Шанс. 16

Начало см.  http://www.proza.ru/2010/07/09/1043
            http://www.proza.ru/2010/07/10/872
            http://www.proza.ru/2010/07/11/462
            http://www.proza.ru/2010/07/12/114
            http://www.proza.ru/2010/07/14/29
            http://www.proza.ru/2010/07/15/87
            http://www.proza.ru/2010/07/18/847
            http://www.proza.ru/2010/07/19/1353

16
- Шурик! – донёсся из комнаты Валерии Ивановны слабый зов. – Зайди ко мне.
- Да, мамуленька? – заглянул к ней Шурик. Валерия Ивановна возлежала на диване. – Что ты? Тебе нехорошо? Что-нибудь дать?
- Да, нехорошо, – Валерия Ивановна с видимым трудом села. – Мне надо тебе… кое-что сказать. Я очень плохо спала. Ты догадываешься, почему?
Шурик неопределённо пожал плечами и молча развёл руки в стороны.
- Да, да, мой милый, – набрал силу голос Валерии Ивановны. – Да! Именно. Слишком… шумно было здесь этой ночью. Как это можно?! Надо быть посдержанней! Я, конечно, понимаю, что у вас была первая, так сказать, супружеская… по-настоящему брачная… ночь, но вы могли бы считаться с моим присутствием в квартире! Я не виню Ирочку. Но ты, мужчина… ты старше, ты должен был ей объяснить, что следует уважать твою мать. Ты должен воспитать в Ирочке скромность. Уму непостижимо… в наше время… мы с Виталием…
- Мама, – не вытерпел Шурик, – ну не надо, прошу тебя! Я, конечно, приношу тебе свои извинения, и постараюсь… Но ты знаешь… я так счастлив! Это что-то необыкновенное… и есть одно обстоятельство… совершенно в моей жизни исключительное…
- Шурик, – сурово оборвала Валерия Ивановна, – не нужно подробностей. Избавь, избавь! Как ты не понимаешь? Это не-при-лич-но! Ирочка держит себя при мне… слишком свободно. Слишком! Я готова учесть – она очень молода, неотёсанна, ей не хватает воспитания, она росла в этих… Сивцах, но  ты! Ты – тоже… Эти откровенные телодвижения, эти развратные игры у меня на виду… Вы были в ванной вдвоём! – Валерия Ивановна округлила глаза. – Мы, с твоим отцом…
- Я показывал ей, где что… – поспешил с оправданиями Шурик.
- Не надо! Не надо увёрток, – отрезала Валерия Ивановна. – Вы были там слишком долго. Тридцать четыре минуты!
Шурик нездешне-мечтательно улыбнулся.
- Тебе смешно? Вот как… Ты совершенно не думаешь о матери! Я не слепая. Я всё вижу и слышу.
- Мама, – улыбка Шурика погасла, – ты всё-таки переходишь некоторые границы…
- Ах, это я их перехожу? Это неслыханно. С больной головы на здоровую. Надо, мой милый, сдерживать свои животные страсти! Мне было стыдно смотреть на вас. Я не знала, куда деть глаза. Это недопустимо! Я просто требую вести себя пристойно, в моём присутствии хотя бы. И потом… разные детали… фильтр для воды! – взвизгнула Валерия Ивановна.
- Какой фильтр?
- Уж будь любезен, – Валерия Ивановна понизила голос на два тона, но подпустила в него изрядную порцию яда, – объясни Ирочке, что в нашем доме принято пользоваться фильтром для воды! Я не собираюсь окончательно гробить своё здоровье из-за того, что вам лень очистить воду, потратив на это лишние две минуты. Она отказалась это сделать!
- Хорошо, – нетерпеливо согласился Шурик, – я скажу Ирочке.
