Море в стакане

   На море меня впервые привезли лет в шесть. Красоты природы в то время меня волновали мало. Однажды вечером мы отправились купаться, а на море как раз поднялся шторм. Судя по фотографиям, было удивительно красиво – лучи заходящего солнца в прорезях туч, узорами изрисовавших холст неба. На берег с огромной силой обрушивались внушительные волны, отливающие цветами, которым я, маленькая, не могла подобрать названий. А меня тогда всерьез интересовало одно – разрешат ли взрослые поиграть в догонялки с морем.
    Тем же летом я впервые услышала море в раковине. Худой, смуглый, усатый дядька, предлагавший пляжникам нырнуть с аквалангом, протянул мне рапану. Приложи к уху – и услышишь море,- с улыбкой сказал он. Ракушка не производила ни малейшего впечатления  -небольшая, покрытая зеленоватым налетом. На серванте у бабушки стояли две огромные раковины, чистенькие, призывно блестевшие розовыми сердцевинами. Мне никогда не давали их подержать, да что там, даже прикасаться к этому чуду природы не позволялось. Подарок пляжного дядьки (так я его для себя окрестила)  не шел ни в какое сравнение с давним предметом моих детских фантазий, но… Но я, скорчив предварительно недовольную гримасу, взяла раковину и приложила к уху…
    Наверное, нечто подобное чувствовал Будда в момент просветления – словами такое состояние не передать. Справа шумел, накатываясь на берег, прибой, ласковый, голубоватый, сонный. И очень мирный. Его видел каждый, каждый мог коснуться воды рукой, прыгнуть в нее с разбегу. А слева, в моем ухе, шумело совсем другое море – далекое, холодное, непредсказуемое. Море сильное, не считающее нужным эту силу скрывать, готовое говорить на равных лишь с отважными. Таким море бывает вдали от отдыхающих, детских резиновых кругов и надувных матрасов. Перед моими глазами промелькнули картинки из телепередач – волны, разбивающиеся о дикие скалы, какой-то корабль посреди подернутой рябью водной глади… Может, я бы еще много нафантазировала, но мама легонько тронула меня за плечо- дяде пора уходить. Я подняла на него глаза, непроизвольно вцепившись пальцами в только что обретенное сокровище. Отдаленный гул моря, заключенный в такой маленькой по сравнению с ним ракушке и даривший такой большой мир, не мог, не имел права быть в чужих руках! Наверное, вид у меня был совсем уж комичный, потому что пляжный дядька усмехнулся в усы и подарил раковину мне – на память о море.
     С раковиной я так и не рассталась до нашего отъезда, то и дело прикладывала ее к уху. На стене снятой нами комнаты висела карта мира, я и придумала крайне увлекательную игру  - каждый день слушала новое море. И, могу поклясться, что шум, заполнявший уши во время этих сеансов связи, был разным. Теперь я знала, что моря очень похожи на людей – каждое со своим характером и голосом. Как-то в дождливый день мне впервые услышался гулкий бас, ну разумеется, такой мог принадлежать только океану. Вопрос, какому из четырех, был отложен для более детального изучения.
    Но узнать, кто же был моим собеседником, мне так и не удалось. Когда мы приехали домой, ракушки в вещах не обнаружилось. Думаю, мама специально не стала брать ее с собой, так и оставила на шесте забора, где раковина сушилась после купания.
    С тех пор мое желание подобраться к красавицам - рапанам, венчавшим бабушкин сервант, стало нестерпимым. Они хранили удивительные тайны океанских глубин, а непонятливые взрослые не хотели к этим тайнам приобщиться. Даже просто послушать успокаивающий шепот волн не хотели. Этот факт возмущал мою детскую душу ничуть не меньше, чем то, что запрет дотрагиваться до раковин мешал лично моему приобщению. В конце концов, возомнив себя героическим ученым, я полезла на сервант, добывать средства связи с дальними морями. Я не дотянула совсем чуть-чуть, рухнув на пол с ужасающим грохотом. Не знаю, что было болезненней – ушибы или осознание провала, но склоняюсь ко второму. Мысль о наказании даже не потрудилась возникнуть у меня в голове до тех пор, пока не прибежали родители и бабушка. Их негодованию не было предела. Это сейчас я стала умная и понимаю, что они просто переволновались, оттого и были взвинчены. А тогда меня переполняла жгучая обида. Эта дерзкая затея обернулась строгим выговором и несколькими днями без сладкого. Наказание, однако, прошло незамеченным, не выдержав конкуренции с разочарованием.
