам важно, чтобы вы втянулись, поняли, что к чему и как работает. После испытательного срока вас зачислят на должность младше указанной вами в анкете, – Ирина закатила глазки, – если вы будете для нее подходить.
– А во время испытательного срока платят половину полного оклада? Или какой-то другой процент? – поинтересовался Юра. Финансовая сторона вопроса имела значение, и одно из важнейших.
– Минимум вы будете получать… сейчас, я вспомню… около двенадцати-пятнадцати тысяч, если цифры не пересмотрели за последние полгода.
– Сколько-сколько? – не поверил ушам Юра. – Вы сказали…
– А что вас удивляет? – брови девушки взлетели вверх. – «Ви-О» не маленькая фирма по продаже косметики, это большая транснациональная корпорация, у нее филиалы в бесчисленном количестве городов по всему миру. Этого нельзя было бы достичь, если бы люди работали плохо. А хорошая работа должна хорошо поощряться, ради будущих еще лучших свершений. Извините, если это звучит как реклама, но все, что я только что сказала, это правда. Люди, работающие здесь, работают много, но и получают немало, и за такую работу держаться всем, чем могут, – Ирина хихикнула. – Ну, кто чем может. И оно того стоит. Даже я, за то, что я, де-факто, переправляю бумаги снизу наверх и в стороны, получаю такие деньги, – она перешла на шепот, – за эту ерунду, получаю столько, что у меня и мыслей нет уходить отсюда. Ну, – ее голос снова стал нормальной громкости, – разве что по вертикали вверх.
– Знаете, это все же немного смахивает на все эти компании, сетевой маркетинг. Вы понимаете. Я осознаю, что они не бывают таких размеров, но уж очень складно у вас все звучит, – Юрий проявил здоровый, достойный существования скептицизм. – Нельзя ничему верить слепо, и никому – на слово.
– Хорошая позиция, – кивнула Ирина, – и я с ней полностью согласна. И в то же время я знаю то, что я знаю, и если я что-то говорю, то я в это верю. Надеюсь, что и вы поверите, когда станете частью этой компании. У вас есть все задатки для этого, – Юрий незаметно поежился. Его мысли вернулись к визитке и ее непонятному появлению. Это все как-то неспроста. Но может так быть, что он просто сам себя накрутил. Недоверчивость хороша в меру. – От меня, в данной, в вашей ситуации, не будет зависеть решение верхов, – она указала взглядом наверх, – но то, что зависит от меня, я сделаю. Вы человек приятный, это заметно по вашему внешнему виду, по вашему поведению, как вы двигаетесь, как говорите. Так что, надеюсь, мы еще увидимся, скажем, на корпоративе.
– Угу, – кивнул Юра, – я тоже надеюсь, что у меня здесь все получится. Буду рад видеть вас, и необязательно на какой-то вечеринке компании, но и просто на улице.
– Я тоже, – улыбнулась Ирина. – Что ж, на этом, я полагаю, мы закончим. Спасибо что пришли, и ждите. Через неделю, самое большее, вам позвонят, и все будет ясно. Будем оптимистами, да, Юрий Николаевич?
– Постараемся. Ирина…
– Сергеевна.
– Сергеевна, – повторил Юра. – До свидания.
– Удачи, – девушка улыбнулась ему вслед.
Выйдя из кабинета и закрыв за собой с тихим щелчком дверь, Юра глубоко вздохнул. Очередная попытка была завершена, и теперь от него, поистине, уже ничего не зависело. Ирина Сергеевна была права, решать будут другие, власть предержащие здесь, в «корпорации с широкой сферой интересов», как она выразилась. Юра огляделся, но никого не увидел, все были заняты, и коридор был пуст, по нему не сновали люди, двери были закрыты, словно за каждой из них – страшная тайна, которую можно раскрыть исключительно отворив дверь, но всегда есть опасность, что после этого простого действия в него вылетит заряд дроби, как в американском боевике низкого класса, где смерть – главный действующий персонаж.
Парень сел на ближайшей скамейке возле небольшого оазиса. Плеск воды был приятен, и успокаивал нервы, расшалившиеся при заполнении анкеты. Что, собственно, так взволновало Юру? Он пытался разобраться в этом, и понемногу это удавалось. Вопросы были крайне необычные, хотя Юра никогда еще не пробовал поступить на работу в большую компанию, а эта, судя по всему, была просто огромна. Желание работодателя знать о подчиненных все понятно, и даже более чем – необходимо. Загонять всех под гипноз для извлечения всех скелетов из всех шкафов нудно и долго, к тому же мало кто согласиться, а здесь… Здесь было иначе. Невредные, пускай непонятные, вопросы не несли сами по себе ничего плохого. Но реакция человека, его ответы и то, как дрожат буквы, возникающие под пером, многое могут сказать о пишущем. Юра не умел проникать в голову других, не был «мозгоправом», но какими-то базовыми знаниями по этому вопросу он располагал, недаром в армии умел командовать и успешно справляться не с одним десятком человек, а для этого надо уметь говорить с людьми и следить за их реакцией. Надо мгновенно распознавать эту реакцию и направлять разговор в нужное русло, либо отсекать тупиковые и опасные ветви диалогов, возводя на этих потоках дамбы и плотины, несокрушимые и заметные, чтоб не удариться вновь о возведенную самим собой преграду.
«Умирали ли ваши друзья и родные. Какой смертью».
От воспоминания этого пункта у Юры зачесалась грудь, там, под кожей и мясом и костями защемило. Его родные живы и здоровы, хоть и не очень интересуются судьбой своего не самого путёвого родича. Окончить университет юристом и тут же сунуться в армию – ну кто на такое пойдет добровольно? Юра пошел. Он решил сразу расплатиться с государством, отслужить положенный год, покуда не вернули дв, или не добавили до двух с лишним, о чем упорно ходили слухи. Слухи. Слухам часто таковыми и предстоит оставаться, но даже самый ничтожный слух, зерном сомнения либо надежды упавший в почву сознания, поливаемый и удобряемый, подпитываемый страхом или надеждой, вырастает в нечто большее. Уверенность, опасение, страх, судьбу. Кто знает, быть может, если бы парень пошел на работу в какую-нибудь мелкую нотариальную контору, более того – предлагали, он не сделал того, что сделал, не встретил тех, кого встретил, и не потерял тех, кого потерял.
Кончиками пальцев он дотронулся до груди, сделал три-четыре почесывания, прежде чем уперся в свой амулет, хранящий его с тех самых пор, как он им обзавелся и научился пользоваться. Он не уповал на его помощь в любых, даже ничтожных спорных случаях, не подбрасывал его в воздух, чтобы выбрать одно из нескольких. Он и монеткой не пользовался для этого, не желая оставлять решение своей судьбы кусочку металла. Выбирать каждый должен сам, взвешивая шансы, препятствия и выгоду в конце выбора. Попытка переложить выбор на других или другое есть глупость и зависимость от других. Человек, самостоятельно решивший пойти в армию, прошедший ее от и до, побывавший в новом аду и вернувшись оттуда, был подобен герою «Божественной комедии». Он был способен на все, на что бы ни замахнулся, важно было лишь верно рассчитать траекторию и свои силы.
Помяв подушечками плацев под тканью свой амулет, он думал о дальнейшем своем существовании. Неделя на обдумывание его кандидатуры это много. Деньги еще были, но сидеть сиднем и ждать, пока тебе не позвонят и не откажут Юрий не собирался. Один шанс может не увенчаться победой, нужны были еще и еще. В газете, которую он купил вчера, было много вакансий, пусть далеко не все ему подходили, но выбирать зачастую приходилось меж двух или более зол. Зная, что выбирать между злом и злом не стоит, Юра старался искать во всем добро, хоть кроху, хоть песчинку.
Работа есть работа.
Отдохнув и собравшись с мыслями, Юра поднялся со скамейки и направился к лестнице. Здесь он пока все сделал, пора было и честь знать. Вникать в подробности жизни и работы здешних людей ему было пока рано и ненужно. Придет время, и он обо всем узнает, о чем должен знать. Именно так: знать то, что нужно, и, желательно, ни словом больше. Расслабив руки и позволив им спокойно болтаться, стараясь отучиться ходить строевым шагом, Юра приближался к лестнице. Ни вверх, ни вниз никто не летел, и даже шум всех этих муравьев в белых рубашках словно пропал. Рабочий день в самом разгаре, догадался Юра. Кому будет нужно, тот отправится в поход по коридорам и дверям. Сейчас было затишье, такое приятное, хоть и в чуждом месте. Шум это не хорошо, хотя в накатившей тишине было даже непонятно, работает ли кто-то. Тихо, будто никого нет, или все спят, или прячутся от злого начальника, с топором и в маске бродящем по коридорам, выискивая сачкующих и одним движением освобождая место для нового работника по имени Юра.
В тишине и пустоте коридора смешок Юрия прокатился эхом. Смущенно закрыв рот, Юра быстрым шагом стал спускаться по лестнице, несколько раз оглядываясь, боясь, что его увидели и услышали.
Но никому это было не интересно, все были заняты, все работали, на благо себя и корпорации.
Охранник на выходе дружелюбно осмотрел Юру, и от его цепкого взгляда не укрылось беспокойство и смущение на лице парня. Краем губ он улыбнулся, принимая пропуск. Разорвав его и опустив обрывки в мусорную корзину, он оперся локтем на стойку и, рассеянно осмотрев холл, заговорил с Юрой.
– Ну, как? Какие перспективы? – осведомился он, без тени былой подозрительности. Бра пожал плечами, сохраняя дистанцию меж собой и стойкой, но уже не бросая взгляды на кобуру и не думая, как он будет отводить ствол в сторону в случае опасности.
– Да как вам сказать… Сергей Витальевич, – напомнил он себе имя и отчество охранника, бросив короткий взгляд на бейдж, – пока размыто, неясно. Причин бояться, или испытывать отвращение к этому месту нет, так что… Ну, главное, перспективы есть, хотя от меня уже ничего не зависит. Я свое дело сделал, теперь остается ждать. А вы можете ответить на пару вопросов? – Юра решил немного расспросить охранника об этом месте, раз уж он был настроен дружелюбно. Хотелось восполнить пробел в виде полного отсутствия информации о потенциальном месте работы. Охранник кивнул и сделал приглашающий жест рукой.
– Валяй.
– Как тут работается? Я еще посторонний, но если меня возьмут, не хочется быть полным нулем. я про эту фирму никогда не слышал, признаюсь вам, и чувствую себя немного неловко.
– Ничего не слышал? – удивился Сергей. – Парень, ты где последние пару-тройку лет был? Вокруг этой компании сейчас такой пляс, что уму непостижимо.
– В армии был, – немного смущенно, и даже капельку виновато ответил Юра. – Там не особенно волнуются о просвещении солдат касаемо обстановки на гражданке.
– А, армейский, – кивнул Сергей. – Тогда все ясно. Года три назад головной офис купил этот участок и в рекордные полгода возвел здесь вот это, – охранник покрутил у себя над головой указательным пальцем. – Сразу видно, что люди серьезные: работали очень быстро, мгновенно все согласовали с нужными структурами и получили все разрешения, так что стройка шла, может быть, даже круглосуточно. Враки, разумеется, никто же не позволит, никакой профсоюз, но за полгода тут все уже было, все оборудовали. Народу валило – тьма! Но брали только самых-самых. Умных, ответственных, и так далее. Я здесь оказался почти по блату, друг сюда записался, и предложил меня на охрану, разрекламировал меня почище чем всяких джеймсов бондов. Мол, Чак Норрис у меня учился, – Сергей рассмеялся добродушным мягким смехом. Ему бы еще бороду, и получился бы настоящий русский мужик. – Ну, я к ответственности привык, так что вот, сторожу покой и пресекаю попытки мешать другим работать.
– А что, – уже по-дружески спросил Юра, – кто-то мешает?
– Ну, какие-то мелкие засранцы изредка сюда забредают, или устраивают на улице шум и гам. Им раз пригрозишь милицией, два пригрозишь, потом вызовешь, а они, менты-то, ну ты понимаешь. Им нет больше дела, кроме как детишек этих усмирять. Порой приходится самому выходить и наводить порядок. Наводим, а что делать, – охранник развел руками, – такая уж у меня работа.
– Мда, такая уж работа, – согласился Юра, задумчиво пожевывая губу. Расспрашивать больше как-то не хотелось. Простой охранник не расскажет о интересах корпорации, да они ему и не важны. У него четкая роль, он играет ее, и спектакль удается, зал рукоплещет стоя. До занавеса далеко, так что зритель успеет насладиться. Или все же спросить? – А фирма эта, она чем занимается?
– Да чем только не занимается, – отмахнулся Сергей. – От скрепок и карандашей до нанотехнологий. Хотя мы-то, здесь вот, считай, просто офис. Сюда приходят заказы, здесь они обрабатываются, потом посылаются наверх, там на них ставят печать «да» или «нет», и обратно. Во всяком случае, я так думаю. Правда, пару раз наезжали какие-то другие компании, мол, вы отбиваете у нас клиентов.
– И как? – Юра не ждал рассказов о жарких спорах и стрельбе, все-таки, не девяностые на дворе. – Разрешилось ведь?
– Иначе попросту и быть не могло, – удивленно пожал плечами Сергей. – Провели пару тестов, так сказать, для сравнения их и тутошних. Почти все сравнения были не в пользу недовольных. Да, быть может, у других цены чуть ниже, но качественно, – охранник потряс кулаком, – они нам проигрывают. Пока что, но все же мы впереди планеты всей, – он беззлобно хихикнул. – Да, быть может, однажды придет и наш час, ведь на всякого умного найдется свой умнее, но пока что он на горизонте не виден. Вы уж извините, что я часто говорю «мы», но как иначе? Я работаю здесь, и все плюсы и минусы воспринимаются как свои. Своего рода семья, – он подпер голову кулаком, – вот только папа с мамой далеко.
– Ну, рано или поздно, дети удаляются, – в никуда и невесть почему, произнес Юра, отстукивая на бедре пальцами какой-то привязавшийся мотивчик. Прислушавшись, Юра заметил, что музыка из невидимых колонок не молчит, просто едва слышна. Видимо, повсюду развесили датчики, которые увеличивают громкость в зависимости от общего шума. Разумно, и идея хороша. Чем больше шума, тем громче мягкая классическая музыка. Настраивает на возвышенный лад. – А дите от родителя далеко уехало?
– Родитель-то? В Англии, – мимодумно, погрузившись в какие-то свои думы, ответил охранник. – Ничего, вот зачислят вас в штат, вам все и расскажут. Что надо и что не очень. Для общего развития, так сказать, – Сергей улыбнулся. А теперь, если вы не против, я вернусь к своим обязанностям.
– Ага, дай ему между глаз и выкинь отсюда, как умеешь: одной рукой за пояс, второй за шкварник, – совершенно беззлобно раздалось из помещения для охраны. Из дверного проема показалось улыбающееся лицо сменщика. Лицо немного кавказской наружности, но дружелюбное и располагающее к себе.
– Я т-те щас дам меж глаз, будешь летать как теннисный мячик, – не оборачиваясь отозвался Сергей Витальевич. По его лицу было видно, что это у них двоих постоянно такие мелкие препирательства. Беззлобные, профессиональные шутки.
– У-у-у-у, – протянул второй, – ты только обещаешь, а как до дела, так сразу «у меня голова болит», – скорчив жалостливую физиономию, продолжал он. Юра чуть не прыснул от этой рожицы. Сергей уловил попытки Юрия сдержать смех, и сам улыбнулся во всю ширину лица, но со спины был абсолютно невозмутимым. – ты только и горазд говорить. Слова, слова, а поцеловать?
– Достань шокер и поцелуй, – посоветовал Сергей. – Такой страстный поцелуй никогда не забудешь, а вдруг еще и понравится. И жениться расхочется.
– На тебе, что ли? Нет, ты не в моем вкусе.
– А кто только что тут чуть ли не сцену ревности устроил? – Сергей обернулся. – Молился ли ты на ночь, Степанян?
Второй охранник расхохотался и пропал из зоны видимости. Сергей хрюкнул и почесал щеку тыльной стороной пальцев. Легкая щетина чуть поскрипывала под могучими пальцами ладони, широкой, как лопата. Для своего роста Сергей Витальевич был, что называется, полноват, но по его движениям угадывалось, что это не жир, и в нужный момент он распрямится и как пружина вылетит вперед.
Юра еще несколько секунд молча повосхищался Сергеем Витальевичем, после чего пожелал ему успехов и спокойного рабочего дня, на что охранник отозвался «Спокойной? А делать-то тогда чего?», на что Степанян предложил разучить несколько сцен из Шекспира и устраивать небоьшие театральные представления для всех желающих. Сергей закрыл лицо ладонями и мелко затрясся в беззвучном смехе. Наверное, представил себе своего напарника в роли Джульетты, или как он с пистолетом будет вести беседу, как с черепом самый известный герой Уильяма Шекспира.
Здание Юра покидал улыбаясь.
Жара снова ударила, на этот раз со всех сторон. Только оказавшись на улице, Юра понял, как внутри было хорошо, прохладно, и как там легко дышалось. Дрожащий воздух затруднял дыхание, светило нещадно обжигало всех, до кого могло дотянуться, а при полном отсутствии облаком это было гораздо проще, нежели при их участии. Небосвод был голубым, каким его обычно именуют и какой цвет воспевают поэты, когда пишут о небосводе. Только чем ближе к горизонту, тем больше в голубом проступал серый цвет пыли, висящей над городом незримым туманом, мешающим нормально дышать и раздражающим нос. Почесав переносицу и негромко чихнув. Подтверждая свои мысли о том, что надо поскорее где-то прятаться от сорокаградусной жары, Юра неспешным шагом, чтоб не превратиться в сплошное пятно пота на ножках, двинулся к автобусной остановке. Душить себя в общественном транспорте не хотелось, но второе место, куда он собирался сегодня попробовать наняться, находилось весьма далеко, на другом конце города, и пешком идти туда было чистым самоубийством. Пусть ходить пешком умеренно полезно для здоровья, но погода не располагала к таким занятиям спортом, и дешевле было все же заплатить за проезд, чем потратить полтора-два часа на пешую прогулку по временно открывшемуся филиалу преисподней.
Этот выбор дался легко и просто, без каких-либо усилий или долгих раздумий, каковыми изобиловали последние полтора часа. Город торопил всех, но Юре спешить было некуда, и, незаметно для самого себя, показав неприличный жест в адрес требующего постоянного движения и спешки города, парень двинулся к остановке. Там он, спрятавшись от палящих лучей в тени, отбрасываемой знаком остановки, дожидался транспорта.
Автобус нужного номера прибыл через десять минут, и был практически пуст. Зная куда и как он будет ехать, Юра уселся на месте, которое гарантировало ему убежище от жаркого света, откинулся на спинку и уперся затылком в жесткий подголовник с ручкой для стоящих пассажиров, коих не намечалось на всем протяжении пути в северную часть города. Отбросив все мысли, каковые копошились в его голове, Юра прикрыл глаза и стал дремать, ни на секунду не ослабляя слух и врожденное чувство направления. Проспать свою остановку он не хотел, тем более что на обратном пути транспорт шел по другой улице. К чему делать лишний крюк?!
Поездка успехом не увенчалась, это Юра понял сразу, как только ему сказали дежурную фразу «мы вам позвоним». «Не позвоните», мысленно ответил он, но кивнул, вслух произнес не менее дежурное «спасибо» и покинул магазин по продаже мебели. В торговле Юра не понимал, но есть же обучение, на худой конец, самообучение. Однако менеджер по работе с клиентами, как она ни старалась быть дружелюбной при этой дикой жаре и не справляющимся с ней кондиционером, было видно, что она диктует заученные фразы, разбрасывая ответы Юрия по двум виртуальным полочкам «подходит» и «не подходит». Следя за глазами женщины в фирменной футболке сети магазинов «Тысяча интерьеров», парень заметил, что одни ответы сопровождались легкими движениями глазных яблок то вправо, то влево. У большинства людей, как правило, вправо означало «да». Глаза же этой женщины все чаще отстукивали направление влево. Вывод был очевиден. Как ни пытался Юра расположить собеседницу к себе, у него это не получалось. Позже, выйдя на улицу и подвергшись очередному огненному душу, он попробовал проанализировать свои ответы, и понял, что если его при его ответах не приняли, то вообще непонятно, кто же им подходит.
Хотя, быть может, Юра просто лицом не вышел. Может, и не красавец, не какой-нибудь Роберт Паттисон, или кто там сейчас идеал для девушек, но зато честный. Правда, в торговле честность – не лучшая политика. «Не обманешь не продашь», как умно было сказано в мультсериале про Гуфи.
Попытки заинтересовать в своей кандидатуре в набившем оскомину качестве охранника в магизме компьютерной техники также провалились, а отказ принять его грузчиком в транспортную компанию удивил Юрия до невозможности. Хорошее физическое развитие и отсутствие вредных привычек, таких как курение или алкоголизм, не дали ему возможности заполучить эту работу. Сдержав восклицание «Да кто же вам, в таком случае, подходит?!», Юра мысленно поблагодарил за честное и не отложенное на два-три дня «нет». Лучше сразу от ворот поворот, чем призрачная надежда на такое приятное и долгожданное «да».
Кратковременные работы надоели, и не давали доставочного заработка, чего уж там говорить о надежде на завтра и светлое будущее. Сегодняшний майский день не принес ничего, кроме неясных эмоций и разочарования. Юра стал ощущать себя ненужным никому. Поехать домой в Батайск и чуть ил не в ножки кланяться родителям он не желал. Сидеть на шее у родителей ему было противно, все-таки давно не маленький, и должен заботиться о себе сам. Да, родители были последней надеждой, но этот путь Юра закрыл шлагбаумами из металла и бетона, расставив мины и раскидав ежей. Он сможет, он победит, в конце концов, как он рассуждал, это его фильм, и он играет главную роль. Разве интересно смотреть ленту про неудачника, который ничего не может добиться? Нет, пусть за такой фильм можно было бы получить «оскар». И ведь получали!
