Село Рождествено. История в очерках

ОТ АВТОРА

«Везде когда-то что-то было», – говорил русский художник Николай Константинович Рерих. Эти слова в полной мере относятся к Истринскому краю. Здесь нет клочка земли, нет поселения, не отмеченного историей. Здесь каждая эпоха оставляла свой след, свой культурный слой, которые и образовали пласт местной истории – составной части истории России.
Одним из таких поселений является село Рождествено. В 2011 году село по праву может отметить свое 580-летие. Однако стоит понимать, что эта дата условна. Пятьсот восемьдесят лет назад Рождествено впервые было упомянуто в письменном документе. А, возможно, множество таких документов не дошло до нашего времени. Не каждое село, не каждый город Подмосковья имеет более чем пятисотлетнюю письменную историю.
Впервые село Рождествено привлекло историков после революции. В 1923 году руководитель «Общества изучения русской усадьбы» Владимир Васильевич Згура, побывав на территории бывшей усадьбы Кутайсовых, дал в своей статье, опубликованной в журнале «Среди коллекционеров», наиболее полное ее описание.
Остальные же материалы по истории села оставались рассеянными в малодоступных широкому читателю публикациях, а также в архивных фондах. Предлагаемая вашему вниманию книга позволяет ознакомиться с историей села Рождествено и близлежащих населенных пунктов от древнейших времен до наших дней. В книгу вошли материалы из известных публикаций, а также воспоминания старожилов села и фотоматериалы из частных коллекций, ранее не публиковавшихся.
Большую помощь в написании книги оказал бывший учитель истории Рождественской школы, основатель школьного музея, ветеран Великой Отечественной войны, старожил села, Сергей Алексеевич Чернышев, который в 2000 году в возрасте 82 лет записал свои воспоминания по истории села Рождествено и деревни Жевнево, в которой он родился и вырос.
Также отдельную благодарность хочется выразить всем, кто в той или иной степени помогал мне в создании этой книги: Ирина Владимировна Павлова, Надежда Николаевна Ткаченко, Валерия Феликсовна Шварц, Елена Викторовна Семерикова, Анна Васильевна Мокина, Надежда Александровна Щеглова, Мурат Азизович Капкаев.

ЧАСТЬ 1. ИСТОРИЯ КРАЯ

ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ

Местность, где ныне находится село Рождествено, в древности покрывал глухой дремучий елово-сосновой лес – европейская тайга – со значительной приме¬сью дуба, которого в то далекое время было значительно больше. Об этом свидетельствует проведенное в двадцатых годах XX века обследование Тростенского озера близ села Онуфриево.
Берега реки Истры насыщены археологическими памятниками XI-XIII веков – периода славянской колонизации края. Славяне появились здесь в девятом веке. Они постепенно сливались с местным угро-финским населением. Это была мирная колонизация: нет ни одного археологического памятника того времени, свидетельствующего о военном захвате.
Подмосковье было границей расселения двух больших групп славянских племен – вятичей и кривичей, о которых рассказывает Повесть временных лет. Весь южный берег Москвы-реки был заселен вятичами. Только в некоторых местах они переходили через эту границу, одним из таких уникальных мест стали берега Истры неподалеку от Рождествена.
Работавший в этих краях археолог Новоиерусалимского музея Константин Яковлевич Виноградов написал в своей книге: «Для курганных кладбищ славяне выбирали обычно высокие точки правого и левого берега реки Истры, откуда открывался красивый, широкий и далекий горизонт. В этом хочется подметить один штрих психологии славянина по отношению к умершим: заботливое отношение к ним; он хочет как бы окружить красотой природы своих умерших родственников».
Если посмотреть на карту выявленных археологических памятников Подмосковья, то обнаружится, что недалеко от Рождествена расположено сразу несколько курганов и селищ древних славян. Самый близкий из них – курганный могильник XI-XIII веков севернее деревни Зеленково – всхолмление правого берега реки Грязева, одиннадцать насыпей высотой до двух метров, диаметром до пятнадцати метров у основания.
Курганы имеют практически одинаковую форму – полушара. Окружены они ровиками, откуда бралась земля для насыпи. Почти всегда при раскопках встречается слой углей, видимо, славяне очищали место для могилы и устраивали костры для поминальной трапезы. Обычай употребления огня восходит к временам, когда славянские племена своих покойников сжигали (вплоть до X века). Умерших клали головой на запад, иногда просто на землю или выкапывали неглубокую могилу.
Археологом Василием Алексеевичем Городцовым в районе Зеленково было исследовано не менее четырех курганов. Среди находок – семилопастные мисочные кольца, сердоликовые бусы в форме двух пирамид, бронзовая витая финна, витые браслеты и перстни, прорезные пластинчатые перстни с геометрическим орнаментом. Эта коллекция сохранилась в Историческом музее.
Вятичи собирали дикорастущие плоды, ягоды, грибы и мед диких пчел. Питались они мясом диких животных (зайца, тетерева, дикого кабана и лошади), о чем свидетельствуют многочисленные находки их костей в курганах вятичей. Большое количество курганов говорит о значительной населенности нашего края в XII веке. Каждое поселение в те времена имело курганный могильник.
Земледелие у вятичей в основном было подсечным. Расчистить значительный участок под пашню было делом крайне трудоемким. Поэтому делались глубокие зарубки на деревьях (деревья «подсекались»), затем погибший и высохший лес выжигался. Почва довольно быстро истощалась, и готовился таким же способом следующий участок леса.
В XII веке при Юрии Долгоруком Истринский край начали заселять выходцы из Киевской Руси, Таврии, Галиции, бежавшие от набегов половцев и междоусобиц. В XIV-XV веках истринские земли, входившие в то время в состав Звенигородского княжества, принадлежали Ивану Калите и его потомкам.
Для сбора дани княжество разделялось на волости, в каждой из которых насчитывалось десятки селений. Волости объединялись в более крупные территориальные подразделения княжества – станы. Село Рождествено с деревнями входило в Горетов (по названию речки Горедвы, правого притока Сходни) стан, принадлежавший дочери Дмитрия Донского Ульяне.

Климатическая сводка
Рождествено и окрестности находятся на склонах Смоленско-Московской и Клинско-Дмитровской гряды. Высота 228,5 метров над уровнем моря. Географические координаты Рождествена: 55°51’ северной широты и 37°03’ восточной дол¬готы. Климат местности характеризуется относительно теплым летом.
Среднегодовая температура воздуха – 4,79°С, относительная влажность – 77,92%, сумма осадков – 580,86 мм, барометрическое давление 747,58 мм, количество часов солнечного сияния – 1597. Теплое время года (при положительной среднесуточной температуре) 205-215 дней, холодное – 130-145 дней.
Среднесуточная плюсовая температура устанавливается в среднем со 2 апреля. Последний заморозок в среднем бывает 21 мая, первый – 18 сентября. Среднесуточная минусовая температура устанавливается в среднем 3 ноября.

ПЕРВЫЕ ВЛАДЕЛЬЦЫ СЕЛА

Первое упоминание
Первое косвенное упоминание о селе Рождествено находится в «Актах XIV-XVI веков из архива Московского Чудова монастыря». В 1431-1433 годах инок Авраам Никулин дал в Чудов монастырь село Лужки. В данной им грамоте по поводу размежевания его земли с землей села Рождествена, принадлежавшего некоей княгине Офросинье, говорится: «А отвод земле – по рыболовлю межу, а от княгинины от Офросиньины земли от рыболовлих воротец по старой огород по тесом поперег Крюковского пути...»
Через некоторое время возник спор о земле у крестьян «лужковского села» и «крюковской деревни». По мнению последних, лужковские порубили лес князя, владевшего тогда Рождественым и Крюковым, и стали пахать его землю. В материалах тяжбы, случившейся в 1498-1499 годах, было написано: «Жалоба ми, господине, на того лужковского поселского на Васюка на Семенова. Посекле, господине, лес». И в другом месте: «И мы, господине, межу учинили от Рожественского села земли, что бывало княгинино Офросиньино по рыболовлю межу...»
Село Рождествено с некоторыми деревнями упомянуто и в межевой грамоте великого князя Ивана III от 1504 года: «А из реки из Москвы рекою Истрею вверх, направе в Горетовском стану Рожествянаго села деревни».
В начале XVII века село находилось в Горетовом стане Московского уезда, в дворцовом ведомстве. Первые сведения о здешней церкви находятся в приходной книге Патриаршего Казенного приказа за 1628 год: «Церковь Рождество в государеве дворцовом селе Рожествене». В 1646 году при Рождественской церкви были священник, дьячок и пономарь. В селе и двух деревнях насчитывалось 66 крестьянских и 9 бобыльских дворов, всего 146 человек.
В земельных документах русского средневековья обычно четко разграничиваются разные типы поселений: деревня, село и сельцо. Деревня — поселение крестьян. Село первоначально было местом жительства хозяина земли — вотчинника или помещика. В селе ставился господский двор с жилыми и многочисленными хозяйственными постройками, жили холопы, лично зависимые от хозяина. В более позднее время селом стало называться поселение с храмом. Сельцом же обычно именовали поселение с господской усадьбой, но без церкви.
Рождествено со времен своего возникновения было именно селом, а бессменное название свое получило благодаря возведенному здесь храму Рождества Христова. Поправки в названии села случались лишь в написании: сначала село упоминается как «Рождественское», затем «Рождествино», на картах XIX века – «Рождественно», а с начала XX века название стали писать с одной буквой «н».

Первый владелец имения
Рождествено с деревнями Чертово и Федоровское в 1627 году было пожаловано из Приказа Большого Дворца князю Алексею Михайловичу Львову – представителю княжеского рода, происходящего от князя Льва Даниловича Зубатого, потомка Рюрика.
Впервые имя Алексея Михайловича встречается в 1607 году, когда он был послан царем Василием Шуйским для взятия Арзамаса. В результате активных действий Львова город удалось освободить от захватчиков. А в 1610 году он был назначен на воеводство в Нижний Новгород.
В апреле 1612 года князь Львов находился в войске народного ополчения князя Пожарского в Ярославле. Во времена великой смуты он оставался верным царю и Отечеству, в 1612 году подписался под грамотой о всеобщем ополчении городов на защиту Отечества, а год спустя – под грамотой об избрании на царство Михаила Феодоровича Романова.
В день венчания на царство новоизбранного государя по пути в Успенский собор шли перед ним: боярин Василий Петрович Морозов, все окольничие и 10 стольников, в том числе и князь Алексей Михайлович Львов.
В 1615 году Алексей Михайлович был послан воеводою в Рыльск, а в следующем году – в Нижний Новгород собирать ратных людей и идти против казанских татар. Но прославился князь Алексей Михайлович своими удачными дипломатическими действиями. Во время правления в Астрахани в 1618-1620 годах Львов вызволил из вражьей неволи около 15 тысяч соотечественников.
В 1627 году князь Львов был пожалован в окольничие и награжден вотчиной за былые заслуги перед Отечеством. С того времени он сидел в приказе Большого Дворца, который ведал покупками товаров, заготовлением для дворца столовых припасов и соляной раздачей.
Князь Алексей Михайлович принял непосредственное участие в подписании в 1634 году Поляновского договора о вечном мире между Московским государством и Речью Посполитою. За это князь Львов был пожалован в бояре, получил соболиную шубу в 160 рублей, кубок серебряный золоченый, придачу к прежнему окладу 80 рублей и в вотчину 800 человек.
В результате энергичных усилий Алексея Михайловича Львова пост дворецкого, который он получил в 1644 году, приобрел небывалое до того значение, а сам князь стал одним из влиятельнейших при дворе бояр. Но с восшествием на престол царя Алексея Михайловича в 1645 году ему пришлось уступить первенство Б.И. Морозову, а два года спустя и вовсе отойти от государственных дел.
Князь Алексей Михайлович Львов был женат в первом браке на Евлампии Михайловне Нагой, скончавшейся в 1622 году, дочери родного брата царицы Марии Федоровны Михаила Федоровича Нагого. Имя второй жены князя Львова неизвестно. Алексей Михайлович умер в 1653 году, своих детей не оставил.
Рождествено с деревнями перешло к его племяннику Дмитрию Петровичу Львову. Впервые он упоминается в 1618 году, когда после заключения Деулинского договора с Польшей был прислан с этой вестью к царю Михаилу Феодоровичy.
В отличие от своего дяди, Дмитрий Петрович был не настолько близок к царю. За время службы неоднократно назначался воеводой в небольшие города, присутствовал на царских приемах заграничных послов, участвовал в военных походах. В 1645 году князь Львов был пожалован в окольничие, а в 1655 году – в бояре.
Скончался князь Львов в 1660 году, не оставив мужского потомства. Кому после него перешло село Рождествено с деревнями неизвестно. Известно лишь, что в 1678 году эта вотчина снова стала государевой и спустя 4 года была пожалована боярину князю Михаилу Алегуковичу Черкасскому.

Любимый народом и государем
В 1685 году в Рождествене находился боярский двор князя Михаила Алегуковича Черкасского, дворы конюшенный и скотный, в них конюхов, охотников и псарей 33 человека. В селе и в деревне Женевке (Жевнево), что была дана «из дворца» вместо деревни Черной, числилось 80 дворов крестьян (303 человека).
В селе было две деревянные церкви: первая освящена во имя Рождества Христова, вторая – во имя Покрова Пресвятой Богородицы. В 1714 году церковь Рождества Христова была перестроена и вновь освящена. К 1715 году относится новое описание храмов: их было здесь по-прежнему два.
Любимый народом и государем, Михаил Алегукович Черкасский относился к княжескому роду, берущему начало от кабардинского владетеля Инала, который ведет свою родословную от египетских султанов. Впервые имя князя Черкасского встречается в 1664 году, когда он после приезда из Кабарды на службу в Россию был крещен и принят царем Алексеем Михайловичем.
Проявил себя князь Черкасский в русско-турецкой войне XVII века. Будучи первым воеводой большого полка, он удержал турок и татар от вторжения на Украину и нанес последним значительный урон под Киевом. В 1679 году Черкасский был воеводой в полку в Переяславле, затем воеводой в Казани. По заключении в 1681 году перемирия на двадцать лет с турками и крымскими татарами за заслуги во время войны получил в 1682 года из поместья в вотчину 500 четвертей в Московском, Суздальском и Луховском уездах. В этом же году он получил боярский сан и был назначен членом Государевой Думы.
Михаил Алегукович Черкасский – один из тех прогрессивных государственных и военных деятелей России, благодаря которым «потешные батальоны» Петра I превратились в первые регулярные полки русской армии, а изживший себя старинный закон местничества[1] был, наконец, отменен, хотя Михаил Алегукович сам принадлежал к одной из высокородных российских фамилий.
После неудачно завершившегося первого Азовского похода был поднят вопрос о назначении главнокомандующего российскими сухопутными войсками – до этого они управлялись путем коллективного командования. В результате 14 декабря 1695 года по предложению Петра I на заседании Совета первым генералиссимусом России был «избран» боярин князь Михаил Алегукович Черкасский.
Во время своих отлучек из Москвы, что в это время случалось очень часто, Петр почти всегда оставлял своим заместителем князя Черкасского, вел с ним деятельную переписку, сообщал о своих победах и в письмах ко многим из своих сподвижников приказывал «исправлять, не описываяся, все, о чем станет говорить господин Черкасский». В «Дворцовых Разрядах» того времени имя Черкасского встречается исключительно на первых местах.
Современники дали Черкасскому самую лестную характеристику: «Он отличался» – писал Корб, – «степенностью, приличной его пожилым летам, своей честностью, непорочной жизнью заслужил всеобщую любовь». Петр, возвратившись из первой заграничной поездки, не обрезал бород только у боярина Стрешнева и князя Черкасского, ввиду их преклонного возраста и общего к ним уважения.
Михаил Алегукович был женат на Авдотье Даниловне Великогагиной, дочери окольничего князя Данилы Степановича Великогагина. Второй женой была Евдокия Ивановна Пожарская (1672–1738), дочь князя Ивана Дмитриевича Пожарского.
Умер князь Михаил Алегукович в 1712 году. Село Рождествено с деревнями перешло к его второй жене Евдокии Ивановне с пасынком князем Борисом и внуком князем Александром. В 1715 году Евдокия Ивановна вторично вышла замуж за Семена Боборыкина. Однако в переписных книгах княгиня Евдокия именуется «дочерью Черкасского».

Дальнейшая судьба имения
Евдокия Ивановна умерла в 1738 году. Имение – село и деревня – досталось ее дочери Авдотье Семеновне, жене Алексея Ивановича Щепотьева, а от них перешло к сыну Николаю Щепотьеву. В 1748 году в селе насчитывалось 323 души мужского пола (дворовых и крестьян). В 1773 году селом Рождествено и деревнями Жевнево и Калистово (всего 193 двора, 380 мужчин и 388 женщин) владел поручик лейб-гвардии Преображенского полка Николай Алексеевич Щепотьев.
В 1778-1784 годах селом владел сын Н.А. Щепотьева Алексей, по разделу с родным братом Семеном. В 1784 году в селе насчитывалось 92 крестьянских двора (626 душ обоего пола). Земельные угодья вместе с деревнями Калистово и Жевнево составляли всего 2200 десятин, пашни – 1462 десятины, леса – 412 десятин. После 1784 года и вплоть до конца века Рождествено в письменных источниках не упоминаются. Владельцы имения неизвестны.

[1] Местничество – порядок распределения в средневековой Руси служебных мест с учетом происхождения и положения предков лица. Отменено приговором Земского Собора 1682 года.

ЧАСТЬ 2. ТИПИЧНАЯ РУССКАЯ УСАДЬБА

ГРАФ ИВАН ПАВЛОВИЧ КУТАЙСОВ

Точных сведений о том, где, когда и в какой семье родился граф Иван Павлович Кутайсов, история не сохранила. Известно, что во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов в бою за крепость Бендеры 16 сентября 1770 года в плен к русским попал одиннадцатилетний турчонок. Смышленый и расторопный, он был привезен генералом Петром Ивановичем Паниным в Петербург и подарен императрицей Екатериной II сыну – великому князю Павлу Петровичу.
Будущий российский император стал крестным отцом мальчика, дав ему имя Иван, отчество Павлович и фамилию Кутайсов. Фамилия эта была определена по названию турецкого города Кютахья, где предположительно родился будущий русский граф. Впрочем, некоторые историки утверждают, что Иван Павлович родился в городе Кутаиси, но это мнение ошибочное. Город Кутаиси был столицей Имеретинского[1] царства, а туркам принадлежал лишь несколько лет до его освобождения в 1770 году.
Вскоре юноша был отправлен в Париж, затем – в Берлин. Получив профессию фельдшера и парикмахера, он вернулся в Россию и стал камердинером наследника престола Павла Петровича. Молодой человек приспособился к его своеобразному характеру и вскоре сделался необходимым великому князю. С восшествием на престол император Павел I пожаловал Кутайсову придворный чин VI класса, благодаря чему Иван Павлович получил права потомственного российского дворянина. 8 ноября 1796 года, Кутайсов стал гардеробмейстером V класса, а 5 апреля 1797 года, в день коронования Павла I, Кутайсов поднялся еще на одну ступень, получив чин обергардеробмейстера.
 В характере Кутайсова была, вероятно, некая привлекательная черта, расположившая к нему Павла. За те годы, что он оставался при его особе, Иван Павлович не дал ни единого повода усомниться в своей преданности. Сопровождая Павла I в поездках по стране, молодой турок участвовал в дворцовых интригах, а поскольку он пользовался особым расположением государя, то стал одних из влиятельнейших в государстве. В 1798 году ему был пожалован чин егермейстера (III класс по «Табели о рангах») и орден Святой Анны I степени. 22 февраля следующего года Кутайсов был возведен в баронское, а 5 мая – в графское достоинство Российской империи. Его придворный мундир украсил орден Святого Александра Невского.
В начале XIX века Кутайсов вошел в число первых чинов императорского двора, став обершталмейстером, удостоился ордена Святого Андрея Первозванного и стал рыцарем Мальтийского ордена[2], обладателем Большого командорского креста. Поистине феерическая карьера за четыре года! И при всем при том Иван Павлович продолжал… брить государя. Правда, дело это ему порядком надоело, он стал говорить, что у него-де дрожит рука, рекомендовал, вместо себя гвардейского фельдшера, исправлявшего свою должность у многих генералов. Но брить императора он не смог: у унтер-офицера от страху дрожали руки, бритва валилась из рук, он не смог даже приступить к делу. «Иван! – закричал император, – брей ты!» Графу Кутайсову ничего не оставалось делать, как засучить рукава и приняться за работу.
Поток чинов, наград и званий сопровождался щедрыми пожалованиями. Вскоре Иван Павлович стал не только одним из самых знатных, но и самых богатых людей Российской Империи. В конце XVIII века он получил от государя село Рождествено и несколько окрестных деревень. Иван Павлович имел до 50000 десятин земли и свыше 5000 крепостных крестьян, в основном в Курляндской губернии[3]. Он успешно занимался 33 года жизни сельским хозяйством, коневодством в своем тамбовском имении и производством тканей на суконной и полотняной фабриках. И несмотря на огромное богатство, Кутайсов стремился к новым и новым приобретениям. Граф Орлов-Чесменский жаловался, что к нему стали «придираться», когда он не согласился продать свой конский завод в селе Остров «торговавшему его турецкой крови, французского воспитания, ографствованному государем».
Историк, Великий князь Николай Михайлович, рассказывая о знаменитых людях Российской Империи XVII-XIX веков, давал далеко не лестную характеристику любимцу императора Павла I: «Кутайсов был одним из самых ненавистных всем фаворитов. Значение его было велико, но у него не было никаких убеждений, и широкие государственные интересы ему были чужды; склонность к интригам, корыстолюбие, страх за свое положение руководили им. В конце своей блестящей карьеры Кутайсов оставался тем же, чем был при ее начале; влияние его было пагубно для его благодетеля».
Конечно же, любимец Павла I не мог сохранить свое положение при дворе после убийства императора. 16 марта 1801 года граф Иван Павлович, сорока двух лет от роду, был уволен со службы и больше на нее не возвращался. Он покинул Петербург вместе с супругой Анной Петровной, урожденной Резвой, и двумя дочерьми – Марией и Надеждой – переселился сначала в Москву, а затем в свое любимое имение – подмосковное Рождествено. Анна Петровна, женщина благочестивая и набожная, обрела себе в наших краях подругу в лице соседки по имению, владелицы села Аносино княгини Евдокии Николаевны Мещерской, будущей игуменьи Евгении, основательницы Борисо-Глебского женского монастыря в Аносине.
Дочерям был уготован женский удел. Графиня Марья Ивановна (1785-1870) вышла замуж за племянника первого министра финансов – графа Владимира Федоровича Васильева, а графиня Надежда Ивановна (1796-1868) – за князя Александра Федоровича Голицына, действительного статского советника и члена государственного совета.
Сыновья Кутайсова – Павел и Александр – продолжали службу в Петербурге, верно служили царю и Отечеству. Старший – граф Павел Иванович (1780-1840) дожил до 60 лет, став в 1834 году обергофмейстером и в 1837 году членом Государственного совета. Женат был на княжне Прасковье Петровне Лопухиной, родной сестре княгини Анны Петровны Гагариной, имевшей большую силу при дворе Павла I.
«Однако, – отмечает историк Александр Смирнов в книге «Генерал Александр Кутайсов», – Павел Иванович был известен и своей общественно полезной деятельностью как член Правления императорских театров, комитета по постройке Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, как председатель Общества поощрения художников. В Комитете этого общества Кутайсов состоял не один год, был популярен среди художников и собирал картины русских мастеров. Павел Иванович был знаком с Александром Сергеевичем Пушкиным и часто общался с ним в Петербурге. Оба они участвовали в подписке на сооружение памятника Николаю Михайловичу Карамзину в Симбирске и в чествовании поэта Ивана Ивановича Дмитриева».
Но самым знаменитым из Кутайсовых был сын Ивана Павловича Александр. Замечательный военачальник, герой Отечественной войны 1812 года, он в неполные 28 лет стал начальником артиллерии 1-й армии и геройски погиб на Бородинском поле. Имя Александра Ивановича Кутайсова запечатлено на главном памятнике Бородинского поля – на обелиске Бородинского моста через Москву-реку, на фасаде Музея-панорамы «Бородинская битва», на мемориальной доске Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца в Москве, на памятной доске храма Христа Спасителя. Его портрет украшает Военную галерею Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, его скульптурный портрет, бывший до недавнего времени единственным, высечен на памятнике лучшим военачальникам «Славным сынам народа» на Кутузовском проспекте Москвы.
Но вернемся к его отцу. Удалившись от власти, Иван Павлович пополнил ряды отставной московской знати, собиравшейся на зиму в Москву. Об одной из таких встреч с Кутайсовым в 1824 году вспоминал балетмейстер А.П. Глушковский, педагог крепостной балетной труппы: «Во время танцевального класса нередко приезжали к Григорию Павловичу Ржевскому его знакомые посмотреть рязанских танцовщиц. Однажды приехал граф Иван Павлович Кутайсов с генералом от кавалерии Андреем Семеновичем Кологривовым и генерал-майором Федором Ивановичем Мосоловым.
Войдя в мой класс, граф сказал: «Продолжайте, продолжайте ваши танцы, мы вам никак не помешаем». На это я ответил: «Извините, ваше сиятельство, они устали, позвольте им отдохнуть». Граф продолжал: «Я думаю, и вы не меньше их, не угодно ли вам с нами сесть?» Потом спросил, у кого я учился танцевать; я ответил, что у Дидло[4]. Тогда граф воскликнул: «А, это известный европейский талант! В 1801 году я его из Лондона выписал в Петербург».
Граф разговаривал со мной довольно долго, преимущественно о московском театре. Отвечать на его вопросы я несколько затруднялся, потому что у меня в одно и то же время бродили в голове мысли: одна – что следовало отвечать графу, а другая представляла то время, когда граф был могущественным вельможей. Между прочим я думал, что теперь с ним сталось: он подле себя сажает артиста, вступает с ним в разговор об ничтожных вещах; куда девалась его аристократическая гордость».
Но больше всего Иван Павлович любил свое подмосковное имение Рождествено. Он занялся его полным переустройством, и вскоре появился архитектурный шедевр деревянного зодчества – усадебный дом и разбитый на холмистом рельефе английский парк, где на обрыве глубокого оврага был сооружен романтический грот в итальянском стиле. По описанию архимандрита Леонида Кавелина, в усадьбе хранилась избранная библиотека и фамильные архивы графа Кутайсова.
Граф Иван Павлович Кутайсов умер 9 января 1834 года в возрасте 75 лет, а жена его, Анна Петровна, – в 1848 году. Супруги Кутайсовы были погребены в Рождествене в построенном ими в 1811-1823 годах каменном храме во имя Рождества Христова. С 1996 года этот храм, переживший 60-летнее забвение, осквернение и поругание, обрел вторую жизнь.

***
По данным Российского Дворянского Собрания, потомки графа Ивана Павловича Кутайсова ныне живут в Швейцарии – графиня Татьяна Александровна, 1966 года рождения, графиня София Александровна, 1969 года рождения и графиня Дарья Алексадровна, 1972 года рождения.

[1] Имеретинское царство — одно из самостоятельных феодальных царств Грузии, образовавшихся в конце XV века. В 1811 году царство было превращено в Имеретинскую область Российской империи.
[2] Мальтийский орден – орден Российской империи, носивший имя Святого Иоанна Иерусалимского. В годы правления Павла I орден стал, по существу, высшим знаком отличия, жалуемым за гражданские и военные заслуги. Пожалование же командорства, то есть Большого командорского креста, превосходило по своему значению даже награждение орденом Святого Андрея Первозванного, так как этим выражалось личное благорасположение государя.
[3] Курляндская губерния – одна из трех Прибалтийских губерний Российской империи. Занимала полуостров, между Балтийским морем и Рижским заливом. Образована на территории Курляндии после присоединения ее к России в ходе третьего раздела Польши.
[4] Шарль Луи Дидло (1767-1837) – французский балетмейстер, артист балета, педагог. В 1801 году был приглашен в качестве танцовщика и балетмейстера в Петербург. С 1804 года руководил Петербургской театральной школой.

УСАДЬБА РОЖДЕСТВЕНО

Типичная русская усадьба
Рождествено – типичная русская усадьба, похожая на многие другие, со всеми признаками и характерными чертами этого своеобразного организма. Но она уникальна тем, что все ее постройки, как хозяйственные, так и барский дом, были деревянными. Усадьба принадлежала одному из тех «королей на час», которые, удаляясь от придворной жизни, селились в дарованных усадьбах, чтобы дожить свой век.
Рождественская усадьба была увеличена и доведена до степени крупных усадеб, но никогда не отличалась блеском и роскошью, как другие фаворитские резиденции. Здесь не устраивалось пышных празднеств и приемов высокопоставленных особ. Не было театра, который вносил разнообразие в жизнь. В старых описаниях и воспоминаниях Рождествено почти нигде не упоминается. Но, судя по некоторым признакам, хозяйство его было образцовым.
К сожалению, не сохранилось материалов о строительстве села. Можно предполагать, что в первую очередь (в первом десятилетии XIX века) были отстроены дом и ближайшие служебные постройки, затем стали возводить храм. Совсем не сохранились сведения о жизни в Рождествено при его основателе, почти нельзя установить периоды, когда Кутайсов там жил.
В 1816 году в селе проживали 11 дворовых мужчин, 20 дворовых женщин, 302 крестьянина и 312 крестьянок. Со времени предыдущей ревизии, то есть с 1811 года, произошли события: один дворовый отпущен на волю с сыном, двое крестьян бежали, пять человек отданы в ополчение 1812 года и не вернулись.
Иван Павлович Кутайсов умер в 1834 году, и усадьба досталась его дочери Надежде Ивановне (1796-1868), бывшей с 1812 года замужем за князем Александром Федоровичем Голицыным. Таким образом, имение было передано в другой род. Позднее оно наследовалось опять по женской линии, так как мужское потомство Александра Федоровича пресеклось со смертью в 1854 году сына Евгения.
В 1852 году, согласно «Указателю селений и жителей уездов Московской губернии» в Рождествене крестьян 275 мужчин и 319 женщин в 82 дворах, в Жевневе – 75 мужчин и 86 женщин в 19 дворах, в Крюкове – 100 мужчин и 101 женщина в 20 дворах. Крестьяне составляли 53 оброчных и 170 издельных тягол[1], величина денежного оброка с тягла равнялась 34 рубля. Для крестьян, плативших оброк, были установлены еще и дополнительные повинности: «произведениями – полбарана, две курицы, 50 яиц, а работами – полподводы на 40 верст». Помещичий участок при указанных поселениях составлял 2090,5 десятины, а крестьянский надел при Рождествене – 984 десятины.
Неподалеку от церкви, – вспоминали старожилы, – через дорогу от здания школы находилась небольшая богадельня[2], просуществовавшая сосем короткое время. Следы ее долго были видны в виде ям для фундамента, куч битого кирпича и кафеля.
В 1870-х годах вокруг Рождествена были богатейшие леса, часто даже непроходимые и вплотную подходившие к селу. Волки являлись угрозой не только для скота, но и для людей. Нередким гостем на полях с созревающим овсом был и медведь.
Дочь Голицыных Александра Александровна (1823-1918), вышедшая замуж за генерал-майора свиты Иллариона Николаевича Толстого (1832-1905), правнука фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова, получила имение Рождествено с деревнями в конце 1860-х годов. В 1869 году Илларион Николаевич Толстой организовал в селе частное училище, которое в 1889 году получило статус школы I ступени. Под училище Толстые пожертвовали каменный дом и единовременно на «обзаведение» 100 рублей. В школьном здании также расположилась больница для окрестных жителей.

Экономия[3] Толстых
В последней четверти XIX века в селе находилась экономия Толстых, к которой относились земли (в десятинах): 56 – усадебной, 245 – пахотной, 77 – заливных лугов, 140 – сенокоса и запущенной пашни, 34 – строевого леса, 180 – дровяного леса, 429 – сечи, 1036 – кустарников и выгонов, 127 – неудобной земли, а всего 2324 десятины. Больше в уезде – только у Якунчикова и Крушинской, но у обоих больше половины сечи. В долгосрочной аренде в экономии земель нет, а в раздаче мелким съемщикам – сенокосы и паст¬бища.
Согласно поземельной книге, в Рождествене распахивалось 800 десятин, что составляло 36% от общего количества пахотной земли – второй показатель в уезде. Распределение земли (в десятинах): рожь – 38, овес – 58, горох – 4, ячмень – 5, лен – 3, карто¬фель – 2, кормовые травы – 78, кормовые растения – 1. Главное богатство имения заключается в лесе, из которого экономии разрешено вырубать для собственной надобности не более 2 десятин в год.
В хозяйстве 7 выездных и 26 рабочих лошадей, 136 голов крупного рогатого скота, 24 теленка, 40 овец и 118 дойных коров (больше всех в уезде). Годовой удой от коровы – 92 ведра. В 1876-1877 чума уничтожила почти весь рогатый скот, но к 1881 году стадо было частично восстановлено.
Обработка почвы, посев и вывозка навоза производится годовыми и сроковыми ра¬бочими на хозяйских лошадях при помощи экономического инвентаря. Полевых рабо¬чих – 14 человек. Инвентарь – четырехконная молотилка, шведские одно- и двухконные плуги, почвоуглубители, культиватор, деревянные бороны, рядовая и разбросная се¬ялка, косилки, сеноворошилки и так далее.
Приход на 1881 год (в рублях). Продажа: рожь – 1620, овес – 252, лен – 40, волокно – 44, скот – 906, птица – 30, шерсть – 30, молоко – 5500, лес – 1835; аренда: сенокосы – 250, оранжереи и грунтовые сараи – 900, мельница – 350. Дачи и доход от сада – 520 рублей. Итого – 12277 рублей.
Расход на 1881 год (в рублях). Жалование – 1008, вязка, уборка, возка – 3149, ремонт – 1550, распашка – 1800, покупка 10 коров – 500, покупка сена, жмыхов, семян – 310. Страховые платежи – 250 рублей. Итого – 8567 рублей.
В 1899 году население Рождествено, 229 мужчин и 327 женщин, проживало в 135 дворах, образуя 101 надельную и 7 безнадельных семей. Земля, 1056 десятин, в том числе 565 десятин пашни, 176,5 – леса, 204 – покоса, делилась на 285 долей.
Жители имели 93 рабочих лошади и 123 головы крупного рогатого скота. Десять семей не имели лошадей, семь – коров, одиннадцать – ни того, ни другого. Жители шли в извозчики, башмачники и сапожники, портные, слесаря, чернорабочие, кузнецы. Село относилось к Павловской волости Звенигородского уезда.

В начале XX века
Согласно записям в Памятной книжке Московской губернии, в 1900 году в Рождествене начал свою работу кирпичный завод, на котором трудились 60 рабочих. Заведующим был назначен Елизар Борисович Сомов. «Близ оврага у «пришпекта» (где ныне расположены дома №15-18 по улице Южной), – вспоминали старожилы, – располагался кирпичный завод самого кустарного типа, обслуживающий нужды помещика. Из кирпича этого завода через овраг был построен мост, по которому владелец имения проезжал в церковь на богослужение по важным церковным праздникам. В 1934 году еще ясно были видны остатки этого моста: переброшенные через овраг балки и остатки подпорок».
Хотя с 1861 года крестьяне Рождествена, Жевнева и Крюкова работали как свободные, но долг помещику оставался в виде отработных дней. «Все крестьянех трех деревень, входящих в имение, – со слов Марии Александровны Шмыгиной, – были обязаны отрабатывать на владельца усадьбы, генерала Толстого: 1 день – вывозить навоз, 1 день – жать, 1 день – косить, 1 день – молотить.
Земля крестьянам была выделена плохая и неудобно расположенная. За эту землю крестьяне должны были платить налог. Крайняя нужда, невозможность прокормить семью, гнала крестьян в Москву на заработки. Промышляли они часто извозом на своих лошадях – это был первый вид отхожего промысла, дававшего крестьянам возможность дополнительного заработка.
В 1901 году параллельно шоссейной дороге Москва-Волоколамск была проложена железнодорожная магистраль Москва-Себеж со стратегической целью к западной границе. Эта железная дорога приблизила Рождествено к промышленному городу Москве. Крестьяне стали отдавать детей на обучение различным ремеслам, главным образом портновскому и сапоженному. Обученные в Москве специалисты сами становились учителями на селе.
С 1904 года башмачное и портновское ремесла стали быстро развиваться, так что к 1915 году половина всех хозяйств существовала за счет ремесла. Часть крестьянских хозяйств разорились, их земля перешла в руки наиболее ловких предприимчивых и хищных соседей. Появились кулаки и частники-торговцы. Разорившиеся крестьяне пополняли армию рабочих и батраков».
Меценатствующий генерал Илларион Николаевич Толстой, имевший огромное состояние и немалые доходы, любил играть роль благодетеля. Он установил в своей усадьбе «вдовьи месячники», то есть раз в месяц вдовы его имения получали некоторый паек, который состоял из пуда ржаной муки, около восьми килограммов крупы и овощей.
Последние годы своей жизни генерал посвятил тяжбам с крестьянами. В 1904 году власть помещиков была далеко не той, что до отмены крепостного права и в первые годы после него. Однажды, в беседе со священником Николаем Васильевичем Стоговым генерал Толстой сказал: «Представляете, я содержу школу и больницу, как будто я обязан это делать для серого мужика – а смотрят, как звери». За самодурство и рукоприкладство «прогрессивный» генерал не раз привлекался к суду и уплате штрафов.
Старожилы вспоминали любопытную историю: «Староста села Рождествено, дабы подзаработать, брал с собой двух мужиков-свидетелей и шел к генералу. Там он легко добивался ссоры с Толстым, который пускал в ход палку. После этого староста подавал в суд и ему, как пострадавшему, присуждали 25 рублей штрафу. И так повторялось много раз».
После смерти генерала в 1905 году имение перешло к его жене, Александре Александровне, жившей здесь до 1918 года, вместе с дочерью Надеждой Илларионовной (1860-1937). Дочь последней, Анна Танеева (1884-1964), в замужестве Вырубова, – фрейлина и ближайшая подруга императрицы Александры Федоровны.
Анна вспоминала о своем детстве: «Шесть месяцев в году мы проводили в родовом имении Рождествено под Москвой. Соседями были родственники – князья Голицыны и великий князь Сергей Александрович. С раннего детства мы, дети, обожали великую княгиню Елизавету Федоровну (старшую сестру Государыни Императрицы Александры Федоровны), которая нас баловала и ласкала, даря платья и игрушки. Часто мы ездили в Ильинское (царское имение), и они приезжали к нам – на длинных линейках – со свитой пить чай на балконе и гулять в старинном парке».
Внешний облик усадьбы за все рассмотренное время почти не изменился. Мелкие перемены, происходившие в некоторых постройках, не влияли на облик всего ансамбля. Переходя от отцов к детям, усадьба не подвергалась нарушениям, неизбежно сопряженным с переменой владельцев, и отпечаток, наложенный Иваном Павловичем Кутайсовым на внешность своего Рождествена, сохранился в значительной мере до последнего времени.
В 1923 году руководитель «Общества изучения русской усадьбы» Владимир Васильевич Згура, побывав в Рождествене, дал в своей статье, опубликованной в журнале «Среди коллекционеров», наиболее полное описание усадьбы, обустроенной графом Кутайсовым. Чуть позднее это описание дополнил другой искусствовед Алексей Николаевич Греч.

Мнение искусствоведов
«Рождествено, – пишет в своей статье Владимир Васильевич Згура, – находится в самом очаровательном уголке Московской губернии. Небольшая веселая река Истра, быстро несущая свои светлые воды, придает всегда большую прелесть окружающему месту. В Рождествене это важнейший из элементов природного ансамбля.
Со стороны Волоколамской дороги Рождествено спрятано, как большинство русских усадеб в лесу, постепенно переходящем в парк. Зато со стороны реки на далеком расстоянии можно видеть дом, заросший со всех сторон деревьями. Усадебный замысел начинается от самого села, вернее говоря, от церкви. Отсюда прямая, как стрела, главная ось усадебной композиции, перерезая овраг, следует по направлению к реке и переходит в центральную подъездную аллею, выводящую к господскому дому.
Дом, белеющий еще издалека пятном центрального портика[4], раскрывается вполне, когда выходишь из аллеи на расположенный перед ним обширный круг, средняя точка которого отмечена фонтаном. По сторонам подъездной аллеи расположены различные постройки: слева – конюшни, погреба и, очевидно, людские, справа – оранжереи.
Главные же массы парка приходятся перед обратным фасадом дома и по сторонам его, ограничиваясь от окружающего пространства крутыми скатами возвышенности. Такова в общих чертах композиция Рождественской усадьбы.
Великолепным художественным моментом является широкая липовая аллея, ведущая к дому. Белая колоннада, охваченная сплошной рамой деревьев, постепенно, по мере приближения, вырастающая и тем самым сменяющая декоративное впечатление архитектурным, является одним из самых волнующих переживаний в Рождествено.
Впечатление еще усиливается тем, что сама аллея художественно оформлена мраморными вазами на высоких четырехугольных пьедесталах по три с каждой стороны. Этот, казалось бы, не сложный прием придает такую художественную насыщенность, что приходит на мысль Версаль и итальянские виллы. Обвитая диким виноградом, каждая из этих ваз как бы является готовым мотивом для элегической виньетки, украшающей страницу старинного альманаха.
Парк весь английский, пейзажного типа, никаких следов классической разбивки в нем не сохранилось. Типичная обширная площадка со значительным скатом к реке раскинута перед домом, открывая на него вид издалека. Шагах в двадцати находится квадратный каменный столбик, на котором были укреплены медные солнечные часы – принадлежность почти всех усадеб. Дальше находились клумбы с цветами, украшавшие обширное пространство площадки.
Общая площадь парка сравнительно невелика, но вполне выдержана в масштабе со всем участком усадьбы. Парковых затей, по-видимому, было немного; до нас дошло две: интереснейший грот, для которого сделан искусственный обрыв недалеко от дома, на правом склоне парка и открытый грот-скамейка близ реки.
Последнее сооружение, если можно назвать так эту несложную выдумку, чисто садового характера и значения. Это просто неглубокая вогнутая линия небольшого обрыва, выложенная чередующимся кирпичом и булыжником, – типичный фактурный прием построек гротового характера.
Самым значительным сооружением усадьбы является дом. Он является единственным в своем роде. Поразительно, прежде всего, впечатление сплошного обнаженного дерева в постройке такого крупного масштаба.
План сооружения – один из сложнейших планов подмосковных усадебных домов, наиболее ярко свидетельствующих об итальянских вкусах строителей подобного рода сооружений. При общей уравновешенности план Рождественского дома глубоко ассиметричен, в чем его принципиальная сущность. Все параллельные части как в наружных очертаниях, так и во внутренних членениях, обнаруживают значительные расхождения между собой.
Любопытно то, что центральная объединяющая точка всякого классического плана – главный вход, здесь отсутствовала. На фасаде это было уравновешено двумя крыльцами к двум дверям. Внутри же парадная лестница во второй этаж и вообще все, принадлежащее к главному входу, – отнесено на левую сторону. Таким образом, повсюду стремление к зрительной симметрии, в действительности нарушаемой в каждом куске художественного построения.
План осложнен прямыми корпусами, что делает его единственным в русской архитектуре. Это обстоятельство заставляет подозревать о происхождении художественного замысла не от Московского классического зодчества, а непосредственно от источника, из которого черпали первые русские архитекторы.
Рождественский план возник именно от Палладио[5], в этом убеждает просмотр планов великого итальянца. Ни один из них не может быть рассмотрен как источник для Рождествена благодаря значительным расхождениям, но все они составляют материал, на основе которого оно возникло.
Внутри дома в течение нескольких лет после революции оставались кое-какие вещи. В громадном длинном зале, занимавшем целое крыло дома, были целы мону¬ментальные шкафы, вмешавшие огромную библиотеку, бесследно исчезнувшую, частью погибшую и обезличенную в хаосе вывозов. Несомненно, сооруженные некогда здесь же, в усадьбе, эти библиотечные шкафы вместе со старинным типичным роялем Вирта наполняли светлую солнечную залу необъ-ятным миром идей и образов.
В комнатах левого флигеля была цела мебель красного дерева и висели несколько картин и гравюр, в том числе два вида села работы художника Фрикке. Тут же сохранилась любопытная игрушечная коля¬сочка в виде люльки на ремнях, точно модель большого экипажа начала прошлого столетия. В парадных комнатах верхнего этажа, в среднем корпусе, где висели прежде портреты владельцев — Кутайсовых и Толстых, была цела скромная лепнина карнизов и угловые, с круглящимися выемками печи.
Рождествено – свидетельство того, как сохранившиеся в том или ином виде усадьбы, требующие спасения от неминуемой гибели, своей культурной значимостью продолжают влиять на людей. И, возможно, начинающиеся появляться прецеденты возрождения усадеб и имен их владельцев – это добрый знак «узнавания» истории своей Родины и ее культуры.

[1] Тягло – система денежных и натуральных государственных повинностей крестьян в Русском государстве.
[2] Богадельня – богоугодное заведение для содержания лиц, почему бы то ни было неспособных к труду: престарелых, немощных, увечных и выздоравливающих.
[3] Экономия – крупное капиталистическое имение, оборудованное и снабженное всем нужным для ведения организованного хозяйства.
[4] Портик – ряд колонн, объединенных аттиком или фронтоном, помещенный перед фасадом здания.
[5] Андреа Палладио (1508-1580) – великий итальянский архитектор, основоположник архитектуры классицизма.

ХРАМ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

«Церковь в государеве селе»
Первые сведения о Рождественской церкви находятся в приходной книге Патриаршего Казенного приказа за 1628 год: «Церковь Рождество в государеве дворцовом селе Рожествене». В 1646 году при Рождественской церкви были священник, дьячок и пономарь. В селе и двух деревнях насчитывалось 66 крестьянских и 9 бобыльских дворов (146 человек).
В описании 1682 года говорится: «А в селе Рождественном церковь во имя Рождества Христова деревянная, верх шатровой, с трапезою, с трех сторон паперти, на паперть лестница над нижним рундуком, крыто полаткою, а в церкви царские двери с сенью и столбцы, завеса крашенинная, да местных образов: по правую сторону царских дверей – образ Живоначальные Троицы, венцы серебреные резные золочены, образ Рождества Христова, оклад басемной, венцы резные, образ Московских чудотворцев Петра, Алексея и Ионы, образ Алексея человека Божия, да святых мученик Димитрия Селунскаго, да Агапия на одной цке[1], образ Николая чудотворца в житье; по левую сторону царских дверей – образ Пресвятыя Богородицы Одигитрии в киоте[2], образ Рождества Христова <...> перед иконами свеча восковая да шесть свеч деревянных, писанных красками <...> на северных дверях образ Благоразумного разбойника <...> Колокольня на столбу, на ней три колокола, весом по смете пуд в пять».
И далее: «В том селе другая церковь во имя Покрова Пресвятыя Богородицы деревянная, у ней два предела святаго мученика Дмитрия Селунскаго да преподобного отца Никона, около церкви и перед пределы паперть, на паперть десница[3] в церковь и в пределы, с паперти трои двери <...>. На паперти привешаны два колокола малых, весом оба в пуд. А другой предел (преподобного Никона) не освящен и икон никаких нет».

Постройка новой церкви
Как уже говорилось, конце XVIII века село Рождествено было пожаловано любимцу императора Павла I графу Ивану Павловичу Кутайсову. Старая деревянная церковь к этому времени настолько обветшала, что в 1810 году Иван Павлович подал прошение о постройке на ее месте новой церкви. Разрешение на постройку было получено 31 декабря того же года. Из даты окончания строительства, приводимой клировыми ведомостями – 1823 год – можно заключить, что строительство затянулось на 12 лет. Построенную церковь освятили в честь Рождества Христова с приделами Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна и святых апостолов Петра и Павла.
Одноглавое здание храма выдержано в стиле зрелого классицизма, напоминающего школу Матвея Казакова. Четверик[4] храма, украшенный с трех сторон четырехколонными портиками[5] под высокими фронтонами[6] на юге и севере, завершен несколько непропорционально маленьким куполом с четырьмя полуциркульными окнами и небольшой вышкой. Крайне невыгодное расположение купола заставляет предполагать о неосуществлении замыслов автора: всего вероятнее, он мыслил себе еще и барабан, который, безусловно, придал бы иной строй всему храму.
Фасады храма были рустованы и расчленены филенками[7], в которые вписаны оконные проемы. По сравнению с храмом, архитектура примыкающей к нему стройной, с цилиндрическим ярусом звона и завершенной куполом с высоким шпилем, колокольни, интереснее. Привлекают внимание в ее контуре пилястры[8] с непомерно большими капителями[9] почти детского рисунка.
Некоторая несогласованность внешних форм храма искупалась великолепным ампирным иконостасом. Сочетание обычного белого с золотом прекрасно гармонировало с темными вставками живописных образов. Из церковных предметов, пожалуй, ничто не заслуживало особого внимания, за исключением иконы Петра и Павла с белой эмалевой табличкой с надписью: «Благословлены императором Павлом Петровичем граф Иван Павлович и графина Анна Петровна Кутайсовы 1781 год февраль 5-го дня».
В правом приделе храма впоследствии и были захоронены супруги Кутайсовы. Гробница И.П. Кутайсова представляла собой высокий продолговатый гранитный четырехугольник на постаменте, украшенный на поперечных сторонах: с одной – прекрасно выполненным бронзовым гербом в овале с девизом, с другой – барельефной головой Христа в терновом венце. Погребение А.П. Кутайсовой было менее торжественно: сама гробница отсутствовала, доска с накладной надписью находилась на уровне пола. У стены же было приделано мраморное надгробье с крестом.
О том, как храм пережил Отечественную войну, в 1913 году описал диакон Н.П. Виноградов: «Церковь Рождества Христова цела и не¬приятелем неприкосновенна. Престол и на нем срачица[10], одежда и святой антиминс[11] невре¬димы. Церковная утварь вся цела, в церкви жемчугу и золота ни на каких вещах не имеется, серебряные вещи находятся в целости, церковных сохраненных вещей зары¬тых не было. К отправлению священнослужения потребные книги есть. Иконостас, в нем иконы и на них оклады и венцы целы и не повреждены. Священно и церковно-служительских домов, построенных оного села помещиком графом Кутайсовым, два: свя¬щеннику и дьячку, у диакона собственный, деревянный, стоят целы, у пономаря не имеется. Приходских дворов 134, в них мужского пола 572, женского пола 614 душ, и все эти дво¬ры целы. Священно и церковно-служители все находятся налицо, у коих ставленные грамоты и указы имеются. У наличных: диакона – сын Алексей, году, у дьячка – Иван, 9 лет, обучается словесному, у пономаря – Николай, году, у просвирни дети Андрей, 18 лет, обучается в Лавре, Яков Николаевы, обучается в Вифании».
От господского дома Кутайсовых до церкви тянулся проспект – прямая липовая аллея, от оврага переходящая в улицу. Эта улица была застроена в начале XX века и получила название «Советская», но старожилы называли ее «пришпектом» на манер Санкт-Петербурга. Через овраг существовал каменный мост. В праздники в церковь по проспекту из имения ехали зимой на расписных возочках, а летом на легких тележках господа, а за ними пешком шла обслуга.

