Путешествие в мир Я глава 4

Путешествие в мир Я глава 4

Вихлюн
Путешествие в мир "Я"
(роман)

Глава 4
"Знакомство с Графом"

Улица, по которой я шла, была мне знакомой, за исключением множества магазинов и лавок, на месте которых я привыкла видеть совсем другие заведения. Впрочем, это, в сущности, ничего не меняло, разве что вызывало новое удивление, хотя и само по себе удивление начало принимать несколько иную форму. Теперь оно походило на вялые вспышки новых открытий, к которым привыкаешь как к чему-то новому лишь на секунду, но потом, буквально через мгновение, принимаешь всё новое как само собой разумеющееся. Скорее, они не вызывали никаких новых чувств, разве что интерес. Причём вызывали именно тем, что некоторые из них имели довольно чудные названия и разделялись между собой вроде клубов по интересам. Например, очень любопытной мне показалась вывеска «клуб душевных пыток и страданий» или «клуб любителей душевного стриптиза». Причем около каждого клуба валялся тематический мусор, состоящий из листовок, брошюр и прочей полиграфии. Около клуба «Порнография как отражение смысла жизни» валялось большое количество вырванных листов из взрослых журналов,  довольно откровенного содержания. Мне ужасно захотелось посетить хоть один из них и узнать, что же там внутри, но почему-то я долго не решалась туда войти. Видимо, у меня закралось нехорошее предчувствие того, что членство клуба допускает только определённый круг лиц, в который я, к сожалению, никак не вписываюсь.
Кстати, именно такое предчувствие является одним из недостатков и благ нашего человечества. Предчувствие само по себе очень противоречиво, и может послужить очень неприятную службу в делах, когда необходимо принять серьёзное решение. Всё зависит от того, в каком именно настроении находится человек, и от того, какие кошмары его мучают. Бывает, что простая проблема, решаемая одним щелчком, разворачивается в настоящую шекспировскую драму. Человек начинает представлять себе отрицательные последствия от принятого им решения, и вот уже спустя двадцать минут, при любом упоминании о деле, у него наступает реальный животный страх. Говорят, что сон разума порождает чудовищ, но ещё больших чудовищ наш разум может породить в бодром состоянии, если его снабдить изрядной порцией страха. И вот потом уже, когда вместо тебя решение принял другой человек, тебе остаётся лишь позавидовать или обрадоваться, в зависимости от ситуации и исхода решения дела. Но в то же время, именно предчувствие спасло множество жизней и предотвратило сотни нелепых смертей и несчастных случаев.  В этом и есть вся противоречивость «предчувствия».
 Пока я размышляла о том, к какому типу предчувствия отнести мои сомнения по поводу посещения одного из клубов, недалеко от себя я вдруг увидела дворника. Но какой это был дворник!..

Это был сам граф Лев Николаевич Толстой, одетый в бархатный фрак английского покроя, тёмно бордового цвета, с чистейшим кружевным галстуком на шее. Я узнала его по памяти, когда вспомнила свои школьные годы на уроках литературы. Часто, от скуки, я принималась рассматривать портреты великих классиков отечественной литературы, развешанные на стенах класса, поэтому неудивительно, что за это время  я запомнила все лица в мельчайших подробностях. Сомнений в том, что передо мной стоит именно граф, не было.
Он деловито мёл тротуар грубо связанной из обыкновенных сучьев метлой, своими увесистыми и мощными руками. Но самое удивительное было не в том, что я увидела, и не в том, чего в принципе не должно было быть на самом деле: я поразилась одной нелепости, въевшейся в мой взгляд, словно муха, залетевшая в глаз при быстрой езде на велосипеде по сельской дороге.  При всём его величии и красоте одежды, и даже некой грациозности отточенных движений во время работы, в его портрете совсем непонятным образом присутствовали большие мужицкие лапти на ногах. Они шли ему так же, как курице павлинье перо, и кричали о своей нелепости своим немым и неповторимым укором.
Толстой шаркал метлой по асфальту с удивительной проворностью, и собирал скопившийся мусор в специальный совок с удлинённой для удобства ручкой, сделанный из жести явно ручным способом.

