АВЛ. сцены из римской жизни

      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Авл — римский патриций
Марк — его друг
Октавия — его невеста
Децим — отец Октавии
Гней — брат Октавии
Публий — всадник
Луций — слуга Октавии
Август
Старец
Врач
Граждане

      ПРОЛОГ

Римская площадь, заполненная народом. Утро.
Первый гражданин. Эй, чесотка, потеснись! Слава Августу! Куда прёшь, псина!
Второй гражданин. Тише, граждане! Августу слава!
Первый гражданин. Куда прешь, обрубок!
Третий гражданин. Молчи, Толстяк! По таким, как я, взобрался Август на трон.
Первый гражданин. Держи его! Бей клеветника!
Все. Держи! Бей!
Третий гражданин (вырываясь). Прочь, подлая шатия! Пять ран получил я в битвах за Августа. Где же тут правда? Другой только спину согнет — и посыпятся на него деньги, почести, рабы. А таким, как я, околевать. Правда где, я спрашиваю?
Второй гражданин. Тише! Легионеры идут.

Легионеры оттесняют толпу вглубь сцены. На авансцене появляется колесница Августа.

Все. Слава Августу! Августу слава! Да живет вечно божественный  Август!



                ДЕЙСТВИЕ 1

                Сцена 1

Площадь постепенно пустеет. Все спешат за колесницей Августа. Появляется Авл. Он мрачен.

Авл. Проклятый Август, подлый триумфатор!
Ты предаешься неге да веселью,
А я, как червь презренный, пресмыкаться
В бездействии, в бессилье обречён.
Ты раздобрел за счет чужого счастья,
Всех подавив надутым, наглым чванством.
Тиран! Ты обезличил человека,
Его в бездушный винтик превратив.
Все государство — царство бюрократов.
Погибли ум и гордость, честь и правда.
Погибла личность — движитель миров.
И только масса, прежние свободы
На рабство подлое бездумно променяв,
Горланит слепо: «Да живет пусть Август!»
И спины в подхалимстве жалко гнет.
Не мог я видеть попранной свободы.
Не смог смириться с участью раба.
А потому да трепещи, о Август!
Мятеж священный я поднять готов.

В продолжение монолога слышны удаляющиеся и постепенно затихающие крики «Слава Августу! Появляется Марк.

Марк. Мой Авл! Готово всё. Друзья в недоуменье.
Зачем ты медлишь? 3аговор созрел.
Спеши начать. Минута промедленья
Сгубить всё может…
Авл. Мой верный Марк! Ещё спешить не время:
От Аппия условной вести жду.
Мы с двух сторон ударим — и клещами
Тирана стиснем. Пикнуть не успеет,
Как потеряет власть, богатства, силу,
Предстанет снова слабым человеком
Пред нами он, лишенный высшей власти.

Появляется Публий.

Публий. Великий Авл! К тебе спешит твой Публий.
Посланье это поручил мне Аппий
Тебе вручить.
Авл. Спасибо, друг! Но зря меня «великим»
Спешишь назвать. Да видит небо! Боги!
Не внешним честолюбьем увлечен
Ваш бедный Авл. Я вновь вернуть свободу
Мечтаю Риму, личность возродить
И человека мерить не углом,
Каким он спину выгнет в подхалимстве.
Критерием достоинств человека
Вновь сделать честь, отвагу, гордость, ум.
Достойного возвысим. Низких духом
От управленья Римом отстраним.
Хочу предстать строителем, творцом!
И жить в грядущем, вдохновлять героев
На трудный подвиг! Спячку ленной мысли
Нарушу, истину заставив просиять.
Публий. Что до меня, то чуждо мне стремленье
Звенеть в веках. Ценю я больше явства,
Вино, любовниц, почести, богатство.
Просил я Августа о милости однажды —
Он отказал мне грубо. С той поры
Поверженным его желаю видеть.
Авл. Напрасно, Публий, внешность, преходящность
Избрал ты центром тяжести себе!
Не поддавайся мелким побужденьям!
Враждуют часто с истиной они.
Стремись найти в себе ты гражданина,
Философа, ученого, творца!
Стремись к вершинам, к истине, к познанью,
К господству над природой и судьбой!
Марк. Не всем даны великие желанья.
Они удел героев и богов.
От одного философа я слышал
Его ученье, будто человек
Произошел от брака обезьяны
С каким-то богом с олимпийских гор.
Дитя несчастное! Оно ареной стало
Борьбы животных и разумных сил.
Авл. Не будем философствовать! Не время.
Потом, когда тирана сбросим бремя...
Скорей бы Аппий дело возвестил!

