Предсказатель

Предсказатель
Автор Федорова Н.В.



Синее море, синие горы,
Синее небо, белый туман,
Красное счастье, черное горе,
Желтое солнце, серый обман.
Как же мы часто, краски меняя,
Образы в жизни себе создаем.
Разные лица, разные судьбы,
Каждый своею дорогой идем.
Красного счастья призрачный лучик
Серым обманом вдруг промелькнет
И из – за туч вместо желтого солнца
Черное горе нам подмигнет.
Ларс Ф.



Была осень тихая сухая солнечная середина сентября. Шелестели желтой шелковой листвой березы с атласными испещренными чернью стволами. Багряными листьями шептались осины. Приятно шуршала под ногами осенняя листва. Погода была прекрасная.
Лена с большой дорожной сумкой спешила на последний рейс междугородного автобуса. Тяжелая сумка тянула руку, и она перебрасывала ее с одной руки на другую. По дороге она пыталась разобраться в своих чувствах. Едва хватало сил, чтобы скрыть отчаяние, сдавившее горло.
«Он приехал, как всегда возбужденный, с новыми увеселительными планами. Это было видно по его блестевшим глазам и веселому настроению.
- Собирайся, дорогая, мы едем в Москву. Там говорят, открыли новое казино
«Элита». Хочу, хочу туда. Он обнял ее, поцеловал, скорее по – привычке, нежели от переполнявших его чувств.  С каждым его приездом она видела, как менялся он. Главным его желанием стало весело провести отпуск, но не дома с женой, а где – то. На этот раз в Москве.
- Я не поеду с тобой в Москву, - сказала она.
- Ты не хочешь ехать в Москву? – спросил он удивленно.
- Да. Я ни куда не хочу ехать. Я плохо себя чувствую. Я болею.
- Глупости. Все пройдет, как только ты приедешь в Москву. Пройдет вся твоя хандра. Поверь мне.
- Нет. Не пройдет, - ответила она.
Он холодно посмотрел на нее.
- А ты поезжай, - сказала она, - но без меня.
Он был взволнован, нервно ходил по комнате и не глядел на нее.
- Я тебя не понимаю. Ты не хочешь ехать в Москву? Ты хочешь, чтобы я в
сидел дома? Что это с тобой? Ты хочешь, чтобы я пожертвовал своим отпуском
из – за твоего каприза? Ты этого хочешь?
- Пожертвовать? Ты это называешь жертвовать? Быть со мной дома это жертва для тебя?
И что тому костер остылый
Кому разлука – ремесло!
Одной волною накатило,
Другой волною унесло.

Говорила она ожесточенно – насмешливо. Но эта насмешка не пристыдила его, а разозлила.
- Что ты такое говоришь?  Ты не справедлива ко мне. Я месяцами болтаюсь на воде, не вижу, не чувствую под ногами твердой земли, приезжаю в отпуск с желанием отдохнуть, развлечься хоть как – то, а ты хочешь мне все испортить?
Ты очень переменилась, - сказал он, вздохнув. Что с тобой стало? Ну, что с тобой?
- Ты не понимаешь? Я не хочу в казино. Я хочу быть дома с тобой. Чтобы только ты и я. Я совсем не вижу тебя. Я…не чувствую тебя. Я…
- Полно истерик. Не хочешь ехать? Я уеду один.
Он говорил, и голос его звучал жестоко и грубо. Она никогда не видела его таким
и не ожидала увидеть.
- Я давно ждала этого разговора. Говори, говори.
- Что ты ждала? Что ты от меня хочешь?
- Я хочу тихой, спокойной семейной жизни, хотя бы во время твоего отпуска.
Она чувствовала, как кровь оставляет ее лицо, как ноздри неестественно расширяются, как бьется учащенно ее сердце.
- Я уеду, хочешь ты этого или нет. Я уеду. Меня там ждут. Все уже решено и я не могу не поехать, - громко раздражаясь, говорил он.
- Да, пожалуйста, уезжай. Но помни, дорогой, я не могу и не хочу так жить.

Все круче все круче заламывать руки,
Меж нами не версты – земные разлуки.

- Хватит, хватит! Я не хочу слушать тебя и твои стихи идиотские. Надоело!
Сорвался он на крик. Она ушла в другую комнату, а он еще долго ходил взад – вперед. Хлопнула входная дверь и наступила тишина. Он уехал в Москву.
Не было слез. Болело сердце и стучало в висках. Какая – то пустота и отрешенность была во всем ее теле. Не хотелось ни о чем думать, не хотелось ни чего делать. Она лежала на диване, устремив взгляд в потолок. Сон пришел  неожиданно, и она уснула. Он позвонил через неделю.
- Забудь, пожалуйста, что я наговорил тебе, - сказал он ласково.
Слезы были готовы потечь из глаз и он, словно почувствовав это, сказал:
- Не плачь, не расстраивайся. Я приеду дня через три – четыре.
- Оставшийся отпуск мы будем вместе. Я люблю тебя. Я тебя очень люблю.
Прошли три дня, четыре дня, прошли четыре недели. Он позвонил.
 - Милая, прости меня, не получилось у меня приехать. Я виноват, во всем виноват. Этого больше никогда не повториться. Поверь мне. Не повториться. Клянусь! Это казино во всем виновато. Оно не отпускает. Понимаешь? Любимая, я только что прилетел из Москвы, у меня совсем нет времени ехать домой за вещами. Вот ели бы ты привезла их. Я буду ждать тебя в аэропорту. Я тебе что – то купил, - говорил он весело. И это «что – то» должно понравиться тебе, - хихикнул он. Я очень тебя люблю, помни это. Чтобы не случилось, я буду всегда любить тебя. Конечно, я дрянь, а может, еще хуже, но я безумно люблю. В Москве мне так не хватало тебя. Постарайся, дорогая, успеть на ночной рейс. Ты ведь приедешь, любовь моя? Ты проводишь меня?
- Нет, - ответила она и положила трубку. Вот так. Золото моих волос, тихонько переходит в седость.
А телефон звонил и звонил. И чтобы не слышать его, она ладонями закрыла уши. После вышла во двор, но и там было слышно через открытую форточку, как звонил телефон.
Вчера еще в ногах лежал!
Ровнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал,-
Жизнь выпала – копейкой ржавою!

Ее отношение к мужу совершенно изменилось. Как будто между ними образовалась пропасть, отделяющая их, и она боялась подойти к ее краю. Она чувствовала, что каждый из них живет своей отдельной друг от друга жизнью. У каждого свои заботы, свои интересы. Ей хотелось отомстить ему за потерянные в ожиданиях молодые годы, за слезы, выплаканные по ночам, когда так не выносимо быть одной, когда хочется ласки, душевного тепла, хочется любви. Она его ненавидела.
Она, как маятник металась по комнате после его звонка. «Как он смог так поступить со мной? Что делать?» - Надо ехать. Это необходимо, - услышала она как будто чей – то голос.
Еще не осознавая, почему необходимо, кому это надо, она быстро оделась, взяла тяжелую сумку мужа и поспешила на последний рейс междугороднего автобуса.
Около губ ее и подбородка образовалась черта раздражительности и обиды. Кровь со стуком приливала к сердцу, и было желание заплакать. Отгоняя его, как что – то не приличное, она старалась вспомнить веселое. Осенние листья летели под ноги, шуршали, словно шептали.
Золотые листья под ноги летят
Что – то, наверное, сказать нам хотят.
Может быть, сказку спешат рассказать,
Или здоровья нам пожелать.
Может, хотят нам сказать, чтобы мы
Были готовы к приходу зимы.
Только не слышу я эти слова
Листья шуршат под ногами едва.
Она медленно шла к остановке, где рейсовый междугородный автобус уже стоял, готовый принять пассажиров. Поднимаясь по ступенькам, волоча за собой тяжелую сумку, почувствовала, как кто – то взял сумку за ручки и приподнял. Обернулась и увидела, интеллигентное лицо с аккуратно подстриженной бородкой и легкой улыбкой на губах. Мужчина лет пятидесяти в светлой куртке, с искрящимися улыбкой глазами, окинул ее теплым участливым взглядом темных глаз, взял из ее рук сумку и внес в автобус.
- Куда нести ваш багаж? – спросил он.
Она подошла ко второму сидению слева и остановилась.
- Вот здесь я устроюсь.
Он поставил сумку возле сидения.
- Пожалуйста.
И слабая улыбка, забывшись, осталась на его губах.
- Спасибо, - сказала Лена, со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили на глаза. Смутившись, что он заметит ее слезы, она отвернулась.
Мужчина прошел по проходу в глубь салона. Она села на сидение возле окна.
В окно было видно здание вокзала, недавно отделанное и окрашенное в приятный сиренево – розоватый цвет. Яркое осеннее солнце, освещая его, еще свежие краски, делало особенно нарядным. Подъезжали к вокзалу машины, высаживали пассажиров с большими дорожными сумками и раздутыми застегнутыми ремнями чемоданами. Разнообразная толпа, сновала взад – вперед вдоль автобусов. Постоянно говорил в микрофон голос, то басовито – протяжный, как будто простуженный, то пронзительно – тонкий, о том, что отходит такой – то автобус или объявляется посадка на такой – то рейс. Вокзал жил своей суетной жизнью, а она невольно томилась не возможностью с кем нибудь поделиться своей тайной мукой, поговорить, рассказать о не сложившихся семейных отношениях, о муже, который говорил, что очень любит, а на деле бросил и уехал после многих месяцев разлуки, в казино.
И снова она вспомнила последний разговор с мужем из Москвы. Казино – вот, что ему нужно после длительного плавания. Казино, а не жена, с претензиями и капризами, ожидавшая его в тоске и одиночестве. «Люблю! Люблю!» И он бросает это слово, как доказательство их, зашедших в тупик, отношений. «Любовь, любовь». Оказалось, что в их жизни любовь занимает ничтожно малое место. Он и в ней убьет это прекрасное, божественное чувство. Он убьет в ней любовь и пока не поздно, да, пока не поздно, оставить его.
Своими яркими неповторимыми красками осень всегда будила в ней воспоминания, и тогда ей хотелось плакать. И сейчас ей хотелось заплакать, но подумав, как это будет выглядеть нелепо, быстро, быстро похлопала длинными ресницами, смаргивая слезы. Вспомнила она себя в первый год учебы в пединституте. Тогда она познакомилась с курсантом мореходного училища, высоким стройным, с копной темно – русых волос, с необыкновенно яркими синими глазами. Форма так ладно и красиво сидела на нем, что у нее замерло сердце, когда он пригласил ее танцевать. Танцевали они весь вечер, болтали обо всем, рассказывали друг другу о себе, словно были знакомы давно.
Он проводил ее домой и попросил о новой встрече. Они встретились с Никитой еще раз и больше уже не расстались. Поженились. Быстро прошли годы учебы. Никита получил звание капитана и ушел в море.
- Ты хоть представляешь, во что превратиться твоя жизнь с мужем – капитанам? Это ожидания, это тревога, это тоска и как неизбежное, отчаяние и слезы, - говорила ей подруга.
Она не поверила, потому что любила.
- Никогда, никогда, - сказала ей тетя, узнав о ее женихе – капитане, не выходи замуж за капитана. Вот тебе мой совет. Ожидания, тревога и одиночество станут неотвратимыми твоими спутниками. Ты не счастлива будешь уже после первого года ожидания. Ожидание убьет в тебе все хорошее, все веселое и беззаботное. Все истратится. Да, да, да и не смотри на меня с удивлением. Запрешь себя в стенах долга перед мужем, и вся твоя красота завянет. Пойми это. А он изголодавшийся за долгие месяцы на море, от длительного воздержания, будет наверстывать упущенное. Он не жалея тебя и твоих чувств, возьмет от жизни все, что ему не хватало и разрушит тебя. Нет. Он тебя уничтожит.
 Но она любила. Первый год она терпеливо ждала мужа. Была тоска, но она отгоняла навязчивые мысли, непрошеные сомнения. В одиночестве она убеждала себя, что любит, что будет ждать. Но ждать оказалось не так просто, когда молодая еще и красивая, когда полна энергии, когда на тебя обращают внимание молодые мужчины, когда так хочется пойти с кем – то в театр, в кино, просто погулять. Прошел год, и она поняла, что значит ждать. На втором году ожидания, ей стало ясно, что ожидание – это испытание. Жизнь проходит мимо, молодые годы уходят быстро. Ни в радости, ни в горе нет мужа рядом. Ожидание стало трагедией.
Разбитая любовь и сердце, порванное в кровь…
И по осколочкам мечты я ухожу, как хочешь ты.
И не в первый раз она вспоминала раннее время замужества. Всегда он был в отличном настроении, всегда с любовью глядели на нее  необыкновенно синие любящие глаза. Сколько юмора и веселья в нем было. Как счастлива она была и, казалось, ей тогда, что ни кто и ничто не разрушит их любовь.
 В автобус ворвался смех, стало оживленно от трех девушек. Озорно блестя глазами, они толкались, громко смеялись, проходя по проходу в глубь салона.  За девушками вошли двое молодых мужчин, не прерывая разговора, прошли в конец автобуса. Входили пассажиры, рассаживались по местам.
Алексей молодой красивый энергичный мужчина вошел в автобус, когда объявили, что посадка на рейс закончена. Дверь закрылась, как только он вошел в автобус. Он на минуту остановился у входа, окинул беглым взглядом  салон автобуса и пассажиров, пытаясь увидеть свободное место. Справа у окна сидел мужчина с аккуратной бородкой, похожий на ученого. Весь такой интеллигентный и разговор с ним за время дороги, наскучит. Такие  всегда сводят беседу к политике. Этой темы Алексей старался не касаться. За ним мужчина в кепочке, не внушающий симпатию. Рядом с ним распутинские глаза смотрели на него пронизывающим, проникающим прямо в душу взглядом.
«Ну и взгляд!» За ними сидел парень, чему – то слабо улыбался. Его рюкзак лежал рядом и занимал все соседнее место. На втором сидении от входа слева, он увидел молодую красивую женщину. К ней и подошел.
- Позвольте устроиться рядом с вами? – улыбнувшись, спросил он и приветливо посмотрел открытыми темно – серыми глазами в длинных пушистых ресницах.
Белые зубы делали его улыбку яркой и самоуверенно веселой.
- Да, пожалуйста, - сказала она.
Оценивающим взглядом окинула его с головы до ног, а после отвернулась, положив голову на спинку сидения и закрыла глаза. Устроившись на сидение, он почувствовал приятный аромат, исходящий от женщины. И снова он посмотрел на лицо женщины. С закрытыми глазами она была похожа на спящую прекрасную, сказочную принцессу. Чуть приоткрытые губы обнажили полоску белых зубов. Ее губы были так свежи и так притягательны, так прекрасны, что Алексей сглотнул скопившуюся во рту слюну, улыбнувшись своим мыслям шальным и смелым. Он отвернулся, пытаясь сосредоточиться на чем – то главном, но аромат спящей рядом женщины, возбуждал, и он опять посмотрел ей в лицо. Оно было прекрасное, умиротворенное, какое бывает во сне.
Ехали быстро. За окнами мелькали деревья в осеннем убранстве, задумчиво синели поля, уходя друг за другом в даль. Облачное небо манило уйти в его туманы, в завораживающую синеву.
Вся тяжесть, что была у него на душе, после разговора с Ольгой, постепенно уплывала, как осенний туман. Что – то необыкновенно легкое, поистине амурное, было у него на душе. Он неприятного разговора, как от сгоревшей свечи, ничего не осталось, кроме легкого все растворяющегося дыма. Легко ему было от находившейся рядом красивой женщины, от мелькающих за окнами осенних красок, а печаль – как дым по ветру и осталась лишь легкая досада (обида). Разговор с Ольгой принял ощущение легкой оскомины, когда пробуешь спелые ягоды черемухи, приятно, но терпко. Этот разговор сводился к его долгу. Он должен был переехать в город, где живет она или они никогда не будут вместе. Никогда! Конечно, Ольга красавица и как многие красавицы – высокомерная и капризная. Вспомнил он начало их встреч и как неизбежное желание пожениться. Вдруг неожиданно и тяжело заболела Таисия Петровна – мать Ольги. Свадьбу отложили. После снова на кануне свадьбы были проблемы со здоровьем Таисии Петровны, и это навело его на мысль, что он не нравится ей. Она делает все, чтобы свадьбы не было. Своими мыслями и соображениями он поделился с Ольгой.
- Это не важно, - сказала она. Я люблю тебя.
И снова они встречались. Она приезжала к нему на выходные дни, на праздники и снова было, как раньше.
Он приехал к ней без предупредительного звонка. Он редко так поступал, обычно всегда звонил. Ольги дома не было. Таисия Петровна встретила его доброжелательно, что с нею редко бывало.
- Оли нет, - сказала она. А ты проходи. Будешь пить чай?
Он пил чай на кухне. Она присела напротив и глядела на него, как будто собиралась с мыслями, морщила лоб, терла переносицу наманикюреным пальцем. Она была взволнованна, и это было видно по красным, выступившим на еще красивом лице, пятнам. Такие пятна были на шее, на начало полной груди, выпирающей их выреза блузки. Рот не находил положения. Он то вздрагивал, то распускался в легкую улыбку, то складывался.
- Знаешь, Алеша, - сказала она, - ты парень не плохой, но для Оли лучшая партия – это Стас. Ты же знаешь его?
Он несколько раз видел Стаса, когда вот так, как сегодня без звонка приходил к Ольге. Стас красивый, молодой, стройный богато и модно одетый. Манеры его были свободными, почти развязными, во взгляде его, неопределенного цвета глаз, была ироническая насмешка, говорил он лениво, нехотя цедя слова. В нем сочеталось что – то дерзкое и высокомерное.
- Он сын наших друзей, - продолжала Таисия Петровна. Мы почти родственники. Понимаешь?
Они пришли, когда он после разговора с Таисией Петровной собирался уже уходить.
- Алеша!? Ты? Я сегодня не ждала тебя, - сказала Ольга, волнуясь.
За ней вошел Стас. Не поднимая опущенной головы, он что – то сказал Ольге на ухо и тут же вышел.
- Проходи, Алеша, нам нужно поговорить.
 Она нервно ходила по комнате, собираясь с мыслями, а после заявила, что если он хочет быть с ней, должен переехать в этот город, что она не поедет жить  к нему. Это исключено. Я не могу бросить свою работу и вообще, - сказала она, - мне надоели эти поездки. Эта неопределенность.
- Я подумаю, - сказал он и уехал.
Но думать было не над чем. Исследовательская работа, диссертация – все это не отпускало его из города и она, знала, что это для него не реально, не возможно. «Не хватило ей мужества сказать, что Стас для нее лучшая партия».
Автобус остановился на вокзале, какого – то города. Было многолюдно. Лена открыла глаза. Люди суетливо входили в автобус и выходи. Пахло чадом станционной кухни, и она почувствовала, что голодна. Но автобус тронулся. Равномерное покачивание, какая – то усталость сморила ее и снова она задремала.
Вдруг Алексей почувствовал голову на своем плече. Он осторожно, чтобы не потревожить спящую женщину, повернул голову и увидел, что она спит, улыбаясь. Он вспомнил, как Ольга любила дремать на его плече. Ольга, Ольга. Лучшая партия для тебя Стас. Возможно, что он для нее лучшая партия. Родители его обеспеченные люди. У Стаса машина самая крутая. Его манеры соответственно занимаемого положения в обществе подобных. Лучшая партия!  Он внутренне без сожаления простился с Ольгой. И ему надоела эта неопределенность, эти бесконечные кратковременные встречи. Он знал, что звонить не будет, приезжать к ней не за чем. Все в их семье решено и для него там места нет. Там Стас. И на здоровье. Он все свои силы направит на диссертацию. Не любовь, а какая – то горечь.
Горечь! Горечь! Вечный привкус
  На губах твоих, о страсть!

Автобус затормозил и встряхнулся. Лена открыла глаза и увидела, что ее голова лежит на плече у мужчины. Она почувствовала, как щеки загорелись густым румянцем. Выпрямилась, отодвинулась, поправляя прическу.
- Извините, - смущенно сказала она.
- Мне не жалко плеча, - улыбнулся он. Можете пользоваться и дальше.
Лена засмеялась.
- Как вас звать? – спросил Алексей, глядя на красивое смеющееся лицо.
- Лена. А вас?
- Я Алексей. Физик – ответил он.
- А я учительница. Преподаю литературу в школе.
- Как вам удается удерживать этих аболтусов весь урок? У меня племянник учиться в 9 классе. Родители с ним сладить не могут. Учителя жалуются. Ведут  себя плохо, уроки срывают.
- Мои ребята любят меня. Я чувствую это.
- Я их понимаю. Вас не возможно не любить.
- Почему вы так думаете?
- Вы очень красивая учительница. Парни в классе, наверное, влюблены в вас?
- Да. Некоторые даже стихи мне пишут. Хорошие стихи. Я им тоже читаю свои стихи. Я учу их, а они меня. У них на все свое мнение и они его отстаивают. Это мне в них нравится. У меня хорошие ребята. Хотите, я вам прочту стих? Мой ученик написал из литкружка.
Она вынула из сумочки лист, свернутый вчетверо и развернула.

Желтый лист осенний в руки мне упал
И его в ладони я несильно сжал.
Будто говорил мне листик золотой:
От зимы холодной забери с собой.
Видишь, умираю без надежды я,
Ты своим дыханием отогрей меня.
Отогрей, прошу я и тогда зимой
В холода и ветры буду я с тобой.
Я наполню сердце солнечным теплом,
И отнес я нежно желтый лист в свой дом.

