Притворщик. ч. 5. гл. 8

           Крапивин находился у себя в номере. Он сидел в кресле и, допивая кофе, угрюмо посматривал на экран телевизора. Какой-то жалкий юморист, - сколько же их расплодилось за последнее время, - ёжась и похихикивая, тянул скучную жвачку своих остроток, таких же пошлых и бесцветных, как и он сам. Время от времени камера выхватывала ряды зрителей – те почему-то покатывались со смеху. Господи, подумал Крапивин, куда катится мир?!
 
           Взяв пульт, он переключил на другой канал – и опять попал на юмориста. На этот раз это был, так называемый, мэтр эстрады. Хотя, признаться, один его вид вызывал нервную зевоту. Крапивин выключил телевизор и, отставив чашку, взялся за книгу.
 
           В коридоре послышались шаги – он стал прислушиваться. Двигались двое: мужчина и женщина. Крапивин разобрал даже голос дежурной. Та что-то объясняла своему спутнику и при этом явно заискивала. Шаги между тем приближались - а вот и стук в дверь. Крапивин удивился – кого там ещё принесло?

           Отложив книгу, он поднялся и нехотя пошёл открывать. Он никак не ждал подобного визита, да ещё на ночь глядя. Это был Газаев.

           - Вы?! – удивился Крапивин, испытав некоторое замешательство.

           - Как видите? – с холодной усмешкой отвечал тот. – Надеюсь, не разбудил? А я вот проезжал мимо, дай, думаю, загляну на огонёк. – Он кивнул дежурной, давая понять, что в её услугах больше не нуждаются.

           - А, хорошо, хорошо, - пробормотала та и, развернувшись, отправилась к себе.

           Они смотрели друг на друга – Крапивин и Газаев – оба уже немолодые, и с напряжёнными улыбками.

           - Так я могу войти? – спросил Газаев.

           - Что ж, входите. – Крапивин посторонился, давая гостю пройти.

           Тот вошёл в комнату, остановился и обвёл взглядом стены.

           - Гм, да...   

           А Крапивин терялся в догадках, не понимая, чем мог быть вызван этот странный визит. 

           - Как вы меня нашли? – спросил он, указывая гостю на кресло. – Вот уж никак не ожидал.

           - Признаться, я тоже, - небрежно отвечал Газаев. – И давайте, сразу всё разъясним. - Он уселся в кресло, и рука его машинально полезла в карман. – Если я подымлю, надеюсь, вы не возражаете? 

           Крапивин кивнул и подвинул к нему пепельницу, где уже находилось несколько окурков. Сам он опустился в кресло напротив.

           - Вот я и говорю, - продолжал гость, разминая сигарету, – раз уж мы всё друг о друге знаем... по крайней мере то, что нам нужно... стало быть, обойдёмся без китайской дипломатии. С этим вы, надеюсь, согласны?

           - Что ж, разумно, - сдержанно улыбнулся Крапивин.

           - Во всяком случае, - прибавил Газаев, - я вполне представляю, что вы обо мне думаете. Ну, а раз так, то и у меня нет особенной охоты набиваться к вам с дружбой. Так что не будем к этому больше возвращаться. – Он замолчал, раскуривая сигарету.

           - Странно, что вы вообще об этом заговорили, - заметил Крапивин, тоже закуривая.

           - То-то и есть, что странно, - нахмурился гость. – По-хорошему, нам бы держаться друг от друга подальше, - заметил он, криво усмехнувшись. – А с другой стороны, все под богом ходим, так что... Ну, да что теперь толковать. – Он сделал несколько глубоких затяжек и продолжал: - Я, разумеется, в курсе, что вы там накопали и, конечно же, понимаю, к чему всё идёт. Но я не об этом. Скажу вам честно, меня сейчас мало всё это волнует. Решите подавать в суд – пожалуйста. В конце концов, всё что ни делается – всё к лучшему. – Он сделал ещё затяжку и замолчал.

           Крапивин с любопытством посматривал на гостя. Против ожидания, тот вовсе не выглядел убитым горем отцом. Во всяком случае держался да и выглядел он довольно сносно. Ну разве только лицо - оно немного посерело и как бы осунулось, и глаза смотрели несколько тускловато, без прежнего огня. Перехватив его взгляд, Газаев вздохнул и как-то странно усмехнулся.

           - Кстати, хотите выпить? – неожиданно предложил он. - У меня тут с собой коньяк... - Он полез во внутренний карман пиджака и достал плоскую бутылку. Из другого вынул шоколадку. – «Апшерон»! Мой любимый. – Постукал он ногтем по этикетке. - Обожаю его ещё с советских времён. Ну так как, составите мне компанию?               