                Сцена 2

Сад в доме сенатора Децима, отца Октавии. Полдень.
В саду слуга Луций. Входит Октавия.

Октавия. Что, Авл не приходил?
Луций. Нет, госпожа, ваш Авл не появлялся.
Октавия. Да, Авла нет и нет…Пошлю ему письмо.

Пишет записку.

Иди-ка, Луций, отыщи мне Авла.
Отдаешь записку ему прямо  в руки.

Луций уходит.

Признаться, испугал меня он этим бегством.
И вечно так: то нежит и голубит,
В любви клянется, на колени став,
То вдруг глаза заволокутся думой,
Чело мрачнеет, слово застревает…
Мне страшен Авл тогда. Страшна и непонятна
Его любовь. То любит, то терзает.
То за лобзанье мир отдать готов,
То недоступен, мрачен, непреклонен.
Моя любовь всегда к нему ровна.
Она сияет ярче Солнца мая,
     Благоухает ароматом роз.
Когда я с ним, гармонией прекрасной
Наполнен мир. И снова Солнце греет,
Щебечут птицы, пчелы собирают
С цветов прелестных ароматный дар.
А нет его — всё меркнет. В диссонансах
Страдает мир, гармонию поправ…
Однако поздно. Солнца колесница
Прошла полнеба, отзвенели песни
Влюбленных птичек, нежные листочки
Роса покинула, в эфире растворясь….
А Авла нет и нет...
.
Входит Децим.

Децим. О чем задумалась, Октавия? Всё Авлом
По-прежнему забита голова?
А он давно в объятьях Эвтибиды —
И вряд ли вспоминает о тебе.
Октавия. Что говоришь, отец? Причем здесь Эвтибида?
Какие связи с Авлом у нее?
Децим. Какие связи? Глупою девчонкой
Не притворяйся! Меньше Авлу верь!
Как молодость слепа! Всегда готова видеть
Лишь благородство, честь и красоту.
Не верь любви! Малюет яркой краской
Она предмет свой. Низкую натуру
Возвышенной представит и белила
На черное готова слепо класть.
Не торопись набавить людям цену!
Наивной верой в доброе начало
Не ослепляй свой разум! За любовью
Измену зри! За дружбой жажду выгод!
За речью благородной злую волю,
Равно присущую всем людям всех веков.
Октавия. Нет, нет! Неправда! Авлу верю я,
Изменой черной чувство не распнет он.
Он благороден. Зря, отец, клевещешь.
Ты слепоту громишь, а взор твой застлан
Слепой и неоправданной враждой.
Децим. Я, думаешь, не знаю, что покинул
Тебя твой Авл, ни слова не сказав.
Всё от любви, конечно. Это новость:
Больному бегать от врачей, лекарства —
Влюбленным в бегстве выражать любовь.
Октавия. Мой Авл так занят. Вспомнил он, наверно,
О чем-то важном, что забыл свершить.
И оттого меня мой Авл покинул.
Децим. Октавия. что слышу! Так спокойно
Ты говоришь, что ради дел каких-то
Твой Авл посмел тобою пренебречь.
Как терпишь, что влюбленный не всецело
Тобой захвачен, что он сохраняет
К делам презренным жадный интерес!
Октавия. Отец, зачем себе противоречишь?
Всегда ценил людей, предпочитавших
Любви и чувству денежный успех.
А между тем ты Авла обвиняешь
За то, что не простился он с делами,
Ко мне горячим чувством воспылав.
Децим. Октавия! Прошу тебя, старайся
Отвадить Авла ото всяких дел!
Иль с ним порви! Он что-то замышляет
Недоброе над Августом свершить.
Октавия. В наш век, отец, мир личный раствориться
В великом общем мире обречен.
И тот лишь любит, чья любовь бросает
Его на подвиг, смело раздвигая
Границы достижимого. Но если
Любовь замкнёт мужчину в узком мире
Семейных интересов, частных выгод
И свяжет крылья смелого дерзанья,
К жене и к детям мыслью приковав,
Подобная любовь родному краю
Страшней чумы! Её дитя — бездействье,
А внуки – леность, трусость и позор!
      Децим. Слова все Авла! Мысль его напрасно,
Октавия, стремишься воспринять.
Она мятежна, во вражде с порядком,
И бунт кровавый жаждет возбудить.
Прощай пока и помни: Эвтибиду
И Авла часто вместе застают…

Уходит.

