Человек играющий

  1.
 
    - Мишка, юла, пирамидка?
    - Игрушки!..
    - Белка, лиса, ёжик?
    - Дикие животные!
    - Автобус, трамвай, троллейбус?
    - Городской транспорт!

      И тут прозвенел звонок.
     - Хочешь отдохнуть? – спросила Нина Егоровна Шиловская. Данил кивнул.
     Когда первоклашка исчез за дверью, в кабинет вошла Варя Стегайло. Нина невольно залюбовалась её точёной, летящей фигурой, обтянутой серебристым приталенным платьем, аккуратно уложенными пепельно-белокурыми волосами, но тут  Варвара заговорила.
     - Нина Егоровна! Я летом уже смотрела этих детей! Вы что, мне не доверяете? Это способный мальчик, не надо с ним заниматься! Я ж говорила!..
     - Доверяю я вам, - процедила Нина. Господи, такая молодая, красивая – и такая нудная!.. – Имею право составить своё мнение о ребёнке?
     Последнее время высшие силы, озаботившись душевным здоровьем Нины (увлечение далёкими предками переходило все границы), подкидывали ей коллег с польскими корнями и трудными характерами. На прежней работе был физрук Башневич, поучавший всех на повышенных тонах, на этой – Варя. На восемь лет моложе, зараза. Поучала бы своих паучат…
    - У Дани астма, его не надо перегружать! Тем более брать с урока!.. У него мама знаете какая конфликтная!.. Устроит нам  весёлую жизнь! Сейчас мы за каждого ученика держимся – сманят же!.. Вон в девятом классе Иванов угнал машину, врезался в киоск, продавщица погибла! Так и то советуют поберечь ребёнка, не напоминать о произошедшем!.. Чего уж говорить о первачках!..
     Разразившись обличительной тирадой, Варя покинула логопедический кабинет. А Нину, вместе со всеми её боевыми предками, затрясло. Впрочем, предки как раз советовали хорошее. Это же товарищ по отряду, гремел предок-шляхтич. Не обрати своего кинжала, то бишь змеиного жала, против соратницы!..  Варя в частном доме живёт, вторил предок-народник. Куры, гуси и кот в придачу. Ещё козу взяли. Печку топит, воду носит, мужу угождает, вот недовольство у ней и копится… Ты на её месте была? Не была. Нишкни! Цыц, баба!..
    Были у Нины Егоровны и другие предки, начиная с рабынь и кончая бандитами, но эти двое – шляхтич и народник – командовали, хотя порою им обоим не доставало женской мудрости. Мудростью обладала только Нина.
    Закончив обследование и отпустив Данила, Нина поднялась на второй этаж – в кабинет Нинель Юрьевны, но и там её поджидал облом. Нинель Юрьевна, сорокалетняя темноволосая дюймовочка, подняла голову от журнала и сообщила:
    - Не дам с урока подгруппу.
    - Нет, я думала, может, после занятий…
    - Не получится. Родители потеряют детей.
    - Всё занятие – двадцать минут.
    Нинель Юрьевна подперла острый подбородок худеньким кулачком и сказала:
    - Представьте себе, что ваш ребёнок… Представьте, что он у Вас есть!.. Задержался после школы на двадцать минут. Разве вы бы не беспокоились?.. Разве вы не знаете, какой сейчас разгул преступности?..
     Да я бы не заметила этого, подумала Нина. Даже моя мать – на что уж беспокойное существо! – и та четверть века назад могла не заметить моего трёхчасового отсутствия. Матушка всю жизнь боялась не того, чего надо бы. Но за то, что давала мне в детстве свободу – спасибо ей. Я человеком выросла, а не товаром и не прислугой для брошенной бабёнки-неудачницы.
     Но Нинель… Как она могла, думала Нина уже за дверью. Вышла она без шума – не устраивать же при детях дискуссию. Да и коллегу переделывать поздно.
     Нина знала, что у Нинели с мужем резус-конфликт, что она всю жизнь добивалась ребёнка, одного доносила до восьми месяцев и потеряла. Тем более Нинель должна бы понимать, насколько тошно такое слушать…
     Да она вообще не о тебе думала, сообщил женский голос из подсознания. Видимо, Нинель рассуждала так: если нерождённого потерять больно, как же чудовищно утратить живого!.. Или ученички довели, вот она и скинула негатив на взрослого, детей бережёт.               
     Нина вспомнила, как на днях заменяла воспитателя продлёнки, а ученица Нинели Юрьевны стащила у неё двести казённых рублей. Вывела девку за ушко да на солнышко именно классный руководитель. Как Нинели Юрьевне это удалось, Нина не представляла. Пригрозила вызвать милицию со служебной собакой? Развела акварель и  начала снимать отпечатки пальцев? Саму Нину воспитывали на западных ценностях типа презумпции невиновности. Может быть, у Нинели были в роду инквизиторы. Целибат целибатом, а люди хитры… Или заплечных дел мастера из пыточного приказа… Так или иначе, деньги вернулись.
   
2.
 
   Нина спустилась в свой кабинет и достала из сумки (для подзарядки!) открытку-талисман. Матушка-рысь подталкивала рысёнка передней лапой вперёд, а под картинкой золотом змеилась надпись: давай, малыш, я в тебя верю!
    Может, США потому и впереди планеты всей, что там родители верят в своих  детей, подумала Нина. А наши…
    Сколько Нина себя помнила, её мать, кандидат биологических наук, дятлом долбила – за что бы ты ни взялась, особенно по своей воле, ничего у тебя не выйдет. Учителя из тебя не выйдет. Воспитателя тоже. Логопеда тем более. Иди в науку. Выходи замуж за богатого или хозяйственного. Рожай ребёнка. Это должно получиться.
    Да ладно тебе, примирительно откликнулось подсознание. Просто мать считала тебя буквальным своим повторением. И до последней минуты не верила, что в тебе могут проявиться ещё какие-то способности.
    Последний конфликт вышел из-за Тамары. Сослуживица матери, преподаватель-почасовик, на три года старше Нины, Тамара захаживала к Шиловским в гости. Заметно было, что она бедствует. Как-то Тамарин кот пришёл со сломанной челюстью. Похоже, сосед, с которым Тамара была в контрах, въехал коту сапогом в морду. Любящая хозяйка попросила у матери Нины одолжить пятихатку на лечение. Мать отказала, а дочь дала. С того и началось.
    Через пару месяцев выяснилось, что Тамара в положении от квартиранта-студента. Парень поспешил смотать удочки, а Тома, как православная женщина, ребёнка оставила. Однако вера сыграла с ней злую шутку – Тома всерьёз рассуждала о замужестве, о семье и даже подала на алименты, после чего начала бояться не только хулиганов-соседей, но и дружков незадачливого папаши. Родных в городе у Тамары не было. Мать её, не сойдясь характером с непутёвой дочкой, купила домик в деревне. Тактичностью Томина родительница и вправду не отличалась – могла приехать в гости вместе с парнем, который Тому в детстве лупил. Теперь тот, вроде, остепенился и даже помогал Томиной матери на участке, однако…
    Нина бы тоже обиделась, но Тамара раздувала из мухи слона. Мать привезла бандита, говорила она. Меня хотят убить ради квартиры.
    Да не думает Нелли Петровна никого изводить, отвечала Нина. А бандита всё же в дом не пускай. Он может использовать Нелли Петровну втёмную.
    Детективов Нина тоже прочла достаточно…
    Четыре месяца  назад Тамара родила Лиду, но продолжала вести занятия раз или два в неделю. Первый раз Нина сидела с Лидой, когда той было десять дней. И ничего умнее не придумала, как поиграть в «по кочкам, по кочкам, по ровненькой дорожке», понятия не имея, что младенцев до пяти месяцев не только трясти, но и сажать-то нельзя… Слава Богу, Лида в первую же минуту разревелась, и Нина прекратила опасные игры.
    К счастью, эта единственная ошибка няньки-самоучки осталась без последствий. Нина взялась за Спока, а когда Лида подросла, начала крутить ей детские песенки, сопровождая их самопальными кукольными спектаклями. Носки изображали двух весёлых гусей, зелёная погремушка играла роль кузнечика, носок надевался на погремушку – лягушка съела кузнеца…
    Допрыгаешься, кузнечик, ворчала мать Нины. У Тамары все кругом гады, и ты рано или поздно оступишься и станешь врагом.
   Один раз я уже проштрафилась, отвечала Нина. Тамара простила.
   Твоя подруга вообще ненормальная, возмущалась мать, у неё паранойя!
   Страхи это ещё не сумасшествие, возражала Нина. Ненавидит родную мать, значит, сумасшедшая, кричала кандидат биологических наук. Разве мать сделает плохо дочери?!..
   На этот счёт у Нины было своё особое мнение…

   3.
   