- Теперь каша, – продолжила «список» Валерия Ивановна. – Тебе прекрасно известно, что я годами, по утрам, невзирая ни на что, варила твоему отцу на завтрак кашу. Нет завтрака полезнее! Когда ты жил с нами, ты придерживался правил здорового питания неукоснительно – благодаря мне. Но твоя Алек… твоя бывшая жена загубила твоё здоровье, и теперь у тебя гастрит! Ты видишь, что я, если ты идёшь к первой лекции, всегда – всегда! как бы я себя ни чувствовала… а ведь я на пенсии и могла бы спокойно нежиться в постели допоздна! Я не ленюсь подняться и сварить тебе на завтрак кашу, чтобы хоть в некоторой мере возместить тот ущерб, который она нанесла…
Валерия Ивановна горячилась, приводила примеры и доводы, наслаждаясь безупречной стройностью и убедительностью своих речей, но Шурик перестал её слушать, и слова Валерии Ивановны перестукивали бессмысленными сухими молоточками где-то в отдалении, словно музыка через стену. Воюет… воительница. Зачем, для чего… Да, мамуля умеет всё испортить. Так и норовит влить жирную каплю дурно пахнущего чёрного дёгтя в благоуханный мёд минувшей ночи. Жаркий щекотный шёпот прямо в ухо, неловкий от смущения, совсем по-девчоночьи, шутливо-жалобно: «Ты во мне такую дырку расковырял…» Дыхание перехватило от такой награды: «Ирочка… ты хочешь сказать, что никогда?.. никто?..» Лёгкий выдох: «Аха…» Это уже не просто услаждение плоти – она ждала его, именно ему вручила… доверилась, позвала войти в дверь своего будущего, избрала… о, милая моя, смогу ли оправдать и отплатить! Невесомо-нежная струна трепещет где-то внутри, ввергая в изнеможение от гордого восторга и любви ко всему мирозданию… Бедная, бедная мамуля! Маленькая, иссохшая, беспомощная… Тебе уже не понять, не испытать… на твою долю остались только сражения за каши и фильтры… какая ничтожная проза.
- Мамуленька, – мягко сказал Шурик, – ты не волнуйся, я всё понял. Какие пустяки… Это всего лишь незначительные мелочи. Напрасно ты так переживаешь, всё со временем утрясётся, всё будет превосходно, ты увидишь. Я в этом уверен. – Он встал и поцеловал мать в сухой поседелый висок. – Тебе надо успокоиться и отдохнуть. Поспи, я буду собираться на работу, мне уже скоро.
Валерия Ивановна, не успев остыть от пыла битвы, озадаченно проводила взглядом широкую сыновнюю спину, скрывшуюся за дверью. Победа или поражение? Что это он с ней так… снисходительно! Ишь, умник выискался. Посмотрим, посмотрим…
В углу кухни пылал оранжево всклокоченный мячик: свесившись головой, Антонина высматривала внизу мусорное ведро, назначенное для неё Ирочкой. Шурик взял куклу, прижал к себе, пригладил встрёпанные мочалки волос и заглянул в навек наивное личико.
- Ну что, веселушка, – сказал вполголоса, – ты-то хоть не унываешь? Куда в ведёрко глядишь? Отставкой пригрозили? Не горюй… всё изменится. Сандрик ты, сандрик…
Это слово привело за собой напрочь забытую за ночь Сашу, её одинокую фигурку в разноликой толпе платформы метро, усталый взмах ладошкой напоследок. В музыку радостных предвкушений нежданно вторглась посторонняя нота. Беспокойная, мешающая нота вины.
Он медленно прошёл в кабинет, постоял там у окна, раскалённого ранним майским жаром, вернулся в прохладную полутьму коридора. Замер там, покачиваясь с носка на пятку, слушал жалобный скрип паркетных дощечек. Выдохнул долго и протяжно-длинно, словно боясь прервать эту выходящую из него струю, и скользящим шагом мима двинулся к комнате матери, постучал слабо и часто.
- Мамуля… ты не спишь?
