Встреча с Гагариным

               
               
         Часов около девяти утра  8 ноября  1961 года  раздался настойчивый грохот в дверь,сопровождаемый возгласом  «Игорь, скорее!» К неожиданным стукам в дверь мы  в общежитии академии  привыкли. Если нужно кому-нибудь мебель доставить на какой-то этаж, если кто-то приобрёл на будущее пианино, если какой-нибудь  телелюбитель  решил установить на крыше антенну как у порядочного  радиолокатора, чтоб  принимать  Германию, Францию, Нидерланды («Приходите смотреть!») – все пользовались таким методом: стук в двери всем подряд, и желающих помочь набиралось в достатке.Но восьмого ноября, да так рано, да «Скорее!» -- что-то непросто. Выскакиваю: мой горячий осетин Лёва – председатель Монинского фотоклуба.
        -- В доме офицеров Гагарин выступает перед военными строителями…
        --  Лёва! Дом офицеров после пожара  официально ещё не открыт. Да перед строителями? Сегодня не первое апреля.               
        -- Не веришь? Я бегу…
        Лёва исчез.  Ну что? Кассеты и объективы – в карман, два аппарата – на шею и – бегом  в  Дом офицеров.
Точно: зал полон солдат, в президиуме начальник академии маршал авиации Красовский Степан Акимович, какой-то медицинский полковник, на трибуне Гагарин, вокруг него вьются члены нашего фотоклуба.
       Условия съёмки отвратительные: темно, свет не упорядочен.  Но… Гагарин! Живой! Вот он!  Нащёлкались мы. Хранятся у меня эти фотографии. Хоть они и «дохлые» (качество далеко от желаемого),   но  и на них видно, насколько мил и обаятелен наш первый космонавт,  первый человек Земли, посмотревший на нашу планету «оттуда», издалека.  И мы чувствовали, что именно за ним,  нашим посланцем,  длинной колонной выстроится  отряд разведчиков «нового измерения»  – необъятного, неизученного, таинственного  космоса.
      Закончил он выступление, отзвучали слова благодарности, отгремела овация и публика стала расходиться.  Красовский, Гагарин и  полковник медицинской службы пошли в кабинет нач. Дома офицеров,  одевать плащи.  Мой настойчивый Лёва  (и я с ним) крутился возле них, всё ждал нужного кадра.  Так всей группой и двигались к кабинету.  Глядя на открытое  лицо Юры  (вот он, улыбается не с кадров кинохроники, не с экрана телевизора,  а тут,  живой),  я очень захотел побыть с ним рядом ещё,  послушать неофициальный рассказ о столь необычном – полёте в космос,  и у меня  мелькнула мысль:
      -- Лёва, давай Гагарина пригласим ко мне. У меня всё готово.
      -- Точно!
      Я начал деликатно:      
      -- Юрий Алексеевич,  если у Вас есть время, то приглашаю Вас ко мне. Там Вас ждут лётчики, настоящие лётчики-истребители, которые желают побеседовать с Вами, задать Вам вопросы, послушать Ваши впечатления…
      Тощий и длинный  (под стать моему Лёве)  медицинский полковник очень оживлённо беседовал с Красовским, возле них крутился майор – нач. ДО. Лёва, почувствовав  в этом медицинском полковнике нашего недруга, своей спиной отгородил  Юру и меня от них и, конечно,  не выдержав,  вступил в наш диалог:
      -- Юрий Алексеевич, Вы, как лётчик, должны встретиться у Игоря с  офицерами, слушателями выпускного курса…
     Гагарин замялся и мы стали   наседать, почувствовав, что вот-вот..,  и мы поведём его…  И когда Юра уже был согласен, но только не решался  произнести это вслух, к нам просунулся мед. полковник:
     -- Что такое?
     Лёва – есть Лёва.  Осетин,  он и есть горячий…  Капитан --  полковнику:
     -- Да иди ты… Без тебя обойдёмся.
     Полковник захлебнулся своей яростью. Скорее догадавшись, чем поняв о чём идёт речь, он закричал: «Нельзя!»
Тут и Красовский вмешался:
    -- Асанов, что такое?
    -- Тов. Маршал, мы пригласили Гагарина в гости на встречу с лётчиками,  Юрий  Алексеевич  согласен, а этот…
    -- Ну, Асанов, нельзя же в такой форме…
    -- А чего он раскомандовался?  Не его же приглашаем…

    Не догадался Лёва, что этот мед. полковник был приставлен к Гагарину «бонной» и от него зависело,  соглашаться  или нет на любые мероприятия, приглашения.

    Вышли мы с затухающей перепалкой между капитаном и полковником из ДО, сел наш дорогой и любимый космонавт в ЗИМ. Залез в него и сложившийся  пополам длинномерный «бонн», и они уехали.
Маршал Красовский:
   -- Асанов, ну нельзя же так…
   -- А чего он  лезет не в своё дело?
   -- Его это дело. Его…

    Раздосадованные неудавшимся, понурые, «обесточенные», стоим мы  у клумбы.
    -- Что будем делать?
    -- Пошли, Лёва, ко мне… Праздник… Жена наготовила… Не пропадать же добру….