Один день из жизни Ивана Дормидонтовича

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ИВАНА ДОРМИДОНТОВИЧА: ЗАПИСКИ ПОЛУБЕЗУМНОГО ГРАФОМАНА (пьеса в нескольких частях с эпиграфом и списком использованной литературы)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В которой Иван Дормидонтович решает начать новую жизнь и встречает таинственного мага.

КАРТИНА ПЕРВАЯ.

Комната И. Д Узкая кровать, рядом с которой небольшая тумба, в углу – старый платяной шкаф с покосившейся дверцей. Огромный обшарпанный письменный стол, на нем – чучело тощего облезлого кота и невероятная гора бумаг, пустых оберток от шоколада, использованных чайных пакетиков и прочего мусора. На задней стене – большое окно без штор, которое давно пора помыть. На стене над кроватью – старый аляповатый ковер, заметно побитый молью. Все помещение производит ощущение запущенности.
На кровати лежит И.Д., укрытый толстым стеганым одеялом. Откуда-то раздается звонок будильника. И.Д. некоторое время не реагирует, затем из-под одеяла медленно появляется рука, так же медленно тянется к тумбе, шарит в поисках будильника. Не находит. Будильник продолжает звонить. Рука опускается вниз, ищет что-то под кроватью, сам И.Д. при этом остается неподвижным. Рука пытается проникнуть все глубже в подкроватные пространства, увлекая за собой тело И.Д. Наконец тело И.Д. падает на пол с дробным грохотом, на нем только семейные трусы в крупный желто-зеленый цветок и довольно густой волосяной покров; из-под кровати победоносно появляется рука с будильником и отшвыривает его в сторону шкафа. Будильник попадает в дверь, резко замолкает, падает на пол. Дверца шкафа срывается с петель и падает сверху на злосчастный будильник.

И.Д. (поднимая голову): Поделом тебе, скотина! Ох… Как же спать хочется.

Медленно поднимается на четвереньки, остается так стоять.

И.Д.: Ни черта жизни нет. С утра до вечера пашешь как осел. Лучшие годы ярмо тянешь. Эх… А теперь и будильник новый нужен. Как же жить… как же жить (сокрушенно качает опущенной головой). Вот бы жить себе в удовольствие: проснулся когда хочешь, делаешь что хочешь… Как этот… Абрамович какой-нибудь. Эх, и что ж я не дочка миллионера…

Продолжает стоять на четвереньках с опущенной головой. В такой позе действительно напоминает потрепанного жизнью ослика. Вдруг отрывает руки от пола, поднимает голову смотрит в сторону окна. Стоя на коленях простирает к окну руки. Фоном звучит торжественная мажорная мелодия.

И.Д.: Я знаю! Спасибо тебе, кем бы ты ни был! Последней каплей стал этот мучитель свободной души, это зверское изобретение человечества (указывает на будильник, раздавленный дверью шкафа). Конец старой жизни! С этого момента начинаю новую, счастливую (напряжение музыкальной темы достигает апогея) жизнь!

И.Д. встает на ноги, гордо выпрямляя спину. Из-за растянутой резинки его трусы открывают миру добрую часть мохнатых ягодиц.

И.Д.: Настало время сбросить с себя ярмо! Долой господ! Я буду сам себе хозяин!

Музыка стихает, И.Д. вдруг замолкает, замирает, задумавшись.

И.Д. (щелкая пальцами): Долой господ! Я буду сам себе хозяин! Гениально! Это же стихи… Что мне стоит стать поэтом, драматургом… Да паршивым прозаиком, наконец! Помнится, в школе я неплохо писал сочинения. Хм… Северина Семеновна еще тогда говорила, что она надолго запомнит меня и мои работы. Правда почему-то приходилось клеить обои у нее дома, чтобы она поставила хотя бы тройку в году… Впрочем, наверное, таков удел гениального творца – быть непонятым.

Начинает хаотично передвигаться по комнате, приложив руку ко лбу, иногда задевая мебель.

И.Д.: Итак, с сегодняшнего дня я становлюсь писателем. К чертям всю прошлую жизнь! Так… позвонить директору… Купить инвентарь… Я буду сам себе хозяин! Да, это нужно записать…

Подходит к столу, роется в куче бумаг, достает из нее мятый листок, рядом находит ручку. Записывает, бормоча. Потом из той же кучи извлекает мобильный телефон, набирает номер.