Рождественский приход
После Кутайсовых усадьба Рождествено перешла по наследству Надежде Ивановне Кутайсовой – жене князя Александра Федоровича Голицына, действительного тайного советника. В 1864 году настоятелем церкви в селе Рождествено был священник Василий Иванович Стогов, в приходе было 478 прихожан, 534 прихожанки. Сыновья отца Василия Александр и Николай также впоследствии стали священниками, а сын Владимир – учителем.
В конце XIX века имение Рождествено с деревнями досталось Александре Александровне Толстой, урожденной княжне Голицыной, дочери предыдущих владельцев. Александра Александровна вышла замуж за генерал-майора свиты Иллариона Николаевича Толстого, правнука фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.
Последней владелицей усадьбы перед революцией была их дочь, Надежда Илларионовна Толстая, в замужестве Танеева, с детьми – Анной и Сергеем. Анна Сергеевна Танеева, в замужестве Вырубова, – фрейлина последней императрицы Александры Федоровны.
В 1869 году в доме священника была организована земская начальная школа, позже ставшая церковно-приходской. Попечителем школы был владелец усадьбы граф Илларион Николаевич Толстой, а учительствовали в школе члены семьи местного священника Василия Стогова.
По словам Григория Ивановича Шарова, в начале XX века из Рождественской церкви таинственным образом пропала икона Грузинской Богоматери. Нашли ее спустя несколько дней в «калистовском» овраге чуть выше нынешнего пруда дома отдыха «Снегири». В этом овраге всегда текла чистая вода, там же висел черпачок, которым можно было зачерпнуть ключевой водицы и утолить жажду. Там из-под бугра со стороны «свиного» болота било множество ключей.
Найденную икону вернули в церковь, но через какое-то время она снова оказалась в этом овраге около построенного в тех местах колодца. И тогда было принято решение построить на этом месте часовню в честь Грузинской Богоматери. Кирпичную часовню возвели в 1904 году и поместили в нее ту самую икону Грузинской Богоматери.
Старожилы вспоминали, что санитарно-эпидемиологическая станция однажды брала для анализа воду в этом колодце и постановила, что вкусовые качества этой воды плохие и она малопригодна для питья, но люди нашли ей другое применение. Во время больших церковных праздников ходили к часовне крестным ходом не только приложиться к иконе, но и за исцелением. Умывались водой из колодца, прикладывали намоченные в воде платки и тряпки к больным местам. И, как бы в жертву за исцеление, оставляли разные вещицы около часовни и колодца.
Часовня была разрушена в начале 30-х годов, колодец позже обвалился, но все равно верующие люди часто приходили к нему освежить лицо и глаза. Сейчас о существовании часовни напоминает лишь небольшой холм, образованный остатками фундамента.
Но вернемся к храму рождества Христова. Ограду вокруг церкви строили в 1905 году, и она до войны оставалась нетронутой. После оккупации села многие жители остались без жилья, жили в мазанках и землянках, а когда строили себе заново дома, некоторые на постройку печей брали кирпич от церковной ограды. До революции приходу храма принадлежал фруктовый сад, находящийся с восточной стороны церкви. При советской власти он отошел колхозу, а в 1940 году полностью вымерз. Позже это место было отдано под гаражи.
В 1929 году в сторожке Рождественской церкви проживали несколько монахинь, прислуживавших в храме. Это были сестры закрытого в 1928 году Аносинского монастыря. В публикации с характерным для того времени названием «Монашенки сагитировали» говорится, что следует отобрать у монахинь сторожку, якобы необходимую для «общественной работы».

Последний священник
Храм закрыли в 1938 году. Сын Василия Стогова Александр, предпоследний настоятель храма Рождества Христова, был сослан в 1932 году в Новосибирск, и после возвращения в село уже не священствовал. Последним настоятелем храма был Сергей Иванович Беляев. Его незаконно арестовали в декабре 1937 года. После этого церковь была закрыта.
Сергей Иванович был арестован «за распространение провокационных слухов о войне, падении советской власти и приходе к власти фашистов». Арест был проведен без санкции прокурора. Сергей Иванович содержался сначала в Таганской тюрьме, затем постановлением УНКВД был осужден на десять лет и сослан. О месте ссылки и смерти отца Сергия ничего не известно. Последнее письмо от него пришло в 1941 году с сообщением, что его вместе с другими заключенными везут на фронт. В 1966 году постановлением президиума Московского областного суда было отменено постановление УНКВД и дело закрыто за отсутствием состава преступления.
Президиум посчитал, что указанные свидетелями факты являлись обывательскими разговорами, а в ходе предварительного следствия были грубо нарушены нормы УПК: обвиняемого с материалами дела не знакомили, обвинительное заключение прокурором не утверждалось. Расследовавшие дело бывшие сотрудники НКВД были привлечены к уголовной ответственности за фальсификацию.

Во время войны
Во время Великой Отечественной войны Рождествено оказалось в зоне тяжелых боев, которые происходили здесь в конце ноября – начале декабря 1941 года. Перед тем, как войти в село, немецкие самолеты бомбили окрестности, одна из бомб упала с южной стороны ограды, разрушив ее и образовав большую воронку. До войны с церкви были только сняты колокола, внутреннее убранство оставалось целым до прихода немцев. Перед их приходом жители села иконы и другую церковную утварь унесли домой. С началом восстановления храма возвращена была только одна икона с надписью «Сия икона сооружена усердием купца Ивана Петровича Судакова 1906 года 20 мая», ножницы из крестильного набора и печатная Библия на церковно-славянском языке с клеймом священника Александра Стогова.
Наши войска вели артобстрел Рождествена из деревни Лешково – досталось тогда и церкви, где немцы на крыше установили пулемет и миномет. Деревянные перекрытия под железом на крыше после артобстрела почти все выгорели. Уходя из Рождествена, немцы оставили на колокольне пулеметчика для прикрытия отходящих частей.
После оккупации храм остался цел, однако позже в церковном сарае стали хранить зерно, а в самом храме – аммиачную селитру, которая и дала толчок к его разрушению. Крыша на церкви текла, удобрения впитывались в стены. Силами рабочих совхоза крышу не раз латали рубероидом, но это мало помогало. Для проезда внутрь тракторов были пробиты большие проемы вместо глухих окон на северной части западного фасада и на южной части восточного фасада.
В 1985 году на основании программы ремонтно-реставрационных работ по Московской области было принято решение о восстановлении храма Рождества Христова в селе Рождествено. К 1990 году трестом «Мособлостройреставрация» был разработан проект восстановления храма, а ведущем архитектором Мариной Юрьевной Горячевой создан эскизный проект реставрации церкви и разработаны рабочие чертежи. Уже даже начались проводиться восстановительные работы, в частности, летом 1987 года со сводов были вырублены деревья, но в связи с перестройкой проект так и не был осуществлен.

Печальное зрелище
В 1997 году началось возрождение заброшенной церкви Рождества Христова. Митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием был рукоположен священник Александр Елатомцев, являющийся настоятелем храма по сей день. Храм был передан общине верующих и реставрировался под руководством архитекторов Марины Юрьевны Горячевой, а затем Владимира Яковлевича Кузнецова.
Почти 60 лет храм находился в запустении и к началу последнего десятилетия XX века представлял собой очень печальное зрелище. По ночам за разрушенной церковной ог¬радой жгли костры, распивали спиртные напитки, рыча мотоциклетными моторами и гремя музыкой.
Полностью были утрачены все кровли и завершения здания. В сводах храмовой части имелись значительные проломы. Своды из-за постоянного промокания и замерзания обветшали и были пробиты корнями деревьев, выросших на кровле. Полностью были утрачены все оконные заполнения, полы храмовой части и колокольни, западное крыльцо с папертью, лестница на второй и третий ярус колокольни. В аварийном состоянии находились двери на северном и южном фасадах и в проеме между колокольней и храмовой частью. В простенках по штукатурке местами виднелась покраска красно-кирпичного цвета.
На южном фасаде первого яруса колокольни имелся значительный пролом в стене. На восточной стене над дверным проемом был расположен киот для иконы, перекрытый сверху двумя белокаменными блоками. В северной части колокольни на восточной стене сохранились следы примыкавшей в этом месте, видимо, деревянной лестницы. При внимательном рассмотрении свода первого яруса колокольни были видно, что в центре свода остались небольшие фрагменты росписи сюжета «Всевидящее око».
При осмотре восточной стены второго яруса колокольни была обнаружена заложенная кирпичом дверь, ведущая в подкровельное пространство над храмовой частью. Дверная четверть была не аккуратно выложена, а растесана, что говорит о том, что эта дверь делалась изначально, а потом была заложена. Видимо, она была задумана как выход на небольшой балкон, предназначенный для графской семьи.
В центральной части третьего яруса колокольни над белокаменным карнизом сохранились крест-накрест расположенные балки, на которых когда-то висели колокола. В 1985 году обвалился шпиль колокольни вместе с крестом, в котором местные жители пытались найти не существующее там золото.
От дубовой двери на северном фасаде частично сохранилось восточное полотно, а на нем детали от замка и щеколды. С внутренней стороны по периметру полотна были обнаружены маленькие обивочные гвоздики с остатками сукна. Аналогичная дверь на южном фасаде сохранилась значительно лучше. При визуальном ее осмотре и обмерах было обнаружено, что в более позднее время в центральной части ее был вырезан проем для входной однопольной дверцы, о чем свидетельствовали сохранившиеся навесные петли.
Интерьер храмовой части сохранился значительно хуже, чем фасады. Штукатурка в нижней части стен была утрачена полностью, стены имели значительные утраты лицевой поверхности кирпича, сильно разрушены подоконные части и разбита кладка в нижней части опорных столбов.
На северной стене северо-восточной части алтаря была обнаружена сохранившаяся растесанная штраба[12] от примыкавшей в этом месте к стене, видимо, печной трубы. Штраба проходит по всей высоте стены слева от оконного проема. На архивных фотографиях печная труба как раз видна над северо-восточной частью храма.
В паспорте на церковь Рождества Христова, который составлен в 1975 году и хранится в Производственном бюро по охране и реставрации памятников истории и культуры Московской области, описана частично сохранившаяся в скуфье купола композиция «Господь Саваоф». К моменту начала реставрации живопись была утрачена полностью.

Храм начал оживать
Итак, в 1997 году благодаря стараниям настоятеля храма молодого священника Александра Епатомцева, воспитанника известного в христианском мире своими подвижническими делами священнослужителя протоиерея Димитрия Смирнова, храм, едва не рухнув окончательно, начал оживать.
Священник Александр Елатомцев родился в 1972 году в Казахстане в городе Степногорске в семье врача. Жил в Семипалатинске, а с начала 1980-х годов – в Москве. Учась в старших классах средней школы, пришел к вере под влиянием православной духовной литературы.
По благословению своего духовника Александр Елатомцев окончил медицинское училище и несколько лет работал медбратом в городской клинической больнице №50 города Москвы, одновременно учась на пастырско-богословском факультете Свято-Тихоновского Православного Богословского Института, который окончил в 1996 году. А уже в следующем году по собственному желанию стал настоятелем храма Рождества Христова в селе Рождествено и принялся поднимать его из руин.
Первым делом храм был расчищен от зарослей на крыше и мусора внутри здания. Хотя за десять лет до этого деревья уже вырубали, но они успели вырасти заново. Березы на кирпичной кладке росли очень хорошо. Корни их прямо по сводам спускались до самой земли. Во время выкорчевывания стволов, один из боковых сводов рухнул – оказалось, что до этого он висел на корнях деревьев. Остальные боковые своды было решено разрушить и переложить заново. Остался нетронутым только центральный свод.
Потом были заложены дыры, проделанные в советское время для проезда тракторов за удобрениями, и восстановлены своды. Затем сделали сначала временную крышу, потом постоянную и завершили работы по художественному оформлению куполов.
«Первая служба в возрождающемся приходе, – вспоминает отец Александр, – состоялась в 1997 году на Пасху в местном клубе. А уже на Рождество служба проводилась в храме, точнее, в его полуразрушенных стенах. Окна были затянуы пленкой, полы наскоро настелены лишь в одном из приделов. Холодно, без отопления, но престольный праздник праздновали в храме».
При реставрационных работах в подвале церкви была найдена старая печь. Первоначально храм отапливался через систему каналов, расположенных под полом и выходящих под окнами, в которые от расположенной в подвале печи запускался теплый воздух. Эта система восстановлению не подлежала, потому что не было специалистов, которые могли бы это восстановить. Поэтому храм стали отапливать сначала с помощью угольного, а позже газового котла. Других вещей, кроме печи в подвале, найдено не было, как и не было обнаружено никаких подземных ходов, о которых ходили слухи среди местного населения.
В южной части храма был обнаружен фамильный склеп создателей храма. По словам местных жителей, после войны своды склепа обвалились, и внутрь стали лазить местные мальчишки. Они извлекли оттуда черепа и катали их по деревне. В этом каялся на исповеди один из участников кощунственного действа, совершенного во времена, когда храм стоял поруганным и обезглавленным.
Учителя Рождественской школы собрались на субботник и забросали обвалившийся склеп кирпичами и землей. Благодаря этому все остальные останки графа Кутайсова и его жены сохранились до нашего времени. Помимо самих костей в склепе еще были обнаружены остатки гроба, части мундира с золотым шитьем, остатки обуви. Гроб был украшен различными латунными табличками с эпитафиями.
При раскопках были найдены только поломанные таблички, а позднее неизвестные подкинули к стенам храма одну целую табличку. Она была также в свое время извлечена из склепа вместе с черепами. Для останков храмоздателей были сделаны новые дубовые гробики, в которые их поместили, и 9 сентября 2001 года перезахоронили, отслужив панихиду по полному чину.
А в июне 2003 года на территории дома отдыха «Снегири», в бывшей усадьбе Кутайсовых был установлен памятник сыну строителей храма, генерал-майору от артиллерии Александру Ивановичу Кутайсову, погибшему на Бородинском поле в 1812 году. Освящение памятника было совершено архиепископом Можайским Григорием. Скульптурный монумент создан молодым московским скульптором, уроженцем этих мест, прихожанином храма Рождества Христова Денисом Петровым, учеником известного московского скульптора, профессора, академика Александра Ивановича Бурганова и талантливого скульптора Веры Михайловны Акимушкиной.
За алтарем храма был обнаружен старинный некрополь, совершенно разоренный. Все могильные плиты были стащены бульдозером под одно дерево. По словам старожилов, граф Илларион Николаевич Толстой и его жена Александра Александровна тоже были похоронены на церковной территории с юго-восточной стороны храма. Специальных раскопок на территории не проводили и их склеп пока не найден.
Сейчас около храма три могилы. У стены храма был обнаружен склеп с захоронением священника. По всей видимости, это Василий Стогов. Его останки были перезахоронены в этом же месте. Железный крест поставила прихожанка храма, у которой здесь похоронена мать, расстрелянная во время войны. Последняя могила принадлежит алтарнику храма Булатецкому Николаю Ивановичу, умершему несколько лет назад.

Под святым крестом
В 1999 году в день Апостола Андрея Первозванного над куполом храма был воздвигнут крест. К 2001 году храм уже был оштукатурен и снаружи и изнутри. Весь цикл реставрационных работ был сделан полностью и можно было бы начинать заниматься росписью. Но из-за впитавшейся в стены селитры начала отваливаться вся штукатурка. Ее пришлось полностью сбивать вместе с внешней частью кирпичной кладки и оштукатуривать все стены заново. После окончания работ незначительные пятна от злополучной селитры стали проявляться снова.
Вскоре после начала восстановления при храме открылась воскресная школа: храм предназначен для просвещения народа, а в том числе и детей. Общеобразовательная школа потеряла воспитательно-попечительскую функцию, а в воскресной школе ребят кормили обедом, они делали уроки, играли, занимались с воспитателями и даже образовали небольшую театральную студию.
Забота о возрождении духовных устоев сподвигла настоятеля храма на создание первой в районе православной общеобразовательной школы, которая, несмотря на препятствия со стороны местных официальных структур, по благословению Высокопреосвященнейшего Ювеналия, митрополита Крутицкого и Коломенского в 2002 году была открыта в маленьком флигеле Рождественской средней школы. Ныне продолжается строительство нового здания на месте дореволюционной школы, находившейся на территории прихода.
С 2001 по 2004 год при храме Рождества Христова издавалась первая в районе православная приходская газета «Одна семья». Исходя из просветительской задачи, в газете постоянно публиковались жития святых, задавались вопросы священнику, рассказывалось о храме Рождества Христова и жизни соседних приходов. Второй важной целью создания газеты было ознакомление всех, а главное родителей, с работой и принципами зарождающейся православной школы.
Спустя одиннадцать лет после начала восстановления храм начинает приобретать свой первозданный вид – полностью снаружи оштукатурен, окрашен в прежний красно-кирпичный цвет, окна облицованы рустами. Продолжаются работы и по восстановления интерьера.

[1] Цка – икона.
[2] Киот – особый украшенный шкафчик для икон.
[3] Десница – устаревшее название правой (десной) руки.
[4] Четверик – четырехугольное в плане сооружение или часть сооружения.
[5] Портик – ряд колонн, объединенных аттиком или фронтоном, помещенный перед фасадом здания.
[6] Фронтон – завершение фасада здания, портика, колоннады, ограниченное двумя скатами крыши по бокам и карнизом у основания.
[7] Филенка – выделенные тонкими профилированными рамками участки стены.
[8] Пилястра – плоский вертикальный выступ стены. Является преимущественно декоративным элементом, служащим для вертикального членения плоскости стены.
[9] Капитель – венчающая часть колонны или пилястра.
[10] Срачица – нижнее облачение престола – льняное покрывало, символически являющее плащаницу Иисуса Христа.
[11] Антиминс – плат с зашитыми частицами мощей христианских святых и надписанием епископа. Обычно четырехугольный, из шелковой или льняной материи.
[12] Штраба – канавка в бетоне или кирпиче для прокладки проводки или труб.

ПАРКОВЫЙ ГРОТ

Парковый грот[1] в усадьбе Рождествено – одно из немногих сооружений, сохранившихся на территории парка бывшей усадьбы. Он появился здесь в первой четверти XIX века при графе Иване Павловиче Кутайсове, когда переделывались или строились заново жилые и хозяйственные здания, возводилась усадебная церковь, перепланировался парк и устраивались разные затеи. Наиболее замечательной из них и стал грот.
«Грот исключительно интересен, – пишет искусствовед и историк архитектуры Владимир Васильевич Згура в статье «Усадьба Рождествено». – Он устроен в высоком обрыве и занимает сравнительно большую площадь. Средняя часть его выступает параллелепипедом с массивными колоннами на уклонах. Эти колонны, как и вся площадь стены, переложены прослойками из неправильной формы булыжника. На каждой стороне находится дверь во внутренние помещения со сводами, близкими к стрельчатому; сверху же стена оканчивается двумя полуциркульными арками, над которыми живописно раскинулась гуща кустарников. Спадающий обрыв под боком гротового выступа отделен нисходящей вогнутой стеной с углубленными, постепенно уменьшающимися арками. Рождественский грот, кажется, единственный сохранившийся пример такого типа в московской губернии».
От основного объема, перекрытого сомкнутым сводом из красного кирпича, отходят подпорные стенки лестниц. Наружные стены грота и подпорные стенки лестниц выполнены комбинированной кладкой: каждые два ряда кирпича перекрываются двумя рядами природного камня.
На фасаде центральной части грота и лестниц имеются четыре полуколонны. Их стволы выложены из тесаных белокаменных блоков высотой 18 см. Завершением грота является ровная площадка с цементной стяжкой, на которой по краю обрыва существует сооруженный в 1949 году парапет из четырех кирпичных столбиков и цементных побеленных балясин.
Северная лестница грота утрачена полностью, а южная носит следы перестроек, первоначальный вид ее утрачен. Лестничные марши выполнены из бетонных плит. Вокруг грота частично прослеживается старая планировка усадьбы. Отдельные деревья вокруг – довольно старые корабельные сосны. Внизу под склоном, на котором построен грот, находится пруд, образованный перекрытием ручья плотиной.
Описание дополняет председатель Общества изучения русской усадьбы Алексей Николаевич Греч, который в статье «Венок усадьбам» пишет: «Упавшие камни, ступеньки из плит, вросших в землю, стена, полуразрушенная, с нишами, трава и мох, вросшие в камень, молодые деревца — все это создает впечатление той романтической заброшенности, на которую, конечно, и рассчитывали устроители этой затеи, столь полюбившейся помещичьей России. Прошедшие десятилетия, в особенности же годы разрухи, придали этой нарочитой руине подлинный вид».
«Общее техническое состояние сооружения, – свидетельствует акт осмотра технического состояния памятника, – необходимо, признать аварийным: свод имеет утраты и значительные трещины. Визуальное обследование существующих конструкций позволяет сделать вывод, что техническое состояние фундаментов неудовлетворительное, что связано с общим неудовлетворительным состоянием всех конструкций. На это повлияли следующие факторы: деформация наружных и внутренних стен, центральной части и подпорных стен лестниц, длительное отсутствие отвода вод, разрушения от корневой системы кустарников и деревьев». В 1988 году трестом «Мособлстройреставрация» был составлен эскизный проект реставрации грота, собрана документация. Но с началом перестройки дальше дело и не продвинулось.
Обидно, что грот находится на территории дома отдыха «Снегири» Управления делами Президента РФ, где отдыхают люди государственные, на словах радеющие за уважение к истории Отечества, за сохранение национального достояния. А на деле – равнодушно взирающие на разрушение архитектурного памятника. Видно, и им не до таких «пустяков», если при их молчаливом согласии рушится памятник архитектуры федерального значения.
И грот продолжает разрушаться. В 2006 году обвалилась часть свода в северной части. Внутри грота лежит бетонная плита, попавшая внутрь через получившееся отверстие в своде, и, возможно, ставшая причиной разрушения. Непринятие мер по реставрации памятника в ближайшие годы приведет к полной его утрате.

[1] Грот – неглубокая искусственная пещера со сводчатым потолком и широким входом. Сооружалась в европейских парках в XVI-XVIII веках, в России с XVII века.

ГРАФ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ КУТАЙСОВ

Быстрый взлет
Александр Иванович Кутайсов родился в Петербурге 30 августа 1784 года. Рос и воспитывался в семье. На десятом году жизни по заведенной традиции мальчик был записан вицевахмистром в лейб-гвардии Конный полк, затем был произведен в вахмистры[1], а спустя два года – в сержанты лейб-гвардии Преображенского полка. Вместе с этим званием в тот же день он получил и звание капитана Великолуцкого пехотного полка с назначением обер-провиантмейстером в штаб генерал-поручика Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, командовавшего тогда войсками вдоль финляндской границы.
Такой быстрый взлет карьеры, видимо, объясняется тем, что отец Александра Ивановича, Иван Павлович имел огромное влияние при дворе императора Павла I. Таланта к этому делу у молодого офицера не было. Впоследствии он сам говаривал шутя: «Бог знает, куда повела бы меня судьба, но знаю, что я был бы самый ничтожный провиантский чиновник!»
Когда Александру исполнилось 15 лет (в этом возрасте молодые дворяне фактически начинали служить в армии) Александр Кутайсов был произведен в полковники с назначением в лейб-гвардии Артиллерийский батальон адъютантом инспектора всей артиллерии и командира артиллерийского батальона генерал-лейтенанта Алексея Андреевича Аракчеева. Перевод в артиллерию совершился не без влияния дяди юного Александра, брата его матери, полковника (позже – генерал-майора артиллерии) Дмитрия Петровича Резвого. Его примеру следовал в выборе жизненного пути Александр Иванович.
Прекрасно сознавая свои весьма слабые познания в военном деле, юноша все свободное время отдавал изучению артиллерийской науки и практики. Недюжинные способности позволили быстро освоить знания и стать достойным занимаемой должности при таком строгом и требовательном начальнике, каким был Аракчеев. Когда тот попал в опалу и был отстранен от должности, молодой Кутайсов оставался адъютантом у нового инспектора артиллерии генерала Василий Дмитриевича Корсакова.
Граф Александр Иванович Кутайсов был прекрасным теоретиком и практиком военного дела. С его содействием была создана первая в России комплексная система артиллерийского вооружения – производства, снабжения, ремонта, организации обучения и боевого применения артиллерии как рода войск. Разработкой ее занималась «Воинская комиссия для рассмотрения положения войск и устройства оных», куда вошел Александр Кутайсов и его дядя Дмитрий Резвой. Система эта получила название «Система 1805 года» или «Аракчеевская», по имени председателя комиссии.

Молодой военачальник
В июне 1803 года Александр Иванович перевелся во 2-й Артиллерийский полк, которым командовал его дядя, а в конце 1805 года принял участие австрийском походе. Правда, в бою под Аустерлицем он не участвовал. Боевое крещение Александра состоялось позже, 14 декабря 1806 года, в бою под Голимином (Южная Пруссия) уже в звании генерал-майора, которое он получил в сентябре того же года.
В первом же своем боевом деле Кутайсов показал умение быстро ориентироваться в обстановке, действовать умело и решительно. Подвиг в кровавой битве 27 января 1807 года на снежном поле при Прейсиш-Эйлау в Восточной Пруссии сделал двадцатидвухлетнего генерала известным всей России. Кутайсов предугадал скрытое движение неприятеля, перебросил на это направление свыше тридцати орудий и их огнем отбросил в лес корпус наполеоновского маршала Даву.
Побывав через два с половиною месяца на месте битвы у Прейсиш-Эйлау, Александр I, окруженный генералами, сказал Кутайсову: «Мое нижайшее почтение Вашему Сиятельству! Мое дело будет никогда не забывать Вашей услуги». И император не забыл. За находчивость и решительные действия, спасшие русскую армию от разгрома при Прейсиш-Эйлау, генерал-майор граф Кутайсов был удостоен ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия III класса, минуя IV. Так награждали до него только Суворова.
Георгиевский крест на шею стал вторым орденом Кутайсова – первым был орден Святого Иоанна Иерусалимского, полученный еще от Павла I. А солдаты стали говорить после сражения у Прейсиш-Эйлау: «С Кутайсовым не пропадешь!» Встретив отца молодого генерала, Александр I сказал: «Ваш сын делает честь русской армии, и армия его любит».
Выдающуюся распорядительность молодой военачальник проявил и в сражении под Фридландом. Благодаря ему русская артиллерия была спасена при весьма тяжелых обстоятельствах отступления через реку и город. Наградой его храбрости и распорядительности в этом проигранном русскими сражении стала шпага с украшенной алмазами рукоятью и гравированной надписью «За храбрость».

Заграничная поездка
В 1810 году Кутайсов получил длительный отпуск для поездки за границу. За полгода пребывания в Вене Александр Иванович научился свободно говорить и писать по-турецки и по-арабски. Теперь он владел шестью языками, в том числе четырьмя европейскими – французским, немецким, английским и итальянским.
Из Вены Кутайсов перебрался в Париж, где усиленно занялся изучением математики, архитектуры, фортификации и артиллерии, особенно баллистики. Кутайсов обладал поразительной усидчивостью и работоспособностью. Он был живым воплощением неоднократно повторяемого им самим его жизненного правила: «Надобно спешить учиться, а то придет старость, а там и смерть!»
«Он ни минуты не проводил праздно, – вспоминал генерал-лейтенант, а впоследствии военный историк Александр Иванович Михайловский-Данилевский, – от раннего утра до ночи был в беспрерывных занятиях не одним каким-либо предметом. Вокруг постели его всегда стояло до десяти довольно больших табуретов, вроде столов. На одном чертил он что-либо из фортификации, артиллерии, архитектуры, на другом переводил, на третьем писал артиллерийские записки, на четвертом рисовал, на пятом лежала доска с грифелем для математических выкладок, на шестом скрипка и ноты, на седьмом стихи, на восьмом какое-нибудь сочинение в прозе и так далее».
Утренние теоретические занятия у него сменялись вечерними беседами о военных действиях, преимущественно об использовании артиллерии в прошедших боях, которые Кутайсов вел с французскими генералами и офицерами, стараясь максимально учесть информацию о практике боевого применения артиллерии недавнего противника.
Летом 1811 года Кутайсов вернулся в Петербург и активно включился в работу «Комиссии по составлению военных уставов и положений» под руководством военного министра, генерала от инфантерии[2] Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. Немало сил, знаний и боевого опыта вложил Кутайсов в составление глав и параграфов, посвященных артиллерийскому управлению.

Первый устав артиллерии
С февраля 1812 года Кутайсова назначили начальником артиллерии 1-й Западной армии. Россия усиленно готовилась к предстоящей войне. Готовился и Кутайсов. Он знал, что армии необходим единый руководящий документ по комплексному использованию артиллерии в различных условиях боя. И Кутайсов взялся за его составление. Ему пригодился и собственный боевой опыт, и опыт зарубежной артиллерийской науки, рекомендации товарищей по оружию, часть из которых публиковалась в «Артиллерийском журнале».
Работу Кутайсов завершил перед самым началом Отечественной войны 1812 года. Фактически он разработал первый боевой устав полевой артиллерии «Общие правила для артиллерии в полевом сражении». После Высочайшего утверждения это документ был доведен до офицеров всех артиллерийских рот.
Во вступлении к «Общим правилам» содержалась не потерявшая своего значения характеристика «исправного» офицера, то есть офицера, знающего возможности своего вооружения, которым ему придется воевать. К сожалению, «Общие правила» поступили в войска в начале Отечественной войны 1812 года и осваивались артиллерией в ходе военных действий. Это, безусловно, отрицательно сказалось на их введении, ибо все новое всегда внедряется с трудом и к нему сложнее и дольше привыкают.
Весной 1812 года к западным границам Российской Империи начали стягиваться войска. В Прибалтике сосредоточилась 1-я Западная армия под командованием Барклая-де-Толли, штаб которой разместился в Вильно. При ней находился и император Александр I. Жил в Вильно и Кутайсов.

Отвага молодости брала верх
С началом военных действий Кутайсов был частым гостем в арьергарде[3], ведь русские войска отступали вглубь страны, отбиваясь от наседающего противника. В ожесточенном бою 23 июня Кутайсов командовал российской артиллерией, о чем главнокомандующий армией доложил императору на следующий день: «Неприятель начал весьма решительно наступать и действовать сильно артиллериею, но конною нашею артиллериею под начальством генерал-майора графа Кутайсова на всех пунктах был остановлен и напоследок принужден к отступлению».
В тот же день Барклай-де-Толли направил письменное указание Кутайсову: «Зная воинские достоинства Вашего сиятельства, поручаю Вам командование арьергардом вверенной мне армии, к коему извольте немедленно отправиться и принять над оным начальство». Поручая Кутайсову временное командование арьергардом, Барклай де Толли не освобождал его от обязанностей начальника артиллерии всей армии.
Пять суток арьергард Кутайсова в упорных боях сдерживал наседавшего неприятеля. Однако Кутайсов не слепо исполнял указания вышестоящих начальников, а проявлял при этом разумную инициативу и самостоятельность, исходя из сложившейся ситуации. Будучи скрупулезным и математически точным в решении поставленных задач, Кутайсов не стеснялся указывать на ошибки, допускаемые в направлявшихся ему распоряжениях.
Позже последовал приказ главнокомандующего 1-й Западной армией: «Господин Главнокомандующий изъявляет свою признательность артиллерии господину генерал-майору графу Кутайсову за усердие его и отличный порядок, который наблюдался во время командования его арьергардом». Однако отвага молодости брала верх над рассудком и над регламентами. Кутайсов по-прежнему предпочитал находиться там, где была наибольшая опасность, а не при штабе главнокомандующего.

Кутайсов был всюду
14 июля Кутайсов снова оказался в арьергарде в бою при селе Какувячине близ города Витебска и был ранен в ногу. О том, как это произошло, поведал в своих воспоминаниях отставной генерал-майор Николай Андреевич Дивов, состоявший ординарцем[4] Кутайсова: «Около полудня граф А.И. Кутайсов приказал седлать лошадей и отправился на место, где была сильная ружейная перестрелка. Не прошло и получаса, как граф сказал мне, что он пулей ранен в правую ногу. На другой день граф, несмотря на то, что накануне получил рану, был верхом все время, пока отступали войска».
Осматривал и перевязывал рану Кутайсова лейб-медик Яков Васильевич Виллие, которого Кутайсов просил никому не говорить о ранении. Но слишком много было тому свидетелей. А за несколько дней до этого Кутайсов был в числе тех, кто уговаривал Виллие, состоявшего при императоре, не покидать армию и возглавить ее медицинскую службу. Он был уверен, что Виллие справится. Ведь еще в 1799 году он удачно прооперировал отца генерала и по его ходатайству был назначен лейб-хирургом императора.
Кутайсов, казалось, был всюду, хладнокровно распоряжаясь действиями артиллерии. Он успешно и умело поддерживал артиллерийским огнем отражение атак французов. Адъютант генерала Ермолова Павел Христофорович Граббе вспоминал: «Второй день обороны Смоленска. Ожесточенный бой в районе Молоховских ворот. Я поехал с графом Кутайсовым к Никольским воротам. Подъезжая к ним, мы встретили полки Неверовского в поспешном отступлении в город. Граф Кутайсов стал останавливать отступающих, как вдруг подскакал к нам из ворот генерал с неустрашимым негодованием на лице, с ругательством на отступающих и, завидев Кутайсова, громко спросил: «Кто здесь мешается не в свое дело?» Граф Кутайсов гордо поднял свою прекрасную голову: «Я граф Кутайсов, начальник артиллерии, и мое место везде». Они молча, с уважением взглянули, кажется впервые, друг на друга. Полки опять пошли вперед».
«Армии наши оставили залитый кровью и объятый пламенем пожара Смоленск, взяв из него, к утешению страдавших от скорби душ, образ Смоленской Приснодевы, – вспоминали очевидцы, – выхваченный из огня, объявшего уже город, генералом графом Кутайсовым с артиллеристами батарейной роты полковника Глухова». Важно отметить причастность православного христианина Кутайсова к спасению одной из самых больших православных святынь – образа Смоленской Божией Матери Одигитрии.
В середине августа русские войска остановились в районе Вязьмы. «Я зашел к графу Кутайсову под вечер, – вспоминал Граббе. – Он сидел при одной свечке, задумчивый, грустный: разговор неодолимо отзывался унынием. Перед ним лежал Оссиан[5] в переводе Кострова. Он стал громко читать песнь Картона[6]. Приятный его голос, дар чтения, грустное содержание песни, созвучное настроению душ наших, приковали мой слух и взгляд к нему. Я будто предчувствовал, что слышу последнюю песнь лебедя».
Через несколько дней в армию прибыл новый главнокомандующий, генерал от инфантерии светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Встретив Кутайсова, он расспросил его о состоянии артиллерии и парков, и попросил не вдаваться излишне в опасности, помнить об ответственности, возлагаемой на него должностью начальника артиллерии.
Каждый день отхода армии до Бородина Кутайсов напряженно работал, готовя артиллерию к генеральному сражению. Когда же позиция была выбрана и определено общее размещение войск на ней для предстоящего сражения, Кутайсов лично проверил расположение каждой артиллерийской роты, огневую позицию каждой батареи, уточнял секторы обстрела, добиваясь перекрытия огнем всего пространства. Его стараниями был создан сильный и мобильный артиллерийский резерв, каждое орудие было обеспечено оптимальным возимым боекомплектом выстрелов.

Голос судьбы
О том, как провел свой последний в жизни вечер 25 августа граф Александр Иванович Кутайсов, подробно рассказал поручик 17-й артиллерийской бригады Николай Любенков: «Незабвенный граф Кутайсов, храбрый, просвещенный генерал, подававший великие надежды Отечеству, внушавший полное к себе уважение благородным характером, мужеством, бывший отцом своих подчиненных, накануне сражения приехал осматривать к нам линию артиллерии на всей позиции, занимаемой армиею, входил в прения с офицерами о выгодах местного положения для артиллерии, позволял оспоривать себя, наблюдал проницательно, спрашивал о причинах, заставивших каждого из нас поставить так или иначе свои орудия, и соглашался, если мы были правы.
Так, видя одно из моих орудий в ущелии: «Вы его превосходно поставили, – сказал он, – прислуга закрыта от огня неприятеля, и оно может действовать на довольно обширном пространстве, но эти два вы слишком открыли неприятелю». Я объяснил ему, что они стали на гребень отвесной горы и, действуя на произвольном пространстве, оставаясь на виду, не могут служить метой неприятелю, ибо выстрелы слишком должны быть счастливы. – «Ваша правда, – сказал он, подъезжая ближе к ним, – я этого еще не замечал, и я бы не избрал лучших мест».
Тут он соскочил с лошади, сел на ковер и пил с нами чай из черного обгорелого чайника. – «Я сегодня еще не обедал», – сказал он. Так дружески прощался с нами Кутайсов на закате прекрасной своей жизни; он объяснил нам значение следующего дня, вскочил на лошадь и помчался. Мы следили долго этого любимого нами человека, и кто знал, что в последний раз».
Еще со времени появления полковой артиллерии, потеря орудия считалась таким же бесчестьем, как и потеря знамени. И все же, накануне Бородинского сражения, после немалых раздумий, Кутайсов пишет по-французски распоряжение, которое заканчивалось словами: «Артиллерия должна жертвовать собою; пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор, и батарея, которая таким образом будет взята, нанесет неприятелю вред, вполне искупающий потерю орудий».
«Уверяют, – писал генерал-лейтенант Модест Иванович Богданович, – что ввечеру, накануне Бородинского сражения, Кутайсов, беседуя с несколькими избранными друзьями, сказал: «Желал бы я знать кто-то из нас завтра останется в живых?» Ответ на этот вопрос находится в записках генерал-лейтенанта Дениса Васильевича Давыдова: «Кутайсов был поражен словами Ермолова, случайно сказавшего ему: «Мне кажется, что завтра тебя убьют». Будучи чрезвычайно впечатлителен от природы, ему в этих словах неизвестно почему послышался голос судьбы». Слова эти оказались пророческими.

Пресеклась жизнь его
С начала Бородинского сражения «искусный, бесстрашный начальник артиллерии хладнокровно переезжал с одной батареи на другую, – писал Михайловский-Данилевский. – Несколько раз во время сражения призывал его к себе Кутузов и разговаривал с ним о ходе битвы». А когда главнокомандующий предложил ему усилить артиллерию в боевых порядках войск резервными орудиями, «Кутайсов до такой степени был уверен в возможности удержать за нами поле сражения, что сказал Кутузову: «Я не вижу необходимости посылать за резервною артиллериею».
Когда бой усилился, командный пункт от деревни Горки переместился ближе к центру. «Кутайсов стоял перед одною артиллерийскою ротою, – рассказывали очевидцы, – когда просвистело ядро и несколько артиллеристов наклонили головы. «Стыдно, ребята, кланяться», – громко сказал Кутайсов; в это время над его головою пролетело другое ядро и он сам ему поклонился. «Это не в счет, – улыбаясь, продолжал Кутайсов, – это мое знакомое, его при мне отливали».
О том, что же произошло с Кутайсовым в «священный День Бородина» рассказал в своих мемуарах Алексей Петрович Ермолов: «Кутузов запретил мне от него отлучаться, равно как и Кутайсову, который на него за это и досадовал, ибо отличная храбрость уже влекла его в средину опасности. Когда послан я был во 2-ю армию, граф Кутайсов желал непременно быть со мною. Проезжая недалеко от высоты Раевского, я увидел, что она уже была во власти неприятеля. Три конные роты артиллерии облегчили мне доступ к высоте, которую я взял в десять минут. Граф Кутайсов, бывший со мною вместе, подходя к батарее, отделился вправо, и встретив там часть пехоты нашей, повел ее на неприятеля. Пехота сия была обращена в бегство, и граф Кутайсов не возвратился. Вскоре прибежала его лошадь, и окровавленное седло заставило предполагать о его смерти. На другой день офицер, принявший его упадающего с лошади уже без дыхания, доставил мне ордена и саблю, которые отправил я к родному его брату».
Историки считают, что Кутайсов был убит ядром, поразившим его в шею и грудь. Бывшие рядом солдаты не смогли вынести тело Кутайсова, так как нахлынули французы, но успели только снять с его мундира орденские знаки.
«В лета цветущей молодости, – писал с горестью Ермолов, – среди блистательного служения, занимая важное место, пресеклась жизнь его. Не одним ближним горестна потеря его: одаренный полезными способностями, мог он в последствии оказать отечеству великие услуги. Вечным будет сожаление мое, что он не внял убеждениям моим возвратиться к своему месту, и если бы не желание непременное быть со мною, быть может, не пал он бесполезною жертвою».

Время стерло зависть
Вскоре весть о Бородинском сражении пришла в Петербург. Сначала доложили, что Кутайсов пропал и полагали о взятии его в плен. Как хотелось родным и близким надеяться на это, но судьбе было угодно распорядиться иначе. Безутешные родители отпели его заочно в еще недостроенном храме в усадьбе Рождествено.
А 24 сентября 1812 года, когда пропали последние надежды на то, что Александр Кутайсов в плену, Михаил Илларионович Кутузов написал безутешному отцу, которого знал не один год, проникновенные строки истинного сострадания: «Милостивый государь мой граф Иван Павлович, несколько дней уже прошло, как получить я имел честь письмо Вашего сиятельства и доселе не смел приняться за перо, дабы не быть первым горестным вестником родительскому Вашему сердцу. Если общее участие, приемлемое всею армиею, в значительной потере, сделанной его на поле чести, достойного сына Вашего может усладить хотя несколько живую скорбь Вашу, то примите, Ваше сиятельство, уверение в таковой же чувствах имеющего быть с отличным почтением Вашего сиятельства вечно скорбным слугой князь Михайла Г.-Кутузов».
Жизнь брала свое, но память оставалась, и в официальных документах, письмах и воспоминаниях еще частенько упоминалось о Кутайсове. Объяснения же, что в официальных рапортах и докладах военачальников о Бородинском сражении ничего не сказано о гибели Кутайсова, напрашиваются сами собой: с Кутайсовым считались, его уважали за образованность и смелость, но его не любили, ему завидовали, считая выскочкой, чья карьера была обеспечена его отцом – фаворитом императора Павла I. Нелюбовь к отцу перешла и на сына.
Однако время стерло зависть и недоброжелательство. И, несмотря на то, что в воспоминаниях современников Александра Кутайсова можно найти незаслуженно мало упоминаний о нем, след, оставленный незаурядным и храбрым юношей, сохранился в истории отечества. Дошедшие до нашего времени фрагменты семейной переписки Кутайсовых представляют Александра Ивановича человеком за¬ботливым и внимательным. Деловая же его переписка и свидетельства современников дорисовывают портрет генерала как военачальника, непрестанно ходатайствующего о своих подчиненных офицерах и солдатах.
О последствиях гибели Кутайсова писал Михайловский-Данилевский со ссылкой на Кутузова: «Невознаградимою потерею была смерть графа Кутайсова. Она имела важные последствия на весь ход сражения, лишив 1-ю армию начальника артиллерии в такой битве, где преимущественно действовали орудия. Когда впоследствии заходила речь о Бородинском сражении, князь Кутузов обыкновенно говаривал, что если не одержан полный успех, на какой, по своим соображениям, мог он надеяться, тому причиною была смерть Кутайсова».
Даже известный литератор Филипп Филиппович Вигель, считавший старшего Кутайсова «глупым невеждой» и «холопом» Павла I, оставил целый панегирик[7] его сыну: «Все то, что может льстить только тщеславию, все то, что может жестоко оскорбить самолюбие, все то испытал Кутайсов почти в ребячестве. После перемены царствования всякий почитал обязанностью лягнуть падшего фаворита, который поспешил удалиться за границу, а жену и детей оставил в Петербурге на жертву ненависти и презрения. Однако же на спокойное, благородное и прекрасное лицо меньшего его сына ни один дерзкий взгляд не смел подняться.
Подчиненные обожали Кутайсова. Я бы назвал его чрезвычайно искусным, если бы не знал, что в этом человеке все было натуральное; все глядели ему в глаза, чтобы предугадать его желания, и он казался старшим братом между меньшими, которые любят и боятся его: в нем была какая-то магия. Вокруг Кутайсова было все так живо, так весело и вместе с тем так пристойно, как он сам; молодые дамы могли бы, не краснея, находиться в его военном обществе. Вскоре потом умер он героем, как умереть ему надлежало. Спасибо Жуковскому, что он в прекрасных стихах сохранил память о столь прекрасном существовании: без него простыл бы и след такого диковинного человека».
Тело героя не было найдено, его могилой стала священная Бородинская земля, но имя Кутайсова украшает Георгиевский зал Большого кремлевского дворца, главный памятник Бородинского поля, обелиск Бородинского моста, фасад Музея-панорамы «Бородинская битва», памятные доски храма Христа Спасителя, а скульптурное изображение по праву занимает достойное место среди портретов лучших военачальников Российской Императорской армии на памятнике «Славным сынам народа», что на Кутузовском проспекте Москвы. Художники же оставили всего два известных сегодня портрета графа Александра Ивановича Кутайсова, один из которых, выполненный английским художником Джорджем Доу, – «среди начальников народных наших сил» в Военной галерее Зимнего дворца.
В Рождествене, на территории бывшей усадьбы Кутайсовых, где рос Александр Иванович и откуда уезжал на войну, в июне 2003 года установлен его бюст работы скульптора Дениса Петрова.

Неоконченный роман
В армии известно было и о любви младшего Кутайсова и княжны Анастасии Борисовны Мещерской, дочери владелицы соседнего с Рождествено села Аносино. Они еще в детстве были просватаны друг другу и оба желали этого брака.
В знаменитой оде «Певец во стане русских воинов», написанной в сентябре 1812 года, во время пребывания русской армии в Тарутинском лагере Василий Андреевич Жуковский посвятил молодым людям трогательные строки:

А ты, Кутайсов, вождь младой...
 Где прелести? где младость?
Увы! он видом и душой
 Прекрасен был, как радость;
В броне ли, грозный, выступал –
 Бросали смерть перуны;
Во струны ль арфы ударял –
 Одушевлялись струны...
О горе! верный конь бежит
 Окровавлен из боя;
На нем его разбитый щит...
 И нет на нем героя.

И где же твой, о витязь, прах?
 Какою взят могилой?..
Пойдет прекрасная в слезах
 Искать, где пепел милой...
Там чище ранняя роса,
 Там зелень ароматней,
И сладостней цветов краса,
 И светлый день приятней,
И тихий дух твой прилетит
 Из таинственной сени;
И трепет сердца возвестит
 Ей близость дружней тени.

[1] Вахмистр – воинское звание унтер-офицерского состава кавалерии и артиллерии.
[2] Инфантерия – устарелое название пехотных войск.
[3] Арьергард – силы прикрытия? выделяемые от частей сухопутных войск при отходе. При отходе задача арьергарда – задержать наступающего противника, выиграть время, необходимое для отрыва главных сил, обеспечить их организованный отход и занятие назначенного рубежа.
[4] Ординарец – конный посыльный при штабе или командире.
[5] Осииан – легендарный герой кельтского народного эпоса, живший в III веке.
[6] Картон – вождь британцев, юным погибший на войне.
[7] Панегирик – литературный жанр, представляющий собой речь, написанную по случаю смерти.

ЧАСТЬ 3. РОЖДЕСТВЕНО В XX ВЕКА

ДЕРЕВЕНСКАЯ ЖИЗНЬ

Улица вдоль ручья
В XIX веке Рождествено представляло собой небольшое сельцо, тянувшееся вдоль оврага, по дну которого протекал ручей. Дома стояли в два ряда – окнами на запад и восток. К северу от церкви – в «заулке» – селились люди, пришедшие из других деревень. Строили они дома друг от друга далеко, поэтому улицу и называли Разбегаихой (позже она получила название 9-ой Гвардейской дивизии).
В центре Рождествена земля на огородах темная: крестьяне держали много скота, так что навоза для удобрения не жалели. А на окраинах земли глинистые, особенно с северной стороны, на горе «Кукуевке», где селились бедняки. Местный старожил Григорий Иванович Шаров, ссылаясь на воспоминания своего деда, всю жизнь прожившего в Рождествене, рассказывал, что село стало большим благодаря переселенцам из окрестных деревень – Захарково, Михайловки и других. В начале XX века кроме основной улицы и «заулка», к югу от церкви появился «пришпект» (ныне улица Советская), который начал интенсивно заселяться во времена НЭПа[1], когда и деньги имелись, и лес давали на строительство.
Вокруг Рождествена и других деревень, входящих в поместье Толстых, были богатые леса с густым подлеском[2], где водились зайцы, волки, кабаны, барсуки, лоси. Особенно много было лис. Об этом свидетельствует «зоологическая тема», сохранившаяся в местной топонимике: место, где сейчас находится четвертый корпус дома отдыха «Снегири», называли «Лисятки», а поле за кладбищем – «Лисьи перебеги».

