Гобелен 3

Когда я вернулся в замок, был уже полдень, и я весь вымок. Поднявшись в свою комнату, я поспешил переодеться в сухую одежду. Оглядел себя в зеркале. Левую щёку украшали две широкие болезненные царапины, на правом виске и скуле было несколько мелких ссадин, одна до сих пор кровоточила. Обработав раны одеколоном, я спустился вниз. Я нашёл графиню и госпожу Плишек в небольшой гостиной, довольно уютной и обставленной вполне современной мебелью. По сравнению с остальными покоями замка, где всё так и дышало стариной, гостиная эта представлялась мирным островком, в котором очень приятно укрыться в ненастную погоду.
- Где вы пропадали, господин Беркеши? – спросила меня графина, но тут же вскрикнула, разглядев моё лицо. – О, Боже, что с вами случилось?
- Пустяки, графиня, всего лишь пошёл на прогулку, поскользнулся на мокрой земле и упал в овраг, поросший колючим кустарником. Даже самому неловко, - солгал я. Мне вовсе не хотелось посвящать, кого бы то ни было в свои утренние приключения. - А как вы провели утро? – поспешил я сменить тему.
- О чудесно. Мы позавтракали, и князь показал нам эту чудесную комнату. Посмотрите, здесь есть даже пианино, - и графиня подошла к раскрытому инструменту, стоящему у окна.
- Да, мы всё утро слушали, как играет Марианна, а полчаса назад князь ушёл по каким-то хозяйственным делам, - подтвердила госпожа Плишек, расположившаяся в удобном кресле.
Несмотря на вполне мирный разговор, я уловил какое-то напряжение. Графиня беспокойно переходила от одного предмета меблировки комнаты к другому, трогала безделушки, украшавшие каминную полку, рассматривала картины на стенах, словом, выглядела так, словно не могла найти себе места. Я заметил, что сегодня она бледнее, чем обычно. Перехватив взгляд госпожи Плишек, я понял, что от неё тоже не ускользнуло возбуждённое состояние подопечной.
- Вы, наверное, голодны, Стефан? – спросила она  меня.
- Пожалуй, дотерплю до обеда. Не сыграете ли вы снова, графиня, - предложил я. Марианна подошла к инструменту и села на стул. Я последовал за ней. Внимание моё привлекла партитура, стоящая на пюпитре.
- Что это? – спросил я.
- О, это чудесная симфония, правда, очень печальная. Я сыграю вам отрывок, - отозвалась графиня и коснулась пальцами клавиш. Комнату наполнили печальные аккорды.  Грустная мелодия лилась из-под пальцев исполнительницы, а я смотрел на неё и не мог оторвать взгляда.
Внезапно она запнулась, попробовала играть снова, сбилась, встала и воскликнула:
- Нет, я не могу сейчас играть!
- Но что случилось? Что вас так тревожит? – я решил задать вопрос прямо.
- Ах, я и сама не знаю. Просто меня снедает какое-то беспокойство. Какой-то безотчётный страх, - тихо проговорила она и взглянула прямо мне  в глаза. В глубине её глаз я разглядел его, этот страх.
- Что вас так напугало, графиня? – так же тихо спросил я. Госпожа Плишек поднялась со своего кресла и подошла к нам.
- Скажите же, Марианна, что случилось? Что вас тревожит? Я ведь вижу – вы чем-то обеспокоены.
- Нет-нет, ничего, - она опустила глаза. – Просто я немного нервничаю. Успею ли я привыкнуть к князю до дня свадьбы.
- Это князь, это он напугал вас? – я продолжал настойчиво выспрашивать её. – Помните, графиня, я здесь для того, чтобы помочь вам. Если вас что-то тревожит, скажите мне, и мы вместе что-нибудь придумаем.
