Извращённый Мир. Круги своя

                Глава девятнадцатая. Круги своя.
                1
                И снова Воронеж и снова вокзал.

Странное дело, но Сергей, как то до крайности неожиданно, но вместе с тем
буднично, и вроде бы, как бы так и надо, оказался в Воронеже, причём под руку
с Неллированной особой! По небу ползли овальные, и не совсем, свинцово-синие
облака, которые только и норовили, брызнуть серебром уютных капель своих,
но лишь норовили, а брызгать не брызгали, а просто ползли, лениво и беспощадно.
Дома пребывали в некоторой искаженности, загибаясь краями крыш и вообще краями
из глубины, наружу, линии изгиба были плавные, но искажение было сильно, от чего
славный, град Воронеж, был похож на сказочный ПьетроШаляпинск…
Стоп! Подумал СерДжо! Подумал резко, будто очнувшись.
- Неллия, побежали! – Сергей схватил красотку Неллию за утончённую конечность,
белую, тонкую ручку, и побежал, Неллия в неброских, но развивающихся одеяниях,
широких, и явно модно-модных, напоминала чайку, с театральных подмостков.
- Серёжа, что так? Куда мы летим! –  Вскрикнула Неллия, ни чуточки не запыхавшись.
- Как же, милая моя! На вокзал! Нам же на электричку, посмотри сколько времени. –
- Ох, Серёж, что то не спокойно мне, не нравиться мне всё это! –
- Нель, да ладно тебе, всё в порядке, время сколько? –
Неллия по смешному, в беге, вскинула левую ручонку, приблизив крошечные часики
к своим глазоизмерительным системам.
- Без пяти, одиннадцать! –
- Йо-МаЁ – Сергей явно озаботился. – Блин, пятнадцать минут осталось! А потом…-
- Да уж! – Поддержала Нелька. – Потом, часа четыре до следующей электрички!
 Это ужасно, надо успеть, надо всенепременно успеть! –
- Я думаю, мы не сможем добежать вовремя! Что же делать?! – СерДжо растерялся,
и даже замедлил бег, так что чайка-Нелька, уже сама тащила Серёгу за руку.
- Я знаю! – Обрадовано вскричала Неллированная особа.
- Я знаю, давай, тормози трамвай, хотя нет, давай до остановки, добежим, а потом
 на трамвае, до вокзала, тогда успеем! – Глаза Нелли были оч. выразительны.
- Не-не! Вернее Да-да, нет, Так бы самое то, но ведь в Воронеже, то все рельсы,
 рельсы то все повыкорчёвывали! Нет теперь трамваев!!!! Гады, чем им трамваи
 не угодили!! Разрушили весь культурный облик города!
Да и на вокзал теперь не успеть! – Сергей совсем остановился, и слабенькая Нелли
была не в силах, сдвинуть его с места, но тянула, за руку, тянула, ещё немного.
Противные, жужжащее-гудящие бесчеловечные автомобили, проносились мимо,
загрязняя атмосферу, превращая город, в облако газов, сбивая прохожих и матерясь.
Не СерДжо, не Неллии, даже в голову не приходило тормознуть, хоть одну из этих
машин, тем более, что от них, машин, веяло смертью, и чем то гадостным.
- Смотри-смотри!!!!! ИИИИииии – Взвизгнула Нелли, и как то смишно задёргала
 ручками, как по обыкновению, бывает с  милыми созданиями, с девушками.
- Трамвай Сережка! Трамвай!!! –
И действительно, из-за акациевого поворота, остриженного и печального
выкатил красавец трамвай! В красно-синей своей ребристо-желтой раскраске.
Серёга выскочил на обочину, не обращая внимание на сатанинские, и вправду
не заслуживающие не какого внимания, со стороны героя автомобили,
отчаянно и вместе с тем крайне дружелюбно замахал руками трамваю,
с лицом женщины лет сорока от роду, в кабине самого трамвая.
Трамвай как бы, взбрызнул телом, додёргнулся изогнувшись, и остановился,
распахнув свои гармошечные двери.
Неллия и СерДжо буквально вспорхнули в чудесный трамвайчик.
                2

