Мой научный путь

• Немного остановлюсь на первых пяти годах инженерной деятельности, которая оказалась, быть может, самой яркой страницей всего моего творчества. А было мне 21 год, когда пришел на завод. Я верил, что любую задачу можно решить. Отчаянный был парень.

• Я получил тогда первый в стране промышленный гафний, который пошел на изготовление стержней управления и защиты транспортных атомных реакторов, например тех, которые монтировались на атомных подводных лодках. Честно говоря, дальнейшую судьбу этого элемента я не прослеживал, но говорят, что технология ушла на п/я г. Глазова (Удмуртия) под названием “технология Тарасова”. Как всегда бывает, доработки и видоизменения какой-то изначальной технологии делают ее неузнаваемой, но имя первого инженера-технолога не забывается.

• Самым тяжелым было доставание диэтилового эфира метилфосфиновой кислоты (ДАМФК). Это был промежуточный продукт какого-то ядохимиката (а быть может и боевого отравляющего вещества). Именно этот “подарочек”, который мне – в двух канистрах - предстояло достать и доставить на п/я 125, т.е. место моей работы (Москва, деревня Беляево). Теперь это часть Москвы - далеко в ее глубине - в районе метро “Каширская”. Как я доставил эту “не горючую” и совсем “не ядовитую” жидкость известно только Господу Богу. И сколько было выпито водки с проводником, знает только Господь!

• Это мое первое задание, как Вы понимаете, я выполнил отлично. Можно было приступать к выполнению основной части проекта – получению гафния их отходов перекристаллизации смеси фторцирконатов. Но, как далеко было до конца! Сколько тонн концентрата переработали эти руки, чтобы получить первый килограмм оксида гафния!? Работали над проблемой я лаборантка Валя Мареева. И все! И банка с первым килограммом оксида гафния стояла на столе у главного инженера Кронида Викторовича Орлова! А я точно знал – если получить очень чистую партию, то гидроксид будет голубого цвета.

• Я участвовал во всех Московских семинарах по экстракции. Видимо, это и определило мое первое научное направление, которое я развивал с 1961 по 1985 годы.

• Толкнувшими меня решение проблемы топохимии экстракционных процессов я считаю чл. корреспондентов Фомина Владимира Владимировича (склероз сделал его ребенком, и бросил под колеса электрички)  и Золотова Юрия Александровича.  Они (попеременно) вели названный семинар, во время которого часто разгорались споры между этими учеными о том, где происходит реакция образования извлекаемого из водного раствора целевого комплекса, например комплексов урана, плутония или других, как правило, экзотичных элементов.

• Читатель, вероятно, понял, что экстракция – это извлечение того или иного элемента из водного раствора (фазы) в органический раствор (фазу). Эти две фазы не растворяются друг в друге. Когда их перемешивают, то образуется эмульсия, которая исчезает при прекращении перемешивания.  Метод позволяет извлекать и очищать - в процессе извлечения – соединения элементов (например, отделять уран от плутония). В моем случае я должен был отделить цирконий от гафния, интересуясь последним.

• Реакция, о которой идет речь, т.е. образование экстрагируемого соединения, может происходить в водной фазе (Юрий Александрович – Ю.А.) или на границе раздела фаз (Владимир Владимирович – В.В.). Но почему или/или, а не и/и? Такая мысль пришла мне в голову давно, но я молчал. Одновременно, я подумал, что проблема может быть решена путем исследования кинетики процесса экстракции, а не равновесных состояний, на что уповали уважаемые Ю.А. и  В.В. 

• Путь был намечен, и какие бы в дальнейшем исследования я не проводил – всегда использовались кинетические методы. Этот подход не был типичным и тривиальным  для экстракционного общества. Поэтому я в течение двух десятков лет не находил себе конкурентов в советской действительности. И все дальнейшие мои работы, так или иначе, были окрашены кинетическими методами.

• Постепенно, в мире отчетливо стали выявляться различные школы: итальянская школа Роберто Данези, американская школа Генри Фрайзера, немецкая школа Вальтера Нитша, аргентинская школа Перез де Ортиз, чешская школа Рода. Потом к нам стали приезжать, чтобы учиться. Приезжали узбеки, поляки из Познани (где в последствии) возникла школа  Яна Шимановского. Появилась  совместная статья с поляками (Chemia Stosowana, 1984, 28, 3-4, p. 383-391).