- Как прости и как гениально, - сказал Алексей.
- Парень талантливый, пишет отличные стихи, но замкнутый, как все чувственные натуры, стеснительный. Влюблен в девчонку, пишет стихи для нее, а отдать не смеет. Только мне он доверил свою тайну. Он любит. Любовь несмелая, неразделенная, мучает его. Стих идет грустный.
- Хорошо, когда учитель и ученики нашли общий язык. Вы замужем, Лена?
- Да. К несчастью замужем.
- К несчастью? Это как же? Уж не хотите ли вы сказать, что муж не любит вас? В это трудно поверить.
- Он любит меня по – своему бесшабашно и безрассудно.
- Интересно. О такой любви я не слышал.
- Он капитан. Подолгу не бывает дома, а когда приезжает, мы форсируем рестораны. Он может вечером, после работы, увезти меня в Санкт – Петербург в ресторан. Возвращаемся мы ночью или рано утром, чтобы успеть мне на урок. Он отдыхает, а вечером мы летим в Соси или Гагры, он любит эти города, в ресторан. Платим бешеные деньги за номер в гостинице, живем сутки, а рано утром летим домой. Он после такого отпуска уходит в море, а я с головной болью, с болью желудка и сердца, остаюсь дома. Вот и сейчас, он улетел в Москву, во вновь открывшееся казино. Я лететь отказалась и мы поругались. Ему уже надо в море, а он только что прилетел из Москвы. Ехать домой за вещами, нет времени, вот я и везу ему вещи в аэропорт, где он будет ждать. Так мы живем. У нас нет детей и я, думаю, их никогда не будет. Что ждать? Надо ли ждать?
Она отвернулась к окну, быстро, быстро захлопала длинными ресницами. Но Алексей заметил, что блеснули в ее глазах непрошенные слезы обид.
Картины за окнами менялись. Вот промелькнула березовая золотая роща. Наступали осенние сумерки, при ярко оранжевой, красной заре. Было еще светло от зари, охватившей пол неба своим ровным, долго не гаснущим светом.

ОН буквально съежился, когда мужчина высокий брюнет с энергичным лицом, с живыми очень выразительными, темными глазами, сел рядом. Нервическая дрожь пробежала по его спине, и сердце взволнованно забилось. Чутье подсказало ему, что в этом человеке что – то не доброе. Чутье всегда выручало его. Чутье, никто не знает, что это такое, но оно есть. Есть в людях что – то такое, что передается от человека к человеку. ОН верил в свое чутье, а потому и попросил разрешение пройти. Тот, не глядя, встал с места и пропустил его.  ОН ушел вперед, устроился на пустующее место кондуктора, с которого были видны все пассажиры, и почувствовал себя спокойно, ощутил равномерное биение своего сердца.
Прямо перед ним сидела красивая женщина с открытыми, но грустными серо – голубыми глазами. Рядом с ней мужчина. Веселый взгляд его темно – серых глаз, делал лицо приветливым и добрым. ОН видел, как вспыхнувшая между ними любовь, озарила пару. Увидел ОН их в ореоле счастья, и сильно забилось его сердце. Из прекрасных глаз женщины ушла грусть, они засветились, как драгоценные камни, множеством отшлифованных граней, излучая божественный свет. Глаза мужчины, как аметисты, разгорались, излучая небывалую по его представлениям, любовь. «Вот это да! Целый любовный костер!» На щеках женщины появился румянец. Лицо мужчины было взволнованно. «Ах, как сияют их глаза!»
ОН почувствовал, как у него холодеет лицо. Приближалось то состояние, какое ОН всякий раз испытывал, придумывая сюжеты к своей новой фантастике.
В этом состоянии соединялись легкая тревога, не известно, откуда берущиеся сравнения и видения, поэтическая сила и тогда он чувствовал власть над человеком. Мысли и дремавшие чувства открывали перед ним то озарение, то дар провидения, ОН чувствовал запахи цветов, краски, звуки, душистые ветры, просторы морей, шум леса, муки любви и видел судьбу человека. ОН не знал, как называется это состояние. Может, вдохновение, когда все дремлющее и уснувшее вдруг оживает, или восторг, или дар провидения.
И снова он смотрит на них, в счастливые глаза и видит, как разгорается их любовь.
ОН часто говорил, что мои глаза почти все время смеются, потому что я беззаботен и пока еще никого не люблю. Но вот ОН встретился с Анной.
Вечером ОН позвонил в дверь. Дверь ему открыла Анна. Зеленое платье плотно облегало ее фигуру, еще по девичьи стройную. Отсвет от платья падал на ее глаза, и они казались совершенно зелеными, невыразимо красивыми. Она протянула ему обе  руки, сжала его ладони холодными пальцами, отступая, ввела в зал.
- Я так соскучилась, - сказала она просто и виновато улыбнулась. Мне уже не хватает вас.
ОН побледнел. Весь день ОН вспоминал о ней с волнением. ОН знал, что можно до боли в сердце любить каждое слово женщины, ее глаза, ее губы, ее едва появившиеся  у глаз морщинки. ОН понимал это. ОН думал, что такую любовь, если ОН даст ей разгореться, не вместит сердце. Она принесет столько терзаний и радости, слез и смеха, что у него не хватит сил, чтобы перенести все ее перемены и неожиданности. И кто знает, может быть, от этой любви померкнет, уйдет и никогда не вернется его фантазия, его дар ясновидения. Что будет ОН стоить тогда? Все равно его любовь, в конце концов, будет безответной. Сколько раз с ним бывало такое. Такими женщинами, как Анна, владеет каприз. В один печальный день она заметит, что ОН не достаточно красив для нее.  ОН чувствовал за своей спиной насмешливые взгляды. Тогда ОН был готов провалиться сквозь землю.
«Только в воображении, - уверял ОН себя, - любовь может длиться вечно и может быть вечно окружена сверкающим нимбом поэзии. ОН понимал, что выдумать любовь гораздо проще, чем испытать ее в действительности».
Поэтому ОН пришел к Анне с твердым решением увидеть ее и уйти, чтобы никогда больше не встречаться. ОН не мог прямо сказать ей об этом. Ведь между ними ничего не произошло. Они встретились несколько дней назад и ничего друг другу не сказали ни о своих чувствах, ни о том, что снова встретятся. Их тянуло друг к другу, и эта сила была так велика, что она пригласила его к себе, и ОН не смог отказать. Да, она вошла в его сердце так неожиданно и так прочно, что ОН испугался этого необычного и очень сильного чувства.
Она глядела на него, казалось, догадалась обо всем, что творится у него на душе.
- Я пришел проститься, - пробормотал ОН глухим голосом. Я бегу от вас.
- У вас не хватает силы и смелости даже для короткой любви?
- Это мой тяжелый крест, - сказал ОН.
- Ну что ж, мой дорогой, - сказала она и положила руку на плечо. – Бегите! Спасайтесь! Пусть ваши глаза всегда смеются. Не думайте обо мне.
Она опустилась в кресло и закрыла руками лицо. ОН увидел, как между тонких пальцев Анны просочилась, блеснула, упала на платье и медленно скатилась слеза. ОН бросился к ней, опустился на колени, прижался лицом к ее теплым, сильным ногам. Она, не открывая глаз, протянула руки, взяла его голову, наклонилась и поцеловала в губы. Вторая горячая слеза упала ему на лицо. ОН почувствовал соленую влагу.
- Идите, - тихо сказала она. Пусть бог простит вас за все.
ОН встал, взял кепку и быстро вышел. «Я отказался от своего счастья, - с грустью подумал ОН».
ОН задремал, а когда очнулся и открыл глаза, то встретился с искрящимися, живыми, как два темных огонька, глазами. Обветренное, загорелое лицо парня было грустным, но едва заметная улыбка была на губах. На коленях он держал гитару, большой рюкзак лежал рядом. «Геолог. Приятное, доброе, волевое лицо – конечно геолог. Только на природе люди могут иметь такое доброе лицо и светлый взгляд». Дальше его взгляд остановился на мужчине. Ему можно было дать лет 45 – 50, с аккуратно подстриженной бородкой и небольшими усиками над верхней губой. «Ученый. На лице прямо видна печать учености. Глаза умные задумчивые. Красивые руки интеллигента, с длинными тонкими пальцами и аккуратно чистыми ногтями». Руки мужчины лежали на небольшом саквояже, пальцы выстукивали какую – то мелодию, чуть прищуренные глаза устремлены в окно. За мужчиной сидели девушки. Больше всего ОН любил рассматривать молодых. Они, как открытая книга. Его сердце наполнилось восхищением перед прелестью девушки с легкими светлыми волосами и с ясными голубыми глазами. «Хохотушка. Добрая и очень веселая. У нее горячее сердце и она любит все живое».
Рядом с ней сидела девушка не красавица, но и не дурнушка. Смеялась она сдержанно, стыдливо прикрывая рот рукой. «Она многое получит в жизни, эта скромница».
Дальше у окна сидела девушка с темными волнистыми волосами и огромными темными, как у лани, глазами. «Красивая! Есть женщины поистине потрясающей красоты. Это почти всегда замкнутые натуры. Они переживают наедине сжигающую их страсть. Она, эта красота, как будто изнутри освещает их лицо. Судьба таких женщин часто бывает необыкновенной, или очень печальной, или очень счастливой».
ЕГО мозг уже работал, словно в одном из фантастических сундуков приоткрылась крышка и выпустила на свет невысказанные мысли, дремлющие чувства, где была спрятана вся фантазия земли. В своих фантазиях ОН видел себя обязательно красивым, юным и веселым. На самом деле ОН был не красив и хорошо знал это. Он был не высокий, худой и очень застенчивый. С этими качествами нечего было надеяться на внимание женщин. Но каждый раз сердце отзывалось обидой, когда юные женщины проходили мимо него.
Как человек он был интересен, знал много занимательных и фантастических историй и это, в первый момент встречи, делало его  необыкновенным.

Автобус дернулся и остановился. «Приехали!? Мать твою…..»  Ругался водитель - молодой мужчина высокий, худощавый, но широкоплечий. Закрыв воспаленные от напряжения глаза, он откинулся на спинку сидения, тяжело вздохнул и минуту сидел без мыслей, в забытье. После растягнул ворот рубашки, который давил и не давал вздохнуть полной грудью, обнажив крепкую загорелую шею и начало груди в мелких темных завитках. Провел ладонями по лицу, успокаиваясь. После открыл дверцу кабины, спрыгнул на асфальт, обошел неспешно автобус, пнул ногой колесо, сплюнул сквозь зубы, засвистел, вытягивая губы в трубочку. «Вот так. И это тогда, когда ему во время нужно быть дома. Рок какой – то. Ох, не судьба, не судьба. До утра нечего и мечтать, никто не поможет».
 Еще молча постоял, глядя, как уходит в вечернюю зорю осенний погожий день. Поднялся в кабину сел за руль.  Взъерошил темный чуб рукой, вытер выступившие на лбу капли пота, взял микрофон и объявил:
- Уважаемые пассажиры! Автобус поломался. Утром, я думаю, нас найдут, автобус отремонтируют, и мы поедем дальше. Желающие могут выйти покурить.
Он открыл дверь. Ветер шальной с шелестом и шумом деревьев ворвался в автобус. К открытой двери подошел высокий молодой мужчина, держа во рту не зажженную сигарету.
- Что с автобусом? – спросил он у водителя.
- А бог его знает. Заглох и все тут.
- А вы не можете исправить?
- Ни в коем случае. Это делает только ремонтная служба.
К открытой двери уже подходили мужчины, не выходя из автобуса, раскуривали сигареты. Вместе со свежестью ветра, автобус наполнялся ароматом и дымом сигарет.
- Я предлагаю, пока еще не совсем стемнело, пойти в лес и разжечь костер - сказал, подошедший с гитарой в руках молодой мужчина, с улыбкой на обветренном загорелом лице. Темные глаза тоже улыбались.
- Меня звать Жена. Я геолог. Разожжем костер, вскипятим чай, если у водителя есть вода.
- У вас найдется вода? - спросил Женя.
- Есть. Вода в канистре. Конечно, вода есть. Как же без воды в дороге.
- Ну вот, вскипятим чай, погреемся у костра, побеседуем, попьем чайку, и ночь пройдет быстро. Поверьте мне.
Он положил гитару на сидение, накинул на плечо рюкзак.
- Давайте воду и топор. Как без топора. Топор есть?
Канистру с водой взял Алексей.
- Есть и топор, - ответил водитель. Вы идите, а я следом с топором приду.
Четверо молодых мужчин вышли из автобуса и направились в лес. Вошли в лес. Горько пахло осиновой корой, хвоей и прелой листвой.
Беззвучно уходил осенний день голубым чистым небом. Шелестели от легкого ветерка золотые березы, багровыми листьями шумели осины.
Пройдя немного, увидели старое костровище. Возле него лежали ветки и поломанные сухие деревья.
- Вот как хорошо! – сказал Женя. Еще немного веток и на ночь хватит. В хорошем месте поломался автобус, - засмеялся он.
- Как будто поломка была запланирована, - ответил молодой красивый мужчина, с темной пышной шевелюрой, похожий на киноактера.
- Да, да. Нас здесь дожидались и место для костра приготовили, - засмеялся Женя.
Мужчины таскали ветки, Женя разложил костер и зажег. Костер разгорался и длинные оранжево – красные языки пламени вырывались вверх, дрожа.   Между тем солнце скрылось за густую чащу леса. Лес темнел на фоне заката. И звезды в небе на востоке уже трепетали скромно и таинственно.
- Пойдемте, девчонки, мы к костру, - сказала девушка с открытыми голубыми глазами.
Они со смехом вышли из автобуса. За ними ушел мужчина, похожий на ученого. ОН тоже собрался выйти, застегнул куртку, надел на голову кепку и вдруг почувствовал чужую мысль в своей голове. «Кто бы это мог быть?»
- Это я, Марат.
Темные глаза мужчины, сидевшего справа, напротив, от которого ОН ушел,  были устремлены на него, а на губах блуждала загадочная улыбка.
- Дьявол!! Марат! Что тебе надо?
- Мне приятно, что ты меня сравниваешь с дьяволом. Значит ли это, что ты признаешь мое могущество? Я хочу знать, кто ты?
- Зачем?
- Почему ты сбежал от меня? Ты боишься меня? И правильно делаешь.

Мне дар один на долю выпал
Кружить по душам, как метель.

- Уж не потерял ли ты собственную душу, в каком нибудь злачном месте, если рыщешь, норовя подобрать какую нибудь неприкаянную душу? Чего добиваешься ты?
- Воздвигнуть алтарь своему могуществу!
- Уж не ждешь ли ты, что твое «могущество» преподнесет тебе на утро отрезвляющее зелье, после твоих нелегких ритуалов? А когда наступит день раскаяния и день бессилия оно твое «могущество» будет, словно сиделка охранять тебя? Ха – ха – ха. Как ты наивен в твоем желании.
- Не смейся, ты ничтожный человек. Придет день, и подчиню себе страсть и разум человеческий, эти жалкие людишки будут в моей власти. Искусство и литературные души – все будут чувствовать мою страсть, мою душу, мое могущество.
- Да, может наступить такой день, когда твои глаза увидят, почувствуют красоту, может быть, даже ты почувствуешь любовь.
- Но главное, таинство всего этого, тебе не постичь, не подчинить.
Такова неизбежная судьба человека, чье воображение и его вечное желание о славе и могуществе, обречены. Самое лучшее, что может послать тебе судьба – это жестокий удар, которым природа призовет тебя к порядку.
- Я вижу, тебе не понятна моя цель. Ты не понял, чего я хочу?
- Цель твоя мне ясна, но силы твои слабы. Я утомлен этой опасной комедией. По - моему тебе нужно выйти из автобуса. Тебе не кажется, что ты хочешь писать? Нет?
- Комедия!? Писать!? Ты думаешь, что я так слаб, и ты можешь шутить надо мною? Можешь оскорблять меня? Не думаешь ли ты, что ты сильнее меня?
Сейчас ты побежишь, да так быстро, что…
Его лицо исказилось злобным смехом, и эта маска, забывшись, осталась на лице. Сам он быстро вышел и пошел не останавливаясь, весь возбужденный, мимо горевшего костра, мимо собравшихся вокруг огня пассажиров, прошел в лес и упал задом на траву, прислонившись спиной к дереву.
- О, боги темноты и могущества!
И не успев сказать, что хотел, был озарен сиянием по величине огромным розово – золотистым, ослепившим его и вогнавшим в сон.
«Музыка, музыка и только музыка, и он (Марат) идет, приноравливая шаг в такт музыке в комнату, откуда она льется. Он увидел, как сосед насилует мать, так показалось ему, мальчишке в 12 лет. Нож в руках, в который он играл с ребятами во дворе, впился под левую лопатку соседа. Тот упал, не успев издать звука с выпученными глазами и перекошенными губами. Мать с широко открытыми от испуга глазами и ртом, из которого не мог выйти ни один звук, сидела оцепенев, забыв закрыть свою наготу. Его взгляд остановился на ее полной белой груди. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. После убежал, оставив истекать кровью соседа и ошеломленную без памяти мать. Собрав наскоро вещи в небольшой рюкзак, ушел из дома навсегда. В его памяти осталась только музыка да мать с широко открытыми немигающими глазами и с обнаженной белой грудью.
То тише, то громче, торжественно ширясь, то, очарованно замирая, звучала музыка его бродячей жизни, жизни вора и убийцы.
Дьявольская музыка, в которой чувствовалась какая – то потусторонняя, чужая сила могущественная, не человеческая, она сделала непостижимое, освободив его из тюрьмы, раздвинув небольшое окошечко до величины двери, распахнув ее. Он творил музыку, творил ее с легкостью, как только это мог делать сам бог. Могущественная сила научила подчинить человека, не лишая его жизни, а только разума и воли. Он стал управлять слабыми человеческими душами, навязывая свою волю, свои мысли. И кто – то сущий в нем, по мимо его воли, помимо его тайной даже для него самого, несказанно более могущественный по сравнению с ним, сознающим себя в этой жизни.
Музыка, музыка, музыка жизни перед которой была ничтожна музыка всех Бетховинов в мире.

А ОН чуть – чуть успокоившись от волнующего разговора, стараясь унять возбужденные нервы, то расстегивал, то застегивал золотистого цвета пуговицы на курточке. Поправил сбившуюся от чего – то на один бок кепку, встал, потянулся, словно очнувшись от сна, подошел к открытой двери и, обернувшись к Лене, одиноко сидевшей возле окна, головой почти касаясь стекла, сказал: « Пойду, посмотрю, как у ребят дела с чаем».
- Я пойду с вами, - ответила Лена.
- Нет. Оставайтесь здесь, пока. На каблучках не дойти. Вас на руках донесут до костра.
- Да кто же это сделает? – засмеялась она.
- Найдется такой. Только ты подожди. Подожди немного.
Он вышел, а Лена осталась стоять у открытой двери.
Разгорались все сильней,  веселей сухие ветки. Трещал и пылал костер. Теплый дым развевался по ветру, застилая ближайший лес. ОН устроился у костра. В лицо пышет жаром. Сквозь дым и пламя костра ОН увидел Марата, сидевшего под деревом, вдали от костра, так что его почти не было видно. Картины жизни Марата, как развевающийся голубой дым, проплывали перед его глазами. Он содрогнулся. Чутье не обмануло его. Он опасен и мыслями своими и поступками. «Одним словом, дьявол».
Костер затухал, поленья еще горели раскалено и жарко. От костра тянуло гарью. Женя сделал две вилки из дерева, возле костра вбил их в землю, положил на них палку, на нее повесил котелок с водой.
Очарованные лучезарным теплом костра, пассажиры молчали, глядя на горевшие поленья.
Вершины деревьев однотонно шумели и скрипели. Луна яркая, точно мокрая мелькала по вершинам, а сучья блестели ее влажным блеском.
Алексей подошел к автобусу, к стоявшей у дверей Лене.
- Лена, позвольте я унесу вас к костру? – сказал Алексей, протягивая к ней руки.
- Ну что вы, я сама дойду, - сказала Лена, покраснев.
- Вам не дойти, каблучки поломаете, - улыбнулся он своей белозубой улыбкой.
Я с удовольствием сделаю это.
- Вы смущаете меня, Алексей, еще больше краснея, сказала она.
- Проблемы? – спросила девушка с живыми, открытыми голубыми глазами, входя в автобус.
- Лене на каблуках не дойти до костра. Я предложил на руках ее отнести. Не соглашается.
- И напрасно не соглашаетесь. Пусть несет, - смеялась голубоглазая. Какой вы размер обуви носите?
- 37, - ответила Лена.
- Я сейчас вам тапочки принесу, они у меня в сумке…. Вот одевайте, как раз будут. Я тоже 37 размер обуви ношу.
Лена сняла изящные туфельки с ног, надела тапочки. Алексей, чувствуя во всем теле необыкновенную легкость и слегка нервную дрожь, взял ее руку и заботливо стал сводить со ступенек. Не отпуская ее руки, повел к костру.
- Чай вскипел,- сказал Женя, снимая котелок с огня и ставя его на плоский камень возле костра. Бросим несколько веточек брусничнику и через 10 мин. будем пить чай.  Из чего же вы, уважаемые пассажиры, будите чай пить? – обратился он сразу ко всем. У меня есть кружка, но, к сожалению, только одна.
- У меня есть стаканчики, - сказал водитель. Они в кабине сейчас принесу……
- Вот, пожалуйста.
Он подал Жене стопку пластмассовых стаканчиков.
- Как хорошо! Спасибо. Как звать тебя?
- Василий я, - ответил водитель автобуса.
- Господа! – громко сказал Женя. Я приглашаю вас на чайную церемонию! Как – то она у японцев называется оригинально? Знал, но, к сожалению, забыл.
Он хлопнул себя ладонью по лбу.
- Ваби – саби, - сказал мужчина, похожий на ученого, улыбнувшись. Печальная прелесть обыденного, - добавил он, еще шире расплываясь в улыбке.
- Печальная? Почему печальная? Что же у них пить чай – это печально? – сказала девушка с голубыми открытыми глазами. – Странные они – эти японцы.
- Да. Японцы вообще народ не обычный. Чтобы их понять, нужно там прожить много лет.
- Подвигайтесь, господа, подвигайтесь поближе к котелку с чаем. Возьмите стаканчики. Я налью вам чай своей кружкой.
Улыбка не сходила с веселого лица Жени.
« Видно чайная церемония доставляет ему явно удовольствие, - подумал ОН»
Сам ОН шарил руками в карманах куртки, пытаясь найти складной пластмассовый стаканчик. «Потерял что ли? Вот ты где, - тихо сказал он , нащупав стакан. Думал, что потерял»
Он улыбнулся. Улыбка преобразила его сосредоточенное лицо.
Надо сказать, что рот его был самая поразительная черта. Линии рта были замечательно тонко изогнуты, в углах образовывалось постоянно, что – то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны, особенно в соединении с ясными синими глазами, забыть это лицо было невозможно.
Вытаскивая из кармана складной стаканчик, он зацепил пальцами футляр с картами, и они вместе со стаканчиком вывалились и рассыпались по земле.
- Что это у вас? Карты? – спросила девушка с открытыми голубыми глазами, удивленно глядя на него.
Она присела, стала собирать карты, разглядывая.
- Карты, карты, - ответил ОН, наклонившись и собирая их.
- Какие интересные карты.
- Карты «Таро», - ответил ОН.
- Вы гадальщик?
- Гадальщик! – засмеялся он.  Предсказатель я.
- Маг? – спросил ученый с бородкой.
- Маг, - ответил ОН.
- Мне очень знакомо ваше лицо, особенно улыбка. Она у вас запоминающаяся.
- Вы писатель – фантаст? Я не ошибся?
- Да, - ответил ОН. Пишу иногда, когда фантазии накопиться много.
- У меня дети читают вашу фантастику так увлеченно, что и меня заразили. Я стал читать, и вы знаете, это занимательно. Фантазия у вас богатая.
- Спасибо, - ответил ОН, смущаясь.
- Предскажите мне, выйду ли я замуж в этом году? – спросила девушка, озорно сверкнув в него голубизной глаз.
А ОН неспешна положил карты в футляр, громко защелкнул его и опустил в карман. А после подошел к уже затихающему костру.
- Ну что, Женя, попьем чайку?
- Да, пожалуйста,- ответил он, улыбаясь.
С наслаждением пили чай с печеньем, которое тоже оказалось у Жени в рюкзаке.

