Глава 12 Лимож

Глава 12 (31) – Лимож

– Сэр Питер, наш церемонийместер назначит время вашего поединка с маркизом, наиболее удобное для вас обоих. Пока что мы приказываем вам обоим, чтобы никаких неподобающих слов или действий не было между вами – ведь вы скоро встретитесь лицом к лицу в смертном бою, чтобы узнать Суд Господа Бога.
Г.Р. Хаггард, «Прекрасная Маргарет»*

-----
* Пер. Б. Грибанова.
-----


1
Площадку для ристалища местные власти решили устроить на каменистой пустоши, что на суходольном лугу, в излучине Вьенны. Наши путешественники прибыли вовремя – в турнире пожелало участвовать не менее полусотни рыцарей, а так как каждый из них вёз с собой иногда до пяти, а порой и более десяти человек прислуги, то удобных мест, где можно было установить шатёр, становилось всё меньше и меньше. Здесь им повезло ещё раз: в лагере этим утром присутствовал сам главный герольдмейстер, сеньор де Трайнак – высокий, осанистый седобородый господин, которому, судя по его движениям, весьма мешал его золотой венец, выделявший его среди прочих герольдов.
Приезжие волна за волной подступали к нему, восседающему в кресле посреди выложенных в стопки чистых и уже заполненных пергаментов. Здесь были и владетельные бароны, и простые рыцари из ближних земель – аквитанцы, анжуйцы, бретонцы, бургундцы, здесь были арагонцы, италийцы, германцы, англичане. Светло- и темноволосые, светло- и смуглолицые, совсем молодые и уже в годах, по большинству – крепкие, мощные, жилистые, закалившиеся кто в турнирных боях, кто в междоусобицах, а в ком-то по загару и наличию кольчуги сразу можно было определить паладина, побывавшего на Востоке.
На каждого из них самым аккуратным образом оформлялась запись в книге турнира, включавшая, в частности, описание гербов и девизов, а также описание шлемов – самой разной формы, в виде бочонков или горшков, с прорезями или решетками, остроконечных или с фигурой наверху, описание рисунков на плащах, нагрудниках, щитах и флажках на копьях, описание оружия помимо копья – меча, секиры, бердыша, палицы, описание цветов одежд, описание мастей боевых коней. И это не считая того, что герольды обязаны были самым тщательным образом проверять имена и титулы прибывших – если, разумеется, рыцарь по какой-то причине не желал назваться псевдонимом. Могли и помочь придумать этот псевдоним…
Де Трайнак без особенного удивления выслушал заявление о посольстве короля Эдгара и желании рыцарей ордена Бегущей Звезды принять участие в турнире. О возможности скорейшей встречи с королём он говорил уклончиво, зато, когда эта просьба была подкреплена не только пергаментом с золотой печатью, но и личным ему подарком, а именно – золотым перстнем с сапфиром, а также мешочком с пряностями, милостиво снизошёл до того, что лично пригласил гостей на совещание зачинщиков, что должно было состояться в полдень. Затем он приказал одному из помощников надлежащим образом разместить гостей, а также оформить запись на каждого из них.
Из двух предложенных мест для размещения: либо на опушке леса, либо на берегу реки, командор выбрал реку – не столько из-за того, что здесь практически отсутствовала проблема воды, сколько потому, что, в случае нападения, эту позицию на высоком берегу оборонять было бы гораздо удобнее.
Трудности начались позднее, когда герольды принялись выспрашивать путников и составлять каталог их гербов и званий. Не было никаких трудностей ни у Тинча с его гербом, изображающим скорпиона, корчащегося на пике, ни у Пикуса с его дятлом на сосновой ветке – которого, впрочем, в записи представили как ястреба. Герольды, посовещавшись, решили именно так. Леонтий в этой поездке выбрал щит с изображением замка Крон-Шлосс* со звездой наверху, прошло и это…

-----
* Крон-Шлосс или Кроншлот – первоначальное имя нынешнего Кронштадта, крепости на острове Котлин, Санкт-Петербург.
-----

