Ямальский Николай Чудотворец

(Из книги "Ночной директор")
XII глава
ЯМАЛЬСКИЙ НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ

Что такое музей? Человек знал ответ на этот простой вопрос.
Музей в первую очередь, это коллекции предметов прошлого. Здесь вещи превращаются в экспонаты, их исследуют и выставляют на выставках. Но ещё музей это собрание фактов, событий. Их нельзя потрогать, а только прочитать. И тогда становится отлично видно, как разрозненные события превращаются в некую цельную картину прошлого. И тогда можно попытаться ответить на некоторые вопросы.
Ночной директор решил сходить ещё  к одному макету священного жертвенного места местных народов. Правда, он уже давно подозревал, что оно перестало быть просто выставкой. Здесь он тоже достал из кармана монетки и бросил их в деревянную чашу, лежащую подле идолов. Монетки тихонько звякнули о другие, коих было полно, посетители музея щедро бросали мелочь, веря и не веря в духов и прочую мистику.
Человек проговорил, словно бы обращаясь к самому себе:
- Надеюсь, жертва принята благосклонно, и ночь пройдёт спокойно. Уж извините, что не к вам первым подошёл.
Его голос исчез в плотной тишине зала, ни эха, ни отзвука. Идолы по своей привычке гордо и загадочно промолчали. То ли не посчитали нужным снизойти до человека, невесть зачем остающегося здесь на каждую ночь, то ли из-за того, что он был другой веры.
А человек снова задался вопросом, на который до сих пор не мог найти ответа. Он не понаслышке знал, что тундра хранит немало тайн, и живущие в ней кочевники неохотно рассказывают о проявлениях потусторонних сил. Они их воспринимают как должное, не особо вникая во внутреннюю суть происходящих явлений, которые зачастую не укладываются в обычное мировосприятие так называемого цивилизованного человека. Это человеку городскому, воспитанному в лоне технической цивилизации просто необходимо всё изучить, понять, сунуть свой любопытный нос в непонятное, вмешаться в запретное, подправить по своему усмотрению веками устоявшееся. А если не удаётся объяснить со своей точки зрения, то объявить вредоносным или ещё проще, забыть как страшный сон. 
Христианизация в низовьях Оби шла с переменным успехом. Усилия отцов-миссионеров в основном пропадали втуне. Православие принимали лишь те, кто хоть какое-то время прожил рядом с русскими поселенцами. И то они всё равно потом умудрялись совмещать новую религию с идолопоклонничеством.
Но вот в тундре что-то произошло. Это событие навсегда осталось скрытым от глаз русских. Но оленеводы вдруг стали упоминать о появлении в тундре нового персонажа. Причём он был неразрывно связан с православной религией, и надобно добавить, что он появился не только в ямальских тундрах, упоминания о его чудодейственных явлениях начали поступать даже с Архангельска и Дальнего Востока. Сохранились документальные свидетельства, записанные со слов кочевников-очевицев видевших странные, никогда невиданные ими дотоле явления. Причём все эти факты проверяли и перепроверяли церковнослужители и представители местной власти, но в итоге официально были вынуждены признать, что христианские чудеса начали появляться в среде язычников. К тому же подобные события сразу же обрастали массой легенд, но зато христианизация получила новый толчок к развитию.
На самом деле всё началось задолго до этого.
С самого начала освоения Сибири, ещё задолго до похода ермаковской дружины, сюда изредка наезжали торговые люди, ещё реже – ратные. Несмотря на все социальные различия между ними, в первую очередь они все были православными. Своей веры они, конечно, здесь никому не насаждали, но любопытные аборигены видели, что они поклоняются другому богу. Позже, инородцы воочию убедились, что «русский Бог» благоволит не только к купцам, но и к военным. В походе на Сибирское царство Ермаку Тимофеевичу сопутствовали православные святыни и духовенство. Позже, сподвижниками этого атамана в город Берёзов были привезены две большие походные иконы – святого Николая Чудотворца, особо чтимого старой Русью, и Архистратига Михаила, как воителя небесного.
Первые казаки, основавшие Обдорск, здесь постоянно не жили, приезжали только на лето, поэтому их прозвали годовщиками. Но, проводя несколько месяцев рядом с инородцами, они, вне сомнения, не могли не оказывать на них религиозно-нравственного влияния. Как добрые христиане, проживая среди поголовно язычествующего населения, они волей-неволей знакомили их со своей верой. Ведь русский человек того времени был очень религиозен. А когда началось укрепление русской государственности на вновь приобретённых землицах, то русские стали здесь жить постоянно и вполне естественно, что аборигены с любопытством рассматривали иконы, как одно из проявлений новой культуры, расспрашивая, кто изображён на этих досках.
Но почему из всех святых они выбрали именно святителя Николая? Вопрос сложный и очень щекотливый, ведь отношения между верами различных народов, всегда стояли на особом месте.
И что интересно, не просто выделили из всех православных святых, но ещё незаметно для самих себя, сами ещё будучи «закоренелыми» язычниками, они стали благоговеть именно пред святителем Николаем, практически не обращая внимания на остальные иконы. И даже более того, в трудные минуты жизни, когда отчаивались получить помощь от своих богов, они стали изредка прибегать с молитвой к Николаю Чудотворцу, как «русскому Богу», так как разницу «в почитании Бога и святых Его» русские не могли им толком разъяснить, так как плохо владели местными наречиями. Кто первым обратился к нему с молитвой-просьбой, так и осталось вечной тайной истории Сибири. Но как показывают дальнейшие события, святитель не оставил без внимания просьбу нуждающегося в помощи язычника.
В силу этого они перенесли форму своего языческого почитания идолов на христианского Николая Чудотворца. Обоготворили его, стали по языческим обычаям своих предков давать ему «обеты» пожертвовать  зверя или звериную шкуру в случаях небесной помощи от него. Со временем, получив разъяснения о необходимости крещения для каждого человека, начали давать святому Николаю обеты на крещение.
