Голый завтрак ver. 19 Необоснованная бойня номер 9

В рамках работы часто приходится отказывать себе в удовольствии, быть человеком. В рамках жизни постепенно забываешь, как это быть человеком. От тебя требуется быть биологической машиной и четко выполнять указания и директивы. Ты становишься в поток невыносимого процесса состоящего из отключения себя от жизни и подключения каких-то неестественных процессов, противных самой природе.

- Алло, - я вас слушаю. Ленивый голос еще не приправленный кофе. – Да, есть. Вы берете? Хорошо. Ждите счет.

Сегодня ты исполнитель главной роли аппарата по продаже услуг и товаров. Кажется, что если загрузить в рот банкноты, в животе что-то заурчит и отворится дверца, и среди месива органов начнет зарождаться объект – товар. Ты вытащишь его осторожно и двумя руками, чуть поклонившись, отдашь машине-покупателю. Его функции покупателя на этом закончатся, и он превратится в срочную доставку груза.

- Послушайте, - кричит машина-покупатель, - я уже два часа жду товар. Сколько можно? Сделайте уже что-нибудь. Это не выносимо. Кто вас так учил работать.

Я сижу оплеванный чужим негодованием и влагой, которую приличные люди сдерживают, а голодные сглатывают при виде еды. Я изображаю сочувствие и понимание. Тихим голосом, я шепчу в трубку, что если этот клиент (использую для его обозначения словесную форму грубого характера)  будет сидеть у меня еще пять минут, то к ним спустится машина-убийца. И эта машина не знает чувств. Мою шутку не поняли, но это к лучшему. Через две минуты, взгляд уперся в спину, точно туда, куда секундой раньше раскинула крылья бабочка беззвучного плевка.
Работа неотъемлемое состояние ума каждого сознательного гражданина. Ты не работаешь – значит, ты подозрительная личность и тебя будут награждать презрением все окружающие люди, от абсолютно незнакомых до более менее близких. И если первые будут просто пренебрежительно смотреть на тебя и осуждать, и тебе на их мнение откровенно насрать. То, вторые, частенько будят в себе сестру милосердия, скрещивая ее с дятлом, которая пытается выковырять из твоего черепа мозг и задалбывает тебя своей помощью.
Не люблю такие разговоры, у меня от них портится настроение и пищеварение. В состоянии наступившей скуки приправленное осознанием того, что ничто не меняется, я чаще всего начинаю избегать общества.

- Какого хрена вы тут стоите? Да отвалите же с дороги, - смотрю как мимо меня, в банке общественного транспорта, где даже воздуху нет места, пытается протолкнуться чужеродное тело. – Дайте мне пройти. Что вы тут встали? Вы не видите мне надо пройти. И откуда вас таких идиотов в вагоне столько.

Она смогла докричаться до меня даже через наушники. Ее локти уверенно молотят и меня, и других, стоящих рядом по ребрам. Хотелось бы верить, что это случайность. Хочется думать, что просто у кого-то тяжелый день. Поворачиваюсь к ней лицом, дую в ухо и так тихо начинаю тянуть «и».
 «ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ» начинает сводить ее с ума.
 «ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ» Ее лицо начинает трястись.
«ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ» глаза медленно ползут на лоб.
«ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ»  рот пытается схватить воздух, но воздуха уже давно нет.
 Захлебнувшись собственным негодованием и возмущением, слегка икнув, тело падает на грязный пол.

Дом. Занимаюсь привычными делами – ничего не делаю, как могут сказать многие, на самом же деле – читаю. Из колонок настольного компьютера льется какофония звуков, кто-то сказал, что это музыка и стихи. Я поверил и решил – дом достоин это услышать. Моя батарея звенит металлическим перестукиванием всех желающих поздравить меня с моим выбором. Наверное, многим из них кажется, что если обратиться ко мне лично,  я их укушу или ударю, хотя я и не исключаю такой вариант. У них есть естественная потребность меня похвалить, и они стучат, чем попало по батарее. Это такое проявление внимания и любви.