А сэра де Борна, несмотря на все его протесты, в реестр внесли как сэра Артура, то есть Медведя, поскольку его истинное имя было занято. Правда, ни герб с изображением медведя, держащего в лапах дубовые ветви, ни украшение в виде медвежьей же лапы на его шлеме никаких возражений не вызвали. Выяснилось, что у того, кого герольды называли сэром Бертраном де Борном герб совсем иной, а именно: чёрный лев с красным языком и когтями.
Что ж поделать…
Вполголоса поминая иуду-братца, презревшего всё, включая традиции рода, подлинный сэр Бертран согласился на это, мысленно прикидывая какими словами заявит при встрече обо всем королю, а там – судебный поединок, и будь, что будет…
Сеньора Исидора, по её желанию, осталась в лагере, где её хлопотами вскоре возник обширный бивуак из семи шатров и загона для лошадей. Покуда слуги и всадники короля Эдгара занимались дальнейшим обустройством, Исидора, не без помощи герольдов, выхлопотала себе одно из лучших мест в ложах, что далось ей нелегко – одновременно с кавалерами посмотреть состязания прибыли не менее сотни дам всех родов и сословий.
Сэр Бертран же, как и сэр Линтул, сэр Тинчес и сэр Пикус, в сопровождении оруженосцев отправились на аудиенцию к королю.

2
Впрочем, аудиенцией, в буквальном смысле этого слова, эту встречу назвать было трудно: в зале было довольно много народу. Помимо самого Филиппа-Августа, в нём находились: непосредственный устроитель турнира сэр Адемар – виконт Лиможский, а также сеньор де Трайнак – главный герольдмейстер, а помимо них епископ де Бове – тот, что и сам иногда, надев доспехи, бывал не прочь принять участие в воинских увеселениях и не только в них, а кроме перечисленных – великий магистр Ордена Храма Филипп Дюплесси и с ним с полдесятка рыцарей этого ордена.
На отдельных скамьях помещались семеро зачинщиков в сопровождении слуг и оруженосцев. Многие из этих господ были хорошо знакомы де Борну, в особенности тот, кто, внезапно встретясь взглядом с ним, побледнел как снег и тут же отвёл глаза.
Глаза у него были голубые и яркие, длинные волосы, при помощи отвара из трав осветлены до тёмнорусых, длинная борода тщательно подстрижена и расчёсана – красавец, да и только. Да, сэр Бертран не ошибся в своих самых первых предположениях – это действительно был Констан, его двоюродный брат, и сходства этих двух лиц нельзя было не заметить.
Почти посередине зала, ближе к трону, возвышалось бронзовое распятие.
Король Филипп-Август – располневший не по возрасту мужчина, с аккуратно подбритой бородкой и золотой короной на распущенных по плечам пышных волосах – ужасно мучился и старался по мере сил бороться со сном. Хорошо, что начало турнира назначено лишь на послезавтра, будет время выспаться… Все эти новоприбывшие, все эти и известные ему, и неизвестные имена, все эти Красные, Чёрные, Синие и Зелёные рыцари, каждый со своими претензиями и бандами разной челяди крутились в его мозгу, и он, почти не слушая окружающих, в уме старался лишь подсчитывать возможную прибыль от каждого из них, а также старался не упускать возможности использовать кое-кого из них в своих политических играх.
Известие о прибытии делегации от короля Эдгара немного встряхнуло его. У всех на устах испокон веков была легенда о таинственной и неимоверно богатой стране Винланд – это, говорят, где-то на западе, на самом краю земного круга…
