Капкан для воеводы гагарина

Боярская дочь
До ставки Богенбая было всего полдня пути. Отправились рано, как только показалась звезда Шолпан. По дороге Якуб выразил свое беспокойство - не опоздает ли он в к воеводе Гагарину, - но батыр успокоил гостя: как сообщали бродячие домбристы-жолаушы с Алтая, князь еще в пути, занят перегоном своих обозов из Нерчинска в Тобольск.
Якуб сообразил: торопиться не стоит, калмыки везде разослали дозоры, и дозорные могут помешать ему добраться до слияния Тобола с Иртышом. На свою беду русские добытчики соли научили их плавать по реке на лодках и плотах. Наверняка и Ходже-Нефесу в пути до Астрахани несладко, и скорее всего он повернул к югу от моря, чтобы обойти его со стороны Ирана и выйти через Апшерон на Дербентскую тропу. Она одна оставалась безопасной из всех троп Великого Шелкового пути. А это надолго, и придет туркмен в дельту Волги не раньше 1713 года.
Поэтому кашгарский купец отдался на волю событий. Лошади неслись быстро, сами выбирая направление. Попросту животные скакали от водопоя к водопою. Богенбай отпустил поводья, держался за переднюю луку седла и тянул нескончаемую казахскую мелодию. Якуб зорко оглядывал тянувшиеся к горизонту просторы, стараясь запомнить ориентиры. На кусок китайской шелковой бумаги он наносил все, что заслуживало внимания. Конечно, это не такая карта, какую рисовал Самен Ремез, – у купцов Кашгара были свои тайные знаки.
К светлому вечеру уже были в большом ауле на берегу речушки с приятным названием Оленты. Богенбай закончил свою песню и спешился, Якуб последовал за ним. К всадникам навстречу бежали со всех сторон мальчишки, приветствуя звонкими криками народного героя-кахармана.
Туленгуты батыра увели коней на джайляу, а сам он повел Якуба в одну из гостевых юрт. Здесь гостя приняли прислужницы – калмычка и русская, - устроили удобную постель и вышли наружу. Кашгарец прилег на груду тюфяков, покрытую тканями-зенденями и вздремнул в ожидании, пока хозяева пригласят к дастархану. Но долго дремать ему не дали.
Немного погодя в юрту тенью проскользнула русская прислужница и умоляющим шепотом попросила господина не сердиться и выслушать ее.
- Если господин захочет, то она может… ну, это самое, - сбивчиво шептала совсем не старая, миловидная женщина, - только не прогоняй меня, дай высказать просьбу.
- Говори, а с «этим самым» успеем, - разрешил Якуб. – Не торопись, говори внятно.
История женщины не удивила Якуба – вот уж почти сто лет, как джунгары постоянно торговали людьми. Русские выкупали своих и обменивали на лошадей калмыцкий и кайсацкий ясырь. Русские пленники тоже попадали в «этот оборот».
- Увези меня отсюда, - шептала она, глотая слезы. – Я давно в церкви не была, у меня муж законный есть.
- А как ты сюда попала? Тебя кто-то продал на базаре?
- Нет, господин. Дома на Руси я росла у батюшки-боярина. Как на возрасте стала, меня сговорили за татарского знатного мурзу  Бакича. Он увез меня в Казань, а там в одну ночь напали разбойники да и схитили меня вместе со скарбом. Прислали к мужу троих своих товарищей и потребовали выкуп, а муж мой взял и убил одного из них. Другие двое зарезали его и скрылись.
Женщина говорила, мешая русские и тюркские слова. Но купец с пятого на десятое понял, что разбойники передрались из-за нее – кому ею владеть. Палили друг в дружку, ножами резались.
- Я того ужаса не снесла и убежала. К Волге вышла, увидела лодочный караван и покричала. Взяли меня на лодки, и я их просила отвезти меня к отцу. А они, лодочники, как узнали, что я боярыня да княгиня, заперли меня. И оказалась я опять в полоне.
Из дальнейшего Якуб понял, что караван уплыл в Персию, и там молодую вдову продали на базаре в свиту хивинского визиря. Когда на караван визиря напали калмыки, он откупился от них Татианой. Прочили ее басурманы отдать в наложницы контайше, да сбежала она от них, - ночью уплыла на чье-то лодке вниз по Иртышу.
- И попала я в аул рода бес-кара. Тут было не лучше, - продолжала говорить она прерывистым от слез шепотом. – Старшина взял к себе, заставил жить с ним. Я родила сына. Старшая жена-байбише увела меня в скалы, привязала веревкой к древу и бросила. А мальчика моего убила и ушла.