Как велико было обаяние на инородцев Николая Чудотворца, видно из того, что, не допустив в 1726 году на Обдорский берег митрополита Филофея, всего девятнадцать лет спустя инородцы Обдорской крепостцы вдруг дали своё согласие миссионерам, посланным митрополитом Антонием II Нарожницким, на постройку в Обдорске новой церкви. Которая была освящена в 1751 году в честь святого Василия Великого, но уже с приделом в честь святителя Николая Чудотворца.
С этого же времени крещения инородцев стали понемногу учащаться. Но они по-прежнему шли креститься «по обету» богу Николаю, им так и не сумели толком объяснить, что святитель Николай не бог, а человек. Да и навряд ли инородцы в то время могли бы усвоить это различие, уже успев привыкнуть почитать его богом.
С течением времени святитель Николай Чудотворец, как «русский Бог», постепенно стал укрепляться в сознании инородцев.
В истории Сибири многие события и особенно их последствия, для просвещённого европейца могли показаться странными, когда результаты оказывались самыми непредвиденными и неожиданными. Так оказалось и в этом случае.
Кстати, как это ни удивительным может показаться, но здесь большую роль сыграли причины, которые должны были бы, вроде как наоборот, негативно сказаться на проповеднической деятельности отцов-миссионеров. И действительно, казалось бы, этому всё способствовало. В первую очередь, поголовное невежество, царившее в начале XIX столетия даже в самом Обдорске, среди русско-зырянского населения, так что уж говорить о более ранних временах. Потом, пропасть непонимания в религиозных вопросах усугублялась ещё и тем, что казаки плохо говорили на местных языках и наречиях, а аборигены практически не знали русского языка, поэтому объяснить разницу между богом и человеком, православным не удавалось. А инородцы в свою очередь поступили очень просто, они, не мудрствуя лукаво, обоготворили Николая Чудотворца и начали его называть – русским Богом.
К тому же в 1836 году здесь была закрыта первая миссия, возобновившая свои действия лишь с 1854 года. Плюс ещё к этому, слишком частые смены проповедников, не дававшие им возможности привыкать к «новому делу миссионерского служения», и даже ссылки в миссию провинившихся священников, практиковавшиеся в южных приходах Тобольской губернии в восьмидесятых годах XIX столетия. А если добавить сюда ещё невыполнимые приказы Тобольской духовной консистории, требовавшие от миссионеров «возможно большего числа крещения язычников», побуждавшие миссионеров крестить инородцев «без оглашений» и с другими нарушениями, и картина становится более менее полной и понятной. Вот все эти причины и привели к тому, что пастыри оказались обособленными от своей паствы, а инородцы оказались предоставленными сами себе. Поэтому им одно время пришлось самостоятельно разбираться в сложных вопросах веры и почитания Божиих угодников, в которых не каждый-то и православный хорошо разбирался.
Вот так и получилось, что инородцы стали видеть в святителе Николае «русского Бога». Они его даже нарекли по-своему, остяки стали его называть Торым Никола, самоеды – Нум Никола, а вогулы – Нум-Торым Никола.  Всё это были синонимы слов – Бог русский, то есть Бог Николай.
Но что-то подсказывало Ночному Директору, что не всё так просто в этой истории, как её подают церковнослужители. Ведь кочевники тоже не такие наивные, как это может показаться на первый взгляд. Что-то ведь их привлекло в Николае Чудотворце. Причём так сильно, что он стал у них едва ли не самым главным в пантеоне их божеств. А куда прикажете девать свидетельства тех же оленеводов и рыбаков, что они своими глазами видели некоего старца, с белой длинной бородой, белой одежде, с православным крестом на груди? «И ведь их никто за язык не тянул, – как метко высказался один современный историк. – Они сами приезжали в Обдорск и рассказывали о своих встречах и об его чудодейственной помощи».
Причём эта помощь зафиксирована даже документально, властями.
После некоторых случаев, становившихся достоянием общественности, чиновникам приходилось проводить свои расследования. В архивах есть официальные документы, с отчётами.
Человек усмехнулся и сам себе строго приказал:
- Стоп, стоп. Так можно невесть до чего докатиться. Хотя, конечно, с другой стороны,  любопытство так и разъедает. Ну, очень хочется поверить в существование сверхъестественного.
Он вспомнил, как читая подшивки журнала «Православный Благовестник» он наткнулся на несколько весьма любопытных статей.
Весьма примечательный случай произошёл в 1916 году на острове Вайгач. Об этой истории поведал миру  священник Тельвисочного прихода, Печёрского уезда, отец Геннадий Юрьев, бывший там летом «для удовлетворения духовных потребностей» православных промышленников и самоедов. Из донесения отца Юрьева можно легко себе представить, как развивались эти удивительные события.
На южном побережье стояло два самоедских чума, где жили «семьи Пырерко и Тайборея». С дровами на берегу было плохо, поэтому они собирали, так сказать, дары моря, то есть плавник выбрасываемый морскими волнами. 10 июня 1916 года был обычным днём, и ничто не предвещало событий, которые удивили очень многих, заставив вновь говорить о божественных чудесах. Как это часто бывало, за топливом для чумового костра на берег отправились два сына Тайборея, тринадцатилетний Филипп, и его младший брат, Прокопий, которому исполнилось всего пять лет. Братья запрягли собак в упряжку и поехали по льду, который сплошной массой до сих пор лежал вдоль берега. Лето в тех краях наступает поздно. По берегу ехать было, конечно, гораздо безопаснее, но он уже был изрезан многочисленными ручейками, сбегающими к морю, которые приходилось объезжать, дорога удлинялась, а братьям  хотелось вернуться домой пораньше. И хотя по льду ехать было легче, но он таил в себе опасности, коварные трещины и промоины, появившиеся под лучами солнца, поджидали свою добычу, и если незадачливый путешественник провалится в них, то из такой ловушки вылезти самостоятельно ему уж вряд ли удастся. Тем более детям. Вот на такую ледовую западню наткнулись братья. Ширина этой трещины была почти в аршин, то есть более полуметра, а толщина расколовшегося льда превышала два метра. В самой глубине трещины темнела холодная морская вода. Не надеясь, что маленький Прокопий перешагнёт через эту пропасть, Филипп решил перенести его на себе. И, вот, тут-то приключилась несчастье. Легко и свободно перескакивая подобные щели без ноши, Филипп не смог преодолеть её с братом на руках. Он выпустил ребёнка из рук, и тот упал вниз. От неминуемой смерти Прокопия спасла только его широкая малица, она надулась, и получился как воздушный пузырь, который удерживал его на плаву. Но утешительного в этой ситуации было мало, через несколько минут малица должна была неминуемо намокнуть, и он бы непременно пошёл бы ко дну. Выбраться на лёд мальчику самостоятельно не получалось, старший брат тоже не мог его достать, напрасно он опускал хорей, тонкий длинный шест для погона собак и оленей, одежда уже впитала в себя морскую воду, руки скользили по мокрому и гладкому дереву, и он стал медленно погружаться в пучину.