- Ишь, нагадили-то как, – сказал он с неким отчаяньем.
- Добрый день, Лев Николаевич, – ответила я, подходя к нему, не зная зачем и почему.
- И тебе не хворать, - ответил тот, продолжая подметать.
- Вы что тут делаете? – спросила я и тут же сама смутилась своего вопроса. Возможно, с таким человеком стоит проявить некую учтивость, и такая бестактность может запросто обидеть.
- Как что? - сказал он. - Не видишь, что ли, мету!
- Это я вижу; вы что же, дворником работаете?
- Не совсем работаю, – ответил граф. - Работают тогда, когда нуждаются в деньгах или в предоставлении комнаты в общаге. А меня уже давно деньги не интересуют и уж тем более наличие комнаты, вот очищаю улицу от литературного мусора.
- А зачем?
- Как зачем? – переспросил он. - Кто же, кроме меня, этим заниматься-то будет?
- Ну я не знаю, муниципальные службы, например.
- А вот этого не надо, - сказал он строго. - Чтобы чистить улицы от литературного мусора, нужно беспристрастие иметь, а оно не у всех бывает. А главное не нуждаться ни в чём, вот как я. Ты пойми, ведь в дворники обычно идут те, кто в этой жизни ничем другим не умеет заниматься или делает вид, что не умеет; стало быть, нужда ими двигает в первую очередь, хотя и не всегда. Но всё равно от таких пользы и толку мало будет, а я вот ни в чём не нуждаюсь и, стало быть, могу свободно творить то, что мне по душе. Да и полезно на свежем воздухе гулять.
- Но разве такой  гражданский статус как дворник не компрометирует вас, ведь это не ваша профессия, граф?
- Чем же компрометирует? Почти все жители города знают, кто я такой, книжки мои читают, если читают, конечно. Наоборот, многие мне благодарны за то, чем я тут занимаюсь. И знаешь почему? Потому что некоторые из них хотели бы сами заняться этим полезным делом, но вместо этого продолжают гнать себя по кругу жизни, подстёгивая кнутом по спине. Так что им остается лишь жить надеждой, что когда-нибудь они тоже смогут себе позволить то, что я делаю сейчас.