И.Д. (громким голосом): Алло? Армен Петросович? Это Ваня… То есть Иван Дормидонтович. Я… это… Что? Какой? (голос становится тише) Ну я, это, из снабжения, в подвальчике мы сидим… ага… Да-да, я это. Хорошая у Вас память Армен Петросович (заискивающе улыбается в трубку, потом вдруг лицо приобретает испуганное выражение). Почему не на рабочем месте? Ну это… я… Так рабочий день-то еще… А! (снова громко). Я же вот что звоню. Все, конец! Ухожу я от вас. Буду теперь сам себе хозяин! Потом вот и зво… Что? Нет, не пьяный… Я ж это… вообще ни-ни… То есть… Вот! Теперь захочу и буду пить! Прямо с утра! Увольняюсь, поэтому и зво… Что? Неотложку мне? Зачем это? А!.. Неотложку… (задыхаясь от гнева) да… да… сам дурак!

С гневным выражением лица бросает трубку вслед за будильником. Та, не встречая на пути двери влетает в шкаф, и, судя по звуку, производит там очень разрушительные действия.

И.Д.: Вот же сволочь какая. Неотложку мне. Посмотрим еще, у кого тут голова лучше работает. (обращается к чучелу кота) Ты слышал, Васька, как он со мной? Со мной! (наклоняет голову, пристально глядя на чучело) Так Васька, будем менять жизнь. Начнем с тебя. Будешь ты теперь не Васька… Будешь ты теперь, мой друг… Гм… Как бы… Кто там из писателей был? Скажем, в древности… Аристотель там… Аристофан… Орфей и Эвридика… Порфирий… Хотя нет, Порфирий – это наш сосед по даче… Эсхил… Точно! Будешь ты, Василий, теперь Эсхил. А Манька… где же Манька?

Оглядывает комнату, смотрит себе под ноги. Поднимает сначала одну, потом другую, рассматривая подошвы. Заглядывает под стол.

И.Д.: Манька, Манька. Ку-ку. Ты где? Манька, жрать. О, вот ты где. Спряталась, зараза… Слышала, что новая жизнь сегодня у нас начнется? Слы-ы-ышала ты все (умиленно). Хоть и таракан, а все понимаешь. Будешь ты теперь у меня, Манька, Травиата! Не знаешь, небось, кто это… Думаешь, небось, что репеллент какой? Нет! Это, Манька, великая древнеримская поэтесса! Елки-палки, а как же тебя уменьшительно-то называть? Травка что ли? Да и вообще… давно меня сомнения терзают, что ты мужик ты, Манька… Ладно, будешь тогда у меня Травиатор. Гуляй давай. Потом придешь, покормлю.

Подходит к окну, задумчиво в него смотрит.

И.Д.: Итак, пункт первый выполнен: с директором гм… разобрались. Теперь – инвентарь. Писа-а-ательский (вкручивает указательный палец в воздух в сторону потолка).

И.Д. начинает одеваться, вытаскиваю предметы туалета из самых неожиданных мест: из-под тумбы – бельевую майку, из-под одеяла, лежащего на кровати – потрепанные темно-синие джинсы, наручные часы – из кучи мусора на столе, с оконной ручки снимает пару носков. Начинает одеваться.

Занавес опускается.


КАРТИНА ВТОРАЯ.
 
Те же декорации с небольшими изменениями. За окном темнеет. Между ковром и окном на стене теперь висит большой портрет Че Гевары на глянцевой бумаге; на столе – старый компьютерный монитор с защитным экраном, который держится на резинках, прицепленных к задней стороне монитора разогнутыми скрепками; монитор таинственно светит девственно чистым белым экраном. Системный блок стоит под столом. На авансцене – на полу комнаты – полупустая бутылка дешевого виски. В центре комнаты, тоже прямо на полу, обложившись книгами сидит И.Д. Во рту он держит незажженную трубку, в руке – раскрытую книгу. Остановившимся взглядом смотрит на чучело Васьки-Эсхила.

И.Д. (задумчиво): Вот сидишь ты Васька-дурак и ничего не знаешь. А тут такие вещи пишут… Аж слеза прошибает. Так хорошо, зараза, пишет… (бросает взгляд на книгу в руке) Трындеев Семен Исаакович. Вот головища-то. Хотя, пожалуй, и я смогу не хуже… Хоть про природу, хоть про амуры всякие… Да хоть про снабжение наше… Бывшее наше, то есть. Вот послушай…

Изъезди всю Россию ты,
Но лучше не найдешь подвала,
Чем тот, где с Генкою сидели мы
Полгорода снабжая коленвалом.

Победоносно смотрит на чучело.

И.Д.: Ну что?! Каково? Я еще со всеми этими трындеевыми потягаюсь! Надо записать.

И.Д. поднимает с пола виски, садится за стол к компьютеру, при этом сильно бьется ногой о системный блок, чертыхается и сильно пинает его. Начинает очень медленно, одним пальцем набирать текст на клавиатуре. С некоторой периодичностью отхлебывает из бутылки, каждый раз при этом кашляя и сильно морщась. Раздается звонок в дверь. И.Д. встает из-за стола, выходит за кулисы, через несколько секунд возвращается с пожилым мужчиной в мешковатом темно-коричневом плаще, серых брюках, с седыми всклокоченными волосами. Оба проходят в комнату, И.Д. снова садится к столу, его гость осторожно присаживается на край кровати.