Но помощь пришла оттуда, откуда её даже никто не мог ожидать. Неведомо откуда рядом с местом неминуемой трагедии появился незнакомец. Это был седой человек, он был бос, но в ризе и с крестом на груди. Во всяком случае, так его описал Филипп.
Склонившись над водою, этот старец схватил своими пальцами капюшон малицы и поднял наверх уже бесчувственного Прокопия. Нежданный спаситель положил его рядом с Филиппом. Поражённый увиденным, мальчик хотел спросить этого старца, что же ему теперь делать с братом, потерявшим сознание, его уже нигде не было видно, старец исчез также внезапно, как и появился. Тогда он быстро положил бесчувственное тело своего братика на нарты и стрелою помчался домой. На стойбище он подробно рассказал о произошедшем чуде родителям. Перепуганные родители сначала занялись младшеньким, приводя его в чувство. А потом Филиппа «жестоко и нещадно избили», видимо за то, что поехал по ненадёжному льду, а не по безопасному берегу и не усмотрел за братом, а также за враньё. Как-то им слабо поверилось в рассказ поведанный сыном, да и немудрено. Но глава семьи, Иван Фёдорович, всё же решил проверить слова сына, по-видимому, тот слишком реалистично всё описал, а может какие-то рассказы о неких странных событиях из жизни других тундровиков доходили и до него. Во всяком случае, он немедленно поехал к месту чудесных событий и внимательнейшим образом изучил все следы, оставшиеся кругом. Здесь ему пришлось убедиться в истинности слов своего старшего сына.
Тайборей рассказал о произошедшем местным чиновникам, работавшим на радиотелеграфной станции, расположенной на острове Вайгач. Они разделили его уверенность, что здесь случилось нежданное чудо. А молва о чудесном спасении Прокопия Тайборея разнеслась по всему Вайгачу. Этой нежданной вести обрадовались все православные, как русские так и самоеды, крестившиеся в новую веру. В этом чудодейственном событии люди усмотрели «видимое и неопровержимое проявление милости Божией», поэтому искренне обрадовались ему.
Вскоре, этим делом заинтересовались и местные власти, всё-таки резонанс был большой, а разговоров, наверняка, ещё больше. Поэтому отца мальчиков допросил уездный исправник, и тоже был вынужден согласиться с чудесным спасением, в итоге, всем пришлось признать, мальчишки не соврали.
Но язычествующие самоеды, хотели было объяснить всё произошедшее по своему. В таинственном старике, появившемся в трудную минуту на побережье, они попытались признать одного из своих «тадебциев». Но когда им подробно описали неведомого старца, одетого в православную ризу, к тому же у него на груди висел святой крест, то убедились, что это не их языческие боги, «и молчаливо поникли головами своими». 
Таким образом, православная вера незримо вторглась в их жизнь, изменив привычный уклад жизни и намертво закрепилось, пополнив пантеон их богов, которым поклонялись и призывали в трудную годину на помощь.
Ночной Директор хорошо знал, что ещё много непознанного и неопознанного существует в этом подлунном мире. Но не всегда можно принимать на веру даже рассказы очевидцев. Человеческая память устроена весьма своеобразно. А уж по прошествии некоторого времени докопаться до зерна истины бывает ох как непросто.
Внимательно вглядываясь в бесстрастные личины идолов, человек тихо спросил, скорее самого себя, чем к кому-то конкретно адресуя этот вопрос:
- Но когда аналогичных свидетельств становится много, и их рассказывают люди никак не связанные между собой, то, что же тогда прикажете думать в этом случае? А если учесть, что подобные события чрезвычайно похожи друг на друга, и происходят с народами, которые, в общем-то, не склонны к вранью, то как это объяснить с рациональной точки зрения?
Впрочем, ответа он не ждал, идолы вообще отличались молчаливостью, а уж на такой вопрос, ответ найти весьма проблематично. Да и как-то всё равно мало верилось в некоторые очевидные вещи. Его занимал другой аспект этого трудного и щекотливого вопроса, почему из всех многочисленных канонизованных православной церковью святых, северные язычники выбрали именно святителя Николая Чудотворца? Почему именно он так запал в их души? А ведь после встреч с этим загадочным старцем, появлявшемся в тундрах и являющим свою чудесную помощь, все инородцы, заходя в церковь без труда узнавали его строгий лик на иконах. А ведь даже для мало знакомых с иконами, многие образа похожи друг на друга.
Ночной Директор хорошо знал, что ещё много непознанного и неопознанного существует в этом подлунном мире. Но не всегда можно принимать на веру даже рассказы очевидцев. Человеческая память устроена весьма своеобразно. А уж по прошествии некоторого времени докопаться до зерна истины бывает ох как непросто.
Внимательно вглядываясь в бесстрастные личины идолов, человек тихо спросил, скорее самого себя, чем к кому-то конкретно адресуя этот вопрос:
- Но когда аналогичных свидетельств становится много, и их рассказывают люди никак не связанные между собой, то, что же тогда прикажете думать в этом случае? А если учесть, что подобные события чрезвычайно похожи друг на друга, и происходят с народами, которые, в общем-то, не склонны к вранью, то как это объяснить с рациональной точки зрения?