- Это нервное, - упрямо качнула головой она. Один локон выбился из причёски и упал на плечо. Мне безумно захотелось поправить его, но я сдержался. – Я всего лишь смущена тем, как быстро удалось князю понравиться мне. Ведь я ехала сюда с огромным предубеждением, а сейчас…
- Так значит, мне удалось произвести на вас приятное впечатление, дорогая Марианна? - услышали мы голос от двери, и, обернувшись, увидели стоящего на пороге князя. На губах его играла лёгкая улыбка. Он грациозно приблизился и, взяв безвольно свисающую руку графини, прижался  губами к кисти. Щёки молодой женщины окрасились нежным румянцем, она подняла на него сияющий взор.
- Да, князь, вы понравились мне, - тихо прошептала она.
- В таком случае, прошу вас звать меня Велканом, дорогая Марианна, - прошептал он, снова целуя её руку, и я в тот же миг возненавидел его от всей души. Возненавидел за то, что он мог называть её по имени, за то, что смел целовать её руки, за то, что она смотрела на него восхищённым взглядом. А она смотрела, о, Боже, она смотрела, и я готов был убить его за это. А князь бросил на меня быстрый взгляд, и по нему я понял, что ему отлично известны мои чувства.
Разозлившись на себя самого, я взял со столика какую-то книгу на английском языке, уселся на банкетку у стены и сделал вид, что читаю. И хотя я неплохо владею английским, сегодня слова его выглядели так, словно написаны египетскими письменами. Потихоньку я наблюдал за графиней. Она вернулась к инструменту, князь расположился рядом, и она принялась играть и петь одну балладу за другой. Очарованный её голосом, я вскоре позабыл, что притворяюсь читающим, и лишь наслаждался звуками её нежного голоса. Госпожа Плишек снова уселась и внимала пению графини, изредка покачивая головой.
Наступило время обеда, и мы перешли в столовую. Нам подали множество блюд, вкуса которых я не запомнил. Я лишь старался поддерживать беседу, отвечая, когда ко мне обращаются. Госпожа Вильгельмина тоже почти не участвовала в разговоре. Князь же и графиня говорили без умолку.
Вечером я постарался как можно раньше покинуть гостиную, сославшись на то, что мне нужно работать с бумагами. Я уже не мог слышать голоса графини видеть, как она всё больше увлекается князем. Оставшись в тишине своей комнаты, я долго сидел в бездействии, но затем работа отвлекла меня, И я углубился в перипетии сложного запутанного дела о наследстве, которое специально прихватил с собой из Вены.
Было уже далеко за полночь, когда дамы разошлись  по своим комнатам. Я слышал их голоса в коридоре, и баритон князя, желавшего им счастливых сновидений. Я заменил свечу в канделябре и продолжал писать ещё около часа. В замке царила глубокая тишина, не нарушаемая никакими звуками. Где-то часы пробили два, и я, уж было, решил ложиться, как вдруг тишину пронзил женский крик.
Я выскочил в коридор. Кричала графиня. Я бросился к её комнате. Госпожа Плишек, видимо, разбуженная этим криком, тоже выбежала из своей комнаты. В коридоре было темно, и мы едва не столкнулись с ней.
- Вы слышали? – выкрикнула она. – Неужели это Марианна?
Тут из комнаты графини снова раздался крик. Не медля ни минуты, я рванул ручку двери и влетел в спальню. Госпожа Вильгельмина следовала за мной. Я резко затормозил, и она наткнулась на меня. На миг мне почудилось, что от кровати, на которой спала Марианна, метнулась какая-то тень, но потом я решил, что это  плод моего разгорячённого воображения. Я шагнул к кровати и увидел, что графиня лежит на ней с плотно сомкнутыми глазами, и грудь её, прикрытая одеялом, едва приподнимается в дыхании. Слабый свет луны, пробивающийся из окна, освещал её невероятно бледное лицо. Госпожа Плишек остановилась рядом, недоумевая, так же, как и я.