Вперёд выступил Леонтий и, развернув пергамент, громким голосом зачитал послание, где содержалось приветствие великому объединителю земель, а также предлагались дружба и взаимовыгодная торговля. В довершение сему, по хлопку Леонтия, в зал внесли подарки.
Во-первых, это была удивительной красоты брошь, исполненная в виде гранёных кабошонами россыпей рубинов, изумрудов и сапфиров.
Во-вторых, это были несколько тюков с шелками, сафьяном и бархатом.
И, в третьих, в зал подтащили объёмистых размеров сундук.
– Что, это столько золота? Или драгоценных камней? – перешёптывались придворные, и Филипп-Август повторил этот вопрос.
– Нет, ваше величество, – скромно поклонившись, отвечал ему Леонтий. – Это гораздо ценнее!
По его сигналу слуга приоткрыл крышку сундука и распаренную атмосферу помещения прорезали все возможные ароматы бакалейной лавки второй половины ХХ – первой половины  XXI века.
– Это, ваше величество, пряности. Здесь перец, кардамон, ваниль, корица, мускатный орех… Его величество король Эдгар посылает вам этот дар и, как он полагает, вы, с вашей проницательностью, сумеете использовать его не только на королевской кухне!
По тем временам, когда наш обыкновенный перец ценился дороже золота и им давали взятки и платили налоги, это был действительно королевский дар…
– Что, ваша страна настолько богата? – задал король вопрос, на который можно было бы и не отвечать. Леонтий вновь лишь скромно поклонился. – Или же… настолько богат ваш орден?
– Разрешите, ваше величество? – вмешался епископ и, получив одобряющий знак, задал вопрос в свою очередь:
– Судя, по крестам, хотя и не совсем обычной формы на ваших одеждах, вы – христиане? Но… поймите меня правильно, ваше величество… – здесь он обратился уже непосредственно к самому королю, – а не еретики ли они?
И снова обратился к гостям:
– Скажите, успели ли вы посетить Папу Римского? Испросили ли вы у него разрешения на пребывание в нашей стране?
И вновь отвечал Леонтий:
– Наши корабли стоят в порту Кале. Мы намеревались первоначально посетить именно Папу Целестина III, однако, по пути к нему, услышали о необыкновенных успехах вашего величества в Нормандии, а также до нас дошла весть о том, что в честь одержанной победы, будет дан турнир, где будете присутствовать и вы, ваше величество. Посему мы сочли бы нескромным просто проехать мимо и не засвидетельствовать вам своего искреннего почтения.
Этот ответ всех удовлетворил. В то же время, как рассуждал мысленно Леонтий, даже на простую проверку самыми заядлыми скептиками правоты его сведений, ушло бы не менее недели. Времени у них, в любом случае, было с избытком…
– Судя по всему, – заметил король, любуясь отблесками драгоценных камней, – вы не прочь бы также и принять участие в турнире?
– Да, это несомненно так, ваше величество. Однако у нас возникло затруднение…
Король с усилием поднял глаза от броши:
– Какое здесь может быть затруднение? Как мне доложили, ни в необходимом для этого оружии, ни в съестных припасах вы нужды явно не испытываете, а ваши доблестные воины…
– Вот об этом и речь, ваше величество. Точнее, речь идёт только об одном из наших рыцарей. Волею судьбы, возвращаясь из Святых Земель, куда он два года назад прибыл в составе крестоносных войск вашего величества, он заблудился и попал в нашу страну, где был принят и совершил немало славных подвигов…
Все на минуту примолкли. Леонтий прямо-таки чувствовал, как их не особенно опытные в географии (прав был король Эдгар!) здешние мозги пытаются через силу понять, каким именно образом рыцарь, возвращаясь из восточных земель, сумел очутиться на западе.