Но решимость Юрия одолеть все и вся, преодолеть все преграды, вне зависимости от их размеров и степени несокрушимости, была так высока, что он не позволял себе расслабиться. Там, где нельзя пройти напрямик сквозь стену, надо применить военную хитрость. Ибо стену ведь можно просто обойти. Если это не Великая Китайская, но и по ней можно взобраться. Нудно время и острый ум, который высечет в отвесной стене ступени, или прорубит путь насквозь. Нужно думать. Всегда нужно думать. Стоит на секунду перестать, и со всех сторон навалятся проблемы и задачи, которые нужно решать быстро, с коими следует разбираться мгновенно, пока не завалило. А есть такие проблемы, которые можно решить, лишь когда твой разум набрал существенную скорость, когда раскочегариваться попросту нет времени.
Потратив на блуждания по городу почти весь день, Юра оказался у себя на районе в шесть часов вечера, когда солнце еще прожаривало поверхность планеты, но скрывшееся за зданиями, позволило выбраться во дворы молодым и нет людям. Чтобы спокойно посидеть одним, поиграть другим. Группа молодых ребят, еще школьников, сидела на скамейке прямо под окнами квартиры Юры, и они время от времени пускали по кругу двухлитровую пластиковую бутылку пива, чуть не выскальзывающую из рук. Нашли в холодильнике ближайшего магазинчика самую холодную, чему не могли нарадоваться. Неподалеку, изредка осуждающе оглядываясь на молодежь, старички играли в домино, негромко постукивая костями о доску, положенную на несколько пустых ящиков. На соседней скамейке сидела группа поколоритней. Там люди от восемнадцати до сорока пяти-пятидесяти за специально сделанными для тех целей столами, играли в шахматы и карты. Периодически трещали зажигалки и воздух наполнялся никотиновым туманом.
Юрия это радовало. Связь поколений не исчезает, и когда они старики уйдут в иной мир, их место займут другие, которые своей неспешной игрой, дымом и редкими но меткими ругательствами, создавали удивительную атмосферу спокойствия, такую домашнюю и приятную. Пройдя мимо всей этой компании и не заметив никого из друзей или знакомых, он просто приветственно помахал им рукой. Те, кто заметили это, помахали в ответ и предложили сесть и посидеть с ними. Юра, улыбнувшись, оттолкнул воздух от себя ладонями, деликатно отказываясь. Те только пожали плечами и вернулись к игре, чтоб встретить шах белому королю хитросплетением идиоматических выражений и репликами «так его по наглой морде!»
Приложив магнитный ключ к домофону и дождавшись срабатывания механизма, Юра потянул на себя тяжелую дверь, проникая в сумрачный подъезд, недавно переживший капитальный ремонт и отчаянно страдающий от этого, отыгрываясь за надругательство над собой на жильцах, сшибая запахом новой краски и царапая глаза унылой чистотой стен без каких-либо признаков информативности о жильцах или разных непонятных «косых» и «бобрах».
Хотя лампочку у входа кто-то все же выкрутил. Мелочь, и хулиганство, но от этого стало приятно, еще более по-домашнему. Но все же хулиганство.
Поднявшись на третий этаж своего дома и открыв дверь своей однокомнатной квартиры, в которой ремонт прошел полгода назад, предыдущим жильцом, Юра тяжело вздохнул, в печали склонив голову. Еще один день на смарку, еще одни сутки безрезультатных поисков. Обратно в армию не хотелось, отданных ей трех лет было более чем достаточно, тем более что там же остался здоровый кусок его души, размазанный по земле и броне когда-то родной техники, вместе с душами и телами сослуживцев.
Страшно захотелось выпить. Печаль не приходит одна, и грусть от поисков без итога позвала к себе подругу, которой были ведомы настоящие ужас и боль. Пить было плохой идеей, но рука будто сама открыла холодильник и достала бутылку пива. Сев в кресло, повернутое так, чтобы свет бил в спину, Юра свернул крышку и сделал несколько глотков. Поразительно, как при его грузе опыта и приключившегося с ним, он еще не спился, как это неоднократно происходило на его глазах со знакомыми и незнакомыми людьми. Воля была против, и, поддавшись ей, он никогда не возводил спиртное в ранг божества и единственного способа решить проблему, убежав от нее на несколько минут, а то и часов. Юра помнил, что сказал ему один друг, что выпивка это не просто жидкость, радующая тебя или погружающая в уныние, это лишь увеличительное стекло. Пей, когда тебе хорошо, и будет еще лучше. Если тебе плохо, то от алкоголя станет еще хуже. В нынешнем положении Юра не мог сказать, что он пьет для повышения степени радости, коей не было и в помине. Очень хотелось просто выпить, причин для того не было, во всяком случае, Юра их не видел, и он просто повиновался порыву, который сделал выбор его рукой в обход разума и логики.
Темнота сгущалась, на улице загорались фонари, как всегда, через один, а то и через два. Через не зашторенное окно в комнату проникали тени веток деревьев, блуждали по стенам и предметам скудного интерьера. Они скребли своими силуэтами по комнате, но Юре было все равно. Он этого не замечал раньше, и не замечал ныне. Его грудь мерно вздымалась и опадала. Ноги, расположившиеся на рюкзаке с армейскими вещами, были неподвижны. Пальцы не шевелились, колени не подрагивали. В комнате было тихо, только одиноко жужжал комар под потолком. Мобильный телефон молчал, беззвучно отсчитывая на экранчике время. Недопитая бутылка пива с закрученной крышкой лежала на полу, жидкость в ней давно была в покое, не покачивалась, не отбрасывая бликов от света лунного серпа, заглянувшего в комнату и не нашедшего ничего, на что стоило бы посмотреть, кроме парня, полулежавшего в кресле, недвижимого. Спящего.
На улице гавкали собаки, кошки не мяукали, спокойно спящие в подвалах в прохладной тени, куда солнце не приникало целый день. Сверчки тихонько играли на своих скрипках, часто-часто чирикая. Мамы с детьми давно ушил домой. Из людей на улице оставалась только компания подростков, что-то печально, но с душой, играя на гитаре. Что-то из Егора Летова.
Еще один день закончился, на шаг приближая смерть. Но когда спишь, не думаешь о смерти. И даже когда она снится, когда во сне творится бесчинство войны, когда все гибнут, и ты погибаешь последним, не чувствуя боли. Просыпаешься ты мгновенно, от испуга. Хотя пугаться стоит не того, что приснилось, а того, что проснулся.
Сон, спаситель, избавитель, не отпускай меня. Обними меня, не отпускай.
* * *
Спустя четыре дня, утром, мобильный разразился писком, заставляя своего хозяина разлепить веки. Нехотя просыпаясь Юра протяжно зевнул во всю ширину рта и потянулся ,как кот, о чем тут же пожалел. Левую икру свела судорога, пронзив все тело нарастающей и предсказуемой но не отменяемой никакими усилиями болью. Растирая ногу, Юра посмотрел на экран телефона, чтоб узнать который час, но первым, что он увидел, были не цифры часов в верхнем левом углу «нокии», а изображение трясущегося колокольчика и незнакомый номер. Слабыми, еще сонными, пальцами он взял телефон и тут же уронил на простыню, которой укрывался в эту жару. По ночам отметка на термометре не падала ниже тридцати двух, что навевало мысли о сне вообще без покрывала, а то и голышом, но назойливый комар, умевший прятаться незнамо где, не давал спокойно спать. Вторая простыня, как одеяло, решала эту проблему. Пока из-под нее не показывался незащищенный участок кожи, на кой тут же пикировал из своего убежища комар, нареченный Юрой «Месершмит». Юра даже нарисовал картинку комара в виде немецкого аса с кучей наград, медалей, орденов, крестов, в эполетах и аксельбантах. Зашедший в гости сосед, увидевший это изображение, хохотал минут десять, пытаясь сквозь смех, слезы и судорожные всхлипы – попытки все же вдохнуть немного воздуха, – сказать, что у Юры определенно талант смешить и веселить. Сосед даже предлагал Юре пойти в ростовский Камеди-клаб, или команду КВН, но получил мягкий отказ. Сосед, кое-как высмеявшись, попросил не забывать об этом предложении, и удалился, чтоб всем рассказать о даре художника-карикатуриста, живущего в этом подъезде.
С тех пор у него в квартире побывало много народу. Включая несколько весьма привлекательных девушек, с которыми Юра очень приятно провел время, за беседами и не только.
Телефон пищал и вибрировал, требуя внимания. Юра, оторвавшись наконец от болящей ноги, нажал зеленую кнопку и включил громкоговоритель. Спросонья можно было что-то не расслышать, или уснуть снова, недослушав. Хотя незнакомый номер Юрия не вдохновлял на долгий разговор за жизнь.
– Да, – по привычке, вместо надоевшего всеми употребляемого «алло» поприветствовал кого-то на другом конце луча Юра. Его голос был тих и вымучен, словно он за ночь забыл, как говорить.
– Юрий Николаевич Сковроцов? – голос был мужским и командного типа, что чуть привело Юрия в тонус. Все же три года «войны» накладывают отпечаток.
– Так точно, – нелепо сев, собрав ноги как при стойке «смирно», и расслабив верхнюю часть тела, ответил Юра. Ответил бодро, как хорошо смазанный и ухоженный автомат Калашникова отзывается на резкое и сильное нажатие спускового крючка. – А кто это?
– Юрий Николаевич – это вы, – подсказал голос, с проскочившей в нем искрой веселости.
– Да что вы говорите?! А я думал я – рыба! – воскликнул Юра, потирая глаза, разгоняя сонливость. Пожевав губу и прислушиваясь к дыханию в трубке, Юра раздумывал, как перефразировать вопрос, чтоб незнакомец не потешался над ним. – С кем я говорю? Номер ваш я не знаю. Кто вы и чего от меня хотите?
– Юрий Николаевич, – голос вновь стал серьезным. Он слегка хрипел, самую малость, – как меня зовут не важно, но если вам все же это необходимо…
– Да, потрудитесь, если вас это не перенапряжет, и я буду вам очень за это обязан, – Юра оперся локтем о колено согнутой ноги и уткнулся в кулак подбородком. Разговор получался глупым, и сильно смахивал на розыгрыш. И не важно, что шутники, как правило, занимаются своими безобразиями вечером, когда люди уставшие и не успевают адекватно оценивать то, что им говорят. Утром шутники спят, и спят подольше, довольные проведенными накануне вечером розыгрышами.
– Меня зовут Геннадий, фамилия будет лишняя, она вам все равно ничего не скажет, во всяком случае, – привел допущение голос, – пока что не скажет, а там как карта ляжет, – Юра прикрыл глаза, и моментально представил себе зеленого крокодила с трубкой в зубах, говорящего по телефону ни свет ни заря с еще не до конца проснувшимся человеком. Улыбка на лице проступила тоже сама. – Я звоню вам по поручению руководства отдела по работе с персоналом корпорации «Ви-О Интернешнл».
Правая бровь Юрия поползла вверх. Обещали в течение недели, но вот, звонят раньше. Отказ, или радостное известие о том, что он принят? Сонливость испарилась, молодой человек сел на кровати, спустив ноги на пол, нащупывая теперь пальцами тапочки. За последние четыре дня он постели еще пять мест потенциальной работы, с, увы, ожидаемым отрицательным результатом. Пиво в холодильнике он больше не трогал, хотя употреблял его, играя в шахматы с дворовыми знакомыми, которых раньше он и знать не знал, а теперь они были знакомы, и его даже пригласили на шашлыки на двенадцатое июня. Кто пригласил, Юра не вспомнил, да и зачем, если он это записал имя, телефон, даже адрес и нацарапал в блокнотике рожицу предложившего весело провести время.
– Я вас внимательно слушаю, – отозвался Юра, найдя один тапочек и, скривившись, вынужденный залезьт за вторым под кровать. И кто его туда запульнул? Не комар же на нем по ночам катается. Хотя этот «боец люфтваффе», наверное, даже краской мажется, выходя на цель. Надо будет нарисовать еще пару карикатур, а то и отправить их куда-нибудь, пусть все порадуются, а не только соседи.
– Не сомневаюсь, – хмыкнули в трубке. Да кем себя возомнил этот Гена?! – Я звоню вам по распоряжению, чтобы сообщить о том, что ваша кандидатура рассмотрена всеми необходимыми инстанциями…
Юра, свернув губы трубочкой, мысленно грязно выругался в адрес этой витиеватости и его источника, сжимающего где-то в том стеклянном здании в руке трубку, наверняка черного цвета. «Ближе к телу, поэт недоделанный», подгонял Юра собеседника в своих мыслях.
– …и звоню вам, чтоб сообщить, что ваша кандидатура одобрена.
От радости, нахлынувшей мгновенно, смывшей плохой настрой, заранее собранный и приготовленный, чтоб опечалиться, Юра стукнулся обо что-то головой. Скорее всего, это бы столик возле кровати. Юра зашипел сквозь зубы от боли. Но нет худо без добра: первое, на что упал его взор после этого удара, был искомый тапочек, смотревший на него бусинками-глазами серого то ли кролика, то ли зайца, то ли лопоухой мыши. Тапочки были куплены спонтанно. Пройдя еще несколько шагов мимо платки на рынке, Юра повел плечами и вернулся, понимая, что не купить их уже просто не может.
– У вас там все в порядке? – осведомился Геннадий. – Я слышал какой-то странный звук…
– Звук как звук, – поджав нижнюю губу, ответил Юра. Нахлынули воспоминания, и цитата вылетела из его рта машинально.– Это я, Зинзиля, галавой стукнулся.
– Пф! – из динамика прыснули и засмеялись. Гена не был обделен чувством юмора. Еще бы ему ампутировать орган красноречия. Мог же сразу сказать главное, но понадобилось витать вокруг да около. Что они там, у себя, все до единого по бумажке читают?! – Да, мультфильм замечательный, таких уже не делают. Но мы отвлеклись, – свойский тон сменился официально-деловым. – Вы приняты, и в ближайшие пять дней вам нужно пройти медицинское обследование в ближайшей к вам поликлинике. Что и как надо делать, вам не надо объяснять, – Юра кивнул. – Сделав их все, приходите к нам, в двести второй кабинет. У нас там медпункт. Сдаете там все бумаги на руки нашей медсестре Анне. Ее трудно с кем-то спутать, вы поймете, кому все отдать. Затем, подождав немного, получите от нее бумаги. С ними отправитесь в двести двадцать седьмой… вы запомните?
– Я записываю, – уточнил Юра, зажав плечом и щекой «кирпич» трубки и черкая карандашом на самоклейке.
– Тем лучше! Итак, отдаете полученные в медпункте бумаги в двести двадцать седьмом, затем Ирина Сергеевна, или кто там будет сидеть, направит вас дальше. Прибыв на место, вы автоматически заступаете на работу на испытательный срок в распоряжение того, кого вам укажут. Дальнейшая ваша работа будет зависеть от вас, от ваших успехов и того впечатления, которые вы произведете на вашего временного прямого начальника. Приносить результаты обследования лучше всего рано утром, когда еще хоть немного прохладно, – на том конце луча, судя по звуку, выдохнули горячий воздух. Жарко. Еще бы нет! Вот было бы удивительно! – С того дня вы станете частью корпорации «Ви-О». По всем вопросам сможете обращаться к временному начальнику, только не стоит доставать вопросами, пока он вас не ударит стулом…
– А что, были случаи? – перебил Геннадия парень.
– Ну, нет, так ведь и не хочется, чтоб они были. Умеренное, неназойливое любопытство мало кому вредит.
– Трудно не согласиться, – кивнул Юра, напяливая тапочек.
– Вот-вот. Итак, в вашем распоряжении есть четыре дня. Четыре рабочих дня, исключая воскресенье. Да, – тут же ответил на вопрос, который Юра, честно говоря, и не собирался задавать, – суббота у нас не у всех выходной. Однако тот факт, что он оплачивается, вряд ли вызывает у этих некоторых, шестидневных, возмущение.
Юра мысленно согласился. Пусть даже не сверхурочные, но ведь оплачиваются. Это есть большой и жирный плюс. Конечно, этот плюс зависит от характера работы, но за дополнительную плату стоит поработать.
– Что ж, – вздохнула трубка, – я, кажется, сказал все, что было нужно, и что был должен. Есть ли у вас какие-то вопросы, Юрий Николаевич?
– Да-а-а, – протянул Юра, зачем-то оглядываясь, что-то ища, но не помня, что он хотел найти, – нет, вопросов нет, все доступно и понятно.
– Это хорошо, – немного обрадовался Геннадий. – Стало быть, желаю вам удачи, и поздравляю, как бы заранее, с поступлением на работу. Вы ведь не отказываетесь, нет? А то вдруг вы уже куда-то…
– Нет-нет, – быстро выпалил Юрий. – Я в этом отношении пока совершенно свободен. Благодарю за поздравления.
– Не за что. До свидания, – и отключился, не дав Юре ответить дежурным тем же.
Несколько секунд Юра не убирал от уха трубку. Радость, омраченная ударом головой, поутихла, приняв облик удовлетворения и удовольствия оттого, что не все напрасно, и что наконец-то ему повезло. А какой-то момент Юра даже боялся, боялся и надеялся, что на том конце засмеются и какой-нибудь сосед, не в меру веселый, осведомленный о том, что Юрий попытался получить работу в крупной компании, просто над ним решил подшутить. Ну да, о его попытках подчиниться случаю, принявшему вещественный облик в виде прямоугольного кусочка пластика, покрытого краской, мало кто не знал, во всяком случае из дворовых, с которыми за последние несколько дней Юра сдружился, пил пиво, играл, шутил, даже что-то пел. При попытке вспомнить что именно, память отказывалась лезть в такие дебри. Не стоит исключать, что блок поставила совесть, особенно если ему приспичило исполнить «Камаринскую» в оригинале, где приличных слов практически нет. Узнав сей факт в программе «Своя игра», Юра потратил несколько месяцев, чтоб найти этот текст. в интернете, по каким-то причинам, его не оказалось. В интернете, где все пути ведут на порносайты, и общедоступны такие вещи как «Поваренная книга анархиста» и «Майн кампф». Последний текст Юра тоже хотел найти и почитать, для общего развития, а также после просмотра фильма «Американская история Х». Но друзья, где-то слышавшие, что за оборотом этой книги, запрещенной в русском сегменте интернета следят спецслужбы и каждый, кто ввел в строке поиска это название, попадает под колпак, как потенциальный фашист. Верить или не верить? Даже если не верить, стоит ли рисковать? Юра рассудил, со свойственной ему логикой, что не стоит.
Положив мобильник на столик, Юра обхватил голову руками. У него есть четыре рабочих дня, то есть, сейчас два и еще два на следующей неделе. Медлить не стоило, и не только потому, что от скорости и расторопности самого парня зависит начало карьеры, но и потому, что это мог быть еще один тест, еще одно испытание. Если будет тянуть, значит, не очень нуждается или не очень заинтересован. И то и другое по отношению к Юре было неверно, по сему он скинул тапочки и стал натягивать носки. Часы на мобильном показывали начало десятого. До десяти он в поликлинику успеет, определенно. Но медлить не стоит, напомнил он себе. Одев носки, впрыгнув в джинсы, Юра уже готов был схватить футболку, но воспоминание о том, что ночи жаркие, заставили его скорректировать свои планы на от десяти до пятнадцати минут. Скинув джинсы и носки, а потом и трусы, он, в чем мать породила на свет, помчался в душ. Намылив голову шампунем, он, поставляя то один бок, то другой, лихорадочно чистил зубы, решив сэкономить минуту. Скорости это, не прибавило, но вышел он из ванной быстрее, чем предполагал. Причиной послужил отказ побриться, из расчета на то, что при охватившем его волнении, кое он все-таки признал, прибудет он в поликлинику весь изрезанный. И не важно, что таковым образом он ускорит процесс взятия проб крови на анализ, все равно выглядеть будет некрасиво. Красиво выглядеть он не собирался. Но и как чучело выглядеть тоже не хотелось.
Вспомнив об анализах крови, Юра застыл, размышляя. Освободившееся время, сэкономленное на бритье, предстояло потратить на еще кое-какую подготовку к анализам.
Поликлиника раскинулась, если так можно это сказать, в двадцати минутах ходьбы, преодоленные Юрием за десять. Впрочем, прибежав, он понял, вернее, вспомнил, что поликлиника – это обитель бабушек. Причем именно бабушек, ибо концентрация стариков мужского пола в таких заведениях отчего-то невысока. Либо у них все в порядке со здоровьем, либо лечатся спиртовым методом.
А может быть так, что просто мало доживает до преклонного возраста, что неудивительно. Средняя продолжительность жизни женщин, опять-таки, в среднем, выше лет на пятнадцать-двадцать. Так что прекрасная половина человечества давно уже не половина, пускай и далеко не вся – прекрасная. Хотя в старости что-то есть. Наверное. Правда, Юра когда-то мечтал, что никогда не состарится, и умрет молодым. Со временем пришло понимание, что это возможно, и что это даже элементарно достигается, но отсекает от двадцати до неизвестно скольки лет жизни. Расточительство.
На первом этаже брали кровь из вены, терапевт. На втором расположились общий анализ крови, приемная для баночек и коробков, а также рентген. Флюорография была в другом здании, кардиография находилась неизвестно где, но на то и есть окно справочной. Хотя и туда стояла массивная очередь. Старушки что-то обсуждали вполголоса, и нот политики или сериалов в их беседах не было. Вряд ли они ходят сюда, чтоб обсуждать свои болячки, на то у них есть дворы и телефонные аппараты. Поняв ,что здесь ловить нечего, Юра двинулся по зданию к тем местам, путь куда он знал и так. Постояв и подождав около пятнадцати минут, пока наконец-то соизволят открыть окошко приема анализов, Юра с быстротой молнии оказался у него, чтоб поймать в спину слова о том, что молодежь распоясалась, и не соблюдает очередность. Юра повернул голову, и подавил в себе желание сказать, что не стоит занимать очередь куда-то в другом конце коридора. Причин тому было много, из которых такие, как высочайшая вероятность выслушать в свой адрес массу нелицеприятного, и наплевательское отношение к логике и здравому смыслу были далеко не на первом месте. Поэтому Юра просто промолчал. Он здесь не для того, чтобы с кем-то ругаться, а для того, чтобы сделать свое дело. Расправившись с емкостями с мочой и калом, он застолбил место в очереди на «кровь из пальца», которая готовилась наступить через полчаса, и будет очень хорошо, если прием крови не закончится прямо на его очереди, как уже бывало.