Марат проснулся. В голове его была музыка, музыка успокаивающая, от которой ему стало легко. Горел ярко и весело костер. Он поднялся и подошел к нему.
- Где ты был? – спросил Женя. Почти весь чай выпили, но тебе немного осталось. Возьми стакан, я налью тебе. Как звать тебя?
- Марат, - сказал он, протягивая стакан.
Он пил чай, пытаясь вспомнить что – то. Это что – то забытое, как бы давно ушедшее, и остались едва уловимые очертания, в звуках легкой, успокаивающей мелодии. Его взгляд был устремлен на горящее пламя костра, судорожно лизавшее толстое полено. Пламя то гасло, то с новой силой оживленно охватывало, черня и оставляя налет серого пепла на почти сгоревшем полене. Мысли его были заняты оранжевыми языками пламени. Он помнил, как в детстве дед ему рассказывал, что в огне живет девочка Огневушка – поскокушка и он верил. У костра он всегда до боли в глазах смотрел в огонь, пытаясь увидеть эту необыкновенную девочку. Когда вырос, то понял, что это всего лишь сказка. Сейчас эта сказка ожила и на лице его появилась легкая улыбка, а в глазах отразился оранжевый свет от огня.
Между тем наступила ночь, темная непроглядная. В черной мгле выступили вверху звезды, набухал млечный путь, похожий на бесконечную дорогу, вырисовывались деревья, точно какие – то дивные существа, пристально смотрела луна. Светлый круг луны, словно замер на одном месте, как будто выжидательно глядел, блестел, среди дальний деревьев и ближних раскидистых кустов, мешал свой свет и их тенями. Костер на поляне затихал. Обугленные поленья, готовые рассыпаться серой золой еще сохранили свою форму и судорожно вспыхивали все тускней и тускней. Заметно похолодало.
Женя подбросил веток. Костер вспыхнул и весело затрещал, озаряя своим светом собравшихся вокруг него пассажиров.
- Спасибо, Женя, за чай, - сказал ОН. Что бы мы делами не будь тебя с нами. Ну, кто там хотел узнать о замужестве?
- А, вы, правда, можете предсказать? Предскажите мне необычную, сказочную судьбу, - весело говорила блондинка с ясными голубыми глазами.
-  Хочешь сказочную судьбу? Это нормально, - смеялся ОН весело.
- Все молодые девушки ждут в своей жизни чудо, но увы, чудеса бывают только в сказках Андерсена. Сам же Андерсен был ужасно несчастен. Он ради своих сказок отказался от счастья, от любви и после очень сожалел об этом. А, может быть, вам хочется принца под алыми парусами? Будущее, писал он, к которому мы стремимся, рождается в умении мечтать и любить. Мечтайте же, любите и все у вас будет, как в сказке. Давай твою руку посмотрю.
- А разве не на картах мы будем смотреть мое будущее?
- Давай правую руку. Вначале по руке, если будет что – то не ясно, раскинем карты.
ОН взял ее руку и повернул ладонью вверх.
- Как звать тебя?
- Света, - ответила она.
- Так вот, Света, замуж ты никогда не выйдешь, - сказал ОН тихо, словно извиняясь.
- Почему? – широко открыв глаза, спросила она.
- У тебя на руке знак безбрачия. Вот он.
Лицо Светы веселое все время опечалилось, уголки губ опустились, и было огромное желание заплакать. Она отошла, смаргивая накатившиеся слезы. Чувствовала, как кровь со стуком приливает к сердцу. От волнения щеки залил густой розовый румянец. Не было сил сдержать отчаяние, сдавившее горло. Глаза уперлись в темноту, и она шла в лес уклоняясь от веток, преграждавших ей путь. «Не верю, не верю, не верю». Вдруг отчетливо перед ней встал образ Славы. «Я покажу тебе все прелести брачной ночи, как только ты приедешь, - смеялся он». Она шла и шла все дальше в лес. Сердце поминутно замирало. Прислонившись к стволу дерева, она слышала, как чье – то утешение, слабый шелест листвы и тихие слезы стекали из глаз. Вдруг послышался жуткий крик, то ли совы, то ли ночной птицы. Она от неожиданности вздрогнула и побежала к костру, вытирая ладонями мокрые от слез глаза. Подошла она к костру тихо, со стороны, обходя оживленных пассажиров, обступивших мага. Ей вдруг стало неловко от непрошенных нахлынувших на глаза слез. Проходя, она услышала, как Юля задала тот же вопрос. Интересно, какая у нее судьба? Зажав руками горячие щеки, подошла.
- Я выйду замуж? – спросила девушка не красавица, но было в ней что – то такое притягательное, какой – то магнетизм. ОН почувствовал это сразу и улыбнулся.
- Меня звать Юля, - сказала она, заметно волнуясь.
- Тебе тоже нужен принц, Юля?
- Нет, - ответила она.
Он взял ее руку, а когда увидел ее ладонь, так ему стало весело, хотелось смеяться, глядя в ее темно – серые глаза и напряженно поджатые губы.
- Ох, Юлечка! Будешь ты трижды замужем и вот смотри, твои пятеро деток.
Он увидел, как заблестели ее глаза, было в них что – то странное и вместе с тем счастливое выражение.
- Ой, - засмеялась она. Как много детей.
- А мужей, тебе не кажется многовато? – смеялся Женя.
Все смеялись вместе с ним. А Юля, холодея и замирая от счастья, от переполнявшей ее радости, не могла оставаться в кругу развеселившихся пассажиров. Она ушла и шептала кому – то невидимому нежно, тихо и вдумчиво: Я люблю тебя.
Все шутили и смеялись оттого, что костер весело горел и потрескивал, а кругом тьма страшная и жуткая, оттого что луна глядела ласково и ярко, оттого, наверное, что хорошо было всем в обществе мало знакомых, но ставших такими близкими за одну ночь, людьми. Все здесь были молоды, кроме одного мужчины, так похожего на ученого, который тоже, поддавшись общему веселью, шутил и смеялся.
- Что вы мне скажите? Я Дина.
ОН взял руку Дины и оттого, что увидел на ее руке, ему стало еще веселее. ОН был счастлив сказать ей, что она, как и все красивые девушки с необычно счастливой судьбой. ОН закинул руку назад, сдвинул кепку на затылок так, что его темный чуб упал на лоб, прикрыв его, а его синие глаза весело и озорно сияли. Все, с нетерпением ждали, что скажет маг.
- Дина! Вот смотри, Дина, линия успеха и заканчивается она звездочкой.
- Что это значит? – спросила Дина.
ОН глядел ей в лицо и улыбался. Казалась ему она еще прекраснее, словно изнутри ее светил огонь, и он озарил ее счастливое лицо.
- Это значит, Дина, что будет у тебя звездный успех. Чем ты занимаешься? Работаешь или учишься?
- Я будущий журналист, а еще я пишу картины маслом.
- Вот ты и будешь знаменитым художником.
- Неужели все, что вы сказали, правда?
- Тебя не устраивает такой успех?
- А если звезда не загорится?
- Загорится, будь уверенна.
Она легким  привычным движением руки отвела от лица пышную прядь темных волос, выбившуюся из завязанного сзади хвоста. Через смуглую кожу щек пробился яркий румянец, и она улыбнулась. В улыбке, в молодом изящном лице, в черных блестящих глазах, в блеске камней в серьгах – все было очаровательно в ней. Молодой мужчина стоял близко, видел пушистые ресницы вокруг ее темных открытых глаз, слышал тонкий запах ее волос. Его волновала ее гибкая шея с пульсирующей синей жилкой, тонкое запястье ее изящной руки, по которой скользил золотой браслет, тонкие длинные пальцы с розовыми ноготками, все в ней нравилось ему. Непонятная сила влекла его к этой девушке. Он встречал за последние годы много очаровательных девушек, но почему - то только она…. Дело несомненно в том, - думал он, - что не малую роль играла, конечно, ее необыкновенная красота. Она дразнила его жаждой любви возвышенной и романтичной, утонченно – чувственной, почти обожествляющей тот идеальный женский образ, который он всегда рисовал себе: непременно темные кудрявые волосы, страстные открытые карие глаза, стройная. Сам он был полон уверенности, что он избранник судьбы.
Да, он был отмечен природой, как фигуры тех прохожих, которые сразу привлекают внимание наблюдателя и остаются в его памяти.
Она повернулась, чтобы отойти и встретилась лицом к лицу с молодым мужчиной, который наблюдал за ней. Она сдержанно улыбнулась. Окинув его взглядом, увидела горделивую посадку головы, темные блестящие глаза и улыбающиеся губы. Он был красив, высок, элегантен.
- Говорят, чтобы стать магом, нужно пройти испытания, а после посвящение? – спросил молодой мужчина.
- Верно говорят. Я в Каире принял посвящение и получил магический пояс.
- Сложно стать магом?
- Магом, мой дорогой юноша, не становятся, магом рождаются. У нас в семье все мужчины маги. Магом был мой прадед, магом был мой дед, маг мой отец, маг и я. Это династия.
- Сейчас много литературы по магии продается. Купи и делай, как там пишут. Вот тебе и маг, - с иронией в голосе сказала Света.
Ей хотелось тоже обидеть его. Хотелось….она не знала чего ей хотелось. Может ударить….а может… Она была зла на него. Ей хотелось сказать что – то такое, чтобы он ….чтобы все поняли, что он не маг вовсе, что он все придумывает. Она ему чем – то не понравилась, и он обидел ее.
ОН понимал обиду этой девушки и всякий раз, когда ему приходилось говорить не то, что может быть, хотелось услышать от него, он расстраивался. Но не мог же он обмануть ее.
- Верно, - ответил ОН, - книг продается много, люди их покупают, многие даже пробуют что – то делать, но магами, как ты говоришь, они никогда не будут. Это большая ошибка, я бы сказал преступление продавать такую литературу свободно. Она таит в себе много неприятностей, даже трагедий особенно для очень любознательных.
- В чем трагедия там же все написано.
- А трагедия в том, дорогая моя, что ни в одной книге не говорится, как защитить себя от ответного удара. А такой вполне очевиден.
- У вас есть ученики? – спросила Юля.
- У меня есть ученики. Учатся много, а настоящим магом будет один, два.
Сидевший не вдалеке Марат обратил внимание на Дину. Она должна быть мусульманка, - подумал он. Он видел темные густые волосы, спадавшие вдоль спины, мягкие блестящие, как черный соболиный мех, брови, черные, как бархатный уголь глаза, пленительный рот оттенен был темным пушком, безусловно, - решил он, - она мусульманка. Как завороженный смотрел он на нее не в силах оторвать взгляд. Его взгляд, его мысли, уже вошли в ее мозг и стали обволакивать ее, его желанием. Их глаза встретились. Он смотрел на нее гипнотизируя, навязывая свою волю, подчиняя ее своим мыслям. Ее глаза помутневшие, как будто сонные, уже в его власти.
К магу подошел молодой мужчина и подал свою руку.
- Я Олег. Скажи, что ждет меня в жизни?
Он поправил рукой длинные красивые коричневые волосы, которые шли к его бледному лицу. Бледность его была слишком бескровная, с желтым налетом.
Глаза лихорадочно блестели. ОН взял его руку и посмотрел. Надвинул кепку на лоб, так, что не стало видно глаз.
- Все у тебя в жизни не понятно, парень. Линии не четкие, не ясные. Взлеты и падения – все будет у тебя.
- Ты видишь на моей руке смерть? Так и скажи прямо.
ОН содрогнулся. Парень словно прочел его мысли.
- О чем ты? Какая смерть?
Первый раз в жизни, ОН покривил душой, не сказав правды.
- У тебя, Олег, - вздохнул ОН, - не здоровые мысли, не хорошее настроение. Ты сам не знаешь, что ждешь от жизни, ты сам не хочешь выровнять свою судьбу, четко и ясно представить свое главное желание в жизни. Мысли мечутся. Определись, что хочешь ты, что ждешь от жизни.
- Ты прав, маг. Мысли у меня не спокойные, это верно. Оттого такие мысли, что душа болит. Да, не знаю я, что хочу, чего жду в этой жизни. Все верно, все правильно.
Он присел на полено возле костра, устремив взгляд в огонь, на его мечущие языки пламени. «Я одинок в этой жизни, - думал он. Не знаю, зачем я живу, не живу, а существую. Зачем эта ночь собрала всех этих людей? Зачем здесь этот маг? Зачем эти предсказания судьбы? Зачем всем надо знать тайну бытия? Зачем все это? Все это не просто так, здесь какая то тайна».
Костер ярко горел, пламя резко выделялось над нависшим над ним мраком.
Все, чем он жил казалось ему, в данный момент, таким маленьким и жалким.
«Линии не ясные, нет четко поставленного главного желания. Что я хочу от жизни? Любви! Любовь, любовь, куда ушла ты?»
Месяц смотрел прямо, озаряя всех сидевших пассажиров, возле почти потухшего костра. «Все мы здесь чужды друг другу. Но зачем же соединила нас эта ночь?»  Безнадежная печаль овладела им. Стало спокойно. Думал он о пассажирах, устроившихся у костра, которых видела эта луна и которые казались ей, верно, ничтожно малы, что она даже не заметит их исчезновения на земле. «Все они ему чужие».  И не было у него желания, стремления присоединиться к их кругу. Они живут, любят, страдают, что не выйдут замуж; радуются трем замужествам и целому хороводу детей; гордятся от вспыхнувшей успехом звезды. И они уйдут и бесследно исчезнут во тьме времени и веков.
Дина подалась вперед, пошла на зов Марата, ступала тихо, словно во сне. Она шла к судьбе, которую создал для нее он. Марат встретил ее, взял протянутые к нему руки в свои. Они были прохладные. Он глядит ей в глаза гипнотизируя, навязывая свои чувства, свою волю.
 - Посмотрите мою руку. Я Александр.
ОН взял его руку, а когда увидел…. Сдвинул кепку на затылок и, улыбнувшись, сказал: Саша! Ох, Александр! Будешь ты великим человеком. Вот посмотри -  треугольник. Треугольник! Это могущество.
Александр от его слов покраснел, смущенный отошел, сел к костру, устремив взгляд в раскаленные угли.
 Он был взволнован, но радостно билось его сердце и казалось ему, что он всегда жил жизнью избранных, с неотъемлемыми атрибутами: туристские гостиницы, автомобили, курорты, красивые женщины, изысканные манеры, тонкий вкус и гармония. Все в нем было соединено в невыразимое величие. Он был уверен в своем «величии». Он верил в свои силы, которые развились в нем и окрепли с помощью и под контролем Генриха – отца. Генриху нравилась самоуверенность Алекса, он часто подшучивал над ним. «Никак еще один подвиг нам удалось совершить, мой мальчик!» Говорил он всегда весело, подбадривая, зная, как приятно его похвала. Он необычайно быстро усваивал все новое, на чем останавливался его глаз и, что давало  особенное удовлетворение его эмоциональной натуре. Он благоговел перед красотой и ценил все то, что способен создать изобретательный ум человека. Он мог поддаться обаянию более утонченного мира, который теперь его окружал и влиянию которого он незаметно для себя все более поддавался.
В осеннем запахе, в небе было уже что – то новое непонятное, но говорящее о новом чувстве. Кажется, никогда он так не любил, как в эту загадочную ночь предсказаний, ни когда не хотел так жить, как в эту осень. Казалось ему, что когда нибудь он сольется с этой предутренней тишиной, в преддверии которой он стоит и что счастье только в ней. Он поглядел на чистое звездное с ясной луной небо над ним, в котором была безнадежная грусть осени.
Вдруг в лесу что – то зашуршало, застонало, защелкало, захлопало, залаяло. Все повернули головы в сторону непонятного шума. Дина вздрогнула, закрыла глаза и туман только что обволакивающий их, спал.
- Отпусти меня, - закричала она.
Она высвобождала свои руки из его ладоней. Он только сильнее сжимал их, пытаясь заглянуть ей в глаза. Александр увидел, быстро подбежал, пытаясь оттолкнуть Марата. Но тот злобно сверкая черными глазами, прошипел: Пошел вон.
- Отпусти ее, Марат, - почувствовал он приказ.
 Он опустил руки и посмотрел мутными, глазами на мага. Отошел и присел на полено возле костра.
- Успокойся и не смей ни кого обижать, Марат.
Александр, обняв Дину за плечи, прижал к себе. И она, потирая запястья, прижалась к нему, словно голубка, ища защиты от злого коршуна. На ресницах повисла слеза и он увидел, как она сорвалась и потекла по смуглой бархатистой щеке, оставляя влажный след.
ОН подошел к Марату, положил руку на плечо.
- Ты не хочешь показать мне свою руку, Марат?
Тот молча протянул руку. ОН ясно увидел на руке…
- Что молчишь, маг? Говори, что ты там увидел.
Его гнев был виден на плотно сжатых губах и блестевших гневной вспышкой глазах.
- Кровь! На твоих руках кровь! – сказал ОН громко.
Все посмотрели на них. А Марат зло сверкнув глазами, закричал: Что ты мелешь, маг! Несешь всякую чушь.
Их уже обступили пассажиры. И несколько пар глаз, словно невидимые иглы, впились в него. Он содрогнулся. Вскочил на ноги, бешено сверкая глазами, бросился на сомкнутое живое  кольцо людей. Они, давая ему дорогу, расступились. Он побежал в лес. Широко открытыми испуганными глазами пассажиры проводили убегающего Марата.
- Он убийца. На его руках кровь, - повторил ОН так тихо, что услышали его только те, что стояли близко.
Женя подкладывал ветки в костер, ставил на огонь котелок с водой. Все молча устроились у костра.
- Это серьезное обвинение, - нарушил молчание мужчина, похожий на ученого.
- Я его не обвиняю. Я не следователь. Я вижу.
- Чай вскипел, - сказал Женя.
И снова все пили чай, молча.
А Марат ломая ветки, падая и снова поднимаясь пробирался к проезжей части дороги. Темная ночь была наполнена таинственными, зловещими звуками. Как будто кто – то с шумом ломился через чащу справа, что – то шуршало рядом. Было одиноко напряженно и жутко. Он старался не обращать внимание, содрогаясь, пробирался к дороге. Он чувствовал, как сучья цепляются и рвут одежду, царапают лицо и руки. Выйдя из леса на опушку, он остановился и перевел дух. Он увидел на обочине дороги машину, груженную до верха. Заглянул в кабину. Шофер спал. Попробовал открыть дверцу, она оказалась не заперта. Он думал секунду. После наклонился, поднял большой камень. Открыл дверцу машины со стороны, где была голове водителя. Тот спал. Замахнулся и увидел на своих руках кровь. Закрыл глаза, а когда открыл их, то камня в руках не оказалось. Он достал из кармана носовой платок.  Как только водитель открыл глаза, он ударил его в лицо и, запихнув в рот платок, стащил на землю, сел за руль и отъехал. Немного проехав, остановился. Он уронил голову на руль и закрыл глаза. Дрожали руки, исцарапанные в кровь, губы потрескались и болели. Увидев в зеркало свое поцарапанное лицо, он заплакал. Слезы стекали по лицу и едко жгли раны. Тишина. Как не привычна для него была тишина. Музыка покинула его. Тишина сводила с ума. Почему так тихо? «Где ты музыка моего могущества?  Ты покинула меня? Почему? – плакал он. Почему тишина, она сводит меня с ума».
Первый раз в жизни он хотел убить и не убил. В бардачке машины нашел водительские права, тех.паспорт, путевку на груз и кошелек с деньгами. Срочно сматываться надо, - подумал он.
Водитель автобуса Василий, попыхивая сигаретой, думал: Зачем люди хотят знать свое будущее? Ему жаль было девушку с голубыми ясными глазами, Зачем ей надо было знать, что она не выйдет замуж, раньше времени? Как оказалось, она совсем не готова к такому известию. Молодость, молодость, все им любопытно, все им знать хочется наперед. А вот я не хочу знать свое будущее. Я совсем не готов к плохому известию. Пусть все идет своим чередом. Что должно случится, то случится.
Женя поворошил угли в костре, подложил сучья и огонь с шумом устремился вверх, освещая вершины деревьев и сонную зелень кустов.
После он повесил над огнем котелок с водой. Его лицо, продубленное ветром и непогодой было спокойным.  Печально и грустно было у него на душе. Веселый по натуре, он не любил грустных историй и плохих вестей. Он посмотрел на задумавшегося Олега, тот ворошил небольшим прутиком угли. Посмотрел на Александра, чье будущее в ореоле славы, сидевшую рядом с ним Дину, чьей звезде еще надлежало разгореться. Он перевел взгляд на очаровательную Лену, рядом с Алексеем, который глядел на нее с обожанием и любовью. Он видел, как о чем – то глубоко задумался предсказатель – фантаст.
«Верно, обдумывает новый сюжет своего произведения. Что же меня ожидает в жизни? – подумал он. Может и на моей руке есть черточка удачи, семейного счастья?» Он посмотрел на свою ладонь, испещренную линиями. «Каждая линия – это либо успех, или неудача, может, смерть. Рука, словно летопись человека, но прочесть ее могут не все».
Закипела в котелке вода. Он снял его, поставил на плоский камень возле костра, опустил веточку брусничнику и прикрыл крышкой. Через несколько минут объявил: Желающие присаживайтесь пить чай.
И опять устроились пассажиры тесным кружком, тихо переговариваясь друг с другом. ОН посмотрел на Лену, она, почувствовав на себе взгляд, повернулась в его сторону. ОН заметил грусть в ее прекрасном и немного гордом взгляде.
- А вы, Лена, не хотите знать, как сложится ваша дальнейшая жизнь?
- Я боюсь, - сказала она, заметно покраснев и смутившись. Да, я боюсь, что вы меня огорчите еще больше, чем я расстроена сейчас.
- Если что – то должно случиться, то обязательно случиться. Судьба сама найдет тебя. И не надо за ней гоняться.
- Пусть случиться, но я не хочу наперед знать об этом, - ответила Лена.
- Почитайте нам стихи, Лена, - попросил ОН.
- Стихи? – удивилась она. Мои стихи? Мои стихи личные, я не могу. Я прочту вам стихи моего ученика.
- Она открыла сумочку, висевшую на плече, достала небольшой блокнот, полистала его и, найдя, что надо, завернула страницу, прижав рукой.
Колокольный звон в ночи
Слышу где – то раздается
И  печальный мыслей звук
Он него ко мне несется.
Будто хочет мне сказать,
Отчего звонит средь ночи,
Будто хочет передать то,
О чем молчать нет мочи.
И печальный звон его
Ко мне в душу проникает
Застонав последний раз
Он тихонько замолкает.
И стою я у окна,
Затаив свое дыхание
Передать бы боль свою,
Так, как он на расстояние.
Молча слушали, прижавшись друг к другу Саша и Дина, Заблестели слезливые голубые глаза Светы. Чувствовалась грусть, что всегда соединяет людей романтичных, не лишенных страдания, смешанных с надеждой. А Лена уже читала другой стих.
Я вырвал сердце из груди,
Тебе дарю его, бери,
Возьми не бойся ведь оно,
Тобою было зажжено
В нем вся любовь моя живет.
Не в силах больше боль терпеть
Мне легче было б умереть.
Тебе протягиваю я
То в чем держалась жизнь моя.
Но не берешь, тебе оно,
Теперь уж больше не нужно.
Мне остается лишь одно,
Смотреть, когда умрет оно.
Лена замолчала, горло сжал спазм, желанием заплакать. Пытаясь скрыть подступившие к глазам слезы, она прикрыла их рукой.
Мне остается лишь одно,
Смотреть, когда умрет оно.
Глаза Олега смотрели жоще, а голос стал резче, когда он повторил
строки стиха.
- Несчастная, неразделенная любовь! – сказал он.
Подавленный, потребностью высказать свою собственную душу, выложить все, что калечило его собственную жизнь. А в его жизни страшнее всего было то, что он задыхался от переполнявшей его страсти и любви. Он уходил от пахучего дымного костра. Прислонившись к стволу дерева, закрыв глаза, слышал то разговор, то легкий шум  веток. Зажигалка задрожала в его пальцах, когда он хотел зажечь сигарету. Закурил. Вздыхая и тоскуя, закрыл глаза и представил…. «Как велика власть воспоминаний, - подумал он. Власть, которая воедино сливала и любовь и привязанность». Долго простоял он на одном месте, глядя в темноту. Пахло предутренней свежестью. Он чувствовал дурманящий запах ее духов, еще более дурманящий запах ее волос, запах помады, перемешанный с дымом сигарет, запах ее одежды, ее тела. Его кровь закипала, когда он вспоминал о ней. На глаза набегали слезы. «Что должно случится, то обязательно случится. Судьба сама найдет тебя».
- Я думаю довольно, - сказала Лена.
От костра отошел Алексей, закурив. ОН пошел за Алексеем.
- Да, грустный стих, - сказал мужчина, похожий на ученого.
- Любовь истинная – любовь гордая, живущая своими страданиями, - ответила Лена.
Все молча глядели, как угасал костер. Лена убрала блокнот в сумочку и подумала: Мне остается лишь одно смотреть, когда умрет оно.
ОН шел за Алексеем в лес.
- Не упусти свою судьбу, она рядом, - сказал ОН.
- Это она? Лена? – спросил Алексей, повернувшись к нему лицом.
Его глаза встретились с синими глазами от уголков, которых разбегались веселые морщинки – лучики.
- Она, она.
Поправив кепку, которая едва держалась на затылке, ОН пошел к костру.
Женя сидел у костра, шевеля палкой догоравшие ветки. ОН устроился рядом, положил свою руку на его плечо и сказал: Спой нам что – нибудь, Женя, что твоей гитаре скучать.
Женя поднялся, пошел в автобус за гитарой. Он устроился у костра, пробежал пальцами по струнам, взял несколько аккордов и запел. Пел он что – то грустное, перебирая пальцами струны.
- Что мы на похоронах? – спросила Юля. Спой что – нибудь веселенькое.
- Да, я на похоронах должен быть, к сожалению опоздаю.
- Кто у тебя умер?
- Друг, - ответил он
- От чего?
- Не знаю. В телеграмме ничего не понятно. Странная пришла телеграмма.
- Кто послал? – спросил ОН.
- Нет ни подписи, ни обратного адреса.
- Можно посмотреть телеграмму?
Женя вытащил из кармана сильно помятый лист, расправил его и подал.
- Вот читайте.
- Да, действительно странная телеграмма.
- У меня друг, - сказал грустно Женя, - был мне как брат. После смерти мамы они меня взяли в семью. У них я школу окончил, в институт поступил. Учился на стипендию. Велика ли она? Они помогали мне.
- Дай я посмотрю твою руку, Женя. Семья будет, дети. Успеха большого как у Саши и Дины нет, но жизнь твоя пройдет ровно без стрессов и трагедий. А по сему могу сказать, что не ходи туда, пока не выяснишь что к чему. Телеграмма действительно странная.
Миновала ночь. Близился рассвет. На западе почти что у самой земли, то гасла, ныряя в темные тучи, то снова бледно вспыхивала луна. Эти слабые короткие вспышки мерцали в предрассветном сумраке.
- Скажите, Василий, почему вы не позвоните и не потребуете, чтобы исправили автобус?
- Откуда же я позвоню?
- У меня есть мобильник, - ответил мужчина, похожий на ученого.
- Я этими мобильниками никогда не пользуюсь, и звонить в них не умею.
- Говорите номер, я наберу.
- И у меня есть с собой мобильник, - сказал Александр.
- У меня тоже есть, - сказала Дина.
- Почему же вы все молчали?- спросила Света.
- Если бы ваши мобильники не молчали, если бы вы о них помнили, - сказал Женя, - не было бы тогда этой колдовской ночи откровений и предсказаний. Судьба свела нас к одному костру потому, что мы должны были в эту ночь, именно в эту ночь, быть все вместе. Разве вы этого не поняли?
- Да, - ответил ОН. Ты, наверное, прав, Женя. А сейчас, Василий, звони быстро. Ночь прошла, уже рассвет. Всем пора домой.
Мужчина, похожий на ученого подал Василию телефон.
- Говори не волнуйся…..Что сказали?
- Сказали, что через час будет ремонтная скорая помощь.
- Ждать еще час. Надо костер снова разжигать. Что – то свежо стало.
- Да ты бы курточку надел, - посоветовала Юля.
- Сейчас костер запалим, тепло будет, - ответил он.
Все пассажиры тесным кружком устроились у костра.
- Кто вы? – спросил ОН у мужчины, похожего на ученого, присаживаясь рядом. Вы ничего о себе не говорите.
- У меня никто ни о чем не спрашивал, - улыбнулся он. Я Станислав Николаевич – академик. Еду домой. Читал студентам лекцию об Египте.
- Вы были в Египте? – спросил ОН.
- Да. Мое путешествие в Египет превратилось в настоящее приключение в поисках египетской мудрости целительства, начинающей свыше пяти тысяч лет.
- Расскажите, расскажите, расскажите, - оживились пассажиры.
- Конечно, - начал свой рассказ Станислав Николаевич, - в эзотерической литературе появились указания на «источник силы», находящейся в Египте, но эти сообщения были неприкрыто субъективны. Рассказы о людях, в одиночестве переживших ночь в какой – нибудь из внутренних камер пирамиды, манили отважиться на что – то подобное. Очень соблазнительно было, уподобившись Наполеону, унести из белесого сумрака тайну. Но по пятам за эйфорией почти всегда следует отрезвление. Человека, отрезанного от мира во внутренних помещениях пирамиды, охватывает чувство подавленности, вызванное очевидно представлением о миллион тонн камня над головой. Затем возникает убеждение в том, что ничего сенсационного внутри пирамид нет. Десятки самозваных исследователей пирамид создают версии своих переживаний, впечатлений и мыслей, вызванных заточением в камне. Достоверность этих впечатлений не велика, но вызывает подозрительность. Как быть с мифами и сказаниями, легендами и слухами, окутавшими пирамиды? Все гораздо проще. Пирамиды задуманы, чтобы приносить пользу всем кто живет в окрестностях этих пирамид. Я пишу книгу, дающую на такие вопросы положительный ответ. Автор этой книги будет – Гущин Станислав Николаевич. Прошу читать по выходу из печати.
Станислав Николаевич сдержанно засмеялся.
- Вы говорите, что Наполеон был в пирамидах? – спросил Александр.
- Он не только был, он пытался завоевать их. Вылилось все это в грандиозный провал. С тех пор в Египте преобладало влияние Британской империи.
Великобритания сумела продержаться на Ниле до нашего времени. Нельсон потопил при Абукире французский флот, солдаты были взяты в плен. Наполеон покинул своих солдат в беде ( не в последний раз) и сбежал в Париж, чтобы провозгласить себя императором и короноваться в присутствии самого папы. Предание гласит, что перед побегом в Париж Наполеон провел ночь в погребальной камере пирамиды Хеопса.  В ту ночь, видно произошло нечто, определившую судьбу Наполеона, но он об этом не произнес ни слова до самой смерти. Он покинул пирамиду весь бледный, почти теряя сознание. С тех пор мир гадает о том, что же было явлено будущему императору французов в ту ночь. В политическом и военном отношении египетский поход был ошибкой. В тяжелых условиях французские ученые пытались добраться до следов жизни Древнего Египта, погребенных под песком пустыни, что – то реставрировать, зарисовать и  классифицировать. После провала экспедиции научное подразделение на некоторое время было задержано в Египте. Англичане согласились отпустить пленных французов лишь в том случае, если они отдадут сделанные ими описания пирамид. Но ученые отказались расстаться со столь дорогими данными. Документы они не отдали, но отдали англичанам вещественные трофеи: памятники, найденные при раскопках. Французы покинули Египет, но сделали копии всех объектов. Дубликаты попали в Лувр. На пути к высшему могуществу в 1802г Наполеон повелевал опубликовать научные результаты египетского похода. В то время и французы, и англичане на перегонки стремились расшифровать египетские иероглифы. Первая волна  воодушевления, вызванного открытием «колыбели человечества»,  какой видел эту страну Наполеон, повлекла за собой эпидемию египетомании, разрастающуюся в Англии. Ограбление могил, выбросило на рынки множество свитков папируса. Когда появилась возможность расшифровать тексты, вырос интерес и к свиткам. Путешественники покупали их и привозили документы в Европу. Множество мумий было привезено в Европу, прежде всего англичанами. На кораблях из Александрии в порты Великобритании везли обелиски, бюсты, камни и инвентарь захоронения. Были созданы первые книги, описывающие жизнь Древнего Египта.
- Вы были в Каире? – спросил ОН.
- Да, - ответил Станислав Николаевич.
Он замолчал, прикрыл глаза и вдруг ясно увидел, как они прибыли в Каир. Было утро. Утро в Каире восхитительно. Чистые широкие проспекты утром были в тени и пусты. Нежно и свежо пахла  политая зелень в палисадниках и скверах. Небо было жемчужно – бирюзовое, розовели верхушки пальм. Их путь к пирамидам лежал через мост с бронзовыми львами через Нил. Пирамиды Гизе  были ближе и левее его. Они легко и четко выделялись среди пепельных дюн фиолетовыми конусами.
Он сидел с закрытыми глазами, вспоминая. Не хотелось говорить, хотелось только вспоминать, еще раз пройти путь к великой пирамиде Хуфу, одной из самых древних в мире, которая радует вечной молодостью.