Впрочем, ответа он не ждал, идолы вообще отличались молчаливостью, а уж на такой вопрос, ответ найти весьма проблематично. Да и как-то всё равно мало верилось в некоторые очевидные вещи. Его занимал другой аспект этого трудного и щекотливого вопроса, почему из всех многочисленных канонизованных православной церковью святых, северные язычники выбрали именно святителя Николая Чудотворца? Почему именно он так запал в их души? А ведь после встреч с этим загадочным старцем, появлявшемся в тундрах и являющим свою чудесную помощь, все инородцы, заходя в церковь без труда узнавали его строгий лик на иконах. А ведь даже для мало знакомых с иконами, многие образа похожи друг на друга.
Эти случаи всё чаще стали доходить до слуха русских. Много рассказов о подобных чудесах, случавшихся с кочевниками, слышал и записал Константин Дмитриевич Носилов, изучавший горы Северного и Полярного Урала, Ямал и Новую Землю на рубеже XIX - XX веков. Он был, страстный охотник, фотограф, талантливый журналист и литератор. За время своих путешествий он в совершенстве изучил ненецкий язык, так что свободно говорил, и главное, понимал самоедов-охотников.
Основав в 1887 году колонию на архипелаге Новая Земля, и прожив там три года, он настолько сблизился с местными жителями, что они без боязни рассказывали ему о своих встречах с Николой Чудотворцем. Трудно сказать, как относился к подобным повествованиям Николай Дмитриевич, но, во всяком случае, несколько событий заставили его по новому взглянуть на происходящее, и поверить, что эти необъяснимые случаи проявления божественных чудес, достоверный факт. Во всяком случае, все аборигены верили, что встреча с Николой Чудотворцем дело вполне возможное, но труднообъяснимое.
Носилов писал, что появляющиеся миражи на островах Новой Земли, довольно частое и обычное явление. Нередко, особенно весной можно видеть на горизонте острова, чёрные скалы, и даже далёкий парус, который к тому же двигался.  Но история, поведанная стариком Уучеем, была всё же из ряда вон выходящая, и потому накрепко запомнилась ему.
Уучей с семьёй и товарищами в тот год впервые зимовал на Новой Земле, и потому ещё плохо знал особенности местного рельефа, все были в полной уверенности, что пришли сюда первыми. К тому же зима выдалась особенно суровой, диких оленей не было, а морские заливы забило льдом, так что морского зверя было добыть невозможно. Наступил голод, дошло до того, что даже пришлось варить шкуру нерпы. Дабы выжить, мужчины пошли искать залив, свободный ото льда, в надежде, что там попадётся хоть какая-нибудь добыча. Тогда они даже не догадывались, что на этом отдалённом острове они не одни.
Старик вспоминал:
«Идём мы это день, идём другой, воды всё не видать нигде, товарищи уже ропать на меня стали: куда, говорят, ты нас, старик, ведёшь, пропадать, что ли?..
Бродим мы это из залива в залив, ищем воду, а как на грех погоды всё, просто мы из сил выбились… Только видим вдруг: старик какой-то на льду стоит, весь в белом, как в совике (одежда самоедская, шерьстю вверх, для зимнего времени), и машет нам рукой на север, вдоль берега… Мы к нему, а он от нас, а далеко это он нам показался, так верста будет – больше… Видим, вышел на берег и пошёл туда же, куда махал… Доходим мы до того мысочка, куда он вышел со льда, смотрим – его не видать стало… Думаем, видно, недалеко где-то чум стоит… Стали след искать, видим, следа нет никакого… Что, думаем, живы ли уж мы, казаться нам стало… Только потом уже догадались… Пошли на север, куда он нам рукой показал, идём вдоль берега три дня, вдруг видим дома, и дымок из трубы подымается. Мы даже глазам не верим. Мы колонию вашу попали, так и спаслись в ту пору, - закончил старик Уучей.
- Кого же вы видели тогда на льду? – спрашиваю я его.
- Кого же, как не Николу Святителя, - говорит мне старик. – Он и на море кажется когда, самоеды в тундре его часто видают, ты разве не слыхал? – спрашивает он меня».   
К.Д. Носилов в своей книге «На новой Земле» приводит ещё несколько подобных дивных встреч со святителем Николаем, от которых впрямую зависела жизнь тундровиков. Он писал, что похожие случаи происходили  и в Архангельской тундре, и на берегах Оби. Одна такая история, которую он записал в 1893 году, также произвела на него глубокое впечатление, хотя была рассказана простой, безыскусной речью местного самоеда по фамилии Яптик.
Однажды, поздней осенью, в непогоду, этот оленевод ехал по берегу Карского моря. Ветер был настолько сильный, что его не раз сбрасывало с нарт, олени выбились из сил. Он заблудился, и неожиданно для себя оказался на льду. Ему казалось, что вокруг грохочет море, плутая в метели, он несколько раз чуть не оказался в морских волнах, подлые полыньи поджидали человека среди замёрзших торосов. Яптик догадался, что льдину оторвало от берега, и его относит прочь от спасительного берега. Безумный ветер, трещащий лёд, холодные и безжалостные волны, окружившие его хрупкую ледяную спасительную твердыню, заставили его совсем упасть духом. Он стал плакать. И молиться.
И когда надежды, казалось, не осталось никакой, Яптик увидел перед собой высокого седого старика в белой, как снег, одежде. Он сразу догадался, кто явился пред ним, в его смертный час. Человек пал на колени перед загадочным старцем.
Позже счастливый рассказчик вспоминал:
«Мне так страшно тогда сделалось, что я не смел на него поднять глаза, - говорил мне Яптик. – Как во сне помню, что он повел меня. Я шёл за ним следом, боясь его потерять из виду, с оленями. Затем он вывел меня на берег и скрылся. Я поклонился ему вслед в землю, и когда целовал снег, то увидал свежий след санок и по ним выбрался после в чум одного самоедина. Как вот теперь вижу его: высокий, седой, борода длинная, весь в чём-то белом, как снег, - заключил счастливый рассказчик. – Той же порой я поехал в Обдорск, поставил ему рублёвую свечу и трёх оленей привязал к его церкви», - заключил Яптик.