Флюорография отчего-то находилась в соседнем здании, до которого было около шестидесяти метров, да еще и в подвале. Но это, во-первых, было везде так, где бывал по медицинским вопросам парень, а во-вторых, после увлекательного путешествия по второму этажу здания «Ви-О» и поразительному творческому решению раздающих номера, Юру это уже и не удивляло вовсе. Очередь была, но на женскую сторону, из мужской составляющей мира Юрий был единственным, благодаря чему услышать незабвенное «Н-н-не дыша-ать» он смог буквально через три минуты.
Забег по медучреждению занял два с половиной часа, из которых Юра сделал полностью лишь треть всего необходимого. Оставшаяся треть могла быть исполнена лишь на следующей неделе. Флюорография была сделана почти мгновенно, что приятно удивило и обрадовало, немного скрасив горечь невозможности сегодня же со всем разобраться.
Пропитанный неизменным больничным запахом, Юрий, все же, ел домой походкой победителя, слегка улыбаясь, как утром улыбнулась ему леди Удача. В этом мире еще оставалось что-то, что не толкает на путь самоубийства, бесконечная череда неудач и провалов близилась к концу, и ничто уже не могло испортить настроение Юре. Так он считал.
На часах было едва за час, когда Юра оказался у себя во дворе. Он сел ан скамейку и задумался на тему, что же делать теперь. Продолжение сериала о борьбе с травматизмом должно было быть показано в понедельник. Два дня ничегонеделания грозились утомить до невозможности. Куда-то поехать не было вариантов, пересечься с друзьями и погулять с ними тоже. Сидеть в библиотеках Юра физически не мог, хотя когда он там находился по разного рода причинам, вел себя тихо, как и положено. Но читать он предпочитал дома, на кровати, лежа на мягком. А еще хорошо жевать что-нибудь вкусное. В кинотеатрах, при ближайшем рассмотрении, тоже ничего интересного не было. Оставалось разве что сходить на левый берег и немного искупаться. Не худший вариант из всех. Пускай злые языки клевещут, или даже глаголят истину, что вода в реке давно уже не вода, и что она опасна для жизни. В такую жару нет ничего лучше, чем как следует поплавать и порезвиться в воде.
Желательно в тишине, уединении. С девушкой.
Юра задумчиво втянул губы в рот. С девушками у него как-то не складывалось. Почему-то он не мог проникнуться ни к одной чувствами крепче и горячее первоклассной дружбы. Возможно, просто не появилась на его пути та, единственная, которая станет его судьбой. Из соседок даже приблизительно на этот образ никто не походил, хотя были красивые и милые, но не такие, чтобы влюбиться и жениться. О женитьбе Юра даже не задумывался, считая, что ему еще рано. Решил, так решил. Никто не имеет права решать за других.
Но и сидеть сиднем во дворе, когда воздух вибрирует от палящих лучей солнца, не было верным решением. Пожав плечами и покачавшись на скамейке, Юра все же встал и направился к двери в подъезд. Может, что-то показывают по телевизору, или перечитать одну из любимых книжек.
И тут его ждал еще один сюрприз, не такой радующий, как утренний звонок, но греющий душу. Привычно стукнув костяшками пальцев по почтовому ящику, Юра засек не привычный звук пустоты. Звук изменился. Рука нырнула в карман джинсов и извлекла оттуда ключ от почтового ящика, который Юра держал отдельно, поскольку пользовался им крайне редко, а конфигурации он был такой, что, нося его со связкой остальных ключей, все время кололся об него бедром, а однажды даже распорол себе палец, сунув руки в карманы.
Два оборота, и ящик отворился. Внутри лежало письмо, умеренно пухлое. На бомбу не похоже, на пакет сибирской язвы тоже, на просвет череп и кости не видны. Успокоившись, считая, что в очередной раз мировой терроризм доказал, что боится его, Юра прочел имя отправителя. Глаза загорелись.
Распечатал он конверт уже у себя, закрыв дверь. Письмо пришло от сослуживца, с которым они прошли в прямом смысле огонь, воду, и не медные, а канализационные, но трубы. Толщина конверта едва не делала письмо бандеролью, но чуть-чуть не дотягивала до переходного веса. Но тому, кто знал Шаповалова Витальку, это не было удивительно. Почерк сержанта был такой, что он мог по букве писать ан одну страницу тетради.
В письме также нашлось место фотографии.
Виталий возмущался, что Юру как-то стало очень трудно найти, и что он, скотина и подлец, не пишет своим друзьям-товарищам, но друзья-товарищи за это на него не в обиде. Дежурные расспросы о делах и здоровье заняли два предложения из двух слов каждое. В отношении стандартных и принятых к расспросам вещей Виталий всегда был противником. Потом началось описание последних событий из жизни Виталика. Он чуть не женился, загремел в отеделние милиции за драку на улице, хотя сам просто смотрел. Юра усмехнулся. Чтоб Виталий стоял и просто смотрел ан драку – да ни за что. Помимо этих вещей, Виталий устроился на завод «Ростсельмаш», и понемногу собирал тракторы и танки. Юра усмехнулся еще раз. Мечтой жизни Виталия был танк, личный, причем собранный своими руками и, желательно, неуязвимый. Прошлой осенью ездил на черное море, вернулся белым, очень ругался и хотел жаловаться. Но куда и кому, если вместо купания в морской пучине он сидел в баре или играл на бильярде. Страсть к катанию шаров у него была как жизненно-важный орган. Бильярд, боулинг, футбол, баскетбол – все, где надо толкать или пинать сферическую поверхность, было ему интересно. Офицеры, в свое время, грозили ему неимоверным числом выговоров, суток гауптвахты, один раз даже обещали публично расстрелять. Но никто не мог с ним ничего сделать, играл на бильярде Виталий виртуозно, время от времени хитро закручивая шары, а когда он исполнил трюк с прыжком битка и попал не в лысину майора, а куда надо было, его даже отлупить забыли.
В конце письма Виталий предлагал собраться, всем шестерым. Юра моментально погрустнел. Из той мясорубки из его людей вышло всего шестеро. Накануне его взвод заказал мастерам слесарям серию колец, чтобы еще сильнее сплотить боевое подразделение, превратить дружбу в вещь, которая подтверждала бы, что эти люди не просто кто-то, а друзья, которые вцепятся в любого, кто обидит «своего». Идея была хорошей, все одобрили, никто не отказался. Кольца, вернее даже некие полуперстни, были готовы через два дня, и вся часть завидовала ребятам из сто сорок седьмого. Но никто не пошел по их стопам, считая, что копировать хорошую идею не стоит. Перед решающим, каковым он оказался, сражением, большинство парней из взвода спрятали свои перстни, чтоб не потерять в бою, а бой обещал быть нешуточным, все это знали. Но шестеро, включая Юрия, перстней не сняли, и пошли с ними в бой.
Назад вернулись только эти шестеро.
С того дня они надевали перстни каждый раз, когда намечалось сражение, и выходили из него. Помятыми, побитыми, порезанными, подстреленными, но всегда – живыми. Живыми до сих пор. Даже когда Юра шел тогда в эту корпорацию, на шнурке, на груди болтался его амулет, не кольцо и не перстень, но и так и так называемый его хозяином и знающим о этой вещице. Знающими, потому что сами с такими ходят.
Видимо, помогло, раз из этого сражения Юра вышел победителем.
Предложение встретиться Юра одобрил, тем более что с момента окончания службы полгода назад он ни разу не видел эти сумасшедшие физиономии, с которыми он готов был хоть сейчас идти в любое пекло. Судя по фотографии в письме, на предложение о встрече еще не ответил только Юрий, ибо на этой, совсем свежей, судя по дате в нижнем правом углу, фотографии, были они все. Все впятером. Все одеты кто во что, но у каждого на пальце кольцо-перстень. На среднем. И по своему обычаю они показывали разным опасностям, что они о них думают. Иными словами, с фотографии на Юру смотрело пять оскаленных в боевом рыке рож, одна даже перемазанная грязью, и пять средних пальцев. Другой рукой все впятером стучали по локтевому сгибу. Как дети, неподражаемы и сама непосредственность.
Посмеявшись, и вспомнив помимо плохого массу хороших моментов их совместной службы, Юра уселся за кухонным, он же рабочий, столом, и начал сочинять ответ.
* * *
Во вторник Юра, одевшись в самое приличное, что нашел у себя в гардеробе, то есть в черные джинсы и белую шведку, снова вошел в здание из темно-синего стекла. Охранник был другой, так что процедуру получения пропуска пришлось повторить. Новая неделя не принесла никаких изменений в работе муравейника. Все снова куда-то шли, быстрым шагом, не замечая новичка. Им не было известно, что спустя несколько минут, максимум час, он вольется в их поток и станет таким же, как они, просто пока на испытательном сроке. Приосанившись, Юра почесал ногтями папку, в которой принес все нужные документы и результаты медосмотра. Охранник никуда не спешил, и Юра унимал свое нетерпение как мог. Еще немного, и он займется делом.
Вот только каким?
Не важно, дело ему найдут. Без работы в филиале большой корпорации он точно не останется. Даже если будет мыть полы и приносить кофе, это не повод стыдиться, если за это будут стабильно платить. А платить обещали не только стабильно, но и от всей души, щедро. Даже если цифры, произнесенные Ириной Степанцевой, завышены, сейчас Юра был согласен и да восемь, и на семь тысяч в месяц. После завершения испытательного срока оклад возрастет, и тогда можно будет уже подумать о том, чтобы порадоваться жизни.
Пропуск, вложенный в паспорт, перешел из рук в руки, и Юра, кивнув охраннику, отправился на второй этаж, в медпункт. «Двести второй, Анна», повторял тихонько Юра, поднимаясь по лестнице. Оглядываясь, он приметил, что формы, общей и единой формы одежды для служащих, словно и не было. Так что в своих джинсах он не выделялся среди денди во фраках и с жабо.
Во второй раз подъем был легок и непринужден, словно Юра порхал над ступенями. Он вел себя так, словно влюбился без памяти. Оказавшись ан втором этаже, Юра развернулся к лифтам лицом он свернул налево и сразу увидел кабинет номер двести ровно. Ориентация в пространстве, вызванная непривычным дизайнерским решением, врезалась в память ввиду своей необычности, и вела Юрия. Нуный ему кабинет он бы не спутал, даже если бы номерок отвинтили корпоративные барабашки, ибо красный крест он и есть красный крест. В вертикальной черте привычно расположился силуэт змеи, плюющей в рюмку. Проглотив свою слюну, Юра постучался и вошел, не дожидаясь приглашения.
Медпункт за этой дверью только начинался. Вдаль шел недлинный коридор с серией дверей.
– Ну, и где здесь искать Анну? – почесывая затылок папкой, вопрошал Юра в пустоту. Фамилию ему не сказали, а искать табличку на двери с подписью «Анна сидит здесь!» было в духе низкопробной комедии. Пройдя по коридору и рассматривая таблички, он понял, что такую, какую он себе представил, и не найдет. Ни на одой не было фамилии. Хотя была дверь, обозначенная как «Заведующий медотделом». Половая принадлежность заведующего не была указана, но врач он и женщина – врач. Такой сексизм.
Приникнув ухом к двери. Юра услышал постукивание по дереву. Кто-то внутри был, и у этого кого-то не было занятия, либо занятие и состояло в постукивании по дереву. Внеся в тихий перестук порцию стука погромче, но в унисон, Юра отошел от двери на полшага.
– Войдите, кто там?
– …, – Юра едва не ляпнул «я». – Э, здравствуйте?
– С дверью поздоровались, молодчина, а теперь можно и зайти.
– Хорошо, – удивленно ответил Юра, открывая дверь. У полной женщины в ослепительно белом халате было своеобразное чувство юмора, потому что когда Юра вошел, она заметила, чтоб, уходя, он не забыл сказать «до свидания» и двери. Интересно, как это выглядело со стороны врача-психиатра?
Или все-таки психолога?
– Я вас слушаю, – будто глядя сквозь парня, произнесла женщина, сложив руки на столе как ученица первого класса.
– Я… меня зовут Юрий Скворцов, – как ни приказывал себе не волноваться, Юра отчего-то не мог совладать с нервами.
– А меня, как ни странно нет, – флегматично ответила женщина, постукивая по одной руке пальцами второй, с ногтями, покрашенными в странный желтый цвет. – Но это, увы, вас не интересует, не так ли? Или да?
– Я… простите, – замешкался Юра, – я, пожалуй, не туда попал, или туда, но в неподходящее время.
– Мда, – вздохнула женщина, скучающим взглядом окинув молодого человека, – чувство юмора отсутствует. Либо сломлено, – тут же оговорилась она. – Почему-то никто из новых работников не желает входит в игру, а было бы весело, – мечтательно протянула она. – Что там у вас?
– То же, что у всех, – пожал плечами Юра. Игра так игра. – Так сказать, родословная моего организма.
– Непопулярное чтиво, – усмехнулась женщина, изучая протянутые документы. Перелистывала она их, каждый раз послюнявив палец, широким жестом, размашисто. Высунув кончик языка, она быстро смачивала подушечку и спустя мгновение пробегала взглядом заключение того или иного врача. Юра послушно стоял, ворочая одними глазами осматривая кабинет. Боже, сколько их таки, и везде однотипные, и везде одинаково пахнет. Должно быть, когда где-то собираются устраивать медпункт, первым делом завозят запах. – Ну что я могу сказать, дела ваши неплохи, если повезет, проживете лет до семидесяти, а там как повезет, лишь бы не было войны.
– Ваш оптимизм очень обнадеживает, – кивнул Юра. Игра игрой, но это уже переходило всякие границы. – А войны точно не будет?
– Со мной воевать не советую, у меня стратегические запасы медицинского спирта, и со мной лучше дружить, как со Швейцарией. Вот только у Швейцарии у тех есть сыр и часы, а у меня только спирт… но что лучше? Часы с сыром или стакан спирта? Как вы думаете, мужчина?
С момента начала разговора безумной медсестры, исполняющей роль Безумного шляпника, поскольку на ней была шапочка, и Юры, который изображал себя, прошло минуты три, не более, но градус сумасшествия был запредельным с самого начала. Но предел был еще далеко, потому что на столе у женщины стоял стакан, видимо для чая, на котором четко и ясно был виден рисунок черепа и скрещенных под ним костей. Геннадий был прав на все сто, и даже миллион процентов: Анну он не узнать не мог. Такой колоритной дамы-врача он не видел. И шутки у нее были не цинично-профессиональные, как у ранее встреченных на его жизненном пути докторов, а какие-то совершенно несусветные. Чувство юмора Юрия било тревогу и уже расчехляло белый флаг, ввиду встречи превосходящего по силе противника. Еще пять минут, и он готов был распрощаться со смехом до конца своих дней.
Но этого не произошло. Анна, неизвестно кто по фамилии, и тем более по отчеству, стала в мгновение ока серьезной. Из стопки листов на столе был извлечен один, на котором она стала писать резолюцию, или разрешение на работу, а может, заключение о душевном здоровье. Правильно ли сделал Юра, что хоть ненадолго ввязался в ее игру, или проявил слабость? Это была не та ситуация, в которой советский разведчик Исаев всех победил, сказав «тридцать три».
Пока Анна, а кто еще это мог быть, сочиняла документ, Юрий обратился к своим мыслям, и заметил, что постоянно видит кругом вызовы и проверки, тесты, испытания, часть которых он проваливал с завидным успехом. Даже прирожденный неудачник не смог бы так. Ловко и незаметно для самого себя.
Женщина завершила писательский труд, достала из ящика стола печать, подышала на нее и с силой, от которой на столе подпрыгнуло все, включая стакан для яда. Последний агрессивно зазвенел. Настоящая русская женщина, которая скачущим конем потушит горящую избу. А рубль не подарит, у такой попробуй отними.
– Милости просим ознакомится. Вопросы, жалобы, предложения? Руки и сердца не рассматриваются, и так полный мешок, – женщина была неугомонной, и шутки сыпались из нее потоком, способным смыть всех юмористов вместе взятых. При этом она оставалась невозмутимой, сказывались десятки, а то и сотни тренировок на новичках, вроде самого Юры. Юра принял бумагу и уже с приготовленным заранее испугом начал читать. При чтении первых же строчек он с облегчением выдохнул. Простое заключение, что, образно выражаясь, «податель сего физически и психически пригоден для работы». И подпись: «Целую, Аня». Пришлось поморгать, прежде чем печать приняла очертания не фиолетового отпечатка губ, а круглой печати.
– С первого по третий пункт ответ «нет», – выдохнул Юра, – последнее не предлагаю, самому нужно.
– И зачем оно тебе надо? Все равно лет пять только протянешь, а я собираю. Как фантики, в детстве, – фантики чего, Юра знать не знал и не хотел ни при каких обстоятельствах. Его попытки отшучиваться были слабы и немощны. Касаемо отведенных ему уже не полусотни лет, а всего пяти, Юра не стал уточнять, дабы не разбудить спящий вулкан острот. Оказаться залитым лавой специфического, рождающегося на месте юмора парень не хотел.
– Я… мне теперь в двести двадцать седьмой, с этим? – Юра пошелестел бумагой. И тут же задержал дыхание, страшась девятого вала про туалет. По крайней мере, он бы про туалет не преминул пошутить. Но это он, и то, если бы он был на ее месте. А на ее месте либо должны быть такие как она, либо на этой работе просто сходят с ума.
– Да, вы все правильно понимаете, коллега. Теперь, – с нажимом произнесла она, – коллега, потому что теперь, имея на руках эту бумагу, вы стали официально работником «Ви-О». Да, есть еще разные трудовые договоры, но это де ничто, по сравнению с заключением судмедэксперта, не так ли?
Уточнение о судебной экспертизе выбило из Юры любые желания пошутить, пытаться состязаться с остроумии с этой женщиной грозило нарушением работы головы. Поморгав, он кивнул Анне, сказал ей «до свидания», потом вышел из кабинета, закрыл дверь, попрощался с дверью и быстрым шагом направился прочь. Прежде чем он оказался в коридоре с четными дверями, до него донесся перезвон телефона и голос этой женщины, изрекшей: «Отделение функциональной неврологии, у аппарата доктор..,».
Доктор «какой» Юра не расслышал, и возблагодарил за это бога. А также отправил проклятия в адрес бесфамильного Геннадия.
Это такая традиция – издеваться над новенькими? «Дедовщина, трам-тарарам», как говорил его командир роты. На первый взгляд нормальная, даже очень солидная компания, а такие выкрутасы исполняет, что в цирк на клоунов пойдешь, чтоб поплакать.
До кабинета Ирины Степанцевой, красивой и вменяемой, что зачислялось на ее счет отдельным жирнейшим плюсом, Юра шел молча, глубоко дыша, выгоняя из легких этот больничный запах, и из головы память о разговоре с Анной. Спрашивать о ее нормальности у Ирины он не собирался, и даже поклялся себе в этом.
Как ни странно, и как ни печально, Ирины не было у себя, а вместо нее сидел мужчина средних лет, с зародившейся лысиной, четко видимой и различимой за десять шагов. Он то и дело вытирал шею носовым платком, изнывая от жары, хотя внутри было не так уж жарко. Пухлые пальцы изредка постукивали по клавиатуре. На столе уютно расположилась табличка «Семен Вольницкий».
Семен Вольницкий ждал ,казалось, именно Юру. Обрадовался он его появлению, как внезапной премии в размере годового оклада, приглашал сесть и подождать, через минуту обещал заняться молодым человеком. Но компьютерная грамотность у Семена была не на высоте. Устав сражаться с бесовской машиной, как он ее обругал, он все же обратил все сове внимание на Юрия, и попросил его отдать медицинское заключение. Двух секунд ему хватило, чтоб довольно крякнуть и протянуть Юре папку-скоросшиватель, в которой, отдельный файл для каждого листа, находился текст трудового договора. Юра выдохнул, и начал читать. Ставить подпись под чем угодно, не читая, опасно, ибо в каком-то небольшом, непрочитанном пункте, могла таиться прореха, используя кою можно было бы вертеть подписавшимся как угодно. Потом не докажешь, что подписал не ознакомившись, да еще на смех поднимут.
Договор был довольно обычным, без повергающих в удивление пунктов анкеты. От Юрия требовалось знать и исполнять свои обязанности, не опаздывать, соблюдать нравственность и не разлагать коллектив. В правах значились стандартные месяц отпуска, больничные, права высказывать недовольство по «нижеописанным поводам». Поводов было, в общем-то, немного, но там было все, что может не понравится: низкая зарплата, несоблюдение условий безопасности, нарушение договора и трудового кодекса и так далее. Обещались корпоративные вечеринки, премиальные – все ,что душеньке угодно. Даже подозрительно все хорошо.
Договор был на должность «менеджер по работе с клиентами», но первоначально Юре предстояло побывать ассистентом. Читай, посыльным. «Ничего», подумал Юра, «зато выучу, кто где здесь находится».
На каждом листе внизу имелось поле для росписи. Юра потянул первый лист, и понял, что в каждом файле по два листа. Правильно: один экземпляр остается у работника. Семен двинул подбородком в сторону Юрия, тот кивнул и начал расписываться. Семен улыбнулся.
Когда с канцелярскими обязанностями, казалось, было покончено, Семен спрятал папку с одним экземпляром договора в стол, и наконец-то заговорил о деле. Юрию предстояло направиться на пятый этаж, где найти некоего Евгения Гусева, к которому Юра попадал в подчинение на время испытательного срока. Евгений был охарактеризован как «нормальный парень, только нужно привыкнуть». Юра хмыкнул. Ему предстояло привыкать ко всем до единого, так что начать с «нормального парня» было логичным началом. Распорядок дня и все ответы на вопросы Юра мог задать Евгению, который в это время должен находиться у себя, в офисном помещении номер пятьсот четыре, куда и следовало отправиться. Юра поблагодарил за таковой вводный инструктаж и спросил разрешения приступать, разрешение было дано.
Юре было лишь жаль, что он не увидел еще раз Ирину.
На пятый Юра уже ехал на лифте. Задняя стенка его была зеркальной, так что Юра оценил свой слегка растрепанный вид, и пришел к заключению, что выглядит он хоть куда.
Но пока «хоть куда» было в помещении пятьсот четыре.
Коридоры на пятом этаже были аналогичны таковым на втором, что было приятно, ибо каковой бы ни была работа, трудной или легкой, фонтанчики с деревцами ему понравились, и он уже понял, что будет отдыхать там. Если, конечно, там найдется для него место. Все же он не единственный такой умный, и не единственный, кому понравилось то решение. За дверью с таковым номером раскинулся большой зал, в котором была тьма одноместных кабинок, на одного человека. Где в этом скоплении людей искать Евгения – вот была задача номер один.