   Полгода назад Нина через газету познакомилась с парнем-ровесником. В тридцать три года Коля был девственником, однако этот охранник с дипломом бухгалтера, не работавший, кстати, по диплому ни дня, дерзнул сделать Нине предложение, возможно, потому, что семейным в его общаге давали комнату. Коля любил читать про войну, про партизан, молодогвардейцев… Этим, видно, и зацепил. Суженый (заявление уже подали) приезжал каждый вечер, дарил шоколадки, розы, парфюмерию, до блеска чистил кухонную плиту, но от близости уклонялся. Как-то, собираясь на свадьбу (пока  на чужую), Коля с Ниной выбирали цветы. Коле не понравилась ни одна розочка. У одной царицы цветов лепесток отклонялся вправо, у другой влево, у третьей торчал вверх, у четвёртой загибался книзу.
   - Да ведь они живые! – вышла из себя продавщица. – Живое не бывает абсолютно правильным!..
    Но жених был иного мнения. Как-то, когда Нина вымыла квартиру к приезду его родичей из деревни, суженый-ряженый повёл брезгливо носом и произнёс:
   - От тебя потом пахнет. Как можно за собой такого не замечать?..
  С соседом по комнате в общаге наречённый был в контрах. Тот взял женщину с ребёнком и тоже добивался отдельной комнаты. Коля же недоумевал, как можно давать комнату, если ребёнок соседу не родной. Пока Николай возмущался, сосед с подругой жизни зачали общего. Как-то Нина заехала в Колину общагу. Перед дверью избранник драматическим шёпотом предупредил:
   - Не вздумай с ним здороваться!..
   Однако Нина всё же поздоровалась.
   Мать Нины очень хотела выдать Нину за Колю. Воспитанный!.. Хозяйственный!.. Серьёзные намерения!..
   Юность матери пришлась на начало пятидесятых. После войны бабы искали не жеребца, а кормильца. Да и в книжках советских писали, что импотенция вылечивается только в браке. Если девушка ведёт себя тактично, ласково, глядишь, и юноша через годик-другой раскачается…
   Нина ласковой не была никогда. А тактичность её заключалась в том, что если парень говорил «не хочу», она и не лезла.
   Коля, впрочем, гнул свою линию. Я не могу без штампа, говорил он. До чего же у тебя слабая нервная система! Меня вот совсем не напрягает отсутствие секса, а ты из-за этого можешь всю ночь прореветь. Что же будет, когда ты столкнёшься с реальными трудностями?!..
    Мать даже советовалась со знакомым медицинским генетиком насчёт искусственного осеменения дочки, но тут уж Нина взбесилась.
    - Как вы с Колей ненавидите всё живое и всё нормальное! – неженственно заорала она.
    А мать сидела и моргала немецкой куклой. Мать делала для дочери всё. Берегла дочь от цинизма и жестокости жизни. И вот она, благодарность.
    Подругу матери, генетика, Нина отлаяла по телефону и та больше в дом не совалась. Но разорвать помолвку у горе-невесты не хватало решимости. Хотелось свадьбу, белое платье, пирушку… Предки тоже говорили, что раньше все так женились.  Полусознательно Нина ведала, что вряд ли сможет всю жизнь довольствоваться одним-единственным партнёром. Замужество с обычным мужчиной было бы обманом. Хотя, возможно, ей нужен повеса, который и сам изменит, и её, если что, поймёт? Но что скажет мать? Да и кому она нужна, трудоголик?.. А Коле она хоть доброе дело сделает, раскачает…
    Ещё бы Коля сам раскачаться захотел. Тебя испортили грязные журнальчики, заявил он. Я так хорошо к тебе отношусь, а тебе всё эту ерунду подавай!..
    Девятимесячный выкидыш-психолог, к которому Нина отправилась за консультацией (двести пятьдесят рублей час), напротив, сочла клиентку закомплексованной, потому как педагогиня оказалась сторонницей традиционного секса и не воспринимала модных западных штучек. В молодости попробовала. Не понравилось. Вот и хватит.
    - Я сексуальный ленивец, - сообщила Нина с порога.
    - Это не называется сексуальный ленивец, - отвечала психолог. – Это называется сексуальный труп!..
    По ходу выяснилось, что донжуанский список «трупа» перевалил за полдесятка, однако никому из счастливчиков не удалось искоренить консерватизм и брезгливость Нины.
    - Не сделаете то, что я советую – ваш Николай пойдёт по проституткам и заразит! – пригрозила психолог.
    Но здесь даже мать поддержала Нину. Ни один мужчина этого не стоит, сказала она. Придётся делать это постоянно, симулировать удовольствие… Начнёшь на детях срываться.
     В жизни Нина помогала всем, а в постели желала быть не товаром, а заказчицей, не рабыней, а госпожой. Интересно, если бы в школу пришла психолог после краткого курса, Нина обложила бы её девятимесячным выкидышем? Нет, наверное. Но к детям идут немного другие люди…
    Даже Нина, с её узконаправленным сугубо социальным интеллектом, могла копнуть глубже. Современный мужчина, особливо интеллигент, не может защитить от расплодившихся гопников ни детей, ни подругу. Один утешится тем, что он зато клёво умеет ласкать. Или деньги зарабатывать. А другой на уровне подсознания решит – раз я не защитник, зачем мне женщина, семья, дети? А тут и природная холодность, и полное непонимание всего живого…
     Но после разговора Нина задумалась, что, пожалуй, она действительно не та женщина, которая сможет расшевелить импотента. Хотя… Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
     В детстве матушка наставляла Нину – делай не так, как хорошо тебе, а так, как хорошо другому, тогда тебя полюбят. Перевалив за тридцатник, Нина скорее руководствовалась южной поговоркой: не будь слишком сладким – проглотят, не будь слишком горьким – выплюнут. И всё же обидно, что для коллег она девочка для битья, для матери – кукла для расплаты с прислугой. И никому она не нужна как личность – смелая, добрая, нетерпеливая… Разве что Тамаре.
    Дверь отворилась, и на пороге вторично нарисовалась Варя Стегайло.
    - Нина Егоровна! Вас в учительскую зовут!..
    Ну что там ещё опять?!..

    4.

    В учительской сидели Нинель Юрьевна и завуч Светка, как Нина про себя называла Светлану Анатольевну. Светлана носила джинсы, короткую стрижку, и, честно говоря, ей бы, как и Нине, следовало родиться мужчиной. Характер тридцатилетняя завуч имела взрывной, но отходчивый, и вполне могла, когда детей близко не было, загнуть трёхэтажный. Нину завуч слегка презирала за небрежность в одежде и документах, и в то же время уважала за отзывчивость. Сейчас Светлана Анатольевна давила на Нинель Юрьевну.
    - Как то есть – вы не пойдёте! Вы – классный руководитель! Медико-педагогическая комиссия на носу! Мы должны показать этого ребёнка!.. Девочка не тянет программу в базовом классе!.. Обязательно надо мамашку уговорить!..
    - Я вот-вот лягу в областную больницу на общее обследование, - гнула своё Нинель Юрьевна. – У меня пиелонефрит, полипы в желудке и височная эпилепсия! Вон Варя живёт недалеко, в частном секторе, и супруг у неё милиционер! Ей  и флаг в руки, барабан на шею!.. Пусть идёт вместе с мужем в этот клоповник! А я не пойду!.. Там в прошлом году женщину убили!.. И не бичиху, а нормальную! Пошла с электрички коротким путём! Пришла!..
    - У вас тоже муж есть, - возражала Варя. – Идите вдвоём!..
    - Мой муж генетик и человек неспортивный! У него астма!.. Да его эта бичевня убьёт и вы будете виноваты!..
    - А вы думаете, раз мент, значит, обязательно крепкий? У моего язва желудка! Ему там нальют!
    - Пусть не пьёт!
    - Тогда его кинутся бить! Это быдло слов не понимает! А мой даст сдачи и вылетит со службы! Нас и так вся Нахаловка ненавидит, с тех пор как мы козу завели!
    - Может, вы сами, Светлана Анатольевна? – не без яда осведомилась Нинель. – Вы же у нас коня на скаку остановите?..
    - У меня завтра замена! – рявкнула Светка. – А послезавтра учёба в нархозе!.. Не считая своих балбесов!.. И мужа у меня нет, идти не с кем!..
    Светлана всерьёз переживала из-за своего одиночества. Она была девушкой хозяйственной, тащила на себе все ремонты, и, похоже, не любила безруких. А уж делить любимого человека с другими, в отличие от Нины, не могла в принципе.