Октавия. Нет, нет! Неправда! Верю: Авл мне верен…
А если… Что?.. Не вынести измены.
Так знай же, Авл, живу одним тобою.
Мне без тебя нет счастья! Если скажут:
«Октавия, немедля выбирай:
Иль Авлу смерть, тебе же избавленье
От всех грядущих в царстве мёртвых мук,
Иль муки вечные в подземном царстве мёртвых,
Но Авлу жизнь…
Пусть скажут так! Я выберу второе.


Между сценами:

Шут. Мечтает Авл о славе Герострата —
Пускай, мол, брат идет войной на брата!
А что касается отчизны и свободы
И прочих громких и красивых слов -
То пропаганда, требование моды.
Слова простые, да богат улов.

                Сцена 3

Та же, что и вначале, римская площадь. Появляется Авл.

Авл. Куда пойти? Весь день брожу, стеная,
Наполнен ядом горечи немой.
Мой Марк уехал. Не с кем поделиться
Своим страданьем… Боги, мне ответьте:
Зачем с душою чуткой в мир я заслан?
Ей места нет среди инстинктов грубых,
Измены, зависти, предателей-друзей…
Как вспомню детство: нежный, чуткий мальчик,
Мечты поклонник, грёз и красоты
Столкнулся с жизнью. Ужасом объятый,
Я часто плакал. Были непонятны
Мне люди. Кровь невинную пролить,
Насмешкой грубой опоганить чувство,
Раскинуть сети подлой клеветы,
Унизить слабых, гнетом непосильным
Народ несчастный тяжко придавить —
Для них блаженство…

                Задумывается.

Октавия! Разлад с тобой некстати.
Люблю я страстно. Но сомненье злое
Подолгу мне покоя не даёт.
В любви тот счастлив, чья натура цельна,
А надо мной злой демон размышленья
Простер крыла, и бедный ум обязан
Вести с собой гражданскую войну.
Я думал часто: как несчастны люди,
Распятые меж богом и животным.
Подумать только: вся любовь с прекрасной
Поэзией и чувством, что с богами
Нас часто ставит на одну ступень,
Все дивные поэмы, что слагают
Влюбленные, готовность примириться
С любым лишеньем — это только перья,
Павлиньи перья, яркая раскраска,
Которою природа прикрывает
Основу низкую божественной любви…
Такие мысли делают неровным
Меня с тобой. Слепое чувство сводит—
Прозренье ж мысли нас разъединяет.
Да! Мысли яд все связи разъедает.
Вот почему веду себя так странно,
Что повод подает для сплетни низкой —
Фантазии животной человека.

             Появляется Гней.