Персонал офисного помещения почти не обращал внимания на Юрия. Некоторые мельком посмотрели в его сторону и вернулись к своим обязанностям, словно появление Юрия было сродни бою часов. Юра отошел от двери, чтоб не помешать никому, если кто-то захочет выйти или войти.
Евгений нашел его сам.
Невысокий, атлетического телосложения, с маленькой головой и косой саженью в плечах, к Юрию подошел человек и протянул ему руку. Юра сперва посмотрел на ладонь, протянутую вперед, не склоненную ни в одну сторону, символизирующую равенство, и пожал ее, чуть улыбаясь.
– Гусев, Евгений, – необыкновенно дружелюбно молвил он. – А ты, я так понимаю, Юрий Скворцов, – он кивнул. – Ждали, ждали. Пошли, получишь документы. Ну там, бейдж, пропуск, карточку… ну, ты понимаешь, да?
– Н-ну да, – неопределенно ответил Юра и поспешил за Евгением, который развернулся и направился вглубь помещения столь стремительно, что его рывок вперед даже ускользнул от внимания Юры. Ловко и быстро выполненные движения, видно, что выполняемые неоднократно.
Пока Юра следовал за своим провожатым, он успевал поглядывать по сторонам. Люди же на него не смотрели, все были заняты, и не теряли времени зря. Познакомиться с ним они еще успеют, Юра не собирался уходить отсюда через неделю, как порой приходилось ранее.
Женя прошел все помещение насквозь и пригласил внутрь своего офиса, который был не единственным здесь. От общего помещения словно отгородили узкую полоску, разделили ее тонкими стенами и сделали несколько офисов для руководителей отдела. Юра вошел внутрь и с удовольствием заметил резкую перемену цветовой гаммы. Коридоры были выполнены в зелено-голубых тонах, этот офис тяготел к бело-голубому, чем-то отдающему хай-теком. В кабинете Евгения было уютно и как-то по старинке. Это впечатление создавали темные, преимущественно коричневые тона. Не хватало только головы оленя на стене.
Зато была ящерка на книжном шкафу. Пластмассовая.
– Да ты не стой, садись, – подвинув кресло в сторону, предложил Евгений. Юра покорно сел, ожидая продолжения. Усевшись в вое кресло, Евгений круговыми движениями погладил столешницу, после чего потянулся за папкой, лежавшей на самом краю стола. В ней, вложенные в пластиковый файл, уютно прижавшись друг к другу, лежали бейдж, банковская карточка, магнитный пропуск и еще какие-то книжечки. – Так, значит, это теперь твое. Осмотри, спрячь. О, вот в папку свою и спрячь! Чтоб не потерять ненароком. Бейдж приколи на груди. Пока походишь с ним, а там увидим, чего ты стоишь. Вот я, – он ткнул себя в грудь, – без этой штуки, и не жалуюсь. Это не признак того, что я выше или умнее. И то и другое полная чушь. По должности не положено. Хотя это и здорово, я на фотографиях получаюсь форменным бандитом. Веришь? Даже если нет, не важно. Потому что это факт.
– Я верю, причин не верить ведь нет, – парировал Юра, прикалывая бейдж. Он на бандита на фотографиях не был похож, так что горестного положения Евгения не понимал. – Можно спросить?
– Валяй, я, собственно, для этого и есть, – хлопнув ладонями, ответил он. – Ты, кстати, женат, нет? Ага, нет. Не важно, это я так, просто интересуюсь. Давай, выкладывай, что там у тебя непонятного?
– Ну, сперва хотел бы узнать распорядок дня, уточнит о зарплате…
– С девяти до полшестого, перерыв получасовой, в час тридцать. С секундомером бегать никто за тобой не будет, но добросовестность здесь ценится. Как и везде… хотя нет, есть такие места… но не будем об этом. Зарплата у тебя будет пока шестьсот в день. Не зеленых, деревянных, так что не разевай рот.
– Да я на иностранную валюту и не рассчитывал, еще бегать менять ее.
– Молодец! Патриот! Уважаю. Рабочая неделя у тебя, как у ассистента, извини уж за такое заковыристое название, пятидневная. По желанию сделаем шестидневной, но изменим режим только один раз. Ты реши, что для тебя важнее и как удобней. Лишний выходной или дополнительные деньги. Обычно выбирают деньги. И я их не виню, сам такой был. Сразу сказал «буду шесть дней», и не жалею. Хотя я мог остаться на пяти днях, и при нынешнем окладе немного бы потерял, но отступать не люблю, да и не дадут. Раз сказал, терпи. Нет, могут сделать исключение по каким-то там заковыристым причинам, типа ребенка. Ты же беременеть пока не собираешься? Нет? А за это, между прочим, миллион долларов обещают, если мужик залетит. Пошутил кто-то, и все повелись. Да, еще о выходных – в зависимости от выбранного числа рабочих дней по разному переносятся праздники, выпадающие на субботу и воскресенье. На этот счет надо просматривать важные сообщения в холле на сенсорных экранах. Либо читать доску объявлений, там же, в холле. Еще вопросы?
– Мои обязанности, расположение.
– Обязанности пока рассыльные. Базироваться… тьфу, ну и словечко… расположишься тут, по соседству, – Евгений кивнул на офис рядом. – там у нас посыльные. Они тебе расскажут побольше моего, потому что я за давностью лет уже забыл, с чего начиналось.
– А разве это здание не было построено совсем недавно?
– Да, правда. ЭТО здание. Мы раньше в другом месте бази… тьфу! В другом месте был офис. Головной офис рассматривал, как мы приживемся. Чистого времени, в Ростове офис «Ви-О» работает десять лет. Но только года три-четыре назад были признаны перспективными и достойными, как бы, персонального здания. Так, что-то я забыл…
– Значит, пока посыльный, соседний кабинет. А сколько там… наших?
– С тобой – четверо. Им как раз для игры в шахматы одного все время не хватало, все время отвлекали кого-то из менеджеров. Нет, я определено что-то еще хотел! – он хлопнул себя по коленям. – Вот так всегда, ерунду помню, а как что важное…
– Ну тогда разрешите идти?
– А? А, да, иди, может, они тебе там расскажут, что я забыл.
– Да, спасибо, – Юра уже открыл дверь, как его окликнул Евгений.
– Вспомнил! Пока все брось и бегом на третий, в триста первый. Там конференц-зал, для новеньких идет лекция о самой корпорации, кто такая, откуда взялась, и прочее. Полезно для развития и важно знать. Кто ж ты такой если не знаешь истории фирмы, в которой работаешь. Верно? Верно, – не дожидаясь, Евгений сам ответил на свой вопрос. – Так что ноги в руки и бегом!
В триста первой было немало народа, но рассчитанные не менее чем на полтысячи зал был заполнен едва ли на четверть. Помимо новичков, которые угадывались, как и Юра, по немного испуганным взглядам, настороженности и тому, что они слушали внимательно, ловя каждое слово женщины на сцене. На экране за ней то и дело сменялись картинки, повинуясь кнопке на трибуне. Она рассказывала об истории компании, и начала она, судя по всему, совсем недавно. Кроме новых работников, в зале присутствовали разнокалиберные бизнесмены, которые слушали историю создания их потенциального партнера.
Юра примостился с краю и стал внимать. В речи женщины было немало воды, на взгляд Юры, так что он не только слушал, но и вычленял главные факты.
Итак, Юра узнал о «Ви-О», узнал, куда же его занесла нелегкая.
Начало корпорации положил некий Вирджил О’Бриен, уроженец города Манчестер, Англия. Родился он в пятьдесят седьмом в семье обеспеченной, но не богатой. Отклонений в развитии не было, кроме увлечения механическими игрушками, которыми считал и папины часы, их он ломал и собирал. Чем старше он становился, тем успешнее собирал обратно. Отец его за такие фокусы ругал, но тягу мальчика к текинке не мог не заметить. В школе паренек был на голову выше всех по математике, а вот с гуманитарными науками был не в ладах.
Чем Вирджил становился старше, тем шире становился круг его интересов. К механике добавились компьютеры, тогда еще набиравшие обороты, но столь одаренный в математике молодой человек был для молодых и громоздких компьютеров тем, что доктор прописал.
Фотографии молодого О’Бриена чем-то напомнили Юре портрет Артура Конан-Дойла, только усы еще совсем детские, жиденькие.
Занимаясь в Сорбонне плаванием, Вирджил встретил Эшли Доусон, с которой не только подружился. Вместе они опубликовали серию статей в научных журналах, а после службы Вирждила в армии одной Британии, поженились. Вирджил пошел в армию со словами: «Я хочу увидеть в мире все, узнать его вдоль и поперек, проникнуть в его сущность, а потом понять, что в нем не так и исправить это». Эшли дождалась своего суженого, свадьба была тихой, без шума. Она родила ему двух дочерей и одного сына.
В восемьдесят третьем Вирджил основал небольшою фирму по ремонту техники. Помимо ремонта, который осуществлял лично он и несколько его помощников, Вирджил постигал суть ремонтируемых вещей, и вскоре открыл компанию по производству высокоточных приборов.
«Однако через семь лет их брака случилось несчастье», произнесла женщина на сцене печальным голосом. Все в зале подались чуть вперед, Юра откинулся назад.
Во время вечерней прогулки с женой, на Вирджила напали. Напали не конкретно на него, грабителям было все равно. При попытке дать грабителям отпор, Вирджил был серьезно ранен, а его жена от полученных ножевых ранений скончалась в больнице.
В зале наступила тишина, Было слышно, как работают кондиционеры, и как шумит проектор.
Но это несчастье не остановило Вирджила, хотя он и не женился повторно. Его компания росла и развивалась, к восемьдесят седьмому его фирма производила лучшие измерительные, авиационные и корабельные приборы. Не останавливаясь на одном лишь приборостроении, Вирджил интересовался все новыми и новыми направлениями. К девяносто первому году компания О’Бриена разрослась настолько, что сделала его одним из богатейших людей Британии. В начале девяностых он обратил свое внимание на другие страны. Не везде его принимали сразу тепло, в Америке его компанию до сих пор не жаловали, хотя там было открыто более двадцати представительств в разных городах в двенадцати штатах.
В две тысячи пятом он был внесен в список ста самых богатых и влиятельных людей планеты, а спустя два года был произведен в рыцари за заслуги перед короной и народом Великобритании. Достижения его корпорации позволили улучшить работу множества британских ведомств, сделать флот и авиацию Ее величества эталоном, даже несколько опережающими свое время. Уровень жизни пошел вверх.
На этом месте Юра скептически скривился. Все кругом кричат, что они самые лучшие, что у них техника опережает свое время лет на десять. Такие речи стоит делить на два. А то и на десять. Но рыцарское звание за просто так не дают, это внушало уважение.
К нынешнему дню «Ви-О Интернешл» работает в сферах не только приборостроения, но и программного обеспечения, фармацевтике, машиностроении, сфере высоких технологий. Активно занимается благотворительностью, следит за экологией. На средства, пожертвованные сэром О’Бриеном, было построено восемь заповедников, в том числе организована заповедная зона на северном полюсе. Везде были установлены новейшие и лучшие средства слежения для пресечения браконьерства, охраны животных и растений.
Юра скучал. Безусловно, этот человек, теперь похожий чем-то на Антона Павловича Чехова, сделал многое, достиг много, и делился своими достижениями и деньгами на благо планеты, но один человек мало что может изменить. Нужно много людей, думающих, как он. Вот тогда, думал Юра, может выйти что-то путное, что-то, что поможет людям всего мира. Один рыцарь на белом коне с золотыми шпорам не изменит сознание людей всего мира, они не последуют за ним, вдохновившись его примером.
Вот если бы что-то сделать с сознанием людей, тогда можно изменить мир к лучшему, к чему, судя по всему, и стремился это человек. Переживший страшную трагедию, которую Юра даже представить себе не мог. Он не мог поставить себя на его место. Найти в себе силы после такого жить дальше, это чрезвычайно тяжело.
Но дети, трое детей их с Эшли любви – они это сделали
Иностранцев принято в России не любить, жаловаться что они, дескать, понаехали, и осуществили в подъездах акты вандализма. Но таких, как этот Вирджил, по первым буквам имени и фамилии которого и была наречена корпорация, стоило ставить в пример. Умный, но не во всем – нормальный парень. Спортсмен, пловец – значит, не зубрила, и тело развито. Оттрубил в армии – настоящий мужчина. Так думает большинство людей, и Вирджил объединял в себе все это, а сходство с Чеховым было еще и приятным глазу русского человека, не просто умеющего, но любящего читать, и не только классику литературы.
«Побольше бы таких, думающих как он, и было бы отлично», думал Юра.
* * *
– Эй, кто там свободный?
– Чья очередь? – спросил блондин со стрижкой ежиком.
– Моя, кажется, – ответил Юра, ставя шах черному королю.
Работа в «Ви-О» не вызывала отторжения внутренним миром Юрия. Коллектив посыльных, в котором он проводил большую часть времени между перебежками от одного кабинета к другому, собрался душевный, незадиристый, чувством собственного превосходства не преисполненный. Все, кроме одного, были выпускниками вузов, но ввиду переизбытка экономистов были не востребованы. Поиски работы стали для них тем же, чем это было для Юры несколько дней назад – не столько необходимость, хотя не без этого, но в большей степени это было проблемой. Страна переполнилась экономистами и юристами, и Юрий это знал, ибо сам был выпускником юридического. Три года армии не вытрясли из него всех знаний, но очень серьезно их помяли. Так что поступление на работу сюда было как нельзя кстати.
Из всех четверых лишь Юра замахнулся на работу с клиентами, все остальные предпочли более уединенную, но несколько более серьезную по части работы мозга работу аналитиками. Умение не только делать логические вычисления, но и учитывать всевозможные факторы, как значимые, таки случайные, и, уж конечно, на первый взгляд совершенно не связанные с предметом анализа, есть одно из самых непростых, и сильнее изнашивает мозговое вещество, ибо ошибка при учете и поиске причин вероятных изменений грозит крахом всего. В первую очередь, все-таки, работе в корпорации.
Служба посыльным не давала ощущения работы в ячейке большой транснациональной корпорации, так что важность и значимость посыльными не ощущалась. Божеские дела оставьте богам, обыденное – заурядным. Каждый из новых товарищей Юрия не был ординарен, но при попытке сравнения себя и тех же офисных работников, что сидели всего лишь через тонкую стену, они оказывались в положении снизу в иерархической пирамиде. С другой стороны, самый мелкий винтик большой машины так же важен, как и большое колесо. Эта значимость минимума скрашивала несложную, но не очень престижную работу. Назвать ее низкооплачиваемой у Юрия не поворачивался язык, потому что двенадцать тысяч за разнос внутри здания и по городу, что случалось крайне редко, различных сообщений, папок, коробок и прочего – это было очень хорошая зарплата, даже великолепная.
Из всех четверых только Юра пока не перешел на шестидневную рабочую неделю, оставаясь еще на пятидневке, потому как не видел особых причин отсекать один день отдыха. Он не напрягался сверх меры, но отдыхать любил. Лень, одно из естественных и нормальных человеческих качеств, не правила им, но Юрий хотел рассмотреть все варианты. Выбор стоил между пятью днями в неделю и шестью, но плюс шесть сотен рублей больше в неделю. Очевидность получать больше для него не была очевидностью столь важной, ради которой стоило сделать выбор в сторону шести дней. Поскольку назад пути уже не будет, то нужно сперва выяснить необходимость принимать решение. Пока можно было повременить.
Двое из четырех посыльных, или как их громко и не совсем верно именовали «ассистентов», были в пути где-то в синем стеклянном монолите, и очередь получить нечто и доставить куда-то была Юрия. Поставив шах и противника в нелегкое положение, Бра поднялся со стула, не забыв пригрозить, что расположение фигур на доске он запомнил. Его противник погрозил ему пальцем и сел думать. Юра улыбнулся и покинул помещение.
Путь предстоял недалекий и не сложный, но такой чести Юра еще не удостаивался. Спустя от силы неделю на низшей должности, ему предстояло отправиться на шестнадцатый этаж, к начальнику филиала. К самому главному человеку. Было от чего испугаться. Да, скорее всего его не впустят к начальству, и нужно будет оставить запечатанный конверт у секретаря, но хотя бы посмотреть на фигуру номер один для него здесь, которая находится в прямом подчинении только лишь у главы всей корпорации, можно будет попробовать. Как минимум, в приемной должен висеть портрет. Отчего-то в голове Юры нарисовалась именно такая картина. Пока он ехал в лифте, потому как забег по лестнице с распоряжением «срочно» не сочетались, он размышлял о том, что скажет. Чем выше он поднимался, тем ниже опускался его желудок. Редко он встречался с глазу на глаз с высокими начальниками, довольствуясь стоящими на две-три ступени выше него самого, и пальцы его нервно постукивали по белому конверту без опознавательных знаков, кроме логотипа компании в углу. Цифры на дисплее становились все больше, пальцы стучали все чаще. В конце концов, Юра понял, что лучше вообще ничего не говорить, высокое начальство стопроцентно все и так знает лучше всех, ан то оно и наверху, над всеми.
Лифт остановился, и двери разошлись, развернув перед парнем темно-красную ковровую дорожку, ведущую вперед, куда-то вглубь, к широкой двустворчатой двери с резными ручками. Осторожно выйдя на этаж, Юра огляделся. Камеры наблюдения поймали его своими черными немигающими взглядами и не собирались терять из виду. В стороны от лифта, направо и налево, вел такой же коридор, как и этажами ниже, на которых довелось побывать Юре, но этот был шире, и более ухоженный. Своеобразное лицо компании, до которого долго ехать, и которое открывается, наверняка, далеко не всем. Сделав несколько мелких шажочков вперед, Юра заглянул в коридоры. К его удивлению, насколько хватало глаз, дверей не было. Ни одной.
Посмотрев еще раз на камеры и стараясь унять пальцы, отбивающие на белом конверте чечетку, он направился к большой двери. Глубоко дыша, Юра несмело постучал. Женский голос разрешил ему войти. Вытянувшись в струну, Юра нажал на ручку и вошел в открытую дверь.
Он точно не так себе это представлял.
Стол секретарши расположился прямо здесь же, слева от дверей. Прямо по курсу наблюдалось большое, высотой во всю стену, окно и стол в форме овала, не очень длинный, с приставленными к нему стульями. Их было около двух десятков, но считать не было времени. На стене слева висел большой, самый большой из всех какие Юра видел, телевизор. Не проекционный экран, а именно телевизор. В худшем случае монитор. Смотреть здесь спортивные трансляции ,ясное дело, никто не смотрел. Такие громадные вещи берут именно для применения в деле, и чтоб показать свое превосходство и достаток другим. Работало.
– Я вас слушаю, – вернули его на землю из облаков мыслей. Юра повернулся, и увидел секретаршу. Ничего примечательного в ней он не видел, хотя некрасивой ее назвать точно было нельзя. Она не поражала красотой, и именно это в ней привлекало в городе, где концентрация красивых девушек закаливает и превышает любые разумные и неразумные пределы. Короткие темные волосы, неяркий макияж, белая рубашка и темно-зеленый шелковый шарф, не для утепления, но очень красивый аксессуар. Девушка ждала, когда же Юра все-таки заговорит. Ждала терпеливо, хотя и поглядывала все чаще на конверт. В ее взгляде не было испуга, что это может быть бомба или какой-то яд. Она не стучала своими красивыми ногтями с каким-то необычным рисунком, выдавая свое нетерпение или нервозность.
– Да, – нашелся Юра. – У меня конверт для… начальства.
Секретарша кивнула и указала на стулья с другой стороны двери.
Только сейчас Юра понял, что не знает, как зовут начальника, что уж говорить о его или ее поле. Бегло осмотрев конверт, Юра не нашел никаких надписей, смотреть плотный конверт на просвет было лишено смысла, не говоря уж о том, как глупо это будет выглядеть. Секретарша задумчиво смотрела перед собой, покручивая пальцами ручку.
Ожидание говорило о том, что у начальства кто-то на приеме. Быть может, партнеры, быть может, глава или главы отделов. На данный момент Юра мог разве что гадать, но успехов это не принесло бы никаких.
В кабинете начальства, за белой дверью, послышались голоса, точнее, голос. Один, женский, строгий, отчитывающий кого-то. Юра поежился. Кому-то устраивают разнос. Желание увидеть главу филиала отпало моментально. Встречаться с разъяренным начальством, особенно сразу после ругани с подчиненными, не хотелось, чтоб не попасть под горячую руку. Секретарша же была невозмутима. Она уловила повышение тона, поскольку его стало просто слышно, хоть и нельзя было разобрать слов. Коротко вздохнув, она отложила ручку и достала зеркальце, чтоб посмотреть, не требуется ли поправить макияж.
Дверь открылась, и из кабинета громко и четко раздалось: «И чтоб это было в последний раз, слышишь?!». Дверь закрылась движением руки ввышедшего.
Юра сел прямо, глядя перед собой. Вышедший некто подошел к двери, но, уже коснувшись ручки, прислонился плечом к дереву двери и повернулся к Юре спиной, лицом к секретарше.
– Что, сегодня сильнее, чем обычно? – хитро сверкнув глазами и скрестив руки на груди, спросила секретарша.
– Да я не сказал бы, просто она не в духе, – тихим и спокойным голосом ответил мужчина в коричневом костюме, с короткой стрижкой. Короткой, но такой, кою можно причесать. Он стоял, опираясь ан дверь и уперев правую руку в свой бок, левая висела словно плеть, неподвижно. Из-под рукава чуть виднелся манжет белой рубашки. – Что-то с утра у нее не так, а тут еще я со своими..., – он чуть повернул голову, словно пытаясь коситься на Юру через свое плечо, которое не стало стеклянным по желанию своего хозяина. Юра сидел прямо, хоть и присматривался периферическим зрением. Повернувшись к секретарше, мужчина продолжил. – Помнишь, как в фильме? «Сегодня что-то очень громко».
– «Собака Баскервилей», – кивнула она. – Хоть что на этот раз? За дело хотя бы? Что-то ты зачастил. Может, мне приготовить пузырек валидола?
– Мне, себе, ей, – он сделал движение головой, указывая на белую дверь, подразумевая начальство, – или приходящим? Я так ощущаю, что ненароком подслушивающий нас немного напуган. Что, впервые здесь? Он-то что натворил?
– Конверт принес. Бандероль, если ранжировать по размеру и весу.