И.Д.(смеется): Генка, ты чего это? Соскучился по мне что ли? День-то всего не видел.

Генка (качая головой): Ванька, брось ты дурь эту. Придешь на работу завтра, подойдешь к Армену Петросовичу, извинишься. Скажешь… ну, что… тараканов травил, дихлофосом надышался. А в себя пришел – страшно стало, на работу, скажи, захотел опять.

И.Д. (доброжелательно улыбается): Эх, Генка. Ничего не понимаешь ты. Я же жизнь начинаю свою заново. Буду я теперь как Абрамович и Пушкин в одном лице. Это ж сказка, а не жизнь. Вот слушай, я и про нас с тобой написал уже.

И.Д. встает со стула, поворачивается к окну лицом. Поставив одну ногу на стул, торжественно начинает декламировать. За окном гаснет свет, на фоне звучит легкая, но тоже торжественная музыка.

Изъезди всю Россию ты,
Но лучше не найдешь подвала,
Чем тот, где с Генкою сидели мы
Полгорода снабжая коленвалом.

Но кончен ныне старый быт
Долой господ! Я сам себе хозяин!
Хотя и Генка не забыт
Полгорода снабдит он коленвалом.

Свет за окном возвращается до состояния сумерек. Музыка смолкает. И.Д. ликующе смотрит на застывшего в восхищении Генку. У Генки широко открыт рот.

И.Д.: Ну, а ты мне про тараканов с дихлофосом. У меня теперь даже домашние животные – и те культурные люди. Да еще и с известными именами. (кивает на чучело кота) Это вот Эсхил. А Манька моя… Маньку помнишь? Так вот она теперь Травиата.

Генка: Ну ты даешь, Ванька. Ах ты хрен-морковка… Гей… Гей-ний… Тьфу ты, напасть какая… Гений! Прав ты, Ванька… Это мне теперь, дураку старому, одному коленвалами всю контору снабжать… Ну не забывай про меня хоть.

И.Д.: Ну что ты, друг мой Генка. Приходи ко мне в гости. Теперь – хоть каждый день. Вот умные люди пишут, что у настоящего писателя образ жизни богемный должен быть. Это значит: приходишь ты ко мне вечером с бутылкой, мы ее с тобой пьем… о культуре беседуем. Потом бабам звоним…

Генка: Каким таким бабам?

И.Д.: Да вот хоть Нюрке, соседке моей. Ты не смотри, что она мясом на рынке торгует. Потенциал у нее ого-го!

Генка: Ого-го – это у нее конечно да… А вот потенциал – не знаю. Сомневаюсь.

И.Д. (грозит пальцем): Пошляк ты, Генка. Мы ее окультуривать будем. Беседы о литературе, о рисовании там… Подруг на рынке у нее много, их тоже возьмем. А вот потом, глядишь, и до ого-го дойдет.

Генка: Хм… Это ты, Ванька, интересно придумал… Голова. А я-то и не догадывался. Литературные вечера, скажем,  бане можно проводить.

И.Д.: Верно, Генка, верно! Так что давай, готовься иди, гладь свой самый лучший свитер. Завтра вечером, в это же время я тебя жду.


Генка встает, выходит за кулисы, И.Д. выходит за ним. Из-за кулис слышатся приглушенные голоса – И.Д. и Генка прощаются. Затем И.Д. возвращается в комнату. Берет виски, отхлебывает, морщится, кашляет. Ходит по комнате. За окном сверкает молния, потом еще одна. Играет музыка, создавая психологическое напряжение. И.Д. поднимает с пола книгу, листает ее, отбрасывает в сторону, отхлебывает виски. За окном все чаще сверкают молнии, свет в комнате моргает. И.Д. не обращает внимания, берет еще одну книгу. Музыкальное напряжение нарастает… Вдруг, одновременно с очень яркой молнией, в комнате гаснет свет, музыка прерывается жутким раскатом грома, слышен звук падения. Через секунду свет зажигается снова. И.Д. лежит в куче книг на полу держа в сантиметре от пола бутылку. На стуле у стола сидит незнакомый человек в кожаном плаще и с улыбкой смотрит на И.Д., ждет, когда тот обратит на него внимание. Наконец И.Д. осторожно опускает руку, приподнимается, садится на пол. Как будто почувствовав чье-то присутствие, оборачивается и вскрикивает от неожиданности.

Незнакомец: Здравствуй, Иван Дормидонтович. Я пришел к тебе. Меня зовут Полирог Овсеевич Обзад-бей.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.