Никто не нарушал его воспоминания, пассажиры молчали, погрузившись в свои  мысли. А он, закрыв глаза, снова видит пирамиду, восходящую до ярких небес великой ребристой горой. Вдали виден второй треугольник, пирамида Хафри. Она по величине почти равно первой тоже утонувшая в слоистых песках, снизу ободрана, доисторически груба и проста, как Хуфу, но вверху блестит розовым гранитом. Но еще более четки на синем небосклоне грани третьей «красной» пирамиды Менкери. А к горизонту, где пустыня, поднимаясь волнистыми буграми, ярко подчеркивает сине – лиловое небо, теряются за песками еще несколько маленьких конусов.
Станислав Николаевич открыл глаза.
- Простите, я кажется, задремал. Так на чем мы остановились?
- Я вам задал вопрос, были ли вы в Каире?
- Да. От света, от блеска песков и неба, я был словно пьян всю дорогу до Каира.
- Вы, конечно, побывали в музее? – спросил ОН. Вы видели там статуи: люди с головами шакала, льва, коровы, барана, птицы?
- Видел, - ответил Станислав Николаевич.
- Какое у вас по этому поводу сложилось мнение?
- Фантазия древних.
- Вы так думаете?
- Конечно. Не один я так думаю, многие так думают.
-  У меня сложилось мнение, что люди из параллельных миров, некогда посетившие землю Древнего Египта, занимались экспериментами по созданию нового человека, наилучшим образом адаптированного в условиях жизни в трех мерном пространстве.
- Что – то подобное я где – то читал, - ответил Станислав Николаевич. Это не доказано. Я считаю, что это фантазии.
- Фантазии не остаются долго в памяти людей. А чудеса, которые видели люди, накрепко врезаются в память поколений. Мне кажется, что люди с головами животных и птиц, в самом деле, когда – то существовали. Многие боги Древнего Египта изображены с головами животных и птиц.
- Да, действительно много фресок и толков об этих людях, но их никто не видел, - ответил Станислав Николаевич. Фантазии людей Древнего Египта, не подтверждаются документально. Где эти люди, если они существуют? Кто их видел?
 - В целом ряде эзотерических литературных источников говорится, - ответил ОН, - что под пирамидами Гизы располагается огромный подземный город, неведомый и недоступный для нас. Вполне возможно, что там находятся эти необычные существа.
- В исследованиях такого рода никто не может отделить фантазию от реальных некогда происходящих событий, - ответил Станислав Николаевич.
- У меня складывается мнение, что такой город существует. Что современный образ человека был создан после всемирного потопа заново.
- Ну что ж фантазируйте, мой друг, вы ведь писатель – фантаст. Мне кажется, что все фантазии на чем – то основаны.
- Писатели, от Бога, имеет информацию и порой она бывает пророческая, - сказал, улыбаясь, Станислав Николаевич. Я совсем недавно усомнился в том, что Юпитер – мертвая планета. Там нет кислорода, и ученые считают, что не должно быть и живых существ.
- И кто же вам сказал, что Юпитер обитаем? – засмеялся Александр.
- Кто сказал? Прочитал в одной фантастической повести. Подумал, что возможно автор прав. Он пишет, что существам, обитаемым планету - Юпитер, кислород и не нужен. Фантастика?  Да, фантастика, но хочется верить, что этот фантаст прав, что и другие планеты солнечной системы, очевидно, обитаемые. Трудно поверить, что  в солнечной системе, только на Земле есть жизнь.
- Вы правы, Станислав Николаевич в том, что наша наука, топчется на месте. Ученые не могут доказать о существовании жизни на других планетах. Мы штурмуем ближний космос, и только. Цивилизация наша на очень низком уровне.
- Я должен с вами  согласиться, - ответил Станислав Николаевич.
Восток заалел. Замер ветер. На конусы деревьев упали первые солнечные лучи. Приехала ремонтная помощь. Устранила поломку автобуса. Все заняли свои места.
- Все на местах? – спросил Василий.
- Все, - ответила за всех Дина, взглянув на место, где раньше сидел Марат.
На сидении была оставлена его курточка и небольшая сумка. Дверь закрылась. Автобус тронулся.
- Жаль, что прошла эта замечательная ночь, - тихо сказала Лена.
Как ей хотелось остановить время, остановить этот день, чтобы он никогда не кончался. Она сняла с ног тапочки, так услужливо предложенные Светой, надела свои туфли. Тапочки уложила в прозрачный пластмассовый  мешок и сказала: Отнесу тапочки Свете.
Алексей посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
- Спасибо, Света, за тапочки. Они пыльные и чтобы тебе ничего в сумке не запачкать, я их положила в мешочек. А ты не расстраивайся, - сказала она, глядя на грустное лицо девушки. Маги тоже могут ошибаться. Не стоит, наверное, пытаться заглянуть в свою будущую судьбу. Пусть все, что должно случиться, будет неожиданно, так легче пережить. Когда знаешь, что тебя ожидает, постоянно будешь думать об этом, и это обязательно случится.
- Вы, наверное, правы. Все, что мне  рассказал  маг, засело в моей голове. Я только об этом и думаю.
- Успокойся, Света. Будь счастлива.
- Эта девушка так расстроена предсказанием мага, - сказала Лена, усаживаясь рядом с Алексеем. Мне жаль ее. Такое, наверное, не стоит говорить молодым и лишать их в жизни надежды. Ведь каждая девушка мечтает выйти замуж. А когда и надежды нет, чувствуешь себя обделенной, не зная еще, что может быть за мужем она не найдет своего счастья.
- Не будь эта девушка так любознательна, не знала бы она предсказания, жила бы себе спокойно, дожидаясь своей судьбы, - ответил тихо Алексей.
- Все верно, молодежи все хочется знать и немедленно. Ее и стихи моего ученика очень растрогали. Она очень впечатлительна. Хотя и меня его стихи порой заставляют, мне стыдно признаться, плакать. Он еще так молод, а душа уже болит, тоскует. Не разделенная любовь, не понятая. Первая любовь трогательная и незабываемая. Девушки погрустнели, задумались, они лучше других понимают душевную боль. Когда этот мальчишка читает свои стихи в лит.кружке, все девчонки плачут, а он взволнованный, как будто обнаживший свою душу, уходит.
- Да, да, - сказал Алексей. Стихи трогательные. Лена, вы уже опоздали на свидание со своим мужем?
- Да.
- Что вы будете делать в городе?
- Поеду в аэропорт. Я должна убедиться, что его нет. Сдам вещи в камеру хранения. Пусть дожидаются его там, а сама вернусь домой.
- Позвоните мне, Лена, если у вас будет желание.
Он протянул ей визитную карточку с номером телефона.
- Вы женаты, Алексей? – спросила она.
- Нет, - ответил он. Я ждал вас.
Он посмотрел ей прямо в глаза, застенчиво улыбнувшись.
- Как это меня? Вы же меня совсем не знаете.  Я с вами не знакома.
- Мы встретились. Мое чутье мне подсказало, что это вы моя судьба, - очень тихо сказал он, слегка сжимая ее руку.
Ее лицо заливал густой розовый румянец. Смущенная она опустила глаза. Но сердцем своим она почувствовала выход из бесконечного лабиринта отчаяния и тоски.
- Я смутил вас, Лена?
Он сжал ее руку. Она посмотрела на него, и он заметил в ее глазах странное и вместе с тем счастливое выражение.
- Конечно, смутили. Я не ожидала. Я ни чего не понимаю, Алеша. Совсем не понимаю.
- Что вам не понятно, Лена? Судьба, она дает понять, что не нужно много слов, достаточно посмотреть друг другу в глаза.
Она еще больше была смущена. Еще больше разрумянились ее щеки, еще  сильнее и ярче заблестели ее глаза. А он все крепче сжимал ей руку, согревая, сообщая свое желание, свое вспыхнувшее необычное чувство. Чувство, от которого и сердце волнуется, душа поет, и весь ты наполняешься каким – то особенным, еще не испытанным чувством.
В голове у нее все смешалось. Настроение, нельзя сказать, что испортилось, просто ее сердце волновалось, оно вдруг наполнилось вспыхнувшим счастьем, когда надежда уже совсем покинула ее.  Как будто вдохнув струю свежего воздуха, кровь побежала по сосудам, согретое сердце взволнованно забилось, а щеки горят жаром. Ей судьба предоставляет шанс «начни все сначала».
Начни все с начала, ты еще молода, у тебя все впереди: любовь, счастье, слышала она чей – то голос внутри. Да, - подумала она. Начну все сначала.
В утренней дымке мелькали телеграфные столбы. Утро наступало светлое и тихое. Низкое солнце блестело ослепительно. Серый туман таял в лучах и уходил в бирюзовое небо. Неподвижно  редели светло – золотые березы. Листья пригретые солнцем слабо колебались, падали на землю, по осеннему бежево – желтую от засохшей, пожухлой травы. Автобус озарился утренним солнцем.
- Славное утро, - сказал Станислав Николаевич, щурясь от ослепительного свечения.
- Покурить бы, - отозвался Женя.
- Не кури, не кури – это дает ощущение давно не испытанное, ощущение чистоты и юношеской свежести, - сказал маг.
- Да покурить не мешало бы, - поддержали Женю Олег и Александр.
Они встали с мест, и подошли к двери.
- Давай, Василий, остановимся на 5 мин. покурим, - сказал Женя.
Автобус остановился. Мужчины вышли на асфальт дороги. Какое – то село лежало в широкой котловине. Ровно тянулся ввысь дым избенных труб. В ясном небе кружили и сверкали белые голуби. В открытом поле под солнцем, к югу – все блестело, к северу горизонт был темный и тяжелый и резко отделялся грифельным светом о желтой скатерти жнивья. Издалека различались фигуры, работающие на картофельных полях. Мужчины на подводах медленно тянулись по полю. Золотистыми кострами пылали в лощинах деревья.
- Испортится погода, - сказал Станислав Николаевич. Ишь, как тучи потянулись с севера.
Алексей ушел курить вместе с мужчинами, а Лена чувствовала, как приятна ей была его близость, как все ее тело наполнялось живительным теплом, словно проходившим сквозь одежду. Сердце волновалось от пожатия его руки. «Я согласна, согласна стать его женой. А капитан? Он будет расстроен? Нет. Он придет в бешенство, как в тот вечер, когда она не полетела с ним в Москву. Она и предположить не могла, что он после столь долгой разлуки, способен сорваться, упрекать ее в непонимании, в капризе и бешено сверкать глазами. О! Это было что – то! Ему нужна свобода. Он ее получит. Я не буду ждать. Не хочу. Я хочу быть с Алексеем».
Алексей устроился рядом, взял ее руку, сжал, и на его пожатие она ответила благодарно и крепко. Снова ее голова на плече у Алексея.
- Спи, любимая, - сказал он тихо.
Она улыбнулась в ответ и почувствовала прикосновение его головы.
Света закрыла глаза и начала вспоминать. Она вспомнила, как они познакомились со Славой. Это было на вечеринке у институтской подруги. Еще в школе Света была душой коллектива. Ее любили в классе за веселый нрав и отзывчивость. Она ни когда не выясняла отношений, ни на кого не обижалась, казалось, что она всем довольна. Все мальчики в классе обожали ее, а ухаживали за другими девочками. Всем казалось, что это ее не волновало. Но это только казалось. Она тоже хотела иметь друга, чтобы гулять с ним вдвоем, чтобы ходить в кино вдвоем, чтобы он  восхищался ею. Но такого не было.