• В нашей стране началась подготовка к международной конференции по экстракции (ISEC-86). Эта конференция проходила в сентябре в гостинице Космос. Доклад пришлось готовить срочно (еще не очнулись от Кубы). Я считаю, что, несмотря на срочность, это был апогей признания моих достижений. Начиная с Международной Конференции ISEC-86, появилась ранее отсутствовавшая секция “Межфазные явления” (моя докторская называлась почти так же). А это уже - признание достижений кинетиков всего мира, причем данное событие произошло в Москве. Я не забуду мое председательствование совместно с Нитшем, а также выступление Генри Фрайзера, в котором он публично признал мои заслуги. Я не забуду также экскурсию ученых ISEC-86 в Менделеевский институт и показ кафедры промышленной экологии, на которой кое-что все же можно было, набравшись наглости показать.

• Тогда я познакомился с молодым японским ученым Хиточи Ватараи, с которым беседовал о лазерных методах, сетуя на то, что они недоступны в нашем институте (МХТИ). Этот разговор Хиточи запомнил, пригласив меня на Конгресс в Токио. Он показал в 2001 году мне лазерные установки, в которых реализован принцип, обсуждавшийся 1986 году.

• - “Вот видите, мы сделали ТО, О ЧЕМ говорили в 1986 году у Вас в лаборатории” – сказал Хиточи по-английски, но по-японски улыбаясь. Хиточи Ватараи не забыл меня и щедро отплатил мне за мою ничтожную услугу. В 2001 году я оказался на конгрессе ICAS (Международный конгресс по аналитической химии). Я выступал на секции по нанохимии. Если мыслить поверхностно, то можно усомниться, а при чем здесь экстракция? Дело в том, что объекты, о которых я говорил, имели наноразмеры (динамическая межфазная область между двумя жидкими фазами). Хиточи Ватараи захотел более детально познакомиться с содержанием моего выступления заранее. Ведь он отвечал за деньги, потраченные каким-то визитером. После просмотра доклада, он предложил дать мне 40 минут (всем давали по 15 минут) и поставить мой доклад в конец для возможности обстоятельной дискуссии.

• Дискуссию открыл сам Хиточи. Вопросов было немного, но главный вопрос касался того, как мне удалось получить доложенные данные (имелось в виду - при такой старой технике). Чувствовалась настороженность по отношению к полученным результатам, но эти результаты не противоречили взглядам оппонентов и даже предсказывали кое-что новое. Я продемонстрировал еще кучу графиков и фотографий, назвал оттиски своих работ в англоязычных журналах,  которые они, конечно, “не видели”. Русских вообще “не видят в упор”. Даже поляки, которые, в свое время, стажировались у меня,  научились нас “не видеть”. Конечно, мир может обойтись и без нас, но что делать таким, как  я, Саша Чекмарев (Член корр. АН РФ), Оксана Синегрибова (дхн)?

• Я  вернулся в Москву прибитый, с пониманием нашей технической отсталости и безнадежности отставания. Менделеевкой я перестал гордиться и начал все чаше и чаще подумывать о смене тематики.  Тогда, 2001 году, еще могли вставать такие вопросы, а потом, после инсульта ... – наступил провал жизни. Я не знал, как дальше жить. Трудная, претрудная жизнь с аспирантами только начиналась.

• И взял “с места в карьер”,  схватив с вьетнамской аспиранткой “злачную тему” - устойчивость озона в воде. Обладающая несомненной практической новизной, эта тема содержала в явном виде кинетическое ядро. Полегчало! Хотя, после рождения мальчика, аспирантка полностью отдалась материнству и заработку денег в какой-то частной фирме. И все-таки мы осилили работу. Причем, благодаря все тем же кинетическим методам. Главное, что удалось найти – озон гибнет на стенках сосудов, а главное - из чего надо делать стенки, чтобы дорогой озон мог жить так долго, как при гомогенных реакциях.

• Как не вспомнить совершенно новую работу вьетнамской аспирантки  Выонг Тхи Лан Ань. Именно эта работа открывает еще одно совершенно новое направление, если ВСЕВЫШНЕМУ будет угодно оставить мне ум. Я уже потерял способность перемещаться (только по стенкам), способность видеть (только 26-ой шрифт!), печатать только одной рукой с бесконечными ошибками. В таких условиях я собираюсь решать задачи катализа стенками реакторов распада озона. Я уже знаю из чего делать стенки реакторов, чтобы не потерять озон или, наоборот, способствовать рождению активных частиц-радикалов.
 

• С этого момента меня не пугало шараханье от изучения одного явления к другому. Ибо, что бы я ни делал, меня продолжал выручать кинетический метод. Одно время я занялся разбеганием по поверхности воды мономолекулярных пленом экстрагентов. На несколько лет эта работа увлекла меня своей яркой практической направленностью, сдобренной хорошими теоретическими выкладками. Я загорелся. Подумать только, разбегание молекул под действием эффекта Марангони, достигает 50 см/с. А установившаяся скорость цилиндрического разбегания составляет 11 см/с!