Валерия Ивановна листала у телевизора телепрограммку.
- Что ты?
- Мама… я подумал – а вдруг ты ошибаешься?
- То есть? О чём ты? – напряглась Валерия Ивановна.
- Мне пришло в голову… – тянул нерешительно Шурик, – как поступить… Как ты думаешь… Как поступить, если у Саши всё-таки будет ребёнок?
Валерия Ивановна уронила программку на стол и онемела в изумлении.
- Собственно… какая даже разница, чей… Мы столько лет были вместе, а теперь она… осталась…
- У разбитого корыта! – закончила Валерия Ивановна. – И ты решил её пожалеть!
Валерия Ивановна снова взяла программку – чтобы шлёпнуть ею по столу покрепче.
- Нет, как сильна, ну как сильна наследственность! Ты сын своего отца. Рассчитываешь сидеть на двух стульях?! Вздумал идти на попятный! Ему жаль Александру! Ах, какие мы жалостливые! А меня тебе не жаль? А Ирочку твою тебе не жаль? Нельзя быть такой тряпкой! Забудь ты навсегда про эту Александру! Мы обо всём вчера, кажется, договорились. А сегодня ему её – жаль! – Валерия Ивановна в негодовании всплеснула руками.
- Жаль, – хмуро признался Шурик. – Нас многое связывает, мама…
- Не смей! – Валерия Ивановна даже притопнула ногой. – Не смей мне даже говорить об этом! Да как ты смеешь…
Валерия Ивановна оборвала сама себя и в волнении заходила по комнате.
- Мне непонятно твоё негодование, мама. – Шурик обескуражено следил за матерью глазами. – И твоя черствость…
- Ах, моя чёрствость! Ты, безответственный оболтус… – Валерия Ивановна резко остановилась. – Ну, хватит. Я вижу, ты никак не уймёшься. Ну что же. Я давала слово Ирочке, но приходится… идти на это. Тебя надо остановить! В конце концов, с Ирочкой вы объяснитесь сами. Она даже не представляет, с кем имеет дело… Всё, как всегда, на мне. Всё обрушивается на мои слабые плечи!
- О чём ты? – недоумение Шурика росло.
- Не понимаешь! Где уж! Ну вот что я тебе скажу. Хватит метаться между двумя… – Валерия Ивановна старалась отыскать пристойное слово и не нашла. – У тебя УЖЕ есть ребёнок! – выпалила Валерия Ивановна.
- Какой ребёнок?!
- Какой! – Открыв «заветную тайну», Валерия Ивановна враз обмякла, немного испугалась, подумав об объяснении с Ирочкой, и стала накапывать валерьянку в дежурную рюмочку. – Такой вот. Я не хотела вмешиваться, но раз ты так колеблешься… Ты должен знать – Ирочка беременна! – торжественно возгласила Валерия Ивановна.
- Беременна… – тупо повторил Шурик. – Как беременна… от кого… беременна?
- Осёл! – фыркнула Валерия Ивановна. – Он спрашивает, от кого! Негодяй. От тебя, разумеется. Ирочка сама мне вчера утром призналась… но хочет получить несомненные подтверждения. Ещё не до конца уверена. Понимаешь теперь? Ирочка носит твоего ребёнка, а ты… шляешься… туда-сюда.
Шурик смотрел перед собой остановившимся взором; на лице его не было радости, что Валерия Ивановна отметила с удовлетворением: добегался…
- Зачем… – слабо дёрнулись Шуриковы губы.
- Что? – не расслышала Валерия Ивановна.
Шурик молчал, потемнев лицом. Валерия Ивановна ждала; наконец, Шурик снова отворил рот, кривовато усмехнувшись:
- И давно она беременна?.. от меня?