На вечеринку Света пошла одна. Слава появился позже, но не один. Он пришел с девушкой. Она помнила, как он вместе со всеми смеялся, шутил, танцевал, забыв о своей подруге, а когда он вспомнил о ней, ее не было. Она ушла. Казалось, это совсем не расстроило его. Он продолжал веселиться. Весь вечер он танцевал с ней. С вечеринки они ушли вместе. Он проводил ее до дома и попросил о новой встрече. Они встретились. А после встречались каждый вечер, ходили в кино, на дискотеку, иногда сидели в кафе, пили кофе со сладостями, просто гуляли и говорили, говорили, словно знали друг друга давно. Он блистал остроумием, и она ловила себя на том, что улыбается и смеется, слушая его истории. Внутри ее бушевала страсть, которую она боялась показать. Больше всего на свете ей хотелось оказаться в его объятиях. Когда их руки соприкасались, она дрожала всем телом, и тогда слова, что он говорил, теряли всякий смысл. Тот день останется на всю жизнь в ее памяти. В тот день он поцеловал ее.  Это был первый поцелуй мужчины. Его губы были требовательные, но нежные, властные страстные. О, что было с ней! Она бы не смогла объяснить то состояние души, что охватило ее. Все тело отозвалось на его ласку, он, чувствуя это, еще и еще возбуждал ее поцелуями. Она хотела его ласки, его любви. Она сгорала от страсти. Вдруг он исчез. Прошло четыре недели, прежде чем он позвонил.
- Извини, что не смог предупредить тебя заранее. Срочно должен был уехать. Дела, знаешь ли. Я зайду к тебе.
От звука его голоса все замерло в ее груди. Она с нетерпением ждала его. Как только услышала звонок, тут же подошла к двери. Открыла. Это был он. Он стоял перед ней, глядя на его осунувшееся лицо, она приветливо улыбнулась. Взяла за руку и повела в свою комнату. Она видела, что в нем что – то изменилось. Всегда безупречно и аккуратно одетый, сейчас небрежно расстегнутый ворот рубашки открывал его крепкую мускулистую грудь. Волосы растрепаны. Глаза дико смотрели на нее, широко открытые и немигающие.
- Я скучал, - сказал он.
Она вдруг поняла, что он пьян. И прежде чем она успела что – то сказать, он сжал ее в своих объятиях. Он сжимал ее все сильнее и сильнее. Целовал, впиваясь своим ртом в ее губы. Запах из его рта был невыносимым, ужасно противным. Он безжалостно терзал ее губы.
- Я хочу тебя, я хочу тебя.
Она не могла вымолвить и слова, задыхаясь в его поцелуе.
- Отпусти меня, - наконец, выдохнула она. Отпусти меня. Мне больно, мне душно. Отпусти…
Он только сильнее сжимал ее, так что она почти теряла сознание от боли. Она устала сопротивляться. Утихла. Глаза застилали непрерывно  текущие слезы.
«Разве это любовь? Животная страсть. Унизительная, животная».
Дыхание ее участилось на лбу выступила испарина. «Я не могу допустить, чтобы он изнасиловал меня. Я возненавижу его. Господи, не допусти, чтобы он надругался надо мной».
Измученную, ослабевшую, почти без сознания он унес ее и уложил на диван.  Он снова целовал ее жадно и страстно, навалившись всем телом. С закрытыми глазами, она мысленно обращалась к Богу, прося о защите. Потом  открыла глаза. Ее взгляд остановился на хлысте, который висел над диваном, возле картины.
Она собралась с силой, а когда он меньше всего ожидал, уперлась в его грудь руками, согнув ногу, ударила коленом в пах. Он вскрикнул и  разжал руки. Она столкнула его с себя, вскочила на ноги и рукой ухватилась за хлыст. Она хлестала его, пока хватило сил. Он, закрывая голову руками, катался по полу, ругался. Уставшая она опустилась на диван. Он стонал лежа на полу. Ручкой хлыста она задела его плечо.
- Как ты, жив еще?
 Он медленно поднялся, встав на колени, посмотрел на нее.
- Ты сумасшедшая. Ты….он ругался. Ты спятила. Ты могла убить меня.
Он дотронулся рукой до щеки. На ней был рубец от хлыста. Он увидел на руках красные рубцы. Почувствовал, как на шее саднеют раны.
- Никогда, ты слышишь, никогда не смей насиловать меня. Никогда.
Она держала в руках хлыст, играя.
- А сейчас убирайся.
Он ушел. И снова потянулись однообразные дни. Он позвонил первый.
- Ты прости меня, Света, я не знаю, что на меня нашло. Но и ты хороша. Здорово ты меня отхлестала. Зачем, скажи у тебя в доме хлыст?
- Зачем? Садизм возбуждает меня, - смеялась она.
 - Понял. Мы, может, встретимся?
- Конечно, - ответила она.
Снова они встречались, но она уже не сгорала от любви и страсти. Она уже не хотела его поцелуев. Она больше не любила его, но встречи с ним отвлекали ее от грустных мыслей, от одиночества.
- Ты старомодна, - говорил он ей. В твоем возрасте девчонки давно с мужиками трахаются.
- Я не хочу, - отвечала она. Я хочу почувствовать необычность брачной ночи, ее очарование и колдовство.
Он смеялся над ней и говорил, что ничего особенного не происходит. Жених на свадьбе напьется и не поймет, что ты девственница.
- Почему это жених должен напиться, - возражала она. Ему тоже должно быть приятно, спать с молодой женой.
- Дорогая моя, женихи уже давно спят со своими невестами, еще до свадьбы.
А свадьба это просто ритуал.
 Нет, маги не врут, - подумала она. Им по статусу не положено говорить не правду.  Она посмотрела на своих подруг. Вот и они, закрыв глаза, прокручивают события своей жизни, анализируют. Права Лена, ни к чему знать наперед свою судьбу. И закрыв глаза, она задремала.
Мечтательно улыбалась Юля, глядя в окно на мелькавшую золотую осень.  Три мужа! Она даже не усомнилась, что у нее не будет трех мужей.
Юля окончила школу, а парня у нее не было. Подойдя к зеркалу видела, что не красивая. Она тяжело переживала это, перестала ходить на дискотеку, где весь вечер сидела одна в уголке и скучала. Развлечение она нашла в книгах. Она увлеклась классикой и стала постоянной читательницей в городской библиотеке, где работала тетя Люба. Она позволяла ей смотреть и выбирать книги на стеллажах. Однажды внимание ее привлекла стопка старых книг, приготовленных для списания. Она перекладывала одну книгу за другой и обратила внимание на небольшую книжечку. От времени листки пожелтели и выпадали, края страниц обтрепались. Она с трудом прочитала название на обложке, выцветшей от времени, изданной почти сто лет назад. «Грамматика любви, или искусство любить и быть взаимно любимым». Волнение овладело ей, что зарябило в глазах от сильного сердцебиения. Она стала медленно перелистывать книгу. Вся книга делилась на маленькие главы: О красоте, о сердце, об уме, о знаках любовных, о нападении и защите, о размолвке и примирении, о любви  платонической. Каждая глава  состояла из коротеньких, изящных, порою очень тонких замечаний. «Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни, - читала она. Разум наш противоречит сердцу  и не убеждает оного. Женщины никогда  не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью. Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной. Тщеславие выбирает, истинная любовь не выбирает. Женщина прекрасная должна выбирать вторую ступень; первая принадлежит женщине любимой». Затем шло изъяснение языка цветов, и опять кое - что было отмечено. «Дикий мак – печаль. Герань – меланхолия. Полынь – вечная горесть». Многое она тогда поняла от чтения этой потрепанной временем книжицы. С того времени и жизнь ее изменилась. Она поняла, что нет не красивых женщин, есть комплекс, который они создают для себя – это комплекс неполноценности. Первый раз в жизни она посетила парикмахерскую. Вышла оттуда с прекрасной прической,  с ясным блеском глаз в легком макияже. Она, казалась, светилась изнутри и была загадочна в своем обаянии. «Я красивая. Я буду счастлива. У меня маленькая ножка, в меру большая грудь, правильная округлая икра, покатые плечи. Я привлекательная. Я могу, я должна быть любимой».
Была летняя экзаменационная сессия. Сияло жаркое полуденное солнце. В открытые окна вместе с городским шумом, вливался легкий теплый ветерок с юга, но он не освежал комнату, где шел экзамен. Было душно и жарко. Не хотелось двигаться и дышать, казалось вот – вот закипят мозги.  Следы усталости и истомы от зноя были на лицах студентов и преподавателей, на лбу и переносице выступали капельки пота. Девушки в майках и легких блузках, мужчины в рубашках, расстегнутых почти до пояса, разморенные, вытирали пот с лица. Она ответила по билету, преподаватель, ставил оценку в зачетку, лениво скользя ручкой. Она, едва касаясь, дотронулась пальчиками до свободно лежавшей его руки. Ее пальчики скользили выше и выше. Она увидела, как задрожала его рука. Он тяжело задышал. После быстро написал, закрыл зачетку, подал ей, глядя в глаза, сказал: Я могу сегодня встретиться с вами?
- Да, - ответила она. Позвоните.
На обратной стороне экзаменационного билета, написала свой номер телефона.
- Я буду ждать.
Она медленно встала и пошла к двери. Открыла дверь и обернулась. Он смотрел ей в след. Она улыбнулась ему и вышла.
- Получилось. Ха - ха - ха. Получилось. У меня все получилось.
Она вышла из института. Солнце слепило и сверкало в темных стеклах очков, когда она поднимала голову. Оно грело руки и колени. Земля дышала теплом, и видно было, как дрожит воздух над ней. Сердце взволнованно билось, отдаваясь в висках. Разболелась голова до того, что потемнело в глазах. Запах ее разгоряченного тела стал не приятен. Единственное было желание: домой под прохладную воду. Дома под душем, под струей прохладной воды, в ней словно кричали тысячи беззвучных голосов: Проснись, стряхни с себя обольщение, сон этого короткого мгновения. Те же голоса после принятия прохладного  душа говорили: Иди за счастьем, живы жаждой любви и новых зачатий, как победитель. Живы, люби и бери от жизни даже небольшой ее миг.
Солнце склонилось к горизонту. Наступил тихий ласковый вечер. Легкий ветерок, доносящий таинственные ароматы, едва заметно шевелил листву деревьев и макушки кустов.  Она стояла у зеркала. Ее головку украшала модная стрижка, глаза блестели, излучая счастье. Ее чувственные губы, едва тронутые помадой, улыбались. Она любовалась собой. Он позвонил, когда солнце только что спряталось за синею дымку и голубые задумчивые тени лежали на гладкой дороге.
- Я приглашаю тебя, Юля, в гости. У меня есть отличный кофе, очень хорошие конфеты и красивая музыка. Я буду ждать тебя в сквере у кинотеатра «Космос».
Это было недалеко от дома. Сердце ее всколыхнулось и зарябило в глазах. Ей было немного страшно. Она была еще девушка не знавшая поцелуя мужчины, его ласки. Бросилась она, как в омут, боясь потерять такую возможность. Она увидела его издалека. Легкая дрожь прошла по телу. Остановившись на мгновение: «Надо ли?» Она уже бежала на встречу к нему. Он взял ее за руки, и посмотрел в глаза. Она виновато улыбнулась. Она чувствовала в его руках легкую дрожь. От волнения она задержала дыхание, пытаясь унять бьющееся сердце.
- У меня тут небольшой беспорядок, - сказал он, открывая дверь в квартиру.
Мама уехала в санаторий, а мне не до порядка. Проходи, Юля. Устраивайся. Я сейчас сварю кофе.
На журнальном столике он расставил кофейные чашки, положил коробку конфет, поставил коньяк.
- С кофе очень хорошо выпить немного коньяку. Ты не возражаешь? Сейчас музыка будет.
Они пили кофе с коньяком. Она ела конфеты, но от волнения не чувствовала их вкус. Они танцевали. После был поцелуй страстный и требовательный. Она чувствовала, как замирает сердце, как стынет кровь в сосудах и кружит голову.
Он целовал ее в губы, маленькое ушко, шею, начало обнаженной груди. Она почти теряла сознание от нового  доселе неизвестного ей чувства. Он раздевал ее медленно, лаская. Его руки гладили живот, бедра. Его мужская горячая плоть оказалась у нее между бедрами. Губы двигались вниз. Желание в ней было таким острым, что все ее тело болело. Он взял губами сосок и неистово ласкал его, а рука гладила другую грудь, слегка сжимая. А после он положил ладонь на ее влажную, нежную плоть. Она стонала от наслаждения, от переполнявшей ее страсти. Он взял в ладони ее лицо и их губы соединились. Она обвила его ногами, и он вошел в нее. Почувствовав препятствие, он на секунду замер и посмотрел ей в глаза.
- Ты уверенна, что хочешь?
Она виновато улыбнулась. Но в следующее мгновение он повторил толчок, на сей раз быстро и уверенно. Ритм толчков все ускорялся, заставляя ее кричать от наслаждения. Он уронил голову ей на плечо и лег рядом.
- Я не ожидал.
Он с жаром поцеловал ее.  «Три мужа! А почему нет? Вот детей многовато».
Она уснула, пребывая в необычном, красивом сне.

События этой ночи так все запутало, что в мыслях Дины был туман. Бессонная ночь была полна столькими событиями, что прочно гнали сон. Разобраться бы во всем этом спокойно, как должен разобраться журналист, живо оценив ситуацию. Звезда будущего успеха, ошеломила ее, а Марат привел в ужас. Что у него, гипноз? Мана? Так дикари характеризуют человека, который может подчинить других своей воле, благодаря находившегося в нем дьявола. Дьявол! Страшно и неприятно, когда тобой управляет чужая воля. Убийца с таким даром и жертвы его неизбежны. Судьба не без цели столкнула ее с этими людьми. Александр! Может быть он послан ей судьбой?
Он смотрел на нее – они улыбались, или обменивались ничего не значащими  шутками, ни словом не выдавая волновавших их чувств.
- Такой ночи в моей жизни еще не было, - произнес, наконец, Александр. Посмотрите, Дина, какая чудная ночь, какая – то она особенная! А луна!
- Да, - ответила Дина.
Она дышала неровно, голос ее дрожал.
- Чудно.
- Ваши волосы – вы не можете себе представить, как вы хороши в этом лунном свечении!
- Я представляю, какая я лохматая. Надо причесать их.
- Ни в коем случае. У вас на голове чудный, художественный беспорядок.
- Знаете, Саша, у меня какое - то чувство подавленности и вместе с тем торжественного подъема.
- Это из –за ночи. Она такая необычная, колдовская. Здесь так прекрасно! Правда? Какая ночь! Какая ночь! – воскликнул он, не в силах сдержать свои чувства.
Он не сводил с нее взгляда, любуясь ее точеным подбородком, носом и изящным очертаниям рта. Она смотрела на него и не знала, что думать.
 Он такой….прекрасный, такой обаятельный.
- Чудная ночь, - ответила Дина.
Дина возвращалась домой с практики. «Тимур женился. Ты свободна. Можешь ехать домой». Так писала в телеграмме мать Дины. С именем Тимура было связано много воспоминаний. Дина и Тимур росли вместе. Их семьи дружили много лет. Тимур был старше Дины на четыре года. В  детстве оба знали, что в будущем они – муж и жена. Тогда она еще не понимала значения этих слов, но была горда, что у нее есть жених. Дина росла красивым ребенком. Глаза ее были открытые, темно – карие. Ее кудрявые темные волосы делали ее похожей на маленькую мексиканскую девочку. Выросла она в красивую девушку. Тимур вырос, окончил институт и они все реже и реже виделись. У него были подружки значительно старше Дины. Встречаясь, он махал ей рукой и говорил: Привет сестренка!
- Это ничего не значит, - говорила ей мать. Он мужчина. Девушка есть, а жениться он на тебе.
Она не стремилась развивать в дочери излишнюю смелость и самоуверенность, но вместе с тем хотела видеть ее естественной и правдивой.
- Я не хочу замуж за Тимура, - говорила Дина, когда выросла. Я его не люблю.
Уезжая на практику, сказала: Будешь давить на меня и требовать, чтобы я вышла замуж за Тимура, я не вернусь домой. Я выйду замуж за того, кого полюблю, или вообще не выйду, старой девой останусь.
Мать не понимала свою дочь – ни одна мать не понимает до конца своего ребенка, - но считала, что достаточно разобраться в ее душе и видела в ней задатки сильной воли и больших способностей, как у ее покойного отца. Она также видела у дочери естественное тяготение ко всему хорошему и достойному в жизни. Дина любила хорошие книги, писала интересные рассказы и очерки, статьи в газеты и журналы, она любила картины и неплохо рисовала. Она знала, что хороша собой, что мужчины теряют головы из – за нее, но это ее не трогало. Сама она ничего не делала, чтобы привлечь к себе поклонников наоборот, избегала всего, что было похоже на флирт. Дина старалась не вызывать ни в ком безнадежной любви и порой задумывалась над тем, что уготовила ей судьба. А судьба послала ей Александра. Александр был послан ей судьбой в эту ночь. Она чувствовала, что нравится ему, что встретились они не случайно. Их влекло друг к другу. Она закрыла глаза. Утомленная, но счастливая, с распущенными волосами, она глядела в небо, где кудрявые белые облака, где всюду свет и радость. Два желтых мотылька, как два лепестка розы беззвучно и осторожно играют над склонившимися в оцепенении колосьями, над цветами и травами, нагретыми солнцем. Сладко пахнет васильками и, щурясь от солнца, она в забытьи следит за облаками, похожими на дальние корабли, которые медленно тая, плывут по светозарной сини неба. Сипят в траве кузнечики, а над головою на тысячи ладов сонно звенит жалобными дискантами  воздушная музыка насекомых, неумолчно воспевающих дали, радость и свет солнца, божественную радость жизни. Улыбка и солнечный свет озаряет ее спокойное спящее лицо.