- Я как раз хотела спросить Вас, откуда же этот мусор берется?
- Да разве не знаешь?
- Честно говоря нет, я в этом городе впервые.
- А тебя как величать, дитя моё?
- Лиза.
- Так вот, Лиза, мусор этот только из головы и берется.
- Это как же?
- Очень просто. Человеческое любопытство и любовь их к познанию всего нового поистине безгранична. Представь себе: собираешься ты на поезде в другой город ехать, а чтобы время в пути прошло быстрее, покупаешь в привокзальном киоске пару журналов или книгу. В другом бы случае ты, может быть, и не купила бы их да и читать бы не стала, но сейчас сами обстоятельства тебя толкают на такую покупку. И вот, пока ты едешь, страницу за страницей, нет-нет да и прочтёшь всё целиком. А там столько ненужной информации понапичкано, что тебе и не снилось. И представь себе, что ты уже забыла про всё, что прочитала, а в твоей голове все странички аккуратно уже разложены по полочкам. И лежат они у тебя в одном из архивных складов, где-нибудь на территории памяти,  абсолютно ненужные, почти всю жизнь занимая определённое пространство. Но как только ты хочешь принять какое-либо решение, вот тут-то они и поднимаются над тобой огромной стеной безмолвия. Ты пытаешься её обойти, а не получается, и сломать её невозможно, так как избавляться от листков нужно было раньше. А так ты находишься в плену у прочитанной информации. И самое печальное, что эта стена состоит не из твоих мыслей, а из чужих. И это в том случае, когда внешние обстоятельства именно вынудили тебя заполнить голову очередным информационным мусором. А представь себе, что многие пичкают этим мусором свои головы абсолютно добровольно, и мало того - тратят на это большие деньги и средства, поверив абсолютно идиотской рекламе по ящику. Причём чем глупее реклама, тем сильнее спрос на подобную глупость. Так что нечему удивляться, если в голове человека по соседству между собой находятся знания о том, как собирать грибы и читать ноты для акустической гитары. Причём чаще всего ни того, ни другого человек не делает из-за отсутствия свободного времени, но знания при этом остаются. Стало быть, зачем их хранить? Для красоты? Для надежды, что когда-нибудь они пригодятся?  А архивы-то растут, причём так быстро, что потом бывают нехорошие последствия. И кто-то ещё удивляется, а почему некоторые из людей с ума сходят; да просто всё из-за такой вот каши в голове.
- И всё-таки я не совсем понимаю этого термина - «информационный мусор».
- Отчего же?
- Сама не знаю, мне тяжело представить себе все эти груды пыльных листков, и как они возникают; может, объясните?
- Изволь; пожалуй, используем примерное сравнение. Представь себе, что ты зашла в туалет по естественным надобностям. Пока ты там находишься, невольно замечаешь, какой там стоит унитаз, какого цвета плитка, какие трубы используют. Какой смеситель, и т.д.
- И что же?
- А то, что в обычной ситуации ты помоешь руки и выйдешь, но стоит кому-то тебя спросить «а какую плитку стоит выбрать?» - ты не только перечислишь преимущества и технические характеристики плитки, но и расскажешь, как правильно её нужно клеить, каким инструментами пользоваться и какого производителя выбрать. Другими словами, когда ты видишь предмет, ты невольно за тысячные доли секунды ворошишь миллионы слов информации о происхождении данного предмета, поэтому и относишься к нему как к чему-то обыкновенному. Но в то же время твоя голова работает на полной мощности вхолостую. А спросить тебя, зачем тебе нужны сведения об укладке плитки в туалете или ванной, ты не ответишь и даже не аргументируешь, ибо никогда этим не занималась и вряд ли будешь.  Стало быть, зачем нужны все эти лишние знания? На этот вопрос ты тоже не ответишь, ибо это почти природный инстинкт, возведённый современным человечеством в ряд обязанностей. Сейчас модно и необходимо быть грамотным и всезнающим, все стараются напичкать себя как можно большим числом информации. И лишь в зрелом возрасте человек вдруг начинает задумываться о их ненужности. Но времени и потраченных сил уже не вернуть, а знания настолько засели в голове, что не выкорчевать даже с трактором, как многовековые дубы.
- А можно ли как-нибудь избавиться от такого информационного мусора? - спросила я с надеждой.
- Можно. Для этого существует целых два способа. Первый – вообще не читать подобной ерунды и ереси. А второй - только при наличии собственной революции сознания.
- Это как же?
- Когда в твою голову приходит новое озарение, вызванное изменениями во взгляде на жизнь, тут же и наступает революция сознания. Твои мысли начинают выстраиваться в многочисленные отряды народного ополчения и наводить панику среди мирного населения. Почему-то абсолютно все революционеры уверены в  том, что без разрушения старого нельзя построить что-то новое. Причём если разрушают одни, то строят, как правило, абсолютно другие, не причастные к этому событию, под направленными в их сторону оружейными стволами. И конечно же не обходится без жертв и разрушений, первыми из которых становятся именно эти склады с листками. И именно потому, что надеются, что уничтожение старой информации будет способствовать уничтожению прошлого ради будущего. Их тут же взрывают, но при этом появляется один побочный эффект.
- Какой?