– Так ты же еще не взве…
– У меня глаза на месте, – перебила его девушка. – И как-нибудь на глаз я могу определить, что конверт не весит пять килограмм. Мне ли тебя учить твоему делу?
– Это ты на что намекаешь? – беззлобно возмутился мужчина. – Если ты о наблюдательности, то она у меня всегда в порядке. Если ты об умении анализировать, так я один из лучших.
– То-то ты не в аналитиках сидишь, дорогой ты мой?
– О! Я уже дорогой?
– Нервы стоят дорого, а я здесь, как бы, сторожу, чтобы наша босс не психовала. Но как-то ты ее все же вывел из себя. Прекращал бы ты уже безобразничать, и делал то, что надо, без своих этих выкрутасов, от которых голова болит у всех.
– И у тебя болит?
– А почему я должна быть исключением? Ладно, не будем разводить здесь клуб говорунов, у тебя есть работа, у меня тоже есть. Парень вон, и тот здесь по делу. Все заняты чем-то, но кроме тебя. Ты наоборот, стоишь тут и отвлекаешь меня от прямых обязанностей.
– Напомни, – картинно обидевшись, молвил он, – в чем твоя работа заключается, что я тебе мешаю и отвлекаю.
– Я здесь сижу цербером, и не пускаю неугодных. Ты свое на орехи получил, теперь ты неугоден, и можешь лететь к себе.
– Напротив, – левая рука взлетела вверх, тыча указательным пальцем в зенит, – я здесь еще совершаю полезные действия. Чем дольше я тебя отвлекаю, тем больше времени проходит, тем более спокойной становится наша императрица, и парню будет легче и спокойней.
– Смысл? Каков смысл, если я его все равно туда не впущу. Так, иди отсюда.
– Ваше жевание – закон, – он раскланялся и вышел, не повернувшись к Юре лицом, напоследок проведя пальцами правой руки по двери, словно ощупывая ее.
– Было бы мое желание закон, я бы тебе…, – устало прошептала в закрытую дверь секретарша. – Молодой человек, давайте, что там у вас, и можете быть свободны.
– Я… да, конечно.
Юра поднялся со стула, немного косясь на дверь, в которую ушел незнакомец в костюме. Сделав три шага вперед, он положил конверт на стол. Девушка приподняла его и взвесила в руке. Удовлетворенно, радуясь что угадала с весом, она улыбнулась, закрыв глаза.
– Все, вы свободны, я передам его по адресу.
– Понятно, – Юра замешкался. – А я могу задать вопрос?
– Можете, но только один и быстро. Так что выбирайте и задавайте.
– А начальник… начальница… босс… как ее правильно называть…. В общем, она как, очень злая? Или злая, но справедливая?
– Нет, она отличная, но некоторые отдельные служащие недостаточно четко и правильно выполняют свои обязанности, – секретарша замолчала. Несколько секунд висела тишина, которую она же и нарушила. – Вам явно надо быть не здесь.
– Да, точно. Спасибо, ну, за ответ. Я тогда пойду.
– Да-да, пойдите.
Юра закрыл за собой дверь и прислонился к косяку. Ничего страшного не произошло, бояться не стоило, он просто накрутил сам себя. От начальства надо быть как можно дальше, как гласит золотое правило, и это было продиктовано тем, что в присутствии верховной власти, в данном случае, в филиале компании, можно на нервной почве наделать или наговорить лишнего. Неосознанно, из-за стрессовой ситуации, в которой оказываешься. Так что сегодня все прошло очень даже гладко. Порадовавшись, что все обошлось, что его не съели, и немного посочувствовав удостоенному выговору, Юра тихими шагами, тихими из-за ковровой дорожки, направился к лифтам.
Закрывающиеся двери отразили мысль в глазах Юры, а не смухлевал ли его соратник, пока тот был на задании? Вниз ехал уже совсем другой человек, успокоившийся, и в чем-то ощущающий себя немного выше остальных посыльных. Хотя бы из тех троих, которых он знал лично. Так и хотелось забежать к ним в помещение и как в старом-старом анекдоте, едва дыша, с выпученными глазами, выдавить из себя: «Я сейчас в городе Ленина видел!»
Хотя Он там никого не видел, кроме секретарши «как бы» Ленина.
* * *
Утро на левом берегу в день независимости было прохладным. Жара отступала, и в городе уже можно было жить. Можно было, но все равно тянуло на природу, потому что гуляния в городской черте сводились к каким-то митингам, низкопробным концертам никому не нужных поп-исполнителей и другому не менее некультурному времяпрепровождению. Умение отдыхать у русских по жизни таково, что после отдыха, пускай и однодневного, требуется еще неделя отдыха от этого отдыха, поэтому Юра предпочел не дышать бензином и прочими вредными для дыхания миазмами, к которым все равно уже давно привык, а выбрался на природу. Повод был, и был даже не один. Помимо приглашения от одного из своих соседей, Юра решил совместить одно с другим, и позвал на природу в этот день своих сослуживцев, боевых товарищей по армии, от которых недавно получил письмо. к его удивлению, письма пришли крайне быстро, и уже десятого июня у него в почтовом ящике обнаружились пять писем, почти все из области, только одно из Ярославля. Один «братишка» успел жениться и уехал на север, чтоб больше никогда в жизни не видеть эти проклятые горы. Горы, которые отпустили их, но сожрали многие десятки, а то и сотни жизней. Не важно, знакомых или нет.
Пары бензина, химикатов и вонь свалок на Зеленом острове не ощущалась, хотя Ростов был через реку, вернее, через полреки. Оттуда, со стороны бетонно-кирпично-стеклянных строений доносились редкие шумы, которые были достаточно громки, но не настолько, чтоб трогать слух, если этот слух не был целенаправленно обращен к большому муравейнику. В обстановке умеренного спокойствия полтора десятка человек, занявшие самый большой домик, который им нашли, весело носились по поляне, играли в футбол на площадке, на которой и в шахматы играть тесно, готовили пищу и делились новостями. Разумеется, хорошими, плохие нужно было оставить за бортом, ведь сегодня праздник, не стоит портить настроение ни себе, ин другим. Погоревать, если есть о чем, можно и потом. Сегодня – гуляем!
Не с первого раза разожгли мангал. Ни бумага, ни сухие ветки и щепки не хотели заниматься пламенем, пока одни из боевых друзей Юры, сапер Андрей, как он о себе говорил, чистокровный и потомственный рэпер, влил в мангал полбутылки растворителя, и от первой спички полыхнуло так, что Андрей чуть не остался без бровей, но задачу свою исполнил. С огоньком.
Он был так рад пиротехническому эффекту, который не стоил ни капли воображения, и который он произвел на голом автоматизме, по привычке, что его даже не стали ругать. Главное, что дело сделано. Из баллонов стали извлекать куски мяса, промариновавшиеся до такой степени привлекательности и такого запаха, что мясо хотелось съесть моментально, прямо здесь и сейчас, без готовки. Тем не менее тот же Андрей, распугав всех приказом «Стоя-ать!», пресек такую гастрономическую ошибку. Он знал, как правильно готовить мясо, и был знатоком по части мясных блюд любой сложности и любого рода. Пристроив троих соседей Юры, он начал насаживать мясо на шампуры, одновременно читая настоящую лекцию о готовке, которую все слушали, затаив дыхание, ибо с ними делился знаниями настоящий, истинный мастер, профи.
Юра только ухмылялся, глядя на то, как его друзья по армии берут руководство над отдыхом в свои руки. Умело построив всех, даже нескольких девушек, приехавших отдохнуть, они уже через семь минут после остановки машин навели на поляне образцовый порядок, только не повесили на доске расписание и боевой листок. Хотя Виталий что-то увлеченно писал.
На столе постепенно начали появляться первые закуски, бутылки алкоголесодержащих напитков и запивки, одноразовые тарелки, не один раз мытые, опровергая тем самым их название, вилки, ножи и стаканы. Стаканы были стеклянные, чтобы было удобнее и звонче чокаться, а чокаться предстояло ощутимо. Петя, один из соседей, заведующий каким-то складом, привез ящик водки, два ящика пива, и, по его же словам, «не помню что, но я что-то еще в машину кидал». Юра, улыбаясь, надеялся, что не коньяк, потому что тогда Виталька покажет всем ,как надо правильно пить, и всех споит. У него по жизни была такая установка, идея-фикс: напоить всех, с кем будет где-либо отдыхать. Получалось с переменным успехом, но всего не добьешься в этой жизни, однако к этому надо стремиться.
Из открытых багажников трех машин гудела какая-то музыка, из всех разная, сплетаясь в уникальную какофонию. Басы тут ничего не решали, они и не значили ничего. Музыка делала то, что и должна делать: она создавала настроение веселья. Под играющих невесть кого люди то и дело пританцовывали, порой, не в силах устоять, пускаясь в откровенный пляс, срывая хлопки и подбадривающие крики. Рок-н-ролл никто танцевать не умел, но Шамиль, диверсант номер один, несколько раз показывал чудеса акробатики, показывал до тез пор, пока не упал на спину, исполняя особо сложный пирует. Поднятый за протянутую руку помощи, он обещал повторить, и в следующий раз удачно. Для этого нужно было напиться. Петя обещал споить Шамиля до такой степени, что он летать начнет. Юра заподозрил, что Петр привез не только покупное, то есть то, что можно купить в магазине, но и пару-тройку пузырей «мутной водички». Празднование обещало быть запоминающимся, во всяком случае для тех, кто сможет это запомнить.
Запасливая Инна, жена Степы, сослуживца Юры, того самого, который приехал из Ярославля, расчехлила спиннинг и отправилась к берегу, чтоб поймать немного рыбы на завтра, поскольку мясо стоило бы чем-нибудь разнообразить. Недалеко обнаружилось нечто, в лучшие свои времена бывшее подобием причала, где Инна и расположилась. Стянув кофту и сев заодно и загорать, она забросила крючок в реку и, мыча мелодию, что-то из обожаемого ей шансона, устремила свой взор на водную гладь.
Река, зеленоватая масса воды, двигалась незаметно, ветер не колыхал ее зеркальной поверхности, иногда лишь поигрывая с короткими волосами девушки и мягко обдувая татуировку скорпиона в кольце из своих клешней на плече. Степа же, муж, был отправлен в домик, дабы прибрать там, потому что спать в пропитанном пылью помещении не хотел никто. Инна, как девушка решительная, моментально озадачила мужа, старшего лейтенанта, без пары минут капитана, и он, послушно, как собачка, нашел и веник, и ведро, и тряпку со шваброй. Набрав в реке воды, он занялся уборкой, в которой ему помогал Юра, не зная, куда себя еще деть. Пять вояк так истосковались по «низшим формам жизни», что даже не ругались матом на них, раздавая направо и налево распоряжения, уча жизни и правильному питанию. Иными словами, закусывать после выпивки. Посадить печень не улыбалось никому.
Беседы шли оживленно, но никто никому не мешал. Офицеры, пускай и младшие, оказались очень талантливыми, как нынче модно выражаться, менеджерами, и в этой жизни, после сокрушительной службы в армии, не потерялись, а даже раскрылись. Вдохнули полной грудью, и не желали прекращать дышать. Мир был красив, пускай и не добр. Но как сказал кто-то из командиров, «хорошим можно стать, только перестреляв всех плохих с максимальной жестокостью». Не важно, добр ты или нет, это субъективно. Добро одним – зло для других. По сему не стоит пытаться угодить всем и вся, нужно лишь делать то, что ты должен делать, а единственный, кто знает что тебе делать – ты сам. Не вступай со своей душой в споры, не ищи компромиссов, слушай себя, свой внутренний мир. Он подскажет тебе что тебе правильно, а что ошибочно, что верно, что ложно. Все знают и умеют быть хорошими, в общечеловеческом понимании. Юра не помнил, кто из немецких философов сказал, что человек по натуре своей, по сути, существо злое и жестокое. Улыбаясь, он вспомнил выражение «что русскому хорошо, то немцу смерть». Видимо, этим руководствовался и философ. Люди по сути своей добрые, он не прав.
Люди меняются под внешними факторами, и тогда наружу вылезают их темные стороны. Но только человек решает, выпускать их или нет, примиряться ними или нет, сдаваться ли им. Юра, вытирая последний подоконник, твердо был уверен, что уж он-то не станет средоточием зла. Война была для него испытанием, и он его все же преодолел. Это был трудно, но сила воли восторжествовала над жестокой сущностью, коя изливала огонь на террористов.
Это было давно, это было в прошлом.
Андрей, развлекая всех желающих шутками и рассказами о службе, периодически скатываясь на грубоватые выражения и сравнения, поворачивал шампуры, наполняя воздух ароматами, кружащими голову и заставляющие живот прикрикивать от нетерпения. Шамиль гонял с парнями мяч, Петя просто сидел на краю открытого багажника, наслаждаясь окружающим его миром, настроением, смехом, запахом, покачивая головой в такт музыке. Девушки, приехавшие с соседями Юры, одну из которых он знал лучше, гораздо лучше, чем остальных, сидели за столом, нарезая хлеб и овощи, о чем-то шепчась между собой. Андрей на несколько секунд отбежал к своей машине и достал фляжку коньяка. Петя удивленно посмотрел на сапера, ожидая, что он примет аперитив, но не тут-то было. Чему-то где-то научившись и поняв, что это хорошо для него, Андрюха, не стесняясь, знакомил с новыми рецептами всех, желая посвятить их в тайны кулинарии. Если бы он пошел в ресторан поваром, то хоть ресторан, хоть чебуречная, вскорости стали бы всемирно известными с сотней филиалов по всему миру, как место работы Юры, корпорация «Ви-О».
Критически рассматривая флягу и пытаясь определить, хватит ли там нектара, божественного напитка, на его блюдо, Андрей подошел к мангалу, поворошил автоматным шомполом угли и, решив что жидкости хватит, начал осторожно поливать мясцо. При этом он что-то приговаривал, отчего стал похож на колдуна, только доброго. С таким лицом его ни в какие колдуны бы, конечно, не взяли, но если бы он еще и пассы руками делал, был бы вылитый Мерлин в молодости. Закончив процесс смачивания шашлыков, Андрей потряс флягу и все же сделал глоток. Отняв горлышко от губ, он, улыбаясь, крякнул и сунул опустевшую флягу в задний карман джинсов. Сорить не надо, правильно, Андрей.
Инна все не шла, а все было почти готово, и Степа отправился искать свою горячо любимую женушку. Не стоило сомневаться, он, найдя ее, немного задержится. Это ведь дело молодое, а к старикам Степа себя не будет относить даже в столетнем возрасте. Природа как ничто другое благоприятно воздействует на характеры и притяжение между людьми, чьи души переплетаются в замысловатом танце, вальсе влюбленных. Тем более что Инна там, на причале, еще минут тридцать назад ловила рыбу без кофты, а солнце вполне располагало к загоранию. Так что Юра не удивился бы, если б Степа нашел свою жену в одном купальнике. А то и без него, она была не из робких, и обладала неплохим ударом. Хоть с руки, хоть с ноги.
Как и следовало ожидать, счастливая семейная пара добралась до стола минут через двадцать. Никто их не ходил искать, потому что потеряться здесь – это надо было очень постараться. Кроме того, все всё понимали, не маленькие, не первый год половой зрелости. И, последнее, но не последнее по значимости: стол был накрыт. Андрей, со свойственной ему скептичностью и тягой к перфекционизму, заключил, что шашлыки готовы, и уже собирался погасить огонь, но по привычке схватил бутылку с растворителем, который предпочитал любым жидкостям для разжигания костров, и едва не залил мангал. Вовремя остановившись, и заодно перепугав всех на поляне, он успел остановиться, и решил вообще не тушить угли. Еще пригодятся. Аккуратно держа штыри шампуров, он понес их к столу, где под ловкими движениями Лены и Ольги шампуры опустели. Напоследок, Андрей зажал штыри меж пальцев, корча из себя Росомаху.
Публика осталась довольна.
Пиршество было маленьким, но от этого еще более уютным, домашним, дружеским, теплым. От мангала исходило тепло, тепло же проникало в людей с алкоголем, звонко стукались граненые и простые стаканы, звучали тосты, хрустели огурцы, чавкали помидоры, негромко звучали зубы, трущие мясо в кашу, удобную для проглатывания. Повара не могли нахвалить, эпитеты и метафоры казались слишком простыми и безыскусными, не отражающими истинную сущность и умение Андрея, который, не раскрывая своих кулинарных тайн, разглагольствовал о своевременности и дозировке. Нужно точно выбирать момент, чтоб перевернуть, точно выбрать момент чтоб полить, выбрать верный коньяк, выбрать правильное место для полива, ни в коем случае не ошибиться в количестве капель. Кто-то сравнил его с Жан-Батист Гренуем, но Андрей только усмехнулся. Он и не мог ничего большего сделать, ибо не знал кто это, и чем они похожи.
Музыка смешивалась подобно выпитому и съеденному, но после часового сидения за столом захотелось танцев, чтоб утрясти съеденное и просто развеселиться. Не важно, что веселье и так лилось рекой и берега пропали давным-давно, душа хотела праздника в празднике. Выбрав самую лучшую радиостанцию и настроив ее во всех машинах, под эту гремучую смесь друзья старые и новые пустились в пляс, аккуратный и безумный, дабы не упасть или не взболтать содержимое желудков, и чтобы из голов улетучились все до единой, до последней заботы. Скоро вновь на работу, кому-то ехать далеко и долго, но это будет потом, сейчас было только «сейчас», момент, когда хочется ни о чем не думать и наслаждаться.
Юра танцевал плоховато, но это мало кого волновало после выпитого, к тому же здесь был не конкурс танцев, где проигравший подвергается всеобщему публичному осмеянию. Дрыганье под так называемую музыку именовалось танцем. От танца это было далеко, как лед от песка, но атмосфера была полна каплями веселья, сливавшимся в незримый поток и проникающим в каждую пору, выталкивающую из головы все, что лишнее и грустное. Что-то, а русские умеют отдыхать, как никто другой.
Шамиль все же исполнил свой пируэт, прыжок со вращением штопором. По отсутствию приглушенной ругани на родном языке и стонов попавших под девяностокилограммового акробата можно было заключить, что все прошло удачно, и в ближайшем будущем можно рассчитывать на повторение, возможно, еще более фееричное. Спиртное притупляет боль, раскрепощает, снимает тормоза и ограничения, так тщательно выставляемые людьми, разбивает запоры и клети, и человек делает то, что не решился бы сделать, или не смог бы.
Юра почти не смотрел в сторону девушек, ибо в этот день ему было не до них. Боевые товарищи, «братство колец» были несказанно рады встрече ,и постоянно вытаскивали его то из танца, то из-за стола, чтоб он рассказал о своей жизни, о том где он и как он, о своих похождениях. Услышав о комаре-фашисте, разразились хохотом и потребовали предъявить хотя бы картинку. Юра, разумеется, не взял ее, но на салфетке за две минуты изобразил кровопийца в образе бородатого террориста без автомата, но со шприцом. Гул одобрения заставил художника в Юре пробудиться, и за последующие полчаса на свет появилась серия карикатур на длинноносое насекомое, изображающее его в разных неприглядных образах. Тут были и немцы-крестоносцы, и Наполеон, и пилот-камикадзе (самый удачный и точный образ из всех) и еще много кто. Рисунки Юра без сожаления раздавал всем желающим.
Солнце не спеша двигалось по небу, изменяя длину теней и успокаивая всех на поляне. Музыка лилась рекой, а все уже давно лежали на земле или скамейках, тяжело дыша и улыбаясь. Празднование дня независимости удавалось на славу, такого гуляния эти полтора десятка человек еще не видели, не принимали участия в таком гулянии, и не сожалели ни капельки о том, как проводят время.
Градус веселья медленно понижался, силы убывали, так что требовалась перезарядка. Отдышаться, перекусить, искупаться. Самые храбрые полезли в реку, наплевав на камыши, на каменистое дно и слегка кружащиеся головы. Юра и Шамиль решили проследить за безобразниками, чтоб никто не утонул и не испортил веселья, за что чеченец пригрозил убить повторно. Добрая душа.
Сидя на песке и глядя на купающихся, они тихо и мирно беседовали.
– Так ты где работаешь? – перебирая песок, вопрошал Шамиль. При разговоре у него смешно дергался нос и подрагивала верхняя губа.
– Да вот, недавно устроился. Какая-то крупная корпорация.
– Норма-ально сказал, «какая-то крупная», - засмеялся Шамиль. – Я бы так не смог, вот вы русские народ наглый. «Какая-то крупная». Все равно что сказать, что Газпром – шарашка.
– А что, не так? – дружный смех. – Нет, серьезно, пока не пошел устаиваться, не знал про нее ровным счетом ничего. Потом-то, конечно, узнал.
– И кем ты там?
– Ну, пока что я там стажером, ассистентом, – пафосно вывел Юра, размахивая руками как актер, думающий что МХАТ обязан взять его, только увидев. – Это у них так называют посыльных. Но я на этом месте долго не задержусь.
– Что, платят мало?
– Нет, платят очень даже здорово, но я имел ввиду другое. Я говорил о должности. Вот испытательный закончится, буду работать с клиентами. Договоры перебирать, лично болтать с ними. Продавать свою фирму и покупать чужие…
– А там и до директорского стола недалеко…
– Ну не скажи, этажей десять, – улыбнулся Юра. Со стороны воды донеслись крики. Двое вояк устремили свои очи к источнику звука, но быстро успокоились. Ничего особенного, Андрюха привычно гонялся за девчонками. Такой прыти от него не ждали, и с визгом разбегались. Точнее, расплывались.
– А для меня местечко найдется? Думаю уходить с вертолетов. Чинить их, конечно, интересно, лазишь у них внутре, что-то подкручиваешь, опять-таки бесплатно возят, но денег мало, да и условия не всегда путёвые. На той неделе одно зашибло. Какая-то железка свалилась, и нет парня. Не хочу так же.
– Так уходи оттуда! – воскликнул Юра. – Разве мало нормальной работы? Ты можешь, например, преподавать. К тебе же вся часть по компьютерной грамоте бегала.
– Да куда ж меня возьмут, с такой вот рожей, – грустно улыбаясь, вздохнул Шамиль. – Да и образование у меня даже не средне специальное. Пусть я хакер от бога, но этого же мало. Без бумажки мы букашки. Ты вон, юридический закончил.