- Что же, - спрашиваю я, - узнал его на иконе, походит?
- Как же! – говорит он, - как только взглянул на неё, так его узнал, даже руки задрожали, едва поставил свечу… У меня с той поры и икона есть. – И он потянулся к переднему углу, где стоял его красный сундучок, снял с него деревянного идола с замазанными малом губами, отворил ключом ящичек, бережно вынул из него маленькую икону, обтёр её рукавом, приложился и потом подал благоговейно мне, проговорив: - Это мне в ту пору поп дал её, с тех пор не расстаюсь и свечки ставлю, - и он и свечи показал мне, как бы желая уверить, что он совсем православный». 
Носилов вспоминал, что этот бесхитростный рассказ старого самоеда произвёл на него такое впечатление, что он даже мысли не мог допустить, что его может обманывать человек, у которого при одном воспоминании об этой встрече, на глазах навёртывались слёзы. К тому же не только один Яптик видел подобное в своей родной суровой тундре. Она полна подобными рассказами, все живущие в ней люди верят в этого святителя, причём даже будучи ещё не крещёнными, и в трудные моменты жизни начинают взывать к его помощи. 
И вот что ещё удивляло Носилова, так это то, что подобные истории случаются чуть ли не каждый год, происходя каждый раз в самых неожиданных местах и разными людьми.
Всё же недаром кочевники говорили:
«Давно знаем: велик Бог русский, святой человек Никола самодям (т.е. самоедам) шибко помогает».
Гуляя по ночному музею, иногда задаёшься неожиданными вопросами, которые, в нормальном обществе, не принято задавать. Не потому что они неприличны, а потому что на них всё равно ответа не дождёшься, ну лучшем случае, это будет поток каких-то беспокойных фраз, в которых смысла ноль. Ну, вот например, почему современная наука огульно отбрасывает накопленные человечеством многовековые знания, которые не умещаются в рамки академической науки. Вернее сказать – светской. А вот религия от некоторых паранормальных явлений не отмахивается равнодушно, делая вид, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Конечно, церковнослужителей можно обвинить, что они подобные чудеса ставят себе на службу, и даже подстраивают их сами. Но в церкви тоже не наивные глупцы служат, и к явлениям мистического толка относятся с вполне понятным подозрением, проверяя и перепроверяя доходящую до них информацию.
В раздумьях, человек почесал затылок, он был категорически не согласен с иными учёными, у которых догматы стояли превыше очевидных фактов. Он снова взглянул в сторону идолов, как бы призывая их в свидетели, и тихо произнёс:
- Конечно, многое можно объяснить. Многое, но не всё. К тому же не надо забывать, что  дыма без огня не бывает. Обязательно что-то из чего-то вытекает, учёные называют это  причинно-следственными связями, которые  к тому же ещё обязательно воздействуют тем или способом. И если мы чего-то не видим, то это совсем не значит, что этого нет, или не может произойти. К тому же многие учёные почему-то напрочь забыли, что практически все точные, и не очень, науки произошли из тысячелетних  наблюдений за природными явлениями, алхимических опытов и астрологических исследований за космосом.
Наверное, человечество специально оставило для себя лазейку, которой иногда пользуется, когда с материалистических позиций не может объяснить какое-нибудь природное явление. Люди, склонные к мистике сразу же видят в этом некие проявления потустороннего мира… ну, или влияние инопланетян.
Ночной Директор продолжал вспоминать историю появления на просторах тундры святителя Николая Чудотворца.
Возникновение веры в этого православного святителя в среде язычников пытались объяснить и с научной точки зрения. То есть обычным влиянием одной культуры на другую. И никакой мистики здесь не видели, а всё объяснялось до банального просто, будто это своеобразный результат усилий миссионеров, а ещё добавляли, что сказывалось незаметное, но постоянное воздействие обычных православных, живущих рядом с инородцами. Иван Шемановский в своё время провёл целое исследование и в своей большой статье пытался объяснить эту, вдруг и необъяснимо возникшую веру в Николая Чудотворца:
«Не без вероятия можно думать, что домашними образами казаков в Обдорске были в большинстве случаев иконы святителя Николая. В общении с казаками иноверцы могли видеть эти иконы, интересоваться ими и расспрашивать о них. Ответы казаков вопрошавшим инородцам могли главным образом сводиться к жизнеописанию Святителя, помогающего бедствующим на море, избавляющего невинно осуждаемых, творящего обильную милостыню». 
Эти описания всечеловеческих моментов жизни святителя не могли не приходиться по душе инородцам, вся жизнь которых протекала на широких водах реки Оби и Карского моря, бесконечных тундрах, в постоянных опасностях и страхах за своё существование. Так что они не могли не умиляться пред милосердием святителя к нуждающимся. Как метко заметил Шемановский «полярная природа им почти всегда была не матерью, а мачехой». Поэтому они не могли не восторгаться справедливостью угодника Божия, так как в это время «торжествовали несправедливость к ним и обиды со стороны победителей русских, разорявших их гнёзда, их семейную жизнь, отнимавших от них, по праву победителей тогдашнего времени, всё, что им было и дорого, и ценно, и свято». 
Служа в обдорской православной миссии многие годы, не единожды выезжая в ямальские тундры с походной церковью, Шемановский хорошо изучил быт и верования северных кочевников-номадов. Можно сказать, что он понял их душу, поэтому его утверждения весьма близки к истине. Иван Семёнович в статье развил свою мысль дальше, доказывая, что эти описания всечеловеческих моментов жизни Николая Чудотворца особенно приходились по душе инородцам, у которых значительная часть жизни протекала на бурных и непостоянных водах Оби и Карского моря. А милосердие святителя трогало их чистую душу, ведь полярная природа зачастую им была не матерью, но мачехой. И, конечно же, они не могли не восхищаться справедливостью этого божьего угодника. 