    Ну весь курятник всполошился, язвительно подумал предок-шляхтич.
    Кому курятник, а кому соратницы, обрезала его Нина.
    Ей вспомнилась методика исправления заикания. На руку надевается перчаточная кукла и ребёнок говорит за неё, озвучивает роль. Поправить зайца или медвежонка намного легче, чем себя любимого.
    Забавно… Когда Нина была подростком, предок-шляхтич, вежливый, как интеллигент,  смелый, как гопник, самолюбивый и честный, как она сама, являлся магической опорой гадкого утёнка в неравной борьбе со шпаной. Когда же Нина научилась ставить его на место?
    Вероятно, ещё на первой работе, когда ей дали вести четвёртый класс коррекции (прежняя учитель пошла в декрет). В коллективе была слабослышащая девочка, которую жестоко дразнили, не реагируя на замечания. Нина не выдержала и с подачи предка-шляхтича легонько, как её показалась, шлёпнула зачинщика по губам. Женя Макарчук обиделся и ушёл с уроков. После занятий Нина заглянула к нему и при родителях сказала – прости, я была неправа, но и ты неправ. В ответ Женя вытащил ворох матершинных записок, которые писала ему и всему классу злосчастная жертва Анька. Почерк совпадал…
   Во времена предка-шляхтича десятилетние отроковицы не кропали похабных записок. Да и парень носил украинскую фамилию. Было о чём задуматься…
   Да уж, если бы Нина слушала предка, как Волька Костыльков – Хоттабыча, она бы не работала в школе, а сидела в психушке.

   Нинель Юрьевна обернулась к дверям и увидела Нину.
   - Нина Егоровна… Может… Вы?..

   Предок-народник постоянно был при деле, а предку-шляхтичу редко выпадали приключения. Рано, однако, Нина решила, что её смелость никому не нужна…

   - Хорошо. Пойду.

5.

   К остановке пришлось идти мимо табачного киоска, в котором сидела одноклассница Нины Ольга. Об этом Нине сообщили общие знакомые. Нина до этого была уверена, что Ольга давно подвизается в каком-нибудь женском батальоне, но выяснилось, что Ольга была замужем за бизнесменом, которого убили. Овдовев, Ольга пошла торговать сигаретами, чтобы прокормить первоклассницу-дочку. 
    Совесть говорила, что надо бы подойти да сказать спасибо за то, что двадцать лет назад Ольга защищала Нину от гопников. Да и за то, что, когда Ольге в конце концов надоела неряшливость и капризность Нины, заступница резко шагнула в сторону. Таким образом, Ольга преподала Нине сразу два урока – во-первых, мир не без добрых людей, а во-вторых, если тебе надоело с кем-то возиться, ты можешь уйти. Незачем кидать единственную жизнь под ноги недотыкомке.
    Но подойти и поблагодарить было западло. Предок-шляхтич легко благодетельствовал слабого (Тамару, например), но выразить признательность тому, кто сильнее, не мог. Детсад, конечно. А куда денешься. Оставалось молить Бога за Ольгу заглазно.
    О том, чтобы взять с собой Колю, Нина не помышляла. Когда Нину заедала шпана, мать говорила: ты хорошо учишься и этим кичишься, вот тебя и не любят. В результате Нина запустила учёбу и в девятом классе чуть не ушла в технички.
  Поэтому у Нины не было презрения к простонародью, особенно к женской его половине. А Коля, похоже, всё человечество презирал, о чём и сообщал во всеуслышание. Какое уж тут установление контакта с горе-мамашкой Кондратьевой…
  Нет, всё-таки хорошо, что Нина работает среди людей, в себе уверенных, которым в голову не придёт самоутверждаться за чужой счёт. А производственные споры… Куда от них денешься. 
   Чёрт… А может, Варя и Нинель Юрьевна в чём-то правы?
   Ещё недавно Нина брала детей с уроков физкультуры. Физрук Наташа воспротивилась. Нина призадумалась и пришла к выводу, что Наташе жалко детей. Нина в детстве физ-ру не любила и сказала бы спасибо, если бы её выдернули с урока. А Наташа любила бегать на эстафете, лазать по канату, играть в подвижные игры. Наверное, большинство детей тоже любят спорт… Словом, Нина отступилась, и тренер её зауважала.
   Нельзя сказать, что Нина совсем не волновалась, отправляясь в Нахаловку. Но её всю жизнь выручало то, что она в каждом хулигане видела такого же человека играющего, как она сама. Ещё подростком Нина сдуру пустила в дом ровесника, не спросив даже имени. Парень показался ей таким вежливым, таким воспитанным… Юнец закрывал дверь квартиры, а Нина смотрела на его нагрудный крест, висящий поверх серого дешёвого свитера, и думала – ты такой славный, зачем тебе этот опиум для народа? Потом Нина на несколько секунд потеряла сознание. Очнулась она ничком на полу, а парень сидел на ней верхом и шипел:
   - Лучше молчи, поняла?
    Нина уже тогда почитывала детективы вперемешку с историческими романами, так что не растерялась. Она расслабилась, хотя это, пожалуй, было самое трудное, и шёпотом сказала, что поняла.
    Насмотревшийся фильмов оболтус поверил и даже с неожиданной нежностью (авансом!) погладил её по груди, но тут Нина вывернулась, из прихожей заскочила в комнату, вспрыгнула мартышкой на подоконник, рванула фрамугу и позвала на помощь. Лоботряса след простыл.
     Ну и гордись до пенсии, сказал голос из подсознания. Наверное, это был средневековый шут-правдолюбец вроде хаджи Насреддина. Вспомни-ка лучше свою работу воспитателем  в интернате для слепых и слабовидящих. Тот случай, когда Тихон сбежал домой.
     Да уж, это действительно было чудо. Третьеклассник  с близорукостью минус пятнадцать, не носящий притом очков (крутой, куда там!), ушёл пешком из одного спального района в другой, отдалённый и совсем уж замшелый, куда и ездить надо было с пересадкой. Возможно, Тихон ехал зайцем или попросил у кого-то деньги на две маршрутки (а то и спёр, с него станется). Так или иначе, их с пожилой коллегой на ночь глядя откомандировали к Тихону домой. А в автобусе промышляли воры. Нина свою-то сумку выдернула, а Валерию Алексеевну сразу предупредить стормозила. Наверное, растерялась.
    Говори уж прямо – струхнула, заметил шут-правдолюбец.
    Да у Валерии Алексеевны все деньги в лифчике были, возразила Нина поборнику истины. Да я после рабочего дня была.
    Ага, фыркнул шут. Выдумывай, выдумывай отмазки.
    На сей раз Нина доехала до нужной остановки без приключений. Предстояло самое тяжкое – перейти железную дорогу. Ни виадука, ни подземного перехода на станции не было. Правда, поезда здесь не ездили, а в основном стояли, но их было много и они были длинные. Нина обошла один грузовой состав. За ним явился другой. Обошла другой. За ним нарисовался третий. Одолела третий и увидела небольшое болотце с полуоблетевшими ватными осенними камышами. Никакого намёка ни на тропинку, ни на человеческое жильё не просматривалось.
    - Женщина, стойте! – послышалось за спиной. – Вы в депо?
   - Нет, я в железнодорожные бараки.
   - Это рядом. Пойдёмте, я знаю дорогу.
   Из-за последнего вагона вынырнула тридцатилетняя черноволосая стриженая кубышка в зелёной куртке, из-под которой виднелась синяя форма проводницы.
   - Я на планёрку в депо тороплюсь, - пояснила проводник. – Пролезла бы под вагоном, да на мне куртка новая…
   - Смелая вы, - заметила Нина. – Меня под вагон калачом не заманишь.
   - Это уметь надо, - кивнула девушка. – Если подлезешь у передних колес, в любом случае успеешь… Даже если состав тронется…
   - Спасибо, не надо! – поёжилась Нина.
   Амазонки гуськом двинулись по насыпи. Внезапно вожатая остановилась и посмотрела вверх.
   - Смотрите, смотрите! Воробей ловит бабочку!
   Несколько секунд женщины наблюдали фигуры высшего пилотажа. Однако павлиноглазка спаслась – может, потому, что в воздушном пространстве нарисовалась ворона, и воробьишка усвистел от греха подальше.
   - А у меня на днях дочь умерла. А перед этим ещё сынишка, - сказала вожатая.
   - Как?! От чего? – пролепетала Нина. Интеллигенция вшивая, она была уверена, что такое только раньше случалось. В войну там или в средневековье…
   - Дочка? Внутриутробная инфекция. Муж притащил. Да она маленькая была, меньше месяца. А сын из окошка выпал. Три годика. Сперва-то вроде ничего, а на другой день плохо ему стало. В голове что-то сместилось. Я в рейсе была, а мой выпивоха пока догадался врача позвать… Потеряли. Да вы не думайте, у меня ещё средний пацан есть, два года…
   - Не лазай больше под вагоном, а! – почти крикнула Нина, автоматически переходя на «ты». – Пропадёт твой средненький без тебя! А лучше уходи от этой пьяни!..
   - Не прокормлю, - вздохнула вожатая. – Я же ещё детей хочу… Один ребёнок – не ребёнок. Шибко тоскливо. С работы мою пивную бочку пока не гонят, а гребёт он неплохо…
   - А подруги что говорят?
   - Да нет у меня подруг… Всех мой Горыныч разогнал.
   - Дать телефончик?
   - Давай. Только о чём говорить-то будем?
   - Найдём…
   Не сходя с насыпи, Нина и Женя (так звали вожатую) нацарапали друг другу на чём пришлось свои номера. Потом впереди нарисовалось кирпичное, как старинный замок, здание депо, а за ним дощатые, как лачуги крестьян, бараки. Женя убежала вперёд, а Нина, как заколдованная,  стояла и смотрела на ряды полусгнивших хибар.
   Господи, двадцать первый век на дворе… А что изменилось со времён Короленко?
   А с другой стороны – непотопляема человеческая природа! Сколько всего на Женю свалилось… А она ещё может наблюдать за воробьём и бабочкой…
   Из оцепенения Нину вывел гул, скрежет и лязг тронувшегося с места товарняка. Ёжась от сентябрьской предвечерней прохлады, педагогиня начала спуск с насыпи.