До первых петухов…
Землю рождественские крестьяне делили на каждую семью. У кого больше едоков, у того и больше земли. На начало сева, сенокос, жатву, навозницу, заготовку дров ходили все вместе. Сообща заготавливали и дрова зимой. А прежде чем начать какое дело, шли на сходку и обсуждали: когда скотину выгонять, когда выезжать пахать, где и что сеять. Сеяли строго по полям: одно поле под зерновые, другое – под картофель, третье – под озимые. Крестьяне строго соблюдали севооборот.
На собраниях же и договаривались о найме приезжих пастухов. Чаще всего приезжали они из поселка Оленино Тверской области. Пастух должен был обязательно уметь играть на рожке. Платили ему с коровы. Телка считалась за полкоровы, а овца – за одну ногу. Четыре овцы при оплате приравнивались к одной корове. Сразу же выбирали и уполномоченного, который собирал деньги за пастьбу скота и рассчитывался с пастухом.
Крестьяне всем миром содержали быка для стада. Он обычно содержался на дворе у того, кто брался за ним ухаживать. Быка покупали от хорошей породистой коровы и держали 3-4 года. Каждый, у кого была хотя бы одна корова, обязан был отнести во двор, где держали быка, определенное количество сена и заплатить денег, сколько положено.
Летом в назначенный день собирались по одному человеку с каждого двора и ходили на луга – косить. Шли мужики, а если мужика не было в доме, шла хозяйка, парень или девушка. Траву косили сообща: становились друг за другом и шли вал за валом. Впереди – сильные косцы, с хорошей косой и с широким захватом, а следом располагались по силам. После покоса траву подсушивали, складывали в копны и делили на каждый дом. В хорошую погоду сено сушили на месте.
В конце июля начиналась жатва. В хорошую погоду к этому времени поспевали озимые хлеба: рожь и пшеница. К жатве готовили серпы и всем миром чинили дороги, чтобы воз не упал. Жать хлеб девчонок приучали с малых лет. Серпом захватывали колосья, чтобы уместилось в горсть, захватывали горстью и резали солому серпом. При этом женщина нагибалась, а потом разгибалась и сжатую рожь клала на землю. И так горсть за горстью клала в кучку, пока не наберется на целый сноп[3]. Колосья с зерном должны были отлежаться на солнце, чтобы легче вымолачивалось зерно.
После того, как сожнут поле, снопы возили к дому на гумно[4]. Раскладывали сноп на сноп колосьями поверху. Потом сноп молотили, а затем выбивали зерно березовыми иди дубовыми палками. Иной раз разложенные снопы молотили цепом[5]. К вечеру все намолоченное зерно собирали и провеивали на ветру, затем сушили и убирали в амбар.
Деревня жила и днем и ночью. Летом молодежь гуляла ночи напролет – до первых петухов. А как только замолкнут петухи, загремят в домах дверные запоры, заскрипят калитки и двери, застучат хозяйки ведрами. Надо идти доить корову: скоро пастух пойдет скотину с дворов собирать, да на пастбище выгонять. А если какая хозяйка проспит, пастух будет хлопать у дома кнутом, пока корова не выйдет со двора. Мужики или подростки в это же время, забрав лошадь из стада, отправлялись в поле.
Так деревня жила от отмены крепостного права до революции, когда землю пахали сохой. Уже в начале 1920-х годов уполномоченные заставляли крестьян покупать новый железный плуг. Сохой только распахивали поле под картошку.

Тепло русской печи
Чтобы зимой картошка в подполе не замерзала, и в доме было теплее, на зиму делали вокруг дома завалинку. В полуметре от стены набивали колья, к которым прислоняли доски или слеги[6]. Затем пространство засыпали землей, предварительно поставив ржаную солому к стене, чтобы она не гнила. Весной завалинку разбирали, землю от стены откидывали на то место, где брали.
На зиму вставляли вторые рамы, которые с весны до поздней осени стояли на чердаке. Пазы между рамами затыкали ватой или паклей, а потом оклеивали полосками бумаги. Когда становилось в доме совсем холодно, ставили железную печку. От нее под потолком тянулись трубы до трубы русской печи. Специально для этого было отверстие.
Большую русскую печь топили ежедневно с утра и зимой, и летом. В ней варили пищу на целый день. Она тепло держала до следующего утра. На печке сушили зерно, просеивали его на решете, ссыпали в чистые мешки и готовили везти в Зеленково на мельницу. Зимой спали кто на печке, кто на полатях, кто на полу на матрасах, набитых свежей овсяной соломой. Если дети заболевали, клали их на лавку под иконы. Кровать в доме была только одна – для хозяина с хозяйкой, а народу в семьях человек по шесть, а то и больше.
Старожилы вспоминали: «Летом и зимой для растопки печи приносили с улицы хворост. Хворост готовили с лета, а там обязательно прятался сверчок. Залезет, бывало, в щель, оттуда его ничем не выведешь. Бывало, гоняли его кипятком, он замолкал. Ну, думаешь, все, а он опять запел. Тараканов зимой морозили. Картошку в подполе накрывали, чем попало, все в доме одевались, печку не топили, все двери открывали. Может быть, тараканы и замерзали, только не все, потому что проходило время, и рыжие усачи снова появлялись».
Основной едой был хлеб домашней выпечки. Специально для теста в каждом доме была кадочка, где оставляли горсть теста на закваску. «Чтобы испечь хлеб, – вспоминали старожилы, – хозяйка начинала месить тесто с вечера и ставила кадушку в теплое место. Утром топила печь хорошими дровами и раскладывала тесто по формам. А как только печь протапливалась, угли сгребала в один угол и ставила в нее формы с тестом. Время от времени смотрела, чтобы хлеб не подгорел. Когда он был готов, вытаскивала из печи, вываливала на стол и накрывала чистым полотенцем».
Хотя дел по дому было много, но находили время, чтобы выйти вечером погулять. Ребятня, конечно, бедокурила. Летом лазили по чужим огородам по огурцы, рвали в соседских садах яблоки. Еще была привычка заглядывать в чужие окна, чтоб узнать, кто вечером что делает. В Рождествене молодежь постарше ходила гулять в березовый лес против деревни Ленино. Местность это так и прозвали в народе – «Гульцово».
Старожилы вспоминали, как летом ходили по деревням стекольщики, жестянщики, лудильщики шарманщики. Останавливался шарманщик где-нибудь в деревне, и сразу вокруг него собирался народ. Он крутил ручку, приделанную к ящику, и лилась музыка. А вот портные и башмачники в каждой деревне были свои.

Чай вприкуску
Во время НЭПа и сахар был в магазинах, и чай. Сахар тогда продавали колотый, большими кусками, а в каждом доме были специальные щипцы. «Бывало, – вспоминали старожилы, – отец наколет щипцами и выделит по кусочку сахара. Пили вприкуску, кусая каждый от своего куска».
Чай пили из медного самовара. Чем богаче была семья, тем дороже покупали самовар – красивой формы, с завитушками. К праздникам самовар чистили или мелом или золой, чтобы блестел. В него даже можно было глядеться, как в зеркало. Не случайно говорили: «Блестишь, как начищенный самовар».
Чай пили из блюдца. Наливали горячий чай в чашку, а из нее – в блюдце. «Были у нас, – вспоминали старожилы, – любители «чаи гонять». Летом, бывало, сидели у открытого окна и пили чай».
Как ягоды поспевали, пили чай с земляникой, со смородиной, с вишней. У кого корова была – то и с молоком. Молоко ставили в глиняном горшке в гарнушку[7]. Оно долго стояло, томилось, а когда вытаскивали, было коричневым. Топленое молоко разливали в чай по одной-две деревянных ложки.
Утром рано каждая хозяйка затапливала русскую печь и готовила завтрак, обед и ужин. Как только угли нагорали, их нагребали и клали в самовар, предварительно налив в него воды. Ставили трубу в специальную отдушину, и самовар закипал. Когда протапливалась печь, сразу нагребали в чугунок углей и закрывали плотной крышкой. Этими углями ставили самовар в обед и вечером. Если хозяйка какая забывала налить в самовар воды, он распаивался и начинал течь. Поэтому по деревне ходили лудильщики – чинили самовары.
В 1920-е годы в Рождествено было две чайные: у Чижковых и Жеребцовых, к которым мастеровые ходили по вечерам пить чай. Заходили в чайные и днем, особенно по праздникам, после службы: ведь рядом была церковь.
В Истре, на площади в доме, где теперь сберкасса, был Дом крестьянина. Старожилы вспоминали: «Всегда люди туда ходили пить чай, а в базарные дни не протолкнешься. Заказывали пару чая: один чайник поменьше – заварной, другой большой с кипятком и пили, кому сколько влезет. Кипяток можно было доливать бесплатно».

На работу в Москву
В 1901 году параллельно тракту Москва-Волоколамск была проложена железнодорожная магистраль Москва-Виндава со стратегической целью к западной границе. Это намного упростило сельским жителям дорогу в Москву. Ведь многие до этого обходились без Москвы, лишь изредка ездили туда на лошадях. Мануфактуру и прочие промышленные товары покупали на ярмарке в Воскресенске (нынешняя Истра) или в Павловской слободе.
Поезда по железной дороге ходили редко и маломощные. Ехать до Виндавского вокзала нужно было более двух часов. Крюковские жители рассказывали, что им ближе было идти не на станцию Снегири, а лесом напрямую к железной дороге. Там они мазали салом рельсы на подъеме, поезд буксовал и останавливался. Они садились в поезд, машинист сыпал из специального приспособления песок на рельсы и только после этого поезд набирал скорость и шел дальше.
В начале XX века железная дорога сыграла большую роль в развитии ремесла в деревне. С постройкой железной дороги развивалась связь периферии с Москвой. Крестьяне стали отдавать детей в Москву для обучения ремеслам. Кое-кто из предприимчивых ремесленников выходили в мастера и организовывали у себя в деревне свои мастерские, нанимая неимущих ремесленников и учеников, наживая богатство. Стало широко распространяться надомничество. В Рождествене и Жевневе развивалось башмачное ремесло. Почти что в каждом доме были башмачники. Шили в основном фасонную обувь. А вот в деревнях Крюково, Ламоново и Лужки были портные, башмачники – редко.
С открытием в 1913 году Гучковской текстильной фабрики многие жители окрестных деревень устроились работать на производство. Фабрика была построена на земле, купленной у московского купца Константина Ивановича Гучкова, а сам купец стал владельцем земель, прилегающих к сельцу Дедово, незадолго до этого купив их у владельца села Рождествено Иллариона Николаевича Толстого.
После революции трудно было устроиться на работу. Тем более – человеку из деревни. Годами люди стояли в очереди на бирже труда. Но в 1928 году был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства СССР, начался курс на индустриализацию страны. Вокруг Москвы стали быстрыми темпами строиться фабрики и заводы.
С развитием фабрик и заводов, а также кооперированием кустарей и раскулачиванием мастеровых кустарное ремесло быстро стало глохнуть. В Рождествено была организована артель по пошиву обуви, которую позже перевели в Истру, а после войны – в Дедовск. На ее основе образовалась Дедовская обувная фабрика. В Крюкове из кустарей-надомников организовали портновскую артель, которая потом распалась.
В начале 1930-х годов открылась Тушинская трикотажная фабрика. Поскольку в то время в колхозах в связи с коллективизацией был излишек рабочей силы, многие сельские девчонки из Рождествена и Жевнева, из Дедовска и Снегирей, Истры, а также из-под Волоколамска и Шаховской пошли туда работать. Парням тоже там нашлась работа: кто мастером устроился, кто помощником мастера, кто смазчиком, кто грузчиком. Потом неподалеку начали работу четыре больших авиационных завода. Ребята стали уходить туда: там профессии были попрестижней: токарь, слесарь, фрезеровщик, да и заработке выше, чем на фабрике. Но началась проблема с поездами. Со станции «Трикотажная» в нашу сторону на железной дороге небольшой подъем, и паровозы часто не могли никак вагоны с места стронуть. Народ битком заполнял вагоны, тамбуры, площадки между вагонами, даже залезали на крышу. А паровоз ни с места!
Впрочем, эта проблема вскоре была решена. Страна из аграрной потихоньку превращалась в индустриальную. Тысячи и тысячи людей из подмосковных деревень стали ездить по железной дороге на работу и Москву. Это явление получило массовый характер. По сути дела с тех пор стал потихоньку меняться уклад жизни патриархальной деревни.

[1] Новая экономическая политика (НЭП) – экономическая политика, проводившаяся в Советской России начиная с 1921 года. Имела целью восстановление народного хозяйства.
[2] Подлесок – группа растений в лесу, произрастающих в тени деревьев. Состоит из кустарников и низких деревьев, которые никогда не вырастают до высоты основного древостоя.
[3] Сноп – связка сельскохозяйственных растений.
[4] Гумно – расчищенный, часто огороженный, участок земли, на котором в единоличных крестьянских хозяйствах складывали сжатый хлеб, проводили его обмолот, а также обработку зерна.
[5] Цеп – примитивное орудие для обмолота, состоящее из 2 подвижно связанных концами палок: более длинная рукоятка и более короткая, ударяющая по злакам.
[6] Слега – длинная толстая жердь, брус.
[7] Гарнушка – жароток в печи.

КОЛХОЗ «ПЛАМЯ»

Новая власть
Советскую власть в селе Рождествено в декабре 1917 года устанавливала Дедовская партийная организация. Одним из первых председателей сельского совета был Александр Федорович Чижков, а потом – Петр Иванович Зайцев. Коллективизацию[1] в Рождествене проводила также Дедовская партийная организация совместно с Рождественской партийной ячейкой и комсомольцами.
По данным 1924 года в селе числилось 140 крестьянских хозяйств, в которых проживали 340 мужчин и 414 женщин. Крестьяне имели 796 десятин земли, из них 462 были отведены под пашню, 204 – под сенокос, 20 – под выгон. Крестьянам принадлежало 118 рабочих лошадей и 209 коров. В 28 хозяйствах работали башмачники, 56 жителей села трудились на Дедовской фабрике. В селе имелись изба-читальня, кузница, крестьянское товарищество по совместной обработке земли, пункты торговли мелким сельскохозяйственным инвентарем и поросятами. Работала школа первой ступени, в которой тогда учились 68 учеников.
Люди вступали в колхоз неохотно, поэтому, чтобы припугнуть народ, несколько семей в Рождествено раскулачили и сослали. Среди тех, кто стал жертвой «показательной порки» оказались и владельцы чайной – семья Чижковых.
Но и это не помогло поднять авторитет коллективного хозяйства. В колхоз, который получил название «Пламя», вступила лишь третья часть хозяев. Две трети сдали: лошадь, сбрую, холодные постройки, а сами в колхоз вступать не пожелали – предпочли числиться как семьи рабочих.
Каждый хозяйственный мужик стремился пораньше выйти на работу, запрячь свою лошадь, сбрую получше приладить. А некоторые люди на работу шли «абы очередь справить», таким людям и лошадь доставалась плохая и сбруя похуже. Однажды досталась такая лошадь Якову Давыдову и Александру Тарасову. Она у них в поле и заартачилась. Они ее покалечили, а тогда было строго: за порчу общественного скота их судили и дали по десять лет тюрьмы.

Зеленковская коммуна[2]
В первые годы коллективизации скот кормить иногда было нечем. Коровы и лошади так отощали, что у них не оставалось сил даже, чтобы стоять на ногах. Поэтому, чтоб их хоть как-то поддержать, подвешивали на веревках. Тогда еще делать сенаж и силос умели не везде. Надеялись на сено, но несколько лет подряд были засуха. В Зеленкове еще до Великой Отечественной войны была сооружена бетонная силосная башня. Колхозники деревни умели закладывать на силос траву. Наряду с сухим сеном они скармливали скоту силос, и у них в животноводстве дело шло лучше, чем в окрестных деревнях.
В 1942 году, как только отогнали немцев от Москвы, дедовский торг стал эту башню использовать для засолки капусты, которой кормили рабочих дедовской фабрики и жителей Дедовска. Когда ранее заготавливали силос для скота, для утрамбовки зеленой массы, в яму на веревках опускали лошадь, а капусту трамбовали женщины в резиновых сапогах. Квашеную капусту возили в бочках в Дедовск на лошадях.
До организации колхоза в Зеленково существовала коммуна, где все было общее, в том числе и скот. Члены коммуны питались в общественной столовой. Старожилы вспоминали: «Наварят в большом чугуне картошки прямо в очистках, очистят и без масла круглую поставят на столе, полив молоком. Такая еда и в рот-то не лезла. А есть-то надо было – дома нет ничего. На то и коммуна – все общее».
С образованием коммуны в Зеленково построили скотные дворы, амбары, конюшню. Даже наладили строительство блочных домов, которые долго потом служили верой и правдой. Была там и построена начальная школа, где до Великой Отечественной войны учительствовал Семен Алексеевич Машков, а во время войны – Мария Марковна Алешкина. Но в деревнях народу становилось все меньше и меньше, школу пришлось закрыть.

Последствия оккупации
Когда война ушла на запад, многие жители Рождествена и Жевнева вернулись к родным пепелищам. Расселились, кто где мог: у родственников, у соседей. Есть было нечего. Чтобы накормить голодных ребятишек, из мерзлого картофеля выбирали крахмал и делали крахмальные лепешки. Если картофель не подмерз, очистки срезали, сушили, толкли в ступе, обваливали чуть-чуть крахмалом и прямо на железной печке тоже пекли лепешки.
Осенью 1941 года не весь картофель убрали с поля. Часть осталась под зиму. Как только весной начала отходить земля, люди ходили по полю, собирали картофель, превратившийся в крахмал. Потом начали расти крапива и щавель, из которых варили щи. Щавель везли в Москву – менять на сухари. Денег у людей не было. Жили после фронта впроголодь, опухали от голода, а надо было еще находить силы, чтобы работать. Иначе никак было нельзя – ругали, грозились усадьбу отрезать.
«За солью, – вспоминали старожилы, – после фронта ходили пешком в Новый Иерусалим. Покупать ее было и негде, и не на что. А там штабелями, еще довоенных времен, на месте сгоревших складов оставалась соль. Потом ее стали давать по карточкам. Сахар добывали, кто как мог. Некоторые сажали свеклу в огородах, сушили ее на противне и с ней пили чай».
После девяти дней фашистской оккупации Рождествено было опустошено. Часть села сгорела, скотные дворы, клуб, сельский совет, магазин были разрушены. Лошадей почти не осталось, коров угнали в тыл и не вернули. А весной надо было пахать и сеять. Председателем колхоза «Пламя» в это время был Степан Иванович Лежнев, которого в январе 1944 года сменил Митрофан Ефимович Музальков, работавший до того в Истринской милиции.
Вся надежда была на помощь государства: люди верили, что оно не оставит их в беде. Весной 1942 года из восточных районов страны на станции Дедовск и Снегири стали поступать семена зерновых и картофеля. Транспорта, чтобы доставить их до места, не было, потому колхозникам пришлось таскать эту тяжесть на своих плечах. Старожилы рассказывали, что, отдыхая, пожуют немного зерна, сил прибавляется – и опять в дорогу.
Зерна на каждый гектар надо было 180 килограммов, а картофеля – в десять раз больше, 1800 килограммов. Несмотря ни на какие трудности, в 1942 году члены колхоза «Пламя» пусть не полностью, но засеяли поля. Под картофель землю копали лопатами, зерновые сеяли по зяби[3], с горем пополам пахали трактора, на которых приходилось работать двадцатилетним девушкам. Бригадиром у них был Николай Федорович Агеев.
При подходе немцев к Снегирям трактора отогнали в Красногорск, а к весне следующего года их пригнали обратно в Дедовск – в МТС[4]. Если какая деталь ломалась, ее приходилось тащить на себе километров семь, а после ремонта – обратно. Чтобы ремонт приблизить к полю, в Истринском районе организовали две машино-тракторные станции: западную (Истринскую) и восточную (Павло-слободскую). Восточная мастерская сначала базировалась в Аносином монастыре. Позже ее перенесли в Дедовск, на Волоколамское шоссе. На этих станциях обучали колхозников тракторному ремеслу. По разнарядке посылали на курсы определенное количество человек от каждого колхоза. Из Рождествена там учился Иван Осипович Калмыков, из Жевнева – Яков Иванович Кротов, а из Зеленкова – Николай Федотович Агеев.
Во время войны многие женщины остались без мужей с 2-3 детьми – без крова, без запасов и средств к существованию. Только одна усадьба возле дома, ее надо было обрабатывать, а некому. Хорошо у кого в семье были подростки или старики, какая-никакая, а помощь. Тогда ведь не только есть нечего было, но и нечего было одеть.

Заготовка дров
Зимой всех трудоспособных людей мобилизовывали на заготовку дров. Определялась норма для каждого трудоспособного человека и на каждую лошадь, сколько она должна вывезти дров. Заготовительные делянки отводили поближе к населенному пункту – чтоб дорога меньше времени занимала.
В Жевневе «расчистку» напротив пионерского лагеря «Снегири», устроили немцы, пока хозяйничали здесь, а в калистовских оврагах пилили жевневские и рождественские женщины и подростки. Там дубы стояли в два обхвата, но они в 1940 году от сильного мороза погибли. Пилили в те времена не только дубы, но и березу, осину, ель и сосну на рудостойку[5].
В калистовских оврагах под руководством лесника Сергея Гавриловича Кротова вели заготовку дров не одну зиму. Дрова и рудостойку оттуда везли на платформу Снегири, где грузили в вагоны и отправляли в Москву на отопление заводов, фабрик, школ, больниц и учреждений. А рудостойку отправляли на подмосковный угольный бассейн.
Много выпилили леса в те тяжелые годы. Кроме дров на отопление, погорельцам давали по 40 кубометров кругляка на строительство. Прошло уже более 50 лет, за это время лес вырос заново. Лес этот сажали коровники за покос, а около Жевнева по левую сторону дороги – ученики Рождественской школы.

Сельский совет
В 1920-е годы в деревне выбирали старосту сельской общины. Он проводил все мероприятия, необходимые для полноценной жизни. Когда началась коллективизация, был уже сельский исполнитель. Он назначался на месяц по очереди от дома к дому. На время полномочий ему выдавили медный знак «Сельский исполнитель». Исполнитель был первым человеком на деревне; за ним бежали даже на домашние ссоры.
В 1929 году Московскую губернию преобразовали в Московскую область. Уездное и волостное деление было ликвидировано. Вместо него создавались районы и подрайоны. Прежний Воскресенский уезд разделили на Истринский и Ново-Петровский районы. Низшей административной единицей стал сельский совет.
В 1938 году в Рождественский сельсовет входили Рождествено, Жевнево, Зеленково, дом отдыха с подсобным хозяйством, дачи мастеров искусств и еще три дачи около кладбища. Все называли их дачами Мотылева и Бирюкова. Две дачи из них сгорели, а одна уцелела и на ней долгое время жил заготовщик кроя для обуви Михаил Яковлевич Соловьев с детьми и женой.
Председателем Рождественского сельсовета тогда был Петр Иванович Зайцев, после него был назначен Трофим Васильевич Жирнов, а с 1943 по 1953 года председателем сельсовета был Сергей Алексеевич Чернышев. После в сельсовет был снова избран Петр Иванович Зайцев. А в середине 1950-х годов Рождественский сельсовет объединили с Павло-Слободским. Долгое время секретарем Рождественского сельсовета работала Анастасия Михайловна Троскина, а потом Анна Михайловна Аникеева.
Сельский совет занимался всеми делами, связанными с хозяйством: финансами, образованием, культурой. Он должен был следить за ремонтом сельхозинвентаря, каждую пятидневку подавал на установленном бланке отчет о проделанной работе. Когда начиналась пахота, почти каждый день докладывали в райземотдел, сколько вспахано земли. Так же – с севом и уборкой урожая.
Летом сельский совет должен был подготовить школы к новому учебному году – отремонтировать печи, рамы, парты. Полагалось завести дрова для отопления школы и квартиры учителей. В этом деле сельскому совету помогал дом отдыха «Снегири» во главе с Николаем Романовичем Елкиным. Тогда очень большое внимание уделяли вовлечению в школу детей. Учителя по несколько раз обходили каждую семью, где были дети школьного возраста, составляли списки будущих первоклассников.
Сельский совет должен был вовремя платить зарплату учителями и работникам детского сада, а для этого – своевременно собирать налоги с населения. Поэтому каждое лето обмеряли все посевы на усадьбах колхозников и рабочих. Учитывали все: посевы и кусты в каждом огороде.

Дороги
Дорогу от Рождествено до Снегирей начали выстилать булыжником в середине 1930-х годов. Рабочие, сидя на обвязанных тряпьем коленях, вручную подгоняли булыжину к булыжине. И кюветы, и песчаную подушку делали вручную. Носилки, лопата, тачка и тяжелый молоток были основными орудиями труда. По булыжной дороге телега прыгала и гремела, но все же лошадям было легче тащить телеги. После войны, когда восстанавливали первый корпус дома отдыха «Снегири», дорогу заасфальтировали.
В зимнее время дорогу часто заметало. Приходилось всем вместе вручную разгребать. Дорога тогда выглядела, как тоннель. Позже ее расчищали клином, прикрепленным тросом к трактору. Бывало, вдоль дороги на зиму ставили деревянные щиты, чтоб во время метели они задерживали снег. Щиты на лето снимали, складывали в кучи на обочинах, откуда за лето их растаскивали.
Когда крестьяне в деревне ездили на лошадях, чтоб не потерять дорогу во время вьюги, ее части, пролегавшие по открытым местам, «вешили», то есть ставили вехи – рубили лапник с елок и втыкали его в снег по обе стороны дороги на видимом расстоянии друг от друга. В Рождествене «вешили» дороги в Дедовск, Снегири и Зеленково. А в 1951 году вдоль дороги на Снегири посадили елочки как лесозащитную полосу. Теперь рядом с ними выросли и другие деревья: тополя, осины, липы и березы.
Дорога в сторону Зеленкова раньше пролегала с юга от церкви. Получался большой крюк. Поэтому приняли решение дорогу выпрямить. Бульдозером срезали бугор, землю спустили в овраг, по которому тек ручей, и сделали плотину. Сначала там соорудили деревянный мост, который часто ломался, а в 1973 году построили каменный. Когда сдирали бугор возле церкви, нашли остатки человеческих костей. Оказалось, раньше с восточной стороны церкви было кладбище. И только позже его перенесли под Зеленково.
От Рождествена до дома отдыха долго хорошей дороги не было. Только в начале 1960-х годов ее застелили гравием, ведь нужно было ездить на ферму за молоком. Тогда же пустили рейсовый автобус от Снегирей до Рождествена, но он ходил не регулярно.
С началом строительства третьего корпуса дома отдыха, в котором разместился пионерский лагерь, сделали асфальтовую дорогу и до него, а в 1970-е годы асфальтом покрыли дорогу вниз вдоль забора до дач за прудом. С началом строительства четвертого корпуса дома отдыха заасфальтировали и дорогу от Снегирей через Жевнево, чтобы тяжелые машины ездили в объезд.
Также в 1970-х годах стали строить около кладбища пионерлагерь «Слава» одноименного часового завода. По полю до пионерлагеря положили большие плиты. Еще плиты были положены мимо мастерских НЭХ (научно-экспериментальное хозяйство) «Снегири», чтобы проезжать к пионерлагерю, минуя Рождествено.
Дорогу в деревню Зеленково долгое время не асфальтировали. Чтобы проехать туда со стороны Рождествена, надо было подняться в очень крутую гору. Для удобства решили бульдозером срезать верхнюю часть горы, чтобы она стала поотложе. Когда срезали землю, зацепили клад со старинными монетами-пятаками, отчеканенными до 1810 года с вензелем Павла I и Александра I. Возможно, их закопал в землю служитель часовни, что стояла на въезде в деревню Зеленково, при приближении французов к Москве в 1812 году.

Жизнь колхозников
Для каждого колхоза «спускался» план посева – сколько надо посеять гектаров ржи, овса, пшеницы, картофеля, овощей, какой урожай сдать государству осенью.
Лошадей почти не было, приходилось все делать вручную. Старожилы вспоминали: «Овощи заросли однажды, а рук не хватало их прополоть. В районе об этом узнали, приехал из райземотдела Петр Иванович Александров, ну и давай ругать председателя сельского совета и председателя колхоза. Вот и ходили в каждый дом, кланялись, чтоб вышли на прополку и захватили с собой школьников. А народ голодный, да и за работу знают, что ничего не заплатят. Каждый школьник мог пойти набрать себе щавеля, свезти в Москву, продать и купить еды. Ну а колхозница между домом и колхозом металась одна, как между двух огней. Хорошо еще, если в семье дети постарше были и за хозяйством могли присмотреть, и маленьких ребятишек понянчить».
В колхозе зерна на трудодни давали очень мало. В Рождествене и в Жевневе после сдачи госпоставок дадут по 500 граммов на трудодень – и то хорошо. В Зеленкове давали побольше, по килограмму. Капусту тоже выдавали на трудодни, так что «расторопные колхозники, – вспоминали старожилы, – на семью, бывало, нарубят, да еще и в Дедовск на рынок с кислой капустой зимой несколько раз сходят». Кто жил побогаче, поросенка держали. Кое у кого были коровы, ну а коза почти в каждом доме была. Ее прозвали «Сталинской коровой».
Колхозники, начиная с образования колхозов, работали за трудодни. Из устава сельскохозяйственной артели «Октябрь» Крюковского сельсовета, принятого 4 июля 1935 года: «Каждому члену артели не реже одного раза в неделю бригадир подсчитывает всю работу, которую произвел колхозник и, соответственно установленным расценкам записывает в трудовую книжку колхозника количество выработанных трудодней». Принимался определенный минимум выработки трудодней колхозником за год, чтобы колхозник не прогуливал, а работал каждый день кроме выходных.
Вообще колхознику не было отдыха ни зимой, ни летом. Зимой готовили семена, сортировали зерно на веялке[6]. Затем семена везли в семенную лабораторию проверять на всхожесть и засоренность. Пока бумагу колхоз не получит о годности семян к посеву, сеять было нельзя.
Ближе к весне перебирали в хранилище картофель. А если он сильно загнивал, перебирали до посадки два раза. В Рождествене хранилище было в подполье конфискованного во время раскулачивания дома. Колхоз «Пламя» каждый год сажал 33 гектара картофеля. На семена картофеля оставляли по полтонны на гектар, то есть 66 тонн каждую весну нужно было женщинам перебрать. Да и свой огород вскопать: посеять овощи, посадить картофель. После фронта копали лопатой или плугом на себе. У кого были коровы, в Москву возили молоко на продажу.
«А осенью, – вспоминали старожилы, – начиналась уборка урожая. Во время уборки что-нибудь себе приносили из колхоза: голодно было. Все с нетерпением ждали годового отчетного собрания. После него обязательно гулянку устраивали. Колхоз и животину какую-нибудь резал, хлеба напекали, и мяса наваривали, винегрета наделывали. Одно радостное событие за год колхозника в те годы и было».

Объединение колхозов
В 1940-х годах в Рождествене, неподалеку от кладбища, было подсобное хозяйство от одного московского завода. Ему принадлежало всего 15 гектаров земли. Директором хозяйства был Тихон Иванович Барышев. Рабочие завода построили там свинарник, где для заводской столовой выращивали свиней, и картофелехранилище, где еще стояли дошники[7]. В подсобном хозяйстве было 15 рабочих, а на уборку картофеля к ним присылали с Москвы студентов.
Кончилась война, отшумел салют. Женщины ждали с войны своих мужей. Хотя и получили некоторые похоронки, надеялись. Старожилы вспоминали: «Мария Егоровна Шарова устала ждать. Какой-то посватался, свадьбу справили. Брат бывшего мужа на свадьбу не пошел, напророчив возвращение брата. И, правда, через несколько дней пришло письмо от Василия Сергеевича жене: «Жив, жди. Скоро приеду домой». Так Мария Егоровна тут же новоиспеченного мужа прогнала».
Сразу после окончания войны стал народ в Рождествене поговаривать о новом председателе колхоза. Подсобное хозяйство по решению правительства к тому времени аннулировали. Директор бывшего подсобного хозяйства новым председателем колхоза «Пламя» прочил агронома Ивана Сидоровича Чирковского, а колхозники – Ивана Осиповича Калмыкова, работавшего до войны в колхозе трактористом. Его и выбрали на общем собрании.
До войны электричества в селе не было. Сначала люди пользовались керосиновыми лампами, а позже появились фонари «Летучая мышь». Первыми договорились с «Мосэнерго» о проведении электричества правление зеленковского колхоза «Путь вперед». Чуть позже электроосвещение появилось в Рождествене и в Жевневе.
В 1951 году три колхоза: «Октябрь» (Жевнево), «Путь вперед» (Зеленково) и «Пламя» (Рождествено) объединились в один колхоз с названием «Пламя». Его председателем был избран Иван Максимович Кухтин. Под его руководством в Рождествене соорудили две молочнотоварные фермы. Скота в колхозе было немного, да и удои с коровы низкие, но все же каждое утро начальник фермы Осип Дмитриевич Сердюк вез на телеге на молокозавод в Дедовск несколько бидонов молока от колхозных коров, а также молоко от населения. Часть колхозного молока продавал на рынке, поэтому он всегда был при деньгах. Он даже одалживал колхозу денег, чтобы выкупить комбикорм из поданного на станцию вагона, так как колхозная касса все время была пуста.
Старожилы вспоминали: «Сердюк аккуратный был: не пил, не курил и жадный был – копейку зря не упускал. До войны был на Украине машинистом. Война началась, ранен был в ногу, попал в Москву на лечение в госпиталь, а из госпиталя – в подсобное хозяйство в Рождествено заведующим свинофермой. Так и остался здесь, женился на вдове с двумя детьми».
В 1948 году от дома отдыха «Снегири» отделили подсобное хозяйство и образовали на его базе совхоз «Снегири». Директором совхоза был назначен работавший до этого в подсобном хозяйстве зоотехником Михаил Семенович Свиридов. Позже, в 1954 году, с преобразованием совхоза в научно-экспериментальное хозяйство его назначили председателем объединенного колхоза «Пламя». Но и в этой должности он проработал недолго. Дело у него шло не важно: урожайность сельхозкультур росла медленно, медленно повышались удои от фуражной коровы.

Новые преобразования
Никита Сергеевич Хрущев, придя к власти, видел, что сельское хозяйство страны находится в бедственном положении, старался поднять производство сельскохозяйственной продукции и животноводства.
Трудодни колхозникам стали оплачивать деньгами. Старожилы вспоминали, как «председатель колхоза собирал деньги, чтобы колхозникам выдать аванс». Районное начальство, присылая по разнарядке колхозам комбикорм, требовало повышения удоев молока. Удои, действительно, стали повышаться. В 1950-х годах также построили новые скотные дворы в Зеленкове и в Рождествене. В колхозе появился свой агроном и зоотехник.
Колхозам разрешили иметь трактора, комбайны, сеялки. МТС были расформированы, но на их базе образовали ремонтные тракторные станции (РТС). Каждый колхоз был обязан гнать трактор на ремонт в РТС. За ремонт стали брать деньгами, а не натурой, как раньше.
Заставляли картофель сажать квадратно-гнездовым способом. Хотели малые деревни переселить в одно место. Заставляли сеять на корм скоту кукурузу, но никто не умел ее выращивать в наших условиях. В Истринском районе под эту культуру были отведены большие площади, но она почти вся пропала. Из-за посадки кукурузы образовался большой недобор зерна, страна осталась без хлеба. Пришлось хлеб и фуражное зерно закупать в Канаде.
В колхозе «Пламя» после Михаила Семеновича Свиридова поставили председателем Александра Петровича Киричкова, который приложил немало усилий, чтобы поднять урожайность сельхозкультур и повысить удойность молока с коровы до 2500 литров в год.
В 1959 году НЭХ «Снегири», возглавляемое Федором Демьяновичем Крижановским, в рамках проекта по реорганизации коллективных хозяйств, присоединило колхоз «Пламя» к себе. В научно-экспериментальном хозяйстве для подъема урожайности сельскохозяйственных культур и повышения удоя молока возможностей стало больше.

[1] Коллективизация – процесс объединения мелких единоличных крестьянских хозяйств в коллективные сельскохозяйственные предприятия, один из важнейших элементов социалистического преобразования общества. Проводилась в СССР в конце 1920-х – начале 1930-х годов.
[2] Коммуна – форма совместной жизни людей, основанная на обобществлении имущества и труда всех ее членов.
[3] Зябь – осенняя вспашка поля, а также поле, вспаханное с осени под весенний посев.
[4] Машинно-тракторная станция (МТС) – государственное предприятие, снабжавшее колхозы сельскохозяйственной техникой. Осуществляли обслуживание и ремонт тракторов, комбайнов и другой сельскохозяйственной техники и давали ее в аренду колхозам.
[5] Рудничная стойка – круглый лесоматериал хвойных пород.
[6] Веялка – машина для выделения зерна из вороха, получаемого после обмолота хлебов.
[7] Дошник – большая емкость для квашения капусты.
 
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ШКОЛА

Первая в уезде
История рождественской школы тоже связана с именем графа Ивана Павловича Кутайсова, который получил в подарок от императора Павла I в конце XVIII века село Рождествено и деревни Зеленково, Жевнево. В первой четверти XIX века он построил на месте деревянной Христорождественской церкви новую, каменную. А вскоре с южной стороны церкви был возведен каменный дом.
Документальных сведений или указаний в литературе о времени постройки этого здания и автора его проекта не найдено. На основании архитектурно-стилистического анализа здание тоже датируется первой четвертью XIX века. Декоративно обработанные фасады аналогичны фасадам других, не сохранившихся хозяйственных построек усадьбы, зафиксированных на фотографиях начала XX века. Подо что использовалось это здание первоначально, осталось неизвестным.
Из архивных материалов треста «Мособлстройреставрация»: «Здание школы и больницы расположено в 30 метрах к югу от церкви Рождества Христова с восточной стороны аллеи, главной планировочной оси усадьбы, соединявшей главный дом и церковь. Здание одноэтажное, прямоугольное, вытянуто по оси север-юг. Стены выполнены из кирпича на известковом растворе. Оконные проемы завершаются клинчатыми перемычками. Два оконных проема северного фасада – глухие. Над ними устроены белокаменные сандрики[1]. Откосы всех оконных проемов выполнены с рассветом, за исключением вновь устроенных в XX веке на восточном фасаде.
Дверной проем в центральной части западного фасада завершается кирпичной полуциркульной аркой с белокаменным поясом, которая опирается на пилястры с белокаменными капителями. Чердачное перекрытие деревянное по балкам. В двух поперечных стенах здания к 1989 году кроме дверных сохранились и другие проемы, в настоящее время заложенные. Видимо, в этих проемах стояли печи, топившиеся из центрального помещения. Внутри здания были обнаружены фрагменты печных ленточных изразцов конца XIX-начала XX веков, обведенные по краям белого поля голубой каемкой. Убранство интерьеров не сохранилось».
В 1869 году граф Илларион Николаевич Толстой, которому усадьба досталась по наследству, приспособил это здание под частное училище, которое в 1889 году получило статус школы I ступени. Это была первая школа в Звенигородском уезде, построенная крупным землевладельцем. В школьном здании также расположилась больница для окрестных жителей. Доктор приезжал один раз в неделю, остальное время работал фельдшер, живший в этом же здании. Население в больнице обслуживалось бесплатно.
Доктор, фельдшер и учитель содержались на средства графа Толстого. Зарплата учителя в то время составляла 25 рублей в месяц, что было неплохо: 1 пуд ржи стоил 80-85 копеек, 5 копеек – килограмм меда. Но получить место учителя в эту школу можно было только по большой протекции. Учитель и фельдшер целиком зависели от произвола хозяина, зарплата также выдавалась по его усмотрению.
«В школе, которая занимала комнату и кухню, – согласно справочнику «Народное образование в Московской губернии» за 1884 год, – обучалось 56 детей от 8 до 13 лет из Рождествено и окрестных деревень. В младшем отделении – 15 мальчиков, 4 девочки, в среднем – 17 мальчиков, 9 девочек, в старшем – 10 мальчиков, 1 девочка. Из них 44 крестьянских ребенка, 3 – мещан и цеховых, дочь и сын священника, солдатский сын, 6 питомцев МВД».
Тем, кто жил далеко, а таковых было 14 человек, разрешалось оставаться на ночь и спать прямо в классе, когда тепло, или на полатях в кухне. Учительствовала в школе с 1879 года Анна Васильевна Стогова, окончившая курс в Филаретовском училище. Законоучителем был местный священник Василий Иванович Стогов, а жена его обучала девочек вязанию чулок и кружев.
«Учебных пособий, – гласит справочник, – в школе было достаточно. Из пособий для наглядного образования имелись арифметический ящик, шведские счеты и картины. Библиотеки не было. Под управле¬нием местного причетника[2] дети хором пели в церкви.
Школа содержалась исключительно на средства попечителя. Годовое содержание ее обходилось в 500 рублей, не считая расхода на пищу ученикам, живущим при школе. Хлеб у учеников был свой, а горячее от попечителя. Пища готовилась училищным сторожем. Обед и ужин состоял из одного блюда, а именно щей или картофельной похлебки. В мясоед варили и мясо».

Все начиналось с храма
В 1900 году Илларион Николаевич Толстой продал здание школы священнику церкви Рождества Христова Николаю Васильевичу Стогову. Школа стала церковно-приходской. Приход был небогат, на нужды школы не хватало, даже дрова зимой ученики возили из дома. Учительское жалование было снижено до 10 рублей в месяц. В это время в школе учительствовала Вера Васильевна Кравцова. Она не только обучала детей, но и лечила местных жителей.
В школе по-прежнему было 3 класса, и все занимались в одной комнате: один класс – один ряд. Детей с 8 лет учили писать, читать и считать. Преподавали Закон Божий, каждое воскресенье водили в церковь. Дисциплина была строгая, за каждую провинность, за невыполненное домашних заданий учеников били линейкой, книгой или кнутом.
В начале XX века в младший класс ходило около 30 учеников, в средний – около 20, в старший – 5-7. С десяти лет большинство крестьянских детей были вынуждены помогать родителям зарабатывать на жизнь. Девочки нанимались в няньки, мальчики – в подпаски.
«До революции, – вспоминали старожилы, – внучка Иллариона Николаевича Толстого Анна Вырубова, которая была фрейлиной у последней царицы Александры Федоровны, хотела построить в Рождествене новое школьное здание к востоку от церкви. Уже были выкопаны траншеи под фундамент и были заложены столбы, но ведущий инженер со строительством здания особенно не спешил, зато за это время выстроил себе в Москве особняк. Потом произошла революция, и стройка совсем заглохла. Ямы долго оставались напоминанием несостоявшейся постройки». В 40-ые годы на этом месте был построен клуб, который просуществовал до 70-х годов. Теперь на этом месте огороды и дорога к гаражам.

Мы новый мир построим…
После революции, в двадцатые годы, Рождественская школа стала четырехлетней, появилась пионерская организация. В нее принимали с третьего класса, с разрешения родителей. Пионеры вели общественную работу, в частности, собирали металлолом и макулатуру. Но особенно их было видно и слышно в дни октябрьских и майских праздников, когда они с флагами, горнами и барабанами выходили на демонстрацию. В церковь школьники почти не ходили: в школьных стенгазетах высмеивали пионеров, замеченных в храме.
В конце 20-х годов Рождественская школа получила статус семилетней. В 1931 году предыдущего директора Михаила Михайловича Трояновского сменил Николай Васильевич Боев. Помимо него в школе работали Евгения Дмитриевна Манаенкова, Раиса Ивановна Миленбах, Татьяна Сергеевна Володина, Фаина Ивановна Бунина, Анна Васильевна Татаринова и Марина Никитична Петровская.
Николай Васильевич Боев был небольшого роста, характера мягкого. Все хозяйство было на нем. Жена его Лидия Ивановна была учительницей младших классов в Аносинской школе. Детей у них не было. Он вел в школе кроме математики и физики еще и пение. Так как он умел играть на баяне, его часто приглашали на вечерники. Жил он со своей супругой в конфискованном доме раскулаченного крестьянина Павла Чижкова, который находился напротив каменного здания. Когда началась война, Николай Васильевич ушел на фронт, служил в артиллерии и в 1944 году погиб.
Старожилы вспоминали: «Николай Васильевич, бывало, ведет-ведет урок и вдруг скажет: «Вы посидите, а я пойду трубу закрою». Пойдет трубу закрывать. Он только уйдет, а с нами учился Сизов Василий, он быстро часы подведет. Николай Васильевич вернется, посмотрит на ходики: «Что-то время быстро прошло?» Достанет свои карманные, на цепочке, часы, посмотрит на них и скажет: «Ах, черт возьми, опять не ходят». А звонок давали по ходикам. Потом в перемену сверит настенные часы со своими, поймет, что подвели, но никогда не ругался».
Детей в школу ходило все больше: в стране было введено обязательное начальное образование. Уже не хватало места в основном здании, и занятия стали проводить еще в двух домах, принадлежавших раскулаченным и сосланным крестьянам Алексею Михайловичу и Федосье Степановне Шаровым, разбогатевшим на башмачном ремесле. Один дом находился прямо напротив входа в церковь (не сохранился), а другой – на «заулке». В этих же домах жили учителя.

Сороковые, огневые
Перед самой войной, в 1939 году, в Рождествено с семьей приехала учительница истории Анна Петровна Новыш. Муж ее, Борис Михайлович, работал на железной дороге инженером. Когда началась война и во время оккупации Анна Петровна оставалась с маленькой дочерью Зоей в Рождествено. Еще двое ее детей Володя и Шурик были в это время у бабушки в Брянской области. Анне Петровне пришлось заменить ушедшего на фронт директора и взять на себя ответственность за школу, где осталось всего два педагога – Евгения Дмитриевна Мокаенко и Раиса Ивановна Миленбах. Их коллеги – Анна Васильев¬на Татаринова и Фаина Ивановна Бунина добровольно ушли на фронт.
В 1941 году школа не работала. Здания хотя и остались целы, но были без дверей, с разбитыми окнами, почти без мебели. Стараниями Анны Петровны и директора дома отдыха Николая Романовича Елкина уже в сентябре 1942 года школа приняла детей. Занятия шли в две смены, в одной классной комнате одновременно занимались по 2-3 класса.
«Во время войны, – вспоминала Раиса Ивановна Миленбах, – жить было очень сложно. Ребята на уроки приходила голодные, а после занятий шли на работу – помогать колхозу. И все ученики как один работали наравне со взрослыми. Сразу после ухода немцев ребята помогали разгребать поля для пахоты. Летом пололи грядки, поливали капусту у реки. Осенью после жатвы собирали колоски. Это продолжалось почти месяц, пока поля не были чистыми. Ходили в дедовский госпиталь навещать раненых. Готовили для них концерты художественной самодеятельности, пели военные песни, читали стихи, пытались своими силами ослабить их мучения. Им было очень приятно нас слышать. Мальчики с 14 лет начинали работать на заводе: там давали хлебные карточки и платили зарплату».

Не обошлось без доноса
В 1945 года школу возглавил Иван Алексеевич Пупышев – учитель физики и математики. Вместе с женой Клавдией Владимировной, которая преподавала в младших классах, они жили в школьном здании напротив церкви. Остальные учителя занимали половину здания на заулке. Конечно, условия жизни педагогов, были, прямо скажем, неважные. Но никто не роптал. Подготовка к учебному году каждый раз проходила вовремя. Ремонтировали здания, завозили дрова. Все вместе делали общее дело.
Но… в школу прислали нового учителя – Алексея Ивановича Григорьева, который преподавал физику, математику и черчение. Между ним и директором возник конфликт. Григорьев составил донос, в котором написал, что Иван Пупышев в студенческие годы якобы примыкал к меньшевистским организациям. В 1948 году Ивана Алексеевича арестовали. В Рождествене остались его жена и трое детей, младшей дочери было всего два года. Директором был назначен Григорьев. Но ненадолго.

Середина века
В 1950 году на должность директора назначили Антонину Николаевну Мадянову, учителя литературы. Строгая к ученикам, требовательная и справедливая к учителям, она была хорошим руководителем. Ее уважали не только как директора, но как старшего и грамотного коллегу. К сожалению, проработала она в школе недолго. Ее перевели в Дедовск, где она возглавила школу-восьмилетку. Сын ее, Сергей Вениаминович был редактором на телевидении, а внук – Роман, стал заслуженным артистом России, сыграл немало известных ролей в театре и кино.
При Антонине Николаевне педагогический коллектив Рождественской школы пополнили молодые учителя: Александра Михайловна Кравцова, Александра Ивановна Жильцова, Надежда Ивановна Захарова, Мария Михайловна Сизова, Валентина Алексеевна Лепешкина, занимавшая до 1986 года пост завуча.
Учеников в школе становилось все больше и больше. Поселок дома отдыха рос, население прибавлялось. Для младших классов приходилось снимать два частных дома у жителей села. Надо было расширяться. Денег даже на строительство новой школы не давали, а об улучшении жизни учителей, которые ютились, не поймешь в каких условиях, и речи не было.
Новый директор Рождественской школы Анатолий Алексеевич Сущевский, сменивший в 1952 году Антонину Николаевну, и сам жил с женой и двумя детьми в старом доме. Из его сеней он сделал теплое помещение и оборудовал класс.
В 1952-1955 годах учителя и школьники ходили разбирать старую теплицу научно-экспериментального хозяйства, а кирпичи перевозили к школе для пристройки. Кирпича оказалось мало. Анатолий Алексеевич выхлопотал в РОНО денег и наряд на кирпич, которого хватило еще для двух новых классных комнат, котельной и теплых туалетов. До этого они были на улице, а школа отапливалась с помощью печей. Но и это не решило проблем. Тогда директор стал хлопотать через Президиум Верховного Совета о строительстве нового здания рождественской школы.
Через финансово-хозяйственное управление удалось обратиться лично к Леониду Ильичу Брежневу, который, кстати, в шестидесятые годы отдыхал в доме отдыха «Снегири». Просьбу он не оставил без внимания. Вскоре началось оформление бумаг и разработка проекта. Определили место постройки и начали строительство. Строили военные строители в течение трех лет. Новое школьное здание обошлось государственной казне более двух миллионов рублей и рассчитывалось на 640 учеников.
К сожалению, в должности директора Анатолий Алексеевич конца стройки не дождался. Он ушел на пенсию, и в новое здание школу переселял его приемник – Эдуард Николаевич Мармулевский, при котором рождественская школа получила и статус восьмилетней.