- При взрыве большая часть листов уничтожается, а вот некоторая часть разносится ветром, как, например, происходит сейчас. И получается, что новые «революционные» знания тут же перемешиваются с остатками прошлого, и ошибка повторяется заново. И в итоге новые горы знаний. Ещё более запутанных, чем раньше.
- Хорошо, но почему же тогда эти листы мусора валяются около разных заведений тематично?
- Очень просто: они притягиваются к своим источникам, как магнит, и у каждого он свой.
- И много таких складов бывает?
- Ты не поверишь, - сказал он и покачал озабоченно головой. - У человека порой столько этого информационного мусора в голове, что в некоторых особо запущенных случаях из листов устанавливается некое особое гетто для мыслей, которое окружено огромными стенами. И тогда мысли медленно погибают, уступая место автоматизму. Бывает, что чужая информация просто управляет человеком, тут уж и я не в силах помочь. Да и не в каждом городе я могу появиться. Но бывает и другой вариант: от переполненной в голове информации может зародиться новая мысленная химера, которая вылезает из человека посредством написания книги. Хотя я, наверно, слишком мрачно смотрю на этот мир, и вместо химер иногда в самых редких случаях вылетают ангелы.
- Почему?
- Интернет и телевидение, – обречённо сказал он. - Классиков почти не читают, сейчас на книжных страницах, вместо меня, чаще всего можно встретить человека-паука. Но тот больше занят спасением мира, чем подметанием мусора. А если появляется супер-герой, то, конечно же, появляются и злодеи. И тогда молись, чтобы победил именно герой, а не злодей.
- А что, может быть и по-другому?
- Может, и бывает. Это ведь только в кино добро побеждает зло, и то только потому, что за фильм думает целая команда победителей, управляя супер-героем как марионеткой, так как печальный финал не получит продолжения и новых поклонников. А ещё всё зависит от того, что именно сейчас в моде. Если злодей окупается за счёт кассовых сборов гораздо больше, чем положительный герой, то, сама понимаешь, дело может принять самый катастрофический оборот. А тут ты уже сам в ответе за того, кого приручил в собственной голове. И так уж повелось, что злу мы учимся гораздо быстрее, чем добру. А как ты знаешь, быть просто добрым сейчас уже недостаточно, нужно ещё верить в себя и желательно иметь в кармане увесистый кастет, которым необходимо уметь пользоваться. Вот и  представь себе, что о поддержке доброго сопротивления ты почти не думаешь, зато образ злодея зачастую расписан гораздо подробнее, начиная от его формирования, заканчивая хитроумными приёмами и планами реализации преступлений.
- Скажите, Лев Николаевич, Вы уж, конечно, меня извините за бестактность и прямоту, но хотела бы спросить, а вы почему в лаптях?
- А, ты про это? - улыбнулся он. - Чтобы связи с землёй не утратить. А теперь извини, тут дельце одно есть.
С этими словами он отбросил метлу в сторону и каким-то непостижимым образом достал из-за спины снайперскую штурмовую винтовку «Винторез» с деревянным прикладом;  посмотрев на кого-то в оптику прицела, он злобно прошептал:
- Видишь, вон он крадется по балкону.
- Вы о ком? - спросила я.
- Да как же, не видишь, что ли? Я его ещё минут пять назад заприметил, пока с тобой разговаривал, да всё сомневался. Не веришь, сама взгляни! - сказал он с раздражением в голосе и передал мне винтовку в руки.
Я посмотрела в глазок прицела и поначалу ничего не заметила; серые стены здания сливались друг с другом, однотонными красками вызывая затруднение в определении границ. Как вдруг среди всего этого уныния произошло некоторое шевеление на общем фоне здания. Казалось, что кто-то полз по отвесной стене, словно ящерица. Настроив фокус, я пригляделась повнимательней, но из-за специфичного цветового фона ползущую фигуру было тяжело разглядеть, до тех пор, пока солнечный свет не озарил стену, выглянув из глубины пушистого облака. Только тут я чётко увидела человека с отвратительными шрамами на спине, который свободно карабкался по стене, опираясь на руки и ноги, словно жук, прижимаясь плотно собственным брюхом к кирпичам. На его голове был одет противогаз, который, видимо, стал частью лица, и он, казалось обнюхивал вокруг себя территорию, скалился своими гнилыми зубами, корчил гримасы и пробирался дальше.
- Это кто? - спросила я удивлённо.
- Ааааа, - протянул Граф и обреченно махнул рукой,  - очередное влияние времени, вот и приходится эти влияния подчищать за другими. Я ведь не только тут дворником числюсь, но, бывает, что и «санитаром джунглей» подрабатываю, - сказал и он и как-то залихватски подмигнул. - Будет помощь нужна, так я тут недалеко нахожусь. «Летний сад» знаешь где находится?
- Конечно, - сказала я и тут же засомневалась в своих словах. Мало ли что он имел в виду, может названия и одинаковые, а места разные.
- Ну вот, там я вместе с Достоевский и Есениным тусуюсь. Это у нас что-то вроде творческого коллектива «Борцов за чистоту человеческой природы и сознания».
С этими словами он достал целую обойму с патронами из появившегося из ниоткуда за плечами армейского рюкзака, зарядил винтовку и, смотря в прицел, быстро пошёл в сторону этого странного существа.
Наблюдая за крадущейся походкой графа, мне тут же в голову пришла одна из известных песен группы «Ганс энд Роузес»: Вэлком ту де Джангл!