Это такой Город. И в каждом городе есть большие коробки, разделенные на сегменты. В эти коробки помещаются тела, распределяясь по вот этим самым сегментам. Эти тела рады этим сегментам, они стремятся их заполучить. Я один из них. Не зависимо от того, плохая я кукла или хорошая, но у меня, как и сотен других в этом доме есть своя коробка. И я запираюсь в ней. Считается, что проявлять чувства – стыдно, и люди сосредотачиваются на проявлении любви к себе и к говорящему ящику расположенному точно напротив.

Представьте только на миг, у вас обострился слух настолько, что вы можете слушать голоса электронных коробок во всем доме. Старайтесь не концентрироваться, плывите в этом потоке.

- Жизнь, полная насилия, насилием и заканчивается, - вещает трубка.
- Чтобы тебя любили — приходится быть со всеми хорошим каждый день. Чтобы ненавидели — напрягаться не приходится вообще, -  думаешь это истина.
- А теперь встречайте наших участников! Они будут сражаться за, - вот тут и выясняешь, что сражение похожее на унижение все тоже, за деньги.
- Скажите, Ирина, а ваш муж, - эта пошлость до сих пор лезет  и через ящик.
- После полуночи на нашем канале. Спец выпуск программы Расследования. Мы расскажем вам о самых зверских убийствах, - попытайся зажать голову руками. Люди, твои соседи они ждут и жаждут насилия. Это их корм.
- Последние хроники событий потрясших мир! Крушение самолета! Пожары и землетрясения! Потопы и ураганы! Болезни и вирусы! – это необъяснимая тяга к насилию с экрана. Подглядывание и подслушивание.

Теперь окунитесь в этот поток с головой, плывите в нем. Ощущайте, как вас обволакивает все дерьмо мира. Теперь выныривайте, быстрее. Быстрее. БЫСТРЕЕЕ! Хватайте воздух чужой боли, вы должны дышать. Глубоко. Глубже. ГЛУБЖЕ! Ощущаете, как вас сдавливает странное чувство боли. Вам больно осознавать, как низко падает человек в своем желании насытить жизнь и убить скуку. Уныние – великий грех, он заставляет человека убить в себе человека. Стать впитывающей боль и грязь машиной. Тянуть ее к себе и в себя. Во мне тихо закипает неприязнь.
Я закрываю глаза и пытаюсь уснуть, свернувшись на грязной кровати. За окном скребется кошка, видимо она проголодалась. Ничего, сейчас еще лето и она может пойти погулять.

Сегодня я работаю на приеме звонков. Вчера было так же и завтра ничего не изменится. Это такая константа. Она вечна во времени. Так же постоянна, как и мои опоздания. Так же естественна, как и то, что по утрам у меня красные глаза. Я не настаиваю на том, чтобы ее изменить. Сегодня мои стремления на нуле, так же как и вчера, так же как из завтра.

- Нам надо собрать посетителей в зал. Наши партнеры будут проводить презентацию нового продукта. И тебе выпала честь помогать им. Ты хороший и ответственный работник, - начальник хлопает по плечу. Он надеется, что так оно и есть. И ему кажется, что я работаю во всю силу. Еще ему кажется, что я сделаю работу, а они получат похвалы. Печально, но так и будет.

Опять я буду, откровенен, и на это мне тоже насрать. По большому счету, денег, которые я получаю, мне хватает. А если их хватает, тогда мне не о чем заботится и как говорят «напрягаться». Какую конкретно делать работу мне тоже насрать. Платят за нее одинаково. Я с деланным интересом хватаюсь за нее и изображаю все муки и страдания, на которые только способен человек, занимающийся покорением мира ради величайшей цели быть лучше, чем другие. Я напрягаю интернет по полной программе, ищу зал, в котором надо будет провести чтения. Составляю приглашения и анкеты участников. Рассматриваю анкеты на сайтах знакомств, сижу на форумах, пишу огромные письма, во все организации которые хоть чем-то могут мне помочь в моем стремлении к убийству, убийству времени.

- Наш зал полностью готов для проведения лекций и семинаров. Вот посмотрите, здесь у нас есть проектор, который может выдать изображение 2,5 на 4 метра. Я думаю, что для большинства ваших посетителей этого будет достаточно. Переносные стулья с индивидуальными столиками, и, конечно же, отдельные столы, для образцов. Вот здесь можно устроить кофе брейк. Мы с радостью предоставим вам наш персонал, - все они одинаковые, вот как эта плюшевая залежалая кукла. Она думает, что все еще неотразима, на ее увядающих пролежнях натянуто декольте и колготки в сетку. Она гримасничает и строит мне глазки. Я соглашаюсь с ней играть.