Гней. Приветик, Авл!
Авл. Привет тебе обратно.
Гней. Позволь мне, Авл, задать тебе вопрос.
Скажи мне прямо: любишь ли всецело
Мою сестру?
Авл. Ответ довольно прост.
Он, думаю, не вызовет сомненья.
Да, я люблю!
Гней. Отец ей наставленье
Читал недавно. Он отчасти прав.
Я, думаю, тебе папашин нрав
Давно известен?
Авл. Он не из хороших.
Но брось намеки! Говори ясней!
И что с Октавией? Уж не случилась с ней
Беда какая?
Гней. Только неприятность.
Твоей любви, мой Авл, грозит опасность.
Отец стремится ревность в ней разжечь,
Внести разлад — и тем любовь пресечь.
А между тем какая-то доля правды
В словах отцовских, несомненно, есть.
Он не сказал бы этого, когда б ты
Не подал повода.
Авл. Тому порукой честь,
Что никогда ни в мыслях, ни в поступках
Я не имел тех замыслов преступных,
Что Децим мне зачем-то приписал.
Гней. Ты знаешь, Авл, что месяц миновал,
Как ты с Октавией, моей сестрой, помолвлен.
Ты так хотел. В твою любовь поверив,
Старик-отец гостеприимства двери
Раскрыл широко. И теперь он сломлен
Сознаньем, что доверчивость его
Была обманута так низко и жестоко.
Ты охладел. И, что страшней всего,
В твоем лице присутствье злого рока
Отец узрел: с тобой кто поведётся,
Тому несчастьем дружба обернётся.
Авл. Отец твой глуп. Ты сам какого мненья?
Гней. Я не имел предвзятого стремленья
Тебе перечить. Но ведь ясно видно,
Что равнодушьем полон ты обидным.
Авл. В чем виноват я? В том, что сохраняю
Я наряду с любовью интерес
К дедам гражданским? Что родному краю
Я личный мир на жертву обрекаю.
Я возмущен, что Рим, поправ свободу,
Презрев преданья гордой старины
Склонился ниц. И перед кем? В угоду
Тирану низкому, Не разогнув спины
От утра раннего до угасанья света
Когда-то гордый наш сенат,
Склонившись, лебезит, забыв слова завета,
Что рабство хуже во сто крат
Небытия. И даже смерть прекрасна
Пред этим рабством. Жить же так ужасно!
Да, я люблю Октавию так сильно,
Что вряд ли кто способен так любить.
И все стремленья пред тобой бессильны
Тебя, любовь, злым замыслом убить.
Моя любовь! Бездушных сплетен слизни
Не омрачат тебя на миг один.
Но все же сильней моя любовь к отчизне.
Над человеком выше гражданин.

               Появляется Луций.

Кто здесь?
Луций. Я, Луций. Госпожою послан
     Тебя найти, чтоб передать письмо.
Авл. Октавия? Меня ты не забыла!
Так где ж письмо? Давай скорей сюда!

                Читает.

«Мой Авл! Записку получив, немедля
Приди ко мне! Зачем меня покинул?
Моя любовь в разлуке не запнулась,
Люблю тебя, последнее дыханье
Отдать готова за твою любовь».

Постыдный стыд покрыл румянцем щёки.
Я не достоин пылью лечь у ног
Твоих, Октавия! Я иссушил свой разум.
В раздумьях счастье прозевать готов.
Погряз в сомненьях, мыслей паутина
Мне крылья воли склеила, любовь
Её безмерна, а меня кретином
Сомненья сделали. Так пусть взыграют вновь
Все силы жизни — и сметут плотину,
Границу тяжкую меж чувством и умом.
Лечу сейчас! Исчезни дух сомненья!
Я человек и должен жизнь принять
Всю целиком. За все недоуменья
Ответствен Бог. Зря на себя пенять.
Лечу! Сейчас мои стремленья цельны:
Любовь и разум снова нераздельны.



Между сценами:

Шут. Мечтает Авл о славе Герострата —
Пускай, мол, брат идет войной на брата!
А что касается отчизны и свободы
И прочих громких и красивых слов -
То пропаганда, требование моды.
Слова простые, да богат улов.


                ДЕЙСТВИЕ 2

                Сцена 1

Комната Октавии. Слышны крики, шум, лязг оружия.
Вбегает Октавия.

Октавия. Что там за шум? Куда мой Авл девался?
Вчера вернулся, получив записку.
Был так любезен — и своё отсутствье
Он объяснил нежданными делами.
Дела какие — не сказал. Быть может,
Отец мой прав и что-то замышляет
Мой Авл над Августом нежданно совершить.
Но почему замкнулся он в молчанье,
Меня в восстанья план не посвятив?
Напрасно в твердости моей ты усомнился!
0, участь женщины! Предмет для слов красивых,
Для льстивых, нежных, ласковых речей.
Нас за детей считают — и серьезно
Мужчина с женщиной не любит говорить.

                Входит Децим.