Посмотрев вслед удаляющемуся графу Толстову, я машинально взяла в руки метлу с твёрдым намерением закончить работу, начатую графом задолго до моего прихода. Но уже через несколько минут мне вдруг начало казаться, что я занимаю чужое место. И мало того, я не в праве отбирать хлеб у других, даже если этот хлеб представляет из себя простое моральное удовлетворение, так что я аккуратно поставила метлу к стене и пошла дальше.

Было интересно наблюдать за всем этим сплошным безразличием населения. Казалось, что все прохожие и водители сохраняли молчаливый нейтралитет, так что их действия были слишком узко направленными. Знаете, как это часто бывает: идёшь себе по незнакомому городу и вдруг тебя посещает странное чувство какой-то непостижимости происходящего. Все эти дома, улицы становятся вдруг очень знакомыми, будто ты бродила тут всего лишь пару десятков лет назад и, несмотря на некоторые существенные изменения, отполированная бронзовая крышка канализационного люка так и осталась лежать на своём старом месте. Есть такие места на улицах, где абсолютно ничего не изменяется со временем. Даже удивительно становится, как же могло так получиться, что несмотря на годы, и даже смену власти, старая дверь в парадной, например, как стояла, так и осталась там стоять. Единственное, что могло внести небольшой ветер перемен в её молчаливую сущность, так это цвет краски, в который её красили время от времени. И мало того, я могла  допустить себе мысль о том, что внутренняя её сущность давным-давно сгнила, оставив вместо себя лишь каркас из многих слоев засохшей краски. Точно такое же ощущение у меня оставалось после того, как я шла по проспекту. Ещё я обратила внимание на звуки городского шума. Нет, они не то что были странными, наоборот, вполне обычными для всех улиц мира. Но при этом в них отсутствовали случайные нотки. Знаете, как бывает иногда: идёшь себе, идёшь по улице, и вдруг монотонный шум прерывает неожиданное буханье сабвуфера в одной из машин, включенного своим хозяином для того, чтобы оправдать свою дорогую покупку, ну и, конечно же, привлечь внимание. Или ор котов по весне, или плач ребёнка, упавшего на асфальт по собственной неосмотрительности. Бывает, что какой-то сумасшедший затянет ни с того, ни с сего одну из жутких и очень глупых песен. Всё это и составляет ту необходимую часть звуковой картины, которыми изобилует улица. Но на этой улице звуки были чётко поделены между собой. Казалось, что звучат они в строго и заранее определённом кем-то порядке. Словно хор, в котором каждый певец чётко знает свою роль и поёт в запланированном времени, или оркестр, играющий чётко по нотам. Чтобы нарушить эту невыносимую для себя гармонию, мне захотелось неожиданно закричать в полный голос, резко, неожиданно, изо всех сил. Чтобы увидеть перепуганные и удивлённые лица прохожих, которые наверняка не ожидают подобной выходки друг от друга. Но потом передумала, даже не знаю по какой именно причине. По-моему, единственным человеком, выбивавшимся из этого плотного ряда, была только я, хотя бы уже тем, что бродила тут, в отличие от других, без особой цели,  разговаривая иногда с различными незнакомцами. Внутреннее я очень радовалась тому, что оказалась в этом городе, и меня вовсе не волновало, как именно я оказалась в нём и вообще что вокруг происходит. Наоборот, в этот момент я думала о том, как мне повезло встретить живого классика. А еще мне безумно хотелось зайти в подъезд любого из протекавших мимо меня домов. Я почему-то считала, что имею на это право, вот так без спроса зайти в любую понравившуюся квартиру. А главное, я была абсолютно уверена, что никто особо возражать против моего визита не станет. Как будто все эти квартиры были всего лишь необходимой декорацией в жизни города и никак не индивидуальными жилищами. Но самое интересное в том, что некоторые из подъездов были замкнуты на тяжёлые кодовые замки, которые открывались при помощи определённой комбинации цифр и букв. К тому же замки различались между собой не только размером, но и внутренним содержимым, делясь на тяжёлые и неуклюжие механические и изысканные электронные, поблёскивающие окошками маленьких дисплеев. А некоторые из них вообще представляли из себя некое подобие головоломок.

Решив поискать незапертые подъезды, я зашла в один из дворовых колодцев и замерла в оцепенении. Передо мной раскинулось широчайшее синее море, игравшее своими золотыми лучами на горизонте. Двор представлял собой небольшой скалистый участок площадью около ста квадратных метров, на котором были расположены ветхие избушки из камня и обтёсанных, потускневших со временем брёвен. Крыши у домов были разными, некоторые из них облеплены глиной, а некоторые были накрыты листьями папоротника и пальмы.
Около одной из них, в натянутом гамаке, раскачивался молодой человек, своим внешним видом напоминавший бродягу. Во всяком случае мне так показалось, и даже вспомнились некоторые отрывки из книги о «приключениях Тома Соера и Гекельберри Финна». Да и что ещё можно подумать о человеке, который был одет в грубую материю из мешковины, опоясанную простой верёвкой. Волосы его были взлохмаченными, грязными и покрытыми дорожной серой пылью. Ноги были босыми. Лицо загорелым, но таким грязным, что было непонятно, что именно способствовало такой смуглости, грязь или загар? Гамак был натянут между вбитым в одно из бревён избы большим крюком, и маленькой декоративной пальмой из пластмассы, которыми часто любят украшать свои интерьеры владельцы небольших отелей или казино на черноморском побережье. Он мерно раскачивался в гамаке и насвистывал мелодию, что-то похожее из Боба Марли.
Его вид, несмотря на своеобразную внешность, выражал полную беззаботность. Не знаю, чем именно он привлёк моё внимание, возможно тем, что кроме него поблизости не было ни одной души, а возможно, из-за поведения, выделявшегося своей необычностью на фоне остальных, которое я просто не ожидала увидеть среди всей этой суеты. Самое странное в том, что знакомство с графом и разговор с ним меня совсем не удивили; мало того – казалось, я именно этого от него и ожидала, будто мы были знакомы раньше, но этот бродяга…
Я подошла к нему поближе и остановилась в некотором замешательстве, не зная, с чего бы начать разговор, но на мою удачу он вдруг открыл глаза, услышав, видимо, моё приближение, и сам первый заговорил.
- Тебя как зовут? – спросил он, приподнимаясь с гамака.
- Лиза.
- А меня Павлик. Куда направляешься, Лиза?
- Да вот, хотела пойти на площадь, кажется она называется «Имени боли и страдания», а вместо этого сюда забрела.
- Понятно, - сказал он, - ты из клуба «Душевных мазохистов?»
- Да нет, - ответила я, - просто хотела увидеть, как она выглядит теперь.
- Теперь? – спросил он удивлённо, - а разве раньше она была  какой-то другой?
- Вот это я и хочу выяснить, – ответила я с некоторой тоской.
- Понятно, - ответил он и снова улёгся на гамак.
- Слушай, а что это? Какой-то бедный квартал?
- Почему ты так решила? - спросил он, удивившись.
- Ну как почему; судя по этим древним лачугам, богатых тут явно нет.
- Вот как? Видимо, ты впервые в этом городе, раз делаешь такие поспешные выводы.
- Да, я не местная. Вот и спрашиваю. И как такое может быть, что в центре города есть море?
- Смотря что ты называешь центром?
- Ну как, – растерялась я, - центром города является улица, расположенная в самой середине города, с повышенной проходимостью и обычно знакомая каждому жителю и гостю.
- Вот оно что, я могу представить центр у круга, да и то путём наложения на него сетки координат из скрещенных перпендикулярно ровных линий. Но центр города, это понятие мне сложно представить. Предположим, это точка заложения первого камня: приходит человек на пустое место и торжественно закладывает в него камень, а потом уже вокруг этого камня разрастается целый город. Как в сказке про гвоздь.
- Про какой гвоздь?
- Неужели не слышала?
- Нет.
- Ну там всё просто, подрос у отца сын, двадцатилетний дурболай. Ну и спрашивает отца: дай совет, отче, как жизнь мне свою устроить, и чтобы обязательно в шоколаде. Отец отвечает: «Для начала пойди в кузницу и выкуй гвоздь, тогда будет тебе счастье». Тот выковал, приходит, показывает, мол, всё сделал, дальше-то что? Отец дальше советует - а теперь вбей его в столб. Сын спрашивает: в какой столб? «Как в какой? – переспрашивает его отец, - возьми вырой яму, сруби дерево, обтеши ствол и закопай его в эту яму». Сын так и сделал, потом пришёл и спрашивает, чего дальше? Отец терпеливо советует снова - а теперь повесь на него седло. А где я седло-то возьму? «Как где? – удивляется отец, - заработай!»
Делать нечего и сын нанялся работать у купца, заработал денег за месяц и купил седло. Приходит и спрашивает, а что дальше? Отец отвечает: теперь купи коня. Ну и так по логической цепочке. Завёл коня, заведи для него конюшню. В итоге сын стал таким же процветающим, как Папа, и мозгов немного поднакопил.