– И вот, – пошёл в наступление Леонтий, – не далее как вчера, посетив свой родовой замок, он, с законным негодованием, вдруг обнаружил, что замок занят его братом Констаном, который, узурпировав его владения, не просто стал их незаконным собственником, но и присвоил его имя, под которым и правит ныне этими землями здесь, в Лимузене!
– Это неправда! – выкрикнул Констан. – Я и есть Бертран де Борн! Это все подтвердят! Да, я по причине болезни не сумел побывать в Святой Земле! И тот, кто ныне претендует на мои законные права – наглец и лжец, кто бы он ни был!..
– Кстати, а где сейчас находится ваш брат Констан? – спросил король.
– К сожалению, узнав, что я отправляюсь в Лимож, он отказался поехать со мной… Старые споры, ваши величество…
– Хорошо, пусть рыцарь, называющий себя Бертраном де Борном, выйдет вперёд!
– Вы, очевидно, должны помнить меня, ваше величество, – с поклоном отвечал командор. – Помните, в самом начале нашего прибытия в Палестину, весной, когда мы ничего не знали о судьбе короля Гвидо…
– А-а… кажется, припоминаю. Увы, я совсем запамятовал ваше имя. Да, я лично готов засвидетельствовать: вы были со мною тогда, в Палестине…
– Государь! – и со своей скамьи поднялся один из рыцарей-зачинщиков. – Я также присутствовал при этом. И я запомнил, что имя его – сэр Бертран де Борн! Ваше величество! Рыцарь, что по вашему повелению вёл рискованные переговоры с самим Саладином, а после, как мне довелось услышать о нём, отмеченный славой многочисленных ранений и подвигов во имя Господа нашего, ваше величество – такой витязь не может лгать!.. Тот же из нас, кто здесь это имя носит официально… я бы не хотел открыто конфликтовать с ним. Быть может, мы имеем дело с однофамильцем?
– Дорогой Эн Гольфье де ла Тур! Вам я привык доверять как никому другому. Но ваш голос пока единственный. Э-э-э… этот рыцарь записан у нас как сэр Артур, мне кажется? – обратился король к герольдмейстеру.
– Да, ваше величество. Мы вынуждены были поступить именно так, поскольку правила турнира…
– Ладно, ладно! – оживился Филипп-Август. – Правила есть правила. Таким образом, нам, в присутствии наших уважаемых гостей, предстоит выяснить подлинное имя этого рыцаря… или этих рыцарей…
– Ваше величество! – сбивчивым голосом сказал сэр Бертран. – Простите, что я дерзнул перебить вашу речь, но мне нанесено оскорбление! Я осмеливаюсь требовать судебного поединка!
– Погодите, погоди-ите! – примирительным, мягким голосом ответил король. – У меня возникло такое предложение… Из восьми зачинщиков турнира здесь пока присутствуют семеро, один, как мне доложили, запаздывает, да и ладно – он не из наших мест и наверняка вас не знает. Семь! Замечательное число! Один голос – уже в вашу пользу. Правда, сэр Бертран де Борн, который также входит в число зачинщиков – явно против. Один – за, один – против! Что же нам скажут остальные пятеро?
– Ваше величество! – опускаясь на колени, молвил командор. – Разве же моего слова, слова вашего паладина, два с лишним года проливавшего кровь за Святой Гроб, для вас недостаточно? Разве…
– Ну, например, вы, де Гриньоль! – не слушая его, продолжал развлекаться король. – Что вы можете сказать по обсуждаемой проблеме?
С места поднялся старый рыцарь.
– Ваше величество, я знаком с обоими братьями много лет. Знавал я и отцов их… Вот – Бертран, вот – Констан!.. Конечно, я допускаю, что в отсутствие сэра Бертрана его брату пришла в голову эта оригинальная мысль. Я считаю, что нам, здесь, необходимо помирить их…
– Хватит, хватит! А вы, сэр Элиас?
Располневший, лет сорока на вид Элиас VI, граф Перигорский, по прозвищу Таллейран, презрительным взглядом окинул командора.
– Я по-омню сервенты сэра Бертрана! Я всё хорошо помню! У меня хор-рошая память! В их числе я припоминаю одну, где моя болезненная полнота подвергалась его самому дерзкому осмеянию! –  произнёс он со значением и злорадно улыбнулся. –  Но… – сделал он театральную паузу и повернулся в сторону Констана, – ведь я сейчас с вами, господин Бертран де Борн! А этот пришелец, будь он тысячу раз Медведь…
– Ага, мы поняли, мы поняли… – всё более входил в азарт король. – А вот, например, вы, Сен-Жермен, урождённый граф де Сент-Экзюпери! Что вы можете сказать по этому поводу?
Совсем молодой, не старше двадцати лет, рыцарь весёлым обнадёживающим взглядом окинул присутствующих.
– Я, увы, до сих пор не имел чести знать доблестного сэра Бертрана. Однако я знаю, что он – замечательный поэт и прославился своими сервентами гораздо более, чем ратными подвигами. А пусть-ка, оба претендента на это имя продемонстрируют нам своё искусство!
– А неплохая идея! – вмешался на сей раз герольдмейстер.
– Действительно. Почему мы раньше не подумали о такой простой вещи? – разочарованно произнёс король.
– Нет ничего легче, чем осуществить подобную проверку, ваше величество, – сказал Констан. – Эй!..
В залу, поминутно кланяясь, вбежал жонглёр.
– Папиоль! – обратился к нему самозванный сэр Бертран де Борн. – Исполни-ка для всех собравшихся сервенту… ту, мою любимую, что знают все!
И жонглёр, настроив лютню, спел им следующее:

– Что ты скалишься невинно,
Быдло, мразь, осёл, дубина!
 Тупоглазая скотина,
 На меня, на дворянина?
Ты одет, ты сыт и весел?
Ты поклон мне не отвесил?
Гордым нравом обесчестил
Тот порядок, что нам дан
И не нами, а в итоге,
Я тебе поставлен в Боге,
Ты ж, в своей гнилой берлоге
На меня молись, виллан!
Мне по сердцу даже нищий,
Что моих богатств не ищет,
Не завидует, ручищи
Не запустит в мой карман.
Ты ж – собака, что играет,
А потом сподла кусает,
На дорогу выбегает
Лишь опустится туман.
Из блевотин и отрыжек
Понаделаешь детишек,
А потом меня же лишне
Обвиняешь в их смертях.
Как ни жалься, как ни лествуй –
Из гнилого слеплен теста,
Знай своё по жизни место!
Был ты прах – уйдёшь во прах!
И не жди – не станет чуда,
Мерзость из костей и блуда,
Я найду тебя повсюду!
На осине, как Иуду
Вешать буду,
Править буду!…

– О Боже! – в наступившей тишине сказал сэр Бертран де Борн. – Неужели я когда-то написал такую гадость?
И тут же набросился на брата:
– Кто это передо мною? Папиоль? Рассказывай сказки! А ты знаешь, как погиб настоящий Папиоль? Ты называешь своего раба этим драгоценным для меня именем? Так ты не только на себя примеряешь чужую личину? Ты примеряешь чужие личины на других, лицемер?!.
– Уважаемый сэр! – вмешался Филипп-Август. – Вы имеете возможность оспорить талант предыдущего певца. Где ваш жонглёр?
– Мой жонглёр, которого действительно звали Папиоль, погиб в неравном бою, так и не сумев добраться до своей родины… А ну, картавый, давай сюда инструмент! Слушайте же все! Из моих последних стихов:

   – За ошибки мои
    Рок мне платит сполна,
    Мне любовь навсегда
    Подарила война,
     Мы, под пение рога, молитвы крича
     И копьём поражаем, и рубим сплеча!..
Мнилось мне, дураку и задире,
Что лишь слабый мечтает о мире.

Мы врубаемся в строй, мы дробим черепа,
Вот стрела промелькнула – нема и слепа,
Вот упал твой товарищ, его не спасти,
Наши силы убоги – один к двадцати,
Но мы рвёмся сквозь рвы и преграды,
И победа нам будет наградой!

Я открыт перед Богом, скажу, не тая:
Смело жизнь положу я за други своя,
За того, с кем делю я и голод, и зной,
За того, с кем идём мы дорогой одной,
С кем вкушаем походы и битвы,
За кого мои вечны молитвы.

Отчего ж мне теперь все призывы смешны?
Оттого, что пора бы вернуться с войны.
Строят дом, сеют поле – об этом и речь
Не затем, чтоб ломать, не затем, чтобы жечь.
Видел я предостаточно крови
Под пятою нечистой любови!

Помоги, помоги! – умоляет Бертран,
Помоги мне, Господь, отыскать среди стран,
Помоги, помоги мне поднять из руин
Тот возвышенный Храм, где главенствует Сын,
Край, где небо с землёй не расходятся,
Край, где каждая мать – Богородица!

– Браво! Браво! – воскликнул де Сент-Экзюпери. – Вот это поэзия, вот это поэт! И такой поэт не может лгать! Мой голос – в его пользу!
Но оставшиеся двое зачинщиков, рыцарей Храма, остались иного мнения:
– Эта песня – не песня Бертрана де Борна! Это какая-то пародия на церковные песнопения! – сказал Гильом Гурдонский.
– Медведь – он и в поэзии медведь! – воскликнул де Сент-Астье, чем заслужил одобрительный кивок головой со стороны магистра Филиппа Дюплесси.
– Итак, – подвёл итог король, – три против четырёх и… увы, не в вашу пользу, мой друг. Объявляем нашу волю. Рыцарь, называющий себя…
Шум у дверей прервал его слова.