    Я подрастала, но история с рапанами не шла из головы. На море мы больше не ездили, просить бабушку послушать ее раковины я не решалась. А как хотелось узнать, кому из господ – океанов принадлежал голос, услышанный мной! Ну и остальных послушать тоже было бы неплохо…
    Не помню, когда и при каких обстоятельствах впервые приложила к уху кружку. Услышанное потрясло – море! Прямо там, в кружке! Почему оно там?! До первого урока физики оставались годы, так что научного объяснения данного феномена в моем мире не существовало. Просить объяснения у родителей, подвергнувших меня наказанию за любознательность, не хотелось. С этого момента я тайком слушала море во всех подходящих емкостях – кружках, стаканах, вазочках, банках. Слышимость была плохая, ведь эти предметы ни разу не окунались в морскую воду. Но они все же были лучше, чем ничего.
     Мне было девятнадцать. Мой хороший друг, романтик и выдумщик, стал первым, кому рассказала эту историю. Он не стал смеяться, некоторое время сидел, нахмурив лоб…
-А знаешь, я понял, почему море прячется в вещах, внешне никак с ним не связанных. Чтобы звать к себе, звать постоянно, завораживать своими песнями. Чтобы любой мог услышать его. А песни раковины для редких ушей и не имеют для моря особой цены.
    Это оказалось именно тем объяснением, которое я искала и не могла найти так давно. Там, где невнимательное ухо слышало только шум, мое улавливало призывную мелодию морской лазури, ласковый шепот, убаюкивающий и бодрящий. Я научилась понимать, что вещи могут представлять собой вовсе не то, чем кажутся с первого взгляда. И пристальнее взглянула на своего друга. Неужели? Да. Что-то щелкнуло в голове, екнуло в сердце, дрожью отдалось в коленях. С тех пор мы и не расстаемся.
     Вскоре после этого бабушка затеяла у себя дома генеральную уборку. Она сильно сдала за последний год, поэтому справиться в одиночку не смогла бы. Перспектива разбирать залежи коробок на антресолях и дышать пылью совсем не казалась пугающей, так что помощь моя была вполне добровольной. Все шло замечательно, пока очередь не дошла до старого серванта… Сама идея о том, что бабушка разрешит притронуться к запретным плодам детства, казалась дикой, невозможной, невероятной. Но к этому все и шло. Бабуля только улыбалась, глядя, как я стираю пыль с неровной поверхности раковин и вычищаю их гладкое, блестящее нутро.
-А помнишь, ты была еще совсем малышкой, полезла ними, свалилась…Вот грохот-то стоял! И ходила потом воооот с таким синяком.
-Ба… А почему вы не разрешали мне трогать раковины?
-Непоседа ты была, да и аккуратностью не отличалась. А когда подросла – так не просила больше.
-Ну ясно.
    Взрослая логика – раз не просит дите, можно и не предлагать. Детская обида заворочалась где-то на задворках сознания, но я шикнула на нее, и обида послушно заткнулась. Кода же я ставила рапаны на место, тайком приложила одну их них к уху. И - ничего! Шум, который я услышала, был просто шумом, не имеющим с морем ничего общего. Это были просто блестящие домики для моллюсков. Бабушкины раковины навсегда утратили для меня свое таинственное очарование. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что моря нет и во всех других раковинах. Теперь я слушаю его только в стаканах и кружках. И слушаю не одна.  А раковины эти стали свадебным подарком от моей бабушки, не имеющим, к сожалению, никакого применения, кроме декоративного.