Бытие - за познание. Монолог Евы

В тайне привлекает сама тайна, сама невозможность разгадки. Что таят в себе эти глаза? Огромное, беспредельное, головокружительное Ничто. Бездну небытия. Кто он, первая и совершеннейшая тварь, дерзнувшая отрицать самоё бытие? Как он может жить вне жизни? Где пролегает избранный им путь отрицания всего, что есть жизнь: бытия травинки и бытия солнца, нашего знания о бытии, нашей любви к бытию? Я ли не знаю жизни? Я, которая не знает ничего кроме жизни. Однако познавать можно лишь в сравнении. А с чем я сравню всеохватывающую жизнь? Нам сказано: «смертию умрете». Какой-то новый, терпкий вкус имеет это непонятное слово. Верно, таким окажется вкус плодов с заповедного древа… Гибкое тело оплело стройный ствол несколькими тугими кольцами. Струящаяся чешуя переливается глубоким золотым сиянием и огненным блеском. На меня глядят два фосфорических глаза, тайны которых не выразить в словах, ибо слова отражают категории бытия, а небытие невыразимо. Я стою пред этим взглядом, будто на краю пропасти, и не могу оторвать глаз от страшно притягательной, а вернее, страшной и притягательной, или притягательной благодаря внушаемому страху, бездны. Вот она, грань между бытием и небытием, между да и нет. Сердце сковывает леденящий холод, а голову охватывает бушующее пламя. В меня как будто уже вошло что-то чуждое, запретное, терпкое, двоящееся утверждением и отрицанием, мерцающее светом и тенью. Я более не в состоянии, как мой юный муж, беззаботно резвиться на лужайке, выстроив вокруг себя больших и малых тварей, и нарекать одних слонами, других енотами, третьих ласточками. Немного завидую этому мальчику, он весь в свете, в лучах ясного солнечного дня, познает сплошное да, бытие. А я уже не могу познавать, возделывать и хранить нечто. Что там, за пределами чего бы то ни было? Кто ты?
– Я – первое и совершеннейшее творение.
– Тебя приветствует последнее творение, вобравшее в себя все совершенства: ум ангела и красоту животного, деятельность человека и противоречивость прекрасного пола.
В сей миг я вожделею эту таинственную бездну, это извивающееся чешуйчатое тело, как вожделею спелые, с сочной терпкой мякотью плоды, на которые он указал, и в которые я сейчас вопьюсь зубами. Как же не схож устремленный на меня взор с глазами моего мужа! Те ясны, словно солнце в зените, в них нет изначально неразрешимой загадки. А потому солнцу я предпочитаю луну, дню – ночь, бытию – небытие. Какова на вкус смерть? Как это – меня не будет? Что я при этом почувствую? И что я могу почувствовать, если меня не будет? Хочу знать! Хочу, хочу! Вожделею знания больше, нежели сладости плодов древа жизни, жажду его сильнее, чем всего Эдемского блаженства. Готова пожертвовать прохладой пальмовых рощ, свежестью прозрачных озёр, ароматом цветущих роз, только бы знать, что там, за гранью бытия. Все, все отдам за знание! Но ведь нет ничего проще – сорвать и вкусить.
– Не делай этого, жена!
– Поздно.
– Тогда я последую за тобой.
– Зачем? Тебе-то зачем эта игра света и тени, неразрешимое противоречие, которого ты никогда не сможешь вместить в свою детскую душу, не терпящую полутонов?
– Но я люблю тебя.
– Любишь, потому что получил дар любви. Нарушишь заповедь – дар отнимется. Тогда ты отречешься от меня и обвинишь меня одну в случившемся. А потом на долгие века поработишь меня и лишишь права познавать и мыслить.
Но он выхватил из моей руки надкусанный плод.
– Я делаю это исключительно из желания никогда с тобою не разлучаться.
И он следом за мною вкусил гремучую смесь света и тьмы, любви и ненависти, добра и зла, бытия и небытия, утверждения и отрицания, ощутив, как и я, терпкий вкус жизни, приправленной змеиным ядом смерти. Скользнув в заросли папоротника, он искоса бросил на меня такой же самый взгляд, каким я минуту назад смотрела на вожделенный плод. Похоже, необходимо и мне оградиться листвою от этих его новых, чужих глаз.
Так и свершилось событие, положившее начало всей человеческой истории. В моем лице человечество познало суть небытия, прочувствовало на собственной шкуре, что за гранью бытия нет ничего, а вместо ожидавшихся новых горизонтов перед ним отверзла свою всепожирающую пасть безобразная пустота. Ничто в обмен на все. Мы выброшены в эту сводящую с ума пустоту, в мир, где нет Бога и где каждый из нас отгорожен от другого непробиваемой стеной своего одиночества. Какой же мне прок в том, что именно я оказалась первым в истории человечества философом, пожертвовавшим бытием ради познания?