Часть третья

«Хроника Спартака» ученого первого века до нашей эры Итамара Лапида, написанная на греческом языке и найденная среди папирусов в Египте, в Оксиринхе
«Я – очевидец и зритель подвигов человека, называвшегося Спартаком. И я был вместе с ним в то время когда он, следуя своим благородным помыслам, освобождал угнетенных. Я не покидал его  почти до последних его дней, разлучившись со Спартаком в конце великой войны, когда судьба его воинства была предрешена. Я выжил; я не был распят; я не был заклеймен, я и сейчас свободный человек,  обладающий досугом и средствами для того, чтобы навеки запечатлеть то, что люди назвали восстанием Спартака. Я начну свой рассказ с того незабываемого момента, когда мы трое - Спартак, Эномай и я задумали это восстание…»…
Глава 1
Заговорщики
Таверна «Славный Геркулес», находившая на окраине Капуи, была почти пуста. Летняя жара заставила жителей города скрыться в тени своих домов, и лишь несколько пьяниц громкими криками нарушали окрестную тишину.
Впрочем, это было не так. Три человека, возлежавшие, как и подобает свободным людям у самого крайнего столика, находились в таверне уже три часа. За все это время они  заказали лишь вина, и то одну бутыль. Зато они не буянили и лишь тихо переговаривались друг с другом. Один из них был сильным, прекрасно сложенным мужчиной, и под его гладиаторским платьем легко угадывались  мышцы. Его мужественное лицо дышало благородством. Светлые, голубые глаза выдавали в нем фракийца. Второй его  сотоварищ был также крепок,  но было видно, что по умственному развитию он явно уступает своему другу. Грубым, будто вылепленным неумелым скульптором, было и его лицо. Впрочем, сразу становилось заметным, что человек он простодушный и не злой. Наконец, третий разительно отличался от них. Он был худ, немного сгорблен, и самым приметным в его внешности были глаза, сверкавшие огнем ненависти,  которую он тщетно пытался погасить.
-Итак, Спартак, - сказал он первому из троицы, - то, о чем ты рассказал мне просто превосходно. Если все будет, так как ты предполагаешь, мы достигнем своей цели через несколько месяцев.
-Даже раньше, - воскликнул второй, мы рассправимся со всеми.
-Тише, Эномай, - оборвал его Спартак, - предприятие, которое мы задумали, требует хорошей подготовки, и, главное, нам не надо забывать, что враг сильнее нас. Кстати, когда ты крикнул «Рассправимся со всеми», у меня похолодели руки. Неужели мы подобны им. А что ты думаешь, Итамар, - обратился он к третьему.
-Эномай прав, - ответил Итамар, - но, конечно, убивать женщин, детей и стариков -  преступление. Мы не подобны нашим врагам. Хоть мне римляне  ненавистны, я не переступлю определенной черты. Никогда не переступлю.
-Что сделали тебе римляне, и за что ты их ты так ненавидишь, - спросил удивленный Спартак, -  Ты никогда не рассказывал об этом.
-Подробности позже, а сейчас вкратце, - ответил  Итамар, - меня распяли на кресте за то, что я посмел говорить правду. Я тоже раньше питал какие-то иллюзии, как и ты, Спартак, был добрым и мягкосердечным, верил предсказаниям пророков, мечтал о всеобщем братстве. Крест излечил меня от фантазий. Теперь я живу лишь ненавистью, ей одной и только ей.
-Да, твоя жизнь нелегка, задумчиво проговорил Спартак, но нельзя жить лишь желанием убить. Впрочем, это лишь мое мнение. Каждый сам выбирает свой собственный путь. Но мы заговорились, - добавил он, как будто бы собираясь с мыслями. Нам пора.
С этими словами, распрощавшись с Итамаром, Спартак и его спутник покинули таверну.
Что же касается Итамара, он заказал еще бутылку вина и погрузился в раздумья.
Если бы какой-нибудь римский прокуратор, децемвир или простой легионер смогли прочитать эти мысли и доложить о результатах начальству, то не произошло бы того, что произошло, и Римская республика не была бы поставлена, по выражению позднейшего историка, на грань катастрофы.