Таким образом, на примере этой простой сказки передаётся связь поколений. То есть каждое последующее поколение, особо не напрягаясь, перенимает предыдущий жизненный опыт. То же самое и в строительстве. Попроси человека, ни разу не видевшего цивилизации, построить себе дом, и он обязательно состряпает что-то в том духе, что ты наблюдаешь здесь, принимая эти дома за бедные кварталы.
Единственное отличие между прошлым опытом и будущем в том, что в современной сказке роль гвоздя будет представлять робот, который будет делать за сына всё, что он прикажет, при условии, если тот правильно сформирует свою мысль и запрограммирует её. А для того чтобы он правильно её сформировал, ему придется залезть в интернет и посидеть на форумах у строителей, то есть проделать ту же самую работу, хоть и иного характера.

А что касается реального строительства городов, то в древние времена, прежде чем строить что-то, человек искал место под строительство рядом с водой, иначе какой же город без воды? И желательно, чтобы этот источник располагался таким образом, чтоб никакой враг, который может напасть, не добрался до него. Поэтому выбрав первым делом место рядом с водой, он начинал рыть около себя окопы с установленными в них копьями, а уж потом строить стены, укрепляя тем самым линию обороны, а уж потом только дома. Причём жилые и хозяйственные помещения возводились одновременно, вот и попробуй потом сказать, где тут центр. Так что центром города просто считают то место, которое наиболее выгодно располагается с точки зрения транспортных магистралей.  Так как первые улицы в этом плане были вовсе не совсем пригодны. Не мог же, например, князь Владимир Красно Солнышко предугадать появления рычащих железных коней в то время? Да и вообще, в те времена наивно полагали, что улицы предназначены для передвижения людей, а не машин. И тем не менее, меня всегда удивляло желание бизнесменов открыть свой офис непременно на центральной улице города, несмотря на то, что там и припарковаться негде. Это российское стремление к высоте куриного насеста, видимо, у нас в крови навечно.
- Тогда что же это за дома такие?
- А это наше детское наследие прошлого.
- Как это, наследие? Какого прошлого?
- Тот самый центр первоначального строительства этого города, и не только этого, а всех городов вместе взятых, так сказать фундамент – памятник нашему комфорту. Видишь ли, в любое время человек в первую очередь искал возможность комфортного проживания, причём как собственного, так и своей семьи. Поэтому строительство любого дома заложено в нашей голове с самого рождения, и мало того, передается по наследству от поколения к поколению. Просто когда мы растём в привычной  для человечества среде, то быстро привыкаем к действующему веянью времени, поэтому не успеваем начать строительство собственного дома, будучи не посвящённым в ряд существенных деталей. Поэтому когда человек уже формируется в адекватную рабочую единицу, то ни при каком особенном желании не станет заставлять себя работать с первоначально данными ему от природы материалами. Таким образом весь этот квартал является простым напоминанием основ нашего градостроительства и того, что фундамент у всех нас один и тот же, стало быть, и сущность та же. Просто меняется вид строительных и отделочных материалов, и вместо того, чтобы сносить старые здания и строить новые, некоторым из нас легче просто поменять обшивку. Но лишь редкие энтузиасты отстраивают свои города заново, снося все предыдущие постройки одним волевым решением.
- Хорошо, допустим, я понимаю такое объяснение. Но причём тут море?
- А море это символ свободы. Вот представь себе, разве ты не задумывалась никогда о том, что в большинстве рекламных роликов визуальным воплощением идеальной свободы человека является морской пейзаж?
- Возможно; кажется, этим особенно грешат туристические агентства в своих рекламных компаниях.
- Вот именно, причём самой главной мыслью, внушаемой населению с помощью таких компаний, становится такая: «Чтобы воплотить такую мечту, нам нужно вкалывать и пахать достаточно долгое время». И заметь, что упор делается именно на слово «мечта». Так что случайно разбогатев или заработав кучу денег, человеку на ум в первую очередь приходит мысль отправиться куда-нибудь отдохнуть у моря. 
- И что?
- А то, что это чувство и тяга к воде являются не только хитроумной рекламной уловкой, но и подсознательным восприятием реальности. Как известно, любые мысли у человека похожи на течение воды, той субстанции, в которой, если верить учёным, и зародилась жизнь. И вырываясь на время из цивилизации с таким трудом, мы хотим хоть на немного вернуться к нашим первоисточникам, как говорится, духовно очиститься и отдохнуть.