С новосельем!
Занятия в новом здании начались в сентябре 1967 года. В нем было все: актовый и физкультурный залы, столовая, холл с раздевалками. На всех трех этажах – теплые веранды. Отдельно было построено двухэтажное здание для столярных и слесарных мастерских, где проходили уроки технического труда для мальчиков и с классами на втором этаже, где девочки занимались шитьем и рукоделием. Школа сразу перешла на кабинетную систему. Но все равно весь третий этаж остался свободным.
«Когда открывали новое здание школы, – вспоминали старожилы, – было солнечно, тепло, радостно всем и приятно. Перед входом на возвышении стояли все учителя и гости: директор дома отдыха Григорий Григорьевич Гусев, старейший житель Рождествено Дмитрий Сергеевич Володин и другие. Перед парадным входом в линейку по классам выстроились ученики. Были короткие благодарственные слова в адрес Президиума Верховного Совета и строителей за прекрасное школьное здание, вступившее в строй с готовым школьным оборудованием. Все выступавшие пожелали школьникам успехов в учебе, а учителям – в работе в новых условиях».
Учителям дали в построенном рядом со школой доме шестнадцать квартир. Это было большое счастье, потому что многие из них жили в ужасных условиях. Особенно те, кто ютился на заулке, в старом деревянном доме без какого бы то ни было ремонта. А Сущевскому квартиру не дали несмотря на его хлопоты о постройке нового здания школы. Да он и не просил.
В новую Рождественскую школу пришли новые учителя: Владимир Сергеевич Сладков, Геннадий Иванович Царев, Зинаида Михайловна Стенина, Людмила Михайловна Дягилев, Людмила Николаевна Ларионова, Наталья Константиновна Тарасенко, Юлия Федоровна Ежикова, Петр Николаевич Николаев.
Школа строилась на пустыре, и поэтому уже осенью 1967 года вокруг школы был заложен парк.
Вязы и лиственницы около школы сажали еще военные к сдаче здания, а вот березки – уже ученики на уроках труда. А вскоре родилась традиция – каждый первоклассник вместе с родителями весной или осенью сажали дерево, чаще всего березку. На каждой была бирка с указанием фамилии ученика и годом посадки. Ученики ухаживали за «своими» деревьями, которые росли вместе с ними. Школьники круглый год ухаживают за парком на уроках труда и во время летней практики, которая проходит ежегодно с 1974 года.
«В 1966 году, – писал в своих воспоминаниях Сергей Алексеевич Чернышев, – учеников в школе начали кормить. Правда, давали только компоты и кисель с булочкой. Малообеспеченным детям завтраки или обед давали бесплатно. Когда перешли в новое здание, стали готовить полноценные обеды из трех блюд. Первое время в столовой работали Нина Власьевна Тарасова и Валентина Михайловна Вершинина. А с 1969 года поваром в школьной столовой работает Валентина Яковлевна Гришина (Волкова). В начале 70-х годов на обеды для учеников выделяли 30-40 копеек в день, а буханка черного стоила 12 копеек. В 2001 году на обеды для школьнико отпускали 1 рубль 20 копеек в день, а буханка черного стоила 6 рублей 30 копеек. Кормили учеников через день легким завтраком: чай да булочка, но в столовой стали продавать шоколадки, конфеты, сухарики».
Вместе с новым зданием школы, для учащихся была построена и теплица, где вела уроки биологии Наталья Константиновна Тарасенко. Ученики под ее руководством выращивали там цветочную рассаду, которую весной высаживали вокруг школы и около памятного знака, рассаду капусты и помидоров для высадки на пришкольном участке. Правда, с началом перестройки теплицу разорили.

Вечная память героям
Еще в 1959 году учитель истории Рождественской школы Сергей Алексеевич Чернышев организовал с учениками поход по местам, где шли бои за село Рождествено. Следопыты нашли на поле простреленную каску. С нее начался сбор материалов о войне. «Наша история и уважение к ней – это и есть наша нравственность!» – такой девиз был выбран учащимися школы, которые стали заниматься поисками материалов для музея. В 1966 году в школе открыли комнату боевой славы. Ее руководителем стал Сергей Алексеевич Чернышев. В том же году, 27 ноября школу посетила Любовь Тимофеевна Космодемьянская, мама Героя Советского Союза Зои Космодемьянской. Она подарила создателям будущего школьного музея фотогазету о Зое со своей подписью. Дружина школы стала собирать материалы о героической партизанке. Появилась экспозиция о Зое Космодемьянской. Каждый год малышей стали принимать в пионеры в музее Зои Космодемьянской в Петрищеве, куда выезжали будущие пионеры и Совет дружины.
В 1970 году, в день гибели космонавта Владимира Михайловича Комарова, по решению школьной пионерской дружины недавно заложенному парку присвоили его имя. В тот же год, 15 мая, на территории парка открыли памятный знак в честь защитников Москвы по проекту архитектора Юпитера Павловича Афонина. Знак представляет собой железобетонную плиту в форме усеченной четырехгранной пирамиды, к верхней части которой прикреплена пластина из нержавеющей стали в форме знамени с древком. На пластине высечено: «Мужественным войнам 9 Гвардейской стрелковой бригады, 36 и 40 стрелковой бригады, героически сражавшимся в боях за Москву. В ознаменование 25-летия победы в Великой Отечественной войне».
Из газеты «Литературная Россия» №24(908) от 13 июня 1980 года: «К двадцатипятилетию Великой Победы по инициативе школьных следопытов средней школы №61 Можайского района Москвы на заработанные ими деньги в подмосковном селе Рождествено (Истринский район) – первом селе, освобожденном 36-й стрелковой бригадой, был открыт памятный обелиск в честь воинов соединения. Каждый год приезжают сюда ветераны, родные и близкие павших героев, красные следопыты. Учениками проводится торжественный митинг».
В 1970 году директором школы стала Наталья Осиповна Захарова, при которой была окончательно оборудована комната боевой славы. Появилось еще несколько стендов – о 9-ой гвардейской дивизии, о 36-ой и 40-ой отдельных стрелковых бригадах. Пионерская организация школы носила имя Зои Космодемьянской, а поэтому и ей была посвящена одна экспозиция. В комнату боевой славы часто приезжали на экскурсии ученики московских школ.
Комната создавалась всем коллективом – и учениками, и учителями. Ученики на уроках технического труда делали стенды из ДСП. На них под стеклом разместили фотографии – копии подлинных документов, найденных в фондах Центрального музея Вооруженных сил и в Красногорском государственном архиве. На занятиях в фотокружке школьники под руководством Петра Николаевича Николаева переснимали и увеличивали фотографии для экспозиций. Другие ребята вместе с Натальей Константиновной Тарасенко вели переписку с участниками боев за Рождествено из 36-ой стрелковой бригады. По крупицам ребята собирали сведения и об участниках битвы за Рождествено, о погибших жителях окрестных деревень. Их имена были занесены в «Книгу Памяти» и напечатаны в районной газете.
В 1970-х годах на истории Великой Отечественной войны воспитывали молодое поколение. На митинги каждая организация ходила своей колонной с венками и вливалась в общую колонну, которая шествовала до братской могилы. Всегда приезжали ветераны воинских частей, освобождавших Рождествено и Жевнево. С помощью дома отдыха для них накрывали в школе стол. Ветераны выступали в актовом зале перед учениками.
В 1983 году комната боевой славы получила право называться школьным музеем. Это подтверждает «Свидетельство №4713 от 26 апреля 1983 года». Больше двадцати лет музеем руководит учитель истории Анна Васильевна Мокина. Сейчас он состоит из двух залов. Один посвящен истории школы и жителям села, участникам Великой Отечественной войны, другой – обороне Москвы, несколько стендов посвящены соединениям и ветеранам 36-ой и 40-ой отдельных стрелковых бригад, которые освобождали село Рождествено. Остальные стенды и витрины рассказывают о Панфиловской дивизии и Зое Космодемьянской. В музее постоянно работает лекторская группа, состоящая из учеников школы. Ежегодно они проводят экскурсии для учащихся школы, а также для посещающих школу гостей.
Последние четыре года Совет музея работал над темой «Женщины села Рождествено – участницы Великой Отечественной войны». За время работы было составлено описание жизни 8 женщин – ветеранов войны. Также сотрудники музея составили наиболее полное жизнеописание Сергея Алексеевича Чернышева – бывшего учителя истории Рождественской школы, участника Сталинградской битвы. С докладами по этой и другим темам участники Совета музея выступали на районной и областной краеведческих конференциях и были награждены несколькими наградами.

Численность обучающихся
«Контингент учащихся, – вспоминали старожилы, – в Рождественской школе в первой четверти XX века был ежегодно почти что постоянным, так как население деревень оставалось одним и тем же. Как были начальные классы по 15 человек в 1900 году так они из года в год и оставались приблизительно такими же. Во время войны рождаемость резко снизилась. До начала 60-х в наших деревнях население не убывало, не прибывало. А с 1961 года в доме отдыха «Снегири» началось бурное строительство дач и корпусов, приток рабочей силы, строительство жилых домов. Рождаемость не увеличилась, но население росло за счет притока рабочей силы из других регионов».
В книге приказов Рождественской школы находим: «Численность обучающихся на 1.09.1965 года: 1 класс: 35 человек – Нина Васильевна Шабалова; 2 класс: 30 человек – Мария Михайловна Сизова; 3 класс: 43 человека – Александра Ивановна Жильцова; 4 класс: 35 человек – Александра Михайловна Каширина; 5 класс: 43 человека – Анна Ивановна Позднякова; 6 класс: 40 человек – Анна Петровна Новыш; 7 класс: 31 человек, Надежда Ивановна Захарова; 8 класс: 28 человек – Алекандра Михайловна Кравцова».
В 1966 году в школе впервые появились параллельные классы. Набралось два первых класса по 25 человек, хотя в деревне Зеленково еще работала начальная школа. В 1965 году численность обучающихся составляла 285 человек, в 1970 – 359 человек, в 1980 – 322 человека, в 1990 – 530 человек, в 2000 – 354 человека, в 2005 – 298 человек.
В 1986 году Рождественская школа стала средней. Завучем была назначена Ларионова Людмила Николаевна, которая занимает этот пост до сих пор. С 1987 по 1991 год директором школы был Сладков Владимир Сергеевич, а с 1991 года до настоящего времени школу возглавляет Назарова Татьяна Алексеевна.
В 1996 году школа стала называться муниципальной образовательной Рождественской сельской средней школой, а с 2001 года – «Муниципальное общеобразовательное учреждение «Рождественская средняя общеобразовательная школа».

Двойной юбилей?
В 1997 году Рождественская школа отметила двойной юбилей: 180 лет существования школы и 30 лет – нового здания. Никто не придал значения, казалось бы, пустяковой ошибке. Ведь граф Илларион Николаевич Толстой открыл в Рождествене училище, первое в уезде, лишь в 1869 году. Стало быть, и школе исполнялось лишь 128 лет. Но кто считал?
Из газеты «Истринские вести» №127-128 (10683-10684) от 24 октября 1998 года: «Вот это юбилей! Каким же древним должно быть здание школы, которой исполнилось 180 лет. Воображение рисо¬вало большой дом старинно¬го типа с (может быть) сохра¬нившимися лепными украше¬ниями и почему-то деревянным флюгером на крыше, указывающим направление ветра. Но... ничего подобно¬го. Школа оказалась совре¬менным трехэтажным здани¬ем с большими окнами, впус-кающими в классы теплый солнечный свет, много сол¬нечного света. Ошибка? Мо¬жет быть, просто мы не туда приехали?
Нет, в школе действитель¬но готовились к юбилею. В одном из классов под руко¬водством учителя рисования и труда Шаровой Людмилы Ивановны дети, склонившись над столами, старательно выводили циф¬ры «180» и «30». Урок был посвя¬щен изготовлению памятных эмблем в честь юбилея».

Новейшая история
В октябре 2004 года музей Рождественской школы прошел переаттестацию и получил новое Свидетельство – №4714 от 8 октября 2004 года. А в 2005 году Музей Боевой и Трудовой Славы Рождественской средней общеобразовательной школы стал лауреатом во Всероссийском смотре военно-исторических музеев образовательных учреждений.
С 2005 года ученики школы изучают и собирают материал о селе Рождествено, о его владельцах и связанных с ними исторических событиях. В 2003 году члены совета музея принимали участие в церемонии открытия памятника герою Бородинского сражения, сыну владельца усадьбы Рождествено, генералу Александру Ивановичу Кутайсову. Параллельно сбору интересующих материалов в музее идет реставрация устаревших экспозиций. С помощью компьютерных технологий обновляются выцветшие фотографии.
Старое кирпичное здание, отданное после 1967 года под медпункт, библиотеку и сельский клуб и в 1987 году потерявшее своих хозяев, стало разрушаться. И только когда началось восстановление храма, постановлением правительства Московской области в 1997 году здание было передано в пользование церковно-приходского совета церкви Рождества Христова и восстало из руин. С 2005 года в отремонтированном здании учатся дети православной школы «Рождество».
С 2006 года в интернете функционирует сайт Рождественской школы, на котором можно ознакомиться с историческими данными, отчетами о текущих школьных событиях, списком выпускников прошлых лет и официальными школьными документами.
В том же году в рамках приоритетного национального проекта «Образование» из 173 школ Московской области, принимавших участие в конкурсе, 66 прошли муниципальный уровень. Одной из этих школ стала Рождественская школа. В качестве поощрения школа получила 500 тысяч рублей.
В сентябре 2007 года в школе был избран Управляющий Совет школы – коллегиальный орган самоуправления, в который вошли учителя, родители и ученики старших классов. В 2008 году был закончен капитальный ремонт школы, реконструирована кровля основного здания. Во вновь отремонтированные классы приобретена мебель. Полностью оборудованы кабинет ОБЖ, медицинский кабинет, кухня и столовая, библиотека, кабинет делопроизводства, мастерские, кабинет хореографии.

[1] Сандрик – декоративный архитектурный элемент в виде небольшого карниза.
[2] Причетник – младший член церковного притча (псаломщик, дьячок).
 
ДОМ ОТДЫХА «СНЕГИРИ»

Началось с перестройки
В 1918 году имение Толстых, последних владельцев усадьбы Рождествено, было конфисковано вместе со всеми землями и постройками. Его передали Высшему совету народного хозяйства[1] (ВСНХ) под дом отдыха. В господском доме уже в 1920-е годы отдыхали работники ВСНХ, а на землях имения – более 500 га – базировалось подсобное хозяйство. Первым директором дома отдыха и подсобного хозяйства был Карл Федорович (фамилию его старожилы не вспомнили). Он жил в Аносине, в одном из монастырских домов, и ходил на работу пешком.
«В 1920-е годы, – вспоминал Сергей Алексеевич Чернышев, – мы, маленькие, ходили в лес по землянику и носили ее потом в дом отдыха продавать отдыхающим. Однажды в жаркий летний день с южной стороны дома отдыхающие сидели на улице в плетеных креслах. Позже я видел репродукцию с картины Бориса Кустодиева «Сирень» и, казалось, что картина была написана именно в этом месте».
В 1936 году дом отдыха вместе с подсобным хозяйством был передан Верховному Совету[2], а директором назначен Николай Романович Елкин. До этого он был директором дома отдыха в Тетькове в Тверской области на родине Михаила Ивановича Калинина – Председателя Верховного Совета. Калинин хорошо знал Елкина: до революции они вместе работали на Путиловском заводе, их станки стояли рядом.
Михаил Иванович полностью доверял Николаю Романовичу, оказывал ему всяческое содействие. Елкина старожилы запомнили как доброго, покладистого и спокойного человека. «Не директор, а родной отец, – вспоминали они, – Много помогал рабочим, все со своей бедой шли к нему, а он через Михаила Ивановича Калинина мог помочь во многом».
Как только дом отдыха перешел к Верховному Совету, было решено помещичий дом сломать, на его месте построить новый, а все хозяйственные постройки вынести с территории. Скотные дворы, зернохранилища и прочие постройки перенесли километра на полтора ближе к железнодорожной станции (всего от дома отдыха до станции «Снегири» три километра), там же построили водонапорную башню, теплицы и барак, где потом были столовая и сельский клуб.
Деревянный дом, построенный графом Иваном Павловичем Кутайсовым, в 1936 году разобрали по бревнышку и под руководством Алексея Васильевича Лебедева – заведующего строительным сектором при Президиуме Верховного Совета СССР – на месте старого построили новое кирпичное здание. Проект главного корпуса дома отдыха был разработан в стиле XIX века, но значительно отличался от старого графского дома. Да и не было ему суждено долго стоять: его взорвали в начале войны.
Первых отдыхающих дом отдыха принял 21 мая 1938 года. В это же время за оврагом, где позже построили плотину, возвели три деревянные дачи, а на территории подсобного хозяйства – четыре двухэтажных дома для работников.
До войны на территории дома отдыха находился главный корпус и три деревянные дачи на открытом, солнечном месте – на «ярище», как называли его местные крестьяне. Его после революции отдали жевневским крестьянам, в 1936 году – приписали дому отдыха «Снегири». Может, это и было разумно: «ярище» находится на южном склоне, земля там неплодородная – песок с камнем – солнце летом сильно припекает, поэтому ничего там никогда не росло.
Подъезжали к главному корпусу по главной усадебной аллее, идущей от церкви. Вход был свободный, и местные жители ездили из Жевнево в Зеленково на мельницу через территорию дома отдыха. Также на территории располагались три барака для рабочих, два внизу за оврагом и один недалеко от развилки дорог. В стороне к оврагу была баня и столярная мастерская, на бугре – домик, в котором жил агроном Сергей Петрович Волонцевич с семьей. За домиком была теплица, где выращивали цветочную, капустную и помидорную рассаду. Все это уцелело и после немецкой оккупации.
Тогда у дома отдыха было много пахотной земли и скота, вся пойма реки у Зеленково была занята овощами. Выращивали капусту, огурцы, корнеплоды, которые все лето подавали на стол отдыхающим и убирали в хранилище на зиму. Солили капусту, огурцы, помидоры. Солили, заготавливали морковь и картофель. Начиная с марта выращивали цветочную рассаду, которую высаживали в мае на клумбы.
В доме отдыха и подсобном хозяйстве было единое управление, единая партийная организация, единый профсоюзный комитет. Бухгалтерия, контора и кабинет директора, как и другие хозяйственные постройки, располагались за территорией дома отдыха.
Гараж в доме отдыха и подсобном хозяйстве построили в 1938 году. Там же сбоку была возведена котельная для отопления гаража, а через дорогу – домик для сторожа. В этом месте в довоенное время находилась проходная. До войны гараж дома отдыха состоял из трех машин. Директора Николая Романовича Елкина возили на «Виллисе».

Восставший из руин
27 ноября 1941 года, при приближении фашистов к Рождествену, главный корпус и три дачи на территории дома отдыха были взорваны. Двухэтажные дома в подсобном хозяйстве – разрушены, барак – сожжен. В доме отдыха остались целы три барака, в них после оккупации и стали жить рабочие.
Летом 1942 года в Рождествено приезжал Михаил Иванович Калинин: хотел лично оценить последствия оккупации. После его приезда началось интенсивное восстановление дома отдыха и подсобного хозяйства.
В 1944 года для восстановления главного корпуса дома отдыха «Снегири» было прислано 600 военнопленных немцев. Для них обустроили казарму на территории подсобного хозяйства в телятнике, предварительно его отремонтировав и настелив в два яруса нары.
К ноябрю 1947 года силами пленных немцев восстановительные работы главного корпуса дома отдыха «Снегири» по проекту архитектора Дмитрия Григорьевича Числиева были завершены. В октябре 1948 года главный корпус снова принял отдыхающих. Столовая посуда, мебель и все необходимое было привезено из Германии в счет репараций. Несколько странно сейчас читать рекламный буклет дома отдыха «Снегири», выпущенный в 2007 году, где отдыхающим предлагается разместиться в «номерах старинного особняка графа Кутайсова».
Кроме главного двухэтажного корпуса пленные немцы восстанавливали дачи, строили заново скотный двор, конюшню и двухэтажные жилые дома в подсобном хозяйстве, а также собирали привезенные в разобранном виде из Финляндии в счет репараций дома и были заняты на полевых работах.
Ими же была с августа 1948 по август 1949 года по проекту инженера Павлова В.А. сооружена плотина, перегородившая овраг и создавшая небольшой пруд, проложена дорога на ней. Все работы проводились без привлечения техники – землю вывозили на тележках, вручную втрамбовывали в землю глину, делая так называемый глиняный замок, чтобы вода не просачивалась.
На месте предполагаемой постройки плотины и водослива некогда была земляная плотина с кирпичным водопропускным сооружением. К середине XX века от нее остались лишь следы двух кирпичных продольных стен. На месте водопропускного сооружения образовалась промоина.
После постройки плотины пруд постепенно заполнился водой, в него запустили рыбу. Позже организовали лодочную станцию. Отдыхающие стали ловить рыбу не только с берега, но и с лодки. Рыболовные снасти убирали в здание, которое и получило название «Дом рыбака».
Иногда немецкие пленные сбегали, но их ловили и возвращали. Однако в большинстве своем они к тому времени уже смирились с судьбой и спокойно ждали окончания плена. Хоронили умерших в лагере военнопленных около кладбища со стороны поля. А когда в 1949 году пленных отпускали домой, каждому выдали по шерстяному отрезу на костюм, денег и продуктов на дорогу.

Интенсивное строительство
В 1948 году подсобное хозяйство от дома отдыха отделилось. Николай Романович Елкин с поста директора ушел. Из Москвы прислали нового директора, которого потом сменил Дмитрий Афанасьевич Шаповалов, а его, в свою очередь, – Владимир Михайлович Тарасов. В доме отдыха началось интенсивное строительство одноэтажных деревянных и двухэтажных кирпичных дач на «ярище» за прудом.
В 1950 году на территории дома отдыха был возделан сад, в котором под руководством садовода Николая Ивановича Антипова посадили яблони, груши, и смородину. Сад был хороший, ухоженный. Смородину собирали и продавали отдыхающим. В урожайные годы яблоки на продажу возили даже в Москву.
После смерти Сталина в доме отдыха началось строительство: был построен детский комбинат, баня, прачечная, гаражи, столярная мастерская, склад и теплицы и несколько двухэтажных жилых домов для рабочих.
Для дач на территории дома отдыха строили прямо в подвале котельные установки на каменном угле. Если несколько дач располагались рядом, то делали одну котельную на 3-5 дач. На каждую котельную необходимо было иметь несколько истопников, поэтому в 1964 году на хозяйственном дворе была выстроена новая котельная, работающая на природном газе. Тогда тянули газопровод вокруг Москвы, проходящий мимо Садков по Рождественскому полю. От этих труб и подвели газ к новой котельной. Она одна стала обогревать все здания дома отдыха и поселка.
В новых теплицах под управлением агрономов Александра Филипповича Березина, а затем Анатолия Сергеевича Шилова выращивали капустную, помидорную и цветочную рассаду, укроп, петрушку, салат, редис, а также огурцы и помидоры, которые продавали в столовой, буфете и магазине.
В 1960 году на территории дома отдыха «Снегири» на месте старых теплиц и домика агронома началось строительство трехэтажного пансионата (корпус №2). Из технического описания пансионата: «В здании расположены 30 двухкомнатных номеров гостиничного типа. Каждый номер имеет лоджию, выходящую в парк на южную сторону, санитарный узел с душевой сеткой и кухонный блок, имеющий электроплиту для подогрева пищи, холодильник «Саратов» и мойку для посуды.
Вестибюль выполнен в виде одноэтажной пристройки, остеклен с трех сторон и имеет над входом козырек. На каждом этаже около центральной лестницы предусмотрены комнаты отдыха. На первом этаже из комнаты отдыха имеется выход на парковую террасу, а на втором – на плоскую кровлю-террасу над вестибюлем. В здании два зала в одноэтажной пристройке. Первый зал рассчитан на установку двух биллиардов, второй – предназначен для настольного тенниса».
В 1965 году к крылу главного корпуса дома отдыха «Снегири» с юго-западной стороны в которой размещался кинозал, пристроили новый кинозал на 300 мест. Помещение бывшего зала реконструировалось под фойе, которое соединялось с главным корпусом и имело самостоятельный вход из парка.
С 1965 года началось бурное строительство дач для отдыхающих и жилых домов для рабочих. Мощности небольшой котельной уже не хватало. Тогда решили построить мощную газовую котельную в лесу по дороге на Жевнево. Она вступила в строй в 1971 году и с тех пор прекрасно работает. Лишь однажды в котельной произошел взрыв, но обошлось без жертв: был лишь поврежден один котел и вылетели стекла. Сейчас эта котельная обслуживает только территорию дома отдыха, а поселковые дома, переданные муниципалитету, в 2003 году подсоединили к котельной НЭХ «Снегири».
Во второй половине 1950-х годов на хозяйственном дворе построили небольшой гараж на восемь машин, а в 1970-е годы на территории севернее хозяйственного двора – новый большой гараж, который действует до сих пор. Выбранный участок представлял ровную площадку, с запада, севера и востока граничащую с фруктовым садом Главного Ботанического сада. Раньше на этом месте были ассенизаторские карты, в которые до и после войны выливалась жижа из канализации подсобного хозяйства.
На территории помимо гаража на 75 машин разместили также склад горючего на 120 тонн и сооружения основной технологической линии обслуживания автомобилей: контрольно-технический пункт, заправка, мойка. На участке, примыкающем к гаражу с восточной стороны, в 1970-е годы построили также два материальных склада и ближе к главному въезду на жилую территорию клуб на 400 мест.
Сначала территорию дома отдыха охраняли обычные сторожа, да к тому же еще и пенсионеры: Михаил Павлович Полунин, Василий Алексеевич Березкин, Анна Ивановна Лепешкина. Но произошел инцидент, дошедший до высокого начальства. Однажды туристы из Москвы начали хулиганить и оскорблять отдыхающих. Анна Ивановна Лепешкина попыталась их успокоить, но физически справиться с ними не смогла. Тогда и назрела необходимость в милицейской охране. С 1966 года территория охраняется милицией. Практика найма частных охранных предприятий – в период с 2001 по 2005 год – не оправдалась.
В 1980-е годы с увеличением количества отдыхающих в доме отдыха «Снегири» были возведены еще четыре жилых корпуса и несколько дач. Корпус №4 построили за прудом, на большой поляне между двумя оврагами. Планировали участок, спортивные площадки и прочее благоустройство исходя из архитектурной композиции пятиэтажного корпуса с ориентацией спальных комнат на юг.
Основной подъезд с проходной на территорию разместили с западной стороны, второй – со стороны существующей застройки дома отдыха. Пансионат состоял из трех соединенных корпусов: основного, жилого пятиэтажного корпуса на 44 двухкомнатных номера с гостиной, бильярдной, игровыми комнатами; двухэтажного здания столовой на 185 мест и кинозала на 225 мест.
Столовая примыкала к западной части основного корпуса. Кроме внутреннего входа из корпуса через вестибюль на 1 этаже, имела самостоятельный наружный вход. Столовая была предназначена для обслуживания отдыхающих, проживающих в корпусе и соседних дачах. С торцевой части помещений кухни был расположен небольшой магазин «Кулинария».
Еще один магазин «Продукты», построенный по проекту архитектора В. Лачинова, был открыт в 1981 году с юго-восточной стороны главного корпуса дома отдыха. В цокольном этаже здания магазина расположился продовольственный склад.
Вскоре силами солдат из воинской части №52953, располагавшейся в Рождествено, были построены еще три небольших корпуса. Корпус №5 был построен около оврага рядом с фруктовым садом в 1983 году, а еще два корпуса, №6 и №7, – рядом с корпусом №4 в 1987 и 1989 году соответственно.
Помимо жилых корпусов на территории дома отдыха строились и новые хозяйственные постройки: в 1984 году вошли в строй новые теплицы, возведенные с северной стороны фруктового сада. В теплицах стали выращивать огурцы и помидоры на продажу и рассаду цветов для клумб.
В 1960-х годах директором дома отдыха «Снегири» был Григорий Григорьевич Гусев, который помогал в строительстве нового здания школы в Рождествено. После него директором был назначен Анатолий Степанович Хитров, а позже – Анатолий Ильич Котов, занимавший этот пост до 1993 года.
После 1991 года дом отдыха и дачное хозяйство «Снегири» переименовали в ФГУ «Дом отдыха «Снегири» Управления делами президента РФ. В 1993 году директором стал Михаил Алексеевич Шмойлов, занимающий этот пост до сих пор.
В сентябре того же года около главного КПП вошло в эксплуатацию новое административное здание с блоком помещений администрации, буфетом на 16 мест и залом совещаний с кинопроекционной аппаратурой. В цокольном этаже расположились блок помещений охраны с классом для проведения занятий и залом силовой подготовки и блок служб эксплуатации.
На бывшей усадебной аллее, ведущей прямо к главному корпусу, в начале века был устроен фонтан, а вскоре и вся часть бывшей аллеи от оврага до корпуса превратилась в обустроенную пешеходную зону для отдыха с лавочками и цветниками.
В 2000 году была вырублена часть яблоневого сада рядом с корпусом №5, и на этом месте построен крытый плавательный бассейн с фитнес-залом. Чуть позже между бассейном и корпусом возвели еще и развлекательный центр «Созвездие» с боулингом, баром и игровыми автоматами.
В июне 2003 года около парадного входа в главный корпус дома отдыха «Снегири» был установлен бюст герою Отечественной войны 1812 года Александру Ивановичу Кутайсову. В усадьбе Рождествено он провел свое детство и отсюда же уезжал на войну. На церемонии открытия присутвовали почетные гости, отдыхающие дома отдыха и жители Рождествено. Торжественный митинг завершился залпом орудий образца 1812 года.
В 2006 году неподалеку от главного корпуса открылся большой современный ресторан «Карнавальная ночь», интерьер которого был выполнен в стиле одноименной комедии Эльдара Рязанова. В зале посетителей встречают герои этой старой, доброй комедии, точнее, их пластмассовые фигуры, выполненные в полный рост.

Детский сад
В декабре 1959 года начал работу детский сад финансово-хозяйственного управления Президиума Верховного Совета СССР. Заведующей была назначена Александра Васильевна Михайлюк. В первый заезд было завезено 85 детей, работали только три группы. В 1960 году уже функционировали четыре группы на 120 детей. Детский комбинат принимал детей на неделю: в понедельник утром на автобусах в сопровождении милиции их привозили, и в пятницу, после обеда, увозили к родителям.
В 1963 году в детском саду был открыт второй корпус, и учреждение переименовали в «Детский комбинат дошкольного воспитания «Снегири». В 1964 году на его территории выстроен еще корпус на 30 мест, открылся второй летний плавательный бассейн. В 1966 году после землетрясения в Ташкенте в детском саду летом отдыхали 23 ребенка из Узбекистана от 2 до 8 лет.
В 1971 году функционировало уже 8 групп, в которых было 220 детей. В 1978 году ушла на заслуженный отдых Александра Васильевна и новым директором детского комбината была назначена Валентина Кондратьевна Тихомирова.
В 1980 году – год Олимпийских игр в Москве – расширяется парк детского комбината. Вдоль забора работники комбината посадили 110 сосен. Большая заслуга в этом Василия Захаровича Ковалева, который долгое время работал завхозом. А чуть позже, в честь 40-летия победы в Великой Отечественной войне, по периметру забора было посажено еще 40 берез.
В 1983 году начали функционировать еще два новых корпуса, административный с пищеблоком, плавательным бассейном, спортзалом и кинозалом, а также корпус для детей на 4 группы. Построен хозяйственный блок со слесарными и столярными мастерскими. Всего в комбинате было 11 групп на 280 детей.
В настоящее время бывший детский комбинат называется ГДОУ «Детский сад «Снегири» Управления делами президента РФ – детский сад общеобразовательного типа с приоритетами физического и художественно-эстетического воспитания. Обучение детей ведется высококвалифицированными педагогами под руководством Екатерины Дмитриевны Кошкиной.

Дом культуры «Рождествено»
До войны в Рождествене, в бывшем доме местного священника, располагался клуб. Здание было просторное: и для сцены места хватало, и для зала. Заведующим клубом до войны был Борис Шаров. Кино тогда приходилось крутить руками, ведь электричества еще не было. Здесь же давали свои концерты коллективы художественной самодеятельности и вели просветительскую работу учителя.
Во время оккупации клуб был разрушен. Тогда руководство подсобного хозяйства во главе с Тихоном Ивановичем Барышевым арендовало в колхозе «Пламя» землю, а за это построило в начале 1950-х годов для села другой клуб. Здание расположилось к востоку от церкви на возвышенности. Позже к нему была еще пристроена кинобудка. Долгое время заведующей клубом работала Валентина Ивановна Шмыгина.
Клуб на селе играл большую роль в просветительской работе. В клуб ходили и на танцы, и в кино. Учителя школы выступали в клубах с докладами и лекциями о текущей политики партии и правительства. При клубе существовал хор.
Когда в 1967 году Рождественская школа переехала в новое здание, старое отдали под клуб, медпункт и библиотеку. После перестройки библиотеку перевели в научный корпус Государственного Ботанического сада, медпункт – в дом №11 по улице Южной, а клуб и вовсе закрыли.
На территории подсобного хозяйства клуб построили после войны силами немецких военнопленных. Руководителем клуба в 1948 году стал бывший директор дома отдыха Николай Романович Елкин. Часто в клубе проходили собрания рабочих совхоза и дома отдыха, проводились доклады, ставились спектакли. Три дня в неделю показывали кино. После перестройки и этот клуб перестал существовать.
Клуб дома отдыха «Снегири» был построен в 1976 году. Главный подход к клубу сделали в виде широкой аллеи от существующей дороги с партерным газоном и цветником в центре. На территории клуба разместили парковые дорожки, посадили деревья.
В этом клубе проводились все культурные мероприятия, проводимые администрацией дома отдыха. В дни 8 марта чествовали и награждали женщин, там же провожали работников на пенсию, проводили собрания рабочих и выборы в органы власти.
После перестройки клуб перешел на баланс Истринского района и получил название дом культуры «Рождествено». В течение нескольких в клубе сменилось несколько руководителей, открылся работающий по субботним дням ночной клуб «Берлога». Некоторое время в клубе сдавали в аренду отдельные помещения, но они быстро закрывались из-за нерентабельности. Там были и фотостудия, и парикмахерская, и ремонтная мастерская радиоаппаратуры.
Сейчас в доме культуры «Рождествено» периодически проводятся различные культурно-массовые мероприятия, организованные силами Управления по культуре и спорту Истринского района.

[1] Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) – высший советский орган, управляющий народным хозяйством и финансами. Упразднен в 1932 году.
[2] Верховный Совет – двухпалатный парламент, высший орган государственной власти в СССР. Действовал с 1936 по 1991 год.

ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ «СНЕГИРИ»

Пионерский лагерь «Снегири» был открыт в 1963 году. Он расположился в третьем корпус дома отдыха – двухэтажном кирпичном здании, что стояло около калистовского оврага, в лесу, прозванном старожилами за его небольшой размер «оселок». На каждом этаже было по восемь спальных комнат на пять человек каждая, комнаты пионервожатого и воспитателя, а также душевые, санузлы и помещения дневного пребывания. Первым начальником пионерлагеря стал Владимир Михайлович Тарасов.
«Заезд детей в пионерлагерь был большим праздником для всего обслуживающего персонала, – вспоминает Сергей Алексеевич Чернышов. – Издалека слышались звуки горна, а потом в распахнутые ворота въезжала колонна. Сначала – машина милицейского сопровождения, за ней – машина со знаменем и горнистом, а следом – автобусы с детьми и вожатым. Последней въезжала машина с начальником пионерлагеря». Потом была торжественная линейка, поднимался флаг. Пионерское лето начиналось!
За один заезд лагерь принимал около 80 человек. Но решение, принятое начальством под впечатлением от военно-патриотической игры «Зарница», позволило увеличить количество мест для отдыхающих до 150 человек. На территории лагеря был организован палаточный городок, в котором стали размещать ребят старших отрядов.
Весь день у ребят был занят – кто-то занимался в кружках, кто-то уходил в поход, кто-то готовился к концерту художественной самодеятельности. Каждую смену в лагере проводились традиционные конкурсы: «Рисунок на асфальте», «Снегиревская красавица» и множество других. Несколько раз за смену детям показывали художественные фильмы.
Накануне отъезда из лагеря начинались сборы. Ребята укладывали чемоданы, обменивались друг с другом адресами и телефонами. Вечером зажигали прощальный костер, пели песни и танцевали – прощались со «Снегирями». А в день отъезда – прощальная линейка и спуск флага.
В 1985 году по инициативе начальника лагеря Игоря Владимировича Шамраева для пионеров старшего отряда был организован первый байдарочный поход по Истре, потом это стало отличной традицией пионерского лагеря «Снегири». Изначально эта идея принадлежала Юрию Владимировичу Михайлову, но осуществилась уже после его ухода с поста начальника.
Готовиться к каждому походу надо было тщательно. Несколько дней ребята жили в особенном ритме, все свое время посвящая подготовке к походу.
В тот же 1985 год силами заинтересованных пионеров начали раскапывать и облагораживать мемориал погибшим воинам, находящийся на территории лагеря. Удалось откопать часть окопа, который до этого был скрыт. На лужайке перед ним установили памятник, был зажжен вечный огонь. Два года спустя пионерами первого отряда в лесу был обнаружен советский танк времен Великой Отечественной войны, который впоследствии был передан в музей. Вообще в окрестностях лагеря часто находили орудия и боеприпасы.
В 1986 году на территории пионерского лагеря построили летний бассейн. До этого времени пионеров водили купаться на речку, но вода в Истре даже в жаркую погоду оставалась очень холодной. А в бассейне воду можно было подогревать, и купаться теперь дети могли вне зависимости от погоды. В этом же бассейне, кстати, купались и отдыхающие дома отдыха – после окончания лагерного сезона.
В 1987 году были налажены отношения с Московским пограничным курсантским училищем. Военно-патриотические игры стали напоминать настоящую службу пограничников. Приезжали два взвода пограничников, привозили военную технику, и три дня пионерский лагерь «Снегири» жил в режиме погранзаставы.
В 1987 году ребята и девочки, которые вышли уже из возраста первого отряда, обратились к начальнику лагеря Игорю Владимировичу Шамраеву с просьбой о создании на базе пионерского лагеря зимнего студенческого дома отдыха. И было получено разрешение после зимней пионерской смены привозить в «Снегири» ребят-студентов, которые уже в пионерский лагерь не попадали.
«Все – свои, – вспоминает Игорь Владимирович, – те, которые росли у меня на глазах, и мне приятно было видеть их повзрослевшими, но не остывшими к «Снегирям». Первоначально их было 30, а потом – более 100 человек. Основу времяпрепровождения в студенческом лагере составляли встречи с приглашенными знаменитостями и экскурсии по достопримечательным местам Подмосковья. Потом практика таких поездок была перенесена и на пионерские смены».
Много внимания в лагере уделялось и спортивной подготовке под руководством опытного тренера, мастера спорта по четырем видам Александра Валентиновича Соловьева. По его протекции в лагере появилась уникальная по тем временам многофункциональная спортивная коробка и теннисный корт, покрытые специальным материалом, благодаря которому дождь не был помехой для проведения на них спортивных мероприятий.
До работы в лагере Соловьев был председателем добровольного спортивного общества «Юность» и опытным спортсменом, так что он знал толк в хорошем футбольном поле. Он добился того, чтобы поле было «перезастелено»: клался слой специального песка, грунта и накрывалось все это специальным травяным слоем. Футбольное поле в «Снегирях» было признанно лучшим из полей ближайших пионерских лагерей, так что все финальные футбольные матчи ежегодных межлагерных спартакиад проходили здесь.
В пионерском лагере «Снегири» вскоре появился компьютерный класс, где, наряду с играми, дети начинали овладевать азами компьютерной грамотности. Была закуплена система на 12 мест – аналогичное ей оборудование имелось еще только в одном классе на территории Советского Союза, так что класс был практически уникальным.
Ну, и, кроме того – зал игровых автоматов, видеотека. Был даже опыт кабельного телевидения с помощью подаренных лагерю видеокамеры и магнитофона ВМ-12. Камера устанавливалась в кабинете начальника лагеря, там же организовывалась импровизированная телестудия, из которой диктор передавал местные новости, транслировались фильмы. А дети смотрели это все на специальном большом телевизоре, установленном в актовом зале. Все это делалось в рамках программы по подготовке лагеря к юбилею, который состоялся в 1988 году.
Были также и проекты, которым не суждено было сбыться. Самое главное – коренная перестройка корпуса, для чего лагерь хотели закрыть в 1992-1993 годах. После ремонта он должен был представлять собой некий кондоминиум[1], содержащий в себе все необходимое. Планировалось продолжить корпус вперед, образовать кольцо, внутри которого находилась бы зеленая зона.
Но реконструкции лагерь не дождался. Летом 1993 года его покинула последняя пионерская смена. «Снегири» прекратили свое существование. Большая часть территории лагеря впоследствии была отдана под дачные участки, а в самом корпусе стал жить обслуживающий персонал дачного кооператива.
Бывшие пионеры вспоминали: «В одну из летних смен составили «Послание будущим пионерам». Его запечатали в специальный сосуд и зарыли в лесу за главной линейкой. Многие позже пытались найти это послание, чтобы забрать на память с собой, но так никто и не нашел».
В 2001 году силами бывших пионеров, отдыхавших когда-то в пионерском лагере «Снегири», был создан сайт, посвященный лагерю и тем людям, для которых он стал родным. Тогда же была организована первая встреча бывших «снегирят» на берегу реки Истры, недалеко от территории пионерлагеря. С тех пор эти встречи стали регулярными.
Люди, уже повзрослевшие и нашедшие свое место в жизни, не могут забыть кусочек детства, проведенный на берегу Истры в «Снегирях». Наверняка, каждый из них до сих пор помнит слова гимна любимого пионерского лагеря:

Вспомним когда-нибудь наши походы,
Как пробирались в дожди, непогоды,
Плыли в байдарках по Истре реке
И улыбались навстречу грозе!

[1] Кондоминиум – совокупность нескольких помещений

НАУЧНО-ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ХОЗЯЙСТВО «СНЕГИРИ»

Подсобное хозяйство
Имение Толстых, последних владельцев усадьбы Рождествено, вместе со всеми землями и постройками в 1918 году было конфисковано и передано под дом отдыха, а на бывших обширных землях имения расположилось подсобное хозяйство.
В 1936 году все хозяйственные постройки с территории дома отдыха вынесли. Скотные дворы, зернохранилища и прочие постройки перенесли километра на полтора ближе к железнодорожной станции (всего от дома отдыха до станции «Снегири» три километра), там же построили водонапорную башню, теплицы и барак, где потом были столовая и сельский клуб.
После приезда в Рождествено в 1942 году Михаила Ивановича Калинина началось интенсивное восстановление дома отдыха и подсобного хозяйства, которое было разрушено немецкими войсками. Из восточных районов страны сюда, в Рождествено, в возрождаемое после гитлеровской оккупации хозяйство, привозили семена, лошадей, коров, сельскохозяйственную технику. Хозяйство крепло и набирало силы.
Колхозники со станции семена тащили на своих плечах, а в подсобное хозяйство их везли на лошадях или на машинах. Колхозники должны были идти на заготовку дров, а зимой на расчистку дорог от снега, рабочие подсобного хозяйства на эти работы не привлекались. Колхозникам давали по карточкам по триста граммов хлеба, а рабочим подсобного хозяйства – по шестьсот. Во всем сказывались привилегии принадлежности к Верховному Совету СССР.
В дом отдыха также шли эшелоны со строительными материалами, из Финляндии прибыли в разобранном виде деревянные дома, в которых расселяли рабочих подсобного хозяйства. Однажды еще был привезен в разобранном виде дом из поселка Манькина гора Подольского района Московской области. Его установили на месте, где позже построили детский сад. В доме жили сразу несколько семей. Долгое время место, где раньше стоял этот дом, так и называли – «Манькина гора».
Еще старожилы вспоминали о привезенной из Германии лошади вороной масти, которая работала «от гудка до гудка». Раньше везде на заводах и фабриках работу начинали и заканчивали по гудку, и в совхозе тоже гудел гудок. Где заставала лошадь гудок, так оттуда никуда не шла кроме как в конюшню.
Подсобное хозяйство в районе занимало почетное место среди колхозов. Тогда еще колхозы были небольшими: в Жевневе – около 100 га земли, в Зеленкове – около 120 га, в Рождествене – чуть больше 300 га, а в подсобном хозяйстве дома отдыха – более 500 га.
Однажды в подсобное хозяйство из польской Познани пригнали коров черно-пестрой породы, но оказалось, что многие из них были заражены бруцилезом[1], поэтому их стали выводить из стада. Но все же основу стада стали составлять коровы черно-пестрой породы. До этого в подсобном хозяйстве старались заводить породистый скот, но не было такого, чтобы скот был определенной породы.
Удои от фуражной коровы[2] в подсобном хозяйстве были невысокие, около 1300-1500 литров в год, как и в соседних колхозах, хотя условия содержания скота в подсобном хозяйстве по тому времени были идеальными. Молоко с фермы подсобного хозяйства, где заведующей долгое время была Евдокия Максимовна Горчеева, поставляли в дом отдыха «Снегири» и даже в столовую Верховного Совета СССР.
В колхозах качественных кормов не хватало, а в подсобном хозяйстве – всегда было в достатке. Во время строительства военнопленными немцами скотного двора, в торце построили две силосные башни. В них закладывали хорошую траву, так что силоса в подсобном хозяйстве всегда было предостаточно. На корм скоту выращивали и турнепс, и кормовую свеклу. При скотном дворе была мельница, на которой мололи зерно для скота из собственного урожая. Подсобное хозяйство, в отличие от колхозов, не сдавало зерно в счет госпоставок и натуроплаты.
После войны в счет репараций из Германии в подсобное хозяйство прислали несколько молотилок на электрической тяге. По одной такой молотилке выдали и каждому колхозу в Рождественском сельском совете (до войны в колхозах молотилки уже были – сначала конные, потом тракторные).

Отделение от дома отдыха
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Михайлович Шверник принял решение, что дом отдыха должен заниматься только своим делом, а сельским хозяйством – другие. И в 1948 году подсобное хозяйство от дома отдыха отделили.
Подсобное хозяйство, которое и раньше в простонародье называли совхозом, теперь получило официальное название – совхоз «Снегири». Директором образованного совхоза был назначен работавший до этого зоотехником в подсобном хозяйстве Михаил Семенович Свиридов.
Совхоз «Снегири» стал рядовым хозяйством. Но к совхозу отошли находившиеся на балансе подсобного хозяйства земли, скотные дворы, жилые дома, скот, сельхозинвентарь, клуб, контора и техника: трактора, автомашины, сеялки. Колхозы получили право покупать сельхозмашины лишь после 1954 года, но на ремонт были обязаны их сдавать в ремонтно-транспортные станции, а в совхозе «Снегири» уже тогда были свои трактора, гаражи и ремонтные мастерские.
В 1954 году совхоз «Снегири» перешел под управление Главного ботанического сада АН СССР, директором которого в те годы был видный советский ботаник, генетик и селекционер академик Николай Васильевич Цицин. Совхоз начал экспериментальные работы по созданию новых форм и сортов сельскохозяйственных растений и пород крупного рогатого скота. Совхоз переименовали в научно-экспериментальное хозяйство (НЭХ) «Снегири».
Научно-экспериментальное хозяйство возглавил Федор Демьянович Крижановский, которого Цицин пригласил из Рязанской области, где тот работал директором экспериментального хозяйства. По воспоминаниям тех, кто работал во времена директорства Федора Демьяновича, руководитель он был отличный – порядочный, обходительный, хозяйственный. НЭХ «Снегири» при нем было крепким. Во многом, конечно, помогал Николай Васильевич Цицин: из Главного ботанического сада АН СССР в «Снегири» поступала и финансовая поддержка на строительство и развитие хозяйства.

Отдел отдаленной гибридизации
Главным направлением научных исследований была разработка теоретических основ и методов отдаленной гибридизации с целью создания новых видов, форм и сортов растений, ценных для народного хозяйства. В основу этих исследований легли скрещивания представителей культурных растений с дикорастущими.
Результаты работ по отдаленной гибридизации, выполненных в отделе, имели большое теоретическое и практическое значение. Они получили высокую оценку как в нашей стране, так и за рубежом. Путем сложных скрещиваний пшеницы с видами пырея были впервые созданы стабильные гибриды, обладающие оригинальными свойствами, наиболее существенными из которых является способность давать урожай зерна в течение нескольких лет от одного посева.
В 1973 году отдел отдаленной гибридизации переведен из Москвы в научно-экспериментальное хозяйство «Снегири». А вообще история отдела началась еще до создания Главного ботанического сада: при Отделении биологических наук Академии наук СССР существовала лаборатория отдаленной гибридизации, организованная академиком Цицыным. В 1949 году эта лаборатория была проведена в ГБС АН СССР и объединена с лабораторией формообразования растений, а с 1970 года стала отделом.
Отдел отдаленной гибридизации – самое крупное структурное подразделение Главного ботанического сада, в его состав входят лаборатория промежуточных пшенично-пырейных гибридов и цитогинетики, лаборатория отдаленной гибридизации крупного рогатого скота и еще несколько лабораторий.

Создание зебувидных гибридов
Научно-экспериментальное хозяйство «Снегири» также стало основной производственной базой и для создания высокопродуктивных зебувидных молочных гибридов в средней полосе России. Научными руководителями исследований стали академик Николай Васильевич Цицин, а с 1980 года доктор биологических наук Александр Андреевич Рубенков.
Для научно-производственных целей Рубенковым были отобраны в колхозе «Комсомол» Ленкоранского района Азербайджанской ССР два чистопородных быка зебу под кличками Шве и Май. В 1957 году путем скрещивания быков с коровами черно-пестрой породы в «Снегирях» были получены первые гибридные телята.
На базе НЭХ «Снегири» была создана племенная ферма черно-пестрых зебувидных молочных гибридов, которые отличались высокой устойчивостью к инфекционным, кровепаразитарным и незаразным болезням, стрессовым ситуациям, долголетием, хорошими мясными качествами и высокими показателями жирномолочности и белкомолочности. Гибридные животные, а также их потомство, хорошо прижились в Мурманской, Псковской, Тюменской областях, в Алтайском крае и в Казахстане.

Преобразования Хрущева
В 1959 году научно-экспериментальное хозяйство «Снегири» в рамках проекта Хрущева по реорганизации коллективных хозяйств присоединило к себе рождественский колхоз «Пламя». Многие слабые колхозы сливали с сильными хозяйствами.
Тогда же были реорганизованы и районы: Истринский район частью был присоединен к Звенигородскому району, а частью – к Красногорскому. Но тут же возникли неудобства сообщения населения с районными центрами, поэтому приняли решение вернуться к прежнему административному делению. Правда, после возвращения поселок Нахабино все же остался в Красногорском районе, а в состав Истринского перешла часть Ново-Петровского района, который был упразднен.
Кроме того, Хрущев усиленно внедрял в колхозы выращивание кукурузы и посадку картофеля квадратно-гнездовым способом. До каждого колхоза доводились планы по посеву каждой культуры, в том числе и кукурузы. Под нее отводились большие площади лучших земель, а она не росла. Несколько лет земли пустовали, по ним лишь пасли скот. За эти годы в России был большой недобор продовольственного зерна, которое пришлось закупать за границей.
Позже все же научились выращивать кукурузу на корм скоту. И очень часто и в научно-экспериментальном хозяйстве получали хороший урожай. Может быть, именно благодаря кукурузе и подсолнуху в хозяйстве в 1970-е годы содержали более тысячи голов скота.
А вот от посадки картофеля квадратно-гнездовым способом быстро отказались. При такой посадке резко сокращалось количество кустов, высаженных на гектар площади. Хотя и улучшалось качество обработки, но урожай с гектара понизился.