- Сколько с нас? – Спросил СерДжо, нагнувшись, дабы посмотреть
в маленькое дверьевое отверстие, в водительской же собственно двери.
Он, увидев как вагоновожатая, Урина Григорьевна Миерсольденгёрл,
что следовало из таблички, прикрученной к той самой двери, чешется
в водительском кресле, отчесавшись дама произнесла противным писконтом.
- Ножной мизинец, как свободно конвертируемая валюта!
 Ну, или шесть рублёв, за двоих. Польты сдавать будете? Хотя будете, я знаю. –
Теперь Урина Г. была исполнена профессионализма, она неустанно смотрела на
дорогу, тянула за рукояти, щелкала тумблерами, и вела себя как вагоновожатая.
- Не будем, нет у нас не каких польт! – Изумительно изумилась Неллия, осматривая
содержимое взявшегося откуда-то в её руках кошелька. – И мизинчик, помилуйте,
чего-чего, а требовать мизинчик в оплату за проезд, всего лишь на всего одной
остановки, безнравственно и жестоко! Ага, вот оно, Серёж, отдай даме деньги. –
Серёжа отдал, сунув деньги в прибор для передачи денег, этакий трамваированный
монетоприёмник, из которого они, деньги, были тут же сметены маленькой,
но крайне костлявой Уриноручёнкой.
В трамвае, сидело насколько людишек, людишек от того, что они были серые
и унылые, настолько серые, что лица их было не разобрать, лица размывались.
- Так вы на Черняховского выходите?! – Раздался голос из динамиков.
- Да! Конечно! –
- Так жмите на кнопку! –
Сергей осмотрелся увидел кнопку с надписью «Кнопка для» и нажал.
Трамвай мелко затрещался и дрыгнув встал, растворив свои гостеприимные двери.
Сергей с Неллией резво выскочили и понеслись, к вокзалу, к вокзалу.
- А польта, вы что забирать не будете?!! – Неслось вслед за ними.
- Передайте их в фонд мира!!! – Крикнул Сергей в ответ.
Огромные застеклованные вокзальные часы показывали 11:13.
- Мы, кажется, опоздали уже! – Сергей бежал чуть позади Неллии,
Нелли просто очень удачно лавировала меж вокзальных таксистов,
заполонивших всю привокзальную площадь, и наперебой предлагающих ехать.
СерДжо же приходилось их расталкивать, шкиперы бычились и угрожали,
но дальше угроз дела не пошли. В самом здании вокзала народу не было вовсе,
за то было холодно, и как то вокзалисто. Огромное вокзальное табло, извещало,
 «электропоезд воронеж-грязи третий путь второй платформы 11:14».
- Давай быстрее Неля, если чё рви стоп-кран!!! – Сергей явно запыхался,
и Неллия бежала уже много впереди оглядываясь, но явно понимая что от неё
требуется в данный отрезок времени и жизни, странной извращённой жизни.
Сергей вдруг обнаружил что бежит среди других бегущих, с ним рядом
бежали старухи в платках и ведрухах, малолетки в семечках, дядя с тубусом,
девочка с дядей, старик в трубке и дыму, загорелые дамы в пляжных костюмах,
лифах и без, тараканы, крысы, Урина Григорьевна, таксисты, точки и тире!
Все бежали, все хотели успеть, СерДжо даже потерялся и потерял в безумной толпе
свою звезду Нельку-чайку, но он бежал, и верил, что именно Нелька должна его спасти.
Вверх по лестнице ведущей на перрон, бежать было особенно неудобно,
ибо вокруг как раз кишмя кишел старушечный контингент, крякая, охая,
и молясь, они не давали не какого проходу, запыхонность Сергея прошла, и он
мог бы бежать быстрее, но старушки, они не давали, а расталкивать их не
хотелось, СерДжоса вдруг обуяла вежливость, и он не смотря на ярость,
что клокотала внутри, всё же вежливо извиняясь, протискивался через охающее ряды.
И вот перрон, и вот электропоезд, двери закрыты, толпа ревёт, поезд трогается.
Стоп-кран, сорви стоп-кран! Вертелось в голове у Сергонавта.
А электричка меж тем набирала дьявольски неотвратимый ход.
Потом что-то зашипело, послышался ужасный скрип чугунного железа,
застопорённые электричьи колёса застопорились и от трения с рельсом выдали
этот звук, звук застопкраненной электрички.
Поганые машинисты, только не открыли железных дверей, толи исполняя
свои человеконенавистнические инструкции, толи просто от вредности,
мышинисты лишь ругались в громкоговорители.
Но открылась дверь задней кабины, и из неё высунулась, дама с желтым флажком.
Это был шанс. СерДжо рванулся, и в три прыжка, оттолкнув желтофлашковальницу,
оказался в железном электропоездном нутре, в задней машинячьей кабине.
Оставалось лишь найти Неллию!

                3

Сергею в перерывах между своими Воронежскими видениями, а перерывы были,
казалось, что он валяется в своей квартирке. Он открывал глаза, была душная ночь
фонарь за окном рисовал на стене квадрат окна, с профилем, какой-то очаровательной
девушки, который толи от мутности в глазах, толи от чрезмерного давления морфинов
ему улыбался и что-то рассказывал, интересное, важное, но не требующее, ни какого
напряжение внимания, от того и было неважно что говорит девушка тень.
Потом Сергей опять проваливался в глубину морфия, и они опять бежали
по Вокзальной площади в окружении таксомоторошников, ругающихся и
настойчиво предлагающих поехать, дёшево в любую часть света, хоть на ВАИ,
хоть на ВАГРэС. Проваливаться было приятно, там была Нелька, и вообще всё было,
хотя не было не чего, но это было и неважно, но в тоже время важно до безобразия.
Потом когда он уже был в задней корме электропоезда Воронеж-Грязи, Сергей
всё-таки вынырнул из морфеевых пушистых лап.
Он лежал на грязном соломенном тюфяке, в каком-то тёмном, чердачном помещении
сквозь раскрытое окно на него взирала та самая, извращённая луна,
в прыщах-кратерах, как обычно в чёрном мареве неба, рядом с луной барражировало
облако-медведь, в общем всё говорило, Сергею о том что он снова здесь!
В странном, зловредном, но уже ставшим немного родным Извращённом Мире.
Подойдя к окну избранец посмотрел на шпиль, не висит ли там кто-то,
нет, не висит, зато кто-то там точно был, Серджо показалось, что это Саруманыч,
великий мажина, по фамилии Голубой. Сергей опять присел на тюфяк, голова
да и организм в целом всё ещё не были готовы, к этому миру, глаза закрывались.

