Гореть

- У меня есть тысяча сказок, и каждую из них я готов рассказать тебе – мягкий, щекочущий шёпот на ушко, а дальше – поцелуй в висок и падение в мягкую траву, хотя кажется – прямо в небо. Как будто кто-то расплескал алую краску на облака, и теперь я перепачкался в ней вместе с тобой.
- Послушай, а сказка о закате у тебя есть?
- Наверное… Я пока не знаю. Но даже если и нет, я обязательно придумаю её для тебя, ты не думай, – смешок – я ведь не только рассказываю сказки. Я ещё и сочиняю их, представляешь?
- Считаешь себя творцом? Мастером?
- Немного сумасшедшим – вот и всё. Ну вот смотри, как солнце истекает кровью. Как будто бы оно вскрыло себе вены в ванной, тебе так не кажется?
- Нет. У суицидников ужасные манеры, и в самоубийстве нет ничего романтичного.
- Проблема в том, что ему приходится убивать себя каждый вечер уже тысячи лет. Наверное, у него не болят вены и нет шрамов. Вот только почему оно так хочет прекратить своё существование?
- А почему ты так хочешь дорассказать свою последнюю сказку и рассыпаться в песок?
- Я, наверное, тебе не рассказывал, но мы – уже песок. Песок на подошвах цивилизации. Как тебе это?
- Даже маленькая песчинка блестит… Эй, Нэл? – в упор – золотисто-карие глаза. – А что будет, когда Солнце умрёт?
- Даже не знаю, Эру. Вопрос не в том, что будет, вопрос в том, когда будет. А мы своими руками творим эпоху, в которой главная цель – погасить все существующие источники света. Не принимай буквально, хорошо?
- Тогда..Может быть, закат – это маленький Апокалипсис?
- У слова «апокалипсис» немного не то зна…
- Я знаю, Нэл. Откровение. Знаешь, что я понял? Я смог бы без сомнений погасить себя ради тебя. Хочешь – прямо сейчас.
- Дурачок. Я никогда не буду гасить – я буду гореть сам и зажигать других. Человек человеку – свет, понимаешь? И не ты ли сказал, что у самоубийц ужасные манеры?
- Солнце – тоже самоубийца. Смертник с тысячелетним стажем. Если хочешь, напиши об этом сказку.
- Уже темно. Пойдём, Эру? 

Земля медленно остывала от дневного жара, а два подростка пробирались через поле, держась за руки. И, может быть, только они во всём мире понимали, как это сложно – гореть и не коптить, не чадить, а ярко и ровно сгорать.