- Ну хорошо, а почему  здесь стоят всё-таки лачуги? То, что это историческое наследие, я поняла, но почему они здесь? Почему вместо них не поставить, к примеру, один хороший отель.
- А потому, что нужно чётко осознавать свои желания. В рай на шестисотом «Мерседесе» не въедешь. Нельзя припадать к истокам, одновременно потягивая тропический коктейль возле пляжного бара.
- И всё-таки мне необычно видеть море в центре города, то есть я хотела сказать, на этой улице.
- Вот именно, а всё потому, что ты патологически уверена в том, что знаешь её вдоль и поперёк. А на самом деле ты знаешь только прямой путь, не догадываясь о том, что в домах,  расположенных по обе стороны этой улицы, или их подъездах, порой скрывается то, что нельзя понять. Любой подъезд, любая квартира - это уже отдельный и неповторимый мир со своими тайнами и скелетами в сундуках.
- А при чём тут знание улицы?
- А ты сама посуди, все эти улицы очень похожи на собственное сознание, по которому мы путешествуем иногда. И представь себе, что строятся они постепенно с самого рождения, кирпичик за кирпичиком. Но при этом мы сами не знаем, что именно находится за стенами домов, потому что не обращаем никакого внимания или забыли, пока строили. И вот представь себе, что сознание твоего друга - это уже знакомый тебе Невский проспект. Казалось бы, ты уже всё тут знаешь и уж конечно не потеряешься. Но когда твой друг начинает неожиданно странно себя вести, то вот тут ты начинаешь теряться, не понимая, что же именно с ним произошло и почему человек, без каких-либо видимых причин, так переменился в поведении. Или, к примеру, его душевное состояние стало настолько нестабильным, что довело до убийства другого. И вот ты мучаешься, пытаясь понять, что же произошло, а между тем разгадка простая. Он, как и ты, не знал, что в одном из домов, в который он до этого случая никогда не заходил, скрывается такая гадина, что выпустив её по неосторожности, он тем самым обрёк себя на огромные перемены в сознании. А стало быть, такая гадина прячется и в твоём доме, только ты ещё не знаешь, в каком, и не дай тебе Бог узнать. Так что наше сознание - это в первую очередь огромный лабиринт, в котором скрыты абсолютно неизвестные вещи, и стоит лишь по неосторожности найти своего собственного минотавра, как всему конец. А море, море не может разрушить твой город, оно наоборот защищает и обволакивает. И потом, это ведь воплощение мечты любого горожанина, иметь море прямо в городе. Главное, это море уметь увидеть за ширмой иллюзорных предрассудков. И пусть я сам не могу до него дотронуться из-за такой высоты скалистого обрыва, но зато я могу им любоваться, вдыхать поутру свежий запах морского соленого бриза и слушать по вечерам шум и шелест многочисленных волн, качаясь беззаботно в гамаке. Поэтому, Лиза, этот квартал является сферическим воплощением идеальной мечты, одновременно точкой начала и финальным окончанием жизненной пьесы. Сюда стремятся все самые большие богачи, так как именно это место является более духовно богатым, чем  любое другое. Ты думаешь, что сверкающие огни небоскрёбов и развлекательных центров - это признак богатства? Наоборот, это признак интеллектуальной деградации, где всё, абсолютно всё, приходится показывать и доказывать только внешними яркими картинками. И именно таская за собой огромные баулы с нажитым во время жизни добром, эти товарищи и не могут попасть сюда. Им немыслима сама идея отказа от накопленного непосильным тяжким трудом.