– И толку с него? Сколько нотариальных контор обстучал, сколько адвокатских контор, в суды пробовал – коленом под филейную часть и не беспокоить. Юристы и экономисты не нужны. Строители – вот кто сейчас нужен везде и всюду. Ты не смотри, что стройки по всему городу, это москвичи понаехали….
– …все подъезды обоссали, – перебил Шамиль. Друзья рассмеялись и упали на песок. Шамиль поднялся на локтях и продекламировал. – Вы живете в Ростове, если москвичей называете москалями, а украинцев – хохлами.
– Мы не расисты, мы ненавидим всех одинаково, – парировал Юра.
– Скажи расизму «да», а потом, как отвернется, выстрели в спину.
Юра запнулся. Старинная игра на цитаты и глупые поговорки, кто больше произнесет и придумает, сегодня засбоила. Видимо, тема была не самой удачной.
– Что-то я больше не вспомню никак, – признался он.
– Это нормально, чего думать на такие темы?! Люди все более-менее хорошие, плохие долго не живут. Либо живут богато, но несчастливо.
– А вот скажи, Шим, ты бы предпочел быть богатым, но несчастным, или бедным, но счастливым?
– Скажешь тоже, – отмахнулся он. – Будут деньги, придет и счастье. Что ты, меня не знаешь?! Забабахаю себе домик, дело открою. Друзей у меня разных много, за крышу можно не беспокоиться, какие проблемы – все уладим. А потом и счастье придет. Ты пойми, много денег равно отсутствию счастья – это чушь, туфта. Не знаю, кто эту глупость придумал, но он катастрофически не прав. Не умеет верно распорядиться средствами. Вон, тот же Прохоров, миллиардер, и сказал что не жениться, потому что не хочет быть придатком к своему кошельку. Мужик прав, я с ним согласен, я его понимаю. Но он не прав полностью! Он настолько богат, что перестал верить в любовь. Может, денег у него куры не клюют, потому что поклевали и передохли, – смешок с демонстрацией могучих зубов, – но он сам себя настроил, что его не полюбят, и будут с ним только за деньги. Ду-рак.
– Имея столько раз по сто рублей, уже понемногу сомневаешься в друзьях, – кивнул Юра. – Да, он сглупил. Полюбят его по-настоящему, а он не поверит.
– У тебя-то хоть девушка есть? – поинтересовался Шамиль.
– Нет, – пожал плечами Юра. – Но я ведь не отказываюсь от любви, просто не спешу. Вот, подзаработаю деньжат, развернусь немного, и можно будет включить локатор.
– А смысл? Смысл ждать? Ты пойми, что любовь такая шутка, она не зависит от наличия, отсутствия, количества денег. Любят ведь человека, а не его счет в банке. Вон, Степашка, заяц недоделанный, ты думаешь, что он женился будучи богатым? Или хоть просто обеспеченным? Ага, щаз-з! Когда он встретил свою Инну, он даже не работал нигде. Ан ничего, они друг другу понравились, стали жить у нее, потом Степка нашел себе работенку, и первое что купил, было кольцо. Вот не вру! Он сам мне это рассказывал. А зачем ему врать? Ремнем же не отшлепают. А если и приврал чуток, так что в этом плохого? Немного вранья порой полезно.
– Да кто ж спорит! – почесывая землю пальцами, воскликнул Юра. Честность была в числе его лучших качеств, но и врать он умел, просто не любил. – но я решил, что сперва соберу деньжат. Моя комнатушка мне нравится, удобная. Уютная, но хорошую девушку туда приглашать… нет, что сказать, приглашал, но для серьезных отношений все же хочется чего побольше.
– Забей, Юра, – похлопал его по плечу друг. – Все у нас будет отлично, просто не надо бояться. Мы не боялись тогда, в Даге? Боялись до чертиков! Я самолично однажды в штаны наложил, ты ж знаешь, но все равно мы шли вперед, потому что мы хотели и было так надо. Не обращай внимание на то, что, на твой взгляд, служит препятствием. В людях ты разбираешься, дай бог так каждому. Не удивлюсь, если не позднее чем через год станешь не только женатым, но и вообще самым счастливым на земле-матушке.
– А у тебя есть кто?
– Да не, мой нрав такой, что моя должна иметь нервы как стальные тросы. Сколько по клубам города тусуюсь, такой еще не видал. Мож, они по клубам и не ходят, а?
– Не доярку же тебе искать, – засмеялся Юра.
– А чего нет? Бабы они дородные, крепкие, а если полюбят, то навсегда. Я идеалист, скажешь ты, а я так не считаю. У каждого счастье по-своему в голове представляется. Мое отчего-то такое. Не знаю, наверное, потому что мы столько всего там, – он многозначительно указал затылком назад, подразумевая прошлое, – что теперь просто обязаны отдать долги. За мной долгов немало. Но это тут ни при чем, я просто люблю таких баб. Жаль, в городе не водятся, не видал ни одной. Думаю, по осени уйти с вертолетов и покататься по стране, поглядеть кто где каков, себя показать. Эта страна, если к ней со всей душой, тебя отблагодарит. А я как раз такой, если драка – то до отключки, если веселье, то до упаду. Вот, сегодня уже раза три упал, а до вечера еще раз пять шлепнусь.
– Я порой удивляюсь с нас всех – в кого мы такие пошли. Вроде все разные, а такие похожие. Не могла же нас всех так война уравнять! Мы, я думаю, внутри всегда были родными, как браться близнецы.
– Ага, особенно я.
– Кто тут загибал про расизм? – прищурившись и не в силах сдержать улыбку, спросил Юра. Шамиль виновато ковырял песок пальцем. Он это делал так старательно и целеустремленно, словно хотел там вдобавок к своему смущению еще и клад найти. Совместить одно с другим. Что именно с полезным, было трудно сообразить. – Мы хоть и разные, отовсюду понаехали, но я нисколько не жалею, что встретились. Мы ж друг за друга кого угодно закатаем в асфальт без катка. Значит, не случайно это. Я не фаталист, но вижу здесь какую-то силу, которая перетасовала колоду и сбросила нас, шестерых, в одну руку.
– И кто же я в этом раскладе?
– А не все ли равно? Мы это мы, и такие, какие мы есть. И это не так уж плохо.
Шамиль согласно кивнул и они стукнулись кулаками, ударив кольцами одно об другое.
Из воды стали доноситься совсем уж душераздирающие звуки. Андрей кого-то все же поймал. Шамиль меланхолично оглядел эту картину и, с кряхтением начал подниматься, чтобы вызволить прекрасную принцессу из лап кованого чудовища. Юра просто сидел и смотрел куда-то миом них, в воду.
Из багажника, с поляны, чей-то мужской голос не очень весело пел: «Maybe tomorrow is a better day». Не очень весело. Но слова были хороши.
Хотя куда уж лучше, чем сейчас.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
День.
Все скалывалось неплохо, и таковым развитием событий своей жизни Юрий был вполне доволен и не роптал. К тому же роптать было попросту не на что. Работа была не сложная, и спорилась. Евгений, куратор Юрия на время его испытательного срока, был доволен тем, как последний справляется со своими обязанностями, и первый не раз ставил его в пример другим ассистентам, которые по каким-то своим причинам не очень горели энтузиазмом и казалось, что карьеризм им не свойственен. Их словно устраивало их нынешнее положение и текущая заработная плата, которая не была маленькой и позволяла вести достаточно достойную жизнь. Многие люди на самом деле не мечтают о чем-то большем, но стремление быть лучше, выше – это же так естественно. Видя на улице дорогие машины, красивые и чуть ли не еще более дорогие одежды, красивых девушек и парней, человек, сам того не замечая, хочет быть таким же, подражать им, ездить на дорогом авто и пользоваться всеми благами, предоставляемыми большими суммами денег на счету. Но трое сослуживцев Юры просто делали то, что от низ требовалось и не более того, в то время как Юрий проявлял чудеса сноровки и изобретательности, всем интересовался и пытался понять и впитать все, что видит и слышит. Тяга к обучению и смене должности на ту, ради которой он и пришел в «Ви-О», была в нем крепка, и вела подобно огненному сердцу Данко. Различие между реальным человеком и выдуманным персонажем было ничтожно по поверхностному впечатлению, но существенно по своей сути. Данко вел людей вперед, из темноты ,и был забыт и затоптан. Юра же шел вперед сам, не ведя никого за собой, и затоптать себя не позволил бы.
Через полтора месяца Евгений уже обещал Юре скорейшее продвижение и показал черновик своего заключения, в котором отражались положительные качества Юры без упоминания негативных сторон, кои если и были, то Юра их крайне талантливо маскировал или попросту запер в сундуке. Цель у него была. Был известен путь к ней, и Юра двигался вперед, сквозь темноту, и с каждым шагом все сильнее и чаще бил свет через многочисленные прорехи мрака. Лучи становились толще, сливаясь, указывая Юре, что идет он туда, куда надо, и поворачивать не надо, ибо ям и ловушек впереди нет. Нога ступает уверенно и прочно устанавливается на поверхности и служит опорой при следующем шаге. Можно было бы перейти на бег, но тогда есть вероятность и опасность споткнуться, запутавшись в корнях, так не вовремя появляющихся из почвы. Юра был осмотрителен, и корней пока не замечал, что не означало, что их нет. Но он ни разу еще не оступился, и поступь молодого человека вела его к цели.
Евгений начал доверять Юре, в порядке исключения и проверки, некоторые договоры и записи переговоров, чтобы он мог проявить себя со стороны юриста. За время, пока он работал посыльным, он успел прочесть несколько книг по вопросам договоров, и стал довольно сносно разбираться в них. В простых, но все же стал разбираться. Он догадывался, что эти договоры уже проверены квалифицированными специалистами, и Евгений смотрит, как их проанализирует Юра. Сможет ли он заметить все то, что заметили условные профессионалы, многие из которых занимались этой работой не первый год, и знали куда и как надо смотреть. Но у них был один изъян: они знали куда смотреть, в то время как Юра просто смотрел все, от начала до конца, изучал вдоль и поперек. Его производительность была на порядок ниже, но в ряде не самых последних по важности договоров он усмотрел ряд нарушений и «черных ходов», по аналогии с вирусами-троянцами. Принцип «не запрещено, значит, разрешено», был знаком всем, но Юра мыслил нестандартно, очень стратегически, недаром командовал взводом. Проигрывая в голове возможные варианты действия обеих сторон, он указывал потенциально опасные моменты и те, которые профи умудрялись пропускать, привыкшие не видеть в этих областях неточностей, подводных камней и ложных дверей, которые виделись запертыми, а на деле они просто открывались тем, у кого есть ключ. К тому же открывались они в другую сторону. Куратор молча кивал, читая отчеты Юры, и обещал, что продвижение будет скорым. Юра не знал, что благодаря его пытливому уму и излишней, порой маниакальной подозрительности, кою он активизировал при работе с бумагами такого рода, несколько человек лишились работы, ряд человек был переведен на должность ниже. Освободившееся место могли предложить Юре. Не зная того, он закрывал бреши в корпусе корабля, в который проникала или могла проникнуть вода, выпуская наружу не воздух из трюма, но груз, денежный груз. Всего за неделю своих повторных проверок «безупречно отлаженных договоров», он не дал корпорации похудеть на несколько десятков миллионов рублей.
Евгению было дано указание сверху не говорить об этом Юрию, и не ввиду возможности роста в нем гордыни за свою значимость, и даже без ожидания требования премии. Верхи опасались, что ощутив свой вес, пускай и небольшой, но все же, он ослабит внимание и хватку. А с такой хваткой ему была дорога наверх. Небыстрая, но если он не сбавит скорости и реакции, то более быстрая, чем многим.
Такими самородками разбрасываться не стоит.
Юра все реже отправлялся с пакетами, папками и другими источниками и носителями данных и информации, и все чаще оставался в своем кабинете, который он по-прежнему делили с тремя неглупыми, но не очень расторопными молодчиками. Он реже играл в шахматы, хотя не отказывался сыграть партию-другую для расслабления ума после трудоемкого по интеллектуальным затратам анализа бумаг. Он все чаще проигрывал, но не ввиду истощения серого вещества, а потому что отдыхал, и часто пропускал важные ходы. К поражениям он относился философски, и нисколько не обижался, ибо порой он все же выигрывал, но не прыгал на одной ножке и не обзывался, не показывал обидных жестов. Победа в шахматах не несет в себе повода распухнуть от своего ума, от превосходства над противником. Игра есть игра, и многие это забывают, особенно при игре на деньги. Однажды победив, не стоит уверять себя в начале полосы непобедимости и всесилия. Всегда выигрывают лишь выдуманные герои, коих автор наградил таковой способностью в угоду публике и чтобы оправдать некоторые сюжетные повороты своего произведения. Тот же Эраст Фандорин всегда выигрывал, и это давало ему преимущества над врагами и ряд веселых и интересных поворотов сюжета, но это нереально. Не продал же он душу Дьяволу за вечный выигрыш в любые игры и мощный детективный ум!
Так выгодно продать душу давалось разве что Чаку Норрису, если верить интернет-молве, которая нарекла его главным из героев и дала в своем фольклоре такую мощь, что никакому уму не постижимо.
Что делать, фанаты любят своих кумиров. Порой такой вот странной любовью. Своеобразно, но любят.
Дни стали не длиннее, но немного скучнее. Бегать Юре было не скучно, и он все время что-то подмечал, на что-то наталкивался, интересное или загадочное, что хотелось продолжить наблюдать или до сути чего хотелось докопаться, но не было возможности. Информационный груз в руках требовал скорейшей доставки. Ныне он нечасто покидал свое расположение, ввиду коего факта часто скучал и рисовал на бумаге забавные рисунки. Комар перестал быть одинок, и его полку прибыло. Юра вошел во вкус, на свет появилась форменная кунсткамера обыденных для человека вредителей в необычных образах. Одноногая крыса-пират и зеленой мухой вместо попугая, которая (муха, а не крыса) горланила «Се-е-емки!» вместо пиастров. В морях таких крыс жили морские чудища-коты, а главным врагом таких пиратов становились благородные белые мыши в мундирах и на кораблях, напоминающих мышеловки. Это были далеко не самые гротескные и поражающие нормального человека, у которого ослаблено творческое начало.
Идея, подсказанная Васей, одним из ассистентов, начать делать свой комикс, была хороша, но не принята Юрой. У него не было достаточной усидчивости, чтоб раз за разом придумывать приключения героям своих картинок. Он рисовал когда хотелось, и что хотелось. Сидеть сиднем и заниматься изо дня в день рисованием он не хотел, так он мог, по его же словам, быстро растратить творческий задор за несколько недель, и пришлось бы отдавать свои идеи другим, чтоб они рисовали, а сам он осуществлял бы только надзирательную функцию.
– Лучше я буду творить просто так, – отвечал он, – с душой, чем отдавать свои творения другим, у которых на уме одни лишь деньги, а не творчество.
Спорить с ним было бесполезно.
Обеденные перерывы Юра проводил, как правило, в одиночестве, хотя никому не запрещал садиться рядом с ним. Люди, работающие в «Ви-О» были сильно озабочены работой и качеством ее исполнения, ради чего обедали на своих рабочих местах, из пластиковых контейнеров, редко выходя из офисов, для того чтобы просто купить в автомате и попить кофе. Таких людей было жалко. Юре нравился фильм Служебный роман», и, накладывая его на современную действительность, ему была видна огромная разница межуд прошлым, пускай и придуманным, и настоящим. Правда, не такое уж это прошло было и придуманным. Люди работали, и все. Была ли у них личная жизнь, Юра не знал. У кого-то, безусловно была. По вечерам, быть может, они ходили в бары, по клубам, кто-то, вполне возможно, строил серьезные отношения, но это после работы. Но сколько всего они пропускали мимо себя во время этой самой работы. Став заложниками корпорации, как это виделось Юре, эти люди предпочитали работу всему, что их окружало. Но ведь в рабочее время, в тех же коридорах, порой могут случаться такие встречи, такие события, что ни в каком фильме не снимут.
Но они предпочитали сидеть на своих рабочих местах, пропуская эти всевозможные события. Их не за что винить, просто они так решили.
Юра облюбовал закутки с фонтанчиками еще с первого своего посещения здания, и теперь сидел там полноправно. Поглощая бутерброды и запивая их то кофе, то чаем, он изо дня в день отдыхал у журчащей воды и тихо шелестящих листьев, создающих ауру спокойствия, присутствия природы в этом царстве стекла и пластика, такой необходимой и такой приятной. Сидя на своем, почти именном месте, раз уж никто на него не покушался, Юра расслаблялся и вполглаза следил за тем, что происходит рядом. Чаще всего не происходило ничего. Разве что проходили люди, они шли по своим делам, но это было нечасто, даже редко, так что каждое такое нарушение уединенности становилось настоящим событием, быстро проходящим мимо, дабы вернуть все на свои места, вернуть спокойствие. И некую унылость.
Юрий сидел и жевал хлеб с салатом и грудинкой. Рядом стояла чашка кофе, медленно остывающего и просто-таки извергающего вверх ароматный пар. Время от времени наступало время чашки, и Юра делал пару маленьких глоточков. За спиной, под ветром кондиционеров, шумела листва, сзади и слева плескалась вода.
Неожиданно рядом с Юрой образовался человек. Он подошел медленно и сел совершенно спокойно, не беспокоя Юру, тем более что в момент, когда он сел, Юра смотрел в другую сторону. Юра удивился и немного обрадовался. В обеденный перерыв ему просто не с кем было поговорить, да и, в общем-то, не чем. Как и сейчас. Но незнакомец притягивал внимание. Он сел, подтянув брюки своего сине-черного костюма, чтоб не было пузырей на коленях, и, откинувшись на спинку скамейки, о чем-то задумался, поглядывая на свой живот. Ничего съестного он не принес с собой, так что он вряд ли собирался провести здесь свой обеденный перерыв. Пару раз он поднимал глаза на стоящий неподалеку кофейный автомат, и задумывался. На его лице, простом и мягком, украшенном короткими усами, отражалась работа мысли. Он решал, идти или не идти. «Идти» победило, и он на несколько секунд покинул общество Юрия. Взяв стаканчик такого же кофе, что и Юра, что он определил по усилившемуся аромату, незнакомец сел на то же место. Сел, поставив чашку на стол, но не притронувшись к ее краю губами, чтоб испить горячего и вкусного напитка. Он чем-то был озабочен, и сидел неподвижно, что дало Юре возможность повнимательней осмотреть незнакомца, каковой возможностью он тут же воспользовался.
Лицо незнакомца, как уже было упомянуто, украшали усы над полными губами. Не уродовали, а именно украшали. Небольшой нос колыхался при дыхании, иногда вдыхая сильнее, засасывая запах кофе. Его глаза, опущенные и устремленные на живот, были синего цвета. Короткие каштановые волосы, зачесанные налево, казались свежевымытыми, просто вызывающе чистыми, что не говорило о маниакальной чистоплотности, поскольку черные туфли, покрытые заметным слоем пыли, он не удосужился почистить, или хотя бы пройтись по ним губкой, каковая лежала в столе, казалось, каждого из работающих здесь. Его длинные пальцы с короткими ногтями, что-то выстукивали на спинке скамейки.
– Чертов галстук, – тихо произнес незнакомец.
– М? – ответил Юра. Он не понял, к кому это было обращено, но рядом был только он. Может быть, слова эти были просто брошены в воздух, в никуда, но почему бы не попробовать заговорить с человеком?
– Галстук, – повторил он мягким баритоном. – Я уже не знаю, что с ним делать. Я купил этот костюм месяц назад, и никак не могу подобрать к нему галстук. Какие я только не пробовал цвета, узоры, все одно – не подходят. Уму не постижимо. Вроде не захудалый секонд-хенд, а приличный магазин, и такой фортель. Вот скажите, – он повернулся к Юре, чтоб ему было лучше видно галстук, – как посторонний наблюдатель, не как эксперт, а как прост человек: вот у меня костюм, какой к нему подойдет галстук?
– Давайте посмотрим, – глубокомысленно произнес он, не разбирающийся в одежде совершенно. Сине-черный костюм и темно-синий галстук смотрелись неплохо, но это был так на первый взгляд. На самом деле эта гамма вызывала отторжение, и Юра не мог понять, откуда в нем именно такое мнение. – Хм, вы правы, что-то здесь не так.
– Здесь определенно что-то не так, – разочарованно подтвердил он, ослабляя одним пальцем петлю галстука. – Это просто какое-то недоразумение, а не костюм.
– Так может, поменять его, а не галстук? – предположил Юра. – В бутиках же все есть, и надо брать все сразу. Вот вы купили отдельно костюм?
– Ну да, а что? Я подумал, что нужен новый костюм, мои прежние хоть и хороши и приятны, но примелькались. Поймите меня правильно, я не модница, – поспешил он убедить собеседника, прижав ладонь к груди, – но я чувствую, что время от времени надо обновлять гардероб… Ха! Надо же, – он откинул голову назад, – когда учился в университете, не обращал на такие мелочи внимания, ходи весь семестр в одном и том же. А почему? – оживился он. – А потому, что меж красотой и функциональностью предпочитаю второе. Не нужны все эти модные шмотки и блестки, если в них нормально ходить нельзя. Вот вы как считаете?
– Аналогично, – кивнул Юра. – Если бы была моя воля, я б до сих пор носил камуфляжную форму. Она немаркая, легко чистится, удобная, и вообще спроектирована гением. Этот Юдашкин не в счет, он придумал полную чушь с новой формой.
– И не говорите, – уныло согласился незнакомец. – Он бы еще на задницу погоны налепил. Для того, чтобы военные стали как собаки: чтоб понять кто это перед тобой стоит, надо под хвост заглянуть, – он рассмеялся, и Юра поддержал его. Живое и чуткое ко всем раздражителям воображение откликнулось, мгновенно нарисовав в голове эту картину. – А насчет поменять костюм а не галстук, я так думаю, это сложнее. Просто у нас как-то не очень развита культура галстуков, и хоть я перепробовал сотню галстуков, просто не попался тот, который подойдет. Вот вы, простите, не знаю как ваше имя, у вас есть галстук?
– Да, есть, – кивнул Юра. – Меня, кстати, Юрий зовут.
– Андрей, – представился незнакомец, и они пожали руки. – Так вот, Юрий, у вас галстуков много?
– Нет, один, если честно, – смущенно ответил Юра.