6.

   Барак был именно такой, каким его представляла себе Нина – дощатый и покосившийся, окружённый небольшим огородом. На влажной сентябрьской земле муравейниками высились кучи картошки. Хибара имела два входа с разных сторон – квартиры один и два. Кондратьевы обитали во второй.
   Открыла Нине пышная, крупная шатенка с небрежно расчёсанным конским хвостом на затылке, одетая в широкий чёрный сарафан, из-под которого виднелась выцветшая блузка кофейного цвета. Оделась, как бабайка, фыркнули бы коллеги Нины Егоровны. Но Нина сама наряжалась старомодно (ей не хотелось походить на большинство), и даже видела в этом близость к народу. Косить под барыньку не хотелось, под вертихвостку – тоже. Утешало то, что какими бы кремами коллеги не пользовались, как бы ни выщипывали брови, а мужиков у них было ещё меньше, чем у Нины. Наверное, потому, что свободу дать не могли... А может быть, не только женщины, но и мужчины любят смелых…
    Конечно же, в том, что Нина одевалась не по эпохе, большую роль сыграла маменька. Шиловская-старшая хотела, чтобы на дочь обращали внимание не молодые голоштанники, а обеспеченные, солидные люди в возрасте.
    Вали, вали всё на мать, проснулся шут-правдолюбец. Просто ты, как всякая агрессивная особь, хочешь казаться сильнее, опаснее. Потому и носишь широкую одежду…
    Вся квартира состояла из кухоньки, в которой была печь, и собственно жилой комнаты. Сортир, кладовка и банька помещались на улице. Цепные собаки заливались, однако хозяйка рявкнула на них, и сторожа притихли.
    В кухоньке Нина обратила внимание на старый холодильник «Бирюса», двухконфорную плитку, микроволновку и чайник «Тефаль». Однако рядом с печью лежала куча угля. В подвесном шкафчике имелась даже фарфоровая посуда «под перламутр».
    В комнатёнке, половину которой занимал шифоньер, с одной стороны стоял на тумбочке переносный чёрно-белый телевизор «Сапфир», а с другой – двухэтажная железная койка. На верхнем ярусе спала одетая белокурая девочка лет семи-восьми (скорее всего, это и была Юлька), на нижнем отдыхал лицом к стене чернявый мужчина старше Нины Егоровны лет на десять.
    - Кто это? – шёпотом спросила Нина.
    - Валерий, - так же тихо ответила Кондратьева.
    - Юлин отчим? – улыбнулась Нина.
    - Оборони Бог! – вполголоса возмутилась хозяйка. – Он в Чечне воевал, психованный. Так, сосед… зашёл, выпил, прилёг…
    Валерий приподнял смуглые веки, повернул голову, увидел Нину и сказал:
    - Простите мой вид. Я сейчас встану.
    - Да вы лежите, лежите, - поспешно откликнулась Нина. И, обращаясь к хозяйке, добавила: - Пойдёмте в кухню, поговорим.
    Сейчас, когда Нина зашла в кухню, в глаза ей бросилось висящее на стене зеркало, а рядом, на гвозде – три пары разноцветных пластмассовых бус. Всюду жизнь, подумала Нина. И тут же перед глазами встала картина Ярошенко из жизни переселенцев. Предок-народник любил передвижников. На столе, на прибитой гвоздиками истёртой клеёнке, стояла бутылка двадцатиградусной рябиновой наливки.
     - Плеснуть? – предложила Кондратьева.
     - Нет, - покачала головой Нина. Не затем она сюда шла. И бухнулась с моста в воду.
     - Юля не усваивает программу, - начала она.
     - Болеет, пропускает, - вздохнула мамашка.
     - Надо бы к врачу её свозить, в центр, - продолжала Нина. – Может, врач какие таблетки пропишет. Улучшить работу мозга и всё такое…
     - А таблетки не опасные? – поёжилась Кондратьева.
     - Да что вы, я сама их пью! – воскликнула Нина. – Но ведь Юля – ребёнок. Ей другая дозировка нужна. Без врача не обойтись.
     - Я завтра свободна, - протянула Кондратьева.
     - Отлично! – потёрла руки под столом Нина. – Приходите в школу вместе с Юлей, к восьми. Я вас встречу и поедем. Сейчас я запишу, какие документы нужны. Так… Ваш паспорт… Юлино свидетельство о рождении… Тетради… Деньги на маршрутку и на бахилы…
     - Добрый вечер! – появился на пороге кухни улыбающийся Валерий. Берегись, шепнул Нине женский голос из подсознания. Не майся дурью, ответили шляхтич с народником. Не хватало только трусливо удирать. Да, основное сказано. Но ты вот сейчас уйдёшь, а Кондратьева надумает посоветоваться с бывалым человеком. Ты сама постоянно совещаешься с первым, кто под руку подвернётся. И неизвестно, что этот обожжённый жизнью вояка скажет. Проще отвлечь обоих, показать, что ты человек, а не враг, не шестерёнка беспощадной государственной машины.
      Была и другая причина оставаться, ох, была. После ледяного зануды Николая тянуло на горячего воина.
      Валерий тем временем по-свойски открыл холодильник, извлёк оттуда хлеб, банку кильки в томате:
      - Братская могила!.. – а затем и луковицу:
      - Офицерский лимон!..
      - Будете? – спросила Кондратьева, нарезая лук. Нина кивнула. Блуждая по путям, она немного проголодалась.
      Была у Нины странная особенность – когда рядом с ней пили, хмель передавался и ей – телепатически, эмпатически или как. Сквозь облака табачного дыма доносились обрывки рассказа Валерия.
    
 - Обнаружили засаду женщины-снайпера – кресло, на спинке кофта висит, рядом на полу - фанта, кока-кола, в кресле плюшевый Чебурашка сидит, а за креслом – винтовка. Жаль, хозяйка ушла. Мы бы ей дали курнуть…

   Нина Егоровна улыбнулась. При всём её увлечении воинами она до сих пор нет-нет, да ложилась спать с игрушками, когда по жизни было сильно тяжко. Правда, игрушек надарили дорогие Нине люди… Энергетическая подзарядка…Надо же, и мусульманки-снайперши такие…
 
- Едешь, бывало, в БМП, зубы от бешеной гонки дробятся, а «чехи» умудряются у техники антенны отстреливать. Ночью, в клубах пыли, поди разгляди, что к чему. А когда мы остаёмся без связи, и командиры посылают бойцов глянуть, что там за ерунда – тут их снайперы и снимают. А то ещё и не убьют, а очередью по ногам полоснут, чтоб не уполз, и ждут. Раненый кричит, мы на помощь ползём, а нас, как цыплят… Зар-раза!..