            Крапивин молча встал, принёс чистые стаканы и поставил их на столик. Он не мог себе вообразить, что его когда-нибудь будет восхищать этот заматеревший, как он считал, пройдоха. А сейчас он именно им восхищался – восхищался его достоинством, этой спокойной его уверенностью. Любой бы другой на его месте, учитывая всё, что на него свалилось, непременно бы раскис, либо наоборот, впал бы в неконтролируемую агрессию. А этот держался, и держался молодцом.

            «А как бы повёл себя я?»– спросил себя Крапивин, и не нашёлся, что на это ответить.

            Газаев разлил коньяк по стаканам и один стакан подал Крапивину. 

            - А знаешь, - тихо проговорил он, неожиданно переходя на «ты», - давай, помянём моего Олежку? Я так думаю, ты уже в курсе?.. – Голос его дрогнул. Он опустил голову и зябко повёл плечами. - Бедный мальчик, не повезло ему с отцом,  - почти прошептал он. – Да, не повезло. - Он залпом выпил и поставил стакан. - А  забавно! - Вдруг нервно рассмеялся он. Но тут же оборвал смех и вскинул голову. Глаза его влажно сверкали, лицо исказилось напряжённой гримасой. – Что, удивлён? И ты тоже? – Он почти кричал. - Вот так же и все. Все решили, что я тут же пойду ко дну. Только не на того напали! - Он скрипнул зубами и замолчал.

            Крапивин выпил и, поднявшись, подошёл к окну. Ему было мучительно видеть страдание этого человека, в один миг вдруг постаревшего и осунувшегося. 

            – А всего забавней, - медленно заговорил Газаев, рывком стерев вырвавшуюся слезу, - что мой мальчик... что он... что вот его нет, а мне и помянуть его не с кем. Пью вот с тобой, со своим, можно сказать, врагом. Проклятая штука жизнь... и мы тоже проклятые. Всё нам чего-то не хватает, всё несёмся куда-то, пытаемся ловить глупую удачу. И всё-то нам мало. А того, сволочи, не понимаем, что мы все давно прокляты. Да, да, все до единого. Прокляты этой своей глупостью и жадностью... Чёрт, я всё-таки раскис. Ну, да не обращай внимания. Как сказала мне как-то одна знакомая шлюшка: «Всё это лишь минутная слабость». – И действительно он очень быстро взял себя в руки, взгляд его затвердел, возле губ появилась жёсткая складка.

           - А теперь, Крапивин, - сказал он, поднимая свой стакан, - давай, выпьем  за тебя. В конце концов, мы хоть и враги, а всё же люди... Однако, как я всё подло изгадил, а ведь как нам хорошо работалось. Уж ты-то с меня три шкуры не драл... Ну, не чокаясь?..

           Они выпили снова и закусили шоколадкой.

           - Никакой я тебе не враг, - проговорил Крапивин, отставляя стакан и закуривая. – Да и насчёт суда я пока ещё не решил.

           - А что так? – равнодушно усмехнулся Газаев. - Вроде твоё дело чистое. А то валяй - мне ль на тебя обижаться? Кстати, чуть не забыл, где там твой акт? Давай, подпишу... Давай, давай, а то ещё забуду.

           Крапивин нехотя поднялся, принёс три экземпляра акта сверки и разложил их перед гостем. Тот подмахнул их, не читая, и, достав из кармана печать, тиснул её рядом с подписью.

           - Вот, - удовлетворённо проговорил он, - теперь все козыри у тебя на руках, так что действуй.

           - Так вот, насчёт «действуй», - сказал Крапивин, засовывая акты обратно в папку. – Раз уж мы всё равно с тобой встретились, я бы хотел поговорить.

           - Это насчёт чего? Насчёт долга-то, что ли?

           - Вот-вот... Знаешь, не хотелось бы мне связываться с судами...

           - А, ну да, ну да - та ещё канитель, - задумался Газаев. – Ну, мне тут тебе советовать как бы не с руки... Но раз уж так, то я тебе вот, что скажу. В эти пару месяцев я обещать тебе ничего не могу, а вот месяца этак через три, пожалуй. Я тут надумал продать особняк - на кой чёрт он мне теперь... Да и насчёт казино я тоже подумываю - тоже лишняя головная боль... Короче, если согласишься ждать, то месяца этак через три, я до копейки с тобой рассчитаюсь... и даже с процентами, как полагается. Но это, если ты согласен ждать. Тут, как говорится, вся твоя воля. Но слово я тебе такое даю. Поверишь, в кровь расшибусь, а сделаю. Ну, а нет, тоже обижаться не стану - сам виноват.

           - Хорошо, - сказал Крапивин, - тогда так и договоримся. В конце концов три - четыре месяца для меня погоды не делают.

           Они ударили по рукам, и Газаев поднялся уходить.

                Продолжение: http://proza.ru/2010/07/18/193