Я смотрю ей в глаза и улыбаюсь. Я подмигиваю ей, и смотрю, как лицо разгорается краской. Она уже не в состоянии вспомнить, когда последний раз ей подмигивали. Приглашаю ее выпить кофе и поговорить об аренде зала. Для нее это успех. Оторваться от кабинета и таких же молодящихся подруг с мужиком, да еще и в кафе. Где-то в глубине себя она рассчитывает на завтрак, но ее не ждет даже ужин. И все-таки мы продолжаем мило улыбаться друг другу.

- Я бы хотел арендовать зал на три дня. Но мне нужно, чтоб только один день был проведен через фирму. Еще, мне нужны ключи, чтобы только я мог закрыть и открыть его. У нас очень дорогое оборудование и мы не хотим лишний раз рисковать. Вы должны меня понять. Если что-то случится с оборудованием – я лишусь не только работы, но и жилья. У меня больная мать, если я прогорю. Ну. Я боюсь даже думать.

Я смотрю в стакан с кофе. Чтоб не глядеть на нее и не ржать, когда она тянет, свои руки и осторожно берет меня за пальцы. Конечно же, она готова будет мне помочь. Она постарается. Сейчас она ждет от меня действий. Ей надо дать спасительную ниточку, и я ей ее даю. Мы выходим из кафе, и в неловкой темноте вечера, мои губы отдают ей неловкую благодарность. Чуть более долгую, чем она ждала. Чуть более наглую, чем она рассчитывала.

- Алло. Добрый день, меня зовут – голос привычно мелет, - Я представляю компанию, - текст уже заучен и замылен в голове, - Мы планируем, проведение семинар посвященного - эту муру я сливаю в трубку уже третий день, -  Кому я могу прислать приглашение и анкеты?

Секретарь смотрит на меня с недовольством. Ее оторвали от пасьянса и заставили работать. Она делает повторный обзвон тех, кому было выслано приглашение и заполняет «базу». Так и надо делать. Мне нужна публика. На миг может показаться, что за каждого приглашенного мне дают доллар. Но это всего лишь мои мечты. За каждого приглашенного не скажут даже спасибо.

- Давайте посмотрим еще раз зал. Мы сделали как вы и просили. Вот, пожалуйста, стол для выступающих и отдельный ящик, для раздаточных материалов под ним. Вот направленное освещение и пульт контроля. Лестницу поставили за трибуну, - при виде меня ее лицо покрылось румянцем.

Еще один вечер сделал больше чем все деньги мира. Она была как застенчивая девочка, и скромно вздыхала. Ей хотелось до меня дотронуться любым способом. Но работа, работа. Надо уходить с нее, и мы снова сидим в кафе. Я благодарю ее за доброту, за те усилия, которые она прилагает. Сейчас я сама любезность и обходительность, ей это нравится. Она успевает преображать из девочки во взрослую женщину, которая снисходительна к своему ребенку, уже спустя пару минут она снова готова стать девочкой. Это такая игра, которую мне надо в ней поддерживать, убеждая ее, что она неотразима и восхитительна. Я же сама неловкость, снова мусор в большой компании.

- Сколько у нас уже собралось человек? – важен счет. Нужно количество. Мы стремимся.

Мы собрали 73 посетителя. Считая еще лекторов и специальных гостей - 81 человек. Не так и плохо. Скоро надо будет суетиться. Скоро будет действие. То, что мы все так ждали и ожидали. Я смотрю в окно, где дети бегают по улицам точно перед машинами, пытаясь играть с водителями в догонялки. Чуть дальше садик, огороженный вольер для маленьких зверят. Спорный вопрос, кого от кого защищают, детей от окружающего мира или мир от детей.

- Ваш кофе, - мне улыбается задроченное лицо официантки. Я подозреваю, что она давится своей улыбкой из самых последних сил, лишь бы ее не отругали, лишь бы ей перепали чаевые. Она отрабатывается на все двести процентов человеколюбия.