Децим. Октавия, где Авл?
Октавия. Был здесь. Потом ушёл.
Децим. За это время, что его здесь нет,
Твой Авл поднял восстание, собрав
Всех недовольных, всех в долгах погрязших,
В попойках разоренных. Молодежь
Он обольстил речами. И резню
На улицах кровавую устроил.
Да будет проклят дерзкий честолюбец!
Октавия. Отец, я Авла знаю. Побужденья
Его чисты. Уверена я в нём.
     И если на мятеж мой Авл решился,
То, думаю, что это верный путь
Вернуть вновь Риму вольность и свободу.
Децим. Октавия! С мятежником кровавым
Ты солидарна в мыслях! Ты посмела
Сказать мне это, своему отцу!
Ты защищаешь зверя, что стремится
Потрясть порядок, Августа свалить.
Октавия. Не только защищаю, но примкнуть
Намерена к восставшим! Правда, Авл
Не посвятим меня в восстанья планы.
     Я не ропщу. Так трудно полагаться
На самых близких. Верю Авлу я!
Не из порочных побуждений поднял
Он недовольных. Пусть увидят люди,
Что женщины бывают так же твёрды,
Как и нежны, когда наш древний город
Суровой бурей тяжко потрясён.
Луций (вбегая). Там Авл с друзьями ломится в наш дом!
Твоим рабам, наш господин, не сдюжить!

      Шум, крики, лязг оружия усиливаются.

Октавия. Мой Авл! Сюда! Помочь тебе готова!

     Вырывает меч у Дуция и бросается на рабов,
    защищающих дверь.

Децим. Проклятье! Ты позор отца и рода!
Погибни и будь проклята навек!

Поражает дочь и скрывается. В комнату врывается Авл.

Авл. За мной друзья! Мы Децима накажем.
Он много зла свободе причинил.
Где ж он? Октавия! Что вижу!
Нет, это сон, фантазия иль бред?
Октавия, жена моя, невеста, скажи скорей,
Кто смел удар нанесть! 0на молчит…
В беспамятстве холодном...
Уста сомкнулись...Холодно чело…
Ты не умрешь, Октавия! Не можешь
Ты умереть. Я так тебя люблю!
Как я люблю, теперь, пред ликом смерти
Мне стало ясно. Сметены сомненья!
Любовь всесильна! Будет жить она!
Ты не умрешь. Мой Марк, скажи скорее,
Ведь будет жить Октавия? То правда,
Что будет жить? Чего же ты молчишь?
Врача сюда!
Марк. За ним уже послали.
Наш Авл! Тебе мы все сочувствьем полны.
Безмерно горе. Тяжела судьба.
Авл. Что мне судьба! Смириться не намерен!
Весь мир готов я в клочья разнести.
Долой судьбу! Проклятая Фортуна
В расцвете дела нанесла удар
По человеку. Для вождя — победа,
Для человека — самый черный день!
Марк. Там врач пришел.
Авл. Сюда его скорее! Неси воды!

                Входит врач.

Послушай, лекарь, на тебя надежда!
Скорей за дело! Если сможешь к жизни
Её вернуть, то всё, что сделать в силах,
Всё, что попросишь, я отдам тебе.

            Врач наклоняется над Октавией.

Врач. Смертельна рана. Здесь врачи бессильны.
Ей жить осталось несколько минут.

  Авл медленно опускается на колени перед Октавией.

Авл. Как смерть безжалостна! Проклятая старуха!
     Прочь, подлая воровка! Мало трупов
Тебе на улице? 3ачем пришла сюда?
Здесь я люблю! Оставь ее! Не трогай!
Успеешь взять… Зачем же в час победы
Ты красоту украла? Прочь, воровка!
Я кровь пролил. Но разве это значит,
Что мир прекрасного мне больше недоступен?
Я ненавижу многих, но откуда
Ты вывела, что не могу любить?
Прекрасна ты, Октавия! Твой образ
Сметет все образы в мозгу моем, все знаки!
Умрет весь мир во мне! Одна там будешь жить!
Твои глаза сольются с ясным небом,
С прозрачной далью голубых морей.
В вершинах Альп, в прекрасных высях снежных
Я буду видеть мрамор бледных щек,
Твой дивный голос в пенье птиц услышу.
Румянец нежный в утренней заре
Мне улыбнется. Смех твой — смех природы
Под лаской Солнца, негой ветерка…
Но вражья кровь, вид крови, обагрившей
Мечей клинки, костей кровавый хруст,
Потоки крови, землю напоившей,
Заменят ли рубины алых уст?