На этих словах женщина залилась слезами. Кашгарец стал гладить ее по голове  утешать, как ребенка. Какое могло быть «это самое», когда у бабы такое горе. Из дальнейшего всхлипывания Якуб понял, что Татиана смогла распутать аркан и пошла куда глаза глядят. И вышла на аул батыра. Здесь ее приютили и отдали в прислуги главной юрты.

Тойгын –совет батыров
- А отец-боярин твой кто был?
- Князь Гагарин. Он и сам потом выехал в Сибирь. Тут, в степи, слухи-то, как огонь по траве летят.
Кашгарец почувствовал знакомый прилив купеческого куража; вот это выгода! Ба с этой Татианой можно ехать безбоязненно.
- А есть у тебя знак, по которому он тебя узнает? – спросил он.
-  Как нет, есть.- Татиана залезла рукой за пазуху и вынула на свет божий небольшой золотой крестик. - Вот, сохранить сумела, никто не отобрал.
- У нас, басурманов, всегда так, - шутливо сказал кашгарец. – чужую веру всегда уважаем. И чем он особенный, твой амулет?
- На нем отец самолично слово «Бог» иглой нацарапал.
Купец снова ощутил прилив радости.
- Вот что. Ты про «это самое» забудь. Я выговорю тебя у Богенбая, доберемся до Тары и оттуда князя Гагарина известим. Пока иди по своим делам.
Глаза Татианы засияли сквозь слезы. Она поклонилась по-русски, Якуб приложил концы ладоней к своему лбу, к груди и к животу, возвращая честь на азиатский манер. Женщина тихо исчезла, как и появилась.
Якуб вышел из гостевой юрты, нарочито потягиваясь – будто поспал. Услышав голос посыльного туленгута: «Агай, батыр Богенбай шакырады! Батыр зовет!», купец поспешил к Богенбаю.
В большой двенадцатикрылой юрте его уже ждали за дастарханом шестеро крепких мужчин с жестким взглядом. «Явно все вояки», - наметанным глазом определил купец.Богенбай простер руку к Якубу и обвел ею юрту:
- Садись, почтенный купец, ты для нс очень важный гость!
Батыр усадил кашгарца на почетное место. Как водится, разделал копченую голову барашка, наделил своих товарищей а всю голову отдал Якубу.
- Намаз потом сотворим, - сказал Богенбай. – Поедим и поговорим о деле. Это и будет наш совет-тойгын
И потекла неспешная беседа. Слушали больше Богенбая, так как два года назад, еще в1710 году его избрали и объявили главнокомандующим – кол-басшы.
- Нам необходимо решить много задач, - говорил батыр в перерывах между едой и питьем. Калмыков китайцы гонят от своих границ, и нам приходится с калмыками биться из года в год. Из-за них родовые общины Старшего жуза уходят со своих земель на север, сюда, под Кокшетау и под Кушмурын.
- Да-а, Боке, времена не хуже кучумовских, - почесал затылок за ухом тот, кого звали Жазы. - Тогда Кучум с севера кипчаков гнал. Теперь вообще между тремя огнями. Китайцы на заилийские земли зарятся. С севера орысы постоянно по иртышу спускаются. А калмаки и с нами, и с ними, и с китайцами во вражде.
- Нет им места на наших землях, - сурово и жестко сказал другой батыр, Олжабай.
- Нет, тут надо бы обдумать. Не мешает с ними одак-союз заключить, - ответил невысокий, но крепкий жилистый Малайсары. – калмыки хоть по-нашему живут. Скот пасут,кочуют, живут в юртах и шатрах.
- Ага, и наши аулы жгут, женщин всех себе забирают, а мужчин, от младенцев до стариков, убивают, - возразил четвертый батыр Тугел. – Они вот весь Иртыш заняли, а скоро в наши степи пойдут. Им наши джайляу нужны боевых лошадей пасти.
- Ну да, с нами воевать и орысам коней продавать, - подхватил шестой гость, Каукен.
- Так, высказались все. – подытожил Богенбай. – Якуб, скажи, что затеяла Хива?
- Вроде бы ничего особенного. – пожал плечами кашгарец. – Ходжа-Нефес везет улькон-паше орысов золотой песок и передаст с ним пожелание молодого хана Хивы. Тот хочет, чтобы орысы послали войска в земли калмыков на золотые россыпи на юг, за озером Зайсан. Мне надо добраться до князя Гагарина с подобным предложением. Если войска пойдут, калмыки присмиреют, караваны опять пойдут по кайсацким землям.
- Нас никто не попросит, нас как бы и нет, - мрачно сказал Каукен. – Косят нас калмыки, которых мы бьем к выгоде китайцев. Орысам только лошади и золото нужны. Да только и им достанется на орехи. Цеван Раптан не хочет делить с орысами дань и отказывается продавать коней.