- Похоже, она спит, - произнесла она. – Кто же тогда кричал?
Как ни тих был  её голос, графиня проснулась. Она открыла глаза и уставилась на нас полными страха глазами. Видимо, сон ещё не до конца отпустил её.
- Марианна, с вами всё в порядке? – обеспокоено спросила госпожа Плишек.
- Я… мне… мне приснилось… - тут она содрогнулась.
- Что? Что вам приснилось? – спросил я. Графина протянула мне руку, и я сел на край постели, сжав её пальцы. Они были холодны как лёд.
- Мне снилось нечто очень странное, - дрожащим голосом проговорила графиня. – Я видела себя здесь, в этой спальне, вот в этой самой постели, а рядом  женщину, которая наклонилась ко мне. И тут мне стало так страшно, так тяжело, будто меня душили. Я пыталась вырваться, закричала…
- Вы узнали женщину? - Спросил я, подумав про себя, что это просто нервное состояние стало причиной её страхов, но графиня вынула свои пальцы из моей ладони, протянула руку и сказала:
- Она.
Я перевёл взгляд в том направлении, куда указывала Марианна, и увидел на противоположной от кровати стене старинный гобелен. На нём были вытканы две фигуры, мужчины и женщины, похожих друг на друга. На миг мне показалось, что это настоящие, живые люди, настолько мастерски был выполнен гобелен. Оба стройные, темноволосые, с большими глазами. Женщина поразила меня. На её бледном лице ярко алели губы.

Наутро за завтраком графиня с нервным смехом рассказала о ночном происшествии князю. Я незаметно следил за ним, и заметил, что слова графини встревожили его. Ночью мне стоило большого труда покинуть спальню Марианны. Почему-то я боялся оставлять её одну. Меня томили неясные предчувствия надвигающейся беды. Утром я увидел, что ночь не прошла бесследно и для графини. Несмотря на её нарочитое легкомыслие, она была очень бледна, и в глазах её то и дело мелькало какое-то непонятное мне выражение.
- Надеюсь, это была последняя ночь, которая так напугала вас, дорогая графиня, - сказал князь, поднимаясь из-за стола. Ёзеф принялся убирать со стола, и я заметил, что руки старого слуги сильно дрожат. Он едва не выронил поднос с тарелками.
Здесь творилось что-то очень странное, и я пообещал себе, что обязательно выясню, что. Графиня и госпожа Плишек отправились на прогулку в сопровождении князя, а я, сославшись на дела, заперся в библиотеке, куда попросил принести мне бокал вина. Когда старый Ёзеф принёс вино, я остановил слугу вопросом:
- Что за гобелен висит в комнате графини?
Ёзеф вздрогнул, но потом ответил:
- Я не понимаю вас, господин.
- Я хочу знать, что за гобелен висит в комнате графини, прямо напротив её кровати. Там ещё изображены двое. Мужчина и женщина.
- Ах, этот, - слуга упорно отводил от меня взгляд подслеповатых глаз, и мне стало не по себе. – Это изображение матери князя, княгини Анны Мориц, и её брата.
- Почему же он не висит в спальне самого князя?
- Такова была воля покойной княгини. Перед своей смертью она заказала этот гобелен в Голландии, и повелела повесить его в этой комнате. Это была её спальня.
- Сколько лет было князю, когда она умерла?
- Десять.
- А самой княгине?
- Двадцать шесть.
- А её брату?
- Он умер, когда родился князь.
- От чего он умер?
- Вам лучше задать свои вопросы его светлости, господин. Моему хозяину не нравится, когда слуги много болтают, - он поклонился мне и юркнул в приоткрытую дверь. Я задумался. Странно, почему княгиня заказала гобелен, на котором она изображена с братом. И почему я ничего не слышал об отце князя.