                Целует Октавию.

Октавия. Мой Авл. Ты здесь. Прощай... Я умираю...
О цели, что поставил, не забудь!
Спеши, мой Авл! Спеши родному краю
Служить. Ведь в этом нашей жизни суть.
А обо мне не плачь! Отец мой —  мой палач.
Но ты ему не мсти! Прощай, мой Авл! Прости!

                Умирает.

Авл. Прощай, любимая. Ты перед ликом смерти
Дала мне твердой храбрости пример…
Итак, друзья, за дело. Личным горем
Не должен вождь все мысли заполнять.
Марк. Мой Авл, гонец мне сообщил недавно,
Что Август вызвал третий легион.
Авл. Ну что ж! Сразимся! Строй, мой Марк, когорты!
Мы быстрым натиском судьбу опередим.

                Сцена 2

Вечер того же дня. Закат. Военный лагерь Авла. Появляется Авл. Он в глубокой задумчивости

Авл. Да! Шут был прав. Я честолюбьем болен.
А иногда тщеславием грешу,
Вот те болезни, что безумным часто
Меня являют в глупом представленье
Толпы бессмысленной. Орел и ворон
Меня терзают, жаждут утоленья
В делах великих, в подвигах, в победах,
В походах по неведомой стране.
Я преисполнен жажды возвышенья.
Стремлюсь я вверх, хочу подняться выше,
Превыше всех — и там царить один.
Мое тщеславье — ворон. Кто не болен?
Великий, малый, лекарь и поэт,
Герой и трус, ученый и невежда
Дань отдают позорной этой страсти,
Тщеславьем названной. Оно бывает редко
Причиной подвигов и тяжких злодеяний.
Оно обычно мелко и смешно,
Тому присуще, кто погряз в конечном.
Весь бренность он, его тщеславье бренно.
Сегодня мнит себя он корифеем,
А завтра, смотришь, пища для червей.
Изжить я должен это малодушье…
Но честолюбье? Как орла прогнать?
Я мальчиком обычных игр не знал.
Не знал с ватагой глупого веселья.
     Я уходил. И там, в уединенье,
Мечтал и плакал. Часто мысль одна,
Мрачнейшая как туча грозовая,
Являлась мне. О ней забыть не мог я
Ни на пиру веселом, ни за книгой,
Ни вечером, ни утром, ни в обед.
В объятьях женщины о ней забыть не мог я!
Да, человек, я думал, как песчинка
В песках Сахары. Жил, любил, страдал,
Надеялся, чего-то добивался,
Имел жену, друзей, детей, любовниц...
Но час пришел — и человека нет.
Исчез он сам. Его затопчут след.
Не почестей хочу я, не богатства,
Не женщин, не поместий, не рабов,
 Не поклоненья, не подобострастья….
Хочу подняться над Небытием!
Хочу себя продлить! Страшнее всех лишений
Сознание, что я умру совсем.
Сознанье, что для новых поколений
Я буду недействителен и нем...
Мы вымрем все! Непрочно наше тело.
Но в памяти людей мы можем жить.
Не все, конечно. Только те, чьё дело —
Для человечества неистово служить.

                ДЕЙСТВИЕ 3

                Сцена 1

Снова утро. Тот же военный лагерь Авла. Появляется Авл. Он спокоен и сосредоточен.

Авл (войску). Друзья, враг близок! Тяжкое сраженье
Нам предстоит. Не устрашимся смерти!
Я мыслю: смерть в бою, в расцвете силы
Прекрасней смерти в старости больной.
Кряхтеть, стонать, быть тягостной обузой
Для общества, для близких, для детей
И умереть в безвестности, забытым,
Затоптанным фалангой новых лет.
Погибнем мы, не испытав заката,
Зато бессмертье обретем в веках,
Как воины, разбившие при Замме
Врага могучего, что Риму угрожал.
Пусть неизвестны имена героев
Отдельно каждое — их имена слились.
Они, в бою спаявшись, воплотились
В одном великом имени «ПОБЕДА»!
Храбрец, в бою погибший, обретает
Бессмертие в грядущих временах…
Марк. Веди нас, Авл! Ведь лучше смерть, чем рабство
Подлейшее под гнётом палача!
Публий. Веди нас Авл! Пылает в сердце ярость
На Августа. Ты знаешь, обойден
Я был наградой. А с того мгновенья,
Как я примкнул к тебе, тяжелые гоненья
Обрушил Август на мою семью.
Авл. Итак, вперед! Погибнем, живы ль будем,
Мы храбростью забвенье победим!