- Уже месяц, – с готовностью доложила свою осведомлённость Валерия Ивановна. – Сразу, как только вы… сошлись. – Она подождала ещё немного и недовольно заметила: – Ты не должен был, кстати, скрывать это от матери! Эти тайны к добру не приводят, как видишь. Но… всё оказалось к лучшему…
Валерия Ивановна хотела продолжить свои упрёки, наставления и сделать надлежащие выводы, но Шурик вдруг непочтительно развернулся и вышел вон. Валерия Ивановна проводила его пристальным взглядом, прислушалась: пошёл в маленькую комнату. Она на цыпочках приблизилась в своей двери, сделала узкую щель и приложилась ухом. Тишина. Затаился, как мышь в углу… Ну-ну, пусть подумает над своим поведением. Вот – заходил, заходил… заметался. Бросил что-то. Уронил. Бесится, досадует? То-то, голубчик. Надо отвечать за свои вольности. Опять непонятное затишье. Валерия Ивановна истомилась ожиданием и чуть не упустила момент, когда Шурик стремительно вышел в прихожую – она едва успела притворить створку своей двери. Что он там делает? Возится, шумит… Валерия Ивановна вышла из комнаты: Шурик шарил по полкам, открывал шкафчики, перебирал обувную шеренгу…
- Что это ты ищешь? – озабоченно вопросила Валерия Ивановна.
Не отрываясь от рассматривания башмаков, Шурик задумчиво сказал:
- Так ты говоришь… к лучшему? Да, мама… ты права! Всё к лучшему. – Держа в руках дырчатую летнюю сандалету, он повернулся к ней. – Я понимаю, отчего вы с Ирочкой столковались… Вы одними тропами ходите, и мысли у вас в головах рождаются схожие… По одной схеме!
- Не понимаю… – растерялась Валерия Ивановна. – Ты, кажется, МЕНЯ в чём-то обвиняешь?!
- Я, конечно, олух… шут и паяц, но только тогда, когда сам этого хочу. – Шурик скрылся в кабинете; Валерия Ивановна двинулась было следом, грозно наливаясь гневом:
- Что… что такое? что за дичь ты несёшь?
Но Шурик уже выходил обратно, таща туго набитую дорожную сумку.
- Что происходит? – запаниковала Валерия Ивановна, едва не опрокинутая объёмистым баулом. – Куда это ты собрался? С чемоданом? В институт?!
- К жене, – отвечал Шурик с деревянным спокойствием, не предполагающим обсуждений.
- К какой жене?.. – с ужасом пролепетала Валерия Ивановна, чуя стихию, которой не в силах противостоять, – Что ты задумал?! Ирочка…
- И-и-и-рочка… – передразнил протяжно Шурик и засмеялся.
«Он помешался», – мелькнула у Валерии Ивановны отчаянная мысль. Шурик наклонился к ней доверительно, и тихо, радостно сообщил:
- Она уверила меня, что я, сегодня ночью… я лишил её… как это говорится… этой… этой самой… ха-ха… невинности. Невинности! – Он опять рассмеялся. – Понимаешь? Сегодня ночью мне это… удалось! – Он отшатнулся и размеренно захохотал. Ха, ха, ха – вылетали из него сухие, округлые смешки и катились врассыпную.
Валерия Ивановна стояла столбом, нижняя губа её отвисала всё сильнее, брови уползли под самые кудельки реденькой чёлки. Шурик внезапно оборвал смех и молча наблюдал материнское оцепенение.
- Славно ты её «спалила», как говорят мои студенты, – сказал он спокойно. – Вы уж с ней сами разберитесь, кому она лжёт – тебе или мне. – Он открыл входную дверь и подхватил «чемодан». – Я не могу… здесь трудно дышать… всё пропитано… – тяжёлая толстая створка отделила от Валерии Ивановны последние слова; металлический язычок замка оглушительно щёлкнул, и звук этот стремглав пронёсся по всей опустевшей квартире, торопясь добраться в её самые дальние углы.

(Окончание см. http://www.proza.ru/2010/07/20/83)