Возвращение Amatti

   Некоторое время назад пришли люди небольшого города - им предъявили девять миллионов. Сменивший прежнего мэтра молодой юрист выглядел бледно, материалами дела не владел, обстоятельств не знал, в заседаниях, которые шли уже полгода, не участвовал. Наскоро глянув материал никаких оснований для оптимизма не нашел, о чем сразу предупредил визитеров, тем не менее услышав "готовы на ваших условиях", согласился.
  Заседание было назначено на четырнадцать тридцать и ровно без пятнадцати два, находясь в недобрых предчувствиях, уже стоял у судебного крыльца.
  Поверьте, описание процесса очень важно, поскольку настоящий герой здесь зажигалка - да, да, та самая сиреневая Амати, с помощью которой прикурил в тринадцать сорок пять, а покурив принялся наворачивать круги, ибо ничего лучшего для пищеварения человечество пока не придумало.
  Настроение оставляло желать - казалось, позиция истца абсолютна, а наши возражения легковесны и призрачны. В пятнадцать минут третьего достал новую сигарету, полез в карман и обнаружил, что зажигалки нет. Еще раз проверил карманы, портфель и снова карманы, не было.

  Вот дела, полчаса назад, стоя ровно на том же месте, держал в руках, ощущал и использовал, куда подевалась, и тут взгляд упал на урну, сиротливо стоящую в сторонке - о ужас, она была там, на самом дне, окруженная окурками, пустыми пачками и прочими остатками людской опрятности.
  Согласитесь, лезть в урну на глазах суда занятие малопочтенное, поэтому пришлось подчиниться обстоятельствам. Жертва, а ровно в шестнадцать ноль-ноль суд огласил решение, в силу которого с нас взыскивалось всего восемьсот тысяч, тогда как в остальной части иска было отказано.
  Юрист из малого города не верил ушам, тряс руку, звонил главному, звал в ресторан, к цыганам в Отрадное - он просто не знал, что жертва обернулась победой на восемь миллионов.

  Спустя неделю утром погожего дня вышел на крыльцо. Конторское. Дождь утих и запах зеленой, промытой травной свежести бодрил и успокаивал одновременно. Неспешно спустившись на каменную дорожку, осмотрелся - тишина, покой, умиротворение, но какая-то деталь явно диссонировала. Неподалеку, прикрытая травой, лежала она.
  Не может быть, на свете таких миллионы, почему именно она - сам то веришь в отрицание отрицания, разумеешь, что вероятности ее появления здесь против появления в ином месте несопоставимы.
  Совсем недавно по велению судьбы мы расстались, и расстались при обстоятельствах странных, ведомые не своей, но волей благорасположенной. Тогда, пребывая в глубокой задумчивости и отрицая саму возможность успеха, я презрел ее, не стал спасать, оставил и забыл. Думал только о грядущей неудаче и, замкнутый в мысли о себе, даже не осознал величины утраты - потери, обернувшейся жертвой качества в пользу победы.

  Да, да, она пожертвовала собой ради меня - ради торжества правоты слабости и возвышения своего единственного кумира, и вот теперь жертву возвращают, теперь то, что было отринуто, забыто и стерто из сущего, вернули, мало того, выложили перед носом, но почему - неужели, черная метка. Отчаянье давило на диафрагму, заставляло взмахивать руками и говорить вслух.
  Адонай эль шадай цеваот иману мизгав лану элоай яааков села - нужны две чаши с водой, не пойдет - солнце в десятом доме, середина неба в знаке льва, луна в оппозиции меркурия, секстиль уран, асцендент, но пока солнце в зените ничего не видно - двадцать семь, восемь, тысяча девятьсот шестьдесят один, один плюс девять плюс шесть плюс один плюс два плюс семь плюс восемь, тридцать четыре, три плюс четыре, семь - взрослые семерки идейные вдохновители, отличные стратеги, но исполнители неважные, господи, лев не мой символ, адонай эль шадай цеваот ашрей адам ботэах бэха - стоп, тридцать один плюс пять, тридцать шесть - число кратное четверке и девятке, может, дело не в числах, тогда в чем - заседание двадцать второго, сумма четыре, хотя кратности совпадают, что же тогда, что...
  Успокойся, сказал сам себе в конце концов - значит, не нужна, а раз им не нужна и ты не бери, пройди мимо - вдруг это проверка на вшивость, и развернувшись на сто восемьдесят решительно направился обратно.

  Она все еще там, укрытая листком и прозой, полунагая в капельках росы и утренней дрожи - ждет того, кто не убоится, кто смел и молод, кто видит синеву и сияние, кто жертвует ночь поэзии, а утро свету