Легко можно себе представить, какое впечатление на них производили образа с благостными ликами святых, которые писали безвестные художники в монастырях Руси. Ведь до этого сибирские аборигены видели лишь идолов, грубо изображённых в некоем подобии людей. Благодаря этому, впервые видя пред собой православные иконы, инородцы невольно сравнивали красиво написанные лики православных святых, с одной стороны, и грубые изображения своих идолов, с другой. Потому, взирая на строгий, растворённый милосердием, любовью и справедливостью лик святого Николая Чудотворца, инородцы, во всём видевшие тайны, не могли без страха и благоговения смотреть на него.
А если сюда ещё добавить такой немаловажный момент как то, что казаки оказались их победителями, а небесным покровителем этих пришельцев оказался именно Николай Чудотворец, которому русские оказывали глубочайшее почитание, то становится понятным, что инородцы «не могли не усугублять своего почтения к охранителю и покровителю оружия русских». 
Видимо были и другие факторы, повлиявшие на весьма сильное изменение пантеона местных богов. Но как бы там ни было, незаметно для себя,  они стали благоговеть пред святителем Николаем. А в трудные минуты жизни, когда уже отчаивались получить помощь от своих богов, стали изредка обращаться к нему с молитвой. Другого-то выхода уже не было. А потом, по своим языческим обычаям давать ему обеты, что в случае их спасения они принесут жертву этому православному святому.
Но не всем православным русским нравилось такое вольное обращение с их святынями. Вот что вспоминал Носилов. Во время разговора со старичком в беседке, он выяснил ещё несколько интересных для себя моментов из местной жизни. Его престарелый собеседник не верил, что самоеды и остяки по-настоящему веруют в православие, и на слова Константина Дмитриевича, что он сам видел неоднократно самоедов в храме, он утверждал:
«- Я не отрицаю этого, они бывают в храме, покупают свечи и прикладываются, но я думаю, что это тоже идолопоклонство.
- Как? – удивился я.
- Так. Просто потому, что они так же это делают, как со своими идолами, так же поклоняются, так же тащат в храм шкуры, так же суют их под иконы, так же обращаются с ними, просят, говорят. Вы помните большой образ Николая Чудотворца на паперти этого храма?
Я ответил, что помню, кажется, достаточно.
- Вы помните, как у него было попорчено лицо, уста, в особенности, и ноги?
- Как будто помню.
- Это всё было от их приношений этих детей природы: они поклонялись ему, как поклоняются своему идолу, трогали его уста мясом и кровью, поднимали к нему шкуры оленей и сваливали их тут гурьбой, и даже, я слыхал, что были случаи, будто подтаскивали к паперти своих оленей, как они это делают в тундре, чтобы тут же убить их.
- Совершенно верно, -  ответил я ему на это, - это действительно немного поражало в особенности свежего человека, но, по-поему, что нам за дело до того, как выражают свою веру дикие люди; раз они выражают её – они уже веруют, раз веруют – они научатся после и поклоняться. Время сделает и их истинными христианами, как нас с вами, потому что и наши предки, вероятно, имели не менее суеверий.
На этот раз старичок, добрый старичок, по-видимому, совсем не разделял моих воззрений и твёрдо стоял на своём, стараясь, словно даже против воли и доброго своего сердца, доказать мне противное, и мне казалось, что он просто ревновал к этим дикарям свою веру.
Я стал доказывать ему своё, он – противное; я сослался на то, что, однако, самоеды ежегодно и по настоящее время крестятся, он это объяснял только их обетами; я стал говорить, что мне не раз случалось видеть, как самоеды, не попавшие почему-либо в храм, просто забрасывали на его крышу деньги; он утверждал, что это не иначе как только поклонение их бывшему тут покровителю рыболовства». 
Иван Шемановский тоже вспоминал, как во время одного из православных праздников, инородцы принесли в жертву оленя рядом с церковью, кидали за ограду деньги, но после разговора с ними, больше подобных случаев он не замечал. Но в самой церкви инородцы старались держать себя так же, как православные обдоряне. Шемановский как-то записал:
«Держат же себя самоеды в церкви так, что вовсе не оскорбляют чувств христианина. Стараются сообразовать свое внешнее поведение в храме с поведением православных людей». 
А о чём они молятся здесь, стоя у иконостаса, то «ведомо только Господу Богу и его святителю Николаю, пред иконою коего они большею частью стоят». 
Но вот что интересно, явление Николая Чудотворца было зафиксировано даже в городке. «Добрый старичок» рассказал заинтригованному Носилову совершенно криминальный случай, произошедший в церкви. Удивлённый Константин Дмитриевич узнал, что самоеды ограбили её, «и даже были не прочь ограбить и самый чтимый ими образ святителя Николая».  Он попросил старичка поподробней рассказать об этом происшествии, всколыхнувшее весь Обдорск и его окрестности. Из его гневного рассказа исследователь понял, как развивались события.
Ранним утром всё село проснулось от тревожного набата. Люди в испуге выскакивали из домов думая, что где-то случился пожар. Старичок увидел, как «народ валит, бежит к храму». Когда он туда примчался, то церковная ограда была полна односельчан, но никто не знал, что происходит. Только сторож на колокольне продолжал бить в набат, «словно хочет поднять на ноги всю тундру». С трудом его остановили и спустили на землю. Бледный и дрожащий от страха, он поведал сбежавшимся на его отчаянный призыв, что церковь ограбили. И действительно, кто-то из злодеев залез туда ночью, разбив боковое окно. Следы его преступления были налицо, на полу лежала  разбитая кружка, на амвоне разбросаны какие-то вещи. Священник сказал, что пропал крест, и ещё какая-то серебряная вещь. В ящиках всё было перерыто, «и всюду явные следы чьих-то обутых в пимы ног». У людей от такого святотатства даже волосы дыбом встали. Стали думать, кто способен на такое страшное преступление, а ведь в селе народа мало, все наперечёт, к тому же все православные, из политических тоже никто бы не решился на такое. И единодушно пришли к выводу, «что это не иначе как дикари, и не иначе сделали это как только в пьяном виде». Тут же начались розыски, но никаких следов, которые бы помогли выйти на след преступника, найдено не было. Стали расспрашивать остяков, самоедов, но результатов тоже не было. И как заметил разговорившийся старичок:
«- Пожалуй, так бы это дело и кануло в воду, если бы не объявился сам преступник. Не знаю, что его это заставило сделать: совесть ли его мучила уж очень или просто пришёл он к сознанию, что сделал великий перед Господом грех, только пришёл к начальству и сознался. «Я, - говорит, - виноват, я был в храме…». 