• Следует отметить две работы, все опубликованные в журнале Теоретические основы химической технологии: 1) В.В. Тарасов и др. Линейное и радиальное течения Марангони поверхностно-активных веществ. 2006. том 40. № 2. с. 124 -129. Работа выполнена с моим китайским учеником Чжан ДунСяном. И работу 2) В.В. Тарасов и др. Кинетика и механизм миграции по воде экстрагентов и их комплексов, 2006, том 40, № 3, с. 252 – 257.

• У меня уже стали проигрываться фантастические проекты очистки почв от радиоактивных веществ.  Но меня охладил главный инженер предприятия “Маяк” Евгений Григорьевич Дзекун. Этот титан не может ошибаться. Он мой друг со студенческих лет. Это с ним мы играли на песчаных островах Волги в ножички. Это с ним мы поссорились из-за ерунды, и он укатил из моего Волгограда к себе в Тихорецкую. Встретившись теперь за рюмкой коньяку, мы долго смеялись, вспоминая этот случай.

• Мог ли я тогда – в студенческие годы – подумать, что буду обсуждать с моим другом проблемы распространения в почвах радиоактивных веществ. Мой кругозор позволяет мне менять темы, как перчатки, оставляя в виде основы кинетический метод.

• На 95 лет со дня рождения Виктора Борисовича Шевченко (зимой 2001 года) – нашего генерала Гровса  – была встреча тех людей, которые работали с материалами атомных реакторов и над методами переработки ядерного горючего. Событие происходило в НИИ – 9 (в знаменитой девятке). Не забыли и меня. Выступал  Е.Г. Дзекун. Он еще был в силе и к нему прислушивались. Сказал он, осмотрев всех сидящих в зале в течение минуты, приблизительно так.

• Почти все лица, которых я вижу, работали в области, волнующей мой родной “Маяк” (единственное место, охраняемое в хрущевские времена, ракетами “земля-воздух” и, где сбили самолет У-2, а Пауэрс приземлился на парашюте). Фактически, люди, сидящие в зале, и являются авторами современной радиохимической и металлургической промышленности ядерных материалов. Многие оказались в объятьях современной ядерной промышленности. Слава Вам, создавшим современный ядерный щит нашей страны. Не скрою – слезы стояли в глазах многих и моих тоже.

• А в 1991 году я познакомился в Канаде с Энтони Кларком.  В последствии этот человек стал помощником заместителя министра Environmental Canada. Он пригласил меня на ужин у него в доме. В непринужденной обстановке он спросил меня о том, чем я занимался. Я грустно пошутил: “Только 5 лет я загрязнял окружающую среду, но все оставшуюся жизнь только и делаю, что очищаю ее”. Ответ заинтересовал Энтони. И он спросил: “Как же я загрязнял Environment?”. Ответ был прост и нагляден. “А помните шум, который подняла канадская пресса по поводу советской ядерной установки, упавшей из космоса на приполярный район Канады” – спросил я.

• Энтони как- то оживился, узнав, что части этой установки изготавливались на моем заводе и в моем цехе. В дальнейшем он рассказал, что участвовал в измерениях загрязнения, которое было вызвано нашей установкой. Загрязнение было ничтожным, но резонанс был большой. Как ни странно, это событие не отдалило, а сблизило нас. 


• И тут же начинают вплетать работы совершенно нового направления – В.В. Тарасов и др. Модели гетерогенной гидродинамической адагуляции // Теоретические основы химической технологии. 2007. том 41. № 2. с. 191 -196. Эти работы являются находкой профессора, позволившей ему опубликовать обобщающую статью в журнале Вода: химия и экология // Очистка воды  от микрокапель органических жидкостей методом гетерогенной гидродинамической адагуляции. 2008. № 4. октябрь, с. 6 -15. За этими мудреными словами кроется до дури простая картина. Очень мелкие капельки, способные витать “вечно” и потому “вечно”  загрязнять воду, становятся послушными  при встрече с твердыми поверхностями углеродной ткани (собирателем), к которым они прилипают (адагулируют) и растут до тех размеров, когда они уже не могут удержаться на поверхности собирателя. Тогда, они отрываются и с большой скоростью всплывают. В верхней зоне их необратимо захватывает специальное устройство. И все устройство работает как трансформатор размеров капель.

Общее количество работ – 307, а в 2011 году количесво работ достигнет 345.
Авторских свидетельств – 23
Книг на русском языке – 5
Глав на английском языке – 3 (общее число страниц – 154)
Выпущено кандидатов наук - 21