Уснул утомленный маг. Снятся ему поля, далеко – далеко на горизонте уходят за черту земли огромным мутно – малиновым шаром солнце. И что – то старо – русское есть в этой картине, в этой синеющей дали. Вот оно еще более потускнело, и осталась от него дрожащая огненная полоска. Быстро падает синеватый сумрак ночи. Резко пахнет прелыми осенними листьями и только изредка повевает откуда – то теплом. На востоке медленно показывается большая голова бледной луны. Огонь костра притягивает к себе  игрой ярко – цветных красок пламени. Длинные оранжево – красные бегущие ленты дрожа, трепетались, взмывая вверх. Колдовская ночь, ночь предсказаний наступила. Он обходит круг пассажиров, укладывая свою маленькую руку на голову, и говорит: Ты будешь великим, у тебя треугольник. Ты будешь знаменитой, твоя звезда загорится. Ты не выйдешь замуж, у тебя линия безбрачия. У тебя будет три мужа и пять детей. А ты умрешь скоро, но я не скажу тебе. Я не могу. Вдруг откуда – то послышалась музыка. Из звуков медленных, в которых складывается хитрая, сдержанная удаль, они превратились в шумные, быстрые и затрепетали в каком – то диком восторге. Заломив козырек своей кепки, он вдруг застучал каблуками все быстрее и быстрее, пошел мелкой дробью и задохнулся бы, не смолкни музыка вовремя. Он открыл глаза.
 - Вот так – так, - бормотал он в восторге.
Хохотнув, он посмотрел на Женю. Тот спал.
Женя шел по большой дороге в лагерь геологов, а она пела в молодом березовом лесу поблизости от него. Она шла и пела, легкая, ладная, стройная. Волосы цвета спелой ржи свободно спадали на плечи, в руке опущенной, держала платок белый, и он касался земли свободным концом. Он, завороженный ее пением стоял и, казалось ему, что весь березовый лес, еще не утративший густоты и свежести, еще полный цветов и запахов, звучно открылся ей. Было предвечернее время июньского дня. Старая, большая дорога, заросшая кудрявой муравой, изрезанная засохшими колеями, следами давней жизни наших отцов и дедов, уходила в бесконечную русскую даль. Солнце склонилось на запад, стало заходить в красивые легкие облака, смягчая синь за дальними полями, спускаясь к закату, где небо уже золотилось. Стадо овец серело впереди. Старик – пастух с подпаском сидел на меже, навевая кнут. Казалось, нет и никогда не было, ни времени, ни деления на века, на годы, в этой забытой богом стране. Березовый лес понимал и подхватывал ее песню так же свободно и вольно, как пела она. Он шел за ней, а она ничего не замечая, пела и эта песня оживляла лес. Остановилась она возле пахучего костра, где косцы ложками что – то таскали из котелка.
- Хлеб – соль, - сказал он. Здравствуйте!
Девушка обернулась, а они приветливо ответили: Доброго здоровья, милости просим!
Он посмотрел в ее зеленые изумрудные глаза, веселые, сверкающие. Золотисто – белый цвет ее продолговатого лица, чуть играл тонким румянцем. Брови были густые светло – русые. Тихо и красиво поднимала она свои длинные ресницы. Он присел к костру, а она пела, продвигаясь к березовому лесу.
Он слушал, чувствуя, что уже никогда не забыть ему этого певучего голоса, никогда не понять, а главное не высказать в чем прелесть ее песни.
Прелесть, очевидно, была в откликах, в звучности березового леса. Прелесть была в чистом лесном воздухе, которым он дышал, в этом предвечернем времени, в этом облаками уже розовевшем западе, в этом свежем молодом лесе, полным медвяных трав по пояс, дивных цветов и ягод, которые собирала и ела певунья, в этой большой дороге с ее просторной заповедной далью. И еще в том, что это родина, наш дом. Только ее душа могла так петь, как эта девушка с волосами цвета спелой ржи и зелеными, как трава – изумрудными глазами и в этом  откликающемся на каждый их вздох березовом лесу.
Все в автобусе спали. Уснул и Станислав Николаевич. Он чувствовал усталость. Ноги ныли в пыльных горячих сапогах. Он считал шаги, это занятие увлекло его. Он очнулся, когда среди песков вдруг ослепило резкой белизной появившийся купол пирамиды. Перед ним в огромной пустыне стояла пирамида, преддверие подземного города и только нужно было войти в пирамиду. Он стоял неподвижно, глядел мутно на возникшую из песков пирамиду. Долго шел он до заветной цели. Ныли ноги, усталость была во всем теле, запеклись и потрескались губы от сухого воздуха пустыни. В глазах словно песок, от яркого ослепительного солнца и тогда он подумал: Почему же он не взял темные очки? Он подошел к пирамиде и остановился у входа. Встретил его мужчина, для египтянина он был высоким. Он был худ, закутан во что – то черное. Загорелое узкое лицо обрамлялось головным убором, типичным для мусульманина. Некоторое время стояли молча. После он заговорил, блестя своими громадными глазами.
- Пойдем, - сказал он, на не понятном языке.
Он понял и вошел внутрь. Внутри было очень светло, словно солнечный свет пронизывал пирамиду насквозь. Его взгляд скользнул по мозаике пола, в узоре которого нельзя было распознать ни одной линии. Он спросил мусульманина:
- Есть ли смысл в этих узорах?
Тот понял вопрос и оживился.
- Говорят, что это завещание Хасана. Хасан знал тайну пирамид. Для него строения были пророками, теперь неизвестными, которые несут послания во имя Аллаха.
- Как это понимать? – спросил Станислав Николаевич.
- Лишь математика не подчиняется времени, - продолжал тот. Числа суть послания Вечного.
- Под этим подразумевается Аллах?
- Нет, я имею ввиду вечность, как бесконечно протяженное время.
- Тогда великие математики – пророки? – спросил Станислав Николаевич.
- Это так, - сказал мусульманин.
- Ты знаешь о подземном городе и о существах с головами животных?
Он широко открыл свои огромные темные глаза. Музыка заглушила его слова, но он понял, что никогда больше он не попадет сюда. Все исчезло.
Он услышал, как звонил его мобильный телефон. Открыл глаза. Все проснулись и посмотрели на него сонными глазами.
- Извините, извините. Это мой мобильник прервал ваш сон, - сказал Станислав Николаевич.
- Олег, - тихо позвал Александр. Ты спишь?
- Да, - ответил Олег.
- Не хочешь поговорить?
- Я спать хочу, извини.
- Может все - таки поговорим?
- Нет, - ответил Олег. Я уже все для себя решил.
- Ты уедешь?
- Да, уеду, уеду. Спи.
 Александр, как только  встретился с Олегом и посмотрел на своего друга, его поразила происшедшая перемена в нем. Говорил он спокойно, улыбка была на губах и лице, но взгляд был потухший которому, несмотря на желание, Олег не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; взгляд его поражал отчуждением. При свидании, после разлуки, как это всегда бывает, разговор не останавливался. Они спрашивали и отвечали коротко о многих вещах, о которых они сами знали, что надо говорить долго.  После разговор стал останавливаться на вопросах, прежде сказанных кратко, о жизни, о планах на будущее. Та убитость, которую заметил Александр во взгляде Олега, выразилась еще сильнее в улыбке, с которой он его слушал. Александр с воодушевлением рассказывал о своей работе в Германии.
- Она ушла от меня, - рассказывал Олег.
И Александр понял, что он болен, болен любовью не понятой, не разделенной, которая угнетает его и мучает.
- Она унесла с собой мое сердце, - продолжал Олег, - мою душу, мой покой и унесет мою жизнь.
Он покраснел, как всегда краснел, вспоминая о ней.
- Она ушла от меня, ушла, - тихо повторял он. Я сойду с ума. Работа на ум не идет, я думаю только о ней. Я конченый, навсегда конченый человек.
- Навсегда?  Навсегда ничего не бывает. Уедем со мной в Германию. Ты умный, талантливый, будь сильным. Ты сможешь. Уедешь, забудешь ее и увидишь, что кроме нее есть женщины не хуже.
- Я побил ее. Благодарю бога, что не убил.
- Отчего же не убил? Надо было убить, - сказал Александр, улыбаясь.
- Я не способен убить человека. Это не справедливо.
- Почему не справедливо? То, что справедливо или нет, человеку не дано судить. Люди заблуждаются, и будут заблуждаться, в том, что они считают справедливым или не справедливым.
- Несправедливо это то, что называется зло, для другого человека.
- Откуда тебе известно, что такое зло для другого человека?
- Зло, есть зло, - сказал Олег, раздражаясь. Мы все знаем, что такое зло.
- Да, мы знаем, что такое зло, но ты для себя, а я для себя. То, что для тебя зло, для другого, может быть, не  является злом, - сказал Александр, глядя на Олега насмешливо улыбаясь.
- Может ты прав для себя, - продолжал Александр, - каждый живет по – своему и зло понимает по – своему. Живи для себя, тогда и жизнь твоя приобретет другой смысл.
Весь этот разговор с Олегом был для него пустой. Он не понимал боль души и отчаяния Олега. И не понимал он такой уничтожающей самого себя любви. Это не любовь. Он хочет подчинить себе женщину, которая не любит его. Отпусти ее, если любишь, отпусти – такой был принцип Александра. Любишь сам, дай любить и другому, не подчиняй себе, не насилуй.
Он помнил Олега в институте и всегда он был загадочным, небрежным, порой изящно – дерзким, порой презрительно – рассеянным и во всем независимым. Он не долго таил свои чувства, притворяться не верящим в любовь и счастье на земле. Скоро об его влюбленности знали все. Скоро его влюбленность перешла, бог знает во что. Нервы совсем перестали слушать его.
Она в группе была самая хорошенькая, голубоглазая блондинка и смех ее был заразителен с ямочками на щеках. Олег был в нее влюблен до безумия. Она не любила Олега, он ей даже не нравился. Женился он на ней, когда она была в отчаянии, в безысходности. Она была беременна. Ребенок родился мертвым. Немного поправившись от родов, она загуляла, а после ушла от него.
Почему Олег такой? Почему для него любовь это порабощение? Не от – того ли, что отец и мать мало внимание уделяли сыну, всю свою любовь они отдали младшей сестренке, в которой души не чаяли. Видя такое безразличие к нему, он убегал из дома, бродяжничал, бил витрины магазинов, был взят на учет в милиции. Он рано начал курить, пить, но в старших классах взялся за ум, хорошо окончил школу, поступил в институт и ушел из дома. Не любили его в семье, вырос он не понимая, что такое истинная любовь. Любовь – это свобода чувств. Он не понимает этого.  Александр вспоминал свою мать, свое детство. Мать не вышла замуж и всю свою жизнь  посвятила ему. Она красивая, стройная, высокая, независимая.  «Ты мой маленький мужчина, - говорила она, - никто мне не нужен». Мать журналистка, часто уезжала в командировки, он оставался с бабушкой. Он ни одного раза не видел мать с мужчиной, а ему хотелось застать ее с любовником. Хотелось уличить во лжи, в неискренности. Дети всегда ищут в родителях что – то недостойное, чтобы при случае упрекнуть их в этом.  Часто среди ночи он на носочках подходил к двери материной комнаты и прислушивался, но было тихо. Он очень любил мать и был абсолютно уверен, что только он нужен ей. Детская наивность?  Может быть, но мать добилась любви сына, его понимание и авторитета. После окончания университета, мать предложила ему уехать в Германию к ее другу Генриху. У Генриха был свой бизнес. Детей у них с Мартой не было, и его приняли в семью охотно. Целый год он работал просто мастером. Сообразительный он быстро вникал во все, знал производство, которое уже выходило за пределы Германии, и стал правой рукой Генриха. Когда он услышал разговор матери и Генриха, это не возмутило его. Он восхищался  матерью, женщиной умной и находчивой.
- Генрих, как наш сын не разочаровал тебя? – спросила мать. Не подвел?
- Нет, - ответил он. Он молодец. Умница, весь в тебя.
- А деловой, наверное, в тебя, - смеялась она.
Тогда он узнал, что Генрих его отец. После слов мага, понял, где его успех, где его сногсшибательная карьера.
Олег спал или делал вид, что спит. Ему не спалось. Он посмотрел на Дину. Увидел, что и она не спит. Она почувствовала на себе взгляд, повернула голову. Александр улыбнулся, глядя на нее. Улыбнулась и она. Он встал и подошел к ней.
- Можно я присяду с тобой?
- Конечно, присаживайся.
- О чем думаешь? - спросил он. О предсказании мага?
- И о нем тоже. Все это так необычно, даже не верится, что такое возможно. Конечно, я не плохо рисую, но….
- Я считаю, что маги не ошибаются и тебе нужно быть готовой, к звездному успеху. Я хочу тебе задать один для меня очень важный вопрос. Можно?
- Раз вопрос важный, тогда задавай свой вопрос.
- Дина, у тебя есть парень?
- Ты имеешь в виду, жених?
- Да, жених.
- Нет. Жениха у меня нет. Зачем тебе об этом знать?
- Я хочу быть твоим женихом. Как ты не возражаешь?
- Ты это серьезно? – спросила Дина и засмеялась.
- Очень серьезно. Если я тебе хоть чуть – чуть нравлюсь, позвони.
Он достал  визитную карточку и протянул ее Дине.
- Мне не хотелось бы, потерять тебя.
- Германия? – спросила Дина, разглядывая визитку. Ты живешь в Германии. А что ты делаешь здесь? Извини, за мое любопытство.
- Отчего же, я отвечу. Я приехал на юбилей своей мамы. Улетаю через неделю. Я буду ждать твоего звонка. Хочу встретиться с тобой. Хочу быть с тобой.
Тебе нужно подумать?
- Понимаешь, может это не скромно, но ты действительно понравился мне, как только я увидела тебя. Может это судьба? Почему я у мага не спросила об этом?
- Да, я уверен, что это судьба и спрашивать не надо. Я хочу, чтобы ты была моей невестой и женой. Ты могла бы приехать ко мне в Дрезден, погостить.
- Я еду с преддипломной практики. Впереди у меня госэкзамены, а после я принимаю твое предложение.
Он протянул ей руку, и она положила свою изящную руку в его ладонь. Он сжал ее. Она ответила нежно, но крепко.
- Завтра я приглашаю тебя в гости на день рождение моей мамы. Вы познакомитесь. Она тоже журналист.
- Так быстро?
- А что тянуть? Мы же договорились. Ты моя невеста и я тебя хочу познакомить с мамой, это так очевидно. Осталось только договориться о встрече.
- Позвони мне. Где записать тебе мой номер телефона?
- Говори. Я запомню.
Он обнял Дину за плечи, притянул к себе и поцеловал в щечку.
- Спасибо, - сказал он.
- За что? – спросила она.
- За то, что ты есть, - ответил Александр.
Лена проснулась от музыки и услышала: Извините, это мой мобильный телефон нарушил ваш сон. Проснулась, но не хотелось открывать глаза. Эта мелодия напомнила ей детство, когда она маленькой девочкой услышала пение жаворонка впервые. Это было весенней зарею, когда в небе одна за другой гасли серебряные звезды. Дом тети, в котором она гостила в то лето, стоял на краю большого села. От дома уходили вдаль поля, с другой стороны в темных оврагах бурлили весенние потоки, падая с уступа на уступ. В мае все уступы обрастали молодой зеленой травой. Жаворонок пел и пел долго, пока солнце выплывало в чистом воздухе. Жаворонок пел, а ей казалось, что он рассказывает ангелам, которые глядят на землю кроткими очами. Жаворонок видит, думала она, и луч, наполненный утренним туманом, тоже видит  ее и ей поет свою тихую песню. С тех пор всю жизнь она помнила о весенней заре, чистой, как божественный ангел, и остались его трели в душе на всю жизнь.
Она открыла глаза, подняла голову и встретилась с веселыми, чуть сонными, глазами Алексея. Достала из сумочки расческу, прибрала волосы и посмотрела в окно. Автобус приближался к городу. Все чаще мелькали деревни, разделенные уже убранными и заскирдованными полями, багряно – желтым мелколесьем, тополями вдоль дорог, березовыми рощами.
- Посмотрите, Алеша, на березы, - сказала она.  Они стоят, как девушки в хороводе в шитых золотым листом полушалках. А небо, какое синее и белые, белые облака. «Осенняя пора, очей очарование!»
И вот сентябрь! Замедляя свой восход
Сияньем хладным солнце блещет,
И луч его в зерцале зыбких вод
Не ясным золотом трепещет.
- Красивые стихи, - сказал Алексей. Чьи они?
- Это Баратынский. Алеша, я заметила, как вы улыбались во сне. Вам приснился хороший сон?
- Давно забытые картины молодости. Никогда я не вспоминал об этом. Еще в студенчестве мы группой пошли пешком к древнему монастырю на Святых горах, в Азовские степи. Рано утром мы были под Славянском, до Святых гор оставалось 20 км. Нужно было спешить. С утра в степи было по – весеннему холодно и ветрено. На западе, на горизонте красовалась гряда меловых гор. Ветер дул нам в лицо, холодил руки и, казалось, холодил душу, но чувствовалась какая – то радость во всем. За курганом в круглой ложбине мы отдыхали. Есть что – то чистое и веселое в этих полевых апрельских ложбинах – болотах. Над ними вьются звонкоголосые чибисы, серенькие трясогузки щеголевато и легко перебегают по их бережкам, а в мелкой прозрачной воде отражается ясная лазурь и белые облака.
- Курган был покрыт мутно – зеленым бархатом прошлогодней листвы. Мы лежали, отдыхая на кургане, с полей тянуло теплом, облака светлели и таяли. Жаворонки, не видимые в воздухе заливались над степью радостными трелями. Ветер был ласковый и мягкий. Мы с закрытыми глазами чувствовали себя бесконечно счастливыми. Одним словом, это была моя давняя мечта, побывать на Святых горах, в монастыре. Мы шли и шли, чувствовали усталость. Скоро в пролете лесной дороги мы увидели мужика, и подошли к нему. Он остановился.
- Это дорога на Святые горы? – спросил я.
- Куда тебе?
- В монастырь, - ответил я.
- Какой монастырь?
- Да вы разве никогда не были на Святых горах, в монастыре, в церкви?
- В церкви? У нас церковь в селе есть, - ответил он.
- А в монастыре? – спросил я.
- Да вы что, хлопцы, какой монастырь давно все порушено и следов не оставлено.
- Эта дорогу туда? – снова спросил я.
- Туда, туда, - засмеялся он. Махнул на нас рукой и спокойно пошел дальше.
- А вы? – спросила Лена.
- А мы? А мы уже въехали в город и остальную часть нашего приключения, если вам интересно, я доскажу позже.
Автобус вошел в город. Еще они 20 мин. ехали по городу, по – осеннему нарядному. Яркие осенние краски всегда будят в человеке особые чувства. Будто вся свежесть ветров, дыхание земли осенью, полуночного неба и слез, пролитых любовью, проникали в наше благородное сердце и навсегда завладевали им.
- Приехали, господа пассажиры, - сказал в микрофон Вася – водитель.
- Ну, вот прошла ночь под большой чистой луной и нам всем пришла пора прощаться, - сказал Женя, вставая.
Пассажиры, встряхнув с себя сонное оцепенение, зашевелились.
- Минуточку внимание, - продолжал Женя. Мы даже не знаем, как звать нашего предсказателя, главной фигуры этой колдовской ночи. Где мы можем вас найти, если ваши предсказания у кого – нибудь не сбудутся?
- Я Берг Иван Иванович, - усмехнулся он. В этом городе у меня есть помещение, как сейчас это модно называется, офис. Там я встречаюсь с народом. Он назвал адрес. Мои предсказания сбудутся, будьте уверенны. Приходите, я буду рад встретиться с каждым из вас. Станислав Николаевич, вы возглавите экспедицию и добьетесь признания.
- Да? – удивился Станислав Николаевич. Вот спасибо. Это очень ценное предсказание. Это моя давняя мечта. Спасибо, спасибо.
- До свидания, - сказал Иван Иванович. Мне было приятно познакомиться с вами, дорогие мои.
Он поднял руку, прощаясь, и вышел.
- Спасибо всем за приятное общение. Жаль, мне очень жаль, что ночь прошла так быстро, - сказал Женя.
- Спасибо тебе, Женя, за вкусный час с дымком, за костер, который объединил нас всех этой необычной ночью, - сказала Лена.
И все захлопали в ладоши.
- Я рад, - ответил он, - если эта ночь не забудется вами.
Пассажиры стали выходить из автобуса.
Александр подошел к Олегу. Тот сидел с закрытыми глазами, казалось, что спит.
- Олег, - позвал он. Приехали.
- Я это понял, - не открывая глаз, сказал он.
- Я жду твоего звонка. О кей!
Взяв Дину за руку, они вышли. Опустел автобус, а Василий все еще сидел, уронив голову на руль. Иван Иванович, увидев Василия в кабине, вернулся и, улыбнувшись, громко сказал:
- Что ты сидишь здесь, поспеши домой, дружок, там ждут тебя.
- Да? Тогда я сейчас, я быстро, - засуетился он, расплываясь в улыбке.