Я беру стакан с кофе, добавляю корицу и коричневый сахар. Размешиваю длинной палочкой получившуюся бурду. Приятно думать, что кто-то старался делать для меня этот кофе и приносит его именно мне. Язык приятно щипет, и я наслаждаюсь вкусом. Зал постепенно заполняют умные речи и просто приветствия. Скоро начнется.

- Дорогие участники семинара, мы рады приветствовать всех кто смог сегодня посетить нас. Через несколько минут мы начнем обещанное представление и надеемся, что вы узнаете много полезного. А пока занимайте места, - я стоял во главе трибуны и вещал. Главный паяц на сцене маленького капитала.

Люди собираются. Кто-то подходит с опозданием, кто-то здоровается с коллегами по цеху. Все как обычно, ничего нового нет. Первый час точно пройдет во всеобщей активности. До первой паузы всем будет интересно. Я жду. Осталось еще немного. Ощущаю как у меня вспотели ладони, я вытираю их о брюки, но так что бы никто этого не замечал.

- И снова рад вас приветствовать, - я стою пред залом. Теперь пора выступить мне. Буквально 15 секунд назад я осторожно запер двери зала. И теперь никто не сможет отсюда выйти. – Позвольте мне продемонстрировать наше главное оружие, то за чем мы вас собрали.

Они и не подозревали, что, сказав оружие, я именно про оружие и говорил. В тот момент, когда я достал из-под стола автоматический пистолет с глушителем, всем показалось это милой шуткой. С первыми выстрелами шутка превратилась в истерику. Всех кто сидел в первом ряду, раскидало на стульях. Удивление и шок в мгновение родились в глазах людей. Они еще не могли поверить что это, правда, что вот так просто все сейчас и решится. Вторая и третья очередь вернули их в реальность. Крики и вопли, вот она музыка, которая сопровождает как саундтрек любую бойню. Самые ловкие попробовали добраться до двери, злые металлические пчелы жалили их на бегу. Так получилось, что первые и последние оказались в одной куче. Я смотрел в середину сбившихся людей. Кто-то прикрывался другими и прятался за коллег по цеху. Кто-то стоял смело. Я слышал плач и мольбы. Вот ведь как получается, что у них есть семьи и дети. Родители и больные родственники. У всех вдруг появились причины жить. Можно было бы спросить их, почему они вспомнили их сейчас. Помнили они про все свои проблемы до того как ушли в работу с головой? Что заставляло их забывать о близких все это время? Что вообще есть в их жизни такого важно, ради чего им стоит жить? Это был бы лишь театр. Я не знаю, как они жили, может, и вправду они помогали родным и любили свои семьи. Но сейчас мне не нужны живые люди, для меня важна их смерть. Легкий треск и новые тела заполнили зал. Уже нет прежней истерии, есть ощущение загнанности и безысходность.

Шанс выжить появился неожиданно, пистолет неопределенно шикнул, гавкнул, и ничего. Обойма опустела. Я начал отступать к трибуне, мне нужно взять обойму. МНЕ НУЖНА ОБОЙМА. Наверное, об этом подумали люди. Спасение – это мое отступление. Кровь в глазах людей и жажды расправы надо мной. Люди, покачиваясь, двинулись на меня. Для перезарядки мне потребуется время, возможно, я не справлюсь сразу, надо успеть схватить меня в тот момент, когда я буду перезаряжать. На моем лице проступил пот, вот сейчас от тела ничего не останется, я буду порван на мельчайшие кусочки. Садизм, с которым эти приличные люди будут потрошить меня, не передать словами. Я уже почувствовал пальцы, сжимающие мое горло и выдавливающие глаза, я даже прикусил язык от одной только мысли, о том, как они будут его вырывать. Вот эта милая дама, которая вчера прижималась ко мне в подъезде дома, и шарила руками по мои брюкам. О да. Именно она выгрызет мой язык. Я уже чувствовал ту боль, которая пойдет по телу волной, от ударов стулом.