Стали его расспрашивать, с кем он туда залез, что толкнуло на такое дерзкое преступление. И вот тут-то выяснились удивительные вещи.
Конечно, залез он туда один, и причина была только одна – деньги. Этот самоед видел, как прихожане оставляли свои приношения в церковной кружке. Да и драгоценных вещей в церкви было много. Но не это было самым интересным, что потрясло всех слушавших.
По словам воришки, ему с самого начала сделалось как-то жутко, уж очень на него подействовали тишина и мрак храма. Но он быстро успокоился и освоился, тихонько пробрался в алтарь и стал там шарить, «что попадёт ценное – за пазуху, что не нужно – оставит. Сколько ни рылся, а денег всё не было».  Тогда-то он и вспомнил, что деньги в храме кладут в кружку. В углу он одну нашёл, вытащил на середину и разбил её топором, деньги так и посыпались по полу. Злодей быстро попрятал их по карманам, но тут ему захотелось ещё больше, поэтому пошёл снова шарить, пока не наткнулся на большой столбец, который стоял у образа Николая Чудотворца. Видит, столбец большой, тяжёлый, деньги так и переваливаются. Алчность застила ему глаза, и недолго думая, он размахнулся топором, чтобы его разбить.
И вот дальнейший ход событий прервало чудо, во всяком случае слушатели, по другому это расценить не могли. Вор вдруг услышал голос:
- Ну, будет тебе, набрался, уходи.
Поначалу он подумал, что откуда-то сзади говорит сторож, и даже оглянулся, но под церковным сводом никого не было. Только он и образа. Тогда самоед посмотрел прямо перед собой, и даже немного поднял свои глаза, как тут же наткнулся на суровый взгляд Николая Чудотворца смотрящий с иконы.
«- И так смотри, так смотрит, что я не помню, как у меня и топор вывалился, и не помню, как я убрался из церкви. И так мне страшно тогда было, что я до настоящего времени хожу, как помешанный, и вот пришёл покаяться и сознаться».
Дальнейшее расследование показало, что самоед не врал, следы на полу оказались «под его ногу», и топор, который нашли перед образом святителя, был его.
Заинтригованный рассказом Носилов спросил, раскаялся ли этот самоед, ходил ли после этого в церковь молиться, просить прощения.
«- Как же! Ходил к миссионеру, пал в ноги, просил прощения, ходил в сам храм молиться «Николе». Говорят, страшно убивался, однако все вещи и деньги не возвратил. Думают, что или потерял он где их в тундре, или просто кому из зырян пропил.
- Как же отнеслись к этому другие самоеды?
- Другие? Кто их знает? Это какой-то чудной народ, которого мы не  знаем: некоторые были будто бы возмущены этим и говорили, что «это не ладно воровать в храме»; другие отнеслись без всякого к тому возмущения.
- Почему вы так думаете?
- Да они уже привыкли к таким чудесам святителя, и так говорят, многие из них видали в глаза в минуты горя…
Но этот ответ мне показался неудовлетворительным, и я, помню, сильно задумался об этом странном случае, и о душе этого странного народа – самоедов». 
Впрочем, глупо думать, что церковные деньги и вещи привлекали взгляды только аборигенов, находились злодеи, покусившиеся на святое и среди самих православных. Подобный случай произошёл задолго до этих событий, ещё в 1772 году. В архивах сохранилось «доношение» о краже церковных вещей и осквернение алтаря.
В конце июля священнику Алексею Карпову по служебным надобностям пришлось уехать в Берёзов, с собой он увёз замок «коим церковь замыкаема была» для ремонта. Сторожа им не полагалось по штату, поэтому он попросил присмотреть за ней, казака Флора Чертова. Когда же он вернулся, то здесь его ждали пренеприятные новости, некоторых вещей в храме не было. Например, «хранимых в кивоте божественных тайн трех частиц», а более, на наш, современный взгляд ничего серьёзного не пропало, так, кое-что из одежды и тканей. Началось следствие. Некоторые предметы были «усмотрены» у берёзовского казачьего атамана Ивана Сверчкова, прибывшего для охраны городка, тут же выяснилось, что их украла его девятнадцатилетняя «дворовая девка» Минодора. На допросе она показала, что за «непорядочные свои поступки» избегая наказания, она сбежала и спряталась в церкви. Божественные частицы она съела, а вещички прибрала к рукам. Но если с воровством всё же можно было смириться, и хоть как-то понять, то выяснившиеся подробности видимо всех ввергли в полный шок.
Дело в том, что она боялась выходить на улицу, поэтому спряталась под престол, взяв церковные ризы, и как далее гласит «доношение»:
«… сидела и спала на них два дня, и по нужде естественной, будучи под тем же престолом, на поле нассала, а мокроту вытерла юпкой, а для другой же нужды выходила в паперть…». 
Во время допроса Минодора призналась, где спрятала все вещи.
После допроса все вещи нашлись, кроме тех тканей, из которых она сшила себе рубашку. Выяснилось, что она уже и до этого была замечена в воровстве, даже у своего хозяина она украла зимнюю одежду. Сверчков её наказал, но по всему выходит, что в прок ей это не пошло.
Когда выяснились детали этого некрасивого во всех отношениях дела, священнику Карпову было велено в церкви не служить, а девка была «отослана для содержания под крепким караулом в Березовское комиссарство». 