   Нина жалостно покривилась, а Валерий, вдохновлённый сочувствием, продолжал:

- Вот Андрюха, командир миномётной батареи, потребовал, чтобы ему перед отправкой в Чечню дали две недели для подготовки своего подразделения. Пацаны, говорил, необстрелянные. Автомат в руках держали один раз – на присяге. Уволили с позором, как труса, дезертира. Заменили лейтёхой сопливым. А теперь ни лейтенанта, ни батареи. Полегли при штурме аэропорта.

   Нина вздохнула, а Валерия было уже не остановить. Он нашёл слушателя…

- Какой-то умник в министерстве, холера ему в бок, новую систему паролей придумал. Если раньше был пароль «Саратов», а отзыв «Воронеж», так это и козе понятно. А сейчас на сутки устанавливается пароль цифровой, например, тридцать. И вот часовой, завидев силуэт в темноте, кричит: «Стой! Пароль – восемнадцать!». А ты вычитаешь из тринадцати восемь и орёшь: «Ответь – двенадцать!». А сейчас имеются бойцы, которые толком ни писать, ни считать не умеют – издержки демократии. А если контузия, так и умный не сразу сообразит… А результат – труп. И никто часового не посадит… война всё спишет…

    Женщина-слушатель – это, конечно, здорово. Но капитан мотопехоты, видно, был из тех, кому сразу дай все тридцать три удовольствия. И он повёл разведку.
    - На фронте любая женщина – это богиня. Глядя на женщину, общаясь с ней, не так быстро грубеешь, паутинка, что связывает тебя с нормальным миром, не так быстро рвётся. И почему за нами не ездят передвижные бордели? Вот раньше были войны! Позиционные, неторопливые. Уважали противника. Чудесная кухня, шампанское, ментики, кивера. Зато сейчас медицина на высоте. Может, потому, что в женские руки попала. Раньше-то женщины на войне только маркитантками, торговками были… Да ещё сами знаете кем.
    - Если бы я жила раньше, я бы, наверное, тоже маркитанткой стала, - вздохнула Кондратьева. – Люблю с мужиками общаться. А с бабами не складывается. Дуры трусливые. Рожают, чтобы в койке самца удержать. А я решила: природа хочет Юльку – пусть будет Юлька! А мужик мне на фиг не нужен. Правильно, Нина Егоровна?..
     - Конечно, - кивнула Нина. Её-то женские коллективы как раз любили, а мужские – не очень. Но в чём-то глубинно-генетическом они с Кондратьевой совпадали. Наверное, в желчности и в перепадах настроения. О-хо-хо… считается, что женщина должна быть доброй и ровной. А если кротости не дал Бог? Или отзывчивость со злобностью перемешана?
     Нина, подобно предку-шляхтичу, нарывалась на тех, кто сильнее, то есть на сильный пол. Кондратьева, похоже, вела себя с точностью до наоборот. Видела Нина близкий случай, ох, видела…
     В молодости Нина тусовалась с ролевиками-толкинистами. И была там леди Д., которая безостановочно стравливала людей, особенно девушек. У ней был милый женский облик, умелые руки швеи и вязальщицы-вышивальщицы, но её ум был интеллектом охотника. В каждой сопернице леди Д. искала уязвимое место. К Нине она привязалась с фразочкой «голодной куме всё пироги на уме». Шила в мешке не спрячешь… Мать запрещала Нине жить половой жизнью до получения диплома. Наверное, поэтому Нина нет-нет, да писала звероватую эротику на средневековые темы. Леди Д. тоже кое-что пописывала – всё больше про интриганок, жуликов и воровок – и как-то, в самом начале знакомства, рассказала Нине, что ещё в школе гопники-одноклассники на её глазах разорвали её писания. Нина сочувственно разохалась, а леди Д. вдруг презрительно покосилась на собеседницу – курица, дескать, сентиментальная…
     Нина сама была склонна к резкости и к застреванию на одном, поэтому на первых порах она пыталась по-человечески понять леди Д., объяснить поступки эльфийской герцогини простой неотёсанностью девочки из мелкого городка. Вспоминала, что мать леди Д. родила её с целью затащить в загс крупного, хоть и провинциального, комсомольского лидера (вся тусовка это знала). Брак по залёту счастья не принёс, и все шишки посыпались на леди Д., тогда ещё ребёнка. Нина строила догадки… Но тут случилось ещё одно происшествие, на первый взгляд мелкое.
     Нина жарко поспорила с одним парнем, которого, в общем-то, уважала. Когда брат Акрил пришёл на сборище снова, Нина беседовала с кем-то другим. Акрил поздоровался раз, другой. Нина не оборачивалась, увлечённая разговором. Леди Д. потирала наманикюренные коготки. Сейчас они поссорятся! Вот сейчас они поссорятся! Но тут Нина повернулась и ответила на приветствие. Надо было видеть, как разочарованно перекосилась крашеная физиономия леди Д….
    Что характерно, когда Нина заговаривала о фокусах леди Д. с девчатами, те прекрасно её понимала. Но парни удивлённо раскрывали глаза – чем тебя могло обидеть это милое создание?..
     В скором времени леди Д., выполняя родовую программу, затащила в загс самого крутого «толкнутого» пахана (причём без всяких залётов).
     Ещё через год тусовку облетела страшная весть. Уличный наркоман хотел снять с леди Д. шапку. Он собирался оглушить жертву сзади железной трубой, но не рассчитал удара. Спасти леди Д. не удалось… В сказочный мир ролевиков ворвался ураган реальной жизни. Молодой вдовец (парень в целом не подлый, хотя высокомерный, жестокий и холодный) и его друзья гнали след и даже нашли убийцу, но возмездия вершить не пришлось – наркоша во время ломки сам выкинулся с балкона…
     Нина на похороны не пошла. С одной стороны, ей, с её сорочьим любопытством, хотелось посмотреть, как ролевики провожают подругу в последний путь, в костюмах или нет, но один алхимик, который, кстати, и раскачался сделать её женщиной, сказал – не ходи. Лицо у тебя сильно выразительное, ещё выразит, что не надо…
     Да… Многие видели в Нине просто неудачницу, не сильно ухоженную деваху, и в упор не замечали её социального таланта. Много позже Нина поняла, что человек иного типа, с другой системой ценностей, чаще всего воспринимается как дурак. Особенно если твой человеческий тип (воины) на девяносто процентов выбит ещё в тридцатые-сороковые годы… Да и  (если смотреть со стороны) какой социальный талант может быть у бабы, если та не понимает – чтобы затащить мужика в загс, надо ему поддакивать?
    А кому поддакивать? Тому, кто с апломбом утверждает, что детям полезно жить половой жизнью и роняет слюни над «Лолитой» Набокова? Или тому, кто в пылу спора вопит: «Вешали в костёлах и правильно делали!», имея в виду польское восстание 1863 года, подавленное Муравьёвым?.. Через десять минут спорщик (тоже, кстати, ролевик-реконструктор) утверждал, что Россия всегда чересчур нерешительно вела себя с поляками…
    Хотя… Был в практике Нины Егоровны случай, после которого она поняла – долгие колебания действительно могут кончиться диким поступком…
     Были в её первом  выпуске два обормота, родители которых одобряли мат и пакости – дескать, настоящий мужчина всегда нагадит и удерёт. А Нина всё не решалась взяться за них как следует, размышляя о том, что блатная культура – это ведь тоже картина мира, имеющая право на существование, и бороться с ней – значит выбивать из-под людей опору… Дело происходило в середине девяностых.
    В мае ей побили окна в классе, и от одного мальчика Нина даже получила записку – это, мол, Артём и Толя постарались. Надо было гнать след немедленно, но молодой специалист махнула рукой.
    Орлы принаглели и в сентябре вторично разбили стёкла. А того не сообразили, что с Ниной Егоровной связка – как с чёртом пляска. Учительский коллектив уже раскусил, что Нина строже относится к дисциплине, чем к знаниям, и снова ей дали четвёртый коррекционный. Проблемные дети решали математику, когда новоиспечённые пятиклассники Артём и Толя подошли с улицы к недобитому окну, стали отламывать куски стекла, бросать в отверстие мусор и выкрикивать похабные дразнилки. Нина звонила родителям. Те уверяли, что не справляются с наследниками, клялись, что основную дыру проделали не их отпрыски и просили с пониманием отнестись к сложностям переходного возраста. На совет профилактики ни дети, ни родители не явились. Отец Артёма пытался качать права по телефону.
    - Значит, так! Дальше будем разговаривать на ты!..
    - Мне повесить трубку или как? – осведомилась Нина Егоровна. Папаша сдёрнул блатную личину и нацепил интеллигентную.
    - Если вы попробуете привлечь нас к уголовной ответственности, мы вас привлечём к административной! Всё знают, что вы слабый специалист!..
    - Попробуйте, - ответила Нина Егоровна.
    Отец Анатолия был настроен ещё радикальнее. Он то грозился испинать Нину Егоровну, то собирался сбить её машиной. Впрочем, он и родного сына уже одиннадцать лет как порывался убить.
    Когда Артём и Толя снова взялись за окно, Андрей Сахарович, староста четвёртого класса, неожиданно предложил:
    - А их поймать?
    На что Нина Егоровна ответила:
    - Да!..
    Весь класс, включая девчат, сорвался с места и помчался в погоню. Через пять минут вредители предстали перед Ниной, извиваясь во вражеских руках и грозя спалить школу.