Так вот оно что! Серая клякса! Подумалось в голове Саурона, мажина вдруг осознал
что дело плохо, Саруманыч прыгнул, но было поздно, серая фантасмагоричная клякса,
которую он обнаружил в левом глазьем уголке, блеснув сальным, копчёным блеском,
показалось в обычном поле зрения, и захватив мага, исчезла, исчезла вместе с магом.

Практически все герои, которые так долго и мучительно стремились воссоединиться,
теперь быстро, резко, подобно адскому кубику-R-28, мгновенно меняющему всё и вся,
рассоединялись, да, СерДжо обдолбился, Неллия с Кузьмичём, пропали в поющем
камине, Сергей Рыбьев умер, труп его куда-то делся, Саруманыч вывалился, в
туда хрен знает куда, кот Василий убежал, испугавшись допросов Кеввина Костнера,
сам же великий почтарь, заподозрил всех в измене, рехнулся и спрятался.
Остались вместе лишь Газелия, Воздошарик и Леонид Давинченный которые, теперь
прибывали в некоторой нерешительности по поводу своих дальнейших действий.

               
                4

Сергея разбудил солнечный луч, который по своему разумению жёг избранному
глаз, от чего спать было крайне несносно, как бы Сергей от него не прятался,
луч всё равно настигал его, и таки добился своего, избранец, наконец, встал.
Чердачное помещение было темно и паутинно, паутина была явно древностной,
а пауков не было видно, они скорее всего уже вывелись, оставив лишь
паутину в память о своём насекомьем господстве.
Странно, но вчера, когда Сергей обнаружил себя здесь, вместе с наркоманочкой
и продуктом её жизнедеятельности, в виде великолепного раствора сваренного ей,
помещение показалось ему жилым, этаким притоном пропитанным растворителем
и жизненными мелочами. Но теперь, теперь не чего живого он не приметил,
всё было подёрнуто перхотью времени, пылью и окрашено её, пыли братом тленом.
Посреди ночи, в рассвете опиумного барражирования, в потоке мечтоуправляемости,
ему вообще чудилось, что это его маленькая квартирка, милая, живая.
К тому же, теперь пришло понимание того, что нет, не каких остаточных явлений,
которые обычно бывают после приёма наркоты, не чего такого не было,
да и как теперь представлялось, и быть не могло, как и Воронежа, этой неимоверной
спешки, стремления успеть на электропоезд, странный, странный сон.
Что-то привлекло внимание героя, на древностном опылённом столе, восседала
белка, она таращила глаз, и тянула забавные лапо-ручки, в которых было нечто.
Нечто бумажное, не иначе как записка. Сергей подошел к белке, взял записку,
белка продолжала тянуть свои лапы, и таращить глаз.
- Ну что тут у нас. – Сказал СерДжо, так как белка молчала, герой щёлкнул её по
носу, от чего ровным счётом не чего, кроме пыли не произошло, да и что собственно
было должно произойти с беличьим чучелом, кроме пыли.
«Останься вопреки, когда другие умирают
 Ведь не с руки герою, первым умирать
 Пусть лучше боль он полностью узнает»
____________________________Эльба.
- Тьфу ты чёрт, что за Эльба! – Сергей два раза фыркнул носом.
- Какое странное послание, становиться страшно за друзей, надо бы поспешить –
И Сергей поспешил, по неким представлением было где-то часов десять утра,
когда он вышел к месту стоянки, всей честной компании, не то что бы он долго шел,
скорее долго спал, в псевдо-наркотическом забытье.


                5

                СерДжо, К.Костнер и король гламура.