Работа в хозяйстве
Когда к хозяйству присоединили колхоз «Пламя», всем колхозникам обещали записать в трудовую книжку весь трудовой стаж работы в колхозе, если они напишут заявление о приеме их на работу в НЭХ. Все писали заявления, стараясь заработать стаж для пенсии. А стаж зарабатывали, работая там, куда пошлют.
Весной женщин отправляли на картофелехранилище перебирать картофель перед посадкой, а в августе после уборки урожая ранней капусты несколько женщин посылали на пойму близ Зеленкова за капустными листами. Они, бывало, набросают на телегу целый воз листьев и везут, а по дороге навстречу попадется агроном, который возьмет да и перевернет им воз. Он искал, сколько они кочанов капусты спрятали под листами. И так было не один раз.
Вообще в те вреиена за воровство судили очень строго, могли и за кочан капусты посадить. Однажды в Зеленкове тракторист во время молотьбы украл пуда полтора зерна из под молотилки, так ему дали два года тюрьмы несмотря на четырех маленьких детей в семье.
До объединения с колхозом «Пламя» скота в хозяйстве было немного, и он был рассредоточен по деревням. Скот по полям не пасли, а лишь давали ему летом зеленую подкормку, поэтому на полях десятками стояли стога с сеном, заготовленным на зиму.
А в особо засушливые годы в НЭХ «Снегири» на зиму заготавливали лапник, который после дробили и скармливали скоту. Старожилы вспоминали, как рабочие хозяйства ходили в лес, что рядом с пионерским лагерем, и рубили на елках сучья. Лесничество разрешало рубить только нижние сучья, но иногда каким-то образом доставали и выше середины дерева.
Под руководством агронома-овощевода Алексея Ивановича Худякова в хозяйстве выращивали богатые урожаи овощей: капусты, моркови, огурцов и помидоров. Все колхозы и совхозы в то время заставляли выращивать не только зерновые и картофель, но и овощи. А агрономом-полеводом во второй половине 1950-х годов при Федоре Демьяновиче был Яков Давыдович Лукьянченко, который очень любил выращивать клевер и тимофеевку.
С необходимостью вести научно-экспериментальную работу требовалась дополнительная рабочая сила, поэтому при Федоре Демьяновиче в НЭХ «Снегири» развернулось бурное строительство. На территории хозяйства был построен главный научный корпус, детский сад, котельная и три жилых дома. До этого рабочие хозяйства жили в стесненных условиях в двухэтажных домах с подселением.
В 1960-е же годы был заложен и животноводческий комплекс, строительство которого затянулось более чем на 10 лет, а до этого скотный двор в Рождествене находился около «поганого» болота и еще одно здание было с правой стороны дороги на Зеленково.

Передовое хозяйство района
Федор Демьянович Крижановский после тяжелой болезни весной 1973 года умер. Директором НЭХ «Снегири» был назначен работавший до этого главным агрономом Николай Иванович Калмыков. Он уже и до официального назначения неоднократно заменял Федора Демьяновича, и, к тому же, все полевые работы были на нем.
В 1976 году в хозяйстве было занято 390 человек, из которых 250 работали в производстве, а 140 непосредственно в науке. В научном отделе было два доктора и пять кандитатов наук. В хозяйстве имелось 28 тракторов различных марок, 4 зерноуборочных комбайна и другая техника. Автомобильный парк насчитывал 28 грузовых и 6 специальных автомашин.
В стране 1977 год был юбилейным – отмечали 60 лет со дня победы Октябрьской революции. Многие сельские труженики Рождествена были в тот год награждены орденами. В том числе орденом «Знак Почета» был награжден и Николай Иванович Калмыков, о чем тоже писали в районной газете.
Решением Мособлисполкома в 1985 году в НЭХ «Снегири» утверждена первая и единственная в нашей стране и в мировой практике племенная форма черно-пестрых зебувидных молочных гибридов, расположенная за пределами ареола зебу.
В 1988 году на «Выставке достижений народного хозяйства» была выставлена корова из НЭХ «Снегири» по кличке «Красавица», которая привлекла всеобщее внимание посетителей. Старший зоотехник Зинченко Н.В. рассказывал посетителям о параметрах этой коровы: надой молока за 260 дней – 3731 кг, жирность 5,47%, живая масса – 820 кг.
За все время работы от получения в 1957 году первых гибридов и до 1990 года в НЭХ «Снегири» было получено 8298 гибридных животных, в том числе 4070 бычков и 4228 телочек. На 1 января 1988 года в хозяйстве было 1390 головы – наибольшее количество за всю историю хозяйства. Средние надои в хозяйстве составили 4800 кг, с 4,5% жирности и уровнем белка – 3,85%.
Неоднократно о достижениях научно-экспериментального хозяйства писали в районной и центральной прессе. В августовском номере районной газеты «Ленинский путь» за 1978 год было, например, написано, что в текущем году в НЭХ «Снегири» было посеяно 300 гектаров зерновых, а урожай составил более 30 центнеров с гектара. В том же номере фото на первой полосе ударники жатвы в хозяйстве – Николай Иванович Валюженич и Павел Ильич Дедов. Эти трактористы изо всех сил старались вовремя убрать урожай с наименьшими потерями.

Старания трактористов
Хороших трактористов в хозяйстве было немало. Многие из них могли с начала жатвы с трактора пересесть на комбайн. Одним из лучших был тракторист, он же и комбайнер – Борис Васильевич Преснов, приехавший вместе с женой Анной Федоровной в 1969 году из Ново-Петровского совхоза «Рузский». Анна Федоровна работала бригадиром тракторной бригады, за что неоднократно награждалась почетными грамотами и дипломами.
Сам же Борис Васильевич, по словам коллег, при необходимости не считался со временем и работал как для себя. Он был истинным земледельцем, и за свой труд не раз получал награды: орден «Трудового Красного Знамени», медаль «За Трудовое отличие», медаль «За Доблестный труд» и множество различных почетных грамот, из них несколько грамот «Отличник на пахоте» на областном уровне.
В январском номере районной газеты «Ленинский путь» за 1974 год написали: «Звено Бориса Васильевича Преснова из научно-экспериментального хозяйства «Снегири» в 1973 году вырастило самый высокий в районе урожай картофеля – 270 центнеров с каждого из 55 гектаров».
Конечно, такой урожай в «Снегирях» получился не случайно. Осенью на поля внесли фосфорно-калийные удобрения, а всю зиму механизированный отряд вывозил на поля органику: навоз летне-осенней заготовки и торф. Лето было благоприятное, вот и получили урожай картофеля «Гатчинского» в 270 центнеров с гектара, а некоторые участки даже давали по 330 центнеров. Так как почва была хорошо удобрена, на гектар высаживали не 45-55 тысяч кустов, а 70-80 тысяч. И еще все лето за картофельными полями следили и ухаживали. Внесенные удобрения, благоприятная погода и добросовестное отношение сделали свое дело.
Для быстрого и своевременного внесения на поля необходимых удобрений нужна была мощная техника, которая в начале 1970-х годов в НЭХ «Снегири» была. Тогда в хозяйстве было 19 тракторов с разными навесными орудиями, были и плуги, и бороны, и разбрасыватели навоза и удобрений, и тележки на разный манер.
С помощью техники и передовой технологии увеличивалась урожайность полей, а получая высокие урожаи кормовых культур, добивались высокой продуктивности скота. Благодаря этому в хозяйстве сумели поднять доходы от продукции животноводства и растениеводства с 530 тысяч до миллиона рублей.
Старожилы вспоминали и хорошие урожаи силосных культур – кукурузы и подсолнуха. Высота комбайна 2 метра 80 см – уезжал он в поле и его не было видно – такой высоты была кукуруза. Да и подсолнухи, бывало, под стать кукурузе, стояли сплошной стеной.

Животноводство – основная отрасль
В 1975 году скот в НЭХ «Снегири» еще содержался на трех фермах: на первой было надоено в среднем 4711 кг молока от каждой коровы, на второй – 4613 кг и на третьей – 4532 кг. Фермы занимали по надою молока от каждой коровы 17, 18 и 22 места из 64 ферм по Истринскому району.
С 1976 года все животные хозяйства были размещены в новом комплексе на 1200 голов с доением коров в молокопровод, мобильной механизированной раздачей кормов, подпольным хранением навоза. В следующем году был пущен в эксплуатацию и кормоцех.
Работа на ферме, как вспоминали старожилы, была очень тяжелая. Чтобы корова давала молоко, ее все время надо кормить хорошими кормами, давать ей сено, силос, комбикорм, раньше часто давали корнеплоды. Сейчас силос и сено раздают кормораздатчики, а до этого все делали вручную. Доярки грузили железную тележку корнеплодов, которые были свалены у дверей, и везли в коровник. Одна такая тележка весила ни много, ни мало – 700 кг, женщины ее вдвоем закатывали внутрь скотного.
И сено раньше на вилах таскали каждой корове, было даже такое выражение «все на пупке». Раньше было три дойки, первая проходила утром рано, поэтому доярки всегда вставали с первыми петухами. Это сейчас коров доят аппаратом, а была ручная дойка – каждая доярка обслуживала около 15 коров. За тяжелый труд и зарплата на ферме всегда была повыше, чем у полеводов.
В последнее десятилетие до перестройки основной отраслью НЭХ «Снегири» являлось животноводство. Удельный вес этой отрасли в структуре товарной продукции за 1989 год составил 91,5%, поэтому главной задачей растениеводства в НЭХ «Снегири» наряду с производством товарной продукции зерновых было обеспечение животноводства высококачественными кормами.

Полоса неудач
В 1992 году 73% общей посевной площади хозяйства, составляющей 200 га, было засеяно зерновыми. Возделывалась озимая пшеница, ячмень и овес. Укрепление кормовой базы сказывалось на развитии животноводства – среднегодовая продажа молока государству составляла более 2000 тонн, а среднегодовая прибыль более трех миллионов рублей.
На Николая Ивановича Калмыкова некоторые рабочие много писали в райком и в исполком райсовета и правду, и неправду, в результате чего его сняли с должности директора. И пошла в хозяйстве полоса неудач. Новым директором назначили Бочкарева, который никакой пользы хозяйству не принес, поэтому вскоре его сменил Вячеслав Александрович Бодров. Неизвестно, что случилось бы при нем, если бы не перестройка.
Хорошие земли, ранее принадлежащие хозяйству, раздали на паи. Многие позже свои наделы продали под дачные участки. Хозяйство медленно, но верно разворовывали, растащили все, что можно было унести или увезти. Тогда же был разобран и коровник напротив силосной ямы, теперь о нем напоминают лишь бетонные столбы. Но главное, что потеряло хозяйство – многих честных и добросовестных работников, которые не смогли работать при новом строе.
Сначала в хозяйстве перестали выращивать овощи, а позже сажать картофель и сеять зерновые. После перестройки земли на полях отдавали в аренду рабочим дома отдыха, кирпичного завода и другим организациям и учреждениям под посадку картофеля.
С началом перестройки в штате хозяйства осталось работать около 70 человек, общая площадь земельных угодий составляла 1478 га, из них 1052 га пашни, 113 га пастбищ и 22 га сенокосов. Стадо крупного рогатого скота в 1992 году составляло 615 голов, в том числе 295 коров. Все поголовье скота располагалось на животноводческом комплексе.
В начале перестройки за раму парню Калмыкову дали три года тюрьмы, а потом и рамы все украли и стены разобрали, и плиты все к себе на дачи развезли… Теперь только место одно осталось.
 
Новое руководство
В 1995 году директором НЭХ «Снегири» стал Владимир Петрович Бабунов. При нем хозяйство пришло совсем в упадок, а количество скота сократилось почти наполовину. Владимир Петрович для поддержания хозяйства на плаву отдал в аренду гараж, ангары и даже продавал песок из карьера за деревней Зеленково. День и ночь самосвалы возили песок на строительство третьего транспортного кольца в Москве. И это хозяйству не помогло. Позже глава Истринского района Анна Николаевна Щерба вмешалась и запретила вывозку песка из карьера.
Летом 1998 года на поле по неизвестным причинам упали несколько опор высоковольтной линии и убило током 23 коровы и пастуха Владимира Черноморскова. Ему было 24 года. Осталась мать-доярка, да еще младший брат, который чудом остался жив. Он тогда тоже пас скот, но его отбросило, когда он пошел спасать коров и брата.
Руководство ГБС в 1998 году сняло Бабунова с работы, и он полтора года не работал, а потом суд его восстановил. Элитное стадо в хозяйстве все сокращается, но руководство Ботанического Сада все еще надеется, что научное хозяйство поднимется с колен. Все зависит от руководителя, сможет ли хозяйство приспособиться к работе в новых условиях или разорится. Ведь в районе есть примеры крепких хозяйств, которые, как и прежде, ведут дела образцово.
В 2001 году перед «Снегирями» замаячила заманчивая перспектива – Европа, напуганная коровьим бешенством и ящуром, узнала, что в Подмосковье есть коровы и быки, у которых врожденный иммунитет к подобным заболеваниям. Германия запланировала организовать на базе НЭХ «Снегири» свое производство, чтобы целебное молоко могла пить вся Европа. Но договор о сотрудничестве так и не был подписан.
А зимой 2002 года на единственной в России и в Европе ферме зебувидных коров в НЭХ «Снегири» наступил настоящий голод. В принципе, уморить корову зебу голодом – дело непростое. Устроены они таким образом, что усваивают около 80% корма, в то время как обычная корова не больше 30%, и поэтому даже клок сена придает этой буренке много сил. Эта неприхотливость в свое время и приглянулась советским биологам. Получалось очень выгодно: коровы выносливы и неприхотливы, едят немного, а молоко дают очень полезное.
И коровам, и быкам-производителям в «Снегирях» недоставало элементарного сена, комбикорма, силоса, морковки и свеклы. По словам директора, зимовка оказалось самой сложной за последнее десятилетие. А еще в животноводческом комплексе именно в ту зиму участились случаи отключения света. Причем после первого отключения с признаками сильного отравления были найдены шесть телят, а после второго загорелись два рулона сена, по полтонны каждый.
В советские времена «плана по молоку» в хозяйстве не было, потому что перед ним стояла другая задача – селекция скота, улучшение пород других коров, достижение у них устойчивости к распространенным среди обычных коров болезням.
На сохранение генофонда выделялись огромные деньги, а молоко зебу шло исключительно на детское питание. Сегодня задача по сохранению и приумножению генофонда по-прежнему стоит перед «Снегирями», хотя с начала перестройки хозяйству не дали ни рубля. А молоко от коров стало как бы ненужным: детское питание приспособились делать из порошкового молока. Помощи хозяйству ждать неоткуда, ни от Академии наук, ни от Министерства сельского хозяйства.

[1] Бруцеллез – тяжелое инфекционное заболевание, передающееся через молоко и другие выделения зараженных животных.
[2] Фуражная корова – дойная корова, получающая дополнительную порцию растительного корма.
[3] Машинно-тракторная станция (МТС) – государственное предприятие, снабжавшее колхозы сельскохозяйственной техникой. Осуществляли обслуживание и ремонт тракторов, комбайнов и другой сельскохозяйственной техники и давали ее в аренду колхозам.

ЧАСТЬ 4. РОЖДЕСТВЕНО – РУБЕЖ ОБОРОНЫ

ПОД ШКВАЛОМ ВРАЖЕСКОГО ОГНЯ

На Волоколамском направлении
Более полувека отделяет нас от победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. И хотя война все дальше уходит в прошлое, то героическое время не покрывается патиной времени. Память о тех, кто отдал свою жизнь за Родину, жива.
В схватке с фашизмом исключительно важную роль сыграла битва под Москвой. Более шести месяцев длилось грандиозное сражение. Весь мир ожидал его исхода. И Москва выстояла. В планах германского руководства захват Москвы и Центрального промышленного района был одной из главных политических и стратегических целей в войне против СССР. Гитлер рассчитывал на полный и быстрый успех операции «Тайфун». Он планировал глубокий прорыв на Москву группой армий «Центр» под командованием
генерал-фельдмаршала фон Бока.
Защищать Москву на одном из самых важных направлений, на Волоколамском шоссе, было доверено 78-й стрелковой дивизии Афанасия Павлантьевича Белобородова, впоследствии получившей звание 9-й Гвардейской. Когда фашистская Германия напала на СССР, дивизия заняла боевой участок на дальневосточной границе, но уже к ноябрю 1941 года была переброшена из Уссурийского края и сосредоточена на западных подступах к столице, в районе города Истры. Дивизия вошла в состав 16-й армии, имея 14 тысяч человек (в основном сибиряки), свыше 130 орудий, 60 минометов и другую технику.
Военный совет Западного фронта обратился к войскам с воззванием, в котором призвал бойцов, командиров и политработников защищать Москву до последней капли крови.
Части дивизии вели напряженные бои и медленно отходили вдоль Волоколамского шоссе. За четыре дня, с 28 ноября по 1 декабря, немецкие танки в направлении главного удара смогли продвинуться на 15 километров. Такой темп наступления считается низким для пехоты, а для танков тем более.
В течение дня 2 декабря дивизия вела упорные бои с пехотой и танками противника на рубеже Селиваниха – Трухоловка – Жевнево. Противник несколько раз предпринимал контратаки, особенно против 258-го полка, но везде терпел неудачи и отбрасывался на свои исходные рубежи. Потери противника в этот день составили 500 человек убитыми. Были подбиты 6 танков и 4 орудия ПТР, захвачен пленный обер-ефрейтор 90 ОРБ 10 танковой дивизии. К вечеру 2 декабря немцы заняли Снегири и Рождествено.
Белобородов вспоминал: «В полдень с НП я увидел неприятную картину. По широкому полю, что протянулось от села Рождествено к Дедовску, группами отходили бойцы 2-го батальона 131-го полка. Было ясно: батальон оставляет село. Хорошо еще, что наши боевые порядки были глубоко эшелонированы: 40-я стрелковая бригада занимала оборону по западной окраине Дедовска. Ее огонь и контратаки отбросили гитлеровцев в Рождествено».
Днем 3 декабря немецкая пехота при поддержке 12-15 танков вела наступление с направления Трухоловка – Рождествено на Ленино, пытаясь окружить и уничтожить 1-й батальон 131-го полка. Благодаря большому перевесу сил к 18:00 батальон отошел на восточную окраину Ленино. Противник на этом участке потерял до 800 человек убитыми, было подбито 3 танка и 3 бронемашины.
Пружина наших войск сжалась до предела: колеса гитлеровской военной машины бешено закрутились на одном месте. Немцы бросали в бой по 50-60 танков с пехотой, но получали отпор. Фашистские силы истощились.
На Волоколамско-Истринском направлении село Рождествено было освобождено одним из первых силами частей 36-й и 40-й стрелковых бригад. Красная Армия перешла в контрнаступление и погнала фашистских захватчиков на запад.

Две стрелковые
Формирование 36-й отдельной курсантской стрелковой бригады (ОКСБ) началось 20 октября 1941 года в городе Самарканде Узбекской ССР на базе Орловского и Гомельского пехотных училищ и призывников из Узбекской, Казахской, Туркменской и Таджикской республик. На время формирования, которое продолжалось до 18 ноября 1941 года, командиром бригады был майор Виктор Григорьевич Засеев, а 17 ноября командование принял подполковник Матвей Прокофьевич Кононенко. Бригада была отправлена на фронт 19 ноября через Уральск и Саратов. Вечером 30 ноября части 36 ОКСБ прибыли на станцию Химки Московской области.
На рассвете 1 декабря части бригады вступили на оборонительные рубежи у поселка Черкизово-Подолино. Штаб бригады располагался в городе Химки. Два дня части бригады вели оборонительные работы: рыли окопы, укрытия, командные и наблюдательные пункты и противотанковые рвы. 2 декабря бригада получила необходимое вооружение.
Бригада состояла из трех отдельных стрелковых батальонов (ОСБ), а также отдельного артиллерийского дивизиона 76 мм пушек, отдельного артиллерийского дивизиона 57 мм пушек, отдельного 120 мм минометного дивизиона, отдельного минометного батальона, отдельной танковой роты, отдельного батальона связи, отдельной разведроты, отдельной саперной роты, отдельной медсанроты, отдельной автороты, отдельной роты ПТР (противотанковых ружей) и отдельной роты автоматчиков. В составе 36 ОКСБ было 4483 человека, из них начсостава – 401, младшего начсостава – 893, рядового состава – 3189 человек. Также в составе 36 ОКСБ числилось 822 лошади, 133 автомашины, 35 минометов, 36 станковых и 41 ручной пулеметов, 4 орудия 76 мм, 2675 винтовок.
3 декабря бригаде было приказано перейти в подчинение 9-й гвардейской дивизии и занять оборону в районе Нахабино. Выполнив приказ, личный состав бригады приступил к подготовке оборонительных рубежей в районе Нефедьево – Талица – Дедовск – Черная – Зеленково.
Формирование 40-й отдельной курсантской стрелковой бригады (ОКСБ) проходило в ноябре 1941 года в городе Фрунзе Киргизской ССР, откуда 21 ноября она была отправлена на запад. Бригада в основном состояла из сибиряков – курсантов военных училищ, а также студентов и рабочих. Она была плохо укомплектована вооружением, обмундированием и транспортом. Автоматов было мало, орудия – старые, а обмундирование – летнее. Половина машин без резины, а конский состав набирали прямо из табунов диких лошадей киргизской породы.
Из воспоминаний командира бригады полковника Самойленко: «Я принял командование бригадой 14 ноября, когда она еще была не полностью сформирована. Через день из Москвы приехал комиссар бригады Сергей Иванович Воронов. С ним и начальником штаба майором Сучковым мы приступили к доформированию бригады. За семь дней еще успели провести два тактических занятия на наступление и преследование отступающего противника. Эти занятия потом пригодились нам в боях под Москвой».
Ночью 27 ноября 1941 года бригада прибыла на станцию Павшино, сосредоточилась в районе Нахабино. Там же расположился ее штаб. Начальник штаба обороны Москвы отдал приказ командованию бригады выделить в 9-ю гвардейскую дивизию 200-250 бойцов, установить связь с ее командиром, бригаду вывести в район города Дедовска.
В ночь на 1 декабря бригада была сосредоточена в районе села Рождествено. В этот период под Москвой ударили сильные морозы. Немецкие солдаты, одетые только в шинели и сапоги, засели по деревням и грелись в теплых домах. Поначалу советские воины находились в таких же условиях. Лишь под Рождественым бригада получила зимнее обмундирование (полушубки, валенки, шапки и теплые рукавицы), а также комплект новых винтовок и автоматов.
За 20 дней до генерального наступления немцев на Москву дивизия отдала врагу 40 километров Волоколамского шоссе, – отдала, ни разу не отходя без приказа, уничтожая атакующих немцев, отбивая артиллерией, противотанковыми ружьями, зажигательными бутылками удары танковых колонн, переходя в контратаки. Дивизия, уступая километры, выигрывала дни, приближала час, когда противник выдохнется, иссякнет его наступательный порыв. И такой день настал. Характерна в этом смысле строчка, заключавшая оперативную сводку 9-й Гвардейской дивизии от 5 декабря: «Господство в воздухе – наше!»
Группа разведчиков 131-го полка, возглавляемая младшим лейтенантом Бесчастным, в ночь на 6 декабря разгромила вражеский штаб в районе Снегирей и добыла оперативную карту. Группа разведчиков из 60-го батальона захватила еще более важный документ – приказ по дивизии СС «Рейх» от 4.12.1941 г. подписанный группенфюрером Биттрихом: «Дивизия СС «Рейх» занимает линию Снегири – Рождествено с тем, чтобы продолжать наступление с главным ударом на правом фланге в направлении на Москву (на северо-восток в обход города Дедовска). Противник на фронте дивизии СС «Рейх» занимает оборону с использованием опушек леса с целью не допустить вперед нашего тяжелого вооружения…»

Подготовка к наступлению
В ночь на 6 декабря командира 9-й гвардейской дивизии Белобородова и комиссара Бронникова вызвали в штаб 16-й армии. Генерал Малинин, подойдя к карте, на которой графически, с рубежами и сроками выхода к ним, был отображен армейский план наступления, объяснил боевую задачу «группы Белобородова». Войска правого фланга и центра армии переходили в наступление утром 7 декабря, а левого фланга, в том числе и «группа Белобородова», – на сутки позже.
Затем их принял командующий армией Рокоссовский Константин Константинович. Белобородов доложил о направлениях главного и вспомогательного ударов, о группировке войск, об артиллерийском обеспечении. Командарм одобрил наметки и спросил о делах под селом Рождествено, на что Афанасий Павлантьевич ответил: «Село сильно укреплено, а сороковая бригада не имеет еще боевого опыта. Вечером противник подтянул танки». Рокоссовский согласился: «Все верно. И боевого опыта нет, и мороз жестокий, и снег по пояс, да еще танки. Обороняться мы научились, будем учиться наступать. Ну, гвардия, успеха вам! Встретимся в Истре...»
Командиры вернулись в штаб дивизии, и подготовка к наступлению пошла полным ходом. Штаб тогда располагался в доме отдыха в поселке Нахабино. Дивизии помимо 40-й стрелковой и 17-й танковой бригад, а также 471-го пушечного артполка были приданы 36-я стрелковая бригада и 17-й гвардейский минометный дивизион («Катюши»). Таким образом, штаб дивизии управлял уже целой группой войск, и ее назначение в качестве ударной просматривалось все более ясно.
В самом общем виде план сводился к нанесению двух одновременных охватывающих ударов: главного – вдоль Волоколамского шоссе и Ржевской железной дороги на станцию Снегири и деревню Трухоловку – и вспомогательного – на село Рождествено и далее на деревню Жевнево.
Задача гвардейским полкам (131-му Докучаева и 40-му Коновалова) – завладеть Снегирями. Обойти, окружить и уничтожить противника. Задача 40-й бригаде Самойленко и 36-й бригаде Кононенко в районе Рождествено – сковать противника, оттянуть часть его сил, а при удаче немедленно двигаться к деревням Жевнево и Трухоловка, выходя во фланг и в тыл основной группировки противника. 258-й полк Суханова находился во втором эшелоне и мыслился как резерв.

Перед схваткой
Первые попытки освобождения Рождествена были предприняты силами 40-й стрелковой бригады полковника Кононенко на рассвете 5 декабря. Погода стояла ясная и морозная. Согласно оперативной сводке 9-й гвардейской дивизии, температура воздуха опустилась до 26 градусов. Стрелковые батальоны усиленно продвигались вперед при поддержке сильного артиллерийского и минометного огня, но вынуждены были залечь в 200 метрах от села. Не имея возможности продвигаться вперед, части отошли на исходные позиции, понеся потери 30 убитыми, 55 ранеными, 160 обмороженными (красноармейцы были обуты в кирзовые сапоги). Попытка обойти Рождествено слева успеха не имела. К вечеру бригада отошла в Дедовск, где красноармейцы получили валенки и смогли отдохнуть. Фашисты, понеся большие потери, но стремясь удержать Рождествено, ночью подбросили подкрепление живой силы и техники.
На следующий день 40-я стрелковая бригада снова вела ожесточенные бои за Рождествено, обходя его двумя батальонами с юго-запада и северо-востока. Отдельным подразделениям удалось ворваться на окраину села. Местами борьба доходила до штыкового боя. Было уничтожено до 150 фашистских солдат и офицеров, но закрепиться в селе все же не удалось, снова пришлось отойти на исходные позиции, понеся потери до 200 человек убитыми и ранеными.
Вечером 7 декабря, накануне наступления, на совещании командиров и политработников дивизии много говорилось о тактике. Подчеркивалось, что задача – всех и каждого – смело врываться в боевые порядки немцев, обходить их опорные пункты, широкий маневр сочетать с огнем. В оперативном расчете исходили из секретных немецких документов, захваченных разведчиками, из показаний пленных и разведданных, которые свидетельствовали о передвижении противника по рокадной дороге[1] Трухоловка – Рождествено, а также по Волоколамскому шоссе от Трухоловки к Снегирям. В Рождествено перебрасывались танки, мотопехота, артиллерия. Последнее нашим было на руку. Чем больше вражеских сил ввяжется в бой за Рождествено, тем легче будет 40-му и 131-му полкам выполнять главную задачу под Снегирями. 7 декабря дивизии должны были вручить Гвардейское знамя, но торжество отменили в связи с переходом в наступление.
В ночь на 8 декабря, за 6-7 часов до начала наступления, разведгруппа под командованием лейтенанта Дмитриевского принесла из Рождествена новость: крупных сил немцев в селе не обнаружено: либо противник покинул село, заняв другой оборонительный рубеж, либо ввел разведчиков в заблуждение.
Белобородов понимал, что Рождествено – хорошо укрепленный опорный пункт немцев. Центр села огражден с востока и запада глубокими и длинными оврагами, двумя естественными оборонительными рубежами. Предшествующие бои показали, что именно в центре села главный узел сопротивления противника. А разведчики побродили вокруг да около, пугнули какую-то группку немцев на северной окраине и сделали далеко идущие выводы. Пришлось разведпоиск повторить. Оказалось, что немцы из села никуда не ушли. На подходе к восточному оврагу разведчиков встретил сильный, хорошо организованный огонь. Удалось засечь несколько новых огневых точек.

Бой за Рождествено
К 8 декабря погода стала пасмурной, мороз ослабел до –14 градусов. Артиллерии было приказано подготовить к 2:00 огонь по юго-восточной окраине сеа в районе дома отдыха, воспрепятствовать выходу противника из леса в 1 километре от Жевнева. С утра 8 декабря командиры 9-й гвардейской дивизии перебрались на КП в Дедовск. Перед частями 36-й стрелковой бригады стояла задача овладеть районом Рождествено – Жевнево. В 6:00 началась артиллерийская подготовка. После нее двинулась вперед пехота. Воины атаковали противника несмотря на неблагоприятные условия – сильный мороз и снежные заносы. Упорно преодолевали противотанковые и противопехотные препятствия, минные поля, заграждения – немцы яростно сопротивлялись. Бойцам приходилось наступать по пояс в снегу, а поле ровное, нигде не укроешься. Единственное спасение – движение вперед, стремительное и безостановочное. Но наступление еще замедляли невидимые под снегом проволочные препятствия, в то время как фашисты косили наши части интенсивным огнем. Подступы обороняли врытые в землю танки, орудия и минометы. Сопротивление немцев концентрировалось в церкви и вокруг нее.
Однако с первого же часа начались неувязки на левом фланге. Оказалось, что командир 36-й стрелковой бригады Кононенко неудачно выбрал себе КП – слишком далеко от передовых батальонов. Поэтому он не мог оперативно управлять боем. Командир 40-й стрелковой бригады Самойленко с опозданием вывел свои батальоны на рубеж атаки. В результате образовалась пауза, которая позволила немцам перегруппировать оборону, нарушенную было нашей артподготовкой. В действиях обоих комбригов прослеживалась неслаженность в управлении подразделениями, тот и другой слабо использовали свою артиллерию. Обстановку докладывали общими фразами. Едва начав бой, уже просили подкреплений.
Лишь в девять часов батальоны 36-й бригады вышли к южной окраине села. Наиболее сильному обстрелу при наступлении подвергся 2 ОСБ, которому на подступах к Рождествено пришлось наступать по открытой местности. Фашисты засели с церкви. Укрепиться в Рождествено ни одному батальону не удалось. В результате атаки бригада понесла значительные потери, главным образом, комсостава.
А 40-я бригада, обходя село с севера, приблизилась к рокадной дороге Рождествено – Снегири. К 10:00 части бригады ворвалась в село и, захватив 15 домов, вели ожесточенный бой с противником. В результате атаки было уничтожено до 300 немецких солдат и офицеров, но и личный состав бригады понес большие потери: 140 убитыми и 200 ранеными.
Однако бригаде Самойленко так и не удалось завершить обход села. Они выбили немецких автоматчиков из совхоза и почти дошли до деревни Жевнево. Бригада Кононенко все еще стояла на месте на южной окраине, пытаясь выбить немцев из церкви. Между тем в 11:00 немцы предприняли сильную контратаку, подтянув дополнительные силы из Трухоловки, их артиллерия и танки били термитными снарядами по домам, занятым нашими. Скоро возник громадный пожар. К исходу дня вся бригада Самойленко вынуждена была отойти из Рождествена. На территории дома отдыха в землянках, которые по всей вероятности выкопали жители, зацепились наши пулеметчики. Из села небольшими группами, по 10-15 человек, начали выбегать автоматчики противника и, пробираясь лесом, стали обходить бригаду. Немцы стремились с обеих сторон выйти бригаде в тыл, наши не выдержали и откатились.
А бригада Кононенко, в конце концов, отошла еще дальше – почти к Дедовску. Вражеские мины и снаряды рвались теперь на территории фабрики и около КП. Боевые порядки некоторых батальонов перемешались, из строя выбыло немало командиров среднего звена. Стало ясно, что, прежде чем атаковать Рождествено снова, придется сделать перегруппировку, наладить управление и связь, дать отдых людям, пробывшим весь день на морозе и в глубоком снегу.
Из воспоминаний командира 1-го взвода 3-й батареи отдельного противотанкового дивизиона 36-й стрелковой бригады Антонина Васильевича Овчинникова: «Утром 8 декабря 1941 года и мне лично пришлось участвовать в первом бою под селом Рождествено. Пехота 1-го батальона и 1-я батарея нашего 36-го артдивизиона пошли по низменности в наступление, а моя пушка была направлена из поселка Васильевки с левого фланга через речку и болото на возвышенность на опушку леса. Пушку и снаряды пришлось тащить на себе. По прибытии на место, мы открыли жестокий огонь против огневой пулеметной и минометной точки противника, которая была организована на колокольне церкви села Рождествено. Эта огневая точка не давала продвигаться нашей пехоте. Однако, несмотря на кровопролитный бой с семи часов утра и до семи вечера, попытки овладеть Рождествено не имели успеха».

Тем временем в Снегирях
К сожалению, затяжные, изнурительные бои завязались также в центре и на правом фланге дивизии. С утра 40-й и 131-й полки продвинулись от села Ленино вдоль Волоколамского шоссе, в 8:25 ворвались в поселок и на железнодорожную станцию Снегири. Здесь у противника имелось два опорных пункта – кирпичный завод и здание школы.
Особенно укреплена была школа. Длинное, приземистое, с толстыми каменными стенами школьное здание, имеющее большой круговой обстрел, немцы подготовили для длительной обороны. Они прорубили амбразуры в подвалах, установили пулеметы и противотанковые пушки, вкопали в землю рядом со школой танки, заминировали подступы. Этот опорный пункт прикрывался огнем минометов и противотанковых батарей, замаскированных в соседних развалинах.
Попытка артиллеристов 131-го полка разбить опорный пункт немцев (они стреляли прямой наводкой) результата не дала: снаряды 76-миллиметровых пушек не пробивали толстых стен. Тогда командир полка и командир танковой бригады приняли новое решение. Пяти танкам было приказано выдвинуться из укрытий, подойти к школе и прямой наводкой расстрелять пулеметные и минометные гнезда. Танки вышли: два тяжелых и три средних. На полном ходу громыхающие машины врезались в смертоносное пространство вокруг школы и, развернувшись, стали выпускать снаряд за снарядом в подвальные бойницы. Взрывом выбросило наружу обломки каменной кладки, потом стену заволокло клубами тяжелой красноватой пыли, и вдруг… вверху раздался оглушительный удар – пушечную броню башни пробил немецкий снаряд. Оказывается, где-то у школы, а может быть и внутри здания, стояли замаскированные противотанковые орудия. Пушка вышла из строя, надо было отходить. Одному из средних танков снаряд перебил гусеницу. Танк перестал двигаться, но продолжал стрельбу. Немцы всадили в него еще пять снарядов – в ней погиб весь экипаж. Остальные танки отошли в укрытие.
На кирпичном заводе оборонялась группа истребителей танков из 2-го батальона 131-го полка. Командовал ею старший лейтенант Степин. Ему был придан взвод 45-миллиметровых пушек лейтенанта Воронина. Вместе с артиллеристами в группе насчитывалось около 40 бойцов. Старший лейтенант умело распорядился своими небольшими силами, превратив кирпичный завод в противотанковый опорный пункт. Прорвавшись через железную дорогу, пять немецких танков и несколько машин с мотопехотой сделали остановку у домиков, что в сотне метров от завода. Видимо, кого-то ждали. Но вот подъехали еще три легковые машины. В них офицеры. «Огонь!» – скомандовал Степин. Гитлеровцы бросились врассыпную. Два танка были сразу подбиты, третий танк поджег бутылками с горючей смесью сержант Молочков. Остальные машины поспешно скрылась за железной дорогой. Так действия подчиненных старшего лейтенанта Степина предотвратили прорыв противника в тылы дивизии.
Было решено с рассветом следующего дня открыть огонь по школе, опорному пункту немцев, из орудий тяжелого дивизиона 210-го гаубичного полка. Артиллеристы тщательно готовили исходные, чтобы не задеть свою пехоту, близко окопавшуюся у опорного пункта. Но в 14:30 пехота 131-го полка обошла кирпичный завод, вышла к деревне Крюково и заняла ее.
Мужественно выполняли свой долг санитары, которыепод ураганным огнем противника выносили с поле боя раненых, оказывали им помощь и эвакуировали в госпитали. Светлая память сохранилась о девушках-санитарах Саше Гущиной и Кате Корневой. Во время горячего боя подразделений 131-го стрелкового полка в районе Ленино они спасли несколько десятков раненых бойцов. Саша Гущина была два раза ранена, но поле боя не покинула. Только после тяжелого ранения ее увезли в медсанбат, где она скончалась. А Катя Корнева продолжала оказывать помощь бойцам. Когда ранило фельдшера Васильева, Катя бросилась его перевязывать. Не успела она достать бинт, как разрыв вражеской мины сразил ее. Об этом подвиге девушек рассказала дивизионная газета «За Родину!».

Подведение итогов
Вечером на КП дивизии собрались командиры полков и бригад. Бронников, комиссар дивизии, рассказал со слов пойманного «языка»: «Непосредственно на линии фронта – дивизия СС «Рейх», 252-я пехотная дивизия и танковая бригада численностью в 30-40 машин. Грузы и тяжелое вооружение немцы оттягивают за реку Истру, а пехоте приказано удерживать линию Снегири – Рождествено. В Истре находятся штабы двух пехотных корпусов. Утром в Трухоловке стоял полк «Фюрер» (46 машин с пехотой), но в середине дня он был переброшен в Рождествено и Снегири.
После подводили итоги первого дня наступления. Разговор получался нелицеприятный. Боевая задача, поставленная накануне, – обойти и окружить немецкие группировки в Снегирях и в Рождествене – оказалась не выполненной. Одна из главных причин неудачи – это стремление решить исход боя фронтальными атаками. Вместе с тем слишком уж пристально командиры оглядывались на фланги своих частей и на соседей. Например, 40-я бригада Самойленко отошла с очень важной для нас рокадной дороги только потому, что отошел сосед – 36-я бригада. Не было в этот день проявлено истинно командирской дерзости.
Видимо, эту тенденцию – решать бой фронтальными атаками – почувствовал и противник. Он решил, что сумел навязать нам выгодный ему рисунок боя, свою волю. Командиры предложили: пусть немцы и дальше думают, что мы и завтра намерены вести на Снегири фронтальные атаки. Только теперь эти атаки будут демонстративными – больше огня, меньше движения... Белобородов подумал, что противник будет уходить с наступлением ночи, и оказался прав. Операцию решили проводить немедленно.
Окончательное решение совета было таково: Докучаев и Коновалов должны были возобновить огонь по школе и по кирпичному заводу, пустить на полный ход все винтовки, пулеметы, минометы, демонстрировать фронтальную атаку. Погорелов, начальник артиллерии, будет бить туда же артиллерией.
Главная же роль в разгроме противника была отведена стоявшему дотоле во втором эшелоне 258-му полку Суханова, который в основном располагался в деревне Талицы. Лишь батальон Романова действовал активно. Вместе с 60-м разведбатальоном, которым теперь командовал старший лейтенант Кузьмин, он прикрывал правый фланг дивизии и вел разведку из Селиванихи на запад, в сторону Истры, по лесным дорогам, параллельным Волоколамскому шоссе. По этим дорогам в глубокий обход снегиревской группировки фашистов и предстояло двинуться полку Суханова.

По минным полям
Полк Суханова должен был выйти на Волоколамское шоссе западнее деревни Трухоловка. Суханову – справа, Сидельникову, командиру мотострелкового батальона – слева. Родионов, начальник разведбатальона, идет с Сухановым и дает проводников Сидельникову. Главная задача: проскользнуть незаметно и по прибытии на место установить между собой связь и по сигналу начать бешеную пальбу по Снегирям, Рождествену и Трухоловке. Сигналом будет залп «Раисы». Трухоловку пощупать, если сопротивление незначительное, овладеть. Но суть не в этом, главное – отрезать немцам пути отхода, ни одной машине, ни одному фашисту не дать прорваться на шоссе. Выступать через полчаса. Начало операции в 22.00.
Обходной маневр 258-го полка был проведен Сухановым быстро и четко. Бойцам пришлось совершить более чем 10-километровый марш, в основном по целине, по глубоким снегам. Боеприпасы, продовольствие и прочее имущество стрелки несли на плечах. И все это – в ночную тьму, мороз, по многочисленным, укрытым снегом, минным полям.
Уже перед Волоколамским шоссе колонна вынуждена была остановиться. Впереди, сбоку, сзади один за другим прогремели взрывы противопехотных мин. Из-за неисправности миноискателя подорвался на мине и погиб проводник батальона нанаец Бельды и еще несколько человек. Полк неподвижно стоял во тьме на минном поле. А минуты шли. Но если батальоны не выйдут своевременно к деревне Трухоловка, это сорвет общий план действия дивизии. Командиры, посоветовавшись, хотели послать связного за миноискателем в наступавший батальон Романова.
Вперед вышел комиссар Кондратенко. Отстранив руки пытавшихся его удержать товарищей, он решительно зашагал через минное поле к ближайшему лесу. С замиранием сердца следили бойцы и командиры за своим комиссаром. И он дошел. Кондратенко выбрался на опушку, помигал оттуда карманным фонариком. Вслед за ним, цепочкой, по одному след в след, поле пересекли сотни людей – весь полк. Потерь больше не было.
Полки Сидельникова и Суханова вышли на шоссе и преградили путь немецким войскам. Но часть гитлеровцев все-таки успела скрыться под покровом ночи. Залп «Раисы» по Трухоловке был отменен, так как в деревню ворвался батальон Величкина (258-й полк Суханова). Задача была полностью выполнена. Выбитые из Трухоловки, фашисты бросились по шоссе в сторону Истры, но, встреченные огнем, были или перебиты, или рассеяны по окрестным лесам. Не задерживаясь, 258-й полк и 60-й разведбатальон обходом, по лесным дорогам, двинулись к Истре.

Освобождение Рождествена
В то же утро стрелковые батальоны 36-й и 40-й стрелковых бригад так же перешли в наступление на Рождествено с прежних позиций. Противник в беспорядке отступил. Наши части в 6:00 9 декабря овладев Рождествено, продолжали преследовать отходящего противника и без боя заняли Жевнево.
Из воспоминаний командира 40-й бригады полковника Самойленко: «В ночь перед атакой на Рождествено я оставил 25 автоматчиков под командованием командира разведроты Сидорова на окраине занятого немцами села и поставил им задачу зайти справа во фланг и целую ночь вести из разных направлений огонь, а из двух противотанковых ружей бить по окнам домов, в которых спасаются от сильного мороза фашистские захватчики».
Из воспоминаний командира 1-го взвода 3-й батареи отдельного противотанкового дивизиона 36-й стрелковой бригады Овчинникова Антонина Васильевича: «Рано утром 9 декабря 1941 года на помощь нам примерно в 5:00 подошли две «Катюши», которые за 10 минут огневого налета на Рождествено превратили своим огнем это село в груды развалин и сплошное пожарище. Затем части 36-й стрелковой бригады, в том числе и мой расчет с противотанковой 45 мм пушкой, с боем полностью заняли населенный пункт Рождествено».

Цена победы
В боях за Рождествено 36-я бригада понесла потери: убитыми 80, ранеными 400 человек; выведено из строя: 10 станковых пулеметов, 5 ручных пулеметов, 3 миномета. Захваченные трофеи: 1 тягач, 1 штабная и 1 санитарная машина, 1 мотоцикл, 3 передка от пушек, винтовки, автоматы и прочее военное имущество.
В это же утро 40-я бригада понесла потери: убитыми 100, ранеными 200 человек. При этом было уничтожено около 400 фашистских солдат и офицеров, подбито 7 танков, захвачено 18 орудий разных калибров, 10 минометов, 14 станковых пулеметов и обозы противника с боеприпасами и продовольствием.
Бой протекал в исключительно тяжелых условиях. Отсутствовала телефонная и радиосвязь. Связь осуществлялась через посыльных. Особо отличился посыльный 2 ОСБ красноармеец Евтушенко, который, будучи раненым во время доставки боевого приказа, только после второго ранения покинул поле боя. Также героически проявил себя боец Панкратов, заметивший группу автоматчиков, мешавших продвигаться одному подразделению 2 ОСБ, скрытно подполз к ним и уничтожил своим огнем 4 фашистов, а остальных обратил в бегство.
Прежде чем покинуть Рождествено, фашисты подожгли все дома, побросав в огонь раненых и пленных красноармейцев. В районе Рождествена противник при отступлении бросил более 50 автомашин, много бричек и повозок, нагруженных боеприпасами, самоходные пушки, штабные документы и другое военное имущество. На поле боя осталось свыше 50 неубранных трупов.

Противник отходил
Во второй половине дня 9 декабря оба населенных пункта стали уже тылами дивизии. Противник, оказывая огневое воздействие на боевые порядки дивизии, медленно отходил в западном направлении. 40-я бригада Самойленко к 22:00 вышла на рубеж высоты 216,2 и закрепилась в Рождествено для дальнейшего нападения, а 36-я бригада Кононенко преследовала отходящего противника и к концу дня достигла: 1 ОСБ – северная окраина Жевнево; 3 ОСБ – рубеж юго-запада Жевнево; 2 ОСБ – выведен во 2 эшелон и занял оборону Рождествено.
Немецкие опорные пункты, расположенные в здании снегиревской школы и на кирпичном заводе, пали еще на рассвете. Их, в буквальном смысле, разгромил своим огнем тяжелый гаубичный дивизион капитана Тертышного. Когда артиллеристы меняли огневые позиции, комиссар дивизиона остановил колонну возле школы – пусть бойцы наглядно убедятся в силе своего оружия. В здании, под обрушенными балками, среди битого кирпича, скрученного железа, искореженных немецких противотанковых пушек и пулеметов, валялись десятки трупов эсэсовцев. Молча смотрели бойцы на результаты своей ужасной работы...
Противник отходил, оставляя на пути отхода заслоны автоматчиков и минометчиков, минируя дороги, уводя с собой трудоспособное население и забирая скот, кур и все, что можно взять. Подполковник Кононенко потом вспоминал: «Надолго останутся в памяти бои в районе пункта Рождествено и реки Истры. Сломив сопротивление врага и отбрасывая его на запад, красноармейцы встретились с густыми минными полями. Ни минуты не задерживаясь, советские воины находили пути прохода и под шквалом вражеского огня шли вперед». Вот так началось позорное бегство гитлеровцев с прославленной подмосковной земли…

[1] Рокадная дорога – дорога вдоль линии фронта для обеспечения перевозки и снабжения войск.

ВОЙНА НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Первый день войны
Из деревни Жевнево в 1940 году был призван в армию Василий Аникеев. Служил на границе с Молдавией, но вскоре был отпущен домой по болезни. Его армейские товарищи слали ему письма, в которых писали, что немецкие самолеты часто нарушают наши воздушные границы и часто появляются перебежчики с сообщениями: «Скоро будет война!»
И она началась как-то неожиданно. Как гром среди ясного неба. А небо 22 июня было ясное. День был воскресный. О начале войны в Рождествене узнали только после полудня, когда из Москвы вернулась Алена Матюшечкина, ездившая продавать молоко. Все встревожились. Алексей Кротов, учившийся тогда в летном училище в Чкаловске, засобирался уезжать: ему было приказано на случай войны немедленно явиться по месту учебы.
25 июня была объявлена всеобщая мобилизация. Мужчины, годные к строевой, получили повестку явиться с вещами в военкомат. Начались проводы. С вечера – небольшое застолье, утром – с котомкой на станцию, на поезд. Прощаясь, плакали горючими слезами.
В то время у призывников, особенно у молодежи, было очень сильно чувство патриотизма. Воспитанные на фильмах про Чапаева и Буденного, про других героев гражданской войны, наглядевшись в Тушине авиационных праздников, молодые люди тех лет были убеждены, что сильнее советского солдата нет никого в мире. Кто тогда мог сказать, что враг дойдет до Москвы? Никто!
В Жевневе Алексей Иванович Малыгин в первые дни войны в колхозной конторе поставил радиоприемник, через который односельчане узнавали все новости. Но вскоре все радиоприемники пришлось сдать. Стали узнавать новости только из газет.
В августе-сентябре шли упорные бои за Смоленск. Потом через Жевнево пошли беженцы и погнали скот. Шли одиночные бойцы, вышедшие из окружения из-под Ельни и Вязьмы. Фронт все ближе подходил к Москве.
В середине октября немецкие войска подошли к Волоколамску. Из Москвы спешно эвакуировались государственные учреждения. До Рождествена доносилась артиллерийская канонада и разрывы бомб. По ночам в западной части неба ночь от ночи все сильнее полыхало зарево. К фронту через деревню шли наши войска. Много раз приходилось провожать их до Крюкова или Манихина.

Воздушный бой
Ровно через месяц с начала войны немецкая авиация впервые бомбила Москву. Фашистские самолеты пролетали и над Рождественым. Правительство готовило столицу к отражению налета вражеской авиации: вокруг Москвы и в самой столице были установлены прожекторы и зенитная артиллерия. У нас прожекторы стояли недалеко от Жевнева и на Рождественском поле под Дедовском.
Как только появлялся в небе звук немецких самолетов, со всех сторон вокруг Москвы включались прожекторы и выискивали своими лучами немецких стервятников. Поймают в перекрестие лучей немецкий самолет, ослепят его и ведут по небу, а зенитки бьют по нему разрывными снарядами. Все жители выходили смотреть на это тревожное зрелище. Небо было чистое, только всполохи в небе от прожекторов и разрывов снарядов.
Однажды, то ли по ошибке, то ли в спешке несколько бомб было сброшено немцами на деревню Зеленково. Одна из бомб попала в конюшню, отчего она загорелась. Видно было, что и в Москве начались пожары. Каждую погожую ночь немцы прилетали бомбить Москву, но далеко не все самолеты прорывались через зенитный заградительный огонь.
Однажды в августе 1941 года в небе над селом разгорелся воздушный бой между нашим истребителем и немецким бомбардировщиком. Летели низко, гильзы падали прямо под ноги очевидцам. Но сбить немца так и не удалось.