    А если бы архаровцы побежали к дому? Если бы Толин папа спустил на гонителей  овчарку? Да и, что греха таить, пока тащили, дали по шее раз-другой…

   Вскоре выяснилось, что с учителями-предметниками Толя и Артём ведут себя ненамного лучше – матерятся, плюются, пинают двери. Нина, не ставя в известность родителей, собрала кучу подписей за то, чтобы хулиганов перевели на домашнее обучение. Полупьяные главы семей и их супруги предстали перед директором. Там же сидели завучи и бессильный совет профилактики.
    Перед этим родители всё-таки раскачались свозить сыновей к невропатологу, попросив характеристики у Нины (у той было два классных руководства – пятый класс и четвёртый). Теперь они потрясали характеристиками.
    - Как это? «Отец постоянно пьяный,  через слово нецензурно ругается, в воспитательных целях материт детей, - надрывался Толин родитель. – Мать ведёт себя достойно, но не решается идти против отца. Ребёнок предъявляет матери претензии – ты плохая! Ты заставляешь делать уроки! А папа говорит, что уроки не нужны и даёт порулить машиной!» Это что за учитель, если он такое написал?
     - Слушайте! – поддержала мать Артёма. – Как можно такое писать! «Родители пьют, отец помногу, мать понемногу, но часто и без повода». Затравили детей!..
     - Стойте, -  вмешалась председатель совета профилактики. – Откуда Нина Егоровна может знать такие подробности?
     - Я по домам ходила, детей подтягивала, - пояснила Шиловская.
     Спор разрешила завуч начальной школы – очень опытная и тёртая женщина.
     - Нина Егоровна вас не травила, она вас терпела!.. Я сидела на уроках и видела, как ваши дети не давали вести урок. Год травли? Что же вы раньше не били тревогу? А я вам скажу, почему! Потому что молчала Нина Егоровна!..
     Толю с Артёмом перевели в параллельный класс, и наступило затишье.
   
     Нина Егоровна очнулась в бараке и прислушалась к рассказу Валерия. Лучше бы она этого не делала.
     - Подкрадёшься сзади к духу-часовому и дёргаешь его за ноги. Тот падает, естественно, руки уходят вперёд, чтобы лицом, головой не удариться об землю. Вообще, у мужиков мозги иначе устроены, чем у женщин. Женщина при опасности орёт не хуже реактивного самолёта на взлёте, а мужчина молчит, он сосредоточен и хочет победить противника. Визжать ему западло. И тут, когда противник упадёт, я прыгаю ему на спину, упираю колено в место, где стыкуется шея со спиной, и резко за лоб тяну голову на себя. Позвоночник сломан, крови нет. Многие горло режут, но это на любителя… А чего косоротиться? Они с нашими точно так же поступают.
      По-своему Валерий был прав. Но все женские предтечи Нины Егоровны вместе с предком-народником содрогнулись. Дурак, прошипел предок-шляхтич. Нашёл, чем развлекать прекрасный пол. Да уж, кивнул шут-правдолюбец. Поделиться опытом – желание законное и почтенное, но надо же соображать, что, когда и кому!..
     А Валерий, стремительно пьянея, шёл в наступление.
     - Нинка, выпей со мной!..
     - Кому Нинка, а кому Нина Егоровна, - отрезала Шиловская.
     Валерий, закипая, как варёная сгущёнка, вскочил с места. Нина тоже поднялась.
     - Да что ты хлопаешь ресницами, как мотылёк крылышками у лампочки! За что ты меня презираешь? От правды воротит? А когда мы рисковали жизнью – за Россию и за тебя, между прочим! – ты бегала на танцульки, каталась полупьяная с горки, а не шла на площадь, не требовала спасти наших бойцов, не собирала тёплые вещи, не давала деньги тем русским, что из Чечни бежали!..
     - У каждого свой фронт, - ответила Нина.
     - Ах, фронт! – задохнулся Валерий. – Да что ты, женщина, в этом понимаешь?!..
     - Я книжки читаю!
     - Ах, книжки!!!... – рявкнул вояка. Жила на его смуглом подбритом виске билась, как сибирская река на пороге. – А знаешь, каково под обстрелом волочь на себе безногого кореша? А через три года, уже в России, после третьей рюмки он тебя с надрывом в голосе спросит – зачем, зачем ты вытащил меня? И тебе же будет горько, обидно, стыдно!.. Порву! – неожиданно гаркнул Валерий. – Всех за Ваську порву!..
     Далее события развивались стремительно. В дело вмешалась Кондратьева.
     - Бегите! – шепнула она гостье. Нина схватила сумку и оперативно выскочила в огород. Незадачливая мамаша навалилась на дверь и успела закрыть железный засов. Возможно, капитан мотопехоты и мог сломать фанерную преграду,  но не счёл нужным.
      - А он там Юльку не обидит? – спросила Нина.
      - Не, - махнула рукой Кондратьева, - он с детьми-то нормальный. Это он со взрослыми выступает. Разве что разбудит, да я ей потом валерьянки дам. Он утихомирится, я открою. Идите!.. До завтра!..
     Да уж, сколько всего прокатилось по русскому мужику, думала Нина, шагая трущобами. А я-то полжизни кудахтала, что мужчины измельчали, что матери мальчиков балуют. Может, потому и балуют, что у парней много шансов погибнуть в молодости – войны, дедовщина… А если и не погибнут, то станут психами, как Валерий, или импотентами, как… Ладно, замнём!... Хотя… Вообще-то Николай служил в Семипалатинске…
     Размышляя над мировыми проблемами, Шиловская и не заметила, как миновала опасную вечернюю Нахаловку, безлюдный лунный пейзаж опустевшей железной дороги, села в автобус и покатила к цивилизации.

7.