На месте был лишь пепел кострища, и не было не кого, даже трупа Рыбьего.
- Эгеэй! Кто-нибуудь! - Крикнул Сергей, но ответа не получил.
Складывалась тяжелая ситуация, Сергей клял себя почём свет стоит, винил себя
в привязанности своей к наркоте.
- Опять облажался, этож надо, каждый раз,
когда в поле зрения моём появляеться что-то наркотическое, не чего не могу
с собою поделать, дебил, что теперь, вообще никого, беда, беда!!! -
Дохлой белкой, в голове-колесе крутились примерно такие мысли.
СерДжо хотел уже, было залезть на шпиль, дабы осмотреться,
но тут он увидел Кеввина Костнера, который приближался.
Почтарь, горбатил спину, руки сжал в локтях, пальцы скрючил, глаза были подёрнуты
какой-то пеленой, почтарь ступал на согнутых ногах, настороженно и как-то хищьницки.
- Что с тобой Кеввин? – Удивился Сергей, почтарь производил собою гнетущею
атмосферу. – Что вообще произошло? Где все? –
- Всеее…- Костнер, двигал головой, подобно брейкеру, больному ДЦП.
- Всее должны умереть! Все заражены!! –
- Слышь почтарь, я те щас в бубен дам, что случилось спрашиваю,
и прекрати корячиться! – СерЖдо выглядел довольно таки жестко.
Но это, ни как не повлияло на поведение почтаря, почтарь явно одурел.
- Куда подевали вы бинюфатора моего!!? Пей тварь!! – Почтарь плеснул в СерДжо
какой-то жидкостью из майонезной баночки, быстро просунул руку под колено,
и так скрючившись, стал крутить себе нос, и подвывать на подобии щенка.
Сергей опешил, он явно не ожидал такого акта вандалической агрессии, от почтаря.
- Же НемаЖ пА сИ Журррр – Процедил безумный Кеввин.
- Я те щас устрою гибен зИ бите! – СерДжо пнул ученика мага, великого почтаря
Кеввина Костнера ногою, почтарь как то несколько пообмяк и пошел кровью, носом.
- Мама! –
- Я те щас устрою, и Терезу мать, и бабушку Феклуху!!! –
- Не бей меня, я ошибся, вижу, нет в тебе коня! Чур, меня, чур!!! –
- А как тебя не бить, ты же у нас только так в себя приходишь! –
- Всё-всё, пришел, не надо больше. –
- А ну давай рассказывай, что произошло тут без меня! –
Кеввин, да бы окончательно замириться с избранным, стал рассказывать,
как он же, избранный пропал, потом Неллия с гномьем Кузьмичём пошли его искать,
и тоже пропали, как пропал мажина, пропал труп Рыбьего, зараженный конём,
и как в кота и поганого Давинченного, а с ними же и в Газю и воздошарика вселились
кони, и они хотели его! Великого почтаря, вставшего на мажий путь, подвесить на
шпиль, за то, что он учинил допрос коту Василию, рассказывал почтарь, сопровождая
всё кривляниями, изображая мерзкую рожу Давинченного, одержимую конём,
показывал, даже труп Рыбьего схватившись руками, за собственное горло и
выпучив глаза, да так интересно рассказывал, что наступил вечер.
Вечерело.

Вечерело.
Вечерело долго и протяжно, не в пример дню, который пролетел в этот раз,
наверное, минут за тридцать, Кевин Костнер только и успел разве что немного
покривляться, оживляя свой рассказ, и тут уже, на тебе, вечерело.
По небу ползли облака зеленоватых оттенков, им казалось так и хотелось
почесать своё волосатое брюхо, о величественный шпиль Мудовой Тверди,
но они были всё-таки высоковато, для чёса, и от того и были видимо насупленные.
- Ну и что будем делать! – Спросил Сергонавт. – Вечереет! –
- А чё, а чё! – Костнер достал скотч, и стал обновлять фуражковую привязь,
дело в том, что для плотности фуражкового крепежа, к голове, он использовал скотч,
но время, дожди, потовыделение, да и просто качество скотча, ослабляли крепёж,
и приходилось время от времени, подматывать,
дабы не ослаблять уровень надёжности.
- Скажи мне Кеввин, а ты что не когда, фуражку то не снимаешь? –
- Не когда!! – Почтарь выглядел сосредоточенно-мотающе.
- Что же ты там прячешь! –
Почтарь вздрогнул, от чего мотнул неверно, и залепил себе глаз.
- Чё-чё, ни чё! Это не твоего, избранца ума, дело! –
- А чьего ума, то чьего? –
- А не чьйиго!! Может статься сам ГенСекоОн мне поручение дал!!! Ой!!! –
- Ага, проговорился)))) – СерДжо повалился на бок и захохотал.
- Сам ты проговорился! Что то не больно ты о своей Неллии беспокоишься!
 Лежат они, тут, ржут, как конь Педальный, а может и впрямь в тебе конь засел?
 Всё-всё, сшутковал я, сшутковал. – Кеввину явно не хотелось опять разгневать С.
- Да смишной ты,,, ГенСекоОн!!! Но я, не знаю, некого нет, кони, птицы.
 Ладно, пойду искать Неллию, может ещё кого найду, странный, странный мир.. –
Сказал СерДжо и направился куда-то, по поиски.
Великий почтарь, испугавшись ночи, попросился идти вместе с избранцем.