Взрывы и бомбежки
В ночь с 26 на 27 ноября был взорван корпус дома отдыха «Снегири» и дачи за прудом, а 1 декабря в Рождествено ворвались немецкие солдаты. Сначала налетели два самолета и разбомбили здание сельского совета, где находился штаб части, оборонявшей Рождествено. Одна из немецких бомб упала с южной стороны церкви.
Как только улетели самолеты, в селе на мотоциклах появились немцы. Почти все наши бойцы к этому времени уже успели отойти в Зеленково, а оставшиеся были расстреляны немцами. Вместе с частями нашей армии ушли из села и некоторые мирные жители. В тот же день солдаты начали поджигать дома в Зеленкове. Успели поджечь только три крайних, остальные не позволили жители.
Заняв Рождествено и Жевнево, фашистские захватчики выгоняли местных жителей из домов и окопов и отбирали у них съестные припасы и теплые вещи: одеяла, валенки, рукавицы, платки. Декабрь 1941 года был снежный и морозный, а немецкие солдаты были одеты и обуты еще по-летнему.
Старожил Борис Матвеевич Шмыгин вспоминал: «Подступы к селу обороняли врытые в землю танки. На колокольне церкви был установлен пулемет и в стогах сена во дворах домов, обращенных в сторону Дедовска и Зеленкова, были замаскированы пулеметы. Чтобы не замерзнуть, немецкие пулеметчики обкладывали себя перинами и матрацами».
В Жевневе фашисты сразу застрелили слабоумного Михаила Алексеевича Копейкина, который пытался от них убежать, и старика Ивана Владимировича Курова, спасавшегося от холода в окопе. Еще три человека, принятые за партизан, были схвачены и расстреляны в жевневском овраге.
Часть жителей немцы погнали в сторону Истры. Детей везли на санках или несли на руках вместе с узлами. Некоторые матери успели захватить с собой сухарей, чтобы накормить хотя бы детей. Остановились изгнанные фашистами в Павло-лужецком овраге и дальше идти отказались. Сил больше не оставалось. Голодные и замерзшие, прожили они в овраге три дня.

Мины замедленного действия
Когда немцев прогнали, люди стали возвращаться в родные деревни. Около Ланонова встретили советских разведчиков, которые предупредили о заминированных фашистами дорогах. Но все-таки, возвращаясь в Жевнево, Анна Семерикова и Елизавета Кротова с двумя детьми подорвались на минах и погибли.
Вернувшись в деревню, многие жители увидели на месте своих домов пожарища и сиротливо торчащие трубы. В Жевневе из 55 домов сгорело 40, а в Рождествене из 150 – около 30. В основном пострадала северная часть села, где по укреплениям засевших в домах немцев был дан залп «Катюш».
Немцы заминировали не только дороги. У флагштока около школы подорвалась дочь Александры Майоровой Лида. Летом 1943 года от мин погибли еще три ребенка: Вова Троскин, Боря Тарасов и Боря Новыш, а Коля Троскин остался без ног ниже колен.

Захоронения воинов
Погибшие в боях за Рождествено советские солдаты были похоронены только с приходом весны 1942 года. Могилы копать было некому. Женщины и подростки, которые занимались захоронениями, клали убитых солдат в глубокие окопы, в овраги, в воронки, оставшиеся от разрывов снарядов. Так в Рождествено братской могилой стала воронка от бомбы с южной стороны церкви.
Учет похороненных бойцов вела Ксения Егоровна Лепешкина. У каждого солдата в кармане-пистончике она искала (и чаще всего находила) пластмассовые трубочки с записками, где были указаны личные данные погибших. Сведения о каждом она передавала в сельский совет и районный военный комиссариат.
Атаки на Рождествено нашими войсками велись по открытому полю, поэтому и потери были большие. Сразу село освободить не удалось, возможности вынести с поле боя раненых не было, поэтому некоторые бойцы весной были подобраны в сидячем положении – их ранило, а потом они замерзли.
Осенью 1941 года саперный батальон выкопал на опушке леса около калистовского оврага окопы для обороны от немецких захватчиков. Весной 1942 года в этих окопах похоронили наших бойцов, погибших близ Жевнева. Организатором захоронения был Василий Степанович Аникеев. Позже в этом же лесу, который за его небольшой размер старожили прозвали «оселок», построили пионерский лагерь «Снегири». Кроме могил возле церкви и на опушке леса, много наших солдат, убитых при наступлении из Зеленкова, было похоронено на участке Ивана Осиповича Калмыкова в яме из-под овина[1].
В 1951 году было принято решение перезахоронить погибших воинов в организованной с западной стороны церкви братской могиле. Когда раскопали захоронения возле церкви, обнаружили останки в сплошной кровавой массе с кусками ткани. Все возможное собрали в приготовленный гроб и перенесли в новую братскую могилу. Больше никакие захоронения в Рождествено не раскапывали.
 В деревне Жевнево раскопали тоже лишь одну могилу, которая находилась около дороги напротив дома Василия Борунова. Собрали останки в гроб и перенесли в братскую могилу в Рождествено. Другие захоронения не трогали, так как они тогда были уже утеряны. Так появилась общая братская могила.
Долгое время неподалеку от пионерского лагеря «Снегири» стояла огороженная и ухоженная могила сержанта Дмитрия Константиновича Федосеева, тело которого обнаружили жевневские колхозники весной 1942 года. При нем был жетончик с московским адресом, по которому они сообщили родным сержанта о месте его гибели и захоронения. Много лет спустя после войны его останки со всеми почестями были перенесены и захоронены в братской могиле.

На братской могиле
Братскую могилу в Рождествено помогали обустраивать работники дома отдыха «Снегири» (прораб Эдуард Георгиевич Шульгин) и строители НЭХ «Снегири» (прораб Леонид Яковлевич Шихов) в конце 50-х годов. Вокруг могилы сделали ограду из асбестовых столбов и железных звеньев бывшей церковной ограды, на постаменте установили скульптуру советского солдата, посадили вокруг серебристые ели и каштаны.
Чуть позже за оградой школьники посадили березки. А в 70-х годах силами рабочих НЭХ «Снегири» был сделан тротуар от братской могилы до бывшего здания школы, где в то время располагался сельский клуб. Ученики Рождественской школы и работники дома отдыха «Снегири» шефствовали над могилой: красили ограду и скульптуру, убирали мусор и листву.
Однажды снимали и фильм о нашей братской могиле, участвовавший в конкурсе короткометражных фильмов о памятниках погибшим воинам в боях под Москвой. В одном из кадров фильма показана Анна Петровна Новыш, сидящая в скорбной позе на братской могиле.
В 70-е годы зародилась традиция (она сохранилась до сих пор) проводить на братской могиле митинги в честь Дня Победы. В праздничный день к памятнику павшим шли колонны со знаменами от каждой организации, приезжали участники боев за Рождествено, в том числе – комиссар 9-й гвардейской дивизии Михаил Васильевич Бронников.
И сейчас школьники в начале мая благоустраивают территорию, а во время митинга стоят в почетном карауле. Представители организаций в торжественной обстановке возлагают венки, произносят благодарственные слова воинам, отдавшим свои жизни при освобождении нашего села. А ветеранов со временем на митингах собирается все меньше и меньше.
У родственников сержанта Климовских Г.Ф. имелись документы, доказывающие, что он похоронен в братской могиле села Рождествено, они долго не могли добиться, чтоб и его имя было на памятной доске. С помощью работников Рождественской школы писали ходатайства, ходили на приемы к начальству и, наконец, недавно получили разрешение вписать и его фамилию в список на памятной плите.

[1] Овин – хозяйственная постройка, в которой сушили снопы перед молотьбой.

СУДЬБА ЖЕНЩИНЫ

Женщина на войне
В историческом подвиге нашего народа в Великой Отечественной войне огромная роль принадлежит русской женщине. Она была не только самоотверженной труженицей в тылу, но и мужественным воином на фронте. Всего 86 женщин были удостоены звания Героя Советского Союза. Открыла этот список отважная девушка-партизанка Зоя Космодемьянская.
На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом: не только спасать раненых, но и стрелять из винтовки, бомбить вражеские цели, подрывать мосты и дороги, ходить в разведку. Более 800 тысяч женщин принимали непосредственное участие в боевых действиях. Нет ни одного вида войск, в котором бы их не было.
Дорогами войны прошли и женщины села Рождествено. О них не написано ни книг, ни очерков. Многих из них уже нет среди живых, и имена их никак не увековечены. А те, кто живы, ходят с нами по одной дороге, но об их военном прошлом мало кому известно.
В 2004 года совет музея Боевой и Трудовой Славы Рождественской школы принял решение собрать информацию о женщинах-участницах Великой Отечественной войны, живущих в Рождествено. Школьники организовывали встречи, беседовали с ними и расспрашивали об их жизни в трудную военную пору. Неоднократно совет музея под руководством Анны Васильевны Мокиной поднимал и освещал эту тему на районных и областных краеведческих конференциях.
За это время были составлены жизнеописания восьми женщин, живущих в селе Рождествено, вот их имена: Лидия Ивановна Добринская, Анастасия Павловна Сорокина, Александра Николаевна Шемякина, Клавдия Фроловна Никитина, Надежда Ивановна Трубкина, Любовь Федоровна Тарасова, Анна Ивановна Городнова и Любовь Владимировна Рогалева. Каждая из них прожила непростую жизнь и каждая из них не понаслышке знала, что такое война.

Трудное детство
Подробнее хотелось бы остановиться на жизнеописании Любови Владимировны Рогалевой. Любовь Владимировна родилась в 1922 году. В семье была десятым ребенком, но из десяти выжили только шестеро. Детство провела в деревне в Шаховском районе Московской области. Отец умер, когда Любе исполнилось 9 лет.
Матери одной пришлось поднимать детей: работала в колхозе, за что в конце уборочного сезона получала на трудодни какие-то продукты. Своего хозяйства у семьи не было, скот кормить было нечем, только с огорода можно было собрать немного овощей.
Особенно трудным и голодным оказался 1933 год. Мать получила на трудодни лишь немного брюквы, турнепса[1] и муки. Детям пришлось взять холщовые мешочки и пойти на поле собирать оставшиеся после уборки колоски. Исходив его вдоль и поперек, удалось немного собрать. Но вскоре прискакал на лошади объездчик, отобрал у детей мешочки с колосками, вытряхнул их в грязь и прогнал с поля. Дети, рыдая, убежали домой, так и не понимая, кому же они навредили.
Возможно, не все дити выжили бы в ту суровую зиму, если бы матери чудом не удалось устроиться работать на ферму (обычно зимой многие колхозники оставались без работы). Она зарабатывала трудодни, а еще тайком, рискуя быть пойманной, приносила детям с фермы немного жмыха[2]. В те времена за это можно было получить 7-10 лет тюрьмы.
Любовь Владимировна вспоминает, что слаще этого жмыха она в своей жизни ничего не ела. Маленький комочек еды, предназначенный для скотины, положенный за щеку, медленно рассасывался, как изысканная конфета. Он и спас детям жизнь.
До войны Любовь Владимировна закончила семилетку. Училась хорошо, особенно легко давался немецкий язык. Но учиться дальше возможности не было. Поэтому, когда ей предложили работу телефонистки на почте, сразу же согласилась.

Та самая война
На фронт Любовь Владимировну призвали в 1942 году вместе с пятью девушками из села. Двое из ее подруг даже не добрались до фронта: по дороге эшелон разбомбили немцы. Попала Любовь Владимировна служить телефонисткой в батальон связи пехотной дивизии, которая сражалась под Ленинградом, в Прибалтике, в Белоруссии и на Украине.
В батальоне было несколько девушек-телефонисток, которые обеспечивали связь внутри дивизии. Дежурство у аппарата несли круглосуточно, сменяя друг друга. Если дивизия продолжительное время находилась на одном месте, то для девушек строили отдельную землянку. Но очень часто, когда дивизия была на марше, телефонистки размещались среди солдат.
Бывало и так, что ложились спать прямо на снег, набросав еловых веток и прикрыв их плащ-палаткой. Иногда, как и всем солдатам, приходилось ходить в караулы, но обычно девушек солдаты жалели, пытались облегчить их участь и ласково называли их «наши девчонки».
В дивизии был свой портной, который подгонял для девушек солдатскую форму. Зимой выдавали валенки, теплые штаны и шапки-ушанки. Выглядели хоть и не очень красиво, но зато было тепло. Кое-что из теплых вещей на фронт присылали посылками из тыла. Любовь Владимировна всегда удивлялась, как заботились о них незнакомые люди. Ведь они находили время и средства связать что-нибудь и отправить на фронт, хотя сами мерзли и голодали.
Даже на войне девчонкам хотелось быть красивыми. На ночь накручивали волосы на самодельные бумажные бигуди, чтобы утром из-под пилотки или шапки-ушанки выбивался завиток кудрей.
Самое страшное на войне, по мнению Любови Владимировны, – бомбежки. Она сама попадала под такие сильные, что, казалось, небо рушилось на землю, а земля уходила из-под ног. Однажды немцы узнали о расположении дивизии и направили на небольшое село огромное количество бомбардировщиков. Солдаты пытались укрыться в поле, но там они были видны, как на ладони. Только крутой берег Днепра укрыл солдат, и в том числе Любовь Владимировну, от немецких налетчиков. Но потери в дивизии были огромны.
Из боевых действий дивизии Любови Владимировне больше всего запомнился такой эпизод: «Чтобы раньше времени немцы не обнаружили запланированное наступление на Киев, командование решило провести отвлекающий маневр: вот туда и была переброшена наша дивизия. Нас спешно погрузили в эшелоны и отправили под Киев. Когда операция успешно завершилась, дивизия должна была вернуться на прежнее место дислокации, чтобы занять неприкрытый участок фронта.
Возвращалась дивизия пешком. Пройти надо было почти 250 километров. Шли и днем и ночью вдоль линии фронта. Разжигать костры, курить и даже громко разговаривать было запрещено. На весь путь был выдан только сухой паек. Солдаты, шли, засыпали на ходу, падали от усталости, но поднимались и снова шли…»
Победу Любовь Владимировна встретила в Германии. Когда вступили на немецкую землю, поразились, какими ухоженными были города и деревни. И хотя шла война, во всем была видна аккуратность и зажиточность. По возвращении на Родину, Сталин запретил фронтовикам рассказывать о жизни за границей. А тем, кто все же рассказывал, грозил лагерь – за пропаганду космополитизма.

Послевоенное время
Демобилизовавшись из армии, Любовь Владимировна поселилась в Солнечногорске, но вскоре переселилась в Рождествено, к сестре, которая жила с мужем и двумя детьми.
Жизнь была нелегкой. Сено для домашнего скота косить не разрешали. Приходилось набирать веток и всякий бурьян, чтобы выкормить коз, которые и спасали жизнь семье. Налоги были высокие. Государству нужно было сдавать молоко, масло, мясо и яйца, даже если своего скота в хозяйстве не было. Тогда покупали, чтобы сдать «норму». Но постепенно жизнь налаживалась. Любовь Владимировна работала в клубе дома отдыха «Снегири» и в военной части, которая располагалась в поселке.
С боевыми друзьями она долго не встречалась. Но в 1977 году ее разыскала фронтовая подруга из Киева. Началась переписка с другими однополчанами, которых жизнь разбросала по всей стране. Посылали друг другу письма, небольшие бандероли и ездили в гости.
В 1985 году Любовь Владимировна ездила на встречу с ветеранами дивизии в Москву. Собралось около 150 человек. Трудно было узнать в постаревших и поседевших людях своих боевых друзей и подруг. Особенно изменились мужчины. Но изменились только внешне, а по отношению к своим боевым спутницам остались прежними, как и 40 лет назад называли их «наши девчонки».
Четыре года подряд Любовь Владимировна ездила на встречи с ветеранами дивизии, но с каждым годом их собиралось все меньше и меньше. Очень тяжело было хоронить их в своей памяти, и Любовь Владимировна перестала ездить: «Пусть они для меня все живыми остаются…»
Вспоминая о военных годах, Любовь Владимировна считала, что победу добыл весь народ: и фронтовики, и те, кто, не покладая рук, трудился в тылу. Война была одна на всех и победа, слава и память – тоже одна на всех.
Последние годы жизни жила одна, но не была одинока. Добрая и отзывчивая, она имела много друзей. Сама помогала своей соседке, которая по состоянию здоровья не могла выходить из квартиры.
Любовь Владимировна не получила громкой славы, но три года провела на фронте самой страшной войны XX века, а это уже большой подвиг.

[1] Турнепс – двухлетнее растение семейства капустных. Иногда также называют кормовой репой. Выращивают, как правило, на корм скоту.
[2] Жмых – семена масличных растений после выделения из них жира прессованием. Применялся как концентрированный корм для сельскохозяйственных животных.
[3] Космополитизм – мировоззрение так называемого «мирового гражданства», которое общечеловеческие интересы и ценности ставит выше интересов отдельной нации.

ЧАСТЬ 5. НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ СЕЛА

ИНТЕНСИВНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО

Поселок дома отдыха
С 1953 по 1963 год на свободном месте по левую сторону от дороги на Жевнево силами рабочих дома отдыха «Снегири» в Рождествене возвели шесть первых двухэтажных домов: два из бруса, а остальные из кирпича. Дома были восьмиквартирные, но для жилья в то время предоставляли не квартиры, а только комнаты, все жили «с подселением». Только бывший директор дома отдыха Дмитрий Афанасьевич Шаповалов в 1959 году получил отдельную квартиру. В конце 1980-х эти дома планировали снести и построить на их месте новые, но помешала перестройка. Позже один из домов был расселен и продан частным лицам. В народе эти шесть домов на улице Южной получили название «Старый поселок».
После окончания строительства нового здания школы в конце 1960-х рядом с ним построили два трехэтажных дома (№№7-8), по 36 квартир в каждом, а чуть позднее еще один пятиэтажный дом (№9) на 60 квартир. В цокольном этаже этого дома разместилось общежитие на 8 комнат. Так началось интенсивное строительство поселка дома отдыха «Снегири». Квартиры предназначались для учителей школы и самих работников здравницы. До 1982 года по проекту архитектора Тууля было построено еще четыре пятиэтажных панельных дома (№№10-13) по 45 квартир в каждом и один дом (№14) на 75 квартир. Ныне эти дома образуют улицу Южную, в которую вошли и дома «Старого поселка».
В 2007 году в Рождествене возвели первую «высотку» – завершилось строительство кирпичного восьмиэтажного жилого дома на улице Южная, получившего название «Лесная сказка». В том же году жители дома образовали первое в селе ТСЖ[1]. Несколько квартир в доме получили работники дома отдыха «Снегири».

Воинская часть
Сначала строительные работы в поселке дома отдыха вели вольнонаемные рабочие, приехавшие из разных регионов страны по вербовке, а с 1960-х годов – солдаты воинской строительной части. Утром автобусы из гаража Верховного Совета ехали за военными строителями и привозили их в дом отдыха на строительные объекты, в полдень им привозили обеды, а вечером, когда заканчивался рабочий день, везли их обратно в часть. Так было несколько лет.
А в 1970-х годах строительную воинскую часть №52953 было принято решение разместить в Рождествене. Деревянные казармы для солдат и прочие сооружения части возвели вдоль оврага, недалеко от построенного недавно здания школы. При воинской части были и все службы: санчасть, столовая, склады и тому подобное. Служили в части солдаты со всех республик: и из Средней Азии, и с Кавказа, и с Молдавии, и с Украины. Некоторые, отслужив, остались здесь и жить.
Часть находилась в поселке около 20 лет и была расформирована после начала перестройки. Солдат оставалось все меньше, да и те достраивали последние объекты: панельные пятиэтажные дома №15-18, по 45 квартир в каждом и пешеходный мост через овраг, связавший улицу Советскую с территорией дома отдыха. Построенные последними дома также вошли в состав улицы Южной.

Центральная усадьба и микрорайон
В 1968 году решением исполкома Моссовета Рождествено как центральная усадьба Научно-экспериментального хозяйства «Снегири» вошло в перечень населенных пунктов Московской области, в которых разрешалось строительство новых государственных и колхозных объектов. Тогда вместе с главным научным корпусом НЭХ «Снегири» были построены три кирпичных пятиэтажных жилых дома, по 60 квартир в каждом. Эти дома вместе с двухэтажными домами, возведенными сразу после войны пленными немцами, образовали улицу, получившую сначала название Центральная усадьба, а впоследствии – просто Центральная.
В начале 1970-х годов также началось строительство жилых домов севернее недавно возведенного школьного здания. Не сразу, но было построено три типовых пятиэтажных панельных дома, по 90 квартир в каждом. В 1974 году заселили дом, получивший номер три, а в 1979 году строители сдали второй и первый.
Эти дома получили название микрорайон НЭХ «Снегири», хотя по правилам само слово «микрорайон» подразумевает планировочную единицу городской структуры, а не сельской. Также в микрорайон должны входить не только жилые дома, но и учреждения общественного обслуживания, однако таковых в микрорайоне НЭХ «Снегири» не было. Ныне дома бывшего микрорайона составляют улицу Микрорайонная.
Перед началом строительства последнего дома обнаружили в северной части котлована плывун[2]. Уже при строительстве северная часть здания опасно проседала, но отступить от проекта прораб Леонид Яковлевич Шихов не мог. Несколько раз уже старались фундамент дома укрепить, но полностью остановить проседание так и не удается.
После перестройки с северной стороны возведенных ранее в микрорайоне трех домов, построили еще два панельных одноподъездных жилых дома, по 30 квартир в каждом. Одних из них был заселен и получил по непонятным причинам №106, хотя больше сотни домов в Рождествено находится только на улице 9-й гвардейской дивизии, а строительство второго дома и вовсе заморозили, не достроив последний этаж. После долгого перерыва, в 2006 году строительство его возобновили, завершив пятый этаж и кровлю, но спустя год стройка снова прекратилась.

Коттеджные поселки
Рождествено относится к территории ускоренного развития так называемых «рекреационно-жилых функций», поэтому в окрестностях села ведется активное строительство коттеджных поселков. Еще до начала Великой Отечественной войны близ деревни Жевнево был организован дачный кооператив «Мастера искусств».
В 1936 году кооператив начал строительство дач. До войны выстроили 24 дачи, но во время фашистской оккупации 21 из них была сожжена. В числе первых застройщиков кроме самого Приорова были профессора, актеры, композиторы. Среди них Алла Константиновна Тарасова, Исаак Осипович Дунаевский, Мария Петровна Максакова, Сергей Владимирович Ильюшин, Иван Семенович Козловский, Майя Михайловна Плисецкая, Анатолий Петрович Кторов и многие другие.
Неоднократно окрестности Рождествено привлекали и кинорежиссеров. А началось все в 1961 году с картины Леонида Гайдая «Пес Барбос и необыкновенный кросс». Фильм снимали на берегу реки Истры близ дачного поселка «Мастера искусств». А сцена со взрывом динамита и горящим деревом – и вовсе рядом с дачей Ивана Семеновича Козловского.
В 1946 году с левой стороны дороги от Рождествено к Жевневе стал строиться «Поселок архитекторов». Дачи в поселке сначала давали архитекторам, проектировавшим Дворец Советов[3], поэтому поначалу поселок получил одноименное название – «Поселок Дворца Советов» – и лишь позже был переименован. В поселке жили известные архитекторы: Борис Михайлович Иофан, Дмитрий Николаевич Чечулин, Евгений Николаевич Стамо, Георгий Семенович Хромов и многие другие.
В 2005 году, рядом с дачным кооперативом «Мастера искусств» был построен коттеджный поселок «Жевнево» на территории бывшего пионерского лагеря «Снегири». А в 2007 году началось строительство коттежного поселка «Рождествено» напротив бывшей базы отдыха «Слава». Застройщик, компания «ЮИТ Московия», обещает, что вся инфраструктура будущего поселка –общественный центр с рестораном, спортивным комплексом, супермаркетом и медицинским центром – будет доступна и жителям Рождествена. В ближайшее время в окрестностях села планируется строительство еще нескольких коттеджных поселков.

Одно из самых крупных
По сведениям на 1 января 1968 года, в поселке дома отдыха проживали 384 человека, а в поселке НЭХ «Снегири» – 456 человек. По данным переписи населения, в 1999 году в поселке дома отдыха проживал уже 1751 постоянный житель, а в поселке научно-экспериментального хозяйства – 1482 жителя.
В 2002 году постановлением губернатора Московской области Бориса Громова село Рождествено объединилось с поселком НЭХ «Снегири» и поселком дома отдыха «Снегири». Сейчас село Рождествено входит в Павло-Слободский административный округ, руководителям которого является Борис Дмитриевич Лукьянов. По данным последней переписи, в 2003 году на территории округа проживают 9674 человека, из них в Рождествене – 3191 человек.
Согласно классификатору адресов Истринского района в Рождествено 15 улиц: 9-й гвардейской дивизии, Дачная, Заречная, Лесная, Луговая, Микрорайонная, Молодежная, Пионерская, Полевая, Советская, Солнечная, Строительная, Финская, Центральная и Южная.
Село Рождествено входит в число самых крупных сел России. На территории села действуют дом отдыха, детский комбинат, научно-экспериментальное хозяйство, дом культуры, детский сад, пожарная часть, муниципальная школа и единственная в Истринском районе православная школа.

[1] ТСЖ – товарищество собственников жилья – юридическое лицо для обеспечения эксплуатации многоквартирного дома, находящегося в совместном владении различных собственников.
[2] Плывун – насыщенный водой грунт, способный растекаться и оплывать под воздействием давления вышележащих пород или других механических воздействий.
[3] Дворец Советов – неосуществленный строительный проект советского правительства. Грандиозное административное здание высотой 420 метров (по проекту) с огромной статуей Ленина наверху. Строительство планировалось на месте разрушенного храма Христа Спасителя.

ПРАВОСЛАВНАЯ ШКОЛА «РОЖДЕСТВО»

Занятия по воскресеньям
Одновременно с началом богослужений в 1998 году при храме открылась воскресная школа. «Идея ее создания родилась сама собой, – говорит настоятель храма отец Александр (Елатомцев). – Ведь храм предназначен для просвещения народа, в том числе и детей».
Занятия в воскресной школе проходили каждое воскресенье после Литургии. Дети собирались в небольшой пристройке к старой приходской школе, где были оборудованы комната для занятий и кухня с трапезной. В коридоре «разместился» физкультурный зал.
Позже дети стали приходить воскресную школу в будние дни, когда заканчивались занятия в школе муниципальной. Получилось что-то вроде «продленки». Ребят кормили обедом, потом они под руководством воспитателей делали уроки, играли, рисовали, лепили из глины, ездили на экскурсии в музеи и монастыри.
В воскресной школе были организованы театральная студия, спортивная секция и клуб путешественников «Серебряная звезда». Подростки вместе со взрослыми ходили в походы, занимались краеведением, организовывали летние лагеря.

Первые годы
Педагогический коллектив воскресной школы во главе с настоятелем храма священником Александром Елатомцевым выступили с предложением о создании сначала начальной, а затем и средней общеобразовательной частной школы полного дня. Предложение поддержали родители будущих учеников. И вот в сентябре 2002 года по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия при храме была учреждена общеобразовательная православная школа «Рождество». Первым директором школы стала Людмила Владимировна Толпекина, а с 2006 года школу возглавляет Валерия Феликсовна Шварц.
С самого начала школа мыслилась как сообщество сотрудников – настоятеля храма, учителей и родителей. Первый класс, в который пришли семь человек, занимался в здании мастерских муниципальной школы, директор которой поддержала идею церковного образования. Классным руководителем первого класса стала Елена Викторовна Литвяк. Педагог, сторонник развивающего образования, она смогла устроить интересную школьную жизнь первым ученикам православной школы. Еще ежемесячно она писала о школьной жизни на страницах приходской газеты «Одна семья» в рубрике «Из учительского дневника».
«Каждое утро, – рассказывала Елена Викторовна о первом классе, – мы встречаемся в классе, здороваемся, обмениваемся новостями, вместе молимся и принимаемся за ученье. В нашей школе под ученьем понимается несколько более обширное поле деятельности, чем привычные всем уроки, которые у нас тоже есть. Ребята пришли в первый класс учиться всему – здороваться и прощаться, слушать друг друга и учителя, предлагать неожиданные идеи, разрабатывать план действий и осуществлять их, учиться быть участливыми, нежными, заботливыми, веселыми, мужественными, сообразительными… Список практически бесконечен, особенно, если добавить к нему привычное – учиться читать, писать и считать».
В жизни ничего случайного не бывает. Вот и название школы – «Рождество» – появилось не просто так. «Рождество» по-славянски означает «рождение». Рождество – рождение скорее духовное, чем физическое. И маленькие ученики школы, крещеные в младенчестве в святой купели, тоже словно родились еще раз – осознали себя впервые православными христианами.
В первые годы своего существования школа «Рождество» напоминала школу семейную, домашнюю. Детки были маленькие, родители были заинтересованы в том, чтобы их школьная жизнь сложилась счастливо. Дети обучались обычным школьным премудростям плюс несколько дополнительных интересных занятий – верховая езда, керамика, различные поездки.
В январе 2005 году школа получила лицензию Министерства образования Московской области на право самостоятельной образовательной деятельности. В том же году стараниями жертвователей над фундаментом бывшей церковно-приходской школы в ограде храма стало возводиться новое здание. В сентябре 2005 года первые четыре класса школы разместились в новом учебном корпусе.

Школьный дом
Здание православной школы «Рождество» появилось на фундаменте той, что была здесь чуть более ста лет назад. В конце XIX столетия владелец усадьбы Рождествено граф Илларион Николаевич Толстой организовал при храме школу для местных ребятишек, которую после революции превратили в трудовую сельскую семилетку, изгнав Бога из классов и детских душ. Постепенно здание обветшало, школа переехала в новое здание, а графская школа постепенно разрушалась, а с началом возрождения храма была передана приходу.
Елена Викторовна Литвяк в своей вышедшей в 2003 году «Книге о маленькой школе» представляла: «Лучшее место для хорошей школы – двухэтажный каменный или деревянный дом. Стены, окрашенные светлой краской, белой, бежевой или лимонной или деревянные, не крашенные совсем. На большей части их площади приделано множество реечек, крючков, полочек, чтобы было, где размещать часто сменяющиеся экспозиции детских работ.
Но при этом в школе есть и длинные коридоры, которыми так удобно пробегать из класса в класс. Для разных видов занятий – свои помещения – большой зал со сценой – для спектаклей и концертов, спортзал, мастерские, изостудия, «музыкальная шкатулка» – отдельная комната со скрипками, флейтами и гитарами на стенах для занятий элементарным музицированием и пения, библиотека – несколько шкафов и кресел в небольшой, всегда открытой, комнате». Что-то из этого спустя несколько лет силами многих и многих людей уже осуществлено, но еще больше только предстоит сделать.
Согласно проекту, созданному архитектором Владимиром Яковлевичем Кузнецовым, внешне школьный дом выглядит как дворянская усадьба начала XIX века, хотя внутренне его устройство полностью соответствует требованиям современной школы. «С одной стороны, – говорит духовник школы отец Александр, – классический внешний облик продиктован соседством с храмом, построенным в стиле ампир, с другой – необходим как воспитательный элемент. Классицизм – очень воспитывающий стиль. Например, колонна – архитектурно выраженная идея правильного человека: красива сама по себе и способна нести тяжесть перекрытия. Кроме того, колонна немыслима одна, она есть часть колоннады или портика[1]».
Пока строительство окончательно не завершено. В 2005 году был построен южный корпус, в 2009 году завершена постройка и внутренняя отделка центрального корпуса с портиком над главным входом и эркером[2] с противоположной стороны. Началось строительство второго бокового корпуса и общая внешняя отделка здания.
Сейчас православная школа «Рождество» находится на этапе бурного развития и с каждым годом «растет». В сентябре 2006 года в школе обучались 20 учеников, а в сентябре 2009 года – уже более 80. При максимальной наполняемости классов – 16 человек, некоторые классы уже укомплектованы полностью. Людей, стремящихся дать своим детям образование в православных школах, с каждым годом становится все больше. И вот уже в школу «Рождество привозят детей не только из Истринского, но и из соседних районов. Обучаются в школе и дети из семей, специально для этого переехавших из других регионов страны.

[1] Портик – ряд колонн, объединенных аттиком или фронтоном, помещенный перед фасадом здания.
[2] Эркер – часть комнаты, выступающая из плоскости стены, снабженную несколькими окнами.

ЧАСТЬ 6. ОКРЕСТНОСТИ РОЖДЕСТВЕНА

ЖЕВНЕВО

Как только не называли эту деревню: и Земнево, и Жерлово, и Женевка. Но чаще всего – Жевнево. Так и зовется она сейчас. Впервые Жевнево упоминается в 1504 году в межевой грамоте великого князя Ивана III: «А из реки из Москвы рекою Истрею вверх, направе в Горетовском стану Рожествянаго села деревни, деревня Земнево, что за Кашиными детми».
В 1646 году в сельце Жерлово насчитывалось 5 крестьянских дворов, в которых проживали 15 человек. Владели ею разные люди: дьяк Булгак Милованов, дьяк Миней Грязев, затем – Лука Иванович Кокошин, который в1651 году продал его хозяину села Павловское, одному из богатейших людей России боярину Борис Иванович Морозов.
Алексей Дементьев, приказчик Морозова, 19 ноября того же года составил приемочную роспись, в котором подробно описал покупку: «Двор боярской, а на дворе хором: горница с комнотою на подклетех, двои сени, две избы жилых – изба трехсаженная новая, а другая ветхая дву сажен, а перед нею сенцы да клетка; погреб с напогребицею рубленою четырехсаженный, сенница рубленая четырехсаженная; две житенки з закромы – житенка полутретьи сажени, а другая двусажен; две клетки людцких по полуторе сажени.
Сад боярской, а в нем 160 яблоней, да 110 вишен да 3 груши. Да мельница, а в ней жерновы старые пяти пядей, да жерновы новые полупяты пяди. Да кресть-янских дворов: Васька Иванов сын Некрасов, сын у нево Степка женат, да сын Трифонко 11 лет, да Купряшка 9 лет. Мелник Левка Федоров, брат у нево Бориско срослой, а не женат, да брат Максимко 17 лет; сын у Левки Ромашко 4 лет.
Да пашни боярской в поле, что ныне с рожью, 5 десятин с полудесетиною старой пашни да новой росчиски 4 десятины с полудесетиною; и обоего рожью посеяно 10 десятин; а в другом поле, что будет под яровое, 15 десятин; да в третьем поле, что будет под яровую, 12 десятин, а десятины в малую меру сороковые. Да крестьянской пашни на долю по полу¬торе десятине.
Да под сельцом Жевневым на реке на Истре луг, а на нем сена ставитца полутораста копен. Да за рекою Истрою по урочищу отхожей луг, сена на нем станет 50 копен. Да к тому же лугу пашни пишетца в книгах писцовых 4 десятины, а будет и больши. Пустошь Ванцово, сена на ней ставитца 40 копен, пустошь Мерзликова, сена на ней ставитца 30 копен, пустошь Ругодево, сена на ней ставитца 40 копен».
К Жевнево относятся еще два морозовских документа. В первом из них павловский приказчик боярина просил старшего над ним московского приказчика прислать описание межи: «Государю моему Степану Никитичю Олешка Дементьев челом бьет, вели, государь, выписать межу Петра Обрасцова пустошь Никаново, а смежно она, та пустошь з боярскою деревни Жерлева; а Ламаново деревни смежно с тою же деревни Жерлева. А межи, государь, и грани и ямы у тех пустошей з деревни Жерлева перепорчены».
Второе письмо было адресовано самому боярину и касалось дворового человека Сеньки Федорова, бежавшего из Жевнева, когда сельцом владела жена дьяка Булгака Милованова. Теперь Сенька просился назад: «А крестьяне, государь, сельца Жерлева ручались по нем Сеньке все, что он не плут и не побежит».
После смерти вдовы боярина Морозова Анны Ильиничны в 1667 году сельцо поступило в казну и стало дворцовой деревней. Между 1682 и 1685 годами «деревня Женевка на речке Холеве» была «дана из дворца» боярину князю Михаилу Алегуковичу Черкасскому, владельцу села Рождествено вместо деревни Черной, которая наоборот отошла в казну. С этого времени деревня Жевнево принадлежала тем же помещикам, что и село Рождествено, и вместе с ним была пожалована графу Ивану Павловичу Кутайсову, а после его смерти передавалось по женской линии.
В 1899 году население Жевнева – 66 мужчин и 100 женщин – проживало в 40 избах. Земля, 275 десятин, из них 173 – пашни, делилась на 77 долей. Жители имели 25 рабочих лошадей и 34 головы крупного рогатого скота. Жители деревни шли в легковые извозчики, башмачники и сапожники.
В 1924 году Жевнево, входившее в Крюковский сельсовет Павловской волости, насчитывало 49 хозяйств, в которых проживали 108 мужчин и 135 женщин, имевшие 260 десятин земли, в том числе 184 десятины пашни, 39 рабочих лошадей и 62 коровы.
Восточная часть деревни уходила в гору от реки Истра и расположена выше, чем западная, поэтому деревню делили на подгорную и нагорную стороны. Дома в деревне строились с подгорной стороны, ближе к воде. Внизу под бугром маленькая речка Романовка, а чуть за бугром – река Истра. Под буграми около деревни били существующие до сих пор ключи, воду с которых брали и для себя, и для скотины. Лошадей обычно водили поить на речку Романовку и летом, и зимой.
Сначала дома в Жевневе строили окнами на юг. Этот ряд изб в деревне называли «красной слободкой». Красная – значит красивая, солнечная. Первые поселенцы выбирали лучшее место. Ближе к воде и чтоб усадьба была хорошая. По мере роста населения и деления семей дома уходили на восток, все дальше от воды. Но люди не хотели уходить далеко от воды и поэтому стали дома строить напротив уже выстроенных.
На темной стороне (против «красной слободки») дома были окнами на север, а усадьбы очень неудобные – бугор оврага, причем глинистый. Первые жители на «красной слободке» строились подальше от оврага, чтобы усадьбы были побольше, а когда стали застраивать противоположную сторону, ровного места уже не оставалось. Деревня росла и за счет переселения семей из деревней Чертово и Калистово.
С трех сторон деревня Жевнево была ограничена оврагами. По одному из них, с западной стороны, протекала и сейчас течет речка Романовка, берущая свое начало от Снегирей, опоясывающая деревню Крюково и впадающая в Истру неподалеку от Жевнева.
Через овраг была проложена дорожка (она и сейчас сохранилась), называемая «парашкиной», по которой жители ходили в крюковскую школу, в сельский совет и в соседние в деревни – Крюково, Манихино, Ламоново, Лужки.
В конце 1920-х годов в деревне Жевнево образовался колхоз «Октябрь». Сначала в его состав вошли 13 хозяйств, позже присоединились еще несколько. Люди вступать в колхоз боялись, так как нужно было сдавать в общее хозяйство лошадь, корову, плуг, борону, амбар, сарай. Но вступали: боялись, что раскулачат. В колхозе было 105 гектаров пахотных земель.
Райземотдел доводил до колхоза план по каждой культуре, сколько чего посеять и сколько с гектара собрать урожая, сколько иметь скота, сколько и какого получить приплода, сколько надоить от каждой коровы молока. Урожаи были невысоки, сразу после уборки сразу надо было сдавать госпоставки, за которые на колхозный счет поступали деньги, а потом и натуроплату за работу МТС[1]. Зерно возили в Новый Иерусалим, а картофель и овощи – в Снегири. «Вот, бывало, – вспоминали старожилы, – и возили мужики, а во время войны и после нее женщины да подростки всю осень, пока все не уберут».
В начале 1930-х годов в деревне Жевнево на даче у Михаила Николаевича Кудинова жил некоторое время академик, основатель и руководитель Института травматологии и ортопедии Николай Николаевич Приоров. Ему очень понравился лесной массив, тянувшийся с южной стороны деревни вдоль реки Истры от речки Романовки до бывшего имения Толстых.
Место возвышенное, песчаное, ближе к реке переходящее в пойму Истры. Жители этот лесок, что ближе к деревне, называли «лощиной», а чуть дальше от деревни – «шишиловкой». По инициативе Николая Николаевича в этом месте был организован дачный кооператив «Мастера искусств».
В 1960-е годы деревня Жевнево попала в разряд неперспективных. По сведениям на 1 января 1968 года, в Жевневе проживало 155 человек, к началу 1999 года – 35, а на 1 января 2003 года оставалось всего 30 постоянных жителей.
В 2005 году близ деревни появился одноименный коттеджный поселок. Сама же деревня начала снова оживать и за счет дачников потихоньку застраиваться новыми домами.

[1] Машинно-тракторная станция (МТС) – государственное предприятие, снабжавшее колхозы сельскохозяйственной техникой. Осуществляли обслуживание и ремонт тракторов, комбайнов и другой сельскохозяйственной техники и давали ее в аренду колхозам.

ЗЕЛЕНКОВО

Деревня Зеленково, расположившаяся при впадении реки Грязевы в Истру, известна с первой трети XVII века. В 1624 году деревня входила в Горетов стан Московского уезда, числилась «за Микифором Лукьяновым сыном Талызиным в подмосковной вотчине, что ему заложил вотчину свою Ондрей Иванов сын Чюрпчюгов в 129 (1621) году: деревня Зеленикова на реке на Истре, а в ней двор вотчинников Микифора Талызина, живут деловые люди.
Пашни паханые наездом вотчинниковы, люцкие; пахоты середние земли 12 четвертей, перелогом 3 четверти с осминою, лесом поросли 44 четверти, сена по речке по Нахабенке 50 копен, лесу пашенного 5 десятин. А в приправочных книгах та вотчина не написана». Последняя фраза означает, что деревня возникла незадолго до этого. И действительно, в ней не было даже крестьянского двора.
Андрей Иванович Чепчугов был сначала стряпчим[1], а позже – стольником при царе Михаиле Федоровиче, но большой карьеры не сделал, хотя при дворе служил долго. Новые владельцы Зеленикова – Талызины – происходили из дьяческого рода. Лукьян Спепанович Талызин служил в городах и московских приказах несколько десятилетий. За верную службу в Смутное время был пожалован вотчиной. Сын его, Никифор Лукьянович, также служил дьяком в Казани и Пскове.
Чепчуговы со временем так и не сумели выкупить заложенную деревню. Новый владелец, Никифор Лукьянович Талызин, поставил на речке Нахабне, которая теперь называется Грязева, свой двор, где поселил «деловых людей».
Писатель Валентин Исаакович Рич в книге «Я – энциклопедия» писал: «Деревня Зеленково своим именем скорей всего была обязана изумрудной растительности, в которой утопала излучина Истры, окружавшая ее с трех сторон. Впадавшая в Истру речушка Нахабинка превращала образованный этой излучиной полуостров в остров, заливные луга которого и покрывавшие все возвышенные места березовые и сосновые рощи, обильно подпитанные водой, всегда выглядели свежеумытыми».
Вскоре деревню приобрел владелец села Павловского боярин Борис Иванович Морозов. В 1646 году «за Борисом Ивановичем в вотчине, что он купил у Лукьяна Талызина, деревня Зеленково на реке на Истре, а куплена та деревня без крестьян, пашня да дворы пустые, и в тое деревне посажено крестьян в вотчину ис старых Звенигородцкого уезду, из села Павловского, из иных вотчин, далных городов». К этому времени в деревне было уже 10 крестьянских дворов и 2 двора пустовали.
Чуть позже в Павловской вотчине поселили белорусских крестьян, попавших в плен в 1654 году в ходе Русско-польской войны. Чуть более 50 новопоселенцев обосновались в деревне Зеленково. Разделение на дворы русских и «панских» или «литовских» людей сохранялось несколько лет. Опись 1667 года строго отделяла одну категорию населения вотчины от другой: в деревне Зеленково было 8 дворов, в которых проживали 32 крестьянина, и 4 «польских» двора с 14 жителями.
В 1668 году после смерти вдовы боярина Морозова Анны Ильиничны, урожденной Милославской, Павловская вотчина, не имевшая наследников, была отписана на государя. С 1687 года мельница под деревней Зеленково была на 20 лет передана крестьянину Савке Анкудинову, который обязывался платить в Приказ Большого дворца «по 36 рублей с полтиною в год».
Мельница была описана обстоятельно: «Анбар пяти сажен, ветх, а в анбаре жернова и молоты, да железных снастей – два веретена, два подпитка, четыре шипа, шесть обручей, два ковша насыпных деревянных, два ящика, два колеса водяных, два колеса сухих ветхих. Да двор мельников, в нем строения: изба осиновая трех сажень старая, две клети, сарай плетеной, все строение крыто соломой, да у той мельницы баня елевая (еловая)».
В 1710 году в деревне Зеленково дворцового села Павловского в Горетовом стане Московского уезда – 12 крестьянских дворов, 121 человек обоего пола. А в 1743 году в деревне насчитывалось 16 крестьянских дворов, 147 человек. У крестьян имелось 34 лошади, 25 голов рогатого скота, 9 свиней, 65 овец, 108 кур. В поле сеяли 22 четверти ржи, 14,5 четверти ячменя, 14 – овса, 8,5 – гречи и 1,5 – конопли.
В справочнике Карла Нистрема, составленном в 1852 году, деревня была обозначена как Зеленька, принадлежавшая комиссариатскому ведомству. В это время в деревне находилось 32 двора, в которых проживали 123 мужчины, 145 женщин.
Малая доходность земледелия заставляла крестьян искать заработка на стороне или заводить местное ремесло. В 1870 году в Павловской вотчине, к которой относилось и Зеленково, некоторую часть составляли сельские ремесленники, которые обеспечивали себя одним промыслом. Из кустарных промыслов было распространено ручное вязание, которого всего в Павловской волости было 777 промысловых единиц, 156 из которых в Зеленково.
В 1899 году население деревни – 88 мужчин и 168 женщин – проживало в 71 избе, образуя 53 надельные и 6 безнадельных семей. Земля – 600 десятин, в том числе 169 пашни – делилась на 127 долей. Крестьяне имели 35 рабочих лошадей и 51 голову крупного рогатого скота. Жители шли работать в ассенизаторы, легковые извозчики и лакировщики.
В 1924 году в Зеленково насчитывалось 59 хозяйств, в которых проживали 155 мужчин и 145 женщин, имевшие 457 десятин земли, из них 169 десятин пашни, 41 рабочую лошадь и 72 коровы. Деревня была центром сельсовета, в который входили также деревни Борзые и Вельяминово. Имелась школа I ступени, под которую был занят дом Шевалдышева, библиотека и мукомольная мельница.
Со всей округи на зеленковскую мельницу крестьяне ехали молоть зерно. Долгое время мельниками работали Григорий Дроздов и Осип Шведов. Мельница находилась в подчинении колхоза «Путь вперед». За помол собирали гарнцевый сбор[2], а ремонт колхоз производил за свой счет. «Бывало, – вспоминали старожилы, – как ремонт, так надо спускать пруд, а зеленковские мужики собирались ловить рыбу в обмелевшем пруду». После слияния колхозов в НЭХ «Снегири» мельницу в Зеленкове больше не использовали.
В 1927 году на основе четырех хозяйств деревни в Зеленкове был создан колхоз «Путь вперед». Первым председателем колхоза был назначен Василий Гаврилович Потемкин, позже Федор Иванович Зайцев, Федор Тимофеевич Кухтин и Павел Дмитрович Балашов.
Вскоре на базе зеленковского и соседних колхозов началось создание огромного коллективного хозяйства «Гигант», который должен был охватить территорию 32 селений от Павловской Слободы до Манихина. Однако в 1930 году было признано, что это хозяйство организовали «без учета реальных возможностей», и колхоз «Гигант» ликвидировали.
В 1929 году Московскую губернию преобразовали в Московскую область, уездного и волостного делений не стало. Воскресенский уезд разделили на два района: Истринский и Ново-Петровский. Низшей административной единицей стал сельский совет. Деревня Зеленково оказалась на территории Рождественского сельсовета.
В 1931 году началось строительство канала Москва – Волга, который должен был пройти по руслу Истры до Павловской Слободы, а затем – двумя рукавами по Истре и Нахабинке, которую предполагалось соединить с речкой Сходней. В Зеленкове начали было постройку плотины, но вскоре прекратили. Канал прошел по ныне существующей трассе, по более дешевому проекту.
В 1934 году зеленковский колхоз «Путь вперед», объединявший 56 хозяйств, имел молочно-товарную ферму со стадом в 51 голову, занимался производством молока, картофеля и овощей. Ему принадлежали здания из пустотелого кирпича, где располагались «индивидуальные квартиры», общественная столовая, кухня и ясли.
В июле 1937 года в деревне открыли магазин. Некоторое время активно велась работа клуба, который в 1939 году закрыли. Старожилы вспоминали: «Хороший клуб был в деревне Зеленково. Каждый вечер собиралась молодежь играть, петь и танцевать». Теперь трудно сказать, что именно не понравилось правлению колхоза, но так или иначе, клуб разобрали, а на его месте построили телятник.
Журналист и литератор Валентин Исаакович Рабинович подробно описал деревенскую жизнь в Зеленкове: «Двадцать лет, именно лет, летних месяцев – с середины пятидесятых годов и до середины семидесятых – моя семья провела в деревне Зеленково, расположенной на высоком берегу Истры.
Когда я впервые попал в Зеленково, оно еще представляло собой райский уголок. Все холмы были покрыты земляникой, все овраги малинниками. В августе ягоды сменялись грибами – маслятами, лисичками, подберезовиками, рыжиками, боровиками – особенно крупными в оврагах.
Долинки же, расположенные между холмами, засеянные клевером, и прибрежные луговины давали за лето по два, а то и по три укоса роскошного пахучего сена. Кормов хватало на два стада, на табун лошадей, на мелкий скот и птицу. В небольшой, в общем-то, деревеньке, насчитывавшей с полсотни дворов, по которой всего десяток лет назад прокатилась мировая война, унесшая почти всех молодых мужчин, можно было залиться молоком и завалиться мясом.
В каждом из двух стад – колхозном и личном – насчитывалось по 60-70 коров, примерно столько же голов было в конском табуне, редкая семья не держала еще с полдюжины овец, две-три козы, парочку свиней, десяток кур.
Обширные погреба, с зимы набитые речным льдом, были уставлены бочками с соленьями – капустой, огурцами, чесноком, грибами, горшками с топленым маслом, увешаны копчеными окороками и вяленой рыбой. В сенях стояли кадушки с куриными яйцами, бутылями с самогоном и квасом, крынки с вареньем и медом, по стенам висели связки лука, чеснока, сушеных грибов.
Через Истру в двух местах были переброшены пешеходные мостки, по-местному именовавшиеся лавами, а через Нахабинку, перегороженную плотиной, – настоящий мост, там шла проезжая дорога на Рождествено и дальше, на железнодорожную станцию Снегири. За плотиной простирался мельничный пруд, в котором кормились деревенские гуси и утки.
И сама мельница была еще цела, хотя и не работала с того времени, когда образовался колхоз, и милиция увезла мельника. А мельничиху я еще застал – правда, не жену мельника, а его младшую дочь, последнего человека из некогда обширного семейства. Она ютилась в хибарке, кое-как сколоченной из остатков дома, порушенного во время войны.
Спустя год после того, как моя семья провела в Зеленкове свое первое лето, во время весеннего паводка бесхозную плотину прорвало, мельницу снесло, на месте бывшего пруда возникло болото, и гуси с утками понемногу стали в Зеленкове исчезать. Канал, по которому ранее стекала вода с мельничного колеса, обнажился более чем наполовину, и из него выступили громадные корни столетних ив, ранее стоявших на берегу пруда.
Рыба тоже стала потихоньку исчезать, правда, в Нахабинке я еще застал пескариков, а в Истре уклеек, ельцов и даже шересперов[3]. Через двадцать лет, в последний год моего пребывания в Зеленкове, в Истре остались одни уклейки. Река сильно обмелела, поскольку сильно поредели на ее берегах леса, сплошь застроенные дачами московского начальства и разного рода пансионатами и лагерями, и сильно похужела вода, бывшая недавно практически ключевой.
Сильно похужела и деревня. Начисто исчезли ночные гулянки, с гармошкой, частушками, плясками – все это ушло вместе с деревенской молодежью, подавшейся в Москву и подмосковные города. Исчезли коровы, лошади, овцы, из всего скота осталось только несколько коз.
Окончательно добила Зеленковское хозяйство хрущевская кукуруза, когда на месте густых клеверов два года подряд торчали редкие бодылья[4] не желавшей тут расти прихотливой чужестранки. Кормить скотину стало нечем.
Грибов и ягод не стало тоже. Все овраги наполнились ржавыми консервными банками, битым бутылочным стеклом, пластмассовыми ошметками. Не уместившийся в овраги мусор постепенно затопил и окружающие леса, к тому же изрядно вытоптанные временщиками-дачниками, оккупантами своей же собственной страны.
Если быть совсем точным, то надо отметить, что одна корова в тот год в Зеленкове еще оставалась – у той самой мельничихи. И еще, спеша в Рождествено на автобус, я наткнулся в лесу на кучку чернушек и, уже спускаясь с холма, – на кустик земляники. Земляника всегда немножко горчит, но эти почти совсем сухие мелкие, сморщенные ягодки показались мне особенно горькими».
В конце 1970-х годов рядом с деревней Зеленково московский часовой завод «Слава» окончил строительство пионерского лагеря. На территории более 16 га расположились пять трехэтажных спальных корпусов, корпус администрации и хозяйственные постройки. Во время летних каникул в лагере отдыхало до 600 школьников. В конце 1980-х годов на территории лагеря начали строить крытый трехэтажный бассейн, но помешала перестройка. Детей на лето возить перестали, а бывший пионерлагерь стал базой отдыха. Но она оказалась экономически невыгодной, и в 2007 году территория была продана.
По сведениям на 1 января 1968 года в Зеленкове находилась ферма НЭХ «Снегири», проживал 151 человек, а на 1 января 2003 года – осталось 13 постоянных жителей. Но вокруг деревни выстроено множество дач, и строительство их интенсивно продолжается.