3
– Ну, что там ещё такое? – недовольно буркнул Филипп-Август.
– Посланец германского императора Генриха, барон Ульрих фон Гибихенштайн! – объявил вестник.
– О! Это кстати! – потёр ладони король. – Наконец-то, наконец-то!
В зале оказался невысокого роста, скромно, но чисто и аккуратно одетый человек. На вид ему можно было дать и сорок, но и порой и далеко за пятьдесят лет. Орлиный нос, проницательный взгляд из-под густых бровей… чем-то он напоминал сэра Джеймса из далёкой ныне страны Таро. Знак на его плаще указывал на принадлежность к недавно возникшему тевтонскому ордену. Магистр храмовников смерил его презрительным взглядом, на что барон ответил взглядом, не менее исполненным презрения и насмешки. Энергично пробежав – иначе и не скажешь – половину зала, он остановился на его середине и, развернув пергамент, начал было громко и выразительно зачитывать его содержание, но король остановил его:
– Дорогой друг! Вы прибыли как раз вовремя, мы стали тревожиться о вашей задержке… Сегодня мы обсуждаем некоторые детали проведения предстоящего турнира, и здесь ваше авторитетное мнение… равно как и любая весть от брата нашего, императора Генриха, нам исключительно важны.
Барон фон Гибихенштайн с поклоном поднёс грамоту, которую Филипп-Август с нарочитым усердием принялся изучать; и в эту минуту сэр Бертран де Борн (настоящий) тихо позвал:
– Ульрих!
Барон обернулся в его сторону и в тоже время гордое, надменное выражение его, загорелого под солнцем Палестины лица сменилось на выражение лица ребёнка…
– Ты?!! – не удержался он от короткого восклицания.
– Брат наш, император Генрих, – оторвавшись от чтения, важно провозгласил король, – изволят поздравить нас с победой в Нормандии, желают успеха в проведении турнира, а также… – бросив взгляд вначале в сторону епископа, затем в сторону магистра Дюплесси, затем многозначительно обведя глазами всех присутствующих, – испрашивают нашего согласия и сотрудничества на участие в неустанно освящаемом Папой Римским Целестином III новом Крестовом походе… Мне показалось, что вы желаете что-то прибавить на словах, сэр Ульрих?
– О да, о да, ваше величество! Вне всякого сомнения! Я вижу среди присутствующих своего лучшего боевого друга, и хотел бы привлечь ваше внимание к нему, поскольку… как мне кажется, здесь идёт разбирательство его дела? Смиренно умолкаю и жду решения вашего величества.
– Что ж, – пожав плечами, согласился Филипп-Август, – вы, как один из заявленных зачинщиков будущего послезавтра праздничного действа, несомненно, имеете на это право. Быть может, именно ваше авторитетное мнение позволит разрешить возникший спор.

– Это произошло в битве при Арсуре, – начал свой рассказ барон, – в тот момент, когда брат ваш, король Ричард Английский ударил по неверным всей силой своей кавалерии, намереваясь пробиться к шатрам Саладина… Он столь торжественно и самозабвенно призвал воинов к атаке, что многие рыцари устремились за ним, но… при этом он совершенно оголил наш левый фланг. Увы, сарацины, казалось, только и ждали этого безрассудного поступка и сотни всадников, на лошадях и верблюдах, сопровождаемые тучами стрел и дротиков, обрушились на нас. Лица этих бедуинов были черны как сажа, а их победные вопли обратили пехоту в бегство. Ещё несколько мгновений – и я, и мои товарищи оказались в окружении. И все они пали… только я, чью голову и правую руку захватил аркан, барахтался на земле, поверженный вместе с конём, в кольце обступивших меня со всех сторон врагов…
– Смерть или плен? – мелькало в моей голове в ту минуту. – Смерть или плен?
– Вы знаете, вы ведь тоже бывали там, в Святой Земле… что плена мы боялись хуже смерти… И… признаюсь вам не тая, я в душе своей подвергся худшему из искушений – унынию. Я понимал, что помочь мне в моём положении не в силах никто. Я вспоминал свою родину, славный город Галле, в честь главного святого которого, епископа Ульриха, я получил когда-то своё имя, я мысленно прощался с моею верной доброй Гретхен и моими детьми, которым я оставил так мало… ибо род наш не особенно богат…

– Нельзя ли покороче? – перебил его Дюплесси. – Лянг заген!*

-----
* Чересчур многословно!  (старонемецк.)
-----

– Лянг заген нихьт! Нель-зя! – гневно отрубил сэр Ульрих фон Гибихенштайн. – В то время как мы, небольшая горстка германских воинов, оставшихся после поражения императора Фридриха Барбароссы, отбивались от десятикратно превосходивших нас сарацин, ваши бравые вояки, с вашими крестами и знамёнами, и вашей глупой гордостью, стояли в двух шагах и ничего не сделали для нашего спасения!
И продолжал:
– И вдруг, в круг почти захвативших меня бедуинов, ворвался воин на вороном коне и с золотым мечом в руках. С криком: «Исидора-Сервента-Спада!», он на всём скаку перерубил верёвку аркана и освободил меня. Потом он, подобно архангелу Михаилу, помчался по кругу, сея смерть на своём пути, и каждый из его ударов попадал в цель. «Шайтан, шайтан!» – кричали бедуины и подавались прочь. Я сумел освободиться, поднялся на ноги и мой верный конь, и мы, вдвоём с моим отважным избавителем продолжали эту битву. Подоспели всадники его дружины, они помогли нам, и подоспели всадники эрцгерцога Австрийского, и нам удалось оттеснить противника… словом, если бы не этот благородный и бесстрашный рыцарь… Ему я обязан ныне жизнью, свободой, а главное – Надеждой, посланницей Бога, которая с той минуты навсегда поселилась в моём сердце. Всё наше войско в тот великий день именно ему обязано нашей победой…