- Тяжелая, - сказал Алексей, взяв дорожную сумку за ручки. Как это вы, Лена, дотащили ее? Едем ко мне. Я возьму машину и отвезу вас в аэропорт.
- Хорошо, едем к вам, Алеша.
- Завтра воскресенье. Погости у меня, Лена.
Перешел он на «ты»  и посмотрел ей в лицо. Оно было спокойное, но грустное.
- Сходим куда – нибудь, - продолжал он. Можно в ресторане поужинать или в кафе, там спокойнее. Тебя дома никто не ждет?
- Дома меня ждут, одиночество и моя подруга – тоска.
- Ты погостишь у меня?
- Да, - ответила Лена.
- Не грусти, Лена, все будет о кей, - глядя в ее грустные глаза, сказал Алексей.
Дом, в котором жил Алексей, был не далеко от вокзала. Хорошо было бы прогуляться, пройтись по воздуху по - осеннему свежему и еще теплому. Сумка была тяжелая, дойдя до остановки, вошли в наполненный до отказа автобус.
Пассажиры в автобусе говорили то громко и взволнованно, то недовольно и возмущенно. Лена поднялась по ступенькам и не найдя за что взяться, висела прижатая Алексеем и сумкой.
- Нечего толкаться, - закричала женщина где – то в середине автобуса.
- Мне выходить на следующей остановке, - ответил недовольно мужчина. Не нравится, что толкают, на машине езди, толкать никто не будет.
- Сам - то что на машине не ездишь? Вот пузу какую отъел, за троих в автобусе место занимаешь.
- Ты не очень кричи, морда твоя красная, противная, - перешел на крик мужчина.
- Сам ты…
.Вдруг автобус остановился. Толпа, устремленная в открытую дверь, вытолкнула Алексея с сумкой на асфальт.
Лена летела следом за ним. Он едва успел подхватить ее. Автобус отошел. Сумка валялась на асфальте, словно поросенок, перекатываясь с боку на бок.
- Как же мы ее понесем, она такая пыльная?
- Оставим здесь, - смеялась Лена. Не люблю ездить в городских автобусах, особенно в часы пик.
- И я не люблю, - ответил Алексей.
Взяв за ручки, большую пузатую, грязную сумку, понесли. Они вошли в чистый двор с большой хорошо оборудованной детской площадкой, небольшим сквером с окрашенными цветной краской и оттого очень яркими и красивыми, скамейками. Цветники, с уже отцветшими голыми стеблями, говорили, что летом они цвели и радовали глаз. Малыши, в красных, синих, желтых ярких шапочках, как разноцветные надувные шары, возились в песочнице. Блестящие спицы велосипедов, проезжающих подростков, трепетали на солнце чистыми золотыми лучами. Двор жил своей жизнью.
- Откуда бог несет? – спросил, поравнявшись с ними, грубоватый на вид, рыжий курносый старый профессор.
Двигался он неспешна, толстые очки блестели строго, в руках была корзинка.
- Здравствуйте, - сказал Алексей. Лену встречал на вокзале. А вы, куда собрались с корзинкой?
- А – а, - махнул он рукой и, шаркая ногами, пошел дальше.
В небольшой прихожей, Алексей поставил сумку в угол и включил свет. Лену удивило огромного размера зеркало, от самого пола до потолка. Она посмотрела на себя в зеркало, отраженные в глазах огоньки, от двух настенных бра, освежили голубизну ее глаз своеобразным веселым блеском.
- Раздевайся, проходи, будь, как дома. Я быстренько приму душ и сварю кофе. У меня беспорядок, извини. Не думал, что гостей придется принимать. Раньше соседка приходила один раз в неделю, мыла полы, убиралась, стирала. Уехала.
- Я сварю кофе, - сказала Лена. Иди, принимай душ.
 Она сняла легкую светлую курточку, и снова посмотрела в зеркало.  Красивая фигура, брюки подчеркивали ее округлые бедра и стройные длинные ноги, обтягивающий не большую грудь пуловер, еще больше подчеркивал безупречность ее фигуры. «Ну, как я? Хороша? Да, хороша, хороша». Она открыла раздвижные дверцы шкафа и увидела на полочке легкий шелковый шарфик, как у нее, вьетнамский, перчатки и светлый кожаный берет. Ее брови поднялись, а на губах образовалась легкая ухмылка. Она повесила свою курточку на вешалку и закрыла дверцы шкафа. Тут же она заметила комнатные шлепки, голубые с меховым пушением. Она сняла свои туфли, надела на ноги шлепки. По небольшому коридору прошла мимо комнаты, очевидно гостиной, мимо спальни с незаправленной, а лишь закинутой одеялом, кроватью. На стенах она заметила картины в основном природа. Осень. Яркие краски осенних пейзажей радовали глаз. Здесь тоже были женские вещи. На стуле перед трюмо висел женский халат, легкий, яркий. На столике возле зеркала расческа, флакончики с туалетной водой, статуэтки из минералов.
У нее было чувство, что она вторглась в чужую жизнь. Мимо ванной комнаты, она прошла в кухню. В кухне на подоконнике она заметила массивную из цветного стекла в виде какого – то причудливого цветка пепельницу с окурками, среди них были  кроваво – красные кончики от губной помады. И снова у нее было чувство, что она напрасно согласилась приехать сюда. «Завтра я уеду. Я здесь, только гость». На полочке в шкафу она нашла быстро – растворимый кофе. «Подойдет и этот». Налила в чайник воды и включила. Поспешно, как из надутой воздухом игрушки, выходил из нее воздух оживления и счастливого ожидания. Это как сон, грезы какие – то, мираж. Женские вещи были по всей квартире и это смущало ее, словно они из – под тишка смотрели и следили за ней. Чай закипел.  Алексей вошел в кухню. Он был в махровом халате до пола, влажные волосы торчали в разные стороны.
- Решила не варить кофе?
- Так быстрее, - ответила Лена.
- В холодильнике по – моему есть колбаса и сыр, а в хлебнице должны быть булочки. Я быстро только переоденусь.
- Я посмотрю, - сказала Лена.
Вернулся Алексей в светлой рубашке, хорошо освежавшей его загорелое лицо. Влажные гладко причесанные волосы, волнились. Он подошел к окну, взял с подоконника наполненную окурками пепельницу и вышел из кухни. В ванной комнате вымыл ее и поставил на прежнее место. Молча пили кофе с бутербродами с колбасой и сыром.
- Алеша, а где твои родители живут?
- В Киеве, - ответил он.
- Вы со своими товарищами дошли до Святой горы?
- Дошли. Монастырь оказался разрушен во время войны. Мы побывали в скиту – там было тихо, и бледная зелень берез слабо шевелилась, как на кладбище. Взбираться туда было трудно, ноги глубоко тонули во мху, буреломе и легкой прелой листвы, гадюки то и дело быстро и упруго выскальзывали из – под ног, зной, полный тяжелого смолистого аромата неподвижно стоял под навесом сосен. Зато, какая даль открывалась перед нами, как хороша была с этой высоты долина, темный бархат ее лесов, как сверкали разливы реки.
- Алеша, у тебя есть женщина?
- Нет. Уже нет, - поспешно ответил он. Только вещи ее остались, которые наводят на меня тоску. Хотя уже и тоски нет, а какое – то неудовлетворение, скорее отчаяние.
- От  несложившихся отношений? Ты любишь ее?
- Любил. В первый год нашей бешеной любви хотели пожениться, но свадьбу отложили из – за  матери. Она перед самой регистрацией вдруг тяжело заболела. Регистрацию откладывали еще несколько раз. А сейчас Ольга хочет замуж за сына их друзей.
- Она сама тебе об этом сказала?
- Нет. Сказала Таисия Петровна – мать Ольги.
- Но, может Ольга…..
- Нет, нет, - быстро с жаром заговорил Алексей. Я видел. Я все видел сам.
- Ольга не может мне об этом сказать, смелости не хватает. Зато ставит передо мной не выполнимые условия.
- Может еще раз поговорить с ней? – спросила Лена.
- Да за чем? Я уже не люблю ее, и приехал к ней, чтобы сказать об этом. Наши поездки мне напоминают одну детскую сказку «О журавле и цапле». Меня всегда поражает женская интуиция. Она словно почувствовала мое настроение, и первая объявила мне «мат». Я понимаю, что тебе не приятно видеть ее всюду разбросанные вещи.
- Это не важно, - сказала Лена, - ведь она была здесь, как дома. Я думаю, Алеша, у вас еще все наладится. Главное не надо спешить.
- Нет и нет. Это длится уже два года. Наши визиты друг к другу затянулись, а отношения зашли в тупик. Нет смысла в дальнейших разговорах и выяснять не чего. Я ничего не хочу выяснять, Леночка. Я жить хочу. Я сейчас схожу за машиной, и поедем на вокзал искать твоего мужа.
 - Можно, я пойду с тобой?
- Хорошо, пойдем.
В просторном гараже стоял, сверкающий серой краской БМВ.
- Шикарная у тебя машина, - сказала Лена.
Она провела ладонью по дверце машины. Алексей открыл створки широких дверей горожа. Сел за руль и нажав на газ, вывел машину. На внутренней поверхности дверей освещенной слабыми осенними солнечными лучами, Лена увидела большую фотографию улыбающейся Ольги Павленко. Она смотрела на нее и снова было чувство, что она не должна здесь остаться. Алексей заметил, как она разглядывает снимок.
- Ольга!? – сказала Лена, улыбаясь.
- Ты знаешь ее?
- Это Ольга Павленко. Я ее хорошо знаю. Она в нашей школе учит детей танцевать.
- Только не говори, что она твоя подруга.
- Нет. Подругой она быть не может ни кому, слишком заносчивая, высокомерная и ревнивая. Она действительно хочет выйти замуж за Стаса. Они вместе появляются уже в течении года.
Она вспомнила, когда они отмечали день учителя в кафе. Ольга пришла со Стасом. Он, напившись, волочился за ней. На следующий день в учительской она при всех выговаривала ей, о недостойном поведении жены капитана. Они поссорились.
- Год? – прервал молчание Алексей. Она выходит встречалась еще и со Стасом?
- И не только. Она всегда в учительской с гордостью говорила, что у нее на дню два – три свидания, смеялась весело и кокетливо, поглядывая на молодого учителя физкультуры, но порядочного и примерного семьянина.
Лена, заметила, как тень неудовольствия и обиды промелькнула на лице Алексея, губы плотно сжались. Он шумно через нос выдохнул воздух. Ехали молча, остановились возле кафе.
- Зайдем в кафе, поужинаем, - сказал Алексей.
В кафе было не многолюдно, играла тихая музыка, навевая грусть. Блеклый свет от серых плафонов не создавал интимной обстановки, как это верно было задумано дизайнером, а освещал все вокруг каким – то серо – грязным светом. Голубая поверхность столов дополняла унылую обстановку. В общем, - подумала Лена, - кофе было уютное и чистенькое и, возможно, выглядело бы мило при дневном солнечном свете. За окнами клонился к вечеру осенний день. Стало темно от набежавших темных туч. Пока ждали заказанный бифштекс с жареным картофелем, Алексей молчал и о чем – то сосредоточенно думал, комкая в пальцах синюю салфетку. Лена рассматривала его чистое без единого прыщика, гладко выбритое лицо. Под опущенными ресницами светились стеклянным блеском темно – серые, почти синие глаза, только изредка взмахивали его длинные ресницы вверх и тогда их глаза встречались.
- Лена, ты останешься у меня? – спросил он глубоко вглядываясь ей в глаза.
- Останусь, если ты хочешь, - сказала Лена, улыбнувшись.
- Хочу, очень хочу, - ответил Алексей.
Ели молча, запивая бифштекс персиковым соком.
- Сейчас заберем сумку и в аэропорт, - спросил он.
- Да. Оставим ее в камере хранения.
- Тогда поехали? – улыбнулся Алексей.
Ехали молча. Каждый был занят своими мыслями. Лене казалось, что Алексей тот мужчина, какого бы она хотела. А тут Ольга на пути и не избежать ей скандала, если узнает. Конечно, Алексей для нее прочитанная книга, но и терять его навсегда она вряд ли захочет. Стас не жениться на ней. Он бабник, избалованный и высокомерный. И вот тогда она, вспомнит про Алексея. А Алексея уже не будет. Я уведу его.  Они прибыли в аэропорт, сдали сумку в камеру хранения, заплатив за год. Пока Лена принимала душ, Алексей навел порядок, убрав все улики от пребывания Ольги в его жизни. С хорошим настроением, в махровом длинном халате Алексея, с полотенцем, повязанным на голове, она вошла в кухню, где пахло свежее – сваренным кофе.
- Какой божественный аромат! – улыбнулась она.
Алексей в домашней светлой рубашке, в светлых легких брюках, в цветном переднике с нагрудником, был такой домашний, такой родной и близкий ей, что она присев за стол тихо сказала:
- Алеша, мы забыли купить мне билет на завтра.
- Да, да. Купим завтра.
Он налил и подал ей кофе в небольшой изящной чашке и присел напротив. Капельки воды еще висели на длинных ресницах Лены, щеки в розовом нежном румянце, были так свежи и нежны, что он, прикрыв своей ладонью ее руку, лежавшую на столе, легко сжал.
 - Как тебе кофе, нравится?
А ей послышалось: Я люблю тебя!
Его взгляд, его пожатие – все говорило ей об этом.
Спать легли порознь. Алексей в спальне. Лена устроилась на раскладном диване в гостиной. Алексей был взволнован, не хотелось думать ни о чем.
  Он не думал, а только лежал с открытыми глазами, отупленным взглядом глядел в потолок и не заметил, как глаза закрылись сами. Он шел по степи к кургану, где сбываются мечты. Он лез на курган ногами и руками упираясь за землю, стараясь удержаться от несущихся вниз камней. На кургане он обратил взор в небо: « Прошу тебя, Господи, оставь ее мне». И вот он идет по степи уже заросшей травой и цветами, и было ему приятно оттого, что они щелкают по ногам, что поднявшийся ветер обдувает лицо. «Ты исполнишь меня радостью перед лицом твоим!»
Вечером как будто ничего не предвещало перемену  погоды, а ночью вдруг разразилась гроза. «Гроза в сентябре!? Вот это да!» В сумраке мелькал красноватый отблеск молнии, после чего начинался где – то вверху смутный рокот. Он приближался тяжелыми раскатами так, что дрожали стекла, и вдруг разразился треском и резкими ударами над самой крышей дома. Начал сыпать дождь, сначала осторожно, потом все шире и шире. Лена не спала. «Неужели гроза? В сентябре гроза?» Алексей вышел и при сильном красном отблеске, озарившем всю квартиру, спросил:
- Лена, тебе не страшно?
- Алеша, что же это? Неужели гроза в сентябре?
- Гроза, да еще какая!
Она встала с постели, а когда тяжелый раскат грома потряс дом, бросилась к Алексею, обняла за шею и прижалась к нему всем телом.
- Гроза в сентябре не бывалое явление, - тихо шептала она.
- Это продолжение колдовской ночи, - сказал Алексей, беря ее на руки.
Он поцеловал ее в губы легко, едва касаясь, унес в свою, еще теплую от его горевшего тела, постель. Крепко прижал, осыпая поцелуями губы, шею, грудь.
- Это все ночь, колдовская ночь, продолжается. Она соединила нас.
Молнии озаряли, гром глухо рокотал, укрепляя их любовь, их желания быть вместе, слиться воедино. В открытую после грозы дверь балкона, наполнило комнату свежим воздухом, насыщенного влагой и тяжелым запахом осенней листвы тополей.
- Люблю тебя, - сказал Алексей.
- И я люблю, - ответила Лена.
- Ты моя судьба, сказал мне Иван Иванович.
- Он так сказал? – спросила, удивленно Лена.
В темноте, склонившись, он увидел блеск глаз и крепко прильнул к ее губам.
- Алеша, какое желание ты загадал на Святой горе?
- Найти мою судьбу, - ответил он.

Дина вошла и позвала мать. Дома было тихо. Равномерно отстукивали часы в гостиной. Аромат материных любимых духов был в прихожей. Он смешивался с ароматом легких сигарет, которые она курила в квартире, когда была одна. Уютная атмосфера дома, всегда успокаивала ее. Она любила оставаться одна дома и никогда не скучала. Это великое счастье и великая душевная чистота быть одному, вспоминала она слова Бальмонта.
 Часто повторяла эти слова каждому, кто смеялся над ее желанием быть одной. Она неспешно сняла легкую курточку, полюбовалась на свою стройную, гибкую фигуру в зеркало, убрала заколку с волос и они темными волнами легли на плечи, изучала с минуту свое лицо, кокетливо подмигнув темно – карим глазом, застенчиво улыбнулась едва заметной ямочкой на щеке, сняла обувь и вошла в гостиную. В гостиной витал аромат материных духов, на журнальном столике  в хрустальной фазе стояли хризантемы. А после она подошла к пианино, открыла, пробежала пальцами по клавишам и та, застонав на разные голоса, смолкла под тяжелой захлопнутой крышкой.  Прошла в свою комнату, здесь все было без изменения, плюхнулась в кресло и то, тяжело вздохнув, опустилось. «Хорошо дома».  Через несколько минут она уже стояла под приятным теплым душем. Звонил телефон. Накинув полотенце на голову, оставляя мокрые следы на полу, она взяла трубку.
- Дина, – услышала она, - наконец ты дома. Что случилось?
- Мама, позвони позже. Я только что вышла из душа.
Она вернулась в ванную, надела белый махровый с яркими цветами халат, запахнувшись повязалась поясом, обернула голову полотенцем и вошла в кухню. Налила воды в чайник и включила. Присела к столу и задумалась. «Прекрасный получиться очерк, если со всеми подробностями осветить события ночи. Костер и, конечно, маг. Маг был великолепен. Ночь по – истине не обычная». Чайник вскипел и, щелкнув, отключился. «Сколько пассажиров – столько и судеб». Она вспоминала события ночи, думала о каждом пассажире, о предсказаниях, с содроганием подумала о Марате, с любовью об Александре, с пониманием о Свете, с интересом о Лене и Алексее.
Входная дверь отворилась и захлопнулась. «Мама пришла».
- Дина! – услышала она. Дина, где ты?
- Я в кухне, мама, пью чай.
- Дина, что произошло? Почему ты задержалась? Я не сомкнула глаз всю ночь. Ты отключила мобильник?  Зачем? Что ночной рейс автобуса отменили?
По мере того, как она подходила к кухне,  слова были слышны особенно хорошо. Мать вошла в кухню. Дина, глядя на нее, залюбовалась. Ее мать красивая женщина, со смуглым янтарного цвета, лицом. Густые черные волосы были в красивой прическе, черные брови, темные открытые глаза, в бордовом костюме она была хороша.
- Мама, какая ты сегодня красивая!
- А – а, - махнув рукой, сказала она. Но мне приятно слышать от тебя комплемент. Рассказывай, рассказывай, почему ты так поздно приехала. Не было ночного рейса?
- Изломался автобус, мама. Ты знаешь….
И она со всеми подробностями, словно обговаривала будущий очерк, рассказала матери все то, что мы уже знаем, мой дорогой читатель. Не умолчала она и об Александре.
- Это прекрасно, что у тебя серьезный парень. Налей мне пожалуйста чай, я сегодня без обеда, кушать хочу. В холодильнике есть котлеты и гречневая каша. Будешь?
- Чуть позже, мама. Я устала и есть не хочу.
- Ты как хочешь, а я разогрею и поем. Я сегодня встретила Ингу. Давно не видела ее. Она с воодушевлением рассказывала, как счастлив ее Тимур в браке. Скоро ее невестка родит внука или внучку.
- Так скоро? Они же совсем недавно поженились.
- Тимур не женился бы на твоей Дине,  - говорит она, - потому что она высокомерная, гордая и капризная. Жена его такая нежная, такая внимательная. Тимур только подумает, а она уже знает, что он хочет.
- Ты расстроилась, мама?
- А в конце сказала, что вряд ли найдется мужчина, который захочет жениться на твоей Дине.
- Она так сказала? Какая она дрянь.
- Она хотела обидеть меня. Обидела.
- За что, мама? Что ты ей плохого сделала?
- За что? Она все время старалась быть лучшей, уважаемой, но все знали, кем она была.
- Кем она была, мама?
- Она фотомодель.
- Мансур и твой отец Эдгард – были друзья в молодости. Мы с Эдгардом дружили.  Мансур тихо страдал по мне, как он говорил, когда мы  оставались одни. Но у него уже тогда была Инга – «Моя ночная бабочка», смеялся он. Жениться  на ней он, конечно же, не собирался, судя по его настроению. Инга была беременна, а Мансур жениться на ней не захотел.  Инга решила родить ребенка и таким образом заполучить Мансура себе в мужья. Он часто говорил, что она «Ночная бабочка» и отцом ребенка может быть хоть кто. Инга родила сына и по анализам установили его отцовство. Игна добивалась того, чтобы Мансур женился на ней, а его пугала его напористость.
- Нахальство, - поправила Дина.
- Да, нахальство, так вернее. Тогда Мансур уехал за границу на два года.
Потеряв всякую надежду заполучить Мансура, она пришла ко мне плакала и просила помочь. Я говорила с Мансуром, я поговорила с его матерью, пыталась убедить и того и другого, что у ребенка, у их сына должен быть отец. Не годиться при живом отце, быть мальчику сиротой. Мансур согласился со мной. Мать его сказала: Хочет поломать себе карьеру пусть жениться, я не буду возражать. Лично я и на порог не пущу эту «модель».
 Мансур  женился на Инге, когда Тимуру было уже три года.  Свидетелями на их регистрации были мы: я и Эдгард. Мать Мансура не была на их регистрации и на их свадьбе. Даже внук не смягчил ее строптивый нрав. Конечно, если поскрести красивую внешность Инги, то она не безупречна. Благодаря удачному замужеству, Инга поднялась на должную высоту, но не все в обществе приняли ее. Она давно бы порвала наши отношения, если бы не Мансур. Он очень уважал Эдгарда, был ему благодарен  и помнил это. Но сейчас, когда нет Эдгорда, все изменилось. Хотя Мансур после смерти Эдгарда сказал мне: Только одно твое слово и я буду у твоих ног. Никто меня не остановит.
 Но ты сама понимаешь, детка, что это не возможно, хотя бы потому, что я не могу предать своего мужа. Мансура я не люблю, и никогда не любила.
- Зачем же ты хотела, чтобы мы поженились с Тимуром?
- Это хотела не я. Так хотели друзья.
- Ты знаешь, мама, Алекс сделал мне предложение. Как только сдам госэкзамены я уеду в Германию.
Звонок прервал их беседу.
- Это Алекс.
- Пригласи его к нам в гости. Хочу посмотреть на твоего Алекса.
- Дина! Наша встреча не отменяется?
Услышала она голос Александра.
 - Нет, - ответила Дина.
- Где мы встретимся?
- Ты можешь зайти за мной? – спросила Дина.
- Ты хочешь, чтобы я пришел к тебе домой?
- Да, - ответила она.
- Я приду. Скажи свой адрес. Я приду через час. Тебя устроит?
- Конечно. Я жду тебя.
- Он зайдет, мама, через час. Я пойду, приведу себя в порядок.
У себя в комнате она все еще думала о том, что о ней сказала Инга. «Значит я гордая и высокомерная. И что же в этом плохого? Высокомерие никогда не мешало женщине любить настоящего мужчину, ну скажем, такого как Алекс. Капризная – значит, женщина знает себе цену».  Она тщательно оделась и вошла в кухню. Мать перед открытой форточкой курила. Дина подошла и обняла мать сзади за плечи. Та обернулась, отодвинула руку с сигаретой подальше. Струйка голубого дыма от сигареты поднялась вверх, оставляя аромат и легкое облако дыма, которое уплывало тонкой струйкой в открытую форточку.
- Ты прекрасно выглядишь, детка.
- Мама, Алекс пришел, слышишь, звонит?
- Я открою ему, - сказала она, потушив сигарету в пепельнице. А ты пойди к себе в комнату. Жди там.
Она открыла дверь. Перед ней стоял молодой красивый мужчина лет 25. Карие глаза, темные волосы на гордо посаженной голове, правильные черты лица, красиво изогнутые брови, прямой нос. На нем была легкая светлая кожаная курточка, в джинсах.
- Здравствуйте. Дину можно увидеть?
- Проходите. Я мать Дины, Изольда.
- А я Александр, - ответил он.
- Пойдемте. Она в своей комнате. Дина, к тебе гость, - громко сказала мать.
- Алекс, проходи, - сказала Дина и закрыла дверь.
- Дина, ты поразительно похожа на свою маму.
Он улыбался на пороге ее комнаты, радуясь тому, чему радовался он все время пребывания дома, счастливой удаче своих любовных надежд, которая вдруг
выпала на его жизненном пути, когда он совсем отчаялся встретить ту, что сразу завладеет его душой. Он шагнул к Дине, обнял за плечи и притянул к себе.
- Я поцелую тебя? Ты не обидишься?
Она не ответила, лишь подставила ему свои губы, закрыв глаза, и отдалась вся в его власть, его поцелуям.
- Ты готова идти? – спросил Александр,  не отпуская ее.
- Куда мы идем? – спросила Дина, посмотрев ему в глаза.
- Мы идем с тобой, моя любимая, на день рождение мой мамы.
И снова он целовал не в силах оторваться от жарких губ ее, забыв все на свете, а она, млея, отдавалась его трепетным поцелуям, теряя рассудок.
- Идем, идем. Опоздаем. Я совсем потерял голову.
- Мама, мы уходим.
- До свидания, - сказал Александр.
- Счастливо вам, - сказала Изольда, выходя из кухни.

Мать встретила Свету и, глядя в ее измученные глаза поняла, что у нее есть какая – то горькая тайна.
- Что случилось, дочка? – спросила она.
- Автобус поломался, - ответила Света.
- Устала? Голодная?
- Да, мама, очень устала. Автобус изломался…..
И она рассказала матери о Жене – геологе, о костре, о пассажирах, умолчав о самом главном, что мучило ее сейчас.
- Мне кто – нибудь звонил?
- Звонков не было, - ответила мать, - а письмо есть. Оно на столе в твоей комнате лежит.
- Давно пришло письмо?
- Пришло, как только ты уехала, на следующий день.
Света вошла в комнату, подошла к столу, где лежало письмо, и узнала почерк. Все поняла. Поняла она, что маг – Иван Иванович не ошибся. Сердце тревожно забилось и сжалось, не потому что любила она Славу, любви уже не было, а потому, что узнала тайну жизни, к которой нужно было идти медленно, не раня сердце стремительной быстротой. Хотелось плакать от жалости к себе, оттого, что не готова она была к такому известию. Она заплакала. Горячая вода приятно ласкала иззябшее тело. Тяжело было на душе и в сердце пусто. Нет мечты. Счастье, как бледная дымка, застилающая яркую луну. Нет любви.
Любовь – вот ради чего живет человек на земле. Почему нет любви? Встретит она свою любовь. Пусть не будет мужа, но будет просто любовь. Любовь! А ее любовь к Славе. Разве это любовь? Надо ли жалеть о ней? Она его любовь, словно крошечное облако, величиной с человеческую ладонь, плывет по небу и исчезает. Обтерлась махровым жестким полотенцем, растерев тело до розового цвета, накинула халат, вошла в комнату и распечатала письмо.
Света! Ты мое очарование, моя сердечная боль. Люблю, люблю тебя. Но она беременна, нужен свадебный ритуал, чтобы не родить в невестах. Если хочешь, мы встретимся.
Всегда твой Слава.