[1] Стряпчий – чин придворного, в обязанности которого входило следить за повседневным бытом царской семьи, наблюдать за кухней и одеждой государя, а также выполнять различные его поручения.
[2] Гарнцевый сбор – отчисление в пользу владельца мельницы определенной части сданного зерна в качестве платы за перемол.
[3] Шереспер – рыба из семейства карповых.
[4] Бодылья – засохшие стебли растений.

СНЕГИРИ

Снегирева пустошь
Впервые местность, где ныне находится поселок Снегири, упоминается в писцовых книгах в 1623 году. В XVII-XVIII веках она относилась к Горетову стану Московского уезда, позднее – к Звенигородскому и Воскресенскому уездам. Видный деятель России XVII века Василий Федорович Бутурлин имел здесь обширные владения.
Его сын Василий Васильевич был видным военным деятелем, дипломатом, возглавлявшим русское посольство на Украине в 1653 году, командовал войсками, посланными на помощь атаману Хмельницкому. Обширные владения на Волоцкой дороге наследовал его брат Иван Васильевич. Они состояли из нескольких пустошей, в том числе была и «пустошь Снегирева на суходоле[1], а в ней пашни перелогом[2] середние земли две четверти, лесом поросли осмнатцать четвертей...»
Иван Васильевич Бутурлин собирался пустоши продать, о чем свидетельствует письмо приказчика боярина Бориса Ивановича Морозова: «Государю Борису Ивановичю холоп твой Олешка Дементьев челом бьет. Докладывал я, холоп твой, тебя, государь, что продает Иван Васильевич Бутурлин вотчину свою деревню Врашки да к ней, государь, 3 пустоши: пустошь Снигирево да пустошь Труфаново да пустошь Захарове, а Нефетьево то же». Приказчик советовал боярину приобрести это имение, но состоялась ли сделка – неизвестно.
На карте уезда 1800 года Снегирева пустошь не обозначена, а территория будущего поселка, вероятно, принадлежала нескольким владельцам: северная наибольшая часть относилась к даче деревни Крюково, которой владел гвардии капитан-поручик Алексей Николаевич Щепотев, южная – к даче села Рождествено, вотчине графа Ивана Павловича Кутайсова, восточная – к даче деревни Ленино и села Садки, принадлежавшим статскому советнику Андриану Андриановичу Лопухину.
В конце XIX века обширные владения – лесные угодья и пустоши – на месте ны¬нешних Снегирей, в районе Ленина и Садков принадлежали графу Иллариону Николаевичу Толстому. Лесником у него был Егор Гудков, домик которого находил¬ся на подъезде к Трухоловке, на правой стороне Волоцкой дороги, которая связывала Москву с Волоком Ламским. А неподалеку от домика лесника находилась придорожная чай¬ная, пользовавшаяся успехом у проезжающих в Ново-Иерусалимс¬кий монастырь.

Разъезд Снигири
Весной 1898 года началось строительство железной дороги Москва – Виндава (ныне город Вентспилс в Латвии). Строительство осуществляло «Общество Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги». Открытие движения поездов состоялось 11 сентября 1901 года, а в 1903 году на железнодорожной линии был устроен разъезд Снигири, что было для данного места вполне естественно, так как рядом находилось большое село Рождествено. Возникало жилье и близ стального пути: в 1915 году при полустанке Снигири выделялись постройки Николаевых – Ивана Михайловича и Якова Герасимовича, еще была указана усадьба некоего Квятковского.
Дату открытия оста¬новочного пункта Снигири – 1903 год – и стали считать годом образования поселка, которым своим ростом был обязан местным кирпичным заводам. В 1916 году при станции находилось некое сельцо Ново-Петровское. Это название вполне объяснимо – в четырех километрах от станции располагалось сельцо Петровское, где находился кирпичный завод князя Голицына, на котором трудились 60 рабочих. У станции был еще один кирпичный завод Н.И. Сорокина и А.Ф. Боярова, где работали 85 человек. Завод располагался близ дороги на Рождествено и сгорел в 1918 году.
По сведениям 1926 года, здесь уже было сельцо Снигири, вероятно, переименованное Ново-Петровское, входившее в Рождественский сельсовет Павловской волости Воскресенского уезда. В сельце было 16 некрестьянских хозяйств и проживали 44 мужчины, 33 женщины. Неподалеку находилась трудовая колония «Снигири», насчитывавшая 1 хозяйство, 24 мужчин и двух женщин.
Снигиревский сторожил Алексей Семенович Сергеев вспоминал: «В Снигири с родителями я приехал в 1934 году на пригородном поезде – «паровичке». В Снигирях было примерно 20 рубленых домов. Три дома было около станции, в одном из которых жил начальник станции, еще пять домов на нынешней улице Ленина, один из которых сохранился. Еще несколько домов было по дороге на Рождествено, в одном из них жил лесник Янушкевич.
На месте нынешнего магазина около станции был дом, где торговали квасом и пивом, там же был небольшой зал с тремя столиками для посетителей. Станцию освещали керосиновые фонари, железнодорожная линия была однопутной, в Гучкове и Манихине были разъезды».

Кирпичный завод
В 1928 году был построен новый кирпичный завод №6 трудовой колонии «Снигири», трудились на нем 277 рабочих, 12 человек младшего обслуживающего персонала и 23 служащих. Завод строился с расчетом на производство красного кирпича. Производственные мощности завода включали: две кольцевые печи, два машинных здания, несколько сараев для сушки кирпича. Из-за отсутствия электричества использовался локомобильный двигатель. Под несколькими навесами работницы набивали в формы глину и возили его на деревянных вагонетках в печь на обжиг. Был на заводе и конный двор с лошадьми.
Глину для изготовления кирпича искали неподалеку от завода. Было выкопано огромное количество котлованов. Но в местной глине был большой процент известняка, из-за чего при обжиге получались большие трещины. Со временем какие-то из выкопанных котлованов сами наполнились водой, какие-то наполнили рабочие завода. До нынешнего времени большая часть прудов не дожила – их засыпали, но некоторые еще существуют.
С 1928 по 1930 год завод работал как сезонное предприятие, на котором трудились приезжие рабочие из Тульской и Рязанской областей и местные жители. В 1930-1931 годах была произведена частичная реконструкция предприятия, организовано производство огнеупорных изделий. Сырье для них – белую глину – приходилось завозить из отдаленных районов страны. В связи с этим был построен железнодорожный подъездной путь к заводу. Первая партия шамотного кирпича была выпущена в 1932 году. Затем освоена технология изготовления легковесных и теплоизоляционных изделий.
В конце 1930-х годов завод с планом не справлялся. Он был рассчитан на круглогодичную работу, но совершенно к ней не приспособлен. Зимой в цехах температура порой опускалась до 15 градусов ниже нуля, не было электрической сушилки для сырца. Электричество на завод тогда еще не провели, и для выработки энергии использовалась установленная в 1932 году и заменившая локомобильный двигатель паровая машина выпуска 1911 года, которую ежегодно приходилось ремонтировать. В 1936 году из-за такого ремонта завод простоял два месяца, понеся огромные убытки.
В 1940 году заводом было выпущено 5400 тонн шамотных изделий, 2640 тонн легковесных огнеупоров и 867 тонн фасонных. Трудовой коллектив завода составлял 175 человек. Предприятие поставляло ответственные фасонные изделия для тепловых агрегатов металлургии.
Большие планы по модернизации производства были прерваны войной. Во время фашисткой оккупации в декабре 1941 года завод сильно пострадал, но его быстро восстановили. В 1943 году в газете «Истринская стройка» писали: «Хозяйничанье немцев и жестокие сражения причинили заводу большие разрушения. От его цехов остались только стены. Сейчас завод в основном уже восстановлен. С полной нагрузкой работают все цехи».
В том же, 1943 году, в связи с острой нехваткой огнеупоров в стране, завод был передан в состав треста «Центрогнеупор» системы черной металлургии, продолжая выпускать остронеобходимую продукцию.
Послевоенное возрождение деятельности предприятия связано с именем его директора – Николая Павловича Михайлова. К 1948 году на заводе был установлен и пущен в работу сушильный барабан, построено новое глинопомольное отделение. Определилась и специализация предприятия – выпуск особо сложных изделий, ваграночного и шамотного кирпича, легковесных огнеупоров.
Дальнейшее развитие завод получил в 1950-1953 годах. В это время ему было поручено изготовление облицовочных блоков для строительства высотного здания МГУ. За короткое время была создана технология, установлены вакуумные прессы «Кема», построены камерные сушила.
В начале 1960-х годов началась реконструкция сушильно-печного отделения. Был подведен природный газ на все тепловые агрегаты. Следует отметить, что оснащенный новыми высокотемпературными туннельными печами и прессовым оборудованием Снегиревский завод был первым предприятием, освоившим в 1971 году выпуск корундовых изделий и самым крупным производителем легковесов и ультралегковесов в СССР.
В 1972 году предприятие было включено в состав Внуковского огнеупорного завода. Снегиревское производство работало стабильно, расширяло ассортимент изделий и рынки сбыта, в том числе и зарубежные. Корундовые, легковесные и коксовые изделия ежегодно демонстрировались на ВДНХ. За разработку и освоение новых видов огнеупоров работники и руководители производства неоднократно награждались Государственными премиями в области науки и техники, а также правительственными наградами.
За всю историю существования завода название его несколько раз менялось: с 1949 года это был Снегиревский шамотный завод, с 1957 года – Снегиревский огнеупорный завод, а с 1970 года – Снегиревский завод огнеупорных изделий.
В 1993 году завод был приватизирован и получил название ОАО «Снегиревские огнеупоры». Пережив сложный период общего спада производства и реализации продукции, предприятие частично сохранило свои цеха, коллектив и сеть сбыта. Но в 2010 году завод все-таки был закрыт.

Снигири или Снегири?
Путеводитель 1935 года указывал, что станция Снигири – одиннадцатая остановка от вокзала, находящаяся на 44-м километре в 1 часе 32 минутах езды от вокзала. Возле станции находился тогда лишь небольшой рабочий поселок, дач почти не было, так как дачники селились в Рождествено.
До 1938 года в поселке Снигири, в котором находилось 80 домов, был единственный общественный колодец глубиной 12 метров. Он находился у железнодорожного переезда. А в основном все-таки воду приходилось брать из разных речек. Тогда было принято решение построить в поселке еще два колодца.
Самая крупная из речек в окрестностях Снегирей – Романовка – берет свое начало неподалеку от платформы Снегири и впадает в Истру близ деревни Жевнево. Когда-то довольно полноводная и чистая, она вращала колесо небольшой, вероятно, Крюковской мельницы. Остатки ее плотины видны ниже небольшого моста на дороге Снегири – Крюково. Выше был небольшой пруд – накопитель воды. Ныне питавшие Романовку родники перекрыты, в нее идет сброс бытовых вод, русло ее захламляется и она, к сожалению, потеряла былую прелесть.
Массовая застройка улиц поселка Снегири началась перед самой войной, когда рабочим завода стали давать участки под индивидуальное строительство. Правую сторону Волоколамского шоссе, где сейчас располагается администрация поселка, занимал сплошной лес с обилием грибов, ягод и орехов. Лес был чистым, в нем встречались лоси, зайцы, кабаны, белки, лисы.
В 1936 году в поселке началось строительство дач. Согласно постановлению Президиума Истринского РИКа Сельхозстройпроекту Наркомзема СССР был передан земельный участок в 6 квартале Снигиревского учлесхоза для строительства 14 дач. Сейчас там Партизанская улица, Западный проезд и Западная улица.
Дачи должен был строить Сельхозстройпроект с оплатой работ членами дачного кооператива Сельхозстройпроект не освоил выделенный участок земли и разрешил производить застройку своими силами в индивидуальном порядке. Кооператив распался. В связи с жилищными трудностями стали строиться уже не дачи, а дома под постоянное проживание.
Согласно плану третьей пятилетки СССР первые электрички на рижском направлении должны были появиться в 1943 году, но помешала Великая Отечественная война. К 1954 году на электротягу была переведена железная дорога на участке до Нового Иерусалима. Проезд стал более удобным и комфортабельным.
С начала образования поселение и железнодорожная станция назывались «Снигири». Так было принято ошибочно пи¬сать это слово в то время. На эту ошибку указывали многие, и в 1955 году название поселка стали писать через букву «е» – «Снегири».
Великая Отечественная война сломала размеренную жизнь. При отступлении армии был взорван завод и железнодорожный мост через речку Романовку. Практически все мужчины поселка ушли либо на фронт, либо бороться с врагом в тылу. Большая их часть домой не вернулась.
С завода ушли на фронт 44 человека, их фамилии теперь высечены на памятной доске около проходной завода. При восстановлении завода директор Николай Павлович Михайлов с группой рабочих перезахоронили все трупы и тела воинов в братскую могилу рядом с клубом. Позже там был воздвигнут памятник. После освобождения стали возвращаться на свои пепелища мирные жители, заработала пекарня, открылся магазин. Поселок стал постепенно залечивать раны. В 1948 году он стал отдельной административной единицей и начал постепенно электрифицироваться. Для наведения порядка была организована служба милиции. В еловом лесу севернее Волоколамского шоссе заканчивалось строительство дач офицеров Военно-инженерной академии их прозвали «генеральскими дачами», вероятно, за большие земельные участки. Кроме завода в поселке еще было лесничество, сельпо[3] и амбулатория, в которой всех обслуживал один врач.
В 1951 году в Снегирях начала работать Снегиревская средняя школа, первым директором которой стал Иван Никитич Чесноков. В школу ходили ребята не только из поселка Снегири, но и из близлежащих деревень. Школа была переполнена, занятия шли в две смены, а начальные классы, занимались в частных домах. Встал вопрос о необходимости нового здания, и оно было построено в 1962 году. В старом здании осталась только начальная школа.
Деревня Трухоловка, ставшая в середине XX века частью поселка Снегири, возникла в XIX веке на месте пустоши Труфиново. Сначала это была крошечная деревушка. В справочнике 1852 года ее еще не было. А вот на карте, датированной следующим, 1853 годом, Трухоловка указана. По списку 1859 года в ней был всего один двор, в котором жили 6 мужчин и 8 женщин.
В 1899 году в 5 избах Трухоловки проживали 11 мужчин и 11 женщин, составлявшие 6 надельных семей. Земля в 18 десятин была разделена на 5 долей. У крестьян было 8 рабочих лошадей и 4 головы крупного рогатого скота. Жители занимались торговлей и извозом.
В 1924 году в деревне было 7 хозяйств и проживали 20 мужчин и 18 женщин. Им принадлежало 31 десятина земли, 7 лошадей и 9 коров. В конце 1940-х годов Трухоловка еще существовала, но к ней уже вплотную подступил поселок, вскоре ее поглотивший.
Население Снегирей быстро росло за счет приезжих из других регионов страны. В 1939 году в поселке проживало 1900 человек, а в 1959 году – уже 5200 человек. Особо бурный рост наблюдался в 1960-е годы. К середине XX века в поселке Снегири было 23 улицы и 3 проезда, в 1970 году – 58 улиц, 19 проездов и 1 переулок под названием Тихий.

Ленино-Снегиревский музей
В 1966 году у дороги, на 42 километре Волоколамского шоссе, на облицованном гранитом постаменте был установлен памятник – танк Т-34 с гвардейским знаком и красными звездами на броне. На облицовке выбита надпись: «3десь в грозные дни осени 1941 года доблестные воины 16 Армии остановили врага. Отсюда 6 декабря 1941 года они перешли в наступление и начали разгром немецко-фашистских захватчиков». В пятидесяти метрах от монумента в здании бывшей школы, в дни боев превращенном фашистами в крепость, 9 мая 1967 года был открыт военно-исторический музей.
В музее экспонируются документы и материалы Великой Отечественной Войны. За годы существования музея здесь накопился значительный документальный и вещественный материал по боевой истории района и страны. Это свыше 10000 единиц хранения: документы, личные вещи, библиотека, где многие книги имеют авторские дарственные надписи, большая коллекция наград, бронетанковая техника и артиллерийские установки.
Уникальной является танковая экспозиция под открытым небом, идея организации которой принадлежала директору музея Игорю Владимировичу Усаневичу. Буквальным украшением ее является трофейный танк Т-VI (H1) «Тигр». В мире известно всего 4 таких экспоната: по одному в Англии и Германии и два в России, один из которых в Снегирях. Довольно редкими экспонатами являются и два американских танка «Шерман». Уникален своей исторической ценностью советский легкий танк Т-26, найденный на месте боев под Новгородом.
Кроме этого на площадке находится еще 10 единиц советской и трофейной техники. Такой возможности не имеет ни один другой музей, так как расположение военной техники в обычные ряды на асфальте в городской обстановке не производит сильного впечатления. А то, что представленная здесь военная техника участвовала в боях, делает экспозицию особенно интересной.
Несколько лет назад музей, танковая экспозиция и мемориал были преобразованы в «Военно-исторический мемориальный комплекс», созданный по инициативе Ассоциации Военно-исторических мемориалов Министерства обороны РФ при содействии администрации Истринского района. На его территории теперь находится военно-мемориальное кладбище с могилой дважды Героя Советского Союза Афанасия Павлантьевича Белобородова. Здесь происходят торжественные перезахоронения останков советских солдат и офицеров, найденных поисковыми отрядами в местах боев под Москвой.

Поселок городского типа
В 1982 поселок Снегири стал дачным поселком городского типа. Из-за того, что дачников становилось все больше, не стало хватать родниковой питьевой воды. Было принято решение построить вторую водозаборную башню. С ростом садоводческих дачных поселков в окрестностях Снегирей под линиями электропередач выделили участки под огороды рабочим завода. Почти все старые постройки снесли, перестроили и здание железнодорожной станции.
Снегиревское сельпо обслуживало жителей поселка и его окрестностей. В магазинах можно было приобрести все: от продуктов питания до одежды и мебели. С перестройкой сельпо прекратило свое существование. Его магазины перешли в собственность Истринского потребительского общества, которое и сейчас успешно работает. Райпо открыло около железнодорожного переезда первый в поселке супермаркет «Снегири», расположившийся на месте кооперативного магазина, который в народе называли «Угловой». Рядом находится и кооперативный хозяйственный магазин, что находится на углу Станционной и Кооперативной улиц.
В 1990 году в Снегирях начало свою деятельность ООО «Научно-производственное предприятие «Прогресс-1», занимающееся монтажем, реконструкцией и ремонтом различных видов теплоиспользующих установок, а также научно-исследовательской работой в сфере энергосбережения. В июне 2006 года в Снегирях на Волоколамском шоссе открылся торгово-выставочный центр «Прогресс».
По проекту архитектора Андрея Борисовича Барабанова на средства НПП «Прогресс-1» в 2001-2003 годах, к 100-летнему юбилею Снегирей, в поселке около здания администрации поселкового округа был возведен деревянный православный храм во имя преподобного Серафима Саровского.
В поселке Снегири работают средняя школа, амбулатория, дом культуры, детский сад, цех по изготовлению мебели, промышленные и торговые предприятия различных форм собственности, предприятия по обслуживанию населения, отделение милиции, лесничество и культурно-спортивный комплекс «Экотель Снегирек», открытый в 2003 году. На 1 января 2003 года в поселке числился 3461 житель.

[1] Суходол – место не заливаемое водой.
[2] Перелог – участок земли, бывший прежде под пашней, оставленный без обработки более года и заросший сорной растительностью.
[3] Сельпо – сельское потребительское общество.

ЧАСТЬ 7. ВОСПОМИНАНИЯ О РОЖДЕСТВЕНЕ
НОВЫШ А.П. «ОККУПАЦИЯ РОЖДЕСТВЕНО»

Фронт приближается
С каким ужасом я встретила весть о том, что Германия без объявления войны стала бомбить советские города и вторглась в пределы нашей Родины. Это меня поразило, как гром среди ясного неба, особенно потому, что буквально за 5 дней до этого я отправила своих детей на лето к маме в село Крапивное Брянский области.
Дети поехали с моей сестрой, старшему сыну Володе было 8 лет, а младшему Шурику – 4 года. Думала, позже, когда закончу свои дела по школе, поеду туда с младшей Зоечкой, которой было 4 месяца. Но мне поехать туда не удалось, так как пассажиров в военное время на Брянск не пропускали. Сделала попытку эвакуироваться, ничего не вышло, думала отступить с частями Советской армии, но меня с малым ребенком не взяли, и я осталась в Рождествене. Муж мой, Борис Михайлович Новыш, работал в городе Белеве инженером на железнодорожной станции и в октябре 1941 года добровольцем ушел на фронт. Он знал, что дети уехали одни без меня, может быть, на гибель, а я с грудным ребенком осталась, и что меня ждет – неизвестно.
Из учителей в Рождествено остались только я, Евгения Дмитриевна Мокаенко со своими детьми и Раиса Ивановна Миленбах. Паника охватила население, но я знала, что должна воодушевлять людей, не падать духом. Мы установили дежурство в сельсовете, а когда его разбомбили, то проводили агитационную работу на улице и около окопов.
Населению говорилось, чтобы они все свои продукты и все добро прятали, что можно было, зарывали в землю и так далее. Колхозный скот был эвакуирован, лошадей на все село не осталось ни одной. Колхозники, в основном это были женщины, работали на оборонительных работах: на аэродроме, рыли противотанковые рвы и противотанковые заграждения. Под грохот взрывов, огня и бомбежек люди жили и работали. В своих домах не находились, а собирались возле окопов и прятались в них во время бомбежки.
Доходил до глубины сердца лозунг: «Все для фронта, все для победы над врагом!». Работали, не покладая рук. Слышим, немцы заняли Истру, вот-вот – и войдут в Рождествено. «Что же будет?» – только и слышали со всех сторон. Все были охвачены тревогой. И вот мы увидели фашистов.

Фашисты в Рождествене
Как только фашисты вступили в село, подожгли дом старика Майорова, а самого старика убили, сняв с него валенки. Еще одного старика Семерикова (по-уличному Бородинов) и красноармейцев, которые укрывались в его доме, вывели и расстреляли. В подвал, в котором сидела и я, а нас там было человек 30 с детьми, ворвались немцы и с ними предатель русский. Этот предатель стал говорить, что Красная армия разбита, немцы завтра захватят Москву, война скоро закончится, немцы установят «новый порядок», откроются церкви, и все заживут хорошо. Вот только надо взять Москву.
Один из немцев на ломаном русском языке тоже стал говорить о том, что коммунисты должны быть уничтожены, а мирное население сможет спокойно жить и работать. Вот что сулили нам фашисты. Пробыли они в нашем подвале минут 15, ушли...
Немцы врывались в окопы, грабили, требовали сала, яиц и масла. Позже нас из подвала выгнали на жуткий мороз с детьми, не дав нам ничего взять с собой. Перед тем, как выгнать, они убедились, что этот подвал настолько прочен, что только прямое попадание бомбы его может разрушить и, кроме того, из этого подвала можно отстреливаться.
Мы стояли и не знали, что нам делать, куда идти, а земля грохотала от снарядов, свистели пули и кругом был огонь, огонь. Кто-то подсказал, что можно укрыться в окопе. Окоп оказался пустой. Стены его были покрыты толстой кромкой льда. Так всю ночь мы простояли друг возле друга, как сельди в бочонке, в окопе. Задыхались, дышать было нечем.
Когда матери на другой день попытались пройти к подвалу и захватить что-нибудь, хотя бы пеленки, немец прогнал их, наставив винтовку. Нашему мытарству и мучению, казалось, не будет конца. Своим телом нам приходилось согревать своих детей.
Были случаи, когда нас фашисты не выгоняли из окопов, но мы должны были уйти в угол, чтобы дать фашисту место свободное, где он грелся в отобранном у нас же кожухе, а другой в это время строчил из пулемета. Потом они менялись. Наше село находилось в руках немцев 9 дней, но нам казалось, что это вечность: голодно и холодно.

Освобождение
И вот рано утром 9 декабря мы услышали, что со стороны Дедовска без конца идет стрельба, а неподалеку слышен звук удаляющихся машин. Около нашего окопа был поставлен немец, который не давал даже голову высунуть. Сидели, как мыши в мышеловке. И вдруг услышали голос: «Товарищи, вы живы? Наши красноармейцы в селе, фашисты удирают!» Эти слова – «Наши пришли» – будто электрическая искра пронзила меня! Куда девалась усталость, откуда взялась сила, энергия?
Мы побежали в каменный дом, а он в огне. Немцы зажгли солому на полу и одеяла, перед тем, как отступать. Пожар этот всеобщими усилиями быстро погасили. Мы были все закоченелые, грязные, страшные, но радости нашей не было конца, хотелось во весь голос кричать: «Мы свободны, немцы не взяли Москву!»
Красноармейцы нас предупредили, чтобы мы были осторожны, немцы могли заложить мины.
Вскоре мы собрались в соседнем доме, наварили картошки, поставили капусту, и ссели за стол вместе с нашими дорогими освободителями. Красноармейцы выложили на стол то, что у них было, и сидели мы за столом все как родная семья. Глядя на красноармейцев, на людей разных национальностей, я думала: «Нет, никто не победит наш народ!»

Война ушла на запад
На следующий день в Рождествено приехал секретарь райкома партии. Поздравил нас с освобождением, сообщил, что теперь наша армия перешла в наступление, а нам надо налаживать разоренное хозяйство. Меня попросили составлять списки, по которым население будет получать хлеб.
Началось восстановление хозяйства, но еще в Рождествене то в одном, то в другом месте горели дома, так как фашисты, уходя из деревни, клали мины в печки, и, когда возвратившиеся в свои дома люди начинали топить печь, они взрывались. За время оккупации много домов было сожжено, поэтому в уцелевших жили по нескольку семей.
Война продолжалась и, желая хоть чем-нибудь помочь и воодушевить наших воинов, мы посылали на фронт не только письма, но и посылки с макаронами, теплыми носками, перчатками, носовыми платками. Активное участие принимали в этом деле почти все женщины села, а организаторами были Александра Семеновна Майорова, Ксения Егоровна Лепешкина и Антонина Александровна Тарасова.
В городе Дедовске был организован госпиталь, и мы старались сделать все, чтобы облегчить страдания раненых: носили в госпиталь гостинцы и с организованным в Рождествено хором пели там русские народные песни. Как приятно было видеть улыбку на лицах раненых бойцов!
В райкоме партии мне поручили восстанавливать разоренную библиотеку в Дедовске. В помощники дали замечательного человека, знатока библиотечного дела Галину Ефимовну Говорун. Немцы, хотя и не были в Дедовске, но здание библиотеки было превращено в сарай. Ни одного стекла в окнах, на полу груда порванных и занесенных снегом книг, разрушены печки, порвана электрическая сеть.
Здание вскоре было готово, но не было никакой мебели. Нам приходилось ходить по домам всего города Дедовска и собирать книги для библиотеки. Вместе с книгами мы пополнили библиотеку стульями, столами, диванами. Из Москвы также прибыли книги и стеллажи. Был набран штат сотрудников, и библиотека открылась. Я не знаю, откуда брались силы, энергия, ведь форменным образом голодала, но всегда была бодрая и говорила, что на фронте труднее, там льется кровь за нашу жизнь.
Когда же приступила к работе первая школа в районе в городе Дедовске, я перешла работать в школу учительницей до конца учебного года. Затем РОНО поручило мне из развалин восстановить семилетнюю школу в Рождествене. С помощью директора дома отдыха Николая Романовича Елкина в сентябре 1942 года школа приняла детей, а я стала ее директором.
Что касается лично моих горестей и переживаний, то горькая чаша войны не обошла и меня. Муж был ранен на фронте, а как только вернулся, сразу же поехал в Брянскую область узнать, живы ли дети. Привез Володю и Шурика, как нищих, на ногах тряпки вместо обуви, все на них рваное, но радости не было конца!
Все было хорошо, но не надолго. В мае 1943 года, младший сын Шурик подорвался на мине в возрасте 7 лет. Сколько горя и слез принесла эта война…
 

Беляева З.С. «Тяжелое детство»

До недавнего времени считалось, что последним настоятелем храма Рождества Христова до его закрытия был священник Александр Васильевич Стогов. Но осенью 2005 года в Рождествено приехала Зинаида Сергеевна Беляева и опровергла это утверждение.
Оказывается, что после сосланного в Новосибирск отца Александра на его место был назначен другой священник Сергей Иванович Беляев, о котором не вспомнили даже старожилы. Зинаида Сергеевна, дочь последнего настоятеля, в своих воспоминаниях рассказала о своей семье и нелегкой судьбе после ареста отца.

Я, Беляева Зинаида Сергеевна, родилась 21 октября 1928 года в селе Михайловское Можайского района Московской области. Моя мать, Софья Васильевна, родилась в семье протоиерея, так же как и родные сестры Александра и Юлия, закончила гимназию и работала учителем начальных классов.
Мой отец, Сергей Иванович, родился 1 марта 1888 года в селе Пески Можайского района Московской области в семье псаломщика. В семье было девять сыновей, трое из которых умерли в раннем возрасте, а остальные шесть стали священниками.
Семья жила в бедности. Родители обрабатывали землю, вели хозяйство, чтобы дать образование своим сыновьям. Дети им помогали во всех делах. Осенью продавали часть урожая и скот, на эти деньги отправляли сыновей на учебу. Кого – в семинарию, кого – в духовное училище. На каникулы дети домой не приезжали – не было денег на дорогу.
Мои родители поженились 16 февраля 1916 года. В нашей семье было четверо детей. Старший брат Евгений родился 19 января 1917 года, сестра Елизавета родилась 30 марта 1918 года, еще одна сестра умерла в раннем возрасте.
Свое детство я помню с тех пор, как переехали в Рождествено, когда в 1932 году отец был назначен настоятелем храма Рождества Христова. Жили мы в церковной сторожке. В центре участка стояла красивая церковь с высокой колокольней. Наш дом находился в углу участка. Весь участок был обнесен высокой оградой из красного кирпича с мощной чугунной решеткой.
Дом был тоже из красного кирпича, немного утоплен в землю (при входе в дом были три ступеньки вниз). Около дома – небольшой сад, который весь утопал в зелени и цветах. Посередине садика росло большое дерево, под ним стоял деревянный стол со скамейками. Вдоль забора от дерева раскинулся огород. На нем мы выращивали овощи. В хозяйстве также держали гусей и кур.
Жили мы вчетвером. Старший брат никогда с нами не жил, его воспитывали мамины сестры. Юлия Васильевна с мужем и двумя детьми жила в Котельниках под Люберцами, а Александра Васильевна с мужем и сыном – в Мытищах.
Жизнь наша протекала сначала тихо и спокойно. Отец служил в церкви, мать помогала ему. Сергей Иванович был глубоковерующим человеком, добрым, сердечным. Его любили и уважали прихожане, шли к нему, и с радостью, и с горем, и с нуждой. Для всех он находил слова утешения, а иным и помогал, чем мог.
Семья наша дружила с семьей Стоговых. Александр Васильевич Стогов был предыдущим настоятелем Рождественской церкви. Мы часто ходили к ним в гости и на террасе пили чай с вареньем и медом. Иногда к нам в гости приезжали папины братья. Все братья у отца были музыкальными, а сам он умел играть на гармошке, гитаре, балалайке и скрипке. Скрипка папина пропала во время войны, когда мы уехали в эвакуацию, оставив ее в бомбоубежище, которое затопили весенние воды. Мать очень переживала и плакала, ведь это была единственная вещь, которая осталась на память об отце.
В первый класс в Рождественскую школу я пошла в 1937 году. Преподавал у нас Григорий Ефимович, который и сам не очень владел грамотой. Во втором классе я училась уже у другого преподавателя, очень грамотного, эрудированного и душевного человека.
Наступили страшные времена. Церкви закрывались, священников арестовывали и ссылали. Родители очень волновались, прислушивались по ночам к каждому звуку, а часто и вовсе не спали. Пришел и наш черед. Я очень хорошо помню ту страшную ноябрьскую ночь 1937 года. Вдруг раздался страшный стук в дверь. Я проснулась и очень испугалась, сестры Лизы тогда с нами не было. В комнату вошли три человека, один из которых был в военной форме, а двое – в штатском. Они ходили по комнате, заглядывали во все углы, что-то искали. Потом отец оделся, попрощался с нами, и они все ушли. Мы с матерью обнялись и долго плакали.
Утром после нашего горя я отправилась в школу и продолжала свою учебу. Для нас настали очень трудные времена. Мать нигде не принимали на работу, так как отца по решению суда считали врагом народа. Мы просто остались без средств к существованию. Через некоторое время матери, наконец, удалось устроиться в Москве посудомойщицей. Работала она сутки через сутки, а я оставалась дома одна. Какое-то время мы еще прожили в нашей сторожке.
В школе был прекрасный бывший директор, а теперь просто учитель Михаил Михайлович Трояновский. Узнав о наших трудностях, он брал меня с собой в совхозную столовую и отказывался брать деньги за обед. Говорил: «Вот когда вырастешь и будешь сама зарабатывать, вот тогда и расплатишься со мной». Некоторые люди понимали, что происходило в стране, и сочувствовали нам. Позже я узнала, что Михаил Михайлович ушел на фронт и погиб.
Прихожанке нашего храма Полине Плотицкой, которая жила в Снегирях, приснился сон, в котором святой сказал ей, что с моим отцом случилась беда, и велел ей взять нас с матерью к себе. Так она и поступила. Мы переехали к ней, перевезли свои вещи: кровать, сундук, комод, швейную машинку, посуду и папину скрипку.
Моя сестра Лиза сначала посещала школу в Рождествене, а последние два года училась в Дедовске, так как в Рождественской школе не было еще старших классов. В любую погоду, в дождь и в мороз ежедневно ходила в школу пешком. А после окончания школы она переехала к маминой сестре в Мытищи.
Лиза поступила в медицинское училище, скрыв свое происхождение. Она очень любила медицину и была бы хорошим врачом, но в училище узнали о ее происхождении и с позором исключили как дочь врага народа. Итак, дорога для учебы и для работы была закрыта. Временно она работала то на одном месте, то на другом.
Второй класс я заканчивала в школе в Талицах, а незадолго до войны, наконец, построили кирпичную одноэтажную школу в Снегирях. В третий класс я пошла в новую школу. Преподавала у нас Ольга Васильевна – старенькая, убеленная сединой женщина, добрая, живая и общительная.
Началась Великая Отечественная война. Был прекрасный солнечный день, мы с ребятами гуляли на улице. В 12 часов по радио было передано сообщение Молотова. Взрослые сразу зарыдали, а мы, дети, бегали и кричали, что поймаем Гитлера и повесим его на дереве.
В сентябре начались занятия в школе. Фашисты быстро продвигались к Москве, шли кровопролитные бои. Каждую ночь над нами в небе появлялись вражеские бомбардировщики, летавшие бомбить Москву. Но на пути немцы встречали яростный отпор.
Ночи мы проводили в бомбоубежище, которое вырыли сами. В конце октября занятия в школе прекратились, так как фронт приблизился к Снегирям. Мимо нас проходили раненые бойцы, которые рассказывали о фашистских зверствах и советовали немедленно эвакуироваться.
Наконец, мать решилась уехать. Взяла простой мешок, в уголки положила камешки, связала веревкой, получился рюкзак. Положила в мешок несколько икон, смену белья, документы, еще какие-то вещи и мы отправились в дорогу к маминой сестре в Люберцы. Уезжали с последним поездом.
Поезд был переполнен, мы еле-еле забрались в тамбур. Народ висел на подножках, даже все крыши вагонов были заполнены людьми. Только поезд тронулся, сразу же попал под обстрел с воздуха. Было очень страшно, но мы благополучно добрались до Москвы.
На одну ночь мы с матерью остановились у моей сестры Лизы, так как Москва была закрытым городом,и без специальных документов находиться было нельзя. А на другой день мы уехали в Люберцы в поселок Котельники. Там я продолжила учебу в 5 классе.
В апреле 1942 года мы вернулись к тете Поле в Снегири. Было очень голодно, ходили по полям и из-под снега выкапывали мороженую картошку, свеклу, морковь, капусту, так как овощи осенью убрать не успели. Благодаря этим овощам нам удалось выжить.
Весной появилась зелень: лебеда, крапива, щавель. В мае мы вскопали огород и посадили картошку. Сажали под плуг, вместо лошади – я, мать и сестра тети Полины Надя запрягались, а тетя Полина вставала за плуг и сажала картошку. Помимо картошки посадили еще и овощи. Урожай в тот год был хороший.
Потом тетя Полина была направлена на работу в лесничество, и я работала вместе с ней. Мы сажали молодые сосенки, елочки и другие деревья. Летом 2-3 раза пропалывали, окучивали их и поливали. Было очень интересно наблюдать за тем, как подрастали эти деревца.
К концу лета тетю Полину направили на трудовой фронт и назначили бригадиром. Она и меня взяла с собой на работу ради двух котелков баланды[1] и куска хлеба. Работали мы в Манихине в песчаном карьере. На работу ходили пешком иногда рано утром, иногда вечером, иногда ночью. Как только приходил пустой состав, нас сразу же вызывали на работу, простоя не должно было быть.
Нужно было обычной штыковой лопатой нагружать в вагон песок. Норма была такая: одна платформа или один вагон на человека, а для меня – половина платформы, вторую половину за меня догружали все понемногу. Вот я сейчас удивляюсь, как у меня, 14-летней девочки, хватало сил на это? Одета я была в армейскую телогрейку, на голове платок. Все было велико, но, главное, тепло.
В сентябре нас перевели на станцию Манихино восстанавливать железнодорожное полотно. Весь этот процесс я усвоила хорошо: нужно было разровнять песок, на него уложить шпалы, выровнять их и уложить рельсы. В бригаде нас было 20 человек, все женщины, мы – две девочки и один бригадир, украинец Петро.
Петро какой-то линейкой измерял высоту, женщины забивали костыли[2] в шпалы кувалдой и мы затем «штопали» шпалы – заталкивали под них песок специальной однобокой деревянной лопаткой. После укладки бригадир опять измерял, женщины еще выравнивали шпалы, пускали пробный паровоз и открывали путь поездам. Работали все очень дружно. Труд был тяжелый, но каждый старался подставить свое плечо.
В октябре начались занятия. Наша новая школа была разрушена во время оккупации, поэтому под школу выделили в заводском клубе три комнаты, коридор, небольшую учительскую и туалет. Путь в учителя для матери был закрыт, ей пришлось устроиться уборщицей. Меня устроили второй уборщицей, чтобы получать рабочие карточки. Надо было ежедневно подмести все помещения, зимой истопить три печки, раз в неделю вымыть все полы.
Поздней осенью уже по снегу школьники вместе с учителями заготавливали для школы дрова. В лесу с разрешения лесников пилили огромные деревья, вывозили их на лошадях и складывали на открытой террасе. Постепенно по очереди эти деревья пилили и кололи. Зимой мама ежедневно уходила в пять часов утра, чтобы растопить печки, но тепла от них все равно было мало. Многие окна в помещениях были забиты фанерой, на уроках зимой приходилось сидеть в пальто.
Мать работала, я работала и училась. Но в феврале 1943 года мать простудилась и заболела двухсторонним воспалением легких. Врачи уже не надеялись на ее выздоровление. Тогда телеграммой вызвали сестру Лизу из Москвы, которая достала камфору для уколов. Вот эти уколы и спасли мать.
А я тем временем одна продолжала убирать школьные помещения, топить печи и учиться. В обязанности мамы также входило отоваривание хлебных карточек, я должна была получать хлеб для учителей по карточкам. Но однажды, когда я раздала учителям хлеб и отдала все карточки, преподаватель немецкого языка сказала, что я не вернула ей карточку, и мне пришлось отдать свою.
Все учителя за меня переживали, чем могли, помогали мне. За время болезни матери был самый трудный день, когда я второй день не могла растопить печи. Я накануне не положила сушить лучинки и дрова не разгорались. Напустила много дыма, переживала и горько плакала, но потом приноровилась и топила печи исправно.
После выздоровления матери я рассказала ей о случае со своей хлебной карточкой. Она поговорила с продавщицей, которая и сообщила, что эта учительница немецкого языка приходила получать хлеб по второй карточке. Директор школы узнала об этом, сообщила в РОНО, учительницу уволили.
Летом при школе организовывали пионерский лагерь для детей работников кирпичного завода. Меня назначили воспитателем, чтобы я подзаработала немного денег, да и с питанием была связана, так что было чуть-чуть полегче. Жили мы уже в отдельном доме лесника Просина, который переехал в деревню, а нас попросил пожить в его доме, чтобы не растащили на дрова.
Так я закончила 7 класс в 1944 году, и мы переехали в Москву к моей сестре Лизе. Вначале у ее мужа была бронь, потом ее сняли и его отправили на фронт. Лиза осталась беременная и 26 июля родила сына Володю, которого отец не видел два года.
Лиза добилась разрешения прописать мать и меня, так как она была жена фронтовика с грудным ребенком на руках. Через месяц после родов Лиза вышла на работу, а мать устроилась ночным сторожем в контору асфальто-бетонного завода. Днем мать занималась с Володей, а Лиза работала, а ночью наоборот.
Я тоже хотела пойти работать, но Лиза разрешила мне учиться. Ни ей, ни старшему брату Евгению выучиться не удалось, так она говорила, что хоть я смогу получишь образование и специальность. В семье у нас было много учителей и я, пойдя по их стопам, в 1944 году поступила в педагогическое училище имени К.Д. Ушинского.
Началась моя новая счастливая жизнь. Я стала много читать, ходить в музеи, театры, кино. Для меня после очень тяжелого детства открылся другой мир. Классным руководителем у нас был географ Алексей Алексеевич Рундыш, который очень любил свой предмет и привил нам любовь к географии. Почти каждое воскресенье мы ходили в музеи, выезжали в Подмосковье.
В это время начал развиваться туризм, мы ходили в походы. А летом 1945 года прошли походом по следам Великой Отечественной войны от Бородина до Клина. Летом 1947 года отправились в поход по Кавказу. Всю Военно-Грузинскую и Осетинскую дороги прошли пешком. Спали под открытым небом, готовили пищу на костре. А закончили свой поход на побережье Черного моря. Там я впервые увидела море. Словами это передать невозможно.
В 1947 году я закончила педагогическое училище и приступила к работе в школе. Проработала в начальной школе почти 40 лет. Была награждена значком «Отличник просвещения».

[1] Баланда – жидкий суп: вода и немного крупы.
[2] Костыль – большой гвоздь для крепления рельсов к деревянным шпалам.