– Даже так? И по какому же случаю вы его купили? – Андрей сел поудобнее, готовый внимать рассказу. Юра был не готов рассказывать об этом случае, но попытался.
– Да там все просто. Меня пригласила подруга на выставку. Я не до конца понял, там будут только картины, или и скульптуры, и всякие другие поделки. Но я рассудил, что раз выставка, то и выглядеть надо соответствующе событию. Белая рубашка у меня была, и я решил, что купить галстук будет самое то, уместно. Поблизости нашел магазин одежды с галстуками, увидел там один и понял, что хочу этот и никакой другой.
– Надо же, – то ли удивился, то ли обрадовался Андрей. – Какой он был из себя? Или даже есть до сих пор?
– Есть, висит красиво в шкафу. Красный, даже ярко-алый. Купив его, я понял, что попал в трудное положение, потому как к белой рубашке и такому галстуку нужен черный костюм. Такового в гардеробе не нашлось, а покупать было не на что, самый дешевый стоил дорого. Вместо этого я купил на рынке черную шведку. Потом надел черные джинсы и сходил на выставку.
– Черная шведка… с двумя нагрудными карманами?
– Да, – очередь удивляться была Юрия.
– Билли-Джо Армстронг, – усмехнулся Андрей. – Группа Грин Дэй.
– Да, я тоже так подумал, увидев эту шведку. Мне потом друзья это повторили, хотя не называли Билли-Джо.
– Потому что длинновато и сложно, – заключил Андрей. – А вы, Юрий…
– Можно на «ты», – спокойно разрешил Юра.
– Можно, – кивнул собеседник, – но мне как-то привычнее на «вы», хотя бы временно. Так вот, вы, Юрий, интересный человек, с вами даже, я скажу, весело.
– Это еще цветочки, – улыбаясь, ответил Юра, вяло отмахиваясь от комплимента. – Я же на работе, так что сохраняю серьезность.
– Я верю, – кивнул Андрей. – Тем не менее, я уверен, что вы именно такой. А ваше желание и стремление быть серьезным на работе, даже в обеденный перерыв, крайне похвально. Вы тут… кем работаете?
– Я пока еще стажер. В смысле, ассистент. Вообще я подавал заявку на работу с клиентами.
– А, да, вы тот самый, кому Евгений дает проверять контракты?
– Ну, да, хотя он мне наказал никому не рассказывать…
– Полно вам, – поднял руки Андрей, перебивая Юру, – мне можно это говорить, я все же не хищный огнедышащий змей, поедающий всех, кто разбалтывает секреты. У вас хорошо получается, я даже, скажу вам по секрету… вы ведь умеете хранить секреты? – Юра закивал. – Так вот, скажу вам по секрету, вы очень хорошо справляетесь с этой работой. Я попробую немного поднажать, чтоб вас побыстрее произвели в полные действительные менеджеры по работе с клиентами, и, – он осмотрел Юру с ног до головы, – все-таки я постараюсь перетянуть вас к себе. Надеюсь, вам понравится.
– Может быть, а может и нет, – Юрий пожал плечами. – Это нужно смотреть на месте.
– Совершенно верно, – отчеркнул Андрей, вставая и забирая стакан с кофе. – Но раз вы… хорошо, раз ТЫ не против, во всяком случае, не высказал открытого и прямого несогласия, я все же постараюсь затащить тебя к себе.
– Нет, спасибо, конечно, – Юра замялся, не зная что сказать, – но куда это к вам? Вы кто, собственно?
– Я? – Андрей задумчиво посмотрел на свои туфли. – Я просто работаю здесь. Заместителем начальника отдела по работе с клиентами. Думаю, еще увидимся, – он победно поднял свой стаканчик и отхлебнул кофе. Поднявшись со скамейки, он неспешным шагом отправился к лифтам, проведя кончиками пальцев по столешнице, едва касаясь ее, даже не оставляя следов, будто просто желая ощутить поверхность, текстуру, материал. Почувствовать пластик. Юра остался сидеть на месте, удивленный и немного напуганный. Не каждый день удается вот так, по-простому, как с равным, поговорить не просто со старшим по должности, но с будущим начальником. А раз Юра собирался стать менеджером по работе с клиентами, то он в любом случае становился подчиненным Андрея.
Непонятно только в таком случае, что он имел ввиду, когда сказал, что постарается взять его к себе, если Юра и так и так станет его. Кем бы ни был этот Андрей, и даже если он не соврал, он повел себя с ним, с Юрием, как с равны. Это многое говорило о нем, как о человеке: не любит расстояние между людьми, любит общаться и спокойно чувствует себя в любой компании. Так просто заведя разговор с незнакомым ему человеком, а чтение личного дела не есть знакомство, даже заочное, он показал, что его не надо бояться, что в работе он не тиран.
Юра задумался. Вел-то он себя «по-свойски», но насчет «не тиран», он мог ошибаться, ибо ничто не мешало ему иметь некий невидимый, спрятанный в глубине его сознания тумблер, одним щелчком коего Андрей переходил в иной режим жизнедеятельности. Добрый вне работы с любыми людьми, легко находящий темы для разговоров и способный поддержать также любую тему, в рабочих вопросам он вполне мог быть чрезвычайно требователен, педантичен и беспощаден к ошибающимся и ленящимся.
Но по первому впечатлению было трудно судить. А вот Юру он как будто читал, как листок. Именно листок, а не книгу, ибо в книге нужно переворачивать страницы, а сейчас, точнее, две минуты назад, он просто сидел и смотрел на него, как на плакат для проверки зрения, сидя к нему вплотную. Он просто говорил, словно его слова плыли по течению, а то и были тем самым течением, в которое попадал Юра, и плыл по течению. Оно не было шумным, там не было порогов, речь Андрея лилась, как узенький ручей с прозрачной водой, и такой мелкий, что видно дно. Такой мелкий, что ничего не позволили о себе узнать наверняка.
Остался таким же загадочным, как и до начала беседы.
О чем они говорили? Кажется, об одежде, но о чем именно?
О галстуках!
Странная тема, но почему-то затянула, заставила думать о ней, и теперь Юра, вертя в руках недоеденный бутерброд, не мог уже не думать о галстуках. Не до такой степени, чтобы помчаться и покупать себе три десятка «удавок».
Юра даже не запомнил, как выглядел галстук Андрея, на который он так жаловался. А ведь именно он послужил этому нечаянному знакомству!
«Что-то я перетрудился», подумал Юра. «Или наоборот, слишком долго отдыхаю. Он посмотрел на часы, висящие напротив зеленого уголка, на стене. Зелено-желтый циферблат вещал, что до окончания обеденного перерыва было еще несколько минут. Вот так, вроде говорили ни о чем, а прошло двадцать минут.
Размышляя над этой загадкой, он дожевал свой бутерброд и запил его остывшим кофе, после чего устремился к себе, где его ждала очередная стопка бумаг.
* * *
В один из дней, спустя почти месяц, в помещение для ассистентов, они же посыльные, где уже пятеро играли в шахматы, а шестой, Юра, сидел и пролистывал очередной договор, вошел Евгений. Вошел не как обычно, а немного подпрыгивая, словно пружинящей походкой. Хорошее настроение лучами, подобно радиации, незримыми но ощутимыми, распространялось вокруг него. Посыльные оказались невосприимчивыми к этому излучению, равно как и Юра, но он был занят, и это прощало его. Остальным же пока нечему было радоваться. Они делали свое дело, но не продвинулись настолько, насколько это сделал Юрий. Дело было не в том, что они не старались. Старались, еще как, но увы, способностей Юрия им не было отсыпано скупой рукой судьбы. Куда же они спускали все свои ресурсы, неизвестно. Ну, один, судя по внешнему виду, тратил именно на внешность.
Просматривая очередной параграф договора, подчеркнутый желтым, Юра сделала пометку красным, потому что считал, что там присутствовали неприемлемые условия, дочитал страницу до конца, и только потом устремил свои очи на вошедшего, как его шепотом называли ассистенты, «ведущего», или «сэнсея». Прозвище «наставник», и приравненное к нему «Йода» не прижились. Во-первых, наставником он не был, во-вторых, на сморщенного зеленого Чебурашку похож не был.
Игры прекратились, Коля, который красавец, даже замер с поднятой фигурой, которой грозил поставить шах.
Евгений окинул своих подчиненных беглым взглядом, на секунду-другую задерживаясь на их лицах. Никто взора не потупил, не за что было чувствовать вину, равно как и гордиться особенно тоже было нечем. Кроме Юры, но он не гордился своим занятием.
Работа как работа.
– Так, господа и товарищи, если среди вас есть коммунисты, – начал издалека Евгений, – у меня есть одна умеренно хорошая новость и пара сравнительно плохих. Начну, по традиции, с плохих.
– Дядь Женя, – сморозил один ассистент глупость, тут же пожалел, услышал в свой адрес сдавленные смешки, но не стушевался и продолжил, – а, по традиции, разве не надо спрашивать, с какой новости начинать?
– Ну, внучек, – парировал Евгений, – по традиции, я вообще должен просто прийти и сказать, без предисловий, и в таком порядке, в каком сочту нужным. Вот, например, если один накосячил, при всех его построить «смирно» и орать благим матом, как на меня в армии кричал сержант. Но я же так не делаю! И не только потому, что тут стенки тонкие. Это ж ведь не педагогично.
– Зато дешево, надежно и практично, – заикнулся кто-то.
– Классику ценю, спасибо, – поклонился Евгений, – но в этом месте ,как правило, меня спрашивают, за что на меня кричал сержант. Видимо, вам уже кто-то рассказал, или вам просто неинтересно. Не, я согласен, – он прижал ладонь к груди, – что эта история как таковая не имеет к моему появлению никакого отношения, и стариковские байки про армию никого не волнуют, потому что они, как правило, видятся чуть переделанными армейскими байками и анекдотами столетней давности, с поправкой на сегодняшний день.
– А за что вас ругал сержант? – подал голос кто-то.
– А поздно, – усмехнулся Евгений, почесывая той же ругой грудную клетку. – Так, не отвлекаемся. Сперва, значит, плохие новости. Первая заключается в том, что вы как-то не очень хорошо себя зарекомендовываете. Уже сколько времени прошло, а вы еще тут! Чего вы такие нерасторопные?! Вы ведь не хотите остаться на посылках до конца своих дней? Пускай за эту непыльную работенку вам платят двенадцать косарей, это что, достаточно? Я не призываю к жадности, но, зная человеческую натуру, я категорически не врубаюсь, извините, за грубость, чего вы тут на задницах сидите. Вон, Юрец. Юрец!
– Оу! – отозвался Юра. С Евгением можно было быть самим собой, официоза он не держался, тем более что, по сути, его должность была не сильно выше текущей должности всех, кроме него, Евгения, присутствующих. Своего рода, старший посыльный, старослужащий. Дедушка. Дедовщина, трам-тарарам! – Здесь!
– Вот, на него хотя бы равнялись. Вот, три месяца еще не прошло, а его забираю и веду на новое место. Он себя зарекомендовал отлично, и испытательный срок сократился. Вот неожиданно, да?
– Да, совершенно неожиданно, – протянул Юра, размахивая над собой листками с текстом и кучей правок. – Даже не понимаю, с чего бы это вдруг.
В помещении разразился негромкий, но заразительный смех, исходящий от всех присутствующих, кроме Юры, который хоть и исполнил очень смешное выражение лица, но смех сдерживал.
– А чего это ты не смеешься? Что, не привычен смеяться над собой?
– Не, мне маменька не разрешает смеяться с незнакомыми дядями.
После чуть меньшего взрыва смеха, Евгений вытер слезы и продолжил.
– Вот это, собственно, как вы тут все поняли, и есть умеренно хорошая новость. Умеренно, потому что хорошая не для всех. Вот для тебя, Юрец, скажи честно, она хорошая?
– Смотря куда поведут, – пожал он плечами. – Новое – это не всегда хорошее. А если и так, то сперва надо будет привыкнуть, понять, что к чему, и тогда уже можно будет говорить, хорошо или плохо.
– Я не понял, – помотал головой Саша, самый новенький ассистент, всего три недели как принятый, – это ты спасибо сказал, или интеллигентно указал направление, куда идти? – все снова прыснули. Отчего-то воцарилась атмосфера веселья и праздника. Радиация радости, испускаемая Евгением, подействовала, не иначе.
– А это с какой стороны смотреть. Так значит я что, уже… того? Ухожу, да?
– Не, – замахал руками Евгенией, – не сразу. То есть сразу, но не совсем сразу. Я хотел сказать, – пресекая очередной взрыв смеха разрубающим движением ладони, – что ты пойдешь со своим новым начальником к шефу, наверх, – он ткнул пальцем вверх, подразумевая недвусмысленно шестнадцатый этаж, куда служба занесла Юру вскорости после его приема в «Ви-О». В тот раз Юре не удалось посмотреть на лицо начальствующее в ростовском филиале, но голос, донесшийся из кабинета с белыми дверями, указывал на то, что заведует здесь всем женщина. – Там тебя окончательно утвердят или отправят обратно, на что можешь не рассчитывать. Только если не будешь там вести себя неподобающе. Понял?
– Вести себя неподобающе, понял, – кивнул Юра. – Это я легко.
– Не сомневаюсь, – криво улыбнулся Евгений. – Это, значит, была умеренно хорошая новость. Я обещал две плохих?
– Да! – в унисон ответило пять глоток.
– Не вопрос! – воскликнул он в ответ. – Она, по совместительству, является хорошей. Вас остается пятеро. Работать придется побольше. И поактивней, – слегка повысил он голос. – Мне тут оболтусы не нужны, как-нибудь без таких личностей обойдусь и я, и компания. Вы ведь в анкетах указывали должности, которые хотели бы занимать. Чего ж не двигаетесь к цели? Вам что, пофиг?! Чего тогда бумагу марали? Здоровый карьеризм только приветствуется. Так, я вроде все сказал, Юра, за мной. Да, бумаги проверил? Нет? Оставь. Не, лучше возьми с собой. Внутренний карман есть? Ах да, ты ведь в рубашке, откуда у тебя… давай мне, я у себя положу, чтоб тебе там ничего не почеркали. Ты скоро вернешься, а завтра уже приступишь на новом месте. Чем будешь заниматься, это тебе популярно объяснят. Давай, на выход. А вы, – обратился Евгений к оставшимся, вот вам список, что, откуда и куда. Чтоб было сделано в ближайшие полчаса, приду – проверю.
Покинув помещение для посыльных, Юра в который уже раз оказался в большом офисе, тихо гудящем десятками системных блоков и оглашаемого сотнями ударов по клавишам в минуту. Младший аналитический корпус отдела по работе с клиентами, за которыми Юра подчищал договоры, работал в полную силу, тихо и производительно. Скоро, а точнее завтра, Юрию предстояло стать, возможно, кем-то из них. Он осознавал, что это потребует дополнительных затрат интеллектуальных ресурсов, но ради большей зарплаты можно было и немного пострадать.
Евгений принял у него договор, пролистал и молча считал дополнительные поправки. В некоторых местах Юра как-то излишне перестраховывался, и этого можно было бы и не делать, но сей аспект до него донесут потом, что порой стоит отступать или уступать, ради каких-то целей, чаще всего финансовых. Кивнув после прочтения, Евгений спрятал бумаги в своем кабинете и запер его, в чем не было никакой нужды, но что он делала автоматически каждый раз, как покидал рабочее место даже на две минуты, чтоб сходить в туалет. Хлопнув Юру по плечу, он направился к выходу. Возле дверей никого не было, но должен был бы быть, что заключил Юра по тому, как Евгений озирался по сторонам, взглядом заправского детектива.
– Наверное, уже там, или возле лифтов.
Покрыв небольшое расстояние до лифтов за две минуты, неспешным шагом, они увидели Юриного провожатого наверх. Им оказался, что ни капельки не было удивительным, Андрей, одетый в тот самый темно-синий костюм. Он прижимал к боку тонкую папку с бумагами, личным делом Юры. Пальцами второй руки он отстукивал на бедре какой-то, ему одному ведомый, ритм.
Едва завидев процессию из двух человек, Андрей улыбнулся, выдавая узнавание. Они обменялись рукопожатиями с Евгением и тихонько перекинулись парой слов. Бывший начальник Юры что-то сказал, указав себе за спину, ан Юру, большим пальцем, что вызвало у Андрея улыбку. Затем они немного пошептались с крайне серьезным видом.
– Значит, сегодня, после семи? – негромко, но Юра услышал, что сказал Евгений. – А чего так рано? Светло ведь еще!
– А мы туман войны напустим, как по фон Клаузевиц. Будет «за границей неизвестного».
– Ох, поменьше бы ты умничал, что ли? Я так скоро перестану понимать, когда ты говоришь прямо, а когда криво.
– Ну, ты как скажешь, Женек, – картинно возмутился Андрей, уперев руки в бока. – Я всегда говорю прямо, ты-то уж должен это знать. Чай не первый год «арбайтен» вместе.
– Арбайтен, йа-йа, – пародируя немецкий акцент, отшутился Евгений. Андрей тоже улыбнулся. – Нет, серьезно, ты просто иногда как скажешь, как процитируешь, потом некоторые, и я в их числе, сидят и думают, что ты выдал.
– Никто мне пока не жаловался, – приподняв в недоумении одну бровь, ответил Андрей.
– А тебя все бояться, – ткнул кулаком в плечо, выдал Евгений. Юра молча задумался, стараясь не подавать виду. Боятся? Его? Они, конечно, только раз виделись, но бояться этого парня он совершенно не хотел. – А о твоей манере разжевывать, когда ты еще не один десяток раз съедешь на посторонние темы, вроде бы как-то относящиеся к главной линии, знают все. Потому и не пытаются спросить о точном смысле сказанного.
– Это еще что, – потирая плечо, ответил Андрей. – Ты бы видел моего куратора в университете, вот он выносил мозг раз и навсегда, напрочь, без следов. Я после кураторских собраний всегда выходил жутко злой.
– Как вы его называли, напомни.
– Кто как. Его по-разному обзывали. Не в глаза, разумеется. Кто «конь», кто «доктор Зойдберг», кто «клоун Женя», – Андрей поднял руки, из-за чего папка упала на пол. – Без обид. Его звали так.
– Что я, по-твоему, совсем дурак? – не дожидаясь ответа, он продолжил. – Да, не умный, но в дураки меня рано записывать.
– Понятно дело, ты ж у нас самый умный, и у тебя ай-кью зашкаливает, сто девяносто. С решебником, что ли, писал?
– Не твое дело! Написал, и точка… гы-гы, Зойдберг, – обхватив живот, Евгений согнулся пополам и беззвучно захохотал. Юра попытался представить себе, как может выглядеть человек, если ему дали такое прозвище, как имя комического персонажа, человекоподобного краба из глупого, но от этого еще более смешного американского мультсериала. Евгений тем временем дрожал, потому что он уже не хохотал, а просто ржал, но, опять-таки, беззвучно. – Это ты у него манеру перенял?
– Нет, я всегда такой был. Слушай, вот мы тут постаиваем, а наш общий, пока что, подчиненный, стоит и смотрит на нас, как на идиотов. На тебя, по крайней мере. Так, кончай лясы точить, иди к себе, а я поведу нашего друга наверх.
– Смотри, не споткнись.
– Да пош-шел ты, – беззлобно отправил его Андрей словесно и легким хлопком ладони в спину. Проходя мимо Юры, Евгений потрепал его за бицепс.
– Да, ты в хороших руках, дружище, уж поверь, – подмигнул Евгений, после чего отправился к себе, где и собирался ждать возвращения своего почти что бывшего подчиненного. Юра проводил его взглядом.
Сзади него кашлянули. Юра повернулся и увидел, что Андрей ждет, и его ожидание постепенно переходит в нетерпение. Он проболтал ни о чем, как это выглядело со стороны, со своим другом, несколько минут, теряя драгоценное, невосполнимое время, но закончив беседу, он вернулся в рабочее состояние, и это состояние требовало немедленного, а лучше, еще более быстрого отправления к месту назначения. Юра быстрым шагом подошел к лифту и вызвал его. Андрей молча следил за движениями Юры, который пытался сдержать небольшую дрожь волнения. Что, впрочем, ему удавалась.
Лифт прибыл, и отворил свои двери. Андрей кивнул на лифт, и Юра зашел. Андрей последовал за ним и собственноручно нажал кнопку шестнадцатого этажа. Двери медленно сошлись, и они поехали наверх.
Из невидимых колонок играла тихая классическая музыка. В прошлую поездку Юра ее не слышал, но теперь его слух отчетливо уловил танец струнных и духовых инструментов. В тот раз, пару месяцев назад, он был слишком взволнован, и потому не слушал ее. Именно так, а не иначе, ибо нет смысла в том, чтобы включать музыку только сейчас. Не будут же эти люди играть с ним, Юрием, в такой, достаточно ответственный момент, именно ради него одного включать запись какого-то концерта. Бессмыслица.
Да, в тот раз он что-то слышал, но подумал, что это шум подъемного механизма, или звуки на этажах.
Лифт ехал как-то слишком медленно.
– Что, медленно едем? – поинтересовался у Юры его спутник, поправляя галстук. Уже другой, в тон костюму. Прошлый, ставший причиной нечаянного разговора, был уволен, как минимум, до другого, более подходящего костюма.
– Простите, что?
– Нога, – он указал на левую ногу, чуть отставленную. – Ты ей притоптываешь, не в такт музыке, и без ритма. Волнуешься, что медленно едем? Или что лифт может рухнуть в шахту?
– А может? Что я спрашиваю! Конечно, может. В теории. Как говорится, вероятность пятьдесят на пятьдесят. Либо рухнет, либо нет.
– Оптимист, – улыбнувшись одним краем губ, произнес Андрей. – Нам нечего беспокоиться за падение в лифте, все надежно. Тебя беспокоит, что медленно едем, но это не так. Просто ты нервничаешь, ты немного взволнован. Самую малость, – Андрей говорил мягким тихим голосом, успокаивающим и обволакивающим. Будто гипнотизер. – Еще, – он пожал плечами, – тебе немного непонятно, почему твою кандидатуру должна подтверждать наш шеф. Я ведь угадал, не так ли?
– Не так, а совершенно верно, – плохо свернул фразу Юрий. – Я знаю, что здесь свои правила и законы, традиции, распорядки. Не такие как в каком-нибудь банке, или отеле, – он пожал плечами, почесывая локтями бока. – Но вот это мне действительно непонятно, вы правы.
