Грачи прилетели

(Конкурсное. Тема: "Сочинение по картине")

"Весна, весна, пора любви,
Как тяжко мне твое явленье,
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови..."
(А.С.Пушкин)

настроение у художника С. было, прямо сказать, по-весеннему приподнятое.
не далее, как вчера от Товарищества Художественных Выставок он получил заказ на новую картину.
среди известных кругов художник С. слыл законченным оптимистом, неисправимым бабником и безудержным фантазёром.
вот и сейчас неуёмная его фантазия, подогреваемая весенним солнышком, в поисках сюжета для нового полотна, сподвигала его на все тяжкие.
"портрет! я буду писать портрет" - категорически решил художник.
"это непременно будет Она! моя Джоконда, моя Юдифь, моя Мона Лиза... что ж я? лаптем деланный?... да, эх-ма! я вам ещё покажу... шедевры русской живописи! мне непременно нужна натурщица. срочно! кто же? кто же?... " - перебирал в уме художник С. знакомые ему многочисленные женские образы... - "а вот хоть бы и горничная Бестужевых Матрёна, для примера... "
и художник С., тут же живо представил дерзкие смоляные локоны и возбуждённый румянец своей последней пассии...
"да! я буду писать свой шедевр с неё! непременно с неё! словно царица будет она возвышаться над туманным белым холодным городом, проезжая в открытом экипаже...
одета по последней моде... в бархатной шляпке с перьями, в пальто украшенном мехом и лентами... там будет муфточка и тонкие кожаные перчатки... а главное - взгляд!...
взгляд царственный, таинственный и немного грустный... да! решено!"
и художник С., не медля ни секунды, очертя голову, помчался к дому Бестужевых.
горничной, открывшей ему с парадного, оказалась совсем не Матрёна.
- э-э-э... - начал было художник С.
- а Матрёны Саввишны нет - отрезала новая горничная, закрывая дверь перед носом художника С.
"Матрёна Саввишна?... вот те! с каких же это калачей?" - удивился художник С.
- позвольте... - спросил он, напирая на дверь...
- шо? - чуть приоткрыла дверь горничная.
- так где ж она?
- дык уехали-с. третьего дни. с племянником нашей барыни. Матрёна Саввишна теперича... барышня – многозначительно подняв вверх пухлый пальчик, сообщила горничная.
- барышня, говоришь... н-даааа... дрянь – сюжет, похоже... эвона! - присвистнул художник С., мысленно попрощавшись в прекрасной незнакомкой в открытом экипаже.
но не расстроился.
он же, если вы помните, был законченным оптимистом.
"да, оно и верно" - думал он. "дрянь - сюжет! как есть - дрянь! ну, просто никуда не годится! то же мне! подумаешь... Матрёна Саввишна! ни кожи, ни рожи! горничная, она и есть!... вот то ли дело сама барыня Бестужева... "
и услужливое воображение тотчас же нарисовало ему неприлично пышные формы мадам Бестужевой, заставив зажмуриться от томительного предвкушения.
вот он - сюжет его нового шедевра, о котором заговорят!
"да! решено! я напишу её пышногрудой купчихой, пьющей чай на балконе своего особняка…
складки темно-фиолетового с черными разводами платья и такой же чепец подчеркнут белизну её округлых обнаженных плеч и свежие краски розового лица...
кокетливо отставив пухлый мизинец, она будет пить чай из блюдечка... как давеча... в прошлую пятницу... ах, как она была хороша... как сладка... как необъятна...
- ну так шо? - вернула его на крыльцо парадного новая горничная.
- эээээ.... а как, говоришь, звать-то тебя, прелестное дитя? - спросил художник С.
- дык это... Дуня ж я... - расплылась в щедрой улыбке горничная, поправляя рюши на белоснежном фартуке.
- Дуня... а что, Дуня, дома ли нынче барин? - вожделенно потирая руки, и успев намётанным взглядом художника мимоходом оценить объём форм под белоснежными рюшами, осведомился на всякий случай С., зная наверняка, что в это время хозяин был по обыкновению на службе.
- дык а как же ж! в аккурат дома! - оживилась горничная, - чихають же оне. и понос. после вчерашнего... позвать? чи шо?
- нет-нет! увольте... другой раз...
"эх, чтоб тебя!" - с досадой подумал художник С.
но не расстроился.
он, ведь, как вы помните, был законченным... ну, вы помните.
"да оно и верно! и это дрянь - сюжет!" - подумал он, - "подумаешь барыня... купчиха... подумаешь формы... жирная корова! вон у новой горничной формы ничуть не хуже!
если не лучше... постойте-ка... а она ведь очень даже ничего…", - оживился художник С. повнимательнее разглядев то, что скрывали белоснежные рюши передника Дуни.
"долой рюши! долой предрассудки! только натура и ничего более! я напишу её так. как есть!", - всё больше воодушевлялся художник, мысленно распуская длинные рыжие волосы Дуняши и решительно скидывая с неё остатки рюшей, -
"бог мой! да вот же он - шедевр! вот она - Русская Венера!"
- ну так шо? - вернула его на крыльцо парадного новоиспечённая "Венера", пытаясь закрыть дверь парадной.
- а, послушай-ка, Дуняша... видишь ли, я - известный художник... - начал С., наваливаясь на дверь.
- тю! кто ж этого не знает! - ответила Дуняша, поддавшись на секунду натиску.
- а что, если я приглашу тебя вечерком к себе в мастерскую и мы напишем там пару этюдов? - заговорщески подмигнул С.