ЧЕРНЫШЕВ С.А. «СОЛДАТСКИЙ ДОЛГ»

Я родился в 1918 году в деревне Жевнево в крестьянской семье, где было шестеро детей. Дом у нашей семьи был крохотный, всего 20 квадратных метров. Спали на полу и на печке. Стелили матрац или солому, на день все выносили на улицу. Лампу по вечерам не зажигали, берегли керосин. Сейчас никто и не знает, как ждали в те времена люди увеличения дня.
В 1933 году умер от чахотки отец. Сестры пошли работать няньками, а я с братьями подрабатывал в колхозе. С началом войны я работал счетоводом в Жевневе в колхозе «Октябрь». В первый день войны я вместе с ребятами отдыхал на речке и стрелял из нагана, который привез Алексей Кротов, тогда курсант летного училища. Радио не было, никто и не подозревал, что уже целый день идет война.
Уже 25 июня деревня провожала мужиков на фронт. Я не подлежал призыву. Но после проводов не выдержал, пошел к военному комиссару, который посмотрел на билет и сказал: «Нужно буде, и тебя возьмем, а пока работай». Те, что ушли 25 июня, пропали. Ни писем, ни похоро¬нок, был только слух, что они погибли под Старой Руссой.
Колхозники работали изо всех сил, работали для фронта, где были близкие лю¬ди. Фронт подходил ближе и ближе, на западе ночью все полыхало багровым заревом, потом стал слышен гул артиллерийской ка¬нонады. Я был комсомольцем, поэтому 27 ноября вместе с председателем колхоза уехал из села. Обратно вернулись, когда узнали по радио, что 11 декабря была освобождена Истра. Дом наш сгорел, родные жили на уцелевшей даче в доме отдыха. Идти туда надо было, только зная тропинки, ведь везде были мины.
В конце апреля 1942 года меня, наконец, взяли в армию. Со мной вместе призвали и Василия Аникеева. Вместе нас отправили в Чувашию, а там разлучили. Его оставили в Чебоксарах в пулеметной роте, а меня послали в деревню Рындино в первый запасной пехотный полк.
Там учились бегать перебежками, кидать гранаты, разбирать и собирать затвор винтовки, тренировались с макетами в руках колоть чучело. Как будто не знали, что немцы воюют с автоматами. Ночевали в сараях не сене. Больные ноги дали о себе знать. Проверив мой почерк, командир устроил меня писарем. Но все равно на учения я должен был ходить. Было холодно и голодно. Пришлось сменять на хлеб телогрейку и часы, которые приобрел до войны.
В середине июня нас посадили в товарные вагоны и повезли на юго-запад через Саранск. Высадили под Воронежем в открытом месте на реке Воронеж. Там мы простояли несколько дней, а потом отправились в Чернянские лагеря Белгородской области. Оттуда нас поспешно отправили под Харьков. Выдали новую военную форму и про запас выдали нижнее белье, шинель, фляжку и мешок. Не дали только оружие. Войны мы еще не видели, нас собрали всех, кто раньше был оставлен по болезни. Я вообще был не годен к военной службе, но пошел, ведь надо было Родину защищать. Мы шли на Харьков, а нам навстречу попадались и большие чины на машинах, и строевые роты. Вскоре развернули и нас – началось отступление.
За ночь проходили по 60-70 километров: 50 минут идем, 10 – отдыхаем. Только перешли реку Оскол, сзади снаряды рвутся. Командир маршевой роты постоянно кричал: «Бегом! Скорее!» День сидели в лесу или в кустах. Варили кашу на маленьком огне из пшенных брикетов.
Немного отдохнем, и в 16:00 опять вставать и всю ночь идти до утра. Больные ноги вновь давали о себе знать. В один прекрасный день идти дальше я не смог, просто сел на траву и заплакал. Подъехал на лоша¬ди верхом командир, приказал по¬садить меня на повозку. Немного хотя бы отдохнул и опять пешком.
Шли целый месяц. Потом гонец на лошади привез приказ, по которому нас повернули на восток, к Сталинграду. Идти надо было быстро, только и слышалась команда: «Прибавляй шагу». Тогда мы не знали, зачем нас гнали под Харьков.
После войны Жуков писал: «Я пытался отговорить Сталина от наступления под Харьковом, предлагал оборонять свои позиции, но он не внял объяснениям». Наши войска начали наступление, но немцы об этом знали и предприняли такое контрнаступление, что 600 000 человек были окружены и попали в плен. Если бы нас отправили под Харьков недели на две раньше, я бы тоже оказался в этом котле.
Шли каждую ночь. Дождь, гроза, а мы шли. По пути только и ждали, когда же до ближайшего села дойдем, чтобы воды напиться. В село входили, и сразу к колодцу, а пить не давали, боялись, что вода отравлена. Да и вода там в колодцах соленая, жажду не утоляет.
Так изо дня в день шли почти месяц. Прошли города Острогожск, Бутурлиновку, Борисоглебск, Новохоперск, Новоаннинский, Фролово. В Ольховке я попал в медсанбат, сильно натер ногу. Меня отвезли в Камышин в госпиталь. Десять дней пробыл я в госпитале, а потом нас переправили в Сталинград. По прибытии на место нас отправили в формировочный пункт в южной части города. Там распределили, кого куда. Меня и еще четырнадцать человек отправили в Капустин Яр – за Волгу, на формировку.
Мы пошли к 62-й переправе под командованием сержанта. Немного не дошли до нее, как налетели немецкие самолеты и начали бомбить людей, находящихся на переправах. Мы были рядом, но на нас не упала ни одна бомба. Подойдя к реке, мы увидели, что люди, лошади, машины смешались в кровавом месиве. Лишь ближе к полуночи нам удалось переправиться на другой берег.
Мы оказались в поселке Красная Слобода. На рассвете там начался пожар: горели резервуары с нефтью, рвались склады с боеприпасами, полыхали заводы и дома. Мы отправились в Капустин Яр, до которого было еще 120 километров. Из Капустина Яра нас в сентябре переправили обратно в Сталинград, на машинах привезли на речку Царица и передали в 42 отдельную стрелковую бригаду.
С однополчанами мы в окопах держали оборону в глубоком овраге. Немцы из минометов били, а мы сидели и ждали, когда они в атаку пойдут. Один раз меня оглушило, я уже подумал, что все, но создание просветлилось, очнулся. Под покровом ночи отступали на новое место.
Однажды меня и еще двух человек ночью послали в Сталинград за хлебом, но мы наткнулись на немецких разведчиков. Я отбился от своих и попал в другую часть, уже в Сталинграде. Днем держали оборону вдоль железной дороги, по ночам отступали. В одном из боев я был ранен в руку и попал в госпиталь, где пролежал полтора месяца.
Помню, как каждое утро с левого берега Волги по немецким позициям давали выстрел наши «Катюши» и тут же после этого появлялись немецкие бомбардировщики. Иногда они просто сбрасывали пустые бочки, которые в полете гудели, как бомбы.
После выздоровления я попал в огнеметную роту. Нас хотели 19 ноября переправить на правый берег Волги, но мы задержались. В тот же день под утро задрожала земля и небо, стоял сплошной гул, самолеты летали на бреющем полете, чуть не по земле. Как выяснилось позднее, наши войска начали наступление на Сталинградском фронте.
Каждый держал оборону на своем участке. Бойцы не знали ни планов командо¬вания, ни как готовилось наступление, ни как собирались силы. Только теперь удивлялись и радовались силе советских войск. Кольцо нашего окружения сжималось, но немцев было трудно выбить из их окопов. Они у них в полный рост, рядом землянки теплые, разбить можно только прямым попада¬нием снаряда или огнеметом.
Позже нас все-таки переправили на правый берег, и мы по отделениям ходили в наступление на немцев, которые засели в глубоких окопах около Бекетовки. Мы были вооружены ранцевыми огнеметами. Такой огнемет представлял собой баллон, находящийся за спиной и заполненный под давлением горючей смесью. От баллона отходил шланг, с правой стороны соединенный с ружьем, похожим на автомат. Нажимаешь на курок, ружье выстреливает жидкость и одновременно поджигает ее от патрона, вставленного в ружье.
Окопы наши от немецких были очень близко, метрах в ста. Разведчики врывались к немцам, а потом туда посылали нас. В одной из атак отделение попало под огонь снайпера, который трех бойцов убил, одному пробил баллон со смесью, но жидкость не загорелась.
В декабре наши войска начали штурм окруженной немецкой группировки, но немцы надеялись вырваться. К ним прилетали транспортные самолеты и сбрасывали продовольствие и боеприпасы. Часто сдавались в плен румыны – порой тысячами человек.
Немцы не раз пытались прорвать кольцо окружения, но наши войска стояли насмерть. В душе каждого был какой-то эмоциональный подъем. Полтора года немцы разоряли наши земли, так что пришла пора мстить.
В начале января наши войска снова начали сжимать кольцо окружения. 12 января 1943 года – день, который изменил мою судьбу и запомнился мне навсегда. Разведчики взяли левую часть окопов, а наша рота долж¬на была им помочь. Надо было под открытым огнем перебежать в окопы к немцам. Я с автоматом не добежал до окопа, упал с другими солдатами на землю и вдруг почувствовал хлопок, удар. Ру¬ка ничего не чувствует, глаз правый – не видит. Но лежать нельзя, истечешь кровью. Я оставался в сознании и понимал, что надо добежать до окопа под выстрелами. Рассуж¬дать было некогда, встал – будь что будет – и добежал.
Позже мой однополчанин Иван Шевцов волоком оттащил меня в медсанбат. Врач Надежда Шварц отпилила мне руку, забинтовала, и меня посадили в поезд. Раненых в поезде битком, так что меня на носилках положили прямо в проходе. Ходили санитары, задевали за рану, я чувствовал лишь страш¬ную боль. Некоторые раненые умерли в дороге, а я выжил и ока¬зался в госпитале в городе Вольске. Там и узнал, что 2 февраля немецкие войска под Сталинградом капитулировали.
Больше месяца провел я в госпитале. На всю жизнь запомнил первую перевязку, когда запекшийся кровью бинт снимали с раны. Боль была ужасная, но пришлось вытерпеть.
Местные жители стара¬лись скрасить жизнь раненых и облегчить их страдания. Дочка врача пела в палате песню для солдат «Бьется в тесной печурке огонь». И теперь, когда я слышу эту песню, вспоминаю те нелегкие дни, и слезы застилают глаза. Потихоньку я поправился и весной 1943 года вернулся домой.
В Жевневе из 55 домов осталось лишь 14, остальные сгорели. Уже в июне я работал председателем сельского совета. Район требовал, чтоб строились дома, погорельцам выдавали 40 кубов леса и ссуду. Сельский совет должен был проследить, чтоб выполнился план по заготовке леса, дров и зерна. Как возить все по разбитым дорогам? Трудно, а надо. Вся тяжесть работ лежала на плечах жен¬щин. Из тридцати наших односельчан, ушедших на фронт, вернулось с войны только пятеро.
Работы было много, за все ругали, все надо было сделать и успеть собрать налоги с на¬селения, а люди сами разутые, раздетые и голодные. Так я работал до 1953 года, ходил три года в вечернюю школу и в 1952 году поступил в Московский Государственный Университет на исторический факультет. С 1961 года работал учителем ис¬тории, а в 1963 году защитил диплом и продолжил учительствовать.
В 1945 году радио в Рождествено еще не было, поэтому 9 мая все, как обычно, поехали на работу. День был солнечный. И вдруг все вернулись, ввалились в деревню и закричали, что война закончилась и всех отпустили с работы праздновать День Победы!

КАПКАЕВ М.А. «СНЕГИРЕВСКИЕ ЗАПИСКИ»

Пионерский лагерь «Снегири» – для кого-то эти три слова означают очень многое, заставляют вспомнить беззаботное детство, старых друзей и особый мир, которого больше нет. В 1993 году пионерский лагерь прекратил свое существование, но остался жив в сердцах бывших пионеров, отдыхавших там.
Один из них – Мурат Азизович Капкаев – в 2001 году создал сайт, на котором стали общаться, обмениваться фотографиями и воспоминаниями бывшие пионеры, отдыхавшие в разные годы в «Снегирях». По этим воспоминаниям можно понять, что в лагере царила некая специфичная атмосфера, которую автор и пытается передать в своих «Снегиревских записках».

***
Октябрь 1982 года. Я впервые приехал в дом отдыха «Снегири». Мама повела меня гулять к третьему корпусу. Мы ходили вокруг него, я катался на качелях, смотрел на портрет Ленина на линейке, крутил ручку на флагштоке, не зная еще, что это флагшток. Было тихо, зябко, деревья стояли полуголые. Мне было скучно и не понравилось там. Тогда я даже и представить себе не мог, как я буду стремиться туда, спустя всего несколько месяцев.

***
Утро. С чемоданом в руках по Калининскому проспекту в направлении дома №4. Небольшой медосмотр, так как основные процедуры были пройдены вчера. Отмечаемся в списках отрядов. Затем – визуальное знакомство с вожатыми, радость от обилия знакомых улыбающихся лиц, первое построение и, наконец – самое главное на сегодняшний день – посадка в автобусы. Двери закрылись.
Все. В этот мир вернемся только через 24 дня.

***
На утренней линейке дежурный по лагерю рапортовал старшему пионервожатому: «Разрешите лагерный день начать! Старший пионервожатый отвечал: «Лагерный день начать разрешаю!». Так начинался день.
Тогда мне казалось, что если прозвучит вместо «разрешаю» «запрещаю», солнце испуганно скатится за горизонт и там будет ждать, когда ему разрешат снова появиться на небосклоне.

***
Меня поймали ночью в палате девочек. Было темно, свет не включали. А зачем включать? И так все ясно. Сказали лишь: «Иди к себе, сейчас будем разбираться». Я пришел и лег, затем зашли вожатые и пошли к кровати. Но, не к моей, а к Вовкиной! Вовка Шамраев в ту ночь честно спал – уникальный случай. Они стали его будить, щелкать по носу, не верили в сонливость его возмущенного голоса и призывали прекратить «этот филиал Большого театра». Вовка кричал, что он спит, в ответ они показывали пальцем на меня и говорили: «Вот он спит, нормальный человек, а ты, мы же тебя знаем, перестань кривляться…» Было темно, они не видели, как я бился под одеялом в истерике. Вовку, как всегда, подвела репутация.

***
Сергея Свидерского изловили в палате отгадайте-кого, отгадайте-когда и заставили писать объяснительную записку. Положение было критическим – не первый раз это было у Сереги, ему грозило отчисление из наших стройных рядов. Он написал и принес ее на педсовет, который обычно проходил в актовом зале. Появление Сереги в трусах и майке на педсовете уже вызвало оживление у присутствующих. Начальник лагеря долго говорил о систематических нарушениях дисциплины, размахивая объяснительной Свидерского и зачитывая выдержки из нее. Написана объяснительная была на туалетном рулоне – Серега в своем рапорте ссылался на отсутствие другого типа бумаги. Рядом с начальником на сцене стоял в трусах и майке сам автор этого опуса о нелегкой жизни пионеров, обделенных писчебумажными принадлежностями, и раскаивался. Это было слишком. Говорят, что не в силах выдержать завершения этого шоу, вожатые, «выползали из актового зала на четвереньках». Серегу простили.

***
Еще об объяснительных. На сей раз, в палате девочек был пойман Володя Судаков. Его скрутили и бросили в свою палату писать записку. Текст записки составляли всей палатой. Он изобиловал оборотами, свойственными высокому стилю: «позвольте нижайше Вас уверить», «спешу сообщить», «позвольте не согласиться с Вашим мнением». За этим скрывалась суть – Вовка был в палате девочек, но вовсе не затем, зачем «вы изволили превратно себе вообразить». Первоначально он шел в туалет. Но, «можете себе представить мое искреннее разочарование» – не обнаружил там «соответствующего типа бумаги». И, для того, чтобы посетовать на нелегкую свою долю, а так же для того, чтобы попросить, так сказать, в долг «вышеозначенный обязательный предмет вечернего моциона» он и направился в палату девушек первого отряда. Именно в тот момент «по трагическому стечению обстоятельств» он и был изловлен. В общем, опус составлял 2 листа убористого текста, написанного каллиграфическим почерком. Заканчивался он так: «Всячески клянусь впредь никогда больше в туалеты не ходить!» Начальство наше, как Вы поняли, умело ценить прекрасное – Вовке ничего не сделали.

***
Мы поехали играть в футбол с пионерским лагерем «Слава» Второго Московского часового завода. Играть на их поле было невозможно – мяч, ударяясь о землю, отлетал по непредсказуемой траектории. Все поле было в кочках! Хозяева их знали наперечет. Я сам слышал, как наставник инструктировал своего подопечного: «Ты возле третьей кочки крутись…» Потом их команда приехала к нам на ответный матч. Перед игрой капитан их команды несколько минут бегал по нашему полю и, не веря собственным ощущениям, топтал бутсами идеально ровный газон. Потом он подошел к своему тренеру и сказал: «На этом поле даже жалко играть…»

***
Александр Валентинович Соловьев вызвал на соревнование волейбольную команду вожатых. Пари – если выигрывают вожатые, то он, заместитель начальника пионерского лагеря, мастер спорта по четырем видам, в присутствии четырех пионерских отрядов и двух октябрятских групп кусает себя за нос. Если выигрывает он, то вся волейбольная команда вожатых четыре раза в день, перед каждым приемов пищи, собираясь кучкой под окном его кабинета, должны хором кричать фразу «Мы не волейболисты, а мешки с песком». Мы болели за него, несмотря на то, что очень хотелось увидеть, как человек может сам себя укусить за нос. Тем более – заместитель начальника лагеря.
Первые два гейма вожатые играли вшестером. Перед третьим Александр Валентинович пригласил помочь вожатым всех желающим. Против мастера спорта по четырем видам играли 16 человек. Счет по геймам – 15:3, 15:0, 15:0. Потом весь лагерь в течение недели собирался смотреть, как 16 человек кричали под окном заместителя начальника. А он честно шел к себе в кабинет, открывал окно и, высунувшись по пояс, дирижировал сводным хором волейболистов.

***
Собрались ночью на каток – 200 метров от корпуса. Темно. Мороз. Снег. Одним словом – зима. Пришли на каток, включили свет. Кто-то уже надел коньки, кто-то – только один конек (на другой ноге – валенок). Были и те, кто не успел еще снять валенки. Этим повезло больше всех. Несколько коротких резких фраз вполголоса, беглый взгляд на освещенную фонарями заснеженную дорогу, ведущую к катку от корпуса, мгновенная оценка ситуации (две фигуры, бредущие от лагеря в сторону места несанкционированного катания), ощущение легкого жжения в пятках и обрыва чего-то в районе груди с последующим падением в район желудка.
В такие моменты тело наливается силами, превращаясь в сжатую пружину. Знаете ли Вы, как неудобно карабкаться по двухметровому бетонному забору, высекая из него искры ногами, обутыми в коньки? Восемь человек преодолели бетонное ограждение, стоявшее рядом с катком и отделявшее нашу территорию от внешнего мира, в течение нескольких мгновений. Затем был произведен марш-бросок в сторону корпуса по сугробам, проваливаясь в них ногами, обутыми в те самые пресловутые коньки, шепотом чертыхаясь на каждой кочке, болью отдававшейся в мгновенно натершихся ногах.
Потом, протершись через ворота главного входа, переобуваясь на бегу, был произведен возврат на исходные позиции, в еще не успевшие остыть постели. На все про все – минуты три. Никто ничего не узнал. Кстати, те двое оказались физруками, которые шли на каток с целью присоединиться к катающимся и сообщить им, что начальство легло спать и бояться нечего.

***
Мы многого тогда не понимали. Когда построили универсальную спортивную коробку с покрытием из ригупола, мы приняли это как должное. Помню удивление, которое мы испытали, услышав, как один из пионеров лагеря «Ленино», приехавших играть против нас в футбол, сказал своему приятелю, кивая на прорезиненное покрытие, на котором высыхали лужи через пять минут после дождя: «Смотри, такого ты больше никогда не увидишь».

***
Макс Никульцев знал все: где лежит майка, которая незаметно пропала из моего поля зрения еще неделю назад или куда запропастились батарейки для магнитофона. Он просто шел куда-то, наклонялся и с усталым вздохом извлекал искомое. Еще он знал, сколько печенья, конфет и пряников осталось в общем кульке с учетом вчерашнего ночного кофепития. Достаточно было просто сказать в зияющую темноту палаты неопределенное: «Кофе что ли попить?» и Макс с тем же усталым вздохом извлекал из только ему одному известного закоулка нашей палаты кофе, откуда-то из-под шкафа – кипятильник и посуду, из узлом завязанного носка – сахар, а из-под своего матраца ложку, взятую им же из столовой. Макс считал, что готовить ароматный кофе без ложки – настоящее оскорбление. Пять минут, и кофе с пряниками был готов. Ни один обход, ни одна санитарная проверка не могли обнаружить в нашей палате всего этого великолепия. Максим всегда стоял рядом с суетящимися проверяющими и снисходительно улыбался.
Да что обход – как-то ночью Макс заснул, а нам захотелось кофе. Жалко было его будить, и мы решили сами приготовить. Час ползали в темноте по палате, так ничего и не нашли. Даже ложки под матрацем не оказалось (как потом выяснилось, Макс ее от греха перепрятал). Пришлось все-таки будить. Через пять минут кофе был готов. В теплой ночной темноте снегиревской палаты первого отряда мы пили кисловатый обжигающий напиток и радовались тому, что судьба подарила нам такого человека. А Максим к тому времени уже снова сопел, продолжая свое путешествие по запредельным мирам в трепетных объятиях Морфея, в последних отблесках сознания отметив для себя количество выпитого и съеденного для проведения последующей калькуляции. Это тот самый случай, когда кличка не является чем-то оскорбительным. В этом была дань нашего уважения и благодарности. Он был незаменимым человеком, потому, что знал все. И за это мы его никогда не звали по имени, мы его звали «Завхоз».

***
Димка Новожилов знал наизусть «Онегина» и к тому же обладал поставленным, почти оперным голосом. И вот иногда, посреди ночи он начинал цитировать любимые отрывки из бессмертного произведения. От его цитирований дребезжали стекла в окнах палат. И все, просыпаясь от того, что подлетали над кроватями и дребезжали вместе со стеклами, понимали, что Димка в сущности неплохой парень, просто у него период сейчас такой. То есть, хорошо ему было. А остальным было плохо. Но все терпели. Хотелось, конечно, в общем сумбуре только что разбуженных пионеров кинуть в сторону Димкиной кровати резиновым тапочком, этим регулятором нормальных человеческих отношений и бессловесным рупором для выражения молчаливого несогласия с чем-либо. Но – терпели – у Димки кроме всего был еще какой-то пояс по каратэ. Он все это имел в виду и продолжал цитировать до полного изнеможения, как своего, так и невольных слушателей. Вот такая была разносторонне развитая личность.

***
А Кольку Давыдова звали «Желудок». Он ел все и всегда. Ночью раскрывали пакет с печеньем, конфетами и фруктами, произносили слово «жрать». Он, не раскрывая глаз, вставал, с протянутой рукой, шатаясь, в темноте шел к месту раздачи, получал свою порцию, пока шел до своей койки – тут же все съедал и падал в кровать. А над кроватью у него на длинной веревочке висел чайник. Он, прямо не вставая с кровати, регулировал градус наклона чайника рукой, ловил ртом струйку воды, предусмотрительно набранной с вечера, и запивал только что съеденное. Утром его спрашивали – он ничего не помнил и обижался, думая, что мы его как всегда обделили едой. А еще он лазил по деревьям. Молча отходил от всего отряда и карабкался на дерево. Нравился ему процесс. Если кто искал Кольку, так всегда и отвечали – «На дереве проверь».

***
Паша Соловьев был уникальной личностью. Он обладал ценнейшим даром находить рифму практически к любому произнесенному в его присутствии слову, причем рифмовал его он исключительно словами нецензурными. Он цитировал творения Ильфа и Петрова и реплики из советских фильмов наизусть, причем делал это всегда вовремя и к месту. Даже сама походка Паши – семеняще-подпрыгивающая – была уникальна. Пашку любили все – от нас, пионеров, до вожатых, умевших ценить его обостренное чувство юмора, его легкое, иронично-циничное отношение даже к самым, казалось бы, серьезным жизненным вещам. Это отношение отчасти передалось и нам, тем, кто окружал Пашку в лагерной жизни.
Вообще, Пашка, будучи человеком очень не глупым, старался, насколько это было возможно, избегать лишних неприятностей. Однако что-то случилось тогда, в тот теплый августовский день – Пашка уселся прямо на подоконнике, посреди белого дня и задымил сушеными листьями, надувая щеки и выпучивая глаза. Он курил найденную им трубку, забитую высушенной листвой снегиревского леса, заботливо собранной накануне, (на дворе был 1990 год и табачный кризис), сплевывая через каждые пять секунд на асфальт, серевший внизу. Кстати, только спустя 12 лет выяснится, что найденная трубка принадлежала физруку Андрею Листратову.
Он сидел спиной к двери палаты, увлеченный курением и своими мыслями, и не мог видеть, как в палату зашел его папа – приехавший из Москвы навестить своего блудного сына. Это был последний день Пашки в «Снегирях». Такой наглости папа сыну простить не смог. Получив мощную затрещину, Паша соскочил с подоконника назад в комнату, быстро и молча собрал вещи, и уже через 20 минут машина скрылась за воротами лагеря, увозя от нас, наверное, одну из самых ярких личностей за всю историю «Снегирей».

***
На празднике Нептуна принято бросать в воду тех, кто впервые приезжает в лагерь. Их заранее просят одеваться как обычно для достижения большего эффекта. Однако всегда все хитрят, надевают что-то темное, мало прозрачное, а под верхнюю одежду всегда поддевают купальники или плавки.
Михал Михалыча Новожилова кидали в воду всегда. В этой традиции было что-то обреченное. Он всегда одевался как с иголочки, белая крахмальная рубашка, чистые шорты, как будто не верил, что в очередной раз начальник в образе царя морей прикажет «купать аккордеониста». И он всегда изумлялся желанию пионеров кинуть его в воду. Это изумление стояло в его глазах в тот момент, когда его несли окунать в очередной, бессчетный уже раз. И, несмотря на то, что он всегда успевал отставить подальше свой музыкальный инструмент, он всю дорогу до пучины шептал: «Аккордеон, аккордеон…»

***
Выбирать место в палате нужно с умом. Никогда нельзя ложиться рядом с дверью. Лежащий рядом с дверью всегда виноват. Чтобы успокоить разбушевавшихся нас, ночью в комнату вбегал Ширяев. И в качестве устрашения шлепал хоккейной клюшкой по Ираклию Беселидзе, лежащему около двери. Даже если тот спал или лежал тихо. Очевидно, идти в темноте в глубь палаты к нашим койкам Ширяеву было лениво. Так что виноват всегда был Ираклий.

***
Носки пионеров – это вообще отдельная тема для разговора. В том возрасте вопрос личной гигиены стоял не так жестко, можно сказать, вообще не стоял. Поэтому носки стирались крайне редко. И как следствие – непередаваемая атмосфера в палате мальчиков. В особенности после активных занятий спортом, которые в лагере имели место каждый день. Однако мокрые носки одевать было неприятно, и цель состояла исключительно в том, чтобы после футбольного матча придать носкам исходное, то бишь сухое состояние. Каждый справлялся с этой задачей по-своему.
Серега Свидерский просто вешал носки на спинку кровати. Однако, будучи, очевидно, эстетом, вешал их не на ту спинку, которая была ближе к его лопоухой голове, а к противоположной. Однако, по обидному стечению обстоятельств, эта спинка находилась впритык с головной спинкой кровати Сереги Червакова. Такое соседство мешало заснуть и вообще наводило на грустный лад. Черваков долго боролся с пагубной привычкой тезки, но тот выстоял.
Вовка Шамраев первым из нас придумал класть пахучие кусочки материи на батарею. Провентилировав путем синхронного вращения носков над своей головой, впитавшие в себя весь азарт только что прошедшего спортивного мероприятия носки, он отработанным движением укладывал их на калорифер строго параллельно друг дружке. После изобретения столь простого способа борьбы с влажными носками наши вожатые вообще отказывались заходить в нашу палату и посылали к нам более стойких к подобным ароматам своих помощников. Однако и те долго приходили в себя, после нескольких минут пребывания в нашей палате. Стирали носки в душе, одев их на ноги. Мыльная вода, стекала по телу вниз, попадала на носки и таким образом (по святому нашему убеждению) способствовала вымыванию из них всех нечистот. Затем носки выжимались и считались чистыми.

***
Четвертый отряд повели в поход. До места назначения от лагеря идти минут 20, если по прямой. Адрюхе Крассу сказали: «Ты их там поводи по лесу, пусть шишки собирают. Погуляйте часа три, а то им неинтересно будет, если они поймут, что не так далеко от лагеря ушли». Андрей – человек долга, делал все, что мог. Кружил с детьми вокруг полянки, на которой уже палатки стояли, часа три. Потом, правда, плакался, говорил: «Понимаешь, когда третий раз через один и тот же ручей с ними переходили, мне им стыдно в глаза было смотреть. Хоть и сопляки, а неудобно перед ними. Дети его любили, дети ему поверили. Ночью начался дождь, и детей вместе с палатками вывозили с места ночлега на машине. Они маленькие, по 10 человек в Волгу набиралось. Так никто из них и не понял, как это – туда шли 3 часа, а назад за 10 минут доехали».

***
Я не знаю, кто это придумал, но в одиннадцать часов дня нам наливали горячий шиповник в бумажные стаканчики. У столовой выстраивалась очередь жаждущих, которые, дойдя до дежурного вожатого по кухне, брали с подноса рядом с ним стаканчик с горячим напитком. Говорят, что шиповник тонизирует организм и даже отчасти возбуждает желания, связанные с активными действиями. Не знаю, возможно, это и так, однако, когда твой организм и без того перенасыщен энергией, замечательные ободряющие свойства волшебного напитка как-то не чувствуются.
А вот стаканчики от шиповника всегда были вещью уважаемой и ценимой пионерами. Дело все в том, что если поставить стаканчик на ровную поверхность вверх днищем и с силой наступить на него, раздавался громкий хлопок, подобный тому, какой раздается в тот момент, когда из бутылки шампанского вылетает пробка. Естественно, что мы не могли пренебречь столь ценным качеством бумажных стаканчиков. Сразу же после выпивания волшебного содержимого стаканчики ставились в описанную выше позицию и с радостным выражением на лице давились, заставляя вздрагивать тех, кто еще не был знаком со столь оригинальным методом использования бумажной тары.
Для усиления эффекта мы забегали в туалет, располагавшийся рядом со столовой. Пол в туалете был кафельный, а акустика намного лучше, чем на пятачке перед столовой. Наши вожатые, работники столовой и даже сами начальники как могли, старались предотвращать столь пренебрежительное отношение к одноразовой посуде, тишине корпуса, а так же к нервам окружающих. Но ничто не могло стать препятствием на пути к достижению нами как можно более сильного хлопка. Это было одним из поводов для гордости.

***
Его привезли из какого-то дома пионеров. Реликвия – живой горнист. Личность во многом уникальная. Чего стоила только его манера писать записки и оставлять их на своей тумбочке. В числе оных были такие как «Я сплю, все вопросы к секретарю» или «Умер, прошу не беспокоить». У него было припасено несколько десятков карточек с подобными записями на все случаи жизни. Он был молчалив, казался полностью погруженным в свои мысли, как правило, ходил в одиночестве, глядя себе под ноги. Горнил он громко и с чувством. Незадолго до подъема он просыпался от персонального будильника, вставал, одевался и шел в пионерскую комнату, где хранилось орудие его творчества. Через несколько секунд в окне второго этажа появлялось золотистое дуло и раздавался звук сигнала.
Мы просто изнывали от желания разыграть его. И однажды в тихий час мы, переведя стрелки на его будильнике на час вперед, стали трясти горниста за плечо, делать жуткие глаза и кричать «Чудак! Ты проспал!». Как и все люди близкие к искусству, он страдал чрезмерной доверчивостью и был способен поверить на слово даже таким, как мы. Кроме того, в лагере он был впервые, поэтому такие качества как устойчивый иммунитет к розыгрышам, обостренное чувство юмора и здоровый цинизм, помогавшие в такие минуты опытным людям, у него еще не развились в должной мере.
От предчувствия развязки мы даже облизнулись и прильнули к окошкам нашей палатки (тогда старшие отряды жили в палатках рядом с корпусом) – из них было прекрасно видно то самое окно на втором этаже. Из окна показался горн. Мы зажмурились.
Далее события развивались с той же стремительностью, с какой с заснеженных вершин сходят лавины. Горниста заметила старшая вожатая, случайно проходившая по второму этажу. Она ринулась к изготовившемуся горнисту и вцепилась в его позолоченную трубку. В горнисте кричали голос долга и нежелание верить в подлость нашего обмана. Он хотел дуть, ему было уже все равно. Наконец, авторитет старшей пионерской вожатой сыграл свою решающую роль – ей удалось оттереть горниста от окна, закрыть фрамугу и отобрать у горниста горн. Самого же виновника маленького переполоха она отправила назад, как она выразилась «досыпать». Возвращение его приветствовалось стоя, слух его мы пытались ублажить громовыми овациями. Впервые он не оставил нам никакой записки. С этого дня горны стали звучать с кассет, как и в предыдущие смены.

***
Каждый поход за территорию – событие, к нему готовились, его ждали. Уйти за территорию – это значит обеспечить себя и друзей лимонадом, колбасой «Останкинской», батонами белого душистого хлеба Дедовского хлебозавода, банкой тягучего густого джема, банками зеленого горошка и ароматной тушенки. Ходить за территорию – особый талант, умение, высоко ценимое окружающими.
Можно, конечно, было передавать деньги для закупки продовольствия знакомым отдыхающим дома отдыха, встречаясь с ними на нейтральной территории. Но, в таком случае терялось то, ради чего, собственно, и уходили в далекие походы пионеры – романтика. Ибо, кормили нормально, всего хватало и даже больше… но – романтика! Этого в столовой не предлагали. И вот тогда – один выход. На волю!
За многие разы нарушения «Закона о территории», как его скромно именовали в лагере, умение оттачивалось до совершенства. Ибо кара была суровой. Попавшегося за подобным недостойным занятием могли свободно отчислить из лагеря, что в кругу достойных сынов пионерской организации считалось недопустимым.

***
Как-то зимой в гости из дома отдыха к нам пришла Оксана Юрова. Мы втроем, с ней и Вовкой Шамраевым сидели в палате, трепались ни о чем, и как-то упустили момент, когда надо было расставаться. До финального горна оставалось полчаса. А тут еще Оксана сообщила, что ей, оказывается, страшно идти по темным тропинкам назад. И мы, настоящие джентльмены, заявили ей, что мы скорее подохнем, чем отпустим ее одну в такое позднее время. И пошли ее провожать.
Честно скажу – мы настолько упивались собственным «джентельментством», обществом красивой девчонки и чудесной морозной снегиревской ночью, что не допускали даже мысли о том, что «отбой» давно прогремел, что вожатые сходят с ума, нас ищут чуть ли не с собаками. Холодный ветер сомнения просквозил только тогда, когда Оксана скрылась за дверьми главного корпуса дома отдыха. И мы рванули назад по лесу, напрямик, по сугробам, набирая полные ботинки сухого снега, испуская струи пара из своих легких в морозный воздух, на бегу вытирая пот со лбов варежками.
Мы пренебрегли, пусть и была на то святая причина, «правилами для желающих вкусить воздух свободы» и поплатились за это. Нас таскали той ночью в кабинет начальника, тогда этот святой пост занимал Дмитрий Евгеньевич Гольмаков, читали нотации, честили как нашкодивших котов, заставляли звонить посреди ночи родителям и рассказывать им, какие мы, что дали себя застукать за таким недостойным занятием.

***
Как-то раз с Пашкой Соловьевым пошли в дом отдыха зимой. Нагло пошли, прямо по дороге, во всем темном. Хорошо так шли, дошли до самого моста через пруд. И тут – сзади звук машины. Я поворачиваю голову и вижу картину – белая Волга-пикап останавливается на мосту, не доезжая до нас метров пятнадцать. И из нее кто-то выходит, пугающе высокого роста. И вроде бы даже в свете фонарей холодно блеснули усы. И довольная под ними улыбка. Мы решили, что нельзя так просто сдаваться. Путь уж на бегу хватают. И побежали. Через полминуты мы забрались на холм и остановились рядом со стоящей на вершине холма беседкой. И только тогда мы удивились, что за нами никто не гнался, никто не окликал. Я посмотрел вниз – машины не было. Просто повезло, не та эта была машина. Купили батон «Останкинской» и незамеченными вернулись в лагерь. Но уже через лес – хватило нам на тот вечер потрясений.

***
Другой случай, уже летом. Нас было трое – тот же Пашка Соловьев, Василий Обухов и я. До магазина дошли нормально – лесом, во всем зеленом. Продавщица, понимающе посмотрела на три голодных до лимонада и колбасы лица с огромными пакетами, забитыми пустой тарой из-под «Саян», вежливо попросила подождать и пошла в подсобку. Ее не было минут 5. За это время было принято решение оставить Васю сдавать бутылки, а самим выйти на свежий воздух для предупреждения всяких неожиданностей. И не зря. Звук приближающейся машины, по шуму двигателя – явно Волга, открыл нам глаза на всю коварность продавщицы магазина. Стало ясно, что не просто так она в подсобку уходила – оттуда она звонила руководителям нашего любимого лагеря.
Пашка что-то взвизгнул Ваське в открытую дверь магазина, и мы с ним рванули в высокие кусты крапивы, росшей за зданием. Хорошо натренированным за долгие походы за территорию лагеря боковым зрением я успел заметить выбегавшего из магазина Василия Обухова. Он сделал резкое движение руками, и пакеты в которых находилась столь дорогая нашему сердцу тара, полетели в сторону. Сам Васька тоже рванул куда-то. На его месте любой другой не стал бы разбрасываться ценным вторсырьем, а Васька смалодушничал. Через мгновение мы услышали, что у дверей магазина остановилась машина. Нашему любопытству не было предела. Я нагнулся, Пашка коленями взгромоздился мне на спину и начал обозревать ситуацию.
«Наши приехали, Гольмаков в магазин побежал», – докладывал Пашка мне. Увидев, что Гольмаков выходит из магазина, Пашка скатился с моей спины и замер. Я продолжал стоять в той же напряженной позе, боясь звуком выдать наше местонахождение. Приехавшая группа захвата наконец докурила сигареты, они сели в машину и поехали вверх по дороге, очевидно собираясь развернуться.
До чего все же сближала нас лагерная жизнь – нам не нужно было говорить что-то друг другу. Глубоко вздохнув, мы синхронно ринулись через кусты крапивы к магазину, перебежали дорогу и влетели на пригорок, за которым начинался спасительный лес с известной только нам тропинкой, ведшей к самому лагерю. Уже вгрызаясь в лес, мы слышали, как развернувшаяся машина вновь подъехала к магазину.
Вот тут то и пригодилось умение, идя лесом обгонять едущих на машине по дороге. Наши боевые товарищи в лагере встретили нас холодно. Потеря тары была серьезным проступком, причем форс-мажорные обстоятельства, возникшие в процессе нарушения закона о территории, во внимание не принимались. Такого было суровое правило – «тара – священна». Васька пришел через час – плутал по лесу. Потом мы ходили туда еще раз искать тару, но так и не нашли, а Васька, будучи в состоянии аффекта от осознания глубины собственного проступка, так и смог толком показать, куда он кидал пакеты.

***
Кроме вожатых в пионерском лагере была еще одна категория людей – так называемая «обслуга». Они были постоянными работниками лагеря и сопровождали нас из смены в смену, из года в год. Мне казалось, что они умеют все и лучше кого бы то ни было – умели фотографировать, водить машину, играть во все виды спорта, запускать планеры, стрелять, петь, танцевать, шутить.
Да, они шутили, и шутили часто, а мы им, почему-то, всегда верили. Верили, что Михаил Михайлович Новожилов в этом году отмечает свой юбилей – 99-летие пребывания в лагере, что Александр Валентинович Соловьев может вопреки всем всей человеческой физиологии укусить себя за нос, что Владимир Николаевич Садиков на боевом экипаже с бортовым номером «13-74» может долететь до Москвы за считанные минуты и много чему еще.
Для нас они были почти как боги – молодые, сильные, уверенные в себе и бесконечно веселые, которые постоянно были у нас перед глазами. В них было какое-то странное обаяние – глядя на них, мы готовы были увериться в их несокрушимости, непобедимости перед любой трудностью или опасностью. Каждый из нас старался каким-то образом обратить на себя их внимание и начинал светиться от радости, если ему это удавалось. Истории, связанные с ними рассказывались по много раз – в своем кругу или вновь прибывшим.

***
История про то, как Валентин Семенович Бахтияров в одном из футбольных матчей так увлекся игрой, что с разбега лбом протаранил металлическую штангу ворот. Раздался звон, какой бывает, когда тяжелую трубу сбрасывают с грузовика на асфальт. Обычный человек после такого удара остается калекой. Валентин Семенович, сидя на газоне футбольного поля, потер лоб ладонью, встряхнул головой, встал, развел руками и крикнул свое фирменное, ни к кому не обращенное «Арбитррр!». И продолжил играть как ни в чем ни бывало.
Или Наум – тот самый Наум, который мог с легкостью настроить любую аппаратуру и разобраться в любом приборе, однажды по моей просьбе склеил разорвавшуюся пленку в кассете с записью дискотеки Сергея Минаева, склеил так, что не видно и не слышно было место склейки.
Или про то, как Александр Валентинович Соловьев скакал по полю с перебитыми вовремя игры связками. Играли с пограничниками, и один из них неосторожно «кувнул» заместителя начальника лагеря – треск рвущихся связок слышали даже на скамейках для запасных игроков. Александр Валентинович сам на одной ноге доскакал до врачей, которые тут же начали делать ему местную заморозку. За все это время он не издал ни звука. Материться при детях было нельзя, а просто орать, видимо, он считал недопустимым. Так же в абсолютной тишине его погрузили в машину и повезли в лагерь. Два месяца после этого он проходил на костылях.
Или был еще водитель грузовой машины – Ластик его звали за ярко выраженную блестящую и загорелую лысину. Про его шоферские качества с уважением рассказывал даже сам Владимир Николаевич Садиков. Говорили, что когда Ластик работал на мусоровозе и приезжал на свалку, разгружать его машину не надо было, так весь мусор из контейнера выдувало по дороге, и машина была девственно чистой. Я не верил в это до тех пор, пока сам не увидел, как он водил грузовик – легко оставляя сзади даже такого аса как Садиков.
Каждый из них дарил нам частичку своего таланта и умения, в добавок отдавая частичку самого себя – кружковод Щукин впервые подвел меня к деревообрабатывающему станку и помог мне сделать что-то вещественное своими руками, Валентин Семенович Бахтияров научил смешивать растворы проявителя и фиксажа, Александр Валентинович Соловьев показал первые приемы обработки мяча, объяснил, как надо держать клюшку и затачивать коньки, Наум Дмитриевич Филлер рассказал, чем отличается микшерный пульт от усилителя, и еще многие научили меня тому, что я знаю теперь.
И еще они были бесконечно добрыми, какими могут быть только сильные люди. Мы старались походить на них, и незаметно для себя становились «снегиревцами». И это, наверное, было то, к чему они, сознательно или несознательно, стремились. Как им это удавалось – я не знаю – они всегда светились оптимизмом, радостью и каким-то душевным теплом, хотя у каждого из них была, конечно, своя жизнь со своими трудностями и проблемами. Но такими они были с нами, и такими они мне запомнились.

***
Люда – моя первая вожатая. Зима 1982-1983 года выдалась на редкость морозной. А я по неопытности – первый раз в лагере – забыл варежки. А тут – прогулка, снежки, снежная крепость. Она сняла свои варежки и отдала их мне. Сама прятала руки в рукава пальто, дышала на них, пыталась согреть. А отдала не потому, что это была ее первая педагогическая практика, и она боялась зарекомендовать себя с плохой стороны, не потому, что мы дети работников аппарата Верховного Совета. А лишь потому, что она былая такая. Когда через полгода я пришел отмечаться в отрядных списках, чтобы ехать на свое первое лето, она бросилась ко мне и обняла, как родного. Сколько лет прошло, а я по-прежнему помню ее, мою первую вожатую.

***
Срывающимся голосом человека, за минуту до выхода на сцену понявшим, что кассета с фонограммой для выступления безвозвратно потеряна: «Михал Михалыч! Что-нибудь, что-нибудь эдакое!» Михаил Михайлович вскидывал аккордеон и играл. И это всегда было то, что нужно. Как он умудрялся? Опыт, наверное. А еще он всегда открывал рот при поднятии флага на линейке. Поднимал голову вслед за флагом и открывал рот. Не знаю, специально он это делал или подсознательно, но наш отряд всегда выгоняли с линейки. Мы не смотрели на флаг. Мы смотрели на него. Мы точно знали, что если он пришел на линейку, значит, наш отряд опять выгонят.

***
Когда я приезжал летом из лагеря в Москву на пересменок, как правило, почему-то, начиналась летняя гроза. Мы приходили домой, но мне тесно было в квартире, и я выходил на балкон. Я стоял на балконе и смотрел на серые здания, которые на фоне грозовых туч становились серебристыми. Подо мной искрился мокрый асфальт Калининского проспекта, где-то вдалеке сверкали нити редких молний, пахло озоном, по широким тротуарам бежали люди, спасаясь от дождя под зонтиками и пакетами, а по проезжей части ехали машины, прорывая завесу дождя и вытирая лобовые стекла дворниками. Вокруг кипела жизнь, но я никому не мог рассказать о тех чувствах, которые переполняли меня, моих мыслях, которые нервным вихрем метались в моей голове – и не потому, что не было слушателей, а потому, что никаких слов тогда мне бы не хватило, чтобы все это выразить.
Стоя на балконе и вдыхая запах влажного наэлектрилизованного воздуха, я снова вспоминал прошедшие дни, все, что приключилось, все, что довелось пережить. Вспоминал окружавших меня людей, из глаза и улыбки, своих начальников, которые так и остались с тех пор в памяти – добрыми, умными и очень веселыми мужиками, подобных которым почти не доводилось встречать в жизни, линейки, оргсборы, экскурсии, концерты и дискотеки, ночные приключения и прочее, из чего состояла жизнь в том маленьком острове счастья, который подарила мне благосклонная судьба. Я смотрел вниз, на посвежевшую от летнего дождя Москву, на блестевшие крыши домов и автомобилей, на вывески магазинов. Мне хотелось плакать. То ли от обиды, что очередная смена закончилась, то ли от счастья, что скоро предстоит туда вернуться. Три дня я пребывал в непонятном состоянии, чуть ли не отсчитывая минуты до того момента, когда снова залезу в автобус и в окружении самых близких моих друзей поеду назад, туда, куда так стремилась душа. И, хотя телесно я был в Москве, в своей квартире, мыслями я был там, в «Снегирях».

***
В ту ночь я стоял один в туалете на втором этаже и, выключив свет, курил, выпуская дым в окно, на котором висела металлическая сетка против комаров. Было лето, а я был в тот момент самым счастливым человеком на земле. Впереди было еще полторы смены, половина лета. За стеной – палата, в ней – кружка ароматного кофе, мои друзья, с которыми мне хорошо и тихий шелест магнитофона, напевавшего «Forever young».
Белая струйка сигаретного дыма проникала сквозь сетку и врезалась в снегиревскую ночь, царившую за окном. Сквозь сетку едва различались дорожка вокруг корпуса, кусты, а за ними – высокие деревья, одетые в пушистую листву, чуть слышно шелестящую на нежном июльском ветерке. Странно, что мне подумалось именно в тот счастливый момент – когда-нибудь этого не будет. Будет июльская ночь, окно, шелест листвы, дымок сигареты, но не будет «Снегирей». До этого если мне и думалось об этом, всегда приходила в голову мысль, что этого у меня не отнять. И не только я, но и дети мои будут сюда ездить, потому что лучшего, чем «Снегири», я своим детям дать не смогу и не захочу. Я убежденно не верил, что когда-нибудь всему хорошему приходит конец.
А тут вдруг отчетливо – не будет этого. Когда-нибудь. И тогда я решил запомнить это окно, сетку, дым через нее, себя в ночи, проникающей через сетку и опоясывающей меня своим покрывалом, набитым приятной прохладой, чтобы вспоминать это, когда настанет «когда-нибудь». Я захотел обмануть это самое «когда-нибудь». У меня получилось. «Когда-нибудь» настало. Нет лагеря, и не будет ни у меня, ни у детей моих еще неродившихся, ни у кого-либо еще. А память о том моменте полного счастья и беззаботности, осталась. Получилось у меня.

***
И вот еще что любил – во время какого либо конкурса или дискотеки подняться на сцену, пройти за кулисы и через стеклянную дверь выйти на крышу столовой. И, стоя на ней, смотреть вниз на асфальтовую дорожку, опоясывающую корпус, на деревья, на скрывающиеся в зеленых зарослях здания «кружков», на проглядывающую сквозь деревья аллею к футбольному полю.
Я любил стоять на краю крыши и вдыхать неповторимый аромат Снегирей – запахи леса и корпуса, смешанные с запахами веселья, беззаботной юности, любви, дружбы. Эта смесь и составляла снегиревский воздух. Сейчас его нет. Есть лес, и есть корпус, но остальные ингридиенты улетучились вместе с последним автобусом, ушедшим с той земли летом 1993 года. Остался запах памяти. Но этот запах немного грустнее.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Воспоминания старожилов села Рождествено: Сергея Алексеевича Чернышева, Ивана Павловича Городнова, Анны Ивановны Гороховой, Елены Алексеевны Кириковой, Анны Петровны Новыш, Бориса Матвеевича Шмыгина, Любови Владимировны Рогалевой, Григория Ивановича Жильцова, Николая Васильевича Стогова, Анны Яковлевны Чижковой, Раисы Ивановны Миленбах, Михаила Ивановича Клакевича
2. А.А. Зилов, Ю.П. Кардашев, Н.Л. Векшина, С.М. Дорошенко, Г.П. Калюжный «Энциклопедия сел и деревень. Истринская земля». Москва. 2004 год.
3. С.М. Соловьев «История России с древнейших времен». Москва. 1997 год.
4. О.В. Сухарева «Кто был кто в России от Петра I до Павла I». Москва. 2005 год.
5. Газета «Историческая газета» №9(93) за сентябрь 2007 года.
6. «Эскизный проект реставрации паркового грота усадьбы Рождествено». Том 1. Москва. 1988 год.
7. В.В. Згура. «Усадьба Рождествено». Сборник «Среди коллекционеров» №7-8. Москва. 1924 год.
8. А.Н. Греч. «Венок усадьбам». Альманах «Памятники Отечества». №3-4. Москва. 1994 год.
9. А.П. Белобородов «Всегда в бою». Москва. 2001 год.
10. Журнал боевых действий 36-й ОКСБ. Архив МО СССР. Опись 1. Дело 9.
11. А.П. Белобородов «Битва за Москву». Москва. 1966 год.
12. Оперативные сводки 9-й ГСД. Архив МО СССР. Опись 1. Дело 4.
13. Журнал боевых действий 40-й ОКСБ. Архив МО СССР. Опись 1. Дело 1.
14. Историко-архивные материалы по усадьбе Рождествено-Кутайсовых. Архив треста «Мособлстройреставрация».
15. Газета «Литературная Россия» №24(908) за 13 июня 1980 года.
16. Газета «Истринские вести» №127-128 (10683-10684) за 24 октября 1998 года.
17. Справочник «Народное образование в Московской губернии». Москва, 1884 год.
18. Н.П. Виноградов. Материалы для истории церквей Московской епархии в эпоху Отечественной войны 1812 года. Выпуск II. Церкви г. Звенигорода и Звенигород-ского уезда. Москва. 1913 год.
19. Архимандрит Леонид (Кавелин). Московский Звенигород и его уезд в церковно-археологическом отношении. Москва. 1878 год.
20. Н.Н. Ткаченко «Усадьба Рождествено-Кутайсовых: возрождение памяти». Журнал «Обсерватория культуры» 2005 год №4.
21. «Эскизный проект реставрации храма Рождества Христова усадьбы Рождествено». Москва. 1990 год.
22. Воспоминания настоятеля храма священника Александра Елатомцева.
23. Газета «Одна семья» №1(25) за январь 2003 года.
24. Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. Воспоминания. Москва. 1993 год.
25. К.Нистрем «Указатель селений и жителей уездов Московской губернии». Москва. 1852 год.
26. Списки населенных мест Российской Империи. Том XXIV. Петербург. 1862 год.
27. Памятная книжка Московской губернии на 1914 год. Москва. 1913 год.
28. Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Том 5, выпуск 2. Хозяйство частных землевладельцев Московской губернии. Москва. 1883 год.
29. Газета «Одна семья» №10 за сентябрь 2001 года.
30. В.П. Выголов, Е.Н. Подъяпольская, А.А. Разумовская и другие «Памятники архитектуры Московской области». Том 1. Москва. 1975 год.
31. Справочник «Подмосковье. Памятные места в истории русской культуры XIV-XIX веков». Москва. 1962 год.
32. А.А. Смирнов «Генерал Александр Кутайсов». Москва. 2002 год.
33. Знаменитые россияне XVIII-XIX веков. Биографии и портреты. По изданию великого князя Николая Михайловича «Русские портреты XVII и XIX столетий». Санкт-Петербург. 1996 год.
34. А.П. Глушковский «Воспоминания балетмейстера» Москва. 1940 год.
35. Д. Благово «Рассказы бабушки». Москва. 1989 год.
36. Ф.Ф. Вигель «Записки». Москва. 2000 год.
37. А.П. Шикман «Деятели отечественной истории». Москва. 1997 год.
38. В.И. Рич «Я – энциклопедия». Москва. 2006 год.
39. Ю.З. Михеев «Снегири, Трухоловка, Ленино, Садки». Краткий исторический очерк. Москва. Издательство МСХА. 2005 год.
40. А.А. Рубенков «Создание высокопродуктивных зебувидных молочных гибридов». Москва. 1991 год.
41. М.А. Крючкова, Л.Г. Невзорова, М.И. Соколова, Н.И. Сафонова «Павловская Слобода. 500 лет в истории России». Москва. 2004 год.
42. Н.А. Солнцев «Все Подмосковье». Москва. 1967 год.
43. А.Г. Векслер «Москва в Москве». Москва. 1982 год.
44. Ю.А. Краснов «Археологическая карта России». Московская область. Часть 2. Москва. 1995 год.
45. Литвяк Е.В. «Книга о маленькой школе». Санкт-Петербург. 2003 год.