– Достаточно, довольно, – сказал король. – Сейчас речь идёт о его имени. Назовите его.
– Это имя я, пока я жив, буду поминать в своих молитвах, а не станет меня – будут поминать мои дети, внуки и правнуки. Это имя – сэр Бертран де Борн! О благородный боевой товарищ мой!.. Ваше величество, я опоздал… быть может, я присутствую при решении судьбы этого человека, но я готов всем сердцем поручиться за его честь и достоинство!
– Досточтимый сэр Ульрих! – решил вмешаться в разговор Леонтий. – Прошу, ответьте мне на прямой вопрос. Если тот, на кого вы изволите указывать, есть истинный Бертран де Борн, то кто это?
И указал на Констана.
– Это?.. а причём здесь он? М-м-м, они похожи лицом, очевидно, как я понимаю, родственники. Но лицо сэра Бертрана я не спутаю с лицом ни одного человека на свете. Я имел честь гостить в его шатре, мы целый месяц после этих событий делили вместе хлеб, соль, слёзы и радости… Могу ли я забыть его родовой герб – медведь с дубовыми ветвями в лапах? Могу ли я забыть его верного слугу Папиоля?..
– Папиоль погиб, Ульрих… – тихо отметил де Борн.
– Как это произошло? Боже, как это произошло?
– Перейдя Альпы и миновав южные провинции, мы в глухом лесу наткнулись на отряд псоглавцев…
– Кого, простите? – насторожился король.

4
– Псоглавцев. То есть, двуногих воинов с пёсьими головами, служителей святого Категория… – продолжал сэр Бертран, невзирая на знаки, что подавал ему Леонтий. – Волею Неба я и мои товарищи, что готовы подтвердить правоту моих слов, были перенесены на границы владений короля Эдгара. Нам помогали местные племена крысокотов и кентавров, а враждовали мы с псоглавцами тирана Кротоса, что поработил Икарию… Мы разгромили их, а также, с помощью великого дракона Хоро, обратили в бегство полчища бронированных машин…
– По-моему, этот рыцарь плетёт небылицы, – сморщился Дюплесси. – Как можно верить этому человеку?
– А по-моему, небылицы плетёте вы с Констаном де Борном! – возразил Леонтий. – При помощи этих небылиц вы овладели наследным достоянием одного из древнейших и славнейших родов, что когда-либо существовали в Галлии!
– Довольно! – прервал их диалог король и обратился к командору:
– Сэр рыцарь, готовы ли вы  поклясться в том, что всё, здесь сказанное вами, есть чистая правда?
– О да, ваше величество!
И, опустившись на колени перед распятием, поцеловав ноги Спасителя, сэр Бертран перекрестился и заявил:
– Именем Всевышнего! Клянусь, что в этом собрании, где решается моя участь, я не говорил, не говорю и не стану говорить ни одного словечка лжи! И да будет над всеми нами Суд Божий!
– Ну, хорошо… – утомлённо произнёс король. И повернулся к епископу.
– Неплохо было бы привести к клятве и того, другого, – в ответ на его безмолвный вопрос, сказал де Бове.
– А по-моему, это излишне, – подал голос главный герольдмейстер. – Тогда необходимо будет привести к клятве всех, находящихся в этом зале, а у нас так мало времени…
– Тогда давайте решать… Сэр рыцарь, вы можете встать с колен! Господа, я попрошу вас всех отойти на ту половину зала…