- тю! да знаю я эти ваши этюды! у барыни вон в прошлую пятницу от этих ваших этюдов, через дырявые кальсоны, что вы оставили у неё в уборной, были большие неприятности... - сказала Дуняша и захлопнула дверь.
"н-да... незадача! вот, значится, где мои кальсоны... дрянь - сюжет!... как есть - дрянь!" - сплюнул в сердцах на мостовую художник С.
но не расстроился.
он ведь был... ну, вы помните.
а на улице стояла прекрасная погода.
припекало солнышко.
звенела капель.
весна чувствовалась каждой клеточкой.
и каждая клеточка требовала своего.
щебетали птицы.
дворник на тротуарной театральной тумбе менял старую поблёкшую афишу на новую, яркую. на Александринской сцене давали "Грозу". а в главной роли...
"а, постойте-ка! Лизонька? Лизонька! душа моя! вот! вот, кто станет моей Музой и героиней моего будущего шедевра! да как же я сразу-то...!" -
и, насвистывая, художник С., быстрым шагом направился прямиком к дому известной актрисы.
"что ж я, дурак! позабыл совсем свою Лизаньку! кто ж, как не она прочувствует! да! я непременно буду писать именно её! красавица! вот формы и изгибы, достойные лишь царей! да! я напишу её… Вирсавией, соблазнившей самого царя Давида" - ускорял шаг художник, подгоняемый весенними фантазиями - "я прорисую каждый миллиметр её обнаженного тела, освещенного в густой зелени косыми лучами заходящего солнца... тончайшая игра светотени окутает ее фигуру и выразительность форм...
о, да! я гений! я воспою своим шедевром красоту, пропорции и совершенство её божественного тела... Лиза!"
запыхавшись от вожделенья художник С., остановился под окном актрисы и закричал:
- Лизанька! Лиза! это я! я всё придумал, Лизанька, душа моя! ты - моя богиня! ты - королева моих грёз! ты - совершенство! ты слышишь, Лиза?
в окне появился знакомый силуэт актрисы в накинутом наспех халатике, и художник С., завидев вожделенную натуру, захлебнулся в предвкушении:
- Лизанька! ты дома! о, счастье! я спешу к тебе, моя, нимфа! я буду писать с тебя Вирсавию! шедевр, который поразит весь мир! ты слышишь, Лиза?
- четвертной сначала верни! козёл! - услышал он в ответ знакомое глубокое контральто.
окно с треском захлопнулось. изящная ручка в перстеньке с изумрудом задёрнула муаровую штору. занавес!
абзац.
"вот же дрянь!" – сплюнул в сердцах художник С., наблюдая, как весёлым грязным ручейком уплывает в подворотню его очередной шедевр, - "надо же... четвертной припомнила! Гобсек ты, а не Вирсавия!"
но не расстроился.
ну,... вы же помните?
вот и он вспомнил:
"Вееееронька! Веруша Мамонтова! - милое моё создание! вот! вот, кто мне никогда не откажет!"
добрейшая душа и тонкая натура Вера Мамонтова служила гувернанткой в доме Васнецовых, была умницей и красавицей, каких не сыскать, знала языки, медицину, географию и нотную грамоту... и, помимо необузданной природной девичьей страсти своей обладала нравом весьма покорным. и очень добрым сердцем.
"да! решено! я напишу с неё просто сказочную красавицу! милую, добрую. уставшую от поисков своего счастья... да! это будет Алёнушка! я вижу! вот! она, в сиротливой позе сидит на большом камне, грустно наклонивши голову на колено у мрачного пруда, в дремучем хвойном лесу... она одета в русский обветшалый сарафан, босая, в ее глазах отражается грусть и печаль... и даже сама природа грустит вместе с ней...
да! я - гений! вот шедевр, достойный пережить века! я буду знаменит! Веруша не откажет!"
и Вера не отказала.
в назначенное время она пришла на Набережную как было уговорено.
- вы искали меня, Алёша? - спросила она, озираясь, и пряча лицо под тёмной вуалью.
- да, Веруша, я…, понимаешь ли, такое дело... я хотел...
- вот! это всё, что у меня есть! - сказала Веруша, поспешно сунув в руку С. червонец и продолжая озираться.
- но... - начал было С.
- и не ищите больше встреч со мной, прошу вас.
- но... - продолжил было С.
- Витенька сделал мне третьего дня предложение и мы уезжаем. завтра же. на воды. здесь ему не климат. всё! прощайте!
и С. отчётливо услышал, как застучала каблучками по мостовой стремительно уходящая от него Вера… слава... надежда... любовь...
но...!
ну, вы помните.
на полученный червонец художник С. купил новый холст и краски и принялся –таки за новое полотно.
однажды утром в комнату художника С. заглянул денщик Прохор.
- Ляксей Кондратич, обедать-то нынче будете, али как? что ж вы целыми днями там всё малюете и малюете?
- вот, Прохор! шедевр пишу! понимаешь? почти закончил...
- пантрет? бабу штоле? – живо заинтересовался Прохор, подойдя поближе, чтобы разглядеть полотно.
- да нет, Прохор... пейзаж… видишь ли... опять весна... опять грачи, понимаешь… - засмущавшись пробормотал художник С., поворачивая к свету сырой холст.
- пензаж, говоришь... н-да... - оценив новоиспечённый шедевр, почесал репу денщик Прохор, - жениться бы вам надо, барин! жениться…!

*****************
титры:
все персонажи повествования - вымышлены.
все возможные совпадения - чисто случайны.

в повествовании упомянуты сюжеты известных картин знаменитых русских художников:
- Иван Крамской «Неизвестная»
- Борис Кустодиев «Купчиха за чаем»
- Борис Кустодиев «Русская Венера»
- Карл Брюллов «Вирсавия»
- Виктор Васнецов «Алёнушка»
а также полотно кисти Алексея Саврасова «Грачи прилетели»