   На следующий день в восемь утра Нина Егоровна сидела возле своего кабинета. Явилась Кондратьева с дочкой. Юлька была одета в стильный фиолетовый костюмчик и красную болоньевую курточку с полуоторванным карманом. Нина вспомнила себя в детстве и почуяла в девчонке родственную душу. Логопединя проверила у мамочки паспорт, свидетельство о рождении Юльки, полис на ребёнка. Тетради по математике и русскому мать забыла, пришлось брать из кабинета логопедическую.
    Двинулись к остановке автобуса.
    - Ты как идёшь! – завелась с утра пораньше родительница, обращаясь к ребёнку. – Ты все подошвы сотрёшь!.. Для того я тебе сапоги покупала? Надо уметь беречь вещи!..
    Нина только вздохнула. Хотелось сделать мамочке замечание, но не стоило злить Кондратьеву по дороге в лечебницу. Можно было сорвать всё дело.
     Гм, гм… Вчера Кондратьева казалась душой компании. Почему же сегодня она так обращается с дочкой? Хочет угодить посторонним, а со своими можно вести себя как попало?.. Раньше Нина была уверена, что это вывих интеллигенции…
     Может, оно и есть, кивнул, поправляя пенсне, предок-народник. Но не забывай, что Кондратьева пьёт. Вчера была под парами, сегодня с похмелья…
    Автобус, к счастью, подкатил очень быстро. И Нине, и маме с дочкой удалось сесть, правда, в разных концах салона.
    А предок-народник не унимался. Эта женщина вчера тебя выручила, завёлся он. Крупно выручила. А ты хочешь засунуть её дочку в спецшколу. Ты ведь даже не обследовала Юльку. Её смотрела Варя, молодой специалист.  Тебе сказали – ты повезла. А может, Юлька – не дебилка, а просто запущенная? Пользуешься темнотой народа. Водка водкой, а может, непутёвая мать из-за тебя на ребёнка срывается?.. Угнетатель, вот ты кто!..
    А плебеям самое место во тьме, огрызнулся предок-шляхтич. Иначе не получится   совладать с чёрнью.
    А Суворов говорил – каждый солдат должен понимать свой манёвр, ответил народник. И, в результате – кто кого победил?
    Не тебе меня судить, фыркнул шляхтич. Заладил – угнетатель, кровопийца… А кто у себя дома убийцу губернатора прятал? Кто после каторги спился в глухой деревне? Думаешь, власть имущий – непременно мерзавец? Я на своём посту знаешь, сколько народу спас – и своего, и чужого? Я мог в своём кругу обозвать народ быдлом, но, управляя, прятал в карман панские забобоны. Плевать я хотел на разницу вер и запугивания святой католической церкви!.. Я знал, что Бог и ксёндзы с попами – это небо и земля. Даже я, выпивоха, бабник и своевольник, на месте Бога не довёл бы до инквизиции и до зверского ответа казаков. Впрочем, случалось и мне развести охотничьих собак, а потом их забросить. Да, они кусали друг друга. Бывало, и дохли. Конечно, можно во всём обвинить меня. Но до собак ли мне было, когда грозили костром?!..
    Огня боялся, а помер-то от воды, съязвил предок-народник. Кто велел Ганьку красть? Кто вопил – отдам жизнь за ночь? Вот и отдал!.. Да ты этим поступком перечеркнул всё хорошее, что сделал для народа. Вообразил, что, раз человек ты достойный, то каждый твой шаг прекрасен. Как бы не так!.. Знаешь, что написал современный украинский прозаик Павло Загребальный? (О современных прозаиках предок, видимо, знал от Нины). Бросить девушку на ложе к чужому и враждебному значить убить в её душе Бога!.. И не надо лепетать, что не силой брал, а в ногах валялся, что она тебе и раньше глазки строила. Бывает, что тело хочет, а голова не считает нужным. В тридцать четыре года пора бы про это знать. Вот её родичи, перекрестившись справа налево, пошли и утопили ворога поганого…
    О-хо-хо, вздохнул шут-правдолюбец. Два вполне приличных парня, а жили смешно и умерли грешно. А всё потому, что криво видели мир. Для одного низы были быдлом, для другого верхи. Неужели трудно понять, что и тут, и там – люди?!..
    И теперь ничего умнее не придумали, как друг друга чихвостить. Недаром при царе, когда по этапу гнали, старались сковать попарно таких, как вы, идейных врагов…
    Нина Егоровна очнулась и посмотрела в окно. Автобус подъезжал к кирпичному дворцу филармонии.
    Вышли. Пересекли дорогу. Обогнули каравай стадиона. Заглянули в копировальную лавку, отксерили документы.
    Вот и серое здание психушки – пугало взрослых и детей, вечная тема для анекдотов. Впрочем, острые отделения – мужские, женские, взрослые, подростковые – располагались  на краю города. Здесь было нечто вроде поликлиники. Тут консультировали и выписывали лекарства. В гардеробе на первом этаже продавали синие полиэтиленовые бахилы. У Кондратьевых десяти рублей не оказалось, и Нине пришлось раскошелиться. Поднялись на четвёртый, «детский» этаж. Прошли через регистратуру, завели карточку на Юльку и сели у дверей кабинета. Перед ними в очереди оказалась только одна семья – вполне приличная на вид мама и мальчик-первоклашка, очень худой и слабенький – видимо, с лёгкий формой детского церебрального паралича. На костлявых коленках малец держал книгу «Говори правильно» и, водя бесплотным пальчиком по строчкам, читал.
    - Це-це-це, вот вам сказка об яйце.
    - Не «тсэ», а це! – поправила мать.
    - Цу-цу-цу, кошка тянется к яйцу.
    - Не «тсу», а цу! – прикрикнула мамочка. Ребёнок съёжился и втянул голову в плечи.
    А бацилла придирчивости перескочила на Кондратьеву.
    - Ты как сидишь! – завелась она, обращаясь к Юльке. – У тебя спина круглая!.. Ты сутулишься!.. У тебя горб вырастет!..
     Возможно, Юлька ссутулилась, подражая мальчику – тот тоже немного горбился.
     Нина пошла по линии наименьшего сопротивления и обратилась сперва к незнакомой маме.
     - Послушайте, не надо всё время пушить!.. Я логопед, я знаю, что говорю!.. Во-первых, Ц это то же самое ТС, только говорится ускоренно. А у ребёнка, наверное, дизартрия?
     - Да, - кивнула мать. – Дизартрия.
     - Ему трудно говорить быстро – язык неповоротливый. Будете жучить – ребёнок начнёт переживать, и может развиться заикание.
     Мать кивнула. Слава Богу, не обиделась.
     - Я больше скажу, - расхрабрилась Нина. – Часто бывает, что трудный звук – Р или Л – сформирован на уровне кабинетного навыка. Пока ребёнок мал, его не волнует чистота речи. А вырастет, захочет понравиться девочкам – сам начнёт следить за собой.
     Мамочка улыбнулась.
   - Да его только девочки и поддерживают, - сказала она. – Мальчишки с ним не играют. Бегать не умеет. Прыгать не любит. Плаксивый. Учитель тоже не жалует. Буквы путает. Вырезать снежинку – и то затрудняется. Конечно, в классе тридцать человек. С нормальными бы управиться… Не до Вити.
   - А вы его к нам! – посоветовала Нина. – В шестидесятую школу. У нас много классов выравнивания. Там человек по десять-двенадцать. И учителя нормальные. Не обидят ребёнка. Запишите мой сотик, если хотите. А я ваш запишу.   
     Рядом с номером бедовой проводницы Жени появился телефон работницы сбербанка Александры Володиной.  А Нина решила дожать.
     - Из придирок редко выходит толк, - вздохнула она. – Я знала… Одного юношу… Так мать его придирками до импотенции довела. Попрекала тем, что ест много, а про это дело говорила – только по большой любви. И ничего он потом не смог. Женщина казалась ему деспотом, жирным,  тупым. То есть выбирал он полненьких, похожих на мать, и начинал их попрекать лишним весом. Я, дескать, потому и не могу.
     Александра схватилась за голову – то ли всерьёз, то ли в шутку.
     Да, Коля не был первым проблемным мужчиной в жизни Нины Егоровны. Но Юрий был сломленный рохля, а Николай казался бойцом.
     И тут Нина перехватила обиженный взгляд Юльки. За чужого, мол, заступилась, а за меня… Кондратьева взорвалась.
     - Чего уши развесила! – закричала она на Юльку. – Про клубничку услышала? Рано тебе про такое слушать, душонка грязная!..
     И Нину повело.
     - Вы на меня орите! – рявкнула она. Опыт подсказывал, что спокойный тон будет расценен как слабость. – Я про клубничку заговорила!.. А ребёнку что – уши теперь заткнуть? А насчёт сутулости – вам надо не попрекать, а самой озаботиться этим вопросом! Сводить Юлю к невропатологу. Пусть назначит таблетки, уколы, электрофорез, амплипульс!..
     - Это всё денег стоит! – пыталась отбрехаться Кондратьева.
     - Где?! В нормальной поликлинике?!..