                Сцена 2

Военный лагерь Августа. Строятся легионы. Выходит Август в богатых доспехах.

Август. Я Август, первый в Римском государстве,
Держу к вам речь. Враг окружен. Не выйти
Ему живым. В победе нет сомненья.
Бросайтесь смело в бой! Громите, режьте, бейте
Мятежников презренных! За наградой
Не постою. Кто больше отличится —
Получит больше денег и земли.
Кто побежит – пусть на себя пеняет.
Вождя мятежников, презреннейшего Авла
Живым возьмите! С ним расправлюсь сам.
Так помните: богатства ожидают
Всех храбрецов, а трусам будет смерть.

                Сцена 3

Поле между лагерями Авла и Августа. С обеих сторон появляются сближающиеся легионы. Они сталкиваются. Авл, Марк и Публий в первых рядах, Марк убит. Авл ранен. В войске Авла замешательство. Авл бледен и растерян.

Авл. Мой Марк убит! А я смущен, объятый
Каким-то страхом, не присущим мне.
Сгинь страх проклятый! Не дрожите ноги!
Исчезни слабость! Робкое движенье
Уверенным сменись! Окрепни сердце
Великой целью, что горит вдали!
Мужайся, раб презренный! Или мало
Судьба гнала, смеялась, презирала?
Ты, бесконечный в мыслях, здесь робеешь.
Ты, жертва страха, топчешься на месте!
Свершить не можешь малого деянья,
А мыслью в бесконечное нацелен.
Итак, вперед! Пусть яростью священной
Кровь раскаленная вскипит, вселяя ужас
В сердца врагов! Уверенность в победе
В сердца друзей, соратников моих!

Бросается в битву, увлекая за собой воинов. В продолжение нескольких минут слышен только шум битвы. Август отступает. Появляется Авл. К нему подбегают соратники.

Первый. Великий Авл! Они бегут.
Второй. Наш новый Август! Враг разбит и всюду
Бежит, бросая раненых, оружье,
Объятый страхом. Их сердца трепещут
Перед величьем нового светила.
Публий. Наш Авл великий! Войско в упоенье
Тебя желает видеть. Пред рядами
Оставшихся в живых пройти мы просим.
Авл. Друзья, спасибо. Право, не достоин
Я почестей подобных, сделал только
Я то, что каждый сделать был бы должен.

Приносят тело Марка.

Марк, мой любимый. Пал ты первой жертвой,
Сражаясь храбро. Смерть твоя безмерно
Всех потрясла. Ты был мне верным другом,
С кем поделиться мог я горем, счастьем,
Всегда горячий отклик находя.
Товарищ верный! Мог я положиться
Лишь на тебя, все планы раскрывая
И не боясь быть самому раскрытым.
Мне родствен был по духу. Среди многих
Соратников лишь ты один понять
Меня умел. Второй уж раз победа
Мне тяжким пораженьем обернулась.
Не возместят, мой Марк, твоей потери
Враги убитые, сколь ни было число их.
Мой Марк, услышь! Отныне перед войском
Я клятву дал: своею жизнью Август
Заплатит мне…Да станет нам заветом
Погибшего крылатые слова:
«Да помните, что лучше смерть святая,
Чем рабство подлое под гнетом палача!»

(Действие 4 не написано)
                (май 1945, январь 1972).


                ЭПИЛОГ
                (1972 )

Тюремное подземелье. Авл, закованный в цепи. Пред ним стоит седой старец в черном плаще, неизвестно как оказавшийся в камере Авла.