Они, СерДжо и великий почтарь Кеввин Костнер, прошли по некогда великолепной
бально-танцевальной зале, поплевали, вернее поплевал почтарь-ученикадзе,
прошлись по подсобко-кухням, и наконец, припёрлись в храмо-часовню,
по часовенным меркам, эта была огромной, будто бы церква, только часовня.
 В трепетных нишах, мостились черти с рожками, вперемешку со святыми,
богатые канделябры, не богатые скамьи-лавки, страшная статуя Иесуса на кресте,
и в мучениях, от чего-то чёрная, всё это было не сильно тронуто боями,
и являло собой обычную, буржуйскую церковь. В храмах ихних, всегда поражает то,
что по всему видно, об этом говорят и статуи, и рисунки, и чёрный Христос в муках,
всё говорит о том, что сей храм не богу, а дьяволу. Зачем иначе всё это убранство,
освещаемое светом факелов, надо сказать, что здесь тоже, как и в подземельях
где теперь пребывали Нелли и гномий Кузьмич, были эти факела, кто и когда следил
за этими факелами, было непонятно, но как и в любом синематографе, в крепостях
бывают факела, так и здесь, они дополняли тягостную осредневековенною картину.
Посреди всего этого странного колонажа, стоял каменный гроб, с высокими стенками,
от чего не было видно, есть в нем кто или нет.
- Пошли отсюда а! Нечего тут делать! – Кеввина посетил страх, который как обычно,
в таких случаях, не был простым страхом, а был страхом акселератом, стоит
обнаружить в себе такой страх как он начинает расти и ширится, занимая всё больше
места в сознании и теле, вот и тут к почтарю пришел именно такой страх.
- Ну как это нечего, надо бы осмотреть здесь всё, испугался что ли? –
- Испугался! Как тут не испугаться то, в свете последних событий!? –
- ГГГГГГГГГГ-
- Ты чего гычишь!?? – Шепотом вскрикнул Костнер, и испугался ещё сильней.
- Это не я!! –
- А кто!!!!? –
- Гроб! –
- Я щас убегу!!! –
- Да как хочешь! Надоел! Беги. –
Почтарь, вдруг осознал, что бежать некуда! Он вдруг вспомнил, что там в вечерелой
темноте теперь наверняка бродят кони, и что там он будет совсем один, нет уж
лучше тут, тут есть Сергонавт, избранец и герой, с ним как-то спокойственней.
- Не, не я с тобою лучше! – Тут-то страх и отпустил немного, великого почтаря.
- Надо бы заглянуть туда!!!!!! – Прошептал Сергей, осмелевший почтарь кивнул.
И они покрались, впереди крался Сергонавт, избранец и герой, глаза его блестели
от смеси опаски, любопытства, уверенности, силы и некоторой расхлябанности,
следом за избранным крался Кеввин Костнер, мажий ученикадзе, великий почтарь
в какордованной фуражке, меховом вороте и сгорбленной спине….


                7
                Церковный переполох.

Помимо жирных, вечно обкуренных самими собой, черных смоляных факелов,
храмо-часовня, была оккупирована жирными сальными, и тощими парафиновыми
свечами, языки которых плясали, и может быть пели, только голосов их не было
слышно, от того наверное что свечки поют в несколько ином, чем люди диапазоне.
За то в плане создания гнетущей, тягостной, пугающе-таинственной атмосферы,
сальным, вкупе с парафиновыми свечами, нет равных, тут они чемпионы.
Каменный гроб, посреди всего этого свечного беспредела, посреди каменных же
чертей и святых, под страдальческим взглядом Иесуса, накрытый полупрозрачною
занавесково-тюльей тканью смотрелся восхитительно.
Разве что от восхитительности сей, Кеввин Костнер трясся мелкой, временами
переходящей в крупною, дрожью, которая даже несколько раз передавалась Сергею,
избранцу и герою, но всё же внутреннее самообладание СерДжо было сильнее,
и дрожь столь же быстро сходила на нет, как и приходила.
- Накидочку то сдери! – В конец тихо прошептал почтарь. – Непонятно.-
СерДжо и сам, думал как Кеввин, да и как иначе, непонятно ведь, и медленно
поднеся руку к тюлю занавески, медленно сжал ткань пальцами, выдохнул и рванул!
Это стало полной неожиданностью для Кеввина, от чего тот, крякнув свалился на пол,
а что по настоящему стало неожиданностью, что в воздух вдруг поднялась огромная
туча пыли, да настолько плотная, что ни жирные свечи, ни обкуренные факела,
ни тем более свечи тощие, не могли пробить тело, этой самой пылевой тучи,
и выглядели теперь маленькими, желтенькими, мутными кружками, стало почти
совсем не чего не видно, из-за, этой самой пылевой завесы.
Серджо, несколько раз чихнул, как собственно и упавший почтарь-ученикадзе.
- Поосторожней! – Подал голос великий почтарь. – Не надо на меня наступать! –
- Так я и не наступаю! – Ответил СерДжо.
- И нечего изворачиваться, не наступает он! Чуть мудя мне не отдавил! –
- Да я вообще стою, не двигаясь! –
- Мама! МААмААчКААААаааа!!!! – Кевин Костнер побежал, в пылевом тумане,
явно натыкаясь на что-то, на то-то и на то-то, на гипсовых чертей, гипсового же
святого Шетцеля, святых Циарика и Либератия со всеми его сподвижниками.
Почтарь носился как ужаленный, причём носился молча, наверное напугавшись
собственного зловещего крика, и решивши больше не кричать, он лишь ойкал,
налетая когда ушибался, о святых и церковную утварь. Утварь, падая производила
неимоверный шум, а статуи, разбивались с изысканным грохотом и треско-звоном.
Спустя минуту-другую беспредела, почтарь наконец таки угомонился, ударившись
головой о крепчайшую Юлиану Норвическую, получил нокаут,
и выпав из сознания, затих.
СерДжо взял в руки огромную, жирную свечу, от того стал видеть куда как дальше,
видимость теперь превышала длину руки, да такой пыли ещё отродясь, и даже
дальше, не приходилось видеть Сергонавту. В другой руке у героя уже громоздился
топор, сильнейшее оружие, с которым СерДжо, порой, чувствовал себя непобедимым.
Медленно двигаясь, Сергей подошел к гробу, в нём было пусто, а ведь ранее ещё
до того как Сергей сдёрнул гробовую ткань, он точно видел, что в гробу лежит
что-то неимоверно губастое.
СерЖдо на секунду озадачился, и в туже секунду что-то чикнуло, прямо над ухом,
герой вскрикнул, и ткнул огромной свечёй в сторону уха, левую, что-то зашкварчало,
свеча сгасла, по шее, что-то потекло.
- ГэээЭэЭэмммэммууггггггг.. Вы выглядите крайне неухоженным лошьём! –
- Чё за хирня!! – СерДжо пощупал ухо,  изрядного куска, явно не хватало.
- Ты в шоке?!! А я в шоке!! Звезда в шоке! –