- Хорошо то, - заключил Богенбай, - что нам выпадает время для ожидания. Сарбазов будем готовить здесь, у меня, и в Косагаше. Пусть орысы идут вверх по Иртышу. Калмыки оттянут силы на них, и на юге хану Тауке станет полегче. Гость наш Якуб, мы тебе благодарны за то, что ты у Каукена провел обучение. Теперь его туленгуты другим покажут твои умения. За это ты достоин подарка. Мы тебе снарядим караван с нашими товарами.
- Благодарю, батыр Богенбай! Если можно. Отпусти со мной русскую работницу Татиану. Нельзя ей тут находиться – она знатная особа.
- Да ты что? – простодушно удивился народный герой. – И кто же она?
- Она дочь аталыка Гагарина.
На время все замолкли, потом шумно выдохнули.
- Забирай, забирай ее! Нет, что было бы, если бы аталык узнал о том, что его дочь у нас? – воскликнул Малайсары. – он агатай решительный!

У князя Гагарина
До Тобольска Якуб отправился из Косагаша. Здесь его опять задержали, чтобы он показал, как оборудовать поляну для рубки и провел несколько тренировочных боев. С пустыми руками не отпустили, прибавили к каравану еще десятка два навьюченных лошадей. С берега туленгуты свели караван на плоты и дали проводников-рулевых.
Кайсаки-плотогоны довели караван  до первой казачьей засеки и с соблюдением всех процедур передали Якуба орысам. А те уже приняли свои меры. Татиану усадили в возок и повезли посуху с охраной. Якуб передал караван в руки казачьих кормщиков, а сам верхом понесся в Тобольск.
Засеки встречались чаще. Якуб наскоро закусывал, брал свежую лошадь и мчался снова. От Черлака до речки Омки он добрался за полдня, до Тарской слободы скакал день. И до бывшей столицы Кучума – еще день. Ночевать не оставался – подходило последнее новолуние до срока, назначенного Ходжой-Нефесом.
Не постигал Якуб, почему такое значение туркмен придавал новолуниям. И только в Тобольске, когда его разместили в новом Кремле, в каменной палатке Гостиного двора, он услышал от местных жителей краем уха, что только в новолуние князь Гагарин чувствовал себя хорошо. В остальные недели его грызла хандра, а в полнолуние ночами за ним ходил специальный страж, чтобы будить и не допустить хождения во сне.
За два дня, которые Якуб провел в ожидании, его зазвала к себе Татиана. Был для нее гостем драгоценным, и ей хотелось попросту поговорить с кашгарцем, приласкать по-дружески, как брата. Но. принужденная важничать, она держала себя строго. Пригласила присесть, велела подать угощение, приличное для кашгарцев.
Якуб из вежливости попробовал из каждого блюда понемногу и встал с лавки – пора идти. И только в просторных сенях, невидимо для прислуги, княгиня обняла Якуба, поцеловала троекратно и прошептала: «Будь названым братом моим! Век за тебя бога буду молить!»
Князь вызвал к себе Якуба на третий день после приезда. Насупясь, он изобразил самое свирепое выражение на лице и тяжело обронил:
- Твое счастье, бухаретин, что вызволил мою дочь из полону. Так, говоишь, в твоих краям золото россыпями прямо под небом лежит. Сказывай, как на духу, а не то – вон пытошный мастер стоит…
- Нет нужды в нем, - спокойно ответил купец. – именем всех предков своих заверяю, что есть золото в тех местах. Свободно взять его невозможно – калмыки перегородили пути.
- Мешочек твой передали мне, приказные кислотой капали. Дал твой песок прозелень яркую. Что ж, торгуй, разрешаю.
И князь отпустил купца, махнул рукой и в сторону палача – иди мол, после пригодишься. Достав мешочек, Гагарин высыпал содержимое в свою широченную ладонь; взвешивая, покачал вверх вниз. Потом, ничтоже сумняшеся, достал из кафтана склянку, отсыпал в нее половину желтого блескучего песка и спрятал. Хватит с царя Петра и половины, сказано же – проба!
Потом кликнул своего стража и велел позвать казака Трубникова. Когда тот явился, князь объяснил ему поручение: ехать в калмыцкие, то бишь зюнгорские, земли и за озером Зайсан отыскать и реку Яркенд, и речку Алтын Эмель, и озеро Кукунор.
- Как удостоверишься, что бухаретин не врет, вернешься сюда и голубем пошлешь весточку мне в Питербурх. Я туда днями поеду.
Трубников вышел из воеводской избы и через час уже проскакал через южные ворота. Кеязь поглядел, отогнув через занавеску, потом задумчиво произнес:
- Скачи, Трубников, скачи. Найдем золото – нам первая награда, не найдем – может и плаха обозначиться.