Я вышел из библиотеки и направился к комнате графини. Там я внимательно осмотрел гобелен. Работа была очень тонкой, отступив на несколько шагов, можно было принять гобелен за картину. Когда я подошел поближе, то обнаружил, что гобелен намертво прикреплён к стене, так, что снять его не представлялось возможным. Я присмотрелся к изображению покойной княгини, и невольно меня охватила дрожь. Я явственно помнил, что ночью губы у неё были ярко красными, сейчас же, при свете дня, они были бледными, почти синими. Я всматривался долго, и страх всё больше проникал в моё сердце. Всё больше мне казалось, что княгиня смотрит прямо на меня. Я отступил от гобелена в дальний конец спальни, но и здесь ощущение пристально взгляда не оставляло меня. Как же должно быть страшно Марианне спать в этой комнате!  И почему князю вздумалось поселить её именно здесь?
Услышав голоса вернувшихся с прогулки князя и его спутниц, я поспешил выйти из спальни графини и вернуться в библиотеку. Через некоторое время ко мне туда впорхнула Марианна, весёлая, возбуждённая. От утренней бледности её не осталось и следа, румянец окрасил щёки, глаза её блестели. Следом степенно вошла госпожа Вильгельмина.
- Ах, господин Беркеши, - воскликнула графиня, - как жаль, что вас не было с нами! Мы совершили чудеснейшую прогулку. Здесь так красиво!
- Гуляли у озера? – поинтересовался я, делая вид, что меня больше занимают мои бумаги, чем слова графини.
- Да, и ещё посетили чудеснейшую деревушку неподалёку. В ней такие приветливые жители!
- Приветливые? – я поднял взгляд от разложенных передо мною листов.
- Да. Едва мы вошли в деревню, нас пригласил в гости священник, а жители тут же принесли нам угощение – кто яблоки, кто чудеснейший мёд. А одна крестьянка принесла свежие сливки, и мы угостились всем, чтобы не обидеть этих милых людей.
- Когда я посетил деревню, жители её вовсе не показались мне дружелюбными, - сухо сказал я, тут же вспомнив колючие взгляды и выходку безумной Ванды. Невольно коснулся подживших царапин на лице.
- Возможно, присутствие князя повлияло на них, - произнесла госпожа Плишек, усаживаясь в кресло в углу. Графиня же подошла к окну и, отодвинув портьеру, посмотрела на открывшийся перед ней внутренний двор.
- Снова начинается дождь, - какие-то нотки в её голосе заставили меня подняться и подойти к ней.
- Что случилось? – тихо спросил я.
Она долго молчала, и я заметил, что смотрит она в окно невидящим взглядом.
- Мне почему-то показалось, что жители этой деревни смотрели на меня с жалостью, -  прошептала Марианна, так, чтобы услышать её мог только я.
- С жалостью?
- Да, и, знаете, Стефан, мне стало почему-то очень страшно. Они смотрели так, будто знали обо мне то, чего я сама не знаю. И зачем мы только приехали сюда!
- Одно ваше слово, и я готов увезти вас обратно! – неосторожно воскликнул я, а она, словно очнувшись, посмотрела на меня с тем высокомерием, которым пытаются прикрыть минутную слабость, и холодно проговорила:
- Не думаю, что в этом возникнет необходимость. Когда мне потребуется ваша помощь, я дам вам знать.
Я отпрянул, неприятно поражённый. Впервые она говорила со мной таким тоном.
- Как вам будет угодно, ваша светлость, - я слегка поклонился и отошёл к письменному столу. Пожалуй, с меня довольно. Пора оставить ненужные мечтания, и, наконец, смириться с мыслью, что графиня скоро станет княгиней. Я демонстративно занялся документами.
Графиня ещё немного постояла у окна, затем вышла из библиотеки. Вечером, сославшись на головную боль, она не вышла к столу, и мы в почти полном молчании провели вечер. Князь рано ушёл в свои покои, а я и госпожа Вильгельмина сидели в гостиной, изредка перебрасываясь короткими фразами.