– Давай уже на ты, не первый день знакомы.
– Ага, второй. А если считать по количеству часов, то еще первый.
– Дело не в том, что ты какой-то слишком уникальный, хотя своя уникальность у всех есть. Говорят, что все люди разные. Пускай так считают. Но мы едем наверх потому, что я попросил за тебя, чтоб тебя перевели ко мне. Первоначально тебе предстояло занять место в каком-нибудь из низших отделов, или вообще в другом направлении, но ты меня заинтересовал, – Андрей повернулся к Юре и провел ладонью по волосам. – Ты довольно ловко обходишься с договорами. Может, не быстро, но если посчитать по коэффициенту «скорость-качество», ты будешь повыше многих. Не всех, – сделал он шаг назад в разговоре, – но многих. Я даже удивлен, что ты выпускник РИНХа. К тем, кто оттуда выходит, как правило, относятся как к грязи, считая, что там все покупают себе дипломы, и никто не учится.
– Чушь полнейшая. Это после начала двухтысячных началось. Еще в газетах объявления давали разные, с припиской, мол, выпускникам РИНХ с такого-то по такой-то год не беспокоить. Мажоры, заряжающие за учебу, есть везде, но не все такие. Есть и те, кто поступил не по блату.
– А ты, поступил по блату?
– Честно? Да, – Андрей не изменился в лице. – Но потому, что родители хотели, чтоб я выучился на адвоката. Ну, выучился, а толку ноль. Нигде не брали. Подумал я, и свалили в армию, в надежде, что пройдет время и что-то изменится.
– Я угадаю: ничего не измелилось?
– Не угадал, – Юра стал разглядывать светодиодную панель с цифрами пролетающих этажей. – Я изменился.
– Кто бы сомневался, – Андрей оперся спиной о стену лифта. – Вот и я был удивлен, потому что и мне свойственны стереотипные мысли. Я тоже думал, что оттуда выходят только неучи, со слегка, подчеркиваю, слегка опустевшими карманами. Но потом у меня появились знакомые, друзья, подруги, которые там учились. Я с ними общался и понял, что ошибался. Не во всем, но ошибался, что там все такие. Не все, и ты тому еще одно подтверждение. Потому я хочу, чтоб ты работал у меня. Кто знает, – Андрей шумно выдохнул через нос, – может, ты однажды сменишь меня. Хочешь быть моим преемником?
– Спасибо, я, пожалуй, откажусь.
– Почему?
– А зачем? Зачем мне соглашаться? А ну как мне не понравится? Или кто-то переманит с более выгодным предложением, а я наобещал уже. Нет уж, я пока так.
– Разумно, – кивнул Андрей. – Хотя выгоднее моего предложения мало что может быть…
– Вот, – перебил его Юра. – Мало что, значит, есть что-то. Я не целюсь сразу в кресло президента, и премьер-министром быть мне тоже не улыбается. Спешить некуда.
– Пока да, – согласился Андрей.
Лифт замер. На экране светилась долгожданная цифра. Створки разошлись, и взору двух парней предстала знакомая картина, в виде ковровой дорожки и двустворчатой двери.
Андрей шел впереди, Юра держался сзади и чуть справа, по армейской привычке, хотя оружия у него не было, и врагов впереди тоже. Во всяком случае, пока. Андрей открыл одну половину двери, кивком поздоровался с секретаршей. Юра предпочел поздороваться вслух, так что ему девушка улыбнулась чуть теплее. Пока он нежился в тепле изогнутых полумесяцем губ, Андрей уже открывал белую дверь. Постучал он или нет, Юра не заметил, но поспешил за ним, оторвав свой взгляд от секретарши.
Кабинет директора филиала не поражал своим убранством, своей роскошью или размерами. Он был большой, но не гигантский. Скорее, подобающий. На стене прямо перед ними, висел большой портрет основателя корпорации, на нем сходство с Антоном Павловичем было еще сильнее. Может, это его любимый писатель, и он косит под своего литературного кумира. У стены, через дверь в коей они вошли, стояли шкафы, казалось полностью из стекла. Они были полны папок, различный вещиц из разных концов света. Там были и индейские маски, и японский меч, и миниатюрный сфинкс. Магнитики на холодильниках, похоже, уходили в прошлое, даже не начавшись толком.
Между портретом и молодыми людьми стоял черный блестящий стол, серпом огибающий черное кожаное кресло, в котором восседала, именно так, а не просто сидела, женщина лет тридцати пяти. В ее чертах лица угадывалась аристократичность, но не надменность, как могло показаться, если посмотреть в ее глаза, синие и острые, как выточенный лазером с хирургической точностью алмаз. Свои каштановые волосы она собрала в аккуратный хвост, настолько тщательно, что ни волоска не выбивалось из ее прически.
Из одежды были видны лишь черный приталенный пиджак, накинутый на поблескивающее синее платье. Тонкие пальцы с покрашенными бесцветным лаком ногтями, слегка постукивали по столешнице, и эти движения были полны грации и плавности, как у пианиста.
Она склонила голову набок, разглядывая вошедших. Андрей стоял свободно, заложив руки за спину, Юра хотел стать по стойке «смирно», но поборол этот порыв, и попытался встать в ту же позу, что и Андрей, но ощущал себя в ней некомфортно, и, расслабив руки, принял положение «более чем вольно».
Женщина быстро удовлетворилась Андреем, и обратила свой взор конкретно на Юрия. Ее глаза внимательно осмотрели его, ощупывая каждый сантиметр, так тщательно, словно проводила по нему не глазами, а рукой. В ее красивых глазах сверкала жесткость и властность, заставившие Юрия вздрогнуть. Она оказала на него такое впечатление, что хотелось просто развернуться и убежать, как от прямой и явной угрозы своей жизни. Таких женщин боишься не потому, что они такие, какие есть, а потому что они просто есть. Быть может, если Юрино впечатление о ней было правильным, она могла бы стать во главе всего мира.
Закончив внешний осмотр, она наклонилась к столу и положила на него руки, сцепив пальцы, поглаживая большим пальцем указательный.
– Это он? – ее голос был не такой, каким его запомнил Юра при своем первом посещении шестнадцатого этажа. Тогда она за что-то выговаривала своего подчиненного, и ее голос тогда звенел, подобно остро заточенному клинку, рассекающему все, что попадалось ему на пути, хоть плоть, хоть камень, хоть металл. Сейчас это был совершенно другой голос. Властный – да, серьезный – более чем. Злой – нет. Он был спокойным, но держал собеседника крепкой хваткой. Голос, не привыкший, чтобы ему перечили. Но не ввиду избалованности, а только лишь по объективным причинам, обусловленных прирожденными лидерскими качествами, причем такой мощи, что было непонятно, почему она сидит здесь, а не правит всем миром, как всего десять секунд назад подумал Юра.
– Да, это он. Разрешите представить, Юрий Николаевич Скворцов, пока еще ассистент. Желаете ознакомиться с его личным делом? – Андрей убрал руки из-за спины и протянул в сторону стола папку.
– Нет нужды, я его уже читала, – голос потрясающей силы, даже такой тихий. Ей бы в театре играть, задние ряды затыкали бы уши, если бы она говорила текст лишь в половину силы голоса. Юра не переставал удивляться тому, каких людей он встречает здесь. – Я могу вас поздравить, Юрий Николаевич, вы показываете хорошие результаты, и я надеюсь, что вы не опустите планку, которую так высоко подняли.
– Я буду делать все, что в моих силах, – ответил Юра, затем подумал немного, и добавил, – и что не в мои силах, тоже попробую делать, – она улыбнулась, чуть прищурив глаза.
– Очень на это надеюсь. Итак, – она откинулась ан спинку кресла, – вы хотите, чтоб я разрешила его перевод в ваш отдел, Андрей Сергеевич?
– Да, Ирина Викторовна, я прошу вас именно об этом, – он кивнул.
– Ну, делая такие успехи, он рано или поздно все равно оказался бы у вас, останься он в вашем отделе. Есть ли какие-то причины, почему это следует сделать немедленно? Говорите, потому что лично я таковых не вижу. Он хорошо работает, извините, Юрий, что о вас в третьем лице…
– Ничего, все в порядке.
– Вот и замечательно. У вас есть вакансии, я это знаю. Ха! Еще бы мне не знать! Но такой резкий переход наверх – без причин этого делать мы не будем. Точнее, я не буду.
– Но мне нужен этот человек. У него подходящие способности, вы же читали его личное дело, и знаете это. А я как раз нуждаюсь в таком специалисте.
– Но он еще не специалист, попрошу это учитывать. На подготовку уйдет много времени, не менее полугода, и это без возможности форсированной подготовки. Вы знаете, что в нашем деле это нельзя делать, это вредит конечному результату, который мы хотим достигнуть. За это время он вполне может принять должность, которая была указана в распоряжении ранее. При этом, замечу, он мог бы покинуть ваш отдел, благо я вижу в нем хорошие задатки, как минимум, заместителя главного юриста филиала. И вот, вы приходите ко мне с такой просьбой, чтоб миновать подготовительный период, и сразу отдать его вам. Андрей, приведи доводы получше.
– Что, прямо вслух?
– Если хочешь, в письменном виде в пяти экземплярах, – пошутила она, или скала серьезно, трудно было судить, потому что на ее лице не было ни намека на улыбку. – Он хорошо работает с договорами, и, после соответствующей подготовки, из него получился бы очень неплохой юрист по вопросам фирмы, как я уже сказала. У него есть отличная способность замечать незаметное, анализировать, искать и находить, а не просто искать. Но ты тянешь его к себе. Неужели он настолько незаменим, что ты предпочел затерять его у себя? – она незаметно перешла с Андреем на «ты». – Ты считаешь, что интересы твоего отдела выше интересов корпорации? Я тебя уверяю, это не так. И пускай у нас нет главного отдела, но есть те, которые важнее других.
– Вы хотите сказать, что мой отдел, – Андрей не проявлял ни единого намека на свою враждебность, хотя имел полное право быть недовольным, – не является одним из этих, как вы выразились, «важнее других»?
– Отчего же, твой отдел весьма важен, но не зарывайся. Всегда найдется рыба крупнее.
– Это как раз будет в интересах «Ви-О». Мистер О’Бриен сказал бы, что это, – он указал на Юрия, – тот самый человек, который нам, то есть ему… то есть корпорации, нужен.
– А я этого и не отрицаю, но я предпочла бы видеть его в другом месте, и под другим начальствованием. Ты хороший зам начальника отдела, я этого тоже не отрицаю, да и к чему, если это действительно так. Только за последние два года ты разрешил несколько серьезных вопросов с нашими клиентами, чем весьма поднял наш филиал в глазах центра. Благодарность тебе уже была объявлена и почести оказаны. Но, повторюсь, мне нужны доводы, почему его нужно отдать именно тебе.
– Ирина Викторовна, но ведь он здесь именно за этим, и вы это знаете. Или вы изменили свое мнение?
– Учитывая его навыки, проявленные за месяцы испытательного срока, я уже задумывалась над этим. Тебе не так уж нужны люди, особенно такого профиля. Вы неплохо справляетесь сами.
– Но только за последние два месяца я лишился двух человек…
– Один двух не заменит, каков бы он ни был. Это чистая математика: один не равно двум, она скривила свои тонкие под прямым носом губы. – Даже если он теоретически способен заменить двоих, это остается теорией. Теорией, которую нужно подтверждать практикой, но тогда полноценного юриста из него не получится. Он может проявить себя так, как ты не можешь, уж извини, Андрей. Он вполне мог бы оказаться в головном офисе через десять, а то и меньше лет. Забирая его к себе, ты исключаешь такую возможность.
– Не до конца.
– Но основательно. Юрий, вы бы хотели работать за рубежом? Получая столько же, сколько я, делая, фактически, то же, что вы делали в последнее время? А поверьте, я получаю немало. Правда, это стоит мне миллионов нервных клеток каждый год. Ученые говорят, что они восстанавливаются, но медленно, – она легко перешла на близкую, но постороннюю тему, – так что для меня этот процесс протекает незаметно. Что есть, что нет – незаметно. По крайней мере, я не успокаиваю себя спиртным, – в чей адрес эта колкость была отпущена, Юра не мог знать, а Андрей, если и знал, не подал виду. – Так как, вы бы согласились работать за границей? Не сейчас, а потом, когда подниметесь здесь. Задатки у вас имеются.
– Я, право, не знаю. Здесь у меня хотя бы друзья есть, знакомые. На новом месте сперва должен пройти период акклиматизации, установление отношений с сослуживцами, а при другом языке общения это становится на порядок сложнее.
– Ответьте одним словом, хотели бы или нет?
– Да, хотел бы, – изрек Юра, после нескольких секунд размышлений. – Это три слова, но вы услышали ответ, как я понимаю, который отели услышать.
– Не то чтобы хотела, но ожидала. Мало кто не хотел бы поехать туда, за рубеж. Ради большого куска хлеба с толстым слоем масла, мы готовы пойти на такой шаг. Друзей можно завести новых, а со старыми держать связь, родственников или любимого человека запросто можно привезти с собой, или найти там. Нигде не написано, что любовь надо искать по месту жительства.
– Просто это проще, – тихо вклинился Андрей. – К тому же, в Ростове самые красивые девушки.
– Это субъективно, – отмахнулась она. – У меня больше причин оставить все как есть, и Юрий со мной вполне согласен. У него действительно очень хорошие задатки, и нужно их развивать. Развивать именно их, а не то, что нужно тебе в твоем отделе. Да, он полезен, нужен, важен, и отвечает задачам нашей корпорации. Уж извините, что я говорю «нашей», но раз мы в ней, раз мы ее части, значит, она наша, как и мы – ее. Перспектива работать в другой стране на высокооплачиваемой работе – это не блеф, не приманка, это действительно шанс, который у него есть, если я не отдам его тебе. Я даю последний шанс привести хотя бы один веский довод, который я сочту достаточно веским, иначе все будет по-моему.
– Ирина Викторовна, – Андрей и не собирался сдаваться, с боем или без боя, не важно. В его голосе звенела решительность, но он не повышал голоса. Он был спокоен внешне, внутренне же не был. Это проступает мельчайшими деталями, незаметными, если не знать, куда смотреть. Ирина знала, но ничего не предпринимала. Андрей держался в рамках приличия, как того требовал табель о рангах корпорации. Он – подчиненный, она – начальник. Но это вовсе не означает, что начальство всегда право. Она дала шанс Андрею проявить себя и подтвердить свою точку зрения. Он это и делал. – Я прекрасно понимаю, что вы хотели бы получить этот самородок… уж извини, что мы о тебе в третьем лице в твоем присутствии…
– Да ничего, – с интересном ответил Юрий. Спокойный спор, таких он еще не видел. А ведь в той же армии уже сыпался бы мат и летали предметы интерьера. – Но мне совершенно непонятно, что происходит.
– Это нормально, – чуть приподняв брови, ответила Ирина Викторовна. Ответила, в то же время ничего не ответив, не объяснив. – Но суть вы ведь уловили, не так ли?
– Это было несложно, – приврал Юрий. Следя за спором, он не один раз одергивал себя, вспоминая, что он здесь делает и что происходит. – Вы хотите, чтоб я перевелся от Андрея Сергеевича под, так скажем, ваше крыло, чтоб стать адвокатом по вопросам фирмы… как-то так, да?
– В общих чертах, да, – полуприкрыв глаза, кивнула Ирина.
– А Андрей Сергеевич хочет, чтоб я остался у него. Вы аргументируете свою точку зрения, указывая на возможность работать за границей и получать весьма солидную зарплату. В то же время Андрей Сергеевич пытается вас отговорить, мотивируя тем, что я ему нужен в его отделе.
– Молодец, – подмигнул Андрей, – как мыши Золушки, отделил зерна от плевел.
– В то же время, – отчеркнул Юра, может быть, немного агрессивно, – вы, Андрей Сергеевич, не присели весомых доводов как таковых в пользу вашего желания оставить меня у себя.
– Вот об этом я ему и толкую, но он словно носорог, уперся и стоит на своем, – улыбнувшись, произнесла Ирина Викторовна. – Упорство и настойчивость это очень хорошие качества на любом посту, но не будем же мы превращаться в американцев, считающих свою точку зрения единственно верной и правильной только потому, что она исходит от нас. Я способна к компромиссам, средним решениям, я могу уступать, но не просто потому, что кто-то хочет, чтобы было по его плану.
– Я могу привести ряд доводов, но вы ведь знаете .что я не могу их произнести, – сжав зубы, но не распаляясь от гнева, ввернул Андрей. Он не злился, он силился что-то сказать, и имел что-то сказать, но были причины тому, чтоб держать это за зубами. – За границей это хорошо, я сам когда-то об этом подумывал, но мне моей зарплаты более чем хватает, работа достаточно интересна. Как в стихотворении: «Работа-то на воздухе, работа-то с людьми». И не надо уезжать из родных мест. Ты правильно сказал, Юрий, акклиматизация, поиск новых друзей – это все верно. Но зачем это делать, если можно остаться здесь, в родном городе, где ты знаешь чуть ли не каждый камешек, каждую песчинку. Здесь твои друзья, твои родные. Ты привык быть здесь. Это не значит, что перемена места всегда плохо, отнюдь. Но ведь и из моего отдела можно отправиться в заграничный филиал, или перейти в другую компанию. Став же юристом по вопросам фирмы, может так случиться, что тебя просто не отпустят, – Ирина незаметно уколола ледяным взглядом Андрея, но он это проигнорировал. Его понесло, как Остапа Бендера, из его уст текла речь, мягкая, и теплая. Юрий представлял все, что он говорил, все картины словно сами возникали в его голове. – Адвокат по вопросам фирмы… звучит красиво, очень, но проникая все глубже в интересы компании, узнавая все больше о ее стремлениях, ты привязываешься к ней. Но не родственными или дружескими узами.
– Я не понимаю, – помотал головой Юрий.
– Это несложно, нужно лишь логически рассуждать, – голосом молодого преподавателя, желающего быть для ученика другом, продолжал Андрей. – Это не как в мафии, сразу оговорюсь. Но подумай, занимаясь юридическими вопросами, интересами и стремлениями корпорации, ты все глубже будешь в нее проникать, все больше узнавать. И настанет такой момент, точнее, может настать, – уточнил Андрей, видя, что Ирина Викторовна готова была опротестовать его слова, – когда тебя уже просто не смогут отпустить, потому что ты слишком много знаешь. Станешь таким, в переносном смысле, лакомым кусочком для конкурентов. Никто ведь не знает, что им захочется узнать и какими способами. В то же время у меня, в отделе по работе с клиентами, такого нет и не может быть. Мы лишь находим и ведем переговоры, которые, тем не менее, имеют скорее завлекательный характер. Либо же мы работаем с небольшими клиентами, и секретов не узнаем, – он усмехнулся, – таких, за которыми стоило бы охотиться. Такие большие переговоры ведутся профессионалами при участии как раз таки, юристов по вопросам корпорации. Знал бы ты, сколько всякой грязи приходится раскапывать порой для достижения желаемых целей.
– Андрей, ты что, нарочно очерняешь мое предложение? – голос Ирины гремел подобно грозе.
– Ирина Викторовна, если я не прав, уточните где именно. Ведь с Василием Пархомовым как раз это и произошло. Вы ведь помните этот скандал? – Андрей повернулся к Юрию. Это было год назад, ты тогда еще был в армии, и наверняка не интересе совался подобными новостями. Мы заключили выгодную сделку, обошли при этом ряд конкурентов. Кое-кто из них не захотел вот так опускать руки, и стали копать под нас. Смешно на самом деле только звучит, на деле все было не так весело. Одного из наших юристов, Василия, который был главным с нашей стороны, ведущим, так скажем, в этих переговорах, они изловили, и…
– Андрей!!! – Ирина позволила себе повысить голос и встать с кресла. Она оказалась высокой, на полголовы выше и Юрия, и Андрея. – Ты хоть понимаешь, что говоришь?!
– Правду, – спокойно ответил Андрей. – И эту правду мы не скрываем, она в свободном доступе в любых источниках новостей. Да, такое случается редко, в практике нашего филиала это было единожды, лишь этот случай, и да, он не показатель, раз он один. Но он есть! И этого уже может быть достаточно.
– Значит, по-твоему, у тебя ему будет спокойней и безопасней? – с долей сарказма спросила Ирина Викторовна.
– Ну, разве что он кофе подавится, или сядет на карандаш.
Юра чуть не засмеялся, но удержал свой смех, для чего ему пришлось чуть скривить губы.
– Юрий, как вы сами считаете, куда вам лучше перевестись? К Андрею Сергеевичу, или согласно моему предложению?
– Вы упомянули, что ваши двери для меня всегда открыты, – она кивнула, чуть улыбнувшись. – В таком случае, разрешите мне пока побыть в подчинении Андрея Сергеевича, а если мне там не понравится, и ваше предложение засветится сильней и заманчивей, чем сейчас, то я запишусь к вам на прием. Ваше предложение действительно на какой срок? – Юрий сразу решил уточнить, как много времени будет ему отпущено на раздумья.
– Пока вы не придете, – мягко ответила она.
– Тогда вообще отлично. Я посмотрю что и как в одном месте, и если там будет плохо, я обязательно обращусь… к вам, – было как-то неловко, обращаться напрямую к директору филиала, но предложение было сделано, и формулировка была четкой.
– Ну что ж, – вздохнула Ирина Викторовна, – вы сделали свой выбор. Пока что он таков, ноя буду надеяться, что вы перемените свое мнение. Время покажет. Хотелось бы, чтоб на это ушло поменьше времени, но все будет как надо даже если будет не так, как нам того хотелось бы. Андрей Сергеевич, считайте, что он ваш, но не думайте, что вы победили.
– Я так и не считаю, – спокойно ответил Андрей. – Это ведь не игра, и не спор за душу грешника между ангелом и демоном. Хотя я, сдается мне, выступал бы в качестве демона.
– Вот если бы ты перестал такие вещи о себе говорить, ты был бы лучше, чем пытаешься казаться.
– Да я и так замечательный, – он пригладил волосы и улыбнулся. – Удачного вам остатка дня, Ирина Викторовна.
– Да, да, вам того же, – устало вздохнув, Ирина отпустила своих подчиненных.
Проект V-O, рабочий вариант, Обновление 02. 10. 10
© Copyright: Андрей Ходосов, 2010
Свидетельство о публикации №210071400589
Свидетельство о публикации №210071400589
Рецензии