                8

Звезда явно была в шоке, мертвец в пылевом тумане, орошаемым светом сальных
и парафиновых, жирных и худых свеч и раскумаренных факелов, ориентировался
очень даже хорошо, в отличие от СерДжо. СерДжо отбросил в сторону погасшую,
скорее всего, о харю Рыбьева свечу, и стал пятиться, дабы упереться в стену,
герой в согнутых в локтях руках держал наготове свой вострый топор, дабы нанести
удар парихмахерскому мертвецу, уже оттяпавшего часть геройского уха.
Опять чикнуло!

Падение было подобно обжорству, живот было больно, диафрагма настолько
растянулась, что грозила попросту прорваться, в голове стоял шум, сотканный
из приглушенных частушек в исполнении хора гермафродитов со звезды эн11,
из шепота, какого то, древнего, непонятного шепота, гула чего-то механического,
и речей Адольфа Г.
Вокруг то и дело проносились пегие взъерошенные свинки, они так же добавляли
своё хвии, в широкую копилку головьев звуков, порою даже заглушая Адольфа Г.
Окрест также носились ломанные доски, огурцы-покемоны, пакетированное молоко
с дьявольской надписью  milk, однажды мимо пролетела, даже игрушечная корова,
на колёсиках, обдав падающего мажину, отчаянным конячьим ржанием.
Саруманыч уже понял, что произошло, и чьи это дела.
Невестьчто по-видимому, не долго пребывало, там где пребывало,
после того как туда отправил его, тот кто отправил, в данном случае
Саурон Саруманыч Голубой, великий мажина, всадник и конеборец, а вырвавшись
направилось вслед за мажиной с сотоварищами, дабы отмстить, такое вот нутро.
И теперь Невесть что мстило.
Саруманыч падал и падал, казалось падению, не будет конца, с одной стороны
это было на руку мажине, ибо было достаточно много времени на раздумье,
на поиски пути расправы с существом, или хотя бы временной изоляции, или даже
просто своего, собственного спасения, но все эти детали и мелочи, падающие
вместе с ним, ни давали, ни какой возможности сосредоточения, откровенно мешали.
Особенно досаждал человек-грамофон, очень необычный типаж, дело в том
что сам человек был полненький, использовавший вместо пенсне обыкновенные
ножницы, вернее их округлые концы, острые же части, протыкая мешки под глазами,
уходили видимо в кости, и, пройдя их, появлялись уже во рту, в виде отточенных,
металлических клыков. У полненького человека, на макушке головы, вращалась
надтреснутая пластинка, правой рукой он прижимал к ней иглу-гвоздь, левой
жестикулировал, рот и лицо использовал для гримасничанья, а звук как водиться у
чело-граммофонов исходил из рупора, который в свою очередь исходил из зада.
Такой этот чело-г оказался гнусейший, такой нудный и докучливый, что мажина
не выдержав стал гоняться за челогом.
Но челог, был быстр, не то, что бы маг не мог догнать его, это просто было делом
времени, но как только мажина, стал реально настигать гнуса, гнус достал из своего
правого контура зажигалку, и загудев задо-рупором, чиркнул. Из искры возгорелось
пламя, активировав реактивацию, и из рупора с треском вырвался столб пламени и
дыма уподобившись шатлу, челог отправился бороздить просторы вселенной, но
отлетев метров на двести, взорвался, огласив окрестности,
мелким кровавым дождичкОм.
Но когда-то приходит конец всему, вот и в этот раз, пришел, падению.
Посадка была не из мягких, но удачных, мажина упал в Пошехонский сыр, пробил
его насквозь, и окончательно брюкнулся о Пошехонский мох, мох завопил и дал
стрекоча, стрекачь вежливо осведомился.
- Вам чаю, али кофию? –
Мажина хотел дать в харю, но попросил кофею, стрекачь отчего-то обиделся,
и дав в харю мажине, задал стрекоча, да так что и след его простыл.
Мажина, отряхнул мажьйи свои одеяния, и огляделся, мир Невестьчто поражал.
Повсюду гарцевали кони, они чинно и с достоинством восседали на хрупких жокеевых
спинах, жокеев в форме, в этих своих шлемах, фраках и соксуальных трико в обтяг.
Кони, ржали и хлестали жокеев, жокейскими хлыстами, огромные, вонючие бабочки
повсюду размножались и превращались в гусениц, белобрысый тюлень метался
среди выхухолелбразных прохожих и предлагал даром, «Новый завет».
- Не желаете? Не желаете? Новый завет, завет для вас, завет для нас! –
С опухшего неба свисали фалосоподобные грибы извращенцы, извращая формами
и распевая старозаветные псалмы, прикрученными к ним цепями, челогами.
Вокруг носилась огромная масса впечатлений, некрепкие волей, блевали и умирали.
Мажина же, был в смятении и растерянности, хотя боевой дух, клокотал, где-то
в мажьем нутре, готовый разрастись и принять, неравный бой с Невестьчто.