Слушая его пламенную речь, я вдруг заметила на его руке сверкающий золотой браслет.
- А это что? - спросила я его, указывая на руку.
- Так, пережитки прошлого, - сказал он,  немного смущаясь. - Чтобы не забывал свои корни, как говорится. Да и некоторые товарищи не совсем улавливают сути таких разговоров, а как блеснёшь перед ним таким вот брильянтово-платиновым агрегатом, так сразу становится ясным, что перед тобой не просто голый теоретик, одетый в мешковину и разноглагольствующий о том, как правильно нужно жить,  но ещё и вполне конкретный практик. Только ошибка таких сказочных персонажей в том, что обладая богатствами, пусть и вполне заслуженными, они надеются обустроить себя духовно за счёт исполнения своих обязанностей чужими руками. А как известно, на чужом горбу в Рай не въедешь. Вот и получается, что мы идейно вроде бы и подкованы, а духу на то, чтобы разом всё бросить, не хватает. Но некоторые, впрочем, пыжатся, церкви строят, иконам молятся. Ты, наверно, уже видела одну из них на Московском вокзале?
- Да, но ведь это не совсем церковь.
- О нет, напротив! Это здание более церковь, чем какая-либо другая. Тут всё честно, несмотря на странность самой цели строительства. Человек построил её лично для себя, ну и для других по совместительству. Иначе как другие узнают о его величии?
А вот когда начинается пожертвование на строительство религиозного храма, сути которого ты зачастую не понимаешь, вот это уже называется кривляние душой. И деньги хоть и помогут, но только не тому, кто их жертвует, а тому, кто в теме. Теперь понимаешь? Такое лицемерие всегда было и будет бичом в нашей жизни, так что не удивляйся. Впрочем, раз уж ты оказалась здесь и нашла это место, если захочешь, можешь остаться.
- Да разве мне-то можно? Ведь сам сказал: только избранные.
- Иногда можно, вот как в твоём случае. Дело в том, что эти толстосумы никогда бы не подумали пройтись вот так по улице и заглянуть в один из дворов. Мало того: заговорить с кем-нибудь вроде меня, это вообще нонсенс. А ты заинтересовалась, да ещё и понимаешь, похоже, о чём я говорю.
- Возможно, хотя может быть и нет. Но попробую сформировать собственное впечатление от услышанного. Как я понимаю, мы, то есть люди, строим свой город в голове по кирпичику, начиная с тех пор, когда осознаём что такое дом, рисуя его впервые на листе бумаги с помощью акварельных красок в детстве. И первоначально он обычно выглядит лишь как набор геометрических фигур, сложенных вместе, но тут ничего страшного нет. Со временем меняются  основные черты и границы здания, да и линии проступают более уверенные. Дело тут в самом единоначалии, ведь море это наш дом, пусть и в далёкой древности. Поэтому и дом, и море имеют одни и те же корни. Так что эта территория лишь проекция детского рисунка, который отражает начальную стадию, заложенную в памяти. Так называемый единый абсолют.

- Вот именно; видишь я был прав, говоря о том, что ты всё правильно поняла. Можешь выбирать любое место, какое понравится.
- Спасибо, Паша, но я спешу. Мне нужно найти кое-что.
- Что именно? Неужели в этом городе есть что-то более интересное?
- А разве нет? Ты же сам говорил, что любая квартира в этом городе - это уже маленькая Вселенная Никогда не знаешь, что может быть за следующими дверцами. Хотя я пока точно не могу сказать, что именно я ищу, но пока я ищу то, не знаю что, и иду туда, не знаю куда.
Павел с уважением посмотрел на меня и протянул маленький серебряный ключ на шнурке.
- Что это?
- Возьми его! Это одноразовый ключ, но он открывает любую дверь в этом городе, даже те из них, которые открывать не стоит. Главное, используй его именно тогда, когда это тебе станет действительно необходимо. Ключи в нашем городе редкость, а вот замки совсем наоборот. Хотя есть такие места, в которых нет ни замков, ни ключей, но их, к сожалению, очень мало, и это одно из них.
- Спасибо, - ответила я, принимая ключ из рук Павла и вешая его на шею. – Так он точно никуда не потеряется. Ну, я пошла?
- Ага, счастливо, и удачи в поисках.
- Спасибо, - я помахала ему рукой издали, когда выходила снова на Невский. Но он уже качался в гамаке, не обращая ни на что внимания.