Желтая смерть

                «Желтая смерть»
         О кровавых событиях, разыгравшихся в начале июля 1900 года в районе города Благовещенска, когда по Амуру несколько дней плыли трупы и вода была красной от крови, я слышал несколько раз от старых казаков, но серьёзно не воспринимал. Мол решили дедки не то похвалится, не то насочинять.
     Решение докопаться до истины послужил вот такой факт.
     В начале 90-х годов прошлого столетия в области, как и в других местах стало возрождаться казачье движение, появились казаки  и в Биробиджане, им пошили форму, в которой они несколько раз приняли участие в парадах местного гарнизона.  Тогда я и стал свидетелем такого случая. Стоят несколько казаков в полной форме: синих галифе с желтыми лампасами, защитных френчах с регалиями, фуражках с желтым околышем. У кого за поясом, у кого в сапоге нагайка. Из за угла выходят два китайца, пожилой и молодой. Старик бросает взгляд на живописную группу и лицо его начинает сереть, рот широко открывается, как будто ему не хватает воздуха. Он тычет пальцем, чтобы обратить внимание молодого и бормочет. К этому времени я уже изучал китайский и смог разобрать – «Желтая смерть, желтая смерть…  Эти двое обходят казаков далеко стороной и удаляются в сторону железнодорожного вокзала.
   Это моя проба восстановить те страшные события:
      Петру Зимину, казаку станицы Пашковской, не спалось. Он уже не один раз мостился то на один бок, то на другой, пока спавшая рядом жена не толкнула его в бок локтем со словами:
     - Ты, что как вьюн на сковородке, - и не дождавшись ответа, уже почти проснувшись, положила горячую руку на плечо,-
     - Может поясница болит, али плечо?
     - Ничего не болит, спи,- и она тут же заснула, припав головой к мужнину плечу. Петр вдохнул запах её волос, пахло ромашкой и мятой. Он аккуратно встал с постели и тихонько ступая босыми ногами по домотканым половикам, как был в исподнем, прихватив кисет и серники, вышел на крыльцо. Два огромных сторожевых пса, сидевших на цепи во дворе стали повизгивать, но хозяин строго на них цыкнул и они улеглись, хлопая хвостами по земле.
     Казак скрутил из листочки папиросной бумаги цыгарку, закурил. Табак свой, ядреный, для духмяности положил мелиссы и чабреца. Семена предки еще с Дона с собой в поход взяли, под Сретенском садили бабы в огородах, теперь и по Амуру ростят.
      Невеселые думы лезли в голову. Целый год дома не был, а бабы что одни сделают, засеяли в этот год только половину клина, да и сена удалось заготовить мало. Сын с батей сами всё лето в караулах простояли, станицу охраняли, дровяник с топливом для пароходов. Придется нетель забить и десяток овец под нож пускать. Картоха есть, капусту насолим, а там на следующий год возвернем хозяйство.
      Три дня как вернулся он с похода в Китай, до самого Харбина дошли. Сначала пикеты китайской армии разгромили,  а потом пошли линию КВЖД охранять – не раз приходилось шайки хунхузов гонять.
     Один раз крупная банда напала на станцию, кажется Миньшань зовется, сабель в двести. Семафор испортила, стрелки, семьи русских железнодорожников вырезала. Их эскадрон успел перехватить и началась рубка.
     Степан насмотрелся на художества хунхузов, те захваченных женщин и девушек сначала насиловали, а потом животы вспарывали. Мужикам органы детородные отрезали и в рот засовывали – срам то какой. Поэтому и никого не жалел. Рубал и тех кто с оружием и тех, что уже бросил и тянул руки вверх.
     В  том бою догнал рослого маньжура, крепко сбитого и перепоясанного пулеметными лентами. Тот выстрелил из винтовки несколько раз, но казак успевал перегнуться в седле то на один, то на другой бок и догнав, рубанул с оттяжкой, располосовав почти до пояса. В горячке еще двоих отправил на тот свет, уже поднявших руки. У последнего возле ног лежал самодельный клинок.
Откованный в сельской кузнице, он был похож на меч, заканчивающий широким изогнутым лезвием – им только головы на плахе рубить. Вспомнился приказ военного губернатора : « Твердо убежден, что … имя Амурского казака прогремит по всей Маньжурии и станет грозой в китайском населении».
      Это потом хорунжий, у костра расскажет про резню у Благовещенска.
Когда китайцы начали обстрел города и возникла угроза высадки десанта, губернатор приказал всех китайцев собрать и переправить на другой берег. Собрали около двух тысяч, а где на всех лодки взять, погнали вплавь через Амур. Многие плавать не умеют, на берег лезут, их казаки да ополченцы шашками рубят, да топорами. А кто доплыл, свои на берегу убивают.  Утонули почти все. А оставь в городе, да перейди хунхузы с солдатами китайским на наш берег, эти же первыми кинулись бы убивать и грабить. Вот и пойми, где правда.  Конечно, можно было и лодки подготовить или плоты и переговоры провести, да паника говорят творилась. Народ оружейные магазины громил, чтобы вооружиться. А кто и в Астрахановку побег, спасаться.
      После этих событий еще десятки лет китайские матери пугали детей казаками. Желтая смерть, желтая смерть…..