                9
Опухшее небо, кожисто-коричневое, сжурилось и подёрнувшись серым сомнением,
разрешилось перламутровым дождём. Капли, цвета имели, преимущественно
зодиакальные, формами напоминали баклажаны и брюкву одновременно, были
величиной с грецкий орех, и слава богу падали медленно, не кого не калеча.
Выхухолеобразные прохожие, достали из телесных-бледностных складок зонты,
но вместо того что бы раскрыть их над головой, они с криками «Банзай», кинулись
друг на друга, коля зонтами, как кололи некогда мушкетёры и всякие другие,
французы и англичане, пролилась кровь.
Саруманыч, уже скинул с плеч, несколько злобных, капель-пиявок, когда на авансцену
вышел дядя Гоша, он так и кричал «Дядя Гоша», выхулеобразные открыли зонты,
и поплыли на них, как на корабликах, по зодиакальному цвету капельковых ручьёв.
- Хаг-ха-ха-га-ха!! – До крайности резким и угрожающим смехом рассмеялся мажина.
- И ты думаешь, взять меня врасплох в своём смишном мире??
 Глупое Невестьчто, Саурон Саруманыч Голубой, смеётся тебе в лицо!
 Да, он брызжет слюною в оную харю! Сейчас заклюнанья тебе прочитаю! –
Мажина задрыгал ногою, заткнул ноздри вилкой пальцев, вытаращил глазья,
и запрыгав на свободной от дрыганья ноге, прокричал ужасающее заклюнания.
- Перл-Харбор Авдотьевич Жаба с косой
 Магучая Баня а Ленин Атстой
 Атстой в толстой банке, где гуди не гуди
 Гудини, Опоссум Ябуду в ЖудиИИИИИииииииии!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! –
Мир крякнул, и дрогнул, вода зодиакальных ручьёв обратилась вспять,
выхухолеобразные люди в своих шпажных зонтах потекли обратно,
мимо мажины, в руке которого, угрожающе поблёскивала игла в суровой нити.
Саруманычь схватил одного зонтичного гражданина, и стал методично зашивать
ему рот, а зашив, вскочил ему на спину, и уперев ноги в гражданские бока прокричал.
- Цоп-цобе, Цоп-цобе, вы откуда, и куде,
 Ты неси мой конь мажину,
 Быстро, удержно, но сильно. –
И импровизированный конь, помчал.
Вскоре окружающее пространство поменялось, это появились валуны-камни,
небо поголубело, стали попадаться катусы и бизоны.
А спустя, каких ни будь двое суток пути, уместившиеся, к слову сказать, в несколько,
вполне себе обычных минут, мажьей жизни, мажина низко пригибаясь к шее скакуна,
поднимая мощный слой, дорожной пыли, приблизился, и на полном скаку, и лишь
под конец осадив, старого друга, въехал в Олд-Вест Трейл-Таун.
Городок встретил мажину, на ногах которого теперь красовались широкие плотные
джинсы, конечно же, обрамлённые, чапарехас из крепкой бизоньей шкуры, протёртые
временем, и долгими перегонами. Под, клетчатой, тёплой рубахой, признаком высокого
положение в обществе, был виден лонг-Джонс, из чистой шерсти ягнёнка, а не
слишком широкую, но крепкую, кадыкастую шею, перехватывала чёрная бандана.
На благородной мажьей голове, величественно возвышалась, широкополая шляпа
фирмы «Стетсон», а на выпяченной груди, звезда шерифа, говорившая о том что,
с её обладателем лучше не спорить, и не задираться.
- Ну же давай! Выходи! – Саруманыч-шериф стоял, широко расставив ноги,
пальцы его поигрывали, вблизи пистолетных рукоятей, ловкие и непререкаемые.
Перекати-поле, трижды перекотилось, поперёк опустевшей улице, опустевшего
ковбойского Олд-Вест Тауна, прежде чем в дальнем краю улочки не показался,
мрачный ковбой, в черном плаще, шляпе, ну всё как полагается,
с откинутыми назад плащевыми полями, руками готовыми к стрельбе,
и пережевывающей табак челюстью.
- Приветствую тебя, песий сын Саруманыч, ты не подумай неправильно,
 пёсий, это не потому, что тебя родила, подзаборная дворняга, это от того,
что я хочу тебя оскорбить, перед твоей смертью. – Невестьчто ухмылялось.
Мажина порылся в запазухах и извлёк пожелтевший лист бумаги и зачитал.
- Живым или мёртвым, награда миллион! А ниже подписано,
 Доставить, Невестьчто Изигмунду Проплешниковну, пола оно, года рождения
древнего, места рождения, Воронеж, улица Лизюкова 14, кВ 44.
Как я полагаю, это вы, так что, живое будем доставлять, или мёртвое?! –
- А мы ещё посмотрим, кто кого и куда доставит, оборотень в погонах,
может статься, что это я твой труп припру, в управление собственной,
шерифьей безопасности! Может статься твой.
Напряжение росло и крепло, под жарким ковбойским солнцем.