– Ни в коем случае, ваше величество! Ни в коем случае! – шипел Дюплесси. – Чтобы какие-то варвары имели наглость навязывать нам свои претензии? Чтобы какой-то безземельный рыцаришко да с ним какой-то толстогубый крикун покушались на честь Ордена! Гнать их! Гнать их всех в три шеи! Еретики! Негодяи! Будь я проклят, если их пребывание здесь не обернётся какой-нибудь дьявольской каверзой!
– Но этим мы нарушим исконные правила турнира, – возражал ему де Трайнак. – Не забывайте, они вписаны в книгу.
– К тому же, – поддержал его виконт, – те подарки, что они преподнесли, свидетельствуют прямо: нам в дальнейшем будет выгодно поддерживать отношения с Винландом. Судя по весу хотя бы этого пряного сундука, мы уже сейчас сумеем расплатиться со многими долгами.
– И потом, – сказал епископ, – я… и Святая Церковь в моём лице… очень сочувственно относятся к тем, кто побывал на Востоке. Этот рыцарь, кто бы он ни был – истинный христианин, и должен получить возможность доказать свою правоту. К тому же, ваше величество, его случай не единственный. Мне докладывали, что не далее как месяц назад подобный случай имел место в Бретани. Некто Дюгесклен… или Дюгеклен…
– Дорогой де Бове! – прервал его речь король. – Нам не хотелось бы прерывать ваш, несомненно интересный рассказ, однако речь сейчас идёт о конкретном случае… Быть может, уважаемый герольдмейстер составит документ… где мы и не откажем в требовании, и в то же время поставим препятствие к её выполнению?
– Я с готовностью возьмусь за это дело! – согласился де Трайнак.
– Ещё бы! – ехидно ввернул Дюплесси.
– Видите ли, ваше величество, – словно не замечая этой реплики, продолжал главный герольдмейстер, – в каждом турнире должна заключаться своя интрига. Я, признаюсь откровенно, все последние дни ломал голову, какую бы интригу заложить в предстоящее действо. И вот… чем это нам не интрига?..


5
Спустя около двадцати минут, помощник герольдмейстера огласил всем присутствовавшим следующее решение:
– Мы, Волею Всевышнего, король Филипп II Август, герцог Анжуйский и Аквитанский, властитель Бретани, Нормандии, Бургундии… (здесь идёт весьма обширное перечисление, которое мы не станем приводить), а также члены совета по организации турнира, что произойдёт в июле этого года в городе Лимож: Адемар V, виконт Лиможский… (здесь опять идёт перечисление), по существу претензий рыцаря, вписанного в книгу турнира как сэр Артур, к рыцарю, вписанному в книгу турнира как сэр Бертран де Борн, решили следующее:
1. Поскольку регламент турнира не предусматривает проведения судебных поединков, кои должны, согласно закону, исполняться раздельно от празднеств и прочих увеселительных затей. Вследствие этого, в иске рыцарю, поименованному как сэр Артур – отказать.
2. В то же время, оба поименованных выше рыцаря, согласно принятому советом решению, имеют право отстоять свою правоту, приняв участие в состязаниях. Тот из них, который сумеет одержать победу и стать победителем турнира, и будет всенародно и законно объявлен как сэр Бертран де Борн де Салиньяк, с полным правом владения замком Аутафорт и провинции Лимузен, с полным правом его наследников сохранять это право.
3. В случае, если никто из поименованных выше рыцарей не станет и не будет объявлен победителем турнира, их тяжба будет рассмотрена судебной палатой города Лимож.
4. В случае смертельного исхода для одного из рыцарей все права по пункту 2 передаются оставшемуся в живых. В случае обоюдного смертельного исхода дело передаётся в суд и ведётся исходя из заявлений и претензий наследников того и другого.
5. Во всё время, остающееся до начала турнирных поединков, равно как и во время перерывов в проведении турнира, поименованные выше сэр Артур и сэр Бертран де Борн не имеют законного права каким-либо образом самовольно проводить судебные и прочего рода поединки между собой. В случае нарушения этого пункта они подлежат суду.
Заявлено на день Преображения свв. Петра и Павла, 29 июня 1193 года.
Главный герольдмейстер Франции
Сэр Мишель де Трайнак.

– Ничего не понимаю. Чушь какая-то, – отозвался на это заявление Тинч.
– Это потому, что ты, в отличие от меня, не изучал в своё время старофранцузский, – сказал Леонтий. – А это язык замысловатый и двусмысленный…
– Писано от имени короля, но подпись вельможи? – заметила Исидора.
– Так или иначе, – заметил Пикус, – но похоже, на турнире нам придётся жарко. Я обратил внимание, как главный тамплиер смотрел на сэра Линтула, а сэр Констан – на сэра командора.
– Я не предполагал, что всё так обернётся, – признался де Борн. – Что же, нам, судя по всему, придётся стать победителями этого турнира. А мне, очевидно, в особенности.