Надо особо отметить, что многие исследователи и жители Севера замечали, что аборигены, живущие рядом с русскими, зачастую перенимали у них самые дурные привычки. Они становились своеобразными изгоями, и в тундре их уже не принимали, и в среде русских обывателей их тоже держали на отдалении.
Ивана Шемановского очень интересовал вопрос, почему же инородцы так полюбили именно Николая Чудотворца. В одной из своих статей он особо отмечал, что это всего лишь первая попытка разобраться в этом сложном вопросе, он приглашал к продолжению диспута и других отцов-миссионеров, служивших на Севере, ведь этому святителю поклонялись аборигены не только Обдорского края. Эту особенность веры аборигенов заметили и другие миссионеры, они писали, что из всех христианских святых язычники отдают предпочтение именно Николаю Чудотворцу, считают его «русским Богом», возносят к нему молитвы как к Творцу вселенной. Они плохо знают имя истинного бога, но все знают Бога Николая.
Обдорский миссионер Г. Михайлов писал:
 «Я много раз бывал очевидцем, как они молились Святителю Николаю, с какою глубокою верою обращались к нему, с какою теплою любовью взирали на его лик на иконах, с какою твердою надеждою на его скорую помощь и заступление выходили из храма миссии в Обдорске». 
Он неоднократно пытался убеждать инородцев принять православную веру, но если они не давали обет Николаю Чудотворцу, то все увещевания миссионеров пропадали втуне. Но если обет был дан, то язычники спешили его выполнить, боясь гнева святителя.
Шемановский, в своей статье посвященной почитанию святителя Николая Чудотворца инородцами, добавляет:
«Среди русских обывателей Обдорска существует множество рассказов о том, как гневается святитель Николай на инородцев, уклоняющихся от выполнения «обетов» окреститься. И «друзья» инородцев русские и зыряне, одолевают миссионеров просьбами поскорее окрестить покровительствуемых». 
Иван Семёнович сам признавался, что его многие годы интересуют вопросы, например, любят или боятся святителя Николая инородцы. Почему им «является» грозный Николай, если они медлили с выполнением обета, и бывает к ним милостив, если они покрестились? Он пытался выяснить, почему кочевники не понимали миссионеров, когда те пытались разъяснить значение этого святителя «перед Богом истинным», почему они всё же обоготворили его, несмотря на все усилия их обдорских «друзей» коммерсантов, объяснявших, что Николай Чудотворец всего лишь человек угодивший Богу, потому и называвшийся угодником, но он совсем не Бог.
Но миссионер не находил ответов. Зато при общении с язычниками всё больше и больше убеждался, что Николай Чудотворец стал для них чем-то особенным. Они утверждали:
«Свято Никола – большой Бог. Он в тундре все может… Никола все видит. Для самоедов он – большой благодетель».
Исследователи выяснили, что религия северных инородцев основывается на одухотворении природы, здесь каждое место может иметь своего духа, которому нужно подносить дары, задабривая невидимого местного хозяина.
Но не надо забывать, что различного рода видения были не только у инородцев, православный люд тоже был уверен, что божественные явления и чудесные образы дело вполне реальное, и ничего удивительного здесь нет. Можно вспомнить событие, произошедшее в июле 1636 года, которое, кстати, в дальнейшем сыграло огромную роль в жизни всей Сибири. В тот год, в Тобольске, в то время являвшимся центром православия всего края, одной женщине «явилась пресвятая Богородица с чудотворцем Николаем. Она повелела сказать о своём святом явлении архиепископу, воеводам и всем христолюбивым людям, чтобы во имя ее святого знамения, воздвигнули в селе Абалак Тобольского уезда, другую церковь, рядом с церковью Преображения».  Это знамение было воспринято как покровительство Богородицы над приобретенным краем. Более того, Богородица почитается и как заступница России.
Шемановский вспоминал одну из своих встреч с местным шаманом. Казалось бы, именно такие люди должны были придерживаться религии своих предков особо рьяно, пресекая любое проникновение новой религии в среде своих единоверцев, но оказалось, что святитель и среди шаманов святитель приобрёл большое значение. Миссионер во время разговора спросил шамана, сколько дней осталось до Николина дня:
«… В ноября пять дней и в декабре пять дней. Значит десять дней до Николина дня. О, Никола, - большой бог, людям помогает, остяка жалеет.
- Друг, вот ты Николу угодника Божия считаешь большим богом, веришь ему, а сам шаманишь и ворожбой занимаешься. Это нехорошо.
- Ну, меня Никола терпит, позволяет мне. Я ворожу вправду…». 
Прошло уже более века с этого памятного разговора, а в тундре мало что изменилось, кочевники по-прежнему поклоняются своим богам, но в их чумах стоят православные иконы, и самым почитаемым до сих пор является Николай Чудотворец. Просто древняя религия ушла вглубь народа. Миссионеры, а особенно воинствующий атеизм XX века сделали своё дело. Кочевники об этой стороне своей жизни рассказывают очень неохотно. Но некоторые истории всё же, нет-нет да и доходят до слуха горожан. И оказывается, что грозный святитель Николай Чудотворец никуда не делся, он по-прежнему принимает самое непосредственное участие в делах человеческих. И недаром инородцы когда-то его боялись, гнев действительно мог быть беспощадным.
Неожиданно Ночной Директор вспомнил одну историю, буквально потрясшую всех ямальских тундровиков. Несколько лет назад, у одного оленевода дела пошли как-то наперекосяк, тёмная полоса неудач очень затянулась. Хозяин просил о помощи и своих богов, и Николу Чудотворца, но помощи почему-то не дождался. Тогда в пылу гнева он схватил топор и разрубил икону с ликом святителя на несколько кусков. Очнувшись, он кое-как собрал икону, но…
Прошёл год, и в драке его зарубили топором. Внимательные ненцы с ужасом увидели, что рубленные раны на теле человека в точности соответствовали порубам на иконе с ликом Николая Чудотворца.