Авл. Опять ты, старец, мой покой,
Предсмертный на этот раз,
Пришел смутить, встревожить...
Ты помнишь, да? Лет восемь миновало,
Как ты на площади однажды подошел
Ко мне, стоявшему с печальным, горьким видом.
И ты спросил:
«Ты, юноша, так молод,
Исполнен сил. Но почему всегда
Тебя я вижу грустным, одиноким?
     О чем тоскуешь?»
Что я мог ответить?
Я промолчал, но твой вопрос невинный
Мне горек был. Во мне поднял  он бурю
Печальных дум и тяжких размышлений…
Теперь отвечу. Был всегда так грустен
Я потому, что цель себе поставил
Недостижимую. Я, бедный, зачарован
Был с детства славою походов Александра,
Величьем Цезаря, судьбой Октавиана.
Я им завидовал… Вот чёрный червь тоски,
Меня точившей с детства и доныне.
Я видел всё на черном фоне смерти.
Так встречу девушку. Она во цвете лет.
Здорова. Счастлива. А я печальным взором
Всё предстоящее ей в жизни прозревал.
Вот, вижу я, она супругой стала,
Родились дети, красота пропала.
А с мужем ссоры. И, глядишь, стучатся
Болезни, бедность, горе, старость, смерть.
О, мысль о смерти! С самых ранних лет,
С тех пор, как помню я себя, являлась
Ты мне всегда. Со мной ходила рядом.
Я в жизнь загробную тогда почти не верил.
Теперь подавно веру потерял.
Та мысль, расправив чёрные крыла
Над бедным мальчиком, закрыла напрочь небо,
Украла Солнце, звезды, радость, смех
И холодом могильным убивала
Все искры жизни. Долго не могло
Так продолжаться. Мозг мой в лихорадке
Искал спасенья. Я нашел его:
Оно в деяньях, подвигах, твореньях.
Вот смерть чего не смеет победить!
Пускай умру. Зато в веках бессмертным
Мой труд предстанет. А в труде, в творенье
Живет всё лучшее, что в человеке есть.
Так я решил. И ужас смерти сгинул.
Но обрела ль душа моя покой?
Исчез страх смерти. Но орел и ворон
Меня как Прометея стали рвать.
Орел и ворон — это честолюбье
С тщеславьем низким. Вот оно откуда
То честолюбье, что меня толкнуло
Пожертвовать собою за свободу.
Ты видишь, философскую основу
Имеет мой недуг. И он меня заставил
Стремиться ввысь и вечно быть в движенье.
Вот что меня на битву повлекло!
Жизнь преходящую во имя жизни вечной
Я отдал. И не страшен мне палач.
Старец. О, бедный юноша! Ты жертва ослепленья.
Твой путь к бессмертью ложен и греховен.
Исправь же жизнь в ее последних звеньях!
К бессмертью путь другой. И путь тот безусловен.
Вся жизнь твоя — греховная игра.
Ты прав в одном: языческие боги
Не боги вовсе. Но есть Бог добра.
Он Океан. Мы реки и потоки,
Речушки, ручейки. Нас всех приемлет Бог.
Мы в Нём бессмертны. Время там не властно.
Бог — это БЫТИЕ. Бог — это верный кров.
А без него, сам видишь, все ужасно.
Вся жизнь твоя — еще один пример,
Что наша вера — лучшая из вер.
И если в жизни есть ещё значенье,
Оно на пользу нашему ученью.
Вся жизнь твоя — тоска по БЫТИЮ.
Ты весь был к БЫТИЮ единое стремленье,
Но ты пути не знал. И вот ты на краю.
И некуда ступить. И нет тебе прощенья.
Но Бог наш милостив. Прильни к нему с мольбой!
Поверь в него! В Нем обретешь ты вечность.
В нём обретёшь ты счастье и покой.
Ведь, как никто, ты понял быстротечность
Всей этой жизни, жалкой и пустой.
     И ты на этом голову сложил.
Спасай же душу! Ты ещё не жил.
И к вечности твоя не та дорога.
Впусти же в душу истинного Бога!
Bсё в этой жизни лишено значенья
Без света христианского ученья.
Авл. Спасибо старец! Но не верю в бредни.
Ученье ваше — сказки для бабья.
Самообман. Мне этот день последний —
И завтра Солнце встанет без меня.
Я не могу принять твоё ученье.
Его истоки очевидны мне.
То вера трусов. Есть лишь становленье.
И абсолютно в нём НЕБЫТИЕ.
Прощай, старик! А мне пора в дорогу —
В НЕБЫТИЕ — к единственному Богу.


18-21 января 1972 года