Рука опустилась в коробку, не глядя, шарю в ней и ищу, ищу, ищу. Первые смельчаки бросились на меня, и игра кончилась. Я не искал обойму, там лежал еще один такой же пистолет. Их мозг еще не успел понять, что же случилось, лица начало перекашивать с каждой секундой осознания ошибки. Первые пули врезались почти в упор, откидывая набегающих. Надо остановиться, притормозить и попытаться убежать, найти спасения. Но его не будет. Я держу в своей руке мобильное правосудие. Кусок металла, плюющийся металлом. Парадокс.

Я добил оставшихся, молча и без колебаний. Их тушки падали на пол в последних позах, кто-то сжимал кулаки, кто-то молился, кто-то пытался прикрыть лицо. Если бы можно было снять все это на фотокамеру, миг смерти и заставить их так стоять. Но нет, пули не фотокамера. Пули расслабляют мышцы, и тела падают на пол, на другие тела, на мебель. Вот и завершился маленький танец смерти.

В этом кровавом музее я пытался наладить подсветку. Мне хотелось, чтобы она мигала. Кое-как, справившись с ней, я приступил к завершению композиции, надо было все покрыть лаком, но только после того как я заберу все деньги найденные по карманам. Они мне еще сегодня потребуются.

Лак покрывал все лужицы крови, все тела и одежду. Руки, зажимающие руки, папки, телефоны, сумки и сумочки. Редкие звонки телефонов начали меня раздражать, и я усилено заливал их прозрачной вязкой жидкостью. Видимо коллеги по работе и родственники очень хотели поговорить. Как обещала этикетка на банке, через 2 часа лак закрепится, а через сутки приобретет прочность. Но у меня нет суток. Я достал лестницу и занялся подготовкой материала. Камера щелкала и забирала в себя кадры смерти. Общий план – есть. Теперь лица – есть. Отдельные элементы – есть. Вот он шедевр. Вот она моя кровавая бойня, а завтра ее будет смотреть весь город.

Заказал в срочной полиграфии печать билбордов с размещением по всем доступным главным улицам города. Ночью их повесят. И утром город увидит огромные  рекламы: На бардовом фоне разбросаны фотографии банкетного зала, с телами в нелепых позах. Текст гласит: Лучшая инсталляция года. Только один день! У вас еще есть шанс попасть на уникальнейшее творение современных художников. Полное воссоздание массовой бойни. Никакой цензуры.
ВХОД БЕСЛАТНЫЙ.
Через весь плакат, имитируя печатный штамп: НЕОБОСНОВАНАЯ БОЙНЯ НОМЕР 9.

Я спал в машине припаркованной у конференц зала. В 6 утра, прошел в зал, через служебный ход, показав пропуск и разрешение на проведения собрания. Выставил навигационные таблички и открыл двери. Телефоны, заряд которых за ночь не сел, распевали звонками наперебой друг друга. Через два часа появились первые посетители. Они ходили по экспозиции и обсуждали, что тела лежат не естественно, что лица слишком деревянные, да и что это за «****ное уныние». Ценители искусства, что б им. Эти людишки решили быть самыми первыми, кто скажет свое мнение. Они сбивались в маленькие кучки и, потягивая собственные слова, обсуждали, все промахи автора инсталляции. Ну, конечно же, он что-то не досмотрел, да и кто так лепит лица, почему на них такая дурацкая одежда, да и кто так ходит. Элитная публика. Грязь на подметках культуры.

К обеду в зал выстроилась огромная очередь, а я перебрался на крышу соседней шестиэтажки. Я смотрел через камеры, которые передавали на экран ноутбука, как люди собираются и идут смотреть на смерть. Это почти что праздничный городской выезд на пикник на кладбище. Скучная жизнь и тяга к грязи, тащила сюда всех подряд. И простые служащие и гламурные звезды, все были здесь. Грустно. Необычайно грустно. Я еще раз осмотрел людей и запустил на компьютере программу. Через 5 минут здание, и вся эта Бойня взлетят на воздух. Все они будут погребены. А фотокамеры начнут без устали это снимать. Все кто может и как сможет, будут участвовать в мировой инсталляции - имя которой: НЕОБОСНОВАННАЯ БОЙНЯ НОМЕР 10.

Из цикла "Голый завтрак", Москва, 2009