Ночь прошла спокойно, но наутро графиня была подавлена и бледна. Я не решился расспрашивать её, на вопросы же своей компаньонки она отвечала неохотно, и всячески пыталась уверить её, что слегка нездорова. Князь, услышав слова своей невесты, предложил пригласить доктора, но графиня отказалась. Она снова ушла в сою комнату, госпожа Плишек отправилась ухаживать за ней.
После завтрака я, чтобы немного развеяться решил прогуляться. Знакомый мне уже путь снова привёл меня в деревушку Эмёд-Кирхен.  Ян копался в огородике у дома, и я остановился у плетня.
- Добрый день, - сказал я ему. Выпрямившись, мужчина окинул меня неприветливым взглядом.
- И вам того же, - буркнул он.
- Я слышал, вчера вас посетил князь с невестой, - продолжал я, словно не замечая его тона.
- Да уж, посетил, - он оперся на черенок лопаты. Из открытой двери дома выглянула его жена, но тут же скрылась.
- Как Ванда? – я заметил, что из-за соседнего дома высунулась голова мальчишки. Обнаружив, что я заметил его, он тут же скрылся.
- Да что ей сделается, - взгляд его остановился на моём лице. – Эк, она вас.
- Так что?
- Оклемалась, поела, да подалась снова бродить по лесам.
- Что ж вы её в деревне не оставили? Ведь сейчас уже холодно.
- Кто ж её удержит. Она ведь сама по себе. Где хочет, там и ходит. А запрёшь её в доме, так выть начинает, словно дикий зверь. Никто не выдержит. Вот и отпускаем. Да вы не беспокойтесь. У неё где-то в лесу есть пристанище, там она в самые холода  и скрывается.
Позади меня послышались шаги. Я обернулся и увидел отца Матиуша. Ян тут же принялся усердно копать с таким выражением, словно сожалел о том, что открыл рот.
- День добрый, господин Беркеши, - проговорил слегка запыхавшийся священник.
- И вам доброго дня, отец, - как можно приветливее отозвался я.
- Что привело вас в деревню?
- Да вот, хотел церковь осмотреть,  - я перехватил взгляды, которыми обменялись священник и селянин.
- Церковь? Что ж, это можно. Идёмте, я вам всё покажу.
Я зашагал следом за отцом Матиушем, и вскоре мы подошли к церкви. Стены её, сложенные из потемневшего от времени камня, отличались строгой красотой, остроконечную крышу покрывала черепица. Резные двери были открыты. Войдя внутрь, я оказался в полумраке. Лишь у алтаря горело несколько свечей. Окна, расположенные высоко под потолком, давали мало света, и углы храма тонули во мраке. Несколько скамей располагались по левую сторону, справа же я увидел могильные плиты, на которых были выбиты имена. Туда я и направился. Священник следовал за мной, молча, почти бесшумно.
- Чьи это могилы?
- Князей Мориц. Все они лежат здесь. Церковь эту построили пять веков назад. Построил первый князь, Юрий Мориц. С тех пор их хоронят в церкви, а селян на кладбище за нею.
Я пошёл вдоль могильных плит, читая имена. Имена мужчин, женщин, детей.
- А где похоронили бывших невест князя? – спросил я, обернувшись.
- В старой часовне в самом замке.
- Князь так распорядился?
Отец Матиуш промолчал. Я дошёл до последней в ряду плиты. После неё оставалось ещё место для одной могилы. «Князь Эдвин Мориц» - прочёл я на последней плите. Судя по датам рождения и смерти, это был дед князя Велкана.
- А где же похоронены родители князя? – спросил я. В этот момент ударил церковный колокол, заглушая ответ священника. Дождавшись конца колокольного звона, я повторил свой вопрос. Едва священник открыл рот, как в церковь кто-то вошёл. Отец Матиуш обернулся в открытой двери и побледнел. В дверях стоял князь Велкан.