     - Да я врачам не доверяю! - вопила Кондратьева. – Они же как все учились? Сунул преподу коробку конфет – получил зачёт! Я-то знаю, у меня сеструху из медучилища выперли!.. Коробки конфет не нашлось!..
     - Что за шум, а драки нет? – выглянула из кабинета врач-психиатр Татьяна Фёдоровна Верхушкина – женщина средних лет в отглаженном белом халатике, с огромной шапкой седеющих медовых кудрей на голове. – Кому тут врачи не нравятся?
     Кондратьева смолкла.
     - А, Нина Егоровна, здравствуйте!.. – улыбнулась Верхушкина. – А вы, мамочка, слушайте Нину Егоровну, она вам дело говорит. Я понимаю, в поликлинику ребёнка надо за ручку водить, а вам некогда. Но это же ваш ребёнок.
     Кондратьева молчала, хотя могла бы и сказать, что трудится с утра до ночи, и это было бы правдой. Она работала техничкой.
     - Да Юля, если что, и сама до поликлиники дойдёт, - улыбнулась Нина. Она всегда была за детскую самостоятельность.
     - Володины, заходите, - приказала Верхушкина. 
     Мама с мальчиком скрылись за белой дверью. Кондратьева выудила из кармана пригоршню семечек и протянула Нине. Видимо, замириться решила. Нина не очень любила семечки, однако взяла. Другую горсть Кондратьева протянула Юльке.
     - Шелуху в карман! – предупредила Нина.
     - А вы не знаете, какие там вопросы задают? – спросила, понизив голос, мамашка.
     Наверное, надо было увильнуть – я, мол, давно здесь не была, забыла, и всё такое.
Но предок-народник добросовестно кинулся вспоминать.
     - Прямой счёт… Обратный… - шёпотом ответила Нина. – Чем отличаются девочка и кукла… Домашний адрес… больше не помню.
     Мать вполголоса начала экзаменовать Юльку. Юлька то ли не знала, то ли не была уверена в ответе и потому молчала. Кондратьева сорвалась раз, другой…
     - Да не дёргайте вы ребёнка! – прошипела Нина. – Пусть хоть в кабинет войдёт спокойно!.. Вы её сейчас только расстроите!
     Поздно пить боржоми, когда почки отказали, добавила она про себя. Полчаса прошли в молчании, затем дверь отворилась. Нина, Кондратьева и Юлька проследовали на ковёр.
     За столом, напротив Верхушкиной, сидела пожилая медсестра и собирала анамнез. Выписка из истории развития ребёнка так поразила Нину Егоровну, что та пропустила почти весь разговор Юльки с Верхушкиной. Задания, которые давала врач, были Нине знакомы – разрезная картинка, обобщение, исключение четвёртого, чтение, письмо, счёт… С чем-то девочка справлялась, с чем-то нет. Но медицинская биография Юлии Кондратьевой убивала наповал.
     - Перелом ноги в пять лет – это как? – спрашивала медик.
     - Да шли мы через дорогу… - объясняла Кондратьева, - Я торопилась, а Юлька ползла черепашьим шагом. Я раз сказала – ноги поднимай, два сказала – ноги поднимай, она давай хныкать… Я психанула, выпустила Юлькину руку и пошла…  Думаю, по переходу идём, ничего не случится. А Юлька возьми да сойди с перехода, соплюха… Ну, её и сбила машина…
      Нина Егоровна не удержалась и возмущённо охнула. Медсестра взглянула на неё с пониманием.
     - Отравление угарным газом в шесть лет – это как?
     - Да пошли мы в гости к одной подруге в частный дом… Выпили, спать легли… Забыли вынуть заслонку из печной трубы… Ну, и угорели все хором… Спасибо, муж подруги ночью пришёл. Пьяный, а сообразил, что к чему…
   - Спорный случай!.. – подвела итог собеседованию Верхушкина. – Возможно, грубая задержка психического развития. А возможно, речь зайдёт и о вспомогательной школе. Ставлю пока задержку под вопросом.
    - Вспомогательная школа – это интернат? – загорелась Кондратьева. – Туда бесплатно берут?
    - Разумеется! – кивнула Верхушкина. – Четырёхразовое питание… На выходные забирать будете. В старших классах Юле профессию дадут. Скорее всего, швеи.
    - А если… задержка? Она дома останется? В ту же школу будет ходить?
    - Наверное.
    - А нету интернатов для таких детей?
    - Есть. Но их всего два. Один в центре города, девятилетка. Другой рядом с вами, началка. Куда комиссия скажет, туда и пойдёте.
    - Когда комиссия?
    - Они в школу приедут, - вклинилась Нина Егоровна. – Вам скажут, когда.
    - А зачем комиссия? Вы же смотрели!..
    - Ну как зачем, - развела руками Верхушкина. – Я только врач. А там и психолог будет, и логопед, и педагоги… Одна голова – хорошо, а много – лучше!.. 
     - Хорошо бы в интернат направили. А то я весь день на работе, не до ребёнка.
     Врач, медсестра и логопед многозначительно переглянулись… А у предка-народника свалился камень с души.
      На пути к остановке Кондратьева опять включила вампира.
     - Ты как идёшь! Ты все подошвы сотрёшь!.. Я за твои сапоги свои деньги платила!..
     - Слушайте, - заговорила Нина. – Вы… верующая?
     - Крещёная.
     - Помните, что за правым плечом стоит ангел, за левым – чёрт? И каждый своё советует? Картина очень упрощённая, но в целом верная. Так вы не поддавайтесь вашему чёрту! Не обижайте ребёнка! Как может, так и ходит! Есть, между прочим, мамочки, у которых дети вообще не ходят. Я всё детство по санаториям, насмотрелась!.. И матери держат себя в руках, не срываются!..
      - А вот и наш автобус идёт, - выкрутилась Кондратьева, - побежали, наследница!..
      Не в коня овёс, думала Нина, глядя на две удаляющиеся фигурки – большую и маленькую. Хотя… Если мамашка ведёт себя как свинья, ребёнок уже лет в семнадцать посылает её на три весёлых буквы и дальше живёт как хочет. А вот когда установка «ты урод» сопровождается интеллигентным сюсюканьем, ребёнок и в тридцать три позволяет выдать себя замуж за импотента…
      Не торопись с выводами, заметил шут-правдолюбец. Что бы что-то сравнивать, надо испытать и то, и другое. Может, все конфликты отцов и детей – отсюда. Мать не знала, что такое расти среди гопников, а ты не изведала военного детства. Человека своего поколения, Тамару, например, всегда скорее поймёшь, поскольку взрослели в одной среде. А кто сказал, что прошлому колену  (даже пред- предыдущему, поскольку ты поздний ребёнок) приходилось легче?
     А может, у матери навязчивые страхи, как и у Тамары, отсюда и проистекает её неверие в силы дочери? Господи, какое всё-таки счастье, что мать не пьёт. Иначе бы из неё стопудово получилась Кондратьева.
     Нет, Тамару бросать нельзя – сопьётся, зараза. И сейчас ведь нет-нет, да пропустит бокальчик кагора, даром, что кормит. Конечно, каждый шаг не проконтролируешь… Но поддержать человека реально.
    Дома, после ужина, Нина Егоровна сняла телефонную трубку и набрала номер Нинели Юрьевны.
    - Всё в порядке. Свозила.
    - Ну, вы молодец! – в голосе коллеги слышалось уважение на грани со сдержанным восхищением. -  Что поставили?
   - Спорный случай. Не то задержка, не то вспомогалка.
   - Как мать?
   - Нормально. Как услышала про интернат, так и загорелась. Ей что один интернат, что другой. Лишь бы спихнуть дочку с рук, как глину с лопаты. – Нина вздохнула и, не удержавшись, добавила: - Какая скотина!..
    Классная руководительница сразу поняла, о чём речь.
   - Не говорите! Я сколько раз её просила не долбить ребёнка попусту. Как с гуся вода!
Вот ведь, нормальным людям Бог детей не даёт, а кому попало…
   - Да правда что!..
   Последовало молчание. Обе женщины думали о своём. Затем Нина спросила:
   - Нинель Юрьевна… Комиссия ребёнка не утопит? Я к психиатру-то детей возила, а на комиссию – ни разу…
   - Да что вы, Нина Егоровна! Не бойтесь! Там очень опытные специалисты сидят!.. Да у такой матери отобрать дочку – святое дело!.. Спасибо!
   - Спокойной ночи!
   - Приятного сна!
   Нина Егоровна положила трубку. А ты не зря живёшь на свете, сказал ей предок-народник. Жаль, приключение закончилось, вздохнул предок-шляхтич. Новое будет, успокоил шут-правдолюбец.
    Наверное, это закон жизни, думала Нина. Один умеет одно, другой – другое. В Нинели Юрьевне есть настойчивость, во мне – смелость. А у Вари есть осторожность. И, как ни банально, как ни по-детски звучит сравнение школы с кораблём, а в команде нужен любой.
    И тут телефон разразился трелью. Тамара просила посидеть с Лидой, а сама собиралась в церковь – просить Бога, чтобы вернул дочке папу. Договорились на завтра, и Нина, зевая, пошла стелиться.