Рассказы с видом из окошка. На счастье и долгую жи

НА СЧАСТЬЕ И ДОЛГУЮ ЖИЗНЬ

Тут переиначивать нечего, потому что давно при¬выкнуть пора, что в день получки всегда так: вре¬мя застывает, будто в космосе, и до трех — когда открывается касса — будто до другой Галактики.
На часах, во всяком случае, только половина двенадцатого, а я уже прошелся по всем отделам, и единственная комната на этаже, куда сегодня я еще не заглядывал, — самая последняя по коридору — комната художника.
Художника зовут Николай. У него круглое лицо, круглые в металлической оправе очки и усы, которые вечно топорщатся вперед. Вылитый старый (ему уже целых тридцать пять) морж Или— тюлень. Словом, нечто морское. Да-да, умудренный годами и опытом морж. Или тюлень.
Я сворачиваю в комнату художника.
— У тебя закурить не будет? — спрашиваю я.
--- А ты вроде бы бросил? — Николай достает сигаре¬ты.
--- Бросил, — я киваю, прикуриваю. — Мне уже, зна¬ешь... — я затягиваюсь. — Мне уже даже хочется не всег¬да!
Стены в комнате художника сплошь увешаны кар¬тинками из иностранных журналов. Местами картинки эти прикноплены старательно, одна к одной; местами висят вкривь и вкось и неизвестно на чем держатся.
Они аляповаты в своем многоцветье и бестолково лег¬комысленны. Художнику — в качестве служителя муз — позволительна подобная заграничная мишура.
Я — курю. Стою, чуть вперед наклонясь, взглядом вперившись в одну из картинок.
Мужик, к примеру, изображен. Румяный добродуш¬ный мужичок в высоченных по самую задницу сапогах и с удочкой за спиной, держащий в могучих объятьях могучую в три обхвата рыбину. И надпись по перимет¬ру: «Добро пожаловать! Польша — рай для рыболовов!»
--- А может быть, съездим, а? — спрашиваю я.
--- Это куда? — спрашивает Николай.
--- Вот! — я тычу в картинку. — Видишь: добро пожа¬ловать!
--- Ну, да! Кто ж тебя выпустит? — спрашивает Нико¬лай, и при этом голос его, его лицо абсолютно серьезны и даже строги, но глаза (я это вижу), глаза — лукавы и веселы. — А про жену ты подумал? — продолжает Нико¬лай. — А то ведь собрался по всяким Польшам, а жена здесь одна с грудным ребенком без средств к существо¬ванию, так, что ли? И в-третьих, нам, чтоб как белые люди, в СВ и с коньяком, — нам нашей получки дальше Бреста не хватит...
--- Все это чушь! — отмахиваюсь я. — Я ж тебе — вообще! Я, может, знаешь, в жизни еще не рыбачил ни разу. Чтоб по-настоящему. В классе шестом, правда, с пацанами соседскими одолжили как-то удочки и на пруды бегали. Но это — не в счет. А тут — представля¬ешь? — поля, леса, реки и все сплошь польское! Даже птички по-польски чирикают. А мы с тобой — по коле¬но в какой-нибудь Висле и пескарей небрежно ловим!
Я болтаю в непонятном задоре. Все донельзя просто. Только — взять и захотеть.
— А потом — хочешь? — в Карпаты! — дым дальних странствий тянется от моей сигареты. — Снимаем по номеру в горном отеле и штурмуем непокоренные вер¬шины! А вечером — дансинг, коктейли и девушки. И все красивые, как Брижит Бардо сто лет назад.
Главное— захотеть. Сильно, по-настоящему захо¬теть.
Я продолжаю:
— А оттуда давай в Бухарест. Это рядом — только с другой стороны. На обед — суп с фасолью и мамалыга.
Потом — поездом до Констанцы и первым же теплохо¬дом в Крым.
Николай кивает.
Я тушу сигарету.
--- А хочешь в Грецию? — тычу в соседнюю картинку и объявляю голосом типовой стюардессы: — Уважае¬мые пассажиры, наш самолет произвел посадку в Афинском международном аэропорту. Туда два часа ле¬ту. Обернемся до вечера. И жене — фотокарточку в пода¬рок: вот здесь стою я, а здесь — стоит Акрополь. И да¬та — 5 октября 1978 года!
--- Давай-давай! — Николай уже улыбается. Я вижу: ему нравится моя игра. — И давай еще — знаешь? — в Венецию, — включается он. — На Дворец дожей посмот¬рим, на собор Сен-Марко и потом— этот...— Мост вздохов, а?
--- Едем! — я чуть не кричу. — В Венецию! В Милан! В Рим! В Неаполь! Куда еще? В Испанию?
--- Коррида...—   Николай   театрально   вздыхает «Под ярким небом Андалузии любил я смуглую Кар мен!..» — он давит сигарету в пепельнице. А в Лиссабон не желаешь? Как портвейн переводится, знаешь? Португальское вино    порт-вейи, Ну, что, поехали?
--- Поехали, - говорю я.
--- А пива в Баварию попить, а? У них кружки с крышками, и на закуску котлета в булке. Называется: гамбургер. И мы где-нибудь так на природе расположимся, а тирольцы в юбках будут нам тирольские танцы танцевать, годится?
--- Нет,— я решительно сворачиваю баварский пейзаж.—Нам некогда. Мам до вечера в Вену надо У нас - забыл, что ли? — билеты и Венскую оперу.
--- И хорошо, — соглашается Николаи.  Вот только за смокингом домой заскочу и на личном «Боинге» прямо вперед.
...Наконец открывается касса. Лихим росчерком я расписываюсь в ведомости. Коридор забит сослуживца¬ми. Все вокруг улыбаются и напропалую шутят.
Вдруг кто-то хлопает меня по плечу. Я оборачиваюсь. Передо мной — Николай.
--- Ну, как — порядок? — глаза его блестят счасть¬ем. — С нами — как? Не желаешь?
--- Нет, — серьезно и твердо говорю я. — Извини. Я сегодня очень спешу, — и для пущей убедительности добавляю: — А пить я теперь тоже бросил.
— Да уж ладно! — машет рукой Николай. — Только не думай, что я забыл, что твоя в декрете сидит. Мо¬жешь трояк не вносить. Что ж мы, не понимаем? Что ж мы, выходит, не люди?

***

Ионическое море у нас за спиной. Мы с женой воз¬вращаемся с пляжа. Слева — итальянские сосны. Спра¬ва — средь зеленых итальянских лужаек — разлапистые пальмы. Белый отель на холме впереди. И над нами — в огромном небе, над редкими мелкими облачками — ог¬ромное итальянское солнце.
--- Мечты сбываются, — говорю я. — Главное — захо¬теть. Сильно, по-настоящему захотеть.
--- Угу, — жена на всякий случай кивает. — Тут хо¬ти — не хоти, а на ужин — все равно макароны.
--- При чем здесь макароны? — я чуть не кричу. — Двадцать лет прошло, но мечты сбываются, понима¬ешь?
--- Конечно, сбываются, — опять кивает жена. — Только чего ты орешь? Это и без тебя всем известно.