Напряжение росло и крепло, под жарким ковбойским солнцем.
На переднем плане.
Ноги, две кобуры по мажьем бокам, в каждой кобуре не малосольный огурец,
в каждой кобуре заряженный кольт Navy Sheriff, грозное оружие, правда, требующее
взведения курка, перед каждым выстрелом, теперь курки были взведены.
На заднем плане, чёрною тенью, в чёрном потёртом плаще, в пробитой не раз
пулями и пылью шляпе, в напряженном лице и жующей табак челюсти, шел волнами,
в полуденном солнцепёке Вайоминга, а вернее шло Невестьчто.
- Думаю, есть нужда, объяснить подлецу, и оборотню в шерифской погоне, правила!
 Думаю, ты намериваешься выстрелить, как всегда исподтишка, прямо сейчас!
 Думая, что здесь нет свидетелей, посмотри по сторонам. –
Начало предсмертный диалог Невестьчто.
- Думаешь, я тупой янки с восточного побережья, что бы смотреть по сторонам?
 Посмотреть и получить, пулю! Ты же знаешь правило, тот, кто убьёт противника
 не вытащившего оружия, будет повешен, и это тебя разыскивают, за эти злодеяния! –
- А ты посмотри, я подниму руки! – Невестьчто, подняло руки вверх.
Давинченный осмотрелся.
Он обнаружил, что на домах, в окнах домов, на деревьях и окрестных холмов,
во множестве, были средних размеров глаза, они имели маленькие, балериньи ножки,
в пачках и пуантах, и маленькие ручки, которыми они махали как японские школьницы.
- Видишь Давинченный, даже у холмов есть глаза, и уши! –
Раздался, звук птичачьих крыльев, и собственно уши,
огромной стаей заполнявшие окрестности.
- Ну, хорошо, так и держи руки, я своих соглядатаев позову, что бы всё честно! –
Давинченный стал чесать левый локоть, а губы сложил трубочкой,
и в трубочку произнёс.
- Ужу-жу-жу куму жу
 Я в гринландии ужу
 ужика и шимпанзе
 гомика и натуре
 приходи соглядатай
 погляди и поклевай
 я тебе подброше
 зёрен клюй-поклюй
 блюй-плюй убогий. –
В чистом небе Вайоминга полыхнула молния, ударил сухой как треск сухого дерева
гром, и в образовавшееся в небе чёрное окно, вижжя по кошачьи, ввалился Василий.
В зубах Васисуария громоздилась сигара, а в лапе бокал вина, кот как обычно
дрёпнулся, на спину, однако вина не пролил, и сигару не выронил!
- Василий, ни фигасе, у меня тут дуэль, а он на расслабоне там! –
Василий, немного похлопал глазами, осознался и заявил, что обнаружил,
в замке секретную кладовую, и естественно не мог, не позволить себе расслабиться.
- Ну всё! - Проорало Невестьчто. - Приступаем!!! –
Ковбои застыли, буравя друг друга, испепелительно-испепеляющими взглядами,
будто бы желая, прожечь в сопернике дыру, внушительных размеров.
Пальцы дрыгались, ноздри дулись, ветер трепал полы одеяний, и волосы из под шляп,
глаза соглядатаи смотрели, уши внемлели, кот Василий, прилёг в тенёчке, потягивая
вино, и дымя сигарой, всё было готово к тому, к чему всё, было готово.
Все прекрасно знают, что в ковбойской дуэли, главное терпение, тот, кто выхватит
оружие первым, обычно бывает убит, так что тут главное терпение.
Терпели они долго.
Прошло не как не меньше пяти часов, утомлённое солнце уже подкралось к
гозизонтову краю, готовое вот-вот, нырнуть, за горизонта, горизонтовые просторы.
А дуэлянты всё ещё стояли, и дрыгали палцАми, сверля друг друга глазом.
Так прошел год.
Дуэль затягивалась, красные-прекрасные от напряженного соглядотайства глаза,
уже почти не чего не видели, кот Василий, нещадно оброс бородой, и ожирел,
так как глаза и уши, были вкусны и легкодоступны, кошачим клыкам и зубам.
Спустя ещё девять месяцев, Невесть что не выдержал, и разрешился,
рванув рукоять кольта. Грянул выстрел, причем грянул выстрел и ещё, вернее
они грянули вместе, от того и слились в один грянулвыстрел, причём произошло
что-то чудесное, ибо дуэлянты после выстрела, так и остались стоять, сжимая в
своих заскорузлых, почерневших от загара руках, малосольные огурцы,
но грянулвыстрел грянул.
- Послушай, Невестьчто..
 А что тебе от меня надо то?!  Ты мне уже досмерти надоело! –
Устало-раздраженно сказал мажина Саруманыч.