Света прочла письмо и задумалась. Она уже была способна оценить, отшелушить все ненужное, все наносное на коконе своей судьбы. Понять все, перенеся душевные муки, как физическую боль и жить, но уже с новым главным желанием. Время лечит. Со временем приходит осознание того, что нет вечной и счастливой любви, есть плотское желание, как у Славы, похотливое желание сомца.  «Она беременна. Она беременна? Что же это? Он встречался с ней, а спал с другой?»
Света по натуре склонная к самоанализу и трезвой наблюдательности, дала себе обещание внимательно изучать мужчин, не отвергать их ухаживания, и не спешить принимать решения.

Юля! Счастье стучало в ее дверь и она чувствовала это. Она была из тех натур, прекрасных душой, какой – то внутренней притягательной силой, магнетизмом, которые в невинности своей, сердцем угадывают глубочайшие тайны жизни. Она была счастлива, улыбка не сходила с ее губ, озаряя лицо. И казалось ей, что жизнь ее подобно облачной дымке, сквозь которую пробивается утреннее солнце, окрашивая все вокруг в розовые и золотистые тона. Светило ласковое солнце, шуршала под ее ногами золотая и багряного цвета листва, гонимая по асфальту легким ветерком.
- Юля, - услышала она.
Ее счастливое лицо обернулось. Это был он.
- Я ждал тебя, что случилось?
- Автобус изломался, - сказала она весело.
Он взял из ее рук дорожную сумку, обнял другой рукой за плечи и повел к ожидавшей не  вдалеке машине.

Олег! Он всегда считал, что жизнью его управляет таинственный рок и, что жизнь была послана ему для мытарства. Она вошла в его жизнь стремительно, можно сказать была брошена в его объятия, чтобы он насладился ею, как можно скорее, как будто он неизбежная жертва, с коротким сроком пребывания на земле. Он лежал во мраке своей комнаты, охваченный нервной дрожью, в ушах у него звенело, сердце колотилось. Чудесный утренний ветерок освежал, умеряя лихорадку его чувств.  - Уеду, - решил он, - но встречусь с ней в последний раз. Он позвонил и прежде, чем она ответила «нет», сказал: Я уезжаю, но хотел сказать тебе что – то очень важное. Это важно не столько для меня, это важно знать тебе. Я жду тебя в кафе «Исток» через час.
- Хорошо, я приду, - нехотя, ответила она.
Но едва он увидел ее, что – то лучшее, что было в нем вдруг радостно проснулось в его душе.
Чувство это исчезло, как только она подошла к столу, серьезная и недосягаемая. Взглянув на него холодной сталью серых глаз, спросила:
- Что ты хотел мне сказать?
- Ты присядь. Хочешь выпить?
- Что выпить?
- Вино твое любимое, - ответил он.
Он из бутылки стал наливать вино в бокал, вдруг рука задрожала, и несколько капель растеклись по скатерти красными, как кровь, пятнами.
- Как кровь, - сказал он. Давай выпьем и расстанемся навсегда. Я хочу уехать.
- Это прекрасно, что ты уезжаешь. Я смогу спокойно жить.
- Да, ты будешь спокойно жить, - ответил он.
- Что ты хотел мне сказать? Говори, я очень спешу.
Она резкими движениями передвигала фужер с места на место. Нервничала.
- Хотел стих тебе прочитать. Ты послушай, успокойся. Он не большой.
Я вынул сердце из груди
Тебе дарю его, бери.
Он протянул к ней руку, как будто доверчиво держал в руке свое сердце. Она, вскинув на него недовольный взгляд, презрительно усмехнулась, как всегда это делала, когда хотела унизить его.
Возьми не бойся, ведь оно
Тобою было зажжено.
Он опустил протянутую во время диалога руку, и она упала на стол, уронив бокал с вином. Красное вино растекалось по скатерти огромным пятном. Он поднял руку над столом, с нее стекало вино, красное как кровь.
- У меня на руках кровь! Ты видишь, у меня на руках кровь?
Он обтирал салфеткой пальцы, продолжая читать стих.
Тебе протягиваю то я
В чем держалась жизнь моя
Но не берешь, тебе оно
Теперь уж больше не нужно.
Мне остается лишь одно
Смотреть когда умрет оно.
Он видел, что стих, в чем заключался смысл его разговора с ней, не тронул ее. Ее глаза были опущены, пальцы нервно перебирали край скатерти. Он внутренне извивался от боли, он готов был целовать следы ее ног, умолять, но ни чем, видел он, уже не тронуть сердце этой жестокой красивой женщины. Его взгляд обжег ее огнем. О, как он любил ее и ненавидел с такой же силой. Ему было не выносимо ее высокомерие, ее надменный вид, унижающий его самолюбие, его любовь. У него были такие страдальческие, ужасные глаза и горящие губы, что она не в силах больше видеть этого встала, как только он прочел стих до конца и замолчав, опустил голову на сомкнутые пальцы рук, отперевшихся локтями на стол.
- Я ухожу, - сказала она. Я уже опаздываю.
- Нет, нет. Подожди, я увезу тебя. Я на машине.

Он очень быстро встал, подошел к ней, взяв за руку, сказал:
- Идем, я увезу тебя, куда скажешь.
Ей лучше было бы уйти, но она послушно пошла с ним. Он помог ей  устроиться на переднее сидение, захлопнув дверцу. Сам уселся за руль.
- Пристегни ремень, - сказал он.
- Его заело. Не могу вытянуть.
Он наклонился к ней, коснувшись лицом ее груди, замер, ощущая возбуждающий аромат, исходивший от нее, пьянящий. Вытянул ремень и зафиксировал. Голова шла кругом. Мысли его беспорядочно метались. «Уехать?  Нет, быть с ней навсегда. Что стоит моя жизнь без нее».
Он ехал медленно. Неистово забилось сердце от возникших вдруг мыслей, холодок пробежал по спине и он содрогнулся.
- Высадишь меня у гастронома, - сказала она.
Он не слушал ее. «С ней навсегда. Только с ней мне и смерть не страшна. Умру с ней». Он прибавил скорость и, как одержимый повторял одно и то же. «Умру с ней. Умрем вместе. Только с ней мне и смерть не страшна. Последний раз ощутить ее тело, целовать ее губы, быть с ней, как одно целое. Навсегда вместе».  Он несся с большой скоростью, выехал на новую еще не достроенную трассу, в конце которой был обрыв.
- Куда ты везешь меня? Остановись! Немедленно остановись!
Она попыталась отстегнуть ремень безопасности, но Олег зажал замок ремня рукой.
- Выпусти меня! – кричала она. Выпусти! Остановись, куда ты несешься? Там нет дороги. Там обрыв.
- Мне надо поговорить с тобой по – другому. Поговорить, как я хочу.
- Не о чем нам разговаривать с тобой. Не хочу ни каких разговоров, выпусти меня.
- Мне нужно поговорить с тобой, и я поговорю. Я хочу не только поговорить, я хочу любить тебя, я хочу целовать тебя. Я многое от тебя хочу и все сегодня я получу.
Она рвала ремень, она хотела освободиться, но он крепко сжал ее руку.
- Сиди тихо, а то разобьемся, не доехав до цели. А наша цель, любовь моя, уже недалеко. Мы навсегда будем вместе. Навсегда вместе. Ты ни куда не с кем не уйдешь от меня.
Его слова насторожили ее. Она поняла их смысл и задрожала, запаниковала и заговорила тихо, проникновенно:
- Олег остановись, пожалуйста. Я обещаю тебе, что вернусь. Я обещаю. Я клянусь.
- Жаль, что маг не может посмотреть твою руку. Линия жизни у тебя, наверное, такая же короткая, как у меня.
- Что ты мелешь? Какой маг? Олег там нет дороги, там обрыв. Ну остановись ты, куда везешь меня? Зачем?
- Нам с тобой не нужна дорога. Мы с тобой в омут головой.
- Я не хочу! – кричала она. Я не хочу умирать! – рыдала она.
Она рвала ремень, в истерике кричала и рыдала.
- Мы умрем вместе, мы умрем вместе, - повторял Олег иступлено.
У него светились бешеным огнем глаза, рот кривился в нервной усмешке. Он был ужасен. Машину он остановил в метре от обрыва.
- Мы приехали. А сейчас предсмертный ритуал и на небеса. В омут ты не хочешь, как я понял.
Он сидел, уронив голову на руки, лежавшие на руле. Она затихла, смотрела на него глазами полными отчаяния и слез. Казалось, он уснул. Только она попыталась отстегнуть ремень, как он тут же поднял голову, наклонился к ней, прижав руками ее плечи к спинке сидения, и поцеловал в губы страстным, длительным поцелуем. Освободив руки,  она оттолкнула его. Он больно ударил ее по лицу. Из уголков ее губ выступила кровь. Он языком слизнул ее и снова припал к губам. Он целовал ее. Он терзал ее губы, языком блуждал  во рту. Она задыхалась, вертела головой.  Он взял ее голову в свои руки и целовал, целовал, целовал. Он поднял лицо, оно было в крови. Широко открытыми глазами полными ужаса и страха, она смотрела на него. Перед ее глазами был вампир, сосущий ее кровь. Она закрыла глаза, из них ручьем стекали слезы. Болели распухшие от поцелуев губы.
- Тебе страшно? – спросил он. Не бойся. Смерть наступит быстро. Мы не будем спешить. Мы будем любить друг друга, а после вместе, навсегда. Ха – ха – ха.
- Ты маньяк, - сказала она тихо.
- Да, я маньяк. Мы умрем на закате, на вечерней заре, это так романтично. Я любил тебя так, как никто никогда не любил. Я скучал по губам твоим, по твоей лебединой шее, по груди твоей соблазнительной, по твоему телу. И сейчас я буду любить тебя неистово и жадно.
- Ты животное, ты ….
- Не трать по – напрасному  свой запас ругательств. Это меня сейчас не обидит.
Ты моя от волоска на твоей прелестной головке, до того сокровенного места, где сбывается моя мечта.
Он достал из бардачка машины распечатанную бутылку коньяка. Отвернул крышку и протянул ей.
- Пей. Тебе холодно? Пей из горлышка. Согреешься и успокоишься. Ты должна будешь принять очищение, через покаяние. Да, да, - смеялся истеричным смехом он.
Она отвернула от него голову и в окно заметила, как темная грозовая туча надвигалась на них. Вдалеке урчал гром.
- О, боги, спасите меня от этого маньяка, - беззвучно шептала она.
Он повернул рукой ее голову, а другой рукой поднес бутылку к ее лицу и, вставив горлышко ей в рот, наклонил.
- Пей, говорю тебе.
Она не могла проглотить, задыхалась, из глаз лились слезы. Наконец она проглотила, и крепкий напиток обжег ей горло, а после тепло разлилось по всему телу.
- Вот так, вот так, - приговаривал он. Стало хорошо?
В голове шумело от выпитого коньяка, ей стало тепло и спокойно.
- Олег, прошу тебя, уедем домой. Сейчас начнется гроза.
Олег пил из бутылки, запрокинув голову. Она видела, как нервно двигался его кадык на шее и коньяк ручейками стекал по подбородку. Уже пьяный он кинул пустую бутылку на заднее сидение.
- Олег, расстегни ремень. Освободи, прошу тебя.
- Нет, - ответил он. Чтобы ты снова ушла от меня? Ты моя, моя навсегда. А ведь мы с тобой еще не любили друг друга.
Он наклонился над ней, откинул кресло. Она оказалась в горизонтальном положении.
- Вот так, - говорил он, проводя рукой по ее ногам.
Упираясь руками ему в грудь, она пыталась оттолкнуть его. Тогда он, вытянув пояс из своих брюк,  связал ей руки. Он стягивал с нее джинсы  и всякий раз, когда она отталкивала его, бранился и бил. Смертельно бледное безумное его лицо, было страшным. Она тихо просила: Отпусти меня, ради бога. Отпусти меня. Отпусти.
- Поздно. Уже поздно, - едва ворочая языком, говорил он. Поздно, - говорил он, - поздно.
Он овладел ею, стискивая тело так, что хрустели косточки. Откинув голову, расширив глаза, она уже не билась, не противилась. Он овладевал ею снова и снова с остервенением, с животной страстью, рычал, кричал, терзая. Она избитая полуживая тихо лежала, не было слез, и боль притупилась. Совсем без сил он оставил ее истерзанное, униженное и оскверненное тело. Уронив голову на руль, закрыл глаза.
- Прости! – мысленно сказал ей всей душой. Если бы ты любила меня, ты простила бы меня, как прощаю я тебя за все мои страдания. Жизнь разлучила нас. Тайная сила не дала нам заглянуть в душу друг друга в наши лучшие минуты. Лучшие минуты моей любви к тебе – моя печаль о тебе вдали от тебя, моя радость, что и в печали и одиночестве и в страданиях я люблю тебя. Я прощаю тебя. Я не держу тебя больше.
Она почувствовала, что пояс слетел с запястья и ремень безопасности расстегнут. Превозмогая боль, она повернулась и увидела, что его голова лежит на руле. «Господи дай мне сил». Она села. Все тело невыносимо болело. «Вставай и уходи. Уходи, - кто – то говорил у нее внутри. Вставай и уходи. Уходи». Она подняла одежду, что валялась тут же, прижала ее одной рукой к груди, другой, правой, нажала на ручку и дверь подалась. Поставила босые ноги на землю, та обожгла ее холодом. Дрожь прошла по всему телу. Она вышла из машины, оглянулась на спящего Олега и, раня босые ноги об острые камни, пошла. Холод освежил ее обнаженное истерзанное тело, пробуждая жажду жизни. Она неспешно двигалась к огромному камню, на краю обрыва, чтобы укрыться. Сердце ныло, голову туманило. С трудом натянула брюки на голое тело, надела курточку. Ее била дрожь. Она оглянулась, увидела не длинную, но толстую палку. Не верными шагами, она дошла до нее и взяла в руки. «Убью, - решила она». Услышала, заработал мотор, и увидела, как машина с обрыва полетела вниз. Мертвая тишина стояла над землей, блестели разноцветные узоры звезд. Слабо блестело шоссе, пропадая в сумерках. Она долго стояла, стиснув зубы и мрачно глядя вдаль.
Женя медленно шел к дому друга со стороны большой раскидистой черемухи. Во дворе было спокойно и тихо, ни малейшего дуновения ветерка, только на ветках трещали воробьи. Ни что, казалось, не нарушало покой и мирную жизнь двора. Присмотревшись, он не увидел следов траурной церемонии. Путаница мыслей испортила ему настроение, утомила, он устал, был голоден и хотел спать. Он вышел из своего укрытия, щурясь от солнца, глубоко всей грудью вдохнул свежий, еще теплый осенний воздух и пошел к школьной подруге, в надежде узнать все. Он любовался городом в осеннем убранстве, голубым чистым небом, шелестом листвы под ногами. Теплое осеннее солнце щурилось, улыбалось, сквозь бледную осеннюю дымку в небе. Он шел по длинной березовой аллее, потом среди разных старых деревьев, где пахло осенней листвой, и орали в деревьях галки. Шел и думал. Красота всего этого, так взволновало его сердце счастьем и потребностью любить что, выйдя к дому его подруги, вбежал на крыльцо, замер, и почувствовал себя точно перед пропастью. Она встретила его на пороге, как только он позвонил, веселая, улыбающаяся.
- Женя!? Как я рада! Я так рада, что ты,  наконец, приехал.
Она прижалась к его груди, обняла за шею, поцеловала в щечку, а после нашла губы и целовала их.
- Получил телеграмму?
- Получил. Ты послала? Уже похоронили?
Она взяла его за руку и ввела, пятясь задом, в прихожую.
- Проходи. Давай твой рюкзак. Устал?
- Устал, чертовски устал. Есть хочу, и спать хочу. Автобус поломался и всю ночь жег костер и поил чаем пассажиров.
- Отчего он умер? – спросил Женя.
- Кто умер?
- Витка, отчего умер?
- Он не умер, - ответила она.
- Я что – то не понял. Это розыгрыш? Это жестоко.
- Понимаешь, у меня завтра день рождение. Ты помнишь? Я так хотела увидеть тебя. Так хотела, чтобы ты приехал. По – другому тебя бы не отпустили. Хочешь принять душ?  Не дуйся ты, Женька. Я люблю тебя. Понимаешь, люблю. Да, я поступила плохо, но я люблю тебя.
- Где Витька? С ним все в порядке?
- Он уехал работать за рубеж. Ты что же не переписываешься с ним?
- Нет. Да и куда мне писать?
- Иди в душ быстро. Ты останешься у меня? Мамы нет, и долго не будет. Погостишь, отдохнешь, повеселимся завтра, и уедешь ты в свой лес. Ты не сердишься на меня, Женя?
- Не сержусь. Я тоже люблю тебя.
Ему было легко и просто с ней. Грусть прошла, уступив место добродушно - веселому настроению и тихо напевая, он вошел в душевую кабину. «Если что –то  тебе кажется слишком хорошо, то оно, наверное, так и есть, - еще при жизни, сказала ему мать».
День был облачный, ветреный – конец сентября. Деревья на бульварах и около тротуаров старые раскидистые, шумели сухой листвой, ветер гнал облако пыли и качал их из стороны в сторону. Ему казалось, что он никогда еще не был таким одиноким и печальным. На глаза выступали слезы и, стараясь скрыть их, он опять бродил среди деревьев, слушал успокаивающий шелест засохшей листвы. Александр был в отчаянии. Разбился Олег. Убила его любовь не разделенная, не понятая, грустно подумал он. Помнил, как накануне трагедии, он ждал Олега у себя дома. Тот позвонил и сказал: Я не смогу придти сегодня. У меня встреча с женщиной, которую я люблю.
- Олег не встречайся с ней, - сказал Александр. Эта встреча тебе не нужна.
- Отчего же? Должен же я проститься с ней.
- Олег, не встречайся с ней. Отпусти ее. Она не любит тебя и ты должен смириться. Скажи, друг, ты любишь ее?
- Очень. Я люблю ее безумно, ты понимаешь?
- Тогда пойми ее и отпусти.
- А как же я буду жить? Что стоит моя жизнь без нее.
- Олег, ты должен понять, что таким образом не добьешься ее любви. Отпусти ее. Пойми ты, не сложились у вас отношения, не судьба значит.
- Судьба, не судьба. Кто знает, где она моя судьба? «Она» моя судьба. Я знаю. Я чувствую это.
- Почему же тогда она не чувствует? Судьба, если она по – настоящему судьба, взаимна.
- Что ты лезешь, Сашка, в мою жизнь? Зачем? Я умру с ней. Моя смерть с ней – моя судьба.
- Олег, подумай, ты молод, ты умный талантливый парень. Уезжай. Ты слышишь, уезжай.
- Ох, Сашка, если б все было так просто. Во мне, словно, какой – то дьявол сидит. Он толкает меня в пропасть. Я не хочу один. Я с ней хочу.
- Олег!
- Прощай, друг. Я так решил. Я не разочарую мага. Он видел мою смерть на руке, но молчал.
Он подошел к дому, где был офис Ивана Ивановича. Первые минуты он стоял, стараясь успокоиться, отогнать скорбь и отчаяние, придать лицу спокойное выражение. Открыл дверь комнаты, улыбка озарила его лицо, при виде мага.
Иван Иванович увидел Александра и широко улыбнулся, блеском синих веселых глаз.
- Александр!? Входи.
- Узнали меня, Иван Иванович?
- Узнал? Я тебя не забывал, - смеялся он.
- Я был на похоронах Олега. Он разбился.
- Я знаю, знаю. Ты присядь, Саша. Да, я знал, что его смерть близка. Но разве мог я сказать такое молодому мужчине?  Я не смог. Первый раз в жизни покривил душой.
- Олег знал, что вы скрыли от него это. Не успел я увезти его в Германию.
- Ты не спас бы его, а лишь оттянул время. Как твои дела? Нашел свою судьбу?
- А ведь она была рядом.
- Да, она была рядом. Верно, вы сказали, она была рядом. Мне пора, Иван Иванович.
Он подал ему визитную карточку.
- Здесь мой телефон есть и адрес. Будут проблемы, звоните, приезжайте, помогу, чем смогу.
- Дрезден? Это Германия. Спасибо, Саша. Спасибо.
- До свидания, - сказал Александр и вышел.

Щурясь от ослепительного сверкания снега, глубоко дыша холодным воздухом, он шел мимо университетской ограды, за которой росли деревья. Ветки, белые от инея нависли над головой., пар шел от дыхания, солнце пригревало щеку. Тротуар, по которому он шел не был закатан и снег в некоторых местах доходил по щиколотку. Бледно желтым пятном обозначилось солнце на облачном синем небе. Поземка струйками кружилась на гребнях сугробов, подхватывалась и развивалась белой пылью. Он подошел к дому, где был офис Берг Ивана Ивановича. Дверь в комнату была приоткрыта. Женя легко бесшумно открыл ее и тихо вошел. Иван Иванович  писал. Он стоял какое – то время, разглядывая мага. Сосредоточенное лицо, губы что – то шептали и быстро, быстро по листу бумаги скользила ручка. Вдруг он поднял голову, почувствовал на себе пристальный взгляд и губы его расплылись в улыбке.
- Женя!? Заходи, Женя.
- Здравствуйте, Иван Иванович.
- Здравствуй, Женя. Проходи, присаживайся.
Он отложил ручку, отодвинул лист, на котором писал, достал пачку сигарет, взял себе сигарету и протянул Жене.
- Давай покурим, Женя.
- По – моему вы осенью не курили?
- Курил, курил. У костра не хотелось.
- Иван Иванович, вы что – то пишете?
- Пишу, Женя, пишу. Написал повесть «Ночной костер». Недавно закончил.
- Какой конец этой повести?
- Лена оставила своего мужа – капитана дальнего плавания и вышла замуж за Алексея. У них родился сын. Вышла замуж за первого мужа Юля. У нее родилась двойня – мальчик и девочка. Поженились Александр и Дина. Прошла ее первая успешная выставка картин. Света замуж не вышла, но растит сына. Станислав Николаевич снова в Египте, штурмует их пирамиды. Олег, к сожалению, умер. Разбился на машине. Вот и все. Как ты живешь, Женя?
- Разве вы обо мне ничего не написали в своей повести?
- Написал. Сейчас послушаю тебя и возможно кое – что изменю.
- Я женился на школьной подруге, что прислала мне очень непонятную телеграмму.
И Женя рассказал Ивану Ивановичу все. Долго они еще сидели